Малороссия. Новороссия. Крым. Полная история южного русского края

Девятого мая происходит встреча лета или «поперуга лята», что значит в переводе – ласточка летает (в Бердянском уезде название искажено в «пеперуда ляда» – мотылек купается). В этот день по домам ходит девочка – сирота с венком на голове и кропит водой все комнаты, за что ее награждают мукой, маслом и пр. Летом в праздник молодежь обыкновенно водит «хору» или хоровод, на котором поются песни под аккомпанемент болгарских национальных инструментов – «гайды» (козья шкура с приделанными к ней трубками) или «кеменче» (род трехструнной скрипки), а в последнее время и русской гармоники. Осенью после полевых работ молодежь собирается около костров, которые раньше раскладывались прямо на улице, но из-за безопасности воспрещены полицией, и потому молодежь в некоторых деревнях стала собираться по домам; в последнем случае эти сборища – «супредки» или «селянки» утрачивают уже прежнюю оригинальность и обращаются в простые вечеринки. Кое-где сохранилась еще «межа», во время которой женщины собираются в один дом и прядут в пользу хозяйки за угощение с ее стороны, и «дружини-зупрядки», но без парней. Народные песни, бедные по содержанию и с заунывным, однообразным мотивом, поются почти исключительно женщинами и в последнее время вытесняются русскими; остались кое-где «колядки» – плач матери по сыне.

Семейный быт колониста-болгарина не вышел еще из-под основ патриархальности; следы восточного деспотизма по отношению мужа к женщине наблюдается и посейчас. При посещении дома почетным гостем хозяйка и дочь ее выходят из своей половины, но после приветствия удаляются обратно. У старших мужчин женщины в знак уважения к ним целуют руки и стоят в их присутствии. Необыкновенная скромность болгар способствует сохранению такого рода обычаев.

Мужчины вступают в брак 18–20 лет, а девушка 16–18; поздние браки редки. Согласие родителей на брак детей нередко происходит торжественно – в семейном совете с участием всех родственников. Свадьбе обыкновенно предшествует, как и у славян, «главеш», т. е. сватовство; он происходит в присутствии родственников той и другой стороны с соблюдением многочисленных обычаев. В роли сватов выступают или сами родители жениха, или кто-либо из родственников; придя в дом невесты с подарками (вино, раки, орехи, хлеб), они заявляют о цели своего посещения. Жених и невеста отсутствуют; последняя входит после изъявления согласия родителей ее и должна также заявить о своем согласии, после чего, при дальнейших переговорах о приданом и устройстве свадьбы она все время молча стоит у печки, покрыв голову «мрежей», т. е. кисеей. Потом входит жених, подносит будущему тестю в подарок штоф водки и целует у него руки. Невеста в свою очередь целует руки своих будущих родственников – родителей жениха и его самого, с которым тут же обменивается, в качестве залога, подарками; невеста дает жениху перстень («главенит»), на указательный палец и вязаный шерстяной пояс сажени в 1½ длиной и в четверть аршина шириной, а он ей – кольцо, платок или даже платье, червонцы для мониста и пшеницу или хлеб. После этого они считаются уже женихом и невестой («главеник» и «главеница»); танцами и угощением завершается этот вечер. «Главеш» у богатых происходит несколько иначе и носит название «годяша». Особенность его состоит в следующем. Обменявшись подарками, невеста предлагает жениху в блюдечке вино, которое он выливает на пол и наступает на него, после чего они оба ломают и раздают гостям «питу», т. е. плоский хлеб около аршина в диаметре, испеченный матерью жениха.

Перед свадьбой, которая происходит всегда в воскресенье, бывает еще вечеринка – «засевки», во время которой пекут на меду калач «меденик» с изюмом из муки, просеваемой сквозь сито тут же, в присутствии приглашенных гостей. Почетную роль на этих засевках, как и в самой свадебной церемонии, играет кум, который вместе со своей женой покупает все необходимое для свадьбы. Особые свадебные кушанья составляют «кишкет» из чистой без шелухи пшеницы, жареный с маслом или бараньим салом, «печево» – мясо, «кибаб», «мизе», пирог – «млин», «кониска» и пр. В церковь к венчанию приглашенные на свадьбу отправляются двумя поездами: один – от жениха, другой – от невесты, у которой деверь перед отъездом переменяет обувь. При совершении обряда венцы над головами брачующихся держат крестные или кто-нибудь из родных; среди них стоят деверь и золовка, держа друг друга за руки; невеста на левой руке держит платье и покрывало, подаренные во время обряда крестной матерью.

По окончании обряда молодые отправляются каждый в свой дом. Немного погодя жених вместе с распорядителями свадебного пира – «измитчиями» во главе с крестным отцом, с музыкой и ружейными выстрелами направляются в дом невесты. При входе в дом молодухи, где уже происходят танцы – «раченицы», молодой через деверя должен дать в виде выкупа за нее полотенце и петуха с ожерельем из изюма на шее и платком под крыльями. Пляску с петухом исполняет «петелджий». После танцев подходит к молодухе кума и прикрывает ей лицо, при пении особой песни, алым платком – «було», а родственники на свои головы надевают венки из васильков. Потом молодая прощается с родными, и вместе с приданым, сложенным на подводы, все отправляются в дом молодого, сохраняя молчание, пока не выйдут за ворота. Процессию встречают родители молодого со свечами, вставленными в глубокие тарелки с мукой; отец подносит новобрачным хлеб-соль и, накинув на них пояс, вводит в дом. Здесь молодая приветствует новых родственников, помазав уста их медом. На утро молодая в знак уважения к свекру и свекрови умывает им лицо и ноги (восточный обычай), а потом идет к колодцу за водой, становясь таким образом членом в новой семье. Вечером у молодых устраивается пирушка, а на другой день утром молодая вместе с золовкой и деверем идут в сад, где деверь снимает «було» с лица невестки и забрасывает его на дерево, откуда мальчуганы охотно достают его за вознаграждение и отдают молодухе. Во главе всех свадебных процессий носится знамя – «пряпорица» с засаженным на шест яблоком с разноцветными нитками и полотенцем «пишкирем».

Чрезвычайно пестрое население нынешней Бессарабии состоит по преимуществу из молдаво-валахов или румын – свыше 920 тысяч, что составляет до 48 % всего населения, заселившего большую ее часть. Встречаются они и в Херсонской губ. (около 6 %), и в Екатеринославской (до 0,2 %). По одному предположению, молдаване происходят от даков или гетов, смешавшихся с римскими колонистами, откуда они и получили название «ромын»; ближайшие же соседи называли их «влахами» или «валахами» (– земледелец). В IV–VI веках валахи были вытеснены гуннами и аварами в Карпаты, откуда вероятно появилось название «молдаван» (мунтане – monte – гора); в X XIII веках, спустившись вновь к Дунаю, они слились с половцами и печенегами. По другому предположению румыны – прямые потомки римских колонистов Мизии (нынешней Болгарии). Наконец, по третьему предположению – они происходят даже от половцев или куманов (по Шинкаю). Несмотря на многочисленные исследования вопрос о происхождении молдаван остается до сих пор открытым. Вернее всего, что народы, проходившие через южную Россию на запад, частью оседавшие по Дунаю, влияли на образование молдаванской народности, подтверждением чего служит большое количество турецких, мадьярских и славянских слов в их языке, а с 1834 г. влияние оказывал введенный в присутственных местах русский язык.

Нравственность, честность, трезвость и, наконец, уважение к старшим и заветам прошлого составляют отличительные черты характера молдаванина. Последний чаще всего обладает коренастым сложением, среднего роста (163,3—164,6 сайт.), смуглым, с красивыми чертами лицом, иногда с длинными волосами, встречаемыми теперь только у пастухов, и карими глазами. Холщевая рубаха (измена), перехваченная саженным поясом, с наброшенной на нее свиткой из домашнего сукна (манту), с аршинным отложным воротником, шаровары, кожаные лапти и соломенная шляпа – составляют летний будничный костюм молдаванина. Зимою же его сменяет кожух, сапоги и смушковая шапка. В праздник молдаванин щеголяет сапогами с высокими каблуками и фигурной строчкой, синими демикатоновыми шароварами, полушелковым кафтаном (питейру), перетянутым цветным кушаком, увешанным у богатых различными металлическими украшениями и побрякушками, иногда с кисетом; куртка или подбитая мехом куцавейка довершает праздничный костюм. Одежда пастуха-чебана значительно проще: черная баранья шапка, белый кафтан, перехваченный широким ремнем, а поверх серый халат с капюшоном. Бумажное, полосатое, темного цвета платье, часто с вырезом на груди, и куцавейка со своеобразной юбкой – «катринцы» составляет обычный костюм молдаванки. Девушки заплетают свои волосы в множество кос, скрепляя их гребнями; женщины повязываются платком. В праздничные дни появляются полушелковое платье, стянутое поясом с металлическими застежками, куцавейка на меху, отороченная блестящим галуном, сапоги из красной или желтой кожи и наконец масса бус и мониста из турецких монет.

Хата окнами во двор, крытая соломой, вымазанная снаружи желтой глиной с черными краями, а внутри белой глиной, с сенями, в которых приготовляется пища, состоит из одной – двух комнат. Одна из них – с образом в переднем углу, со столом под ним, покрытым белой скатертью, с лавками по стенам, устланными войлоком, с сундуками, наполненными всякого рода домашним скарбом, с шестом через всю комнату, служащим для сушки платья, с полкой для духовных книг, сушеных трав – является и спальней, и приемной. У зажиточных крестьян убраны коврами не только стены, но и пол. Другая комната, в которой стоит обеденный стол и прочая незатейливая мебель, предназначается для трапезы.

Пища молдаван не разнообразна: кукуруза во всех ее видах: «малай» – хлеб, «мамалыга» – лепешки из кукурузного толокна, «плинчида» – пирожки с тарелку величиной, борщ с говядиной (вяленая – «пастрама»), колбасы («кирнаци» – сухие) и молочные продукты («брындза», ватрушки и проч.); при случае они запивают пищу бражкой, приготовленной из просяной муки. Провизию молдаване держат в сенцах, помещающихся обыкновенно позади хаты.

