Малороссия. Новороссия. Крым. Полная история южного русского края

Пробираясь вооруженными отрядами далеко в степи с целью эксплоатации их естественных богатств и особенно привлекаемые реками, изобиловавшими рыбою, казаки к середине XVI в. присвоили себе обширную область в пределах от р. Орели и г. Чигирина до татарских кочевьев с севера на юг и с запада на восток – от притока Буга Синюхи до р. Волчьей и даже дальше, почти до Азовского моря. Вся эта область была поделена на паланки и застроена сторожевыми засадами от татарских наездов. Отсюда на своих ладьях запорожские казаки пробирались мимо Кинбурна и Очакова в Черное море и опустошали турецкие владения, а всего чаще Крым. Чтобы помешать их набегам, турки перегородили устье Днепра цепями и галерами, но казаки обходили это место волоком, а возвращались по р. Миусу. Вполне понимая значение казачьих успехов, Стефан Баторий в 1576 г. особою грамотою на имя гетмана Якова Богданка и кошевого запорожца Павлюка пожаловал им все означенные земли.

Подобно Литовско-Польскому и Московское государство сильно страдало от разорительных татарских набегов, особенно частых в течение XVI в., когда татары нередко доходили до самой Москвы, выжигая все по пути и уводя множество пленных для продажи их в Кафе евреям. Южная окраина Московского государства жила таким образом в постоянном страхе и ожидании татарского погрома. Неудивительно поэтому, что правительство, несмотря на все старания, не могло привлечь сюда населения. В XIV в. запустение доходило до верховьев Дона, выше впадения Сосны и Мечи.

В 1521 г., как ясно из наказа в. кн. Василия Ивановича послу Губину, отправленному к турецкому султану, пространство от Азова до Медведицы вовсе не было заселено русским легальным населением, если не считать начавшего проникать сюда из рязанских земель вольного казачества, не признававшего московской власти, относительно истребления которого существовал еще строгий наказ Ивана III в. кн. рязанской Агриппине. Москва предлагала устроить станы для переговоров с турками по Хопру и Медведице на местах, ближайших к русским украинным городам и сторожкам верховьев Дона, где были поселены городовые казаки (т. е. легальные, доставшиеся Москве еще от Рязанского княжества) после завоевания Казанского и Астраханского царств и принятия большими ногаями, жившими на восток от Волги, подданства Москве, русские владения формально захватывали все Поволжье; после же образования общины терского казачества и особенно с постройкой крепости Терки (1567 г.) владение Москвы простиралось на территорию нынешнего Северного Кавказа.

Однако весь очерченный край за исключением больших речных долин фактически был еще в руках кочевых народов, с одной стороны – остатков Золотой Орды, а с другой – новых передовых отрядов крымских татар. С усилением крымской орды ее кочевья распространились почти по всему Миусскому округу и дальше по Донцу. Следами этих кочевьев считают между прочим валы, рвы, крепостцу и развалины жилищ с правой стороны Донца выше Каменской станицы при балке Рыгиной (Донецкого округа).

С другой стороны подобно польско-литовским и московские окраины выделяли группу недовольных элементов, искавших в степях приключений и легкой наживы и одинаково опасных соседей как для татар, так и для мирных подданных Московского государства. В 1538 г. ногайский мирза Кельмагмед жаловался Ивану Грозному на их грабежи, в ответ на что царь отвечал: «казанцы, азовцы, крымцы и иные – баловни казаки, а и наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят, и те люди – как вам тати, так и нам тати и разбойники». К середине XVI в. эти выходцы в нижнем течении Дона уже окончательно сформировали своеобразную общину, о деятельности которой князь ногайский Юсуф писал царю: «холопи твои, некто Сарыазман словет на Дону, в трех и четырех местах городы поделали». Иван Грозный однако еще мог отвечать с полным правом: «те разбойники живут на Дону без нашего ведома и от нас бегают». Это и понятно, так как московская правительственная колонизация находилась еще слишком далеко в то время, именно близ Тульской укрепленной черты, и открыто принимать сторону таких отдаленных вольных колонистов было еще преждевременно. Затем в 1551 г. турецкий султан просил ногайского князя унять донских казаков, которые «с Азова оброк емлют и воды на Дону пить не дают».