В IX в. христианское учение св. Кирилла распространилось среди молдаван, а с 1634 г. они совсем признали авторитет константинопольского патриарха и православие; но все же малорусы дразнят молдаван: «эй ты, тринадцатой веры!» (кличка эта объясняется религиозной обособленностью и необщительностью молдаванина). С 1876 г. богослужение у всех молдаван совершается на церковнославянском языке. Много языческих суеверий сохранилось до настоящих дней и живет в сознании молдаванина; все еще существуют у них домовые – «стахии», ведьмы – «тригои», тени умерших, встающих из могил в день св. Андрея, против которых всесилен один чеснок, спрятанный в дверях и на окнах. По представлениям молдаван, дети, умершие некрещеными, будут беспокоить по ночам своих матерей, прося у них груди, если в праздник Крещения их могилы не окропляются святой водой в течение семи лет. Всяческие бедствия, как бури, пропажа полотна, исчезновение детей, приписываются злым русалиям, и единственное, что отражает бедствие, это – полынь, спрятанная женщинами за поясом или под подушку. Дурной человек имеет будто бы пестрые кишки. Перешедшие с запада обряды до сих пор сохранились среди молдаван, хотя часто сильно видоизменены, напр., римская либация в честь богов выражается в том, что молдаванин, прежде чем прикоснуться к напитку, дует на него, чтобы отогнать мертвецов; или еще в руку умершего кладется монета (обол Харона). В Оргеевском у. празднуется девять четвергов после Пасхи в честь Жоя (четверг – день Юпитера). Исполняются и некоторые языческие обычаи, напр. закапывание в гнезда будущего фундамента бараньих голов и горшков с водой при постройке хаты, проводы покойника, по старинному – непременно даже летом на санях, запряженных четырьмя волами с рогами, перевязанными белыми холстинными полотенцами, кидание денег на «зубок» новорожденному, положенному на кожух, и всевозможные виды ворожбы. Особенным почетом пользуются знахарки, держащие в своих руках судьбы целого околотка.

Свадебный обряд заключает много обычаев поэтического характера. Жених выкрадывает невесту, пользуясь услугами сватов, или добивается согласия на брак, усевшись на печь в доме своей невесты, родители которой в этом видят просьбу о браке. В настоящее время впрочем этот обряд утратил в значительной степени свой поэтический облик и свелся к соблюдению необходимых формальностей, включая услуги сватов, действующих обыкновенно за известную мзду. Обручение происходит таким образом: жениху и невесте подносят тарелку с кольцами, обсыпанными пшеницей, которыми они обмениваются; тут же ведутся переговоры о приданом. Венчание происходит в ближайшее воскресенье после того, как отец невесты, наведя справки о женихе, уговорится со священниками накануне. Свадебный поезд (нупта) останавливается шафером невесты, который с шафером жениха, прибыв к невесте, произносит стихотворное приветствие – «конокарь», в котором жених величается царем, а невеста – цветком, которому предстоит перейти «через широкие воды и высокие горы в царские палаты, где он разрастется, пышно расцветет и принесет плоды». Женщины, окружающие невесту, повязывают ее голову платком (нафрама), что сохранилось по течению Прута. После этого шафера, захватив жениха, направляются в хату нареченной, которая осыпает жениха хмелем, бросает несколько монет и кропит водой.

После обеда у невесты жених, забрав приданое, сопровождаемый всем свадебным поездом, отвозит невесту в свой дом, где и заканчивается вечер танцами. В день свадьбы дорога к церкви кропится водой, за что жених выплачивает «бакшиш». Невеста с кусочком чесноку под косой, который излечивает будущего мужа от строптивости, идет к венцу. Вечером устраивается большой обед для посаженых отца и матери; холостые обедают в отдельной комнате. Все гости после поздравлений и приветствий одаривают молодых деньгами, курами и проч. Наконец вечер оканчивается после утомительных танцев; посаженая мать ведет молодых в спальню, где невеста снимает сапоги с мужа, что обозначает покорность. Утром посаженая мать с калачом, намазанным медом, идет будить молодых. Здесь молодухе повязывают голову платком «по-бабьи», а музыка играет печальную «дойну» (песнь) под аккомпанемент плача родственников.

В праздник девушки (фетимат) и парни (флэкэй), разряженные в лучшие свои костюмы, собираются к дому одного из почтенных односельчан, где составляется «хора» с характерной пляской «джок» (джзк), имеющий много общего с античным танцем римлян (chorus), увековеченным на древних барельефах. Холостая молодежь, взявшись за руки, располагается большим кругом и под звуки доморощенного оркестра, помещенного в середине, состоящего из скрипок, кобзы (род балалайки с массой струн), чимпоя (волынки) и т. д., исполняет замысловатый танец с фигурами, остановками и неожиданностями. Один из мужчин с палкой в руках и прикрепленным к ней платком распоряжается танцами; раздаются остроты, прибаутки, песни, окрики, вроде «шибче скрипки!», а старики со старухами, сидя на завалинках, любуются своей молодежью. Зимою парубки и девушки собираются на «клаки» и сходные с малорусскими вечерницами «шезетоары». Здесь характерный национальный танец «мунтеняска» или «войничаска» воодушевляет всех своей живостью.

Постоянное общение с природой выработало в молдаванах любовь к фантастическому и фатальному. В их сказках (басма) золотые мосты, рубиновые яблоки, хрустальные дворцы, страшные чудовища играют большую роль. В очень распространенной сказке о золотоволосом герое (Фэт-Логафэта), который побеждает страшного, с челюстями от неба до земли дракона, нетрудно провести аналогию со златокудрым Аполлоном древних. Румынские песни – двух типов: «дойна» (do па), выражающая грусть или любовные терзания (жале, дор, драгосте), и «дойнагоц» (гайдук-разбойник), прославляющая разбойничьи подвиги. Напев дойны – однообразный, по преданию досадивший даже черту. По содержанию в дойне преобладает лирический элемент. Разбойничьи песни гораздо интереснее, в особенности те, которые слагались самими «гоцами» – «павлинчиками лесов», любимцами красавиц, грозою чокоев (чиновников); в них особенно оттенен характер богатой природы Бессарабии. Вот, напр., один из образцов дойны:

«– Милочка моя, милая Мария, с белой кожицей, с черной косой… Спой мне песню, как пела ты вечером над обрывом, внизу под мельницами… О, лес, о, житель лесов! Дорогой мой густой лес!.. Я не выйду из тебя, потому что судьба предназначила мне выйти молодым без усов… А теперь я брею бороду бритвой… О, Ольт, о, житель Ольта, расти бы по твоему берегу траве да бурьяну, чтобы пасся мой гнедой конь и чтобы от Дуная до Прута он не пил воды и не ел травы… О, горе мне, что за зарево огня виднеется под навесом леса зеленого? Издали будто огонек, а вблизи огонь большой… Вокруг костра сидят гайдуки лесов, не знаю – десять их или пятнадцать, но число не перевалит через сотню… И жарят они барана. Не жарят, как обыкновенно делается, но выворачивают на крюках и крутят на кольцах… О, милая зазноба моя! О, лес! О, житель лесов! Опусти свой навес и прикрой мое оружие, потому что я не заработал ни одного гроша с тех пор, как купил его… И вошел я в тебя молодым мальчишкой, а теперь я глубокий старик… О, милая моя, овечка дорогая!..»

О героях «Кодряне» и «Тобольтоке», гуляющих в широком «манту», у молдаван есть целые поэмы. Турецкое иго, набеги буджакских татар и в особенности нашествие греков-фанариотов в XVIII в. положили неизгладимые следы на условия быта молдаван, заставив многих из них оставлять дома, скрываться в лесах, объединяться разбойничьими шайками, выступая за правое дело. Это не были худшие люди, как «талагары» (мошенники); они выступали мстителями за попранную свободу, защитниками угнетенных, отдавая награбленное беднякам, соблюдая посты, идя даже на убийство. Народ идеализировал их в своих песнях и, хотя давно уже нет «гоцев», память о них сохраняется в народе до сего времени: пещеры берегов Днестра и Реута красноречиво говорят о славных подвигах «гоцев»; по сию пору сохранилось предание о корчме «Ботна», находившейся между Кишиневом и Ганчештами – старинном притоне разбойников; а любимой игрой детей является игра в «гоцев и полицию».

Семейный быт молдаван носит патриархальный характер, выражающийся главным образом в повиновении младших членов старшим.

Цыгане[1] пришли в Западную Россию вероятно через Польшу. О времени их прихода нет достоверных сведений, но уже в XIV в. они по всей вероятности кочевали в пределах Польши. В 1501 г. цыганский войт Василий получил от короля Александра грамоту, которой цыганам разрешалось кочевать в пределах Польши и иметь свой суд. С начала второй половины XV в. в Польше последовало несколько постановлении сейма, которыми объявлялось изгнание цыган из пределов государства; впервые такой закон вышел в 1557 г. Постановления сеймов, многократно подтверждаемые, не привели, однако, к окончательному выселению цыган из Польши. Хотя в пределах Литвы цыгане упоминаются еще в начале XVI в„но польские законы об их изгнании бесспорно содействовали переходу цыган из Польши на территорию Литовско-Русского государства. В Польше в XVI в. цыган считали эфиопами, выходцами из Африки. Впрочем в настоящее время известно, что язык, на котором говорят цыгане, – индусский, а родина их – северо-западная часть Индии; цыгане сравнительно недавно оставили свою родину, именно в конце X в. нашей эры и из Индии через Персию и Армению пришли в Европу, где они появились в начале XIV в. Они очень скоро разбрелись по разным странам Западной Европы.

Интересно, что цыгане, насколько известна история их в Западной Европе, остались и поныне на той же ступени культуры, с теми же привычками, родом занятий, с какими они впервые появились в Европе. Уже в XVI в., по имеющимся сведениям, цыган очень недолюбливали в Западной России за их склонность к воровству и к чародейству. Те же особенности цыганского быта давали повод европейским государствам изгонять цыган и даже избивать их. В пределах Литовско-Русского государства цыгане вели кочевой образ жизни, занимались конокрадством, знахарством и не сливались с другими народами страны. Они имели своих старших, которые назывались войтами, воеводами. В 1671 г. польское правительство сделано попытку приучить цыган к оседлой жизни и дало им административное устройство; избираемый ими самими начальник получил название «цыганского короля».

И в настоящее время цыгане четырех белорусских губернии ведут бродячий образ жизни, несмотря на существующие распоряжения об избрании ими постоянного местожительства. Зимой цыгане живут отдельными семействами, напросившись «в соседи» к кому-нибудь из крестьян. С ранней весны цыгане небольшими группами составляют табор и отправляются кочевать. Великорусского типа кибитка с кожаным верхом, нагруженная домашним скарбом, и несколько лошадей составляют все богатство цыганской семьи. Женщины и маленькие ребятишки, грязные и полунагие, наполняют кибитку; на облучке садится глава семьи, а парни, если есть свободная лошадь, едут верхом. Выбрав где-нибудь место для остановки, удобное для корму лошадей, цыгане разбивают свои шатры, и вся семья отправляется по соседним деревням на промыслы; остается только кто-нибудь для охраны имущества и наблюдения за лошадьми, Промыслы белорусских цыган те же, что и всех других: женщины занимаются выпрашиванием подаяний, гаданием и мелким воровством, мужчины – лечением лошадей и другого скота, знахарством и конокрадством. Цыгане – очень ловкие воры, почему крестьяне их весьма побаиваются; крестьянин готов на всякие уступки, лишь бы не поссориться с цыганом.

Среди белорусских крестьян ходит множество рассказов о проявляемой цыганами находчивости при воровстве и обманах. Смоленские крестьяне даже рассказывают о том, как цыган обманул св. Георгия Победоносца.

Один цыган будто бы встретился со св. Георгием. Георгий Победоносец ехал на дивном коне, подкованном золотыми и серебряными подковами. И стал цыган жаловаться ему, Георгию Победоносцу, на свою горькую участь. Георгий отнесся к жалобе цыгана с большим вниманием и передал ее Богу. Бог внимательно выслушал жалобу Георгия Победоносца, а потом сказал: «Народ этот – вор, таким он был, таким и останется, и не стоит за него заступаться. А где ж подкова на твоей лошади? Ведь ты, разжалобившись, и не заметил, как цыган ее снял во время разговора».

«Мужик кучу веить, а цыган кала кучи руки греить», говорит белорусская пословица. Неудивительно поэтому, что крестьяне побаиваются цыган. Последние иногда обладают таким значением в волости, что даже оказывают влияние на выборы волостного и сельского начальства.

Цыгане вообще туго сливаются с другими народностями. Исследователи их быта отмечают характерную черту в том, что крестьянка, вышедшая за цыгана замуж, очень скоро «прицыганивается»: «больше бойся прицыганку, чем цыгана», говорит пословица. Но зато цыганка, вышедшая замуж за мужика, вполне оказывается подходящею к крестьянскому быту; и цыган, попадающий в крестьянскую семью, оказывается вполне пригодным к работе.

По религии цыгане распадаются на православных и католиков. Но они вообще не отличаются религиозностью; в Белоруссии распространена поговорка, известная и в других местностях: на вопрос, какой ты веры, цыган отвечает: «а тебе какой надо?» Цыгане говорят на своем особом цыганском языке с большою примесью белорусских слов.

Особенность цыган выражается в том, что они в известной округе составляют одну общину. Члены такой общины крепко связаны, помогают друг другу в воровстве и распределяют похищенное; если неотразимые улики падают на всю общину, то по ее решению кто-нибудь один берет на себя всю вину и старается выгородить остальных. У цыган в известных округах есть свой глава, которому остальные беспрекословно повинуются; «старший» запрещает своим подчиненным трогать того или другого крестьянина или помещика, возвращает похищенное владельцу, если это находит выгодным и т. п.; иногда старшие за всех своих ручаются перед полицией или помещиками, и к этим обязательствам в Белоруссии относятся с большим доверием, В подобных случаях старший берет со своих подчиненных присягу, и цыгане уверяют, что такая присяга тяжела, неотразима и ненарушима: они клянутся самым дорогим для себя предметом – своими детьми, которые тут же присутствуют.

Цыгане носят одежду, отличную от белорусской. Мужчины усвоили великорусскую одежду – рубаху с косым воротом, широкие шаровары, поддевку. Женщины кроме рубахи и ситцевой юбки яркого цвета надевают сверху «капу» – кусок шерстяной или бумажной материи, сшитой сверху так, чтобы свободно входила голова; она лежит на плечах, прикрывая почти до земли левую половину туловища; голову женщины повязывают платком яркого цвета на манер турецкой чалмы.

Бездомная жизнь цыган не способствовала выработке сложного обрядового ритуала. Их обряды очень просты, а если и осложняются, то лишь обрядами, заимствованными у крестьян. Цыгане не выполняют обрядов, соединенных с праздниками: по белорусской поговорке, у цыгана тогда праздник, когда он сыт. Родины, похороны и свадьба служат для цыганской семьи прекрасным мотивом к сбору подаяний. Цыган приглашает крестьянина в кумовья и угощается на его же счет; на подаяния же цыгане хоронят своих покойников и женят молодых.

Целый ряд научных исследований, масса преданий и догадок все же не вполне выясняют вопрос о происхождении цыган[2], этого вечно кочующего из страны в страну народа. Еще у Геродота упоминается о виденном им народе с черными глазами и курчавыми волосами, кочующем в Колхиде, но нет никаких прямых данных, что здесь речь идет о цыганах. К таким же сомнительным источникам можно отнести литературное мнение о происхождении цыган из Танжитании, лежащей между Мавританией и Нумидией (нынешние Марокко и Тунис). Сами цыгане считают себя прямыми потомками египетских фараонов (фараониты), но полное отвращение их к земледелию не соответствует представлению об Египте, как искони земледельческой стране. Больше всего данных причислить цыган к племени, прежде населявшему Индостан, где они составляли класс париев. Язык цыган имеет много слов санскритского корня, сохранившаяся у индусов; некоторые грамматические особенности (производство слов женского рода от мужского), а также антропологическое измерение черепов (узконосы, среднеголовы с продолговатым лицом) говорят за то, чтобы остановиться на последнем предположении.

После нашествия Тамерлана цыгане (тишигане) ушли в Африку; оттуда часть их переправилась в Европу через Архипелаг, Ионийское море и Малую Азию (польские и западно-русские), остальные же через Персию и Кавказ дошли по Волге до Москвы. Бессарабские цыгане («лаеши») вскоре появились в Екатеринославской губернии и на Крымском полуострове, где позднейшие пришельцы из них получили название «плащеватых цыган». В отличие от своих соплеменников «плащеватых аюджи» (вожаки медведей, праздношатающиеся), говорящих по-цыгански, крымские, давно поселившиеся цыгане, смешавшись с туземным населением, приняв магометанство и усвоив многие местные обычаи и татарский язык, сами стали называть себя «туркменами» и живут оседло (напр. в Салачике – цыганском предместье Бахчисарая и др.).

Вековое кочевание из страны в страну выработало в цыганах безумную жажду свободы, и сколько ни старались закрепить их к земле, из этого ничего не вышло. Попытка русского правительства в 1832 г. сделать их оседлыми в Аккерманском у. потерпела неудачу. Не лучше была и отдача их в военное ведомство (дунайское войско), или приписка к мещанству в Екатеринославской губ. В первом Донском округе Донской обл. большинство почтарей – цыгане.

Существует два типа цыган: одни выше среднего роста, гибкие, среднеголовые, с удлиненным овалом лица, с изящными, тонкими чертами, тонким, часто хищническим носом и горящими, как уголь, черными глазами; таких можно причислить к чистому типу; другие, с более грубыми лицами и менее энергичным взглядом происходят вероятно от смешения с татарами. Цыганки большею частью грациозны и красивы в молодости, но красота их к тридцати годам переходит нередко в безобразие, наводящее ужас на детей. В речи цыган много индусского, перемешанного со словами различных народностей запада и востока (семитских, тюркских и др.). В Бессарабии они говорят по-молдавански; наиболее населенное цыганское местечко – Миклеушаны, в 35 вер. от Кишинева, затем Каира и Фараоновка.

Цыгане одеваются «во что Бог послал» – зипуны, рубахи, шаровары, а иногда их костюм до того фантастичен, что ни одно перо не в состоянии описать этого одеяния. Дети лет до двенадцати бегают нагишом и только в стужу залезают в мешки и перины. Женщины немного больше обращают внимания на свою внешность: холщовая рубаха с вырезом на груди, полосатый передник красного или зеленого цвета поверх юбки, цветной платок-шаль, накинутый на плечи, масса золотых и серебряных браслет, монет, побрякушек, большие кольцеобразные серьги – составляют оригинальное одеяние цыганки.

Летом небольшой шатер (с необходимой домашней утварью, кузнечными инструментами, казаном (котлом) для приготовления заимствованного у молдаван кушанья «мамалыги») служит обиталищем, и никакие блага жизни не могут заменить цыгану общения с природой и безграничной свободы. Зимой цыгане выкапывают ямы глубиною в аршин, длиною в две сажени, загоняют бревна, обшитые досками и оставляют пролет, заменяющий дверь, часто закрытый только шалью; внутри устанавливают колоду с пустой сердцевиной, служащую очагом, а в крыне оставляют отверстие для дымовой тяги, наконец забрасывают свою постройку землей и грязью. Это первобытное, недорого стоящее строение «бурдей», которое не жаль бросить в любом месте, служит цыгану зимовьем.

Характерная для цыган лень и полная беспечность заставляют их скорее выпрашивать или воровать, чем приниматься за какое-нибудь дело; даже приготовление пищи представляет для них большое затруднение. Кочевая жизнь с незапамятных времен развила в них огромную наблюдательность, хитрость, пронырливый ум, умение применяться к обстоятельствам, действовать на суеверие людей, вследствие чего народ видит в них чародеев, предсказателей и искусных гадальщиков. Недаром малорусы говорят: «где жид не прошел, там цыган проползет». Действительно цыган старается не пропустить случая, чтобы извлечь для себя выгоду; напр., из-за подарков, приносимых родственниками, цыган крестит своих детей по нескольку раз; чтобы избежать преследования за бесписьменность, он не прочь записать в чужом паспорте свою дочь.