Первые поселения казаков, о которых упоминалось в приведенных жалобах, были сосредоточены по низовьям Дона между Черкасской и Цымлянской станицами, т. е. были отделены большими промежутками от непосредственных московских владений, так как вольное казачество пока еще опасалось преследований со стороны московского правительства, действуя исключительно на свой страх и риск; но уже в конце XVI в. казачьи городки и зимовища были рассеяны сплошной лентой на протяжении 800 верст, от устья р. Хопра до р. Аксая, и несколько городков встречалось по р. Донцу.

По мере усиления налогового гнета и ухудшения положения крестьян, а также после разорения русской земли во время смут междуцарствия прилив на Дон беглецов из пределов Московского государства чрезвычайно усилился, отчасти пополняясь и выходцами из Малороссии. Наконец в 1667 г. сюда бежали раскольники, основавшие свои скиты по верховьям Дона, Хопру, Медведице, Бузулуку и Донцу.

О необыкновенном росте казачьего населения в течение XVII в. можно судить по тому, что в середине этого столетия по Донцу, Хопру, Медведице и Жеребцу насчитывалось около 30 городков, а к концу столетия – до 125, причем они составляли 11 станиц. Все казачье население распадалось на две группы – верховых и низовых казаков, границею обитания которых служил Цымлянский городок.

С ростом казачьего населения принимала законченные формы донская казачья община, в силу этнографических особенностей великоруссов значительно отличавшаяся от Запорожской Сечи малоруссов. Управление и суд были сосредоточены в войсковом круге, в состав которого входило все казачье взрослое мужское население, находившееся в данный момент в главном казачьем городке – «Главном войске». Для разрешения же особенно важных дел ожидали обыкновенно прибытия казаков и из других мест. С умножением населения и отдельные городки получили свои станичные круги, где решались местные дела. Главными городками войска донского в течение XVI в. были Раздоры (станица Раздорская), а с 1622 г. – Монастырский городок (в 6 вер. ниже Черкасска на Дону); с 1637 по 1643 г. управление сосредоточивалось в Азове, который казаки отняли на время у турок; а с 1643 по 1645 г. – на Махином острове (на левом берегу Дона в 5 вер. от Ольгинской станицы) и наконец, с 1645 г. – в Черкасском городке или Черкасске (ныне станица Старо-Черкасская).

Исполнительными органами были атаман и войсковый есаул, избираемые ежегодно; делопроизводством заведывал войсковой дьяк. В походах избирали особого походного атамана. Войско делилось на сотни и полусотни и находились под начальством полковников, хорунжих, сотников и пятидесятников. Духовенство у казаков сначала было выборное, но с 1689 г., после раскольничьего восстания было заменено назначаемым, подчиненным воронежскому епископу.

Главным своим занятием казаки считали походы. Низовые казаки на своих легких ладьях обыкновенно спускались по Дону, нападали на турецкую крепость в его устье Азов, затем опустошали Крым и турецкие города по берегам Черного моря. Верховые казаки предпочитали совершать свои разъезды по Волге, нередко разбивали торговые караваны, не разбирая своих и чужих, затем по Каспийскому морю добирались до берегов Персии, которые и грабили. По возвращении из походов казаки «дуванили» весь «дуван» (т. е. делили добычу) поровну.

В мирное время главным занятием казаков были рыбная ловля и охота; хлебопашества сначала не было; когда же оно стало развиваться преимущественно среди верхового казачества, оно было строго запрещено. Так, грамота войскового круга, посланная к хоперским и усть-медведицким городкам, запрещала пахать землю и сеять хлеб, за что «бить до смерти и грабить». Это было вызвано вероятно теми соображениями, что верховые казаки, как более защищенные от нападений кочевников, занявшись земледелием, легко расказачатся, подпадут окончательно под московскую власть и уменьшат таким образом численность казачьего войска. В низовьях Дона не было надобности в таком запрещении, так как здесь казачье население само традиционно гнушалось земледелием и землю сдавало для обработки беглым крепостным, которых сманивали особые промышленники и которые поступали таким образом в батраки к казакам. Зато здесь довольно значительные успехи делала торговля рыбой, турецкими и татарскими товарами, как скупленными, так и наичаще награбленными. Насколько казаки дорожили торговыми рынками, видно из челобитной к царю Михаилу Федоровичу на право свободной и беспошлинной торговли во всех украинских городах.