Несмотря на свой ум и вообще отсутствие предрассудков, цыгане больше всего боятся смерти, почему клятва именем умерших предков считается священной, к каковой они и прибегают лишь в исключительных случаях. Если цыгане и занимаются чем-нибудь, то самым легким ремеслом: меной лошадей, торговлей, слесарным или кузнечным делом и обыкновенно конокрадством. Всем известна прирожденная талантливость цыган к музыке, пению, дрессировке животных, из которой они извлекают немалую пользу. Вследствие особенностей своего быта цыгане не чувствуют стремления не только к образованию, но и к простой грамотности.

Верования цыган представляют пеструю смесь религиозных воззрений азиатских и европейских народов, среди которых они кочевали. Ислам, христианство, реализм уживаются наряду с индусским пантеизмом и идеализмом. Вера в кабалистические знаки, любовь к амулетам, приносящим, по их мнению, счастье своим обладателям и изображающим луну, звезды, змей, всадников, указывают на отзвуки идолопоклонства. Соседи с пренебрежением относятся к верованиям цыган, и у молдаван, напр., сложилась поговорка: «цыган построил молельню из брынзы, которую собаки съели». Официально цыгане считаются исповедующими религию, господствующую в стране: так, в России они православные, кроме крымских цыган, принявших в XV в. магометанство.

У всех цыган браки совершаются удивительно просто: жених, испросив благословение одного из стариков табора, после попойки уводит невесту в свой шатер; этим оканчивается вся церемония. Семья цыгана вследствие ранних браков многочисленна. Своего ребенка с первых же дней жизни цыган начинает закалять: обливает его холодной водой, а зимою даже кладет в снег.

Цыганские сказки мало исследованы; в содержании их много заимствованного из индусской мифологии (борьба добрых духов «Давании» со злым – «Мори» или сказание Зороастра). Позднейшие сказки есть ни что иное, как отрывки греческих эпопей и сказаний других народов, вроде следующего: «В той стране, где восходит солнце из-за темени горы, стоял город, обильный конями. Туда стремились все люди. Сюда же пришли и поселились несколько таборов и с согласия царя раскинули шатры, жили, женились и благоденствовали, глядя с благодарностью на голубой шатер неба. Но судьбе и злым духам неприятно было видеть счастье людей. Они послали наездников хуцци, которые их истребили и пленили. Многие бежали, и с тех пор не могут остановиться на одном месте».

Всем известны также цыганские песни, отличающиеся оригинальностью, дикостью и страстностью. Впрочем то, что известно под именем цыганских песен, на самом деле ничего общего не имеет с народным цыганским творчеством, и только в характерном, диком их исполнении сказываются чисто цыганские черты. Настоящие же цыганские народные песни, в противоположность исполняемым «московскими цыганами», богаты содержанием и блещут фантазией, что вполне гармонирует с восточным происхождением их творцов, напр. песнь о Барнаме – творце мира. Ловкость и грациозность цыган вполне обнаруживаются в их диких плясках.

В старину каждым табором в количестве десяти шатров управлял выборный староста «жюди», который вершил все несложные общественные дела; теперь же власть таких «жюди» упала, и фактическое влияние на дела табора оказывают все вообще старики.

Немцы стали переселяться на юг России с половины XVIII в., когда Екатерина II пригласила их селиться во вновь приобретенных Россией владениях на особо льготных условиях, давших им возможность сразу сделаться состоятельнее всех прочих новоселов Новороссии. Это переселение продолжалось до половины XIX в. Первоначальные немецкие колонии были основаны по берегам Днепра, в нынешних уездах Верхнеднепровском, Екатеринославском, Новомосковском и Александровском. В начале XIX в. немцы образовали колонии в Херсонской губ., и в половине столетия часть колонистов переселилась из приднепровских уездов (левый берег между р. Конкой и нынешним м. Каховкой) в Таврическую губ. – на р. Молочную и в Феодосийский и Симферопольский уезды. С 1814 г. в продолжение пятидесяти лет немецкие выходцы из бывшего герцогства Варшавского и Германии основали несколько колоний в Бендерском у. Бессарабской губ. и особенно в Аккерманском, где земли их в настоящее время занимают половину уезда.

Так как живущие в нашей области немецкие колонисты вообще в бытовом и культурном отношениях мало чем отличаются от немцев приволжских губерний, о которых были даны сведения в VI томе «России», то здесь мы упомянем лишь об одной группе, именно о немцах-менонитах, которые держатся совершенно изолированно не только от других народностей, но и от своих компатриотов, если они принадлежат к другому исповеданию (напр. лютеранскому или католическому). По переписи в Екатеринославской губ. менонитов числится 24.022 душ обоего пола, в Таврической – 25.058 душ и в Херсонской – 5.157 душ.

Секта менонитов выделилась из секты анабаптистов еще при жизни Лютера. Первоначально она возникла в Нидерландах и вскоре же после своего возникновения разделилась на два толка – фламандский и фрисландский, имеющие незначительные различия в обрядах. Впоследствии из Нидерландов менониты переселились в окрестности Данцига, но так как здесь они были поставлены в чрезвычайно затруднительные условия по приобретению земель, то они охотно откликнулись на призыв Екатерины II и в 1787 г. в большом количестве (346 семей) переселились в Россию. Им было отведено по 65 десятин земли на семью при Днепре близ Берислава (Херсонской губ.), где они составили так называемый Хортицкий округ. Кроме общих льготных условий, на которых переселялись в то время иностранцы (освобождение на известное число лет от воинской и др… повинностей), им была предоставлена свобода веры и право не присягать, а ограничиваться, согласно их вероучению, простым утверждением или отрицанием. Из Хортицкого округа часть менонитов выселилась впоследствии на р. Молочную, где и в настоящее время им принадлежат богатые колонии. Общая черта всех многочисленных в настоящее время разветвлений секты менонитов – та, что в основу общественного (так же как и церковного – пресвитерианского) своего устройства они кладут руководящие начала Св. Писания. Так, напр., они занимаются исключительно земледелием и теми промыслами, которые тесно с ним связаны, основываясь на словах: «в поте лица твоего будешь есть хлеб твой» и т. д. Крещение младенцев менониты отвергают.

Общественное управление их сходно с управлением немецких колоний вообще. Дела общества решаются на сходе, в котором участвуют, по закону 1866 г., все дворовладельцы. Административная и исполнительные власти сосредоточены в сельском приказе, состоящем из шульца и двух бейзицеров, избираемых сходом на два года. Колонии соединены в округ, управление которым вверено окружному приказу из головы и двух бейзицеров.

Земельный надел по закону 1764 г. приурочивается не к «душе», как это делается у приволжских немцев-колонистов, а ко двору-хозяйству, находящемуся под управлением главы семьи с одобрения ее членов, и согласно закону 1800 г. по смерти хозяина не делится между наследниками, а передается младшему сыну (минорат) или, если он не правоспособен, – его отцу; в случае же смерти последнего начальство назначает другого наследника. Остальное собственное имущество делится поровну между наследниками, причем пол не играет роли. Двор с хозяйственным инвентарем идет наследнику земельного надела, но наследник этот выплачивает остальным наследникам по оценке двора причитающиеся им части.

В церковном отношении братство менонитов управляется старшинами (пресвитерами), совершающими таинства и говорящими проповеди. В деле проповеди они имеют особых помощников. Особое лицо в каждой колонии – диакон – заведует общественной благотворительностью, которая у менонитов развита настолько, что нищенства у них совершенно нет (а в 1848 г. при голоде они даже выручили из беды окружающих их крестьян посевами своего зерна).

Образование у менонитов стоит не на высокой ступени: дальше чтения библии они не идут, однако все поголовно грамотны. По характеру своему менониты – народ примерной нравственности и честности; отличаются добродушием, хотя и грубоваты; аккуратностью менониты далеко превосходят немцев других исповеданий. Со стороны внешнего быта менониты не отличаются от прочих немцев-колонистов. Те же дома из жженого кирпича под общей крышей с хозяйственными пристройками, то же прусское расположение комнат с дверьми, делающими все комнаты проходными. Наконец менониты также, как и прочие немцы, ходят в городской одежде.

На юге России, особенно в больших городах Одессе, Херсоне, Николаеве, портах Херсонской губернии и Кишиневе, зачастую можно встретить греков, занимающихся торговлей. Но греков-торгашей нужно отличать от их сородичей мариупольских греков-колонистов. Еще в 1778 г. греки, жившие в Крыму, обратились с челобитной к имп. Екатерине II, в которой выражали желание перейти в русское подданство. Екатерина, сочувствуя колонизации, приказала отвести грекам устья р. Калмиуса, куда они и переселились в 1779–1783 гг. и основали здесь г. Мариуполь. В настоящее время до 48.300 греков прочно основалось в Мариуполе и окружающих его 25 селениях, так что образовался особый, называвшийся прежде Греческим округ.

Часть мариупольских греков произошла от жителей юго-западной, горной области Крыма, до 1475 г. составлявшей владения готских князей, и сохранила татарский язык; другая ведет свое происхождение от смеси греческих и генуэзских выходцев, выселившихся сюда из Крыма в 1778 г., и говорит на своеобразном наречии (тат. или аила), близком к греческому. Теперь же почти все мужчины говорят по-русски благодаря воинской повинности и богослужению на русском языке. Мариупольских греков можно отнести к новогреческому типу: они среднего роста, хорошего телосложения, смуглы, с шапкой курчавых волос черного цвета, с большим, горбатым носом и крупными губами; изредка встречаются среди них и блондины с голубыми глазами и умеренным носом. В последних некоторые видят потомков готов.

Греки отличаются изворотливостью, недоверчивостью, излишеством в пище, не слишком большой трудоспособностью, но зато трезвы. Женщины, исключая городских, ведут затворнический образ жизни, малокультурны, не отличаются приветливостью и имеют обыкновение курить трубки. Женщины греческой группы, говорящие по-гречески, носят по праздникам белую головную повязку с блестящими побрякушками, а женщины татарской группы носят яркие головные платки. Мужчины одеваются как горожане.

Дома свои греки строят из дикого камня или сырцового кирпича, покрывают соломой, камышом и черепицей; у некоторых перед домом устраивается крылечко, поддерживаемое колонками.

Крепкие, закрывающиеся железной задвижкой двери ведут в сени, в которых около жилой стены устроен очаг (кабица) для варки пищи, а с противоположной стороны пристроена кладовая; тут же в сенях помещается лестница, которая ведет на чердак. Из сеней ведет ход в большую, чистую комнату в три окна с земляным, крепко убитым полом и деревянным потолком. В холодное время такая комната отапливается круглой с тремя уступами печью, которая посредством трубы соединяется с очагом в сенях. Возле двери стоит шкаф для посуды; в переднем углу помещаются иконы, а под иконами – стол, покрытый белой скатертью, по стенам лавки – «софы», с подушками для сиденья. К стенам приделаны полки, на которых стоит посуда – чайники, котлы и т. п. Почти в каждом доме на полке можно увидеть медный чайник с дужкой – «тримон», в котором приготовляют напиток, употребляемый от простуды, из красного вина с примесью перца и меда, а также в нем варят пунш из вина с медом и пряностями; иногда можно встретить серебряные чарки и чашки, сохраняющиеся в семье как редкость и употребляемые в торжественных случаях. Почти в каждом доме есть зеркало. Много вышитых полотенец развешано по стенам, что придает комнате более нарядный вид.

Обыкновенная пища грека состоит из пресного пшеничного хлеба, супа с бараниной, бараньего мяса, колбас, молока, овощей, но в праздники он очень любит покушать. Из праздничных кушаний известны: «питэ» – пирог с начинкой из баранины или курицы с рисом, приправленный перцем и солью, «падошпани» – торт с вареньем, «баклава» – очень сладкое слоеное тесто с орехами (искусные хозяйки делают до восьмидесяти слоев в одном вершке толщины), «скардалья» – кашица из орехов с мякотью французской булки; это кушанье заливают прованским маслом, прибавляют чеснок, лимон и едят с фасолью и сухой соленой рыбой.

Не менее разнообразны кушанья, приготовленные из баранины: ушки (род вареников) с мелко нарубленной бараниной, которые едят с кислым молоком и луком, поджаренная в бараньем сале «хаурма» – рубленая баранина, обжаренная в большом чугунном котле; «хаурму» вместе с салом наливают в крепко посоленные бараньи внутренности (требухи) и сохраняют всю зиму; «хахач» приготовляется из вяленой на солнце баранины; колбаса – из соленого бараньего сала, провяленная под крышей на солнце; «массака» – фаршированные помидоры с соленым мясом и рисом, поджаренные в масле. Из молочных продуктов употребляют сыр, молоко, татарский «каймак» – кушанье из молока, приготовляемое в особых котлах (лопач), «арьян» – кислое молоко. В постные дни употребляется лапша, в которую подбавляют «бекмеза», т. е. вареных фруктов, и «экши» – густого сиропа из яблок, а также «плаки» – камбала с прованским маслом и шпинатом. «Чибрик» – трава, которую в виде приправы греки подбавляют почти ко всем кушаньям; в большом употреблении сладкое кушанье из арбузов, варенье из тыквы, соленые огурцы, дыни и т. п. К обеду подается сантуринское вино и шарап (крымское вино).

Долгое влияние татар не прошло бесследно для греков и сказывается на их быте, хотя с распространением образования эти следы мало-помалу исчезают. Это шло бы скорее, если бы греки не держались вдали от русских, которых они чуждаются. Так, напр., браки с русскими чрезвычайно редки, и скорее грек отправится за невестой в Хиос, чем женится на русской.

Как остаток глубокой старины, между греками сохранилась память об олимпийских играх. В престольный праздник собираются к обедне жители из окрестных местностей, после которой в избранном месте обедают; затем начинаются игры «панаиры», состоящие в борьбе молодежи с целью показать свою ловкость и силу. Борцов благословляет священник, и после братского поцелуя они нападают друг на друга. Старики следят за порядком игры. Победивший награждается головою съеденного за обедом быка и деньгами. В некоторых селах «панаиры» назначаются несколько раз в год; так, в с. Мангуше бывало до девяти панаир в год, причем наиболее оживленно проходили они 8 мая и 8 июля.

Свадебный обряд греков носит на себе отпечаток древнего умыкания невест. Жених выносит невесту на руках из дома, сажает в приготовленную арбу и накрывает ее покрывалом. За тем они отправляются в церковь. Один из почетных гостей едет впереди с обнаженной саблей, а остальные следуют за арбой с музыкой и пением. По приезде из церкви новобрачных угощают вином из большой чарки турецкого серебра с ручкой, потом потчуют всех гостей, подаривших что-нибудь молодым на обзаведение; затем уже начинается обычный пир, заканчивающийся танцами под звуки местного оркестра, состоящего преимущественно из татарских инструментов – барабана в 1½ арш. высоты и 1 арш. в диаметре с двумя обручами, переплетенными ремнями, обтянутого телячьей кожей, издающего сильный шум под ударами двух палок, пискливой зурны – дудки из орехового дерева и тулун-зурны (род волынки с тремя дудками – одной для надувания, другой басовой и третьей с ладами), турецкой семиструнной балалайки с длинной ручкой, наконец бубна с колокольцами и погремушками. Танцы греков оживлены и ловки. Крестины у греков справляются тоже торжественно: на третий день после родов приходят поздравлять почти все односельчане, причем приносят в дар разные кушанья. Родители новорожденного угощают пришедших вином.

Татарское и турецкое иго, продолжавшееся с 1475 по 1778 г., оставило следы в песнях и сказаниях греков; в большом ходу у них предания о Девлет-Гирее и Аслан-Бее, которые сильно притесняли народ и «пилили его деревянными пилами», как говорится в сказаниях. В песнях почти исключительно татарского происхождения воспевается бывшая родина – Крым, где будто бы остались зарытые клады. Более древних сказаний у здешних греков не сохранилось.

Евреи живут повсеместно в рассматриваемой области и преимущественно в городах, где занимаются торговлей и комиссионерской деятельностью. В среднем они составляют 19 % всего городского населения, причем на западе эта цифра повышается до 80 % (губернии Бессарабская и Херсонская) и уменьшается в направлении к востоку. Всего же евреев в Бессарабской губ. 228.530 душ (11,7 %), в Херсонской губ. 339.900 душ и во всем Новороссийском крае 748.200 душ (6,4 %). Попытки обратить евреев к земледельческому труду не имели большого успеха. В настоящее время существует 18 еврейских земледельческих колоний в Бессарабии (из которых самые большие Александрены Белецкого у. и Думбравены Сороцкого у.), 26 в Херсонской губ. и 17 в Екатеринославской. Живут евреи-колонисты иногда в так называемых «казенных домах». Это невысокие строения (1 саж. или немного более) из сырца, назначенные для двух семейств каждое и потому разделенные на две изолированные друг от друга части; большинство же колонистов живет в землянках также из сырца, покрытых сверху землею. Земледелие у евреев находится далеко не в блестящем состоянии, что весьма понятно, так как этот народ в течение десятков столетий занимался исключительно торговыми операциями и ремеслами. Колониальное управление у евреев то же, что и у немцев. В Бессарабии евреи известны с XVI в.

Этнографическое описание обыкновенных евреев, повсюду сохраняющих свои отличительные черты, читатель найдет в IX томе «России» (см. ниже). Здесь же мы скажем несколько слов о двух интересных этнографических группах, условно относимых к евреям, живущих почти исключительно в Крыму и имеющих резкие особенности в быте и характере, сразу отличающие их от общей массы еврейства. Эти две группы – караимы и крымчаки.

Караимы (редко – караиты) главным образом живут в городах Крымского полуострова – Евпатории, Феодосии, Армянске, Севастополе и Симферополе. Близ Бахчисарая находятся развалины караимской крепости Чуфут-Кале, игравшей некогда важное значение во время самостоятельной политической жизни народа. В Таврической губ. их вместе с крымчаками (см. ниже) насчитывается свыше; 8.900 душ (0,6 %). Есть караимы и в Херсонской губ. – в гг. Херсоне, Николаеве, Одессе – всего свыше 2.000 душ (0,07 %) и в небольшом количестве в Бессарабии.

Вопрос о происхождении их недостаточно выяснен. В литературе было высказано предположение о происхождении их от хазар или вообще от тюрков, принявших иудейство во времена хазарского господства. В Тавриде, по свидетельству древних писателей, были между прочими и еврейские поселения уже за несколько веков до Рождества Христова (Корсунь, Керчь, Салхат Иудейский), проникшие сюда вероятно одновременно с финикийскими. В начале XIX в. были обнародованы Бларамбергом и Стемпковским надписи на греческом языке, относящиеся к 81 году по Р. X., в которых упоминается об еврейских молитвенных домах в Анапе, Ольвии и Пантикапеи. Учение же караизма принято ими в X в. по Р. X. от проповедников его, приезжавших на юг России с востока. Что касается преданий самих караймов, то в них не имеется даже намека на происхождение их от другого народа, кроме еврейского; напротив, некоторые роды караимов очень старательно ведут свои родословные чуть не от Авраама. Возможно допустить, что в караимах смешались древние евреи с единоверными им хазарами. Да и вообще трудно было сохранить национальность, живя в течении более тысячелетия среди разнообразного населения на таком сравнительно небольшом и почти изолированном от материка полуострове, как Крым.

По своему физическому типу караимы похожи на крымских южнобережных татар, которые также представляют из себя смесь нескольких народностей, и даже разговорный язык караимов – тюркский (адербейджанское наречие).

Отличительные черты характера караимов – нравственность, честность и трудолюбие. Они любят опрятность и чистоту, что совершенно не в духе евреев-талмудистов. К этому нужно присоединить стремление к благотворительности, носящей у караимов характер общественный, а не частный, и развитой настолько широко, что нищих среди караимов вовсе нет. Одежда мужчин – обыкновенная европейская, а старинная национальная состоит из полосатого жилета, кафтана с короткими рукавами и одеваемого сверху черного халата, синих шаровар, белых чулок и полусапожек. На голову надевается ермолка и высокая белая суконная шапка с черным бараньим околышем. Женская брачная одежда – серое шерстяное платье с лифом, имеющим небольшой вырез на груди, стянуто в талии поясом с серебряными застежками, кашемировый халат, белые чулки и башмаки. Голова украшается шапочкой с позументом, на которой вышита шелком надпись «машмалла», т. е. храни Господь.