При обилии земель во время образования казачьей общины ими пользовались на правах первого захвата, заимки огромных «юртов», но вследствие сильного прилива населения уже к концу XVII в. казакам показалось тесно, и начались земельные споры. Войско принуждено было выдавать разводные грамоты, разверстывая леса, луга и озера, остальные же земли оставляло в общем пользовании. Описанная организация казачества в начале обеспечивала равенство среди казаков. С усилением же прилива нового, свежего элемента все более резко вырисовывались два типа казаков – домовитых, старых насельников Дона, успевших обзавестись своим хозяйством и потому представлявших опору порядка, и голутвенных (голытьбы), прибывавших на Дон с верховьев позднее, когда условия для расселения были уже менее благоприятными. Из голытьбы вербовались так называемые воровские казаки, – беспокойный элемент, разбивавший караваны на Волге и легко примыкавший ко всяким восстаниям в поисках богатства и удачи. Так, в смутное время они приставали ко всем самозванцам, а позднее поддерживали Стеньку Разина. Впрочем при удачном направлении этих сил и они оказывались полезными; так, напр., воровские казаки покорили Ивану Грозному Сибирское царство. Среди голутвенных же казаков имел особенный успех с XVII в. план восстановления старой веры. С этою целью казаки со старшинами Самойлой Лаврентьевым и Киреем Матвеевым вели переговоры с яицкими казаками. Восстание однако, не успевшее принять слишком значительных размеров благодаря доносу другой части казаков, было подавлено царскими войсками, взявшими городок на Медведице, в котором заперлись раскольники. После усмирения мятежа часть недовольных казаков бежала на Куму, откуда перебралась на Кубань и Терек.

Московское правительство, вполне оценив пользу казачества, как живой стены, защищавшей его владения от татарских набегов, с начала XVII в., после смутного времени совершенно открыто и весьма охотно поддерживало их, посылало им жалованье и сплавляло по Дону для них ежегодно массу хлеба, различные припасы и порох. Правительственная колонизация была теперь уже у Белгородской укрепленной черты, и поддерживать казаков в качестве степных аванпостов было весьма своевременно и удобно. На ряд настоятельных требований со стороны турецкого султана и крымского хана – «унять казаков», «свести казаков с Дона», Москва отговаривалась обыкновенно самовольством и непокорностью казаков, невозможностью унять их за дальностью расстояния (хотя это расстояние и быстро уменьшалось). В некоторых однако случаях, когда грабежи казаков слишком мешали договорным соглашениям Москвы с турецким султаном, правительство посылало к казакам запрещение грабить Азов и Крым, а в 1630 г. даже произошел разрыв на два года между Москвой и Доном. Казаки убили московского посла Ивана Карамышева, вследствие чего царь прислал им опальную грамоту и патриаршее отлучение от церкви.

По мере подчинения казаков Москве сношения между обеими сторонами делались более постоянными и правильными. Казаки считались как бы на службе у Московского государства, обязывались оборонять границы и главное – наблюдать за передвижениями татар и своевременно извещать об этом. В посольский приказ, в ведение которого с 1623 г. были переданы казачьи дела, посылали легкие станицы из атамана, есаула и десяти рядовых казаков с «войсковыми отписями о разных пограничных вестях». С 1672 г. отправлялись только два казака, доезжавшие летом до Воронежа, а зимой до Валуек. Раз в году в Москву посылалась станица зимовая с войсковой челобитной, чтобы царь пожаловал «своих холопей царским великим жалованьем денежным и сукны и селитры и свинцом и запасом». Весною из московских владений спускали по Дону барки с просимыми припасами, которые делились поровну.

Пользуясь прикрытием как донских, так и малорусских казаков, правительство успешно проводило свои линии укреплений, посылало на границы со степью полки, благодаря чему край делался безопаснее и колонизовался сначала принудительно, а потом и добровольно, по мере его замирения. Вольная колонизация особенно двинулась при Алексее Михайловиче благодаря массовому переселению в пределы нынешних Полтавской и Харьковской губерний малороссов, бежавших из Польской Украины. Процесс этот завершился присоединением Малороссии в 1653 г.; вместе с тем к России переходили верховные права на земли, которые малороссийские казаки считали своими, опираясь как на давность захвата, так и на санкцию его жалованной грамотой Стефана Батория. Пределы же своих владений они считали доходящими на восток до устья Дона и на западе до р. Синюхи, притока Буга.