Что касается духовного и общественного быта караимов, то он отличается замкнутостью. Семья держится на строго патриархальных началах: все беспрекословно повинуются главе дома. Образование не идет дальше чтения и письма на адербейджанском наречии.

Относительно религии нужно сказать, что основное различие между евреями-талмудистами и караимами заключается в том, что последние совершенно не признают талмуда и придают значение только буквальному тексту пятикнижия Моисея, на что указывает самое слово караим, происходящее от семитического «карай» – верный писанию. Зародыш секты караимов, или, как их еще иначе называют, караитов или кареев, можно видеть в учении древних саддукеев или самарян, также не признававших ничего кроме пятикнижия, но появление ее под названием караизма и определение этого учения в тех формах, в каких оно существует и теперь, относится к 750 году по Р. X. и связано с именем рабби Анан Ча Нясси, жившего во времена багдадского халифата (715–890 гг. по Р. X.). Вследствие того, что караимы не признают талмуда – этого кодекса обрядов нынешнего еврейства, у них есть значительные отличия от евреев-талмудистов в богослужебных церемониях, в способах обрезания, степенях родства, в исчислении месяцев и праздников и даже в пище.

Интересен у караимов свадебный обряд. Перед свадьбой жених и невеста должны откупить себе место на кладбище, чтобы не разлучаться не только в этой жизни, но и в будущей. Затем заключается родственниками «тноим» – предварительный брачный договор, после которого молодые люди официально считаются помолвленными. Накануне свадьбы совершается обряд очищения грехов (существующий впрочем и у талмудистов, хотя и вопреки талмуду), причем раввин кружит петуха или курицу над головами жениха и невесты и потом бросает животное; этот обряд сохранился по-видимому как пережиток древнего кровного жертвоприношения. После этого жениха и невесту осыпают в знак пожелания богатства деньгами, которые остаются в пользу бедных. Во время брачной церемонии невеста находится в углу своей комнаты, покрытая фатой и окруженная женщинами, которые сидят на полу. Свадьба заканчивается танцами азиатского характера, поеле чего молодой уводит свою жену в брачную комнату, где она сидит в течение семи дней лицом к стене. При вступлении в брак, согласно строго патриархальному строю, преобладающее значение имеет согласие родителей. Близкое родство не служит препятствием, если жених в родственном отношении старше невесты (напр. дядя может жениться на племяннице). Ранние браки между караимами, как и вообще у южных народов, очень распространены. На вдовах женятся редко.

Что касается так называемых крымчаков, то это также очень стародавние обитатели Крыма. По их собственным преданиям, они поселились там в VI веке по Р. X. Некоторыми учеными было высказано мнение, что крымчаки появились из Сирии еще со времени разрушения израильского царства, сначала на Кавказе, а оттуда перебрались в Крым или были приведены откуда-либо татарами в качестве пленных. Крымчаки и по внешнему виду (обыкновенно не бреют бород и носят иногда пейсы), и по характеру и быту не отличаются от караимов и говорят, так же как караимы, на адербейджанском наречии. Единственное отличие их от караимов – религиозное: они признают еврейский талмуд и предание, на основании которого и составлен их молитвенник, хранящийся в Карасубазаре – главном их местожительстве. Занимаются и караимы, и крымчаки торговлей и посредничеством на базарах, а также некоторыми ремеслами, как напр. ювелирным, шапочным, портняжным и др.

Евреи[3] проникли в Северо-Западный край из Польши. Уже при Витовте брестские евреи получили привилегию, обеспечившую их правовое и имущественное положение; с течением времени эта привилегия была распространена на всех евреев, живших в пределах литовско-русского государства. Главное занятие евреев составляли торговля, отдача денег в рост, откуп податей, хотя были и евреи-землевладельцы. Почти поголовные практические способности всей еврейской массы к перечисленным выше отраслям, необыкновенное уменье пользоваться психическими слабостями каждого отдельного представителя нееврейского населения, притом крайняя «всемирная» сплоченность и плодовитость евреев, освященные их религией, – все это, как в древние времена в Египте, Вавилоне, а впоследствии и в Испании, – вызывало в Белоруссии ропот населения, а богатства отдельных евреев – зависть. Появилось то двойственное отношение к евреям, которое так метко охарактеризовано Пушкиным в словах «проклятый жид – почтенный Соломон», и естественно народился «еврейский вопрос», сопровождавшийся колебаниями политики по отношению к евреям то в одну, то в другую сторону. Вел. кн. Александр издал даже закон, которым все евреи были изгнаны из государства, а имущество их конфисковано. Впрочем закона этот вскоре был отменен, и евреи снова появились в пределах государства.

Евреи жили почти исключительно в городах. Согласно своим привилегиям еврейские «зборы» (впоследствии кагалы) жили особою жизнью, имели право суда над своими сочленами, были обложены особыми от других горожан еврейскими податями. Богатство евреев делало то, что правительство часто налагало на них очень большие экстраординарные подати. Среди евреев было много капиталистов, к которым охотно прибегала великокняжеская казна, когда требовались займы. Но кроме торговли евреи отдавались и занятиям, связанным с наукою: среди докторов и аптекарей в городах большею частью мы до сих пор встречаем евреев. Принятие евреем христианства открывало ему путь к шляхетству и высшим должностям. В истории литовско-русского государства известен пример такого крещеного еврея Авраама Езофовича Ребичковича, сначала заявившего себя дельным администратором и финансовым агентом и потом возвысившегося, при Сигизмунде I, до поста подскарбия земского, т. е. министра финансов, и члена господарской рады. Положение евреев в период польско-литовский не изменилось, так как они по-прежнему были выделены в особые кагалы. Но отношение к ним христианского общества в общем было крайне враждебно.

С переходом в русское подданство евреи были оставлены при своем катальном управлении. Положение евреев регулировалось особыми узаконениями. В 1820 г. было запрещено евреям держать христианскую прислугу. В 1827 г. евреи обязывались особыми законами нанимать рекрут. Законом 1833 г. право жительства евреев было ограничено только городами и местечками. Закон 1844 г. уничтожил кагальное устройство. Последующими узаконениями даны права евреям по образованию, ограничен их процент в учебных заведениях края и точно определены места их поселения.

Евреи, населяющие в настоящее время белорусские губернии, принадлежат к двум сектам – к мленашмами и хаседимской. Последователи первой секты строго придерживаются священных книг Ветхого Завета и устного закона, заключенного в книгах Талмуда. Начало этой секты относят еще к тому периоду, когда евреи жили в Палестине, именно фарисеев считают родоначальниками секты талмудистов. До XII в. все евреи в Европе держались Талмуда, но в это время у них появилось сектантство и было положено начало секте, называвшейся кабалой (кабала значит предвзятие). Из этого мистического учения возникла в начале XVII в. секта хаседимов; основателем ее был еврей Бешт, родом из Подольской земли, объявивший себя вдохновенным истолкователем Талмуда («цадиком» – чудотворцем). Он ввел в еврейские обряды восторженный мистицизм: молитва должна быть восторженная, страстная, соединенная с определенными движениями тела, хлопаньем в ладоши. Бешт учил, что всякий израильтянин имеет две души – добрую и злую; первая пребывает в мозгу, вторая – в левой стороне сердца. Так как обе души непрестанно борются между собою, то человек должен молиться, чтобы добрая душа брала перевес над злою.

Во главе хаседимов стоят цадики. Каждый цадик имеет известный округ, в котором пользуется большим почетом. Сан цадика обыкновенно считается наследственным. Цадики не связаны с кагальной иерархией, а также и друг с другом: каждый цадик действует независимо от других. Влияние его на евреев обусловливается его ученостью и удачным выполнением его пророчеств. Цадик – вдохновенный пророк, весь погруженный в кабалистическую мудрость. Ни один правоверный еврей не сделает сколько-нибудь важного шага в своей жизни без совета цадика; каждый совет оплачивается. Для хаседимов цадик заменяет раввина. Вот как описывает отношение правоверных к своим цадикам один путешественник, побывавший в 1890 г. в центре хаседимизма – в Пинском уезде. Этот уезд населен самыми правоверными евреями; еврейский элемент здесь настолько силен, что в самом Пинске не с каждым евреем можно объясниться по-русски: многие евреи довольствуются знанием только своего жаргона, так как им мало приходится сталкиваться с иноверцами.

«Пинский уезд является важнейшим религиозным центром еврейства, к которому тянет значительная часть Минской, Волынской и Гродненской губерний. Центры эти – местечки Любашев и Столин, в южной части уезда, где живут их раввины или «цадики».

Все евреи разделяются на несколько сект, но любашевский и столинский раввины имеют наибольшее число приверженцев, особенно столинский. Есть впрочем и сектанты, ездящие к своим раввинам в Царство Польское. К сожалению мне не пришлось побывать у столинского раввина, так как обстоятельства заставили меня выехать из уезда уже тогда, когда я был всего в 40 верстах от этой столицы еврейства, и потому то, что я узнал о нем, передаю со слов лиц, лично знающих раввина, и не доверять которым нет основания. Столинский раввин еще молодой человек, лет двадцати двух, года три или четыре тому назад занявший свой пост после смерти отца. Он редко, как и его отец, объезжает свою паству.

Рассказывают про замечательное религиозное воодушевление евреев во время таких объездов: евреи приготовляются ко встрече его постом и усиленными молениями; когда он подъезжает к местечку, выпрягают лошадей и сами везут его карету, другие с религиозным благоговением бросаются к колесам и целуют их на ходу; таким образом поездка раввина – целое триумфальное шествие. В самом Столине он окружен не меньшим вниманием. Штат состоящих при нем евреев доходит до ста человек; все это закаленные фанатики: но не все из них могут зреть лицо его, а только более приближенные. Раввин живет в огромном деревянном дворце, построенном недавно. Прежний дворец столинских раввинов сгорел; пожар случился в ночь, когда вся секта праздновала обрезание первенца, будущего наследника раввината. Собравшиеся из разных мест почитатели собрали тотчас же 50 тысяч руб. и в несколько месяцев воздвигли новый роскошный дворец. Раввин редко показывается из своих покоев. Приходящие к нему за советом ждут доступа по нескольку дней, проводя время в молитве. Съезжаются к нему его почитатели за самыми разнородными советами. Мало кто начинает, особенно в молодости, идти по той или иной профессии, не испросив предварительно его совета и благословения. Про личность самого раввина евреи говорят, что он «ужасно умный, день и ночь читает Библию». Но приходилось слышать отзывы более интеллегентных евреев, а также и русских, знающих его; все единогласно утверждали, что раввин – человек с образованием, владеет иностранными языками, читает и знает далеко не одну Библио и весьма тяготится своим положением. «Несчастный он человек!» – воскликнул один полуинтеллигентный еврей, рассказывавший мне про него. Мать нынешнего молодого раввина, как говорят, женщина с большим образованием; она владела большими имениями на Волыни, но по смерти своего мужа продала их и уехала заграницу, где и поселилась. Добавлю еще, что когда пришлось теперешнему раввину в 1889 г. отбывать воинскую повинность, евреи за тридцать тысяч купили квитанцию и таким образом не допустили своего религиозного главу маршировать среди солдат».

Надо заметить, что цадиков почитают не одни их приверженцы – хаседимы, но и раввинисты: необразованная масса из секты раввинистов обращается и к своим раввинам, и к цадикам, смотря по авторитету последних. Несмотря на деление на секты, между евреями не замечается религиозного антагонизма. Это объясняется не только сплоченностью евреев, но также и тем, что сектанство вовсе не способствует разделению евреев по основным религиозным верованиям и в обрядовом отношении: Ветхий Завет и Талмуд для всех служит общею основою. Можно заметить только одно, что раввинисты проявляют гораздо более склонности к новшествам и в последнее время к сионизму, охотно оставляют предрассудки и упорно стремятся к общеевропейскому образованию. Хаседимы же под влиянием цадиков весьма суеверны.

Все мировоззрение еврея проникнуто глубокою религиозностью. Евреи очень суеверны, преисполнены массой предрассудков, но и само суеверие находит подтверждение и объяснение в религии, собственно в толковании ее, находящемся в книгах Талмуда. Всякое действие еврея связано с религией; домашний и общественный строй находятся в непосредственном подчинении религиозным требованиям; даже одежда – и та имеет связь с религией. Мы конечно говорим о правоверной массе еврейства, а не о евреях, выдвинувшихся из массы вследствии полученного ими образования; об этой же массе и дальше будет речь.

В общественной жизни еврейская масса не представляется единой: одни пользуются в еврейской общине большим почетом, другие – меньшим. Положение в своей среде каждого еврея обусловливается тремя факторами: происхождением, ученостью и богатством; последний фактор – производный.

Евреи по происхождению делятся на три разряда: каганов, левитов и израилей; первые два разряда ведут свое происхождение от третьего сына патриарха Иакова – Леви, каганы – от старшего его сына Рувима, израили – от остальных его сыновей. У евреев в настоящее время нет священников, потому что жертва Богу может быть приносима только в иерусалимском храме. Раввин – духовный глава; но каганы и левиты пользуются некоторыми прерогативами древних священников; напр., каганы благословляют народ в синагоге, приглашаются первыми для чтения Пятикнижия, за ними левиты, а затем уже израили; каждый Израиль обязан выкупить своего первенца мужского пола (это относится к первенцу-сыну и к животным) у кагана и т. п. Затем евреи различают несколько степеней религиозной учености: «высокоученых», из которых избирают раввинов, «ученых» и «отличных», из которых назначаются учителя и резники, «книжников» и «сведующих» – весьма многочисленный класс лиц, могущих принимать участие в совещаниях по религиозным делам; остальные называются «неучами». Впрочем и они умеют читать и кое-как писать по-еврейски, так как грамотность обязательна для каждого еврея. Ученость же заключается в знании священного писания и умении толковать его согласно книгам Талмуда. Знание иногда поразительно: знают не только наизусть Пятикнижие, но и страницы, на которых расположены главы, знают поскольку раз в той или другой главе употреблено слово Иегова и т. п.; говорят, что бывают знатоки, которые, если проколоть булавкой на какой-нибудь странице слово, могут сказать, какие слова проколоты булавкой на последующих страницах. Однако деление на разряды по учености и по происхождению регулируется еще делением по материальному достатку. Евреи очень почтительно относятся к богачу, и умение нажить богатство считают также проявлением мудрости; поэтому неученый богач непременно будет считаться в разряде «книжников», а если он «книжник», то попадет в «высокоученые»; для богатого израиля сделают предпочтение в синагоге перед нищим каганом.

Евреи живут тесно сплоченным обществом, которое называется «кагалом». В настоящее время катальное управление юридически не существует (оно упразднено законом 19 декабря 1844 г.), но фактически оно существует и в настоящее время и имеет весьма важное значение в жизни евреев. Отдельные кагалы имеются во всех городах и местечках, но кроме того в некоторых городах и местечках находятся окружные катальные управления, именно в Вильне, Шклове, Бердичеве, Одессе и Варшаве. Кагал есть собственно мирская сходка, но он имеет своих выборных должностных лиц, напр. катального раввина, который разрешает религиозные сомнения, заведует синагогой и, по совещанию с почетнейшими членами, решает различные административные дела. Сверх того кагалом избирается бетдинь, т. е. судилище, к которому обращаются тяжущиеся по самым разнообразным делам. Хотя в городах существуют назначаемые правительством казенные раввины, но они только ведут книги – метрические, брачные и бракоразводные; все же религиозные обряды и суд творит катальный раввин с почетнейшими членами общины. В прежнее время кагал имел очень большое значение в еврейской среде, а размер налагаемых им наказаний доходил до смертной казни включительно, как об этом свидетельствуют судебные расследования в половине XIX в. В настоящее время влияние кагала далеко не так сильно и ограничивается преимущественно чисто религиозными вопросами.

Кроме кагала еврейская община делится еще на общества, имеющие религиозные и благотворительные назначения. Так, очень распространены общества или братства погребения умерших. На обязанности членов этих братств лежит содержание кладбищ, охранение их и погребение умерших; братчики погребают бедняков даром, но на свои расходы требуют от родственников богатого покойника больших сумм, почему богатые евреи часто вступают в пререкания с братчиками. Кроме того существуют братства посещения больных, братства для снабжения хлебом бедных, братства одевания нагих, общества для раздачи беднякам денег в долг без процентов, общества для обучения бедных детей (Талмуд-Тора) и многие другие. Всякое такое братство имеет избираемых братчиками старшин, казначеев и счетчиков (для ревизии).

В настоящее время еврейское общество признается законом, как имеющее компетенцию по сбору и расходование налогов, взимаемых с евреев на удовлетворение нужд еврейского общества (по закону 1844 г.). Таких сборов два: коробочный и свечной. Первый взимается с убоя скота на кошер, с резки птиц на кошер; он употребляется на пополнение государственных податей за бедных евреев, на содержание синагог, больниц, богаделен, на постройку и починку общественных зданий, на содержание раввинской комиссии ученых евреев при правительственных учреждениях. Свечной сбор употребляется исключительно на содержание особых еврейских училищ.

Частный быт евреев проникнут предписаниями, будто бы основанными на требованиях религии.

Еврея очень нетрудно отличить от других национальностей по его своеобразному типу, так хорошо всем известному. Но в Западном крае еврей выделяется среди других национальностей еще и по своему костюму. До 1845 г. евреи носили особый костюм, но с этого года им было приказано носить общеевропейское платье. До сих пор однако еврейская масса держится старого покроя одежды, хотя и несколько измененного. Евреи не бреют бороды; гладко остригая волосы на голове, они оставляют на висках длинные пряди волос – «пейсы». По требованию религии, они могут молиться и произносить имя Бога только с покрытой головой (восточный обычай). Чтобы как-нибудь случайно не произнести молитвенных слов с непокрытой головой, евреи всегда носят на голове легкую скуфейку («ермолку»). По требованию Талмуда, евреи не могут носить одежды, изготовленной из шерсти и льна. Вот почему евреи-простолюдины носят длинные сюртуки из шелковой или атласной материи («лапсердаки»), опоясываемые широким черным поясом. Черная бархатная шапочка, кожаные туфли и высокие чулки, в которые вкладываются панталоны, дополняют костюм правоверного еврея. Кроме того под верхней одеждой евреи носят кусок какой-нибудь материи с вырезкой для головы; к четырем углам этой материи прикреплены шелковые шнурки с узелками (цицес). Во время молитвы еврей наворачивает «цицес» на указательный палец левой руки и целует его. Эта материя одевается и на покойника, но один «цицес» отрезывается и вот для чего: если покойник, бродя на том свете, подумает, что он жив, то, заметив отсутствие одного «цицеса», может удостовериться в своей смерти. Во время утренней молитвы все совершеннолетние евреи навязывают на левую руку выше локтя и на лоб два кубические ковчега, величиною в полтора вершка каждый – «тефилины». Они состоят из листков пергамента, на котором начертаны слова из Священного Писания. Сверх того женатые евреи во время молитвы покрывают голову и плечи «талесом» – шерстяною материею. По Талмуду надевание «талеса» равняется шестистам тринадцати хороших поступков: сам Бог показался Моисею, покрытый «талесом». К обрядовой одежде надо еще отнести сорочку с длинными рукавами и широким воротом («китель»): ее дарит невеста жениху, и еврей дважды в жизни одевает эту сорочку – во время свадьбы и после смерти.

Еврейки носят европейские платья, но замужние бреют голову и заменяют природные волосы париком. Талмудитский закон требует, чтобы замужняя женщина брила голову, потому что коса – лучшее украшение женского пола, и женщина должна быть лишена ее, чтобы никого постороннего не ввести в искушение.