Сильные успехи колонизации и укрепление границ хотя и делали Московские владения более безопасными от татарских набегов, все же не позволяли еще начинать активную, наступательную войну с крымцами. Не рискуя вести свои недостаточно подготовленный для степной борьбы войска через безводные пространства, правительство лишь в исключительных случаях посылало свои отряды на помощь казакам. К таким случаям, напр., относится поход в 1556 г. дьяка Ржевского с запорожцами, когда русские взяли Очаков и отбились от татар; затем в 1558 г. они вновь опустошили окрестности Очакова и захватили два турецких корабля. Для успешной борьбы с татарами правительство имело в своем распоряжении настоящих детей степи – казаков, которые, живя бок о бок с кочевниками, прекрасно изучили все их слабые стороны и потому успешно несли сторожевую службу и нередко привлекались для отвлечения крымцев во время войн России с Турцией. Вообще же, получая от Москвы только материальную поддержку в виде жалованья, боевых и съестных припасов, казаки во всем пользовались почти полной свободой действий и действовали обыкновенно на свой риск и страх. В 1636 г. они взяли Азов и, утвердившись в нем, владели им до 1643 г. Недостаток в людях заставил их обратиться к Москве с просьбой взять Азов под свое покровительство. Не считая себя в силах удержать эту крепость, земский собор в Москве отклонил это предложение, и Азов был возвращен. Турки воспользовались сильным истощением и обезлюдением донских казаков, укрепили Азов, сожгли казачьи городки Маныч, Яр, Черкасск, оттеснив казаков в Раздоры, и построили под Азовом две башни, перегородив реку между ними цепями. Казаки вскоре восстановили разрушенные города и прокопали обходный «ерик», которым по прежнему спускались для разбоев в море. Однако недостаток в ратных людях заставил их просить помощи у Москвы. Им были посланы в помощь стрельцы и вольные люди, и это позволило московскому правительству утвердить здесь окончательно свою власть и вскоре начать активную борьбу с татарами, чему с другой стороны способствовали усобицы в крымском ханстве и сильное ослабление Оттоманской Порты, с трудом отстаивавшей тогда свое положение в Европе.

Первая, хотя и неудачная попытка наступления была сделана при правительнице Софии Алексеевне во время войны с Турцией в союзе с Австрией, Польшей и Венецией. А именно князь Голицын с гетманом Самойловичем, а в другой раз с гетманом Мазепой предпринял два похода в Крым, окончившихся полной неудачей вследствие трудности перехода через безводные степи, к тому же выжженные перед тем татарами.

Война с большим успехом продолжалась Петром Великим, который вел наступление с двух сторон. В 1695 г. боярин Б. П. Шереметьев с гетманом Мазепой взяли Кизикермен и Туган, после чего татары добровольно покинули еще две крепости, больше не возобновлявшаяся. С другой стороны в 1695—96 г. Петр Великий с донскими казаками осаждал Азов и взял его при помощи флота, спешно выстроенного в Воронеже. Гаванью для 52 построенных кораблей была избрана заложенная Петром крепость Троицкая, что на Таган-Роге (рог значит мыс) на Азовском море, за которой сохранилось название Таганрог. Кроме нее была построена еще крепость Павловск на р. Миусе.

В виду необходимости вести войну со Швецией Петру Великому не удалось довести дело до конца и пришлось согласиться на перемирие, заключенное в 1700 г., на основании которого прибрежья Азовского моря с Азовом и Таганрогом, так называемая «барьерная земля», остались за Россией. Обеим сторонам запрещалось строить крепости от р. Миуса до Перекопа и по Днепру от Очакова до Сечи Запорожской, бывшей тогда на устье р. Чертомлыка. Петр Великий ограничился постройкой выше Сечи крепости Каменного Затона и укреплением городов в «барьерной земле». Важным результатом войны было также окончательное прекращение ежегодных «поминок», т. е. откупов крымскому хану. В 1705 г. был размежеван «старый казачий рубеж с турецким государством, от короля польского учиненный». Согласно межевой записи «початок границы от польских концов» определен от впадения р. Подыми в Буг, где сходились владения Турции, Польши и России. Отсюда граница шла «вниз рекой Бугом до р. Ташлыка (Черный Ташлык), полем поперек реки Мертвой (Мертвые Воды), через Еланец, через Великий Ингул, полем до р. Исуни (Высунь), через