Масса религиозных формальностей относится к пище, употребляемой евреями: Талмуд строго определяет, что должно входить в утробу правоверного израиля. На продуктах, употребляемых евреями в пищу, отразились с одной стороны условия жизни на востоке, с другой стороны – вкусы дальнего средневековья. Евреи поглощают массу пряностей и острых кушаний, напр., редьки, чесноку, луку. Кухня евреев подчинена правилам Талмуда. Так, на основании его предписания (не вари козленка в молоке его матери) еврей вовсе не употребляет мяса в соединении с молоком и молочными продуктами; даже молочная посуда не употребляется для мясной пищи. Моисеев закон воспрещает евреям употребление свинины. Евреи не едят дичи потому, что все, что не зарезано священным ножом узаконенного резника, считается падалью. Самое зарезывание дозволенных к употреблению в пищу животных обставлено рядом религиозных обрядностей. Если случается какое-нибудь сомнение при осмотре внутренностей зарезанного животного, то обращаются к раввину. Талмуд не запрещает евреям употребление водки, так как составители Талмуда ее не знали; виноградное же вино разрешается употреблять только такое, которое приготовлено самими евреями. Это предписание объясняется тем, что вино было главным предметом языческого жертвоприношения; поэтому евреи остерегаются употреблять вино, которым иноверцы могли принести жертву своему Богу. Вообще предписания Талмуда очень мелочны по отношению к пище. Кроме того он ставит ряд требовании, по которым в известные праздники приготовляются определенные кушанья. Так, напр., в праздник «пейсаха» евреи питаются опресноками, приготовляемыми из пшеницы, сжатой и свезенной под крышу в течение одного дня и притом не подмоченной. Для ужина в пятницу вечером, когда начинается праздник субботы, и для обеда в субботний день приготовляются также особые кушанья. В субботний день евреи не готовят пищи, для чего обед, приготовленный накануне, ставится до начала «шабаса» в печь, устье которой замазывается глиной; таким образом, хотя огонь продолжает тлеть в печи и в шабас, но Бог его как бы не видит.

Обрядовая сторона еврейской жизни не менее тесно связана с религией. Впрочем еврейские обряды не отличаются сложным ритуалом. Так, при рождении ребенка бабка принимает меры к тому, чтобы нечистые духи не могли проникнуть в комнату, где находится родильница; для этого она развешивает талисманы – листы бумаги, исписанные различными кабалистическими изречениями. Если новорожденный – мальчик, то в течение недели каждый вечер в комнату родильницы собирают мальчиков, и они читают молитвы, а затем совершается обрезание новорожденного. При рождении девочки никаких обрядов не совершается.

Продолжение рода евреи считают очень важным. Поэтому еврейская молодежь очень рано вступает в брак, – мужчины на восемнадцатом году, а девушки – на шестнадцатом. Заключение брака зависит исключительно от воли родителей, и еще в очень недавнее время молодой впервые видел свою жену после венчания (невеста венчается с покрытым лицом). Теперь, говорят, молодежь протестует против таких браков. У евреев существует особый класс сватов, которые ведут списки юношам и девушкам, сами делают предложение родителям и вообще берут на себя все заботы о браке, получая за то известное вознаграждение. Когда переговоры закончены и написан брачный акт, в котором точно обозначается условие приданого, начинаются свадебные торжества. В субботу, предшествующую дню венчания, жениха приглашают в синагогу для чтения Пятикнижия; затем у него в доме бывает пирушка. В ту же субботу вечером женщины собираются к невесте. Заправилой свадебного торжества является «весельчак» (бадхан); это профессиональный распорядитель на свадьбах. Он импровизирует стихи. Всякая гостья обязана протанцовать с невестой (у евреев мужчины и женщины танцуют отдельно). Накануне свадьбы женщины провожают невесту в баню, где она должна обмыться в особо устроенной для женщин теплой купальне. В день венчания женщины снова собираются в доме невесты и танцуют с ней по очереди. «Весельчак» говорит свои стихи, состоящие из различных наставлений будущей жене. Затем невесту усаживают посреди комнаты в ожидании прибытия жениха. Между тем «весельчак» с музыкой отправляется к жениху с подарками от невесты, которые состоят из покрывала, одеваемого евреем во время молитвы («талес») и смертной рубашки («китель»). Жених с дружками является к невесте. Здесь молодых благословляют старшие родственники и тогда отправляются к венчанию. Акт венчания происходит под балдахином во дворе синагоги, или же вообще вблизи ее. Молитвы читает раввин, но его обязанность может исполнить и любой еврей в присутствии десяти других. После венчания молодым дают на одной тарелке бульон, называемый «золотой суп». Затем начинается пиршество.

Хотя евреи очень дорожат семейною жизнью, но разводы совершаются очень просто: муж пишет жене разводный лист по установленной формуле. Жена же, желая развестись, должна явиться к раввину и указать ему причины, по которым она требует развода; раввин может дать ей развод. Несмотря на такую легкость развода еврейское супружество расходится очень редко – только при существовании действительно важных поводов. У евреев сохранился еще один обычай очень древнего происхождения. По библейскому закону, деверь обязан жениться на жене умершего брата, если у ней нет сына: род израиля не должен иссякнуть. И в настоящее время невестка должна получить от деверя отпускную («халицу»), если он не желает на ней жениться, или не может жениться, напр., когда он женат (у древних евреев существовало многоженство). Обряд выдачи «халицы» отличается большой сложностью и приносит вдовам много хлопот и расходов. Самый акт совершается во дворе синагоги и состоит в разувании невесткою правой ноги деверя; затем она плюет около него, произнося установленные формулы. Положение вдовы бывает очень затруднительно, когда деверь не достиг тринадцати лет и одного дня: только с этого момента он считается совершеннолетним и может выдать «халицу». Вдова должна ждать совершеннолетия, так как она не может вступить в брак без «халицы».

Смерть и погребение евреев обставлены весьма несложными обрядами. Как бы ни был беден еврей, он все-таки в опасную минуту составляет завещание, в котором хоть самые незначительные крохи уделяет на благотворительные цели и непременно на похоронное братство. Долг повелевает окружающим напомнить об этом опасно больному. Когда опасность становится слишком очевидной, то окружающие переменяют имя умирающего, чтобы ввести в заблуждение злых духов; когда замечают признаки агонии, окружающие громко читают молитвы, переполненные священными выражениями, которых боятся нечистые духи. Для удостоверения в том, что покойник не дышит, ему кладут на уста перышко; если оно не шевелится, то это считают признаком, что жизнь прекратилась. Тогда покойника раздевают и кладут на пол; евреи убеждены, что если мертвец долго полежит на кровати, то смерть пристанет к мебели и увлечет кого-нибудь из оставшихся в живых. Омовение тела и одевание его производится членами погребального братства. Покойника одевают в сорочку с длинными рукавами, зашитыми на концах, и в такие же длинные брюки, зашитые внизу наглухо; затем одевают «китель» – смертную сорочку и «талес», покрываясь которым покойник как бы молится. Близкие в знак траура надрывают отвороты верхнего платья.

Праздники евреев приурочены или к воспоминанию событий, описанных в Библии, или к памяти исторических событий в жизни еврейства. Некоторые из этих праздников обставлены особыми обрядами. Так, напр., праздник «кущей» посвящен воспоминанию о получении Моисеем закона на Синайской горе. Праздник этот приходится на сентябрь месяц. В воспоминание о былой кочевой жизни всякий еврей устраивает на своем дворе досчатую палатку. Праздник «кущей» оканчивается десятым днем, который называется «иом-кипур», т. е. днем очищения от грехов. Перед этим днем евреи ходят на берег озера или реки, молятся и стряхивают в воду свои грехи; это делается для того, чтобы предстать чистыми к судному дню «иом-кипура». По народному представлению белорусов, в этот день черт должен унести одного из евреев, не успевшего очиститься от грехов. Весь день «иом-кипура» евреи проводят в синагоге, беспрестанно читая молитвы. К вечеру раздаются звуки рога, и молящиеся восторженно восклицают: «на будущий год в Иерусалиме!» Этим кончается праздник. В воспоминание о бегстве евреев из Египта евреи питаются опресноками – «мацою». Евреи убеждены, что во время трапезы в этот праздник (пейсаха, пасхи) дом каждого еврея посещается пророком Илиею, для чего при чтении особой молитвы открывают на несколько минут дверь.

Несмотря на то, что религиозные предписания регулируют каждый шаг еврея, народная масса весьма склонна к суеверию и разного рода предрассудкам. Предрассудки в значительной мере вызываются стремлением согласовать деспотические требования Талмуда с житейскими условиями. Отсюда происходит крайне казуистическое толкование его предписаний. Так, еврей не может дать денег под проценты своему единоверцу; чтобы обойти такое требование, евреи пишут условия, по которым дающий деньги и занимающий их собираются вести совместно какое-либо предприятие, от которого уже заимодавец должен получить известный процент. В доме еврея в субботу не может быть разводим огонь. Если у еврея есть христианская прислуга, она ставит самовар; но хозяин должен ее спросить: «для кого ты это делаешь», та отвечает: «для себя». Вся семья спокойно пьет чай: огонь разведен иноверцем для себя. Закон не запрещает еврею брать в руки в праздник бумажные деньги, а металлические еврей берет полою своего платья. Бывают и более комические случаи обхода талмудических предписаний. Талмуд не запретил ездить в праздник на пароходах, потому что не знал их; передвижение же по сухому пути запрещено. Рассказывают, что один еврей, которому нужно было перед шабасом проехать в соседний город, забрался в вагон с ведром воды. Когда наступил шабас, еврей присел над ведром, всунув в него обе ноги. Пассажиры, обеспокоенные и странным видом еврея, и расплескивающейся водою, потребовали от него объяснений. Еврей упорно отмалчивался. В дело вмешался кондуктор, и тогда еврей умоляющим голосом произнес: «я не еду, я плыву».

У евреев есть свои знахари и знахарки – «ваал-шемы». Они произносят заклинания, изгоняют нечистых духов, дают талисманы с халдейскими надписями. Евреи утверждают, что еврейские знахари отличаются от христианских тем, что пользуются помощью чистых духов, а христианские – нечистых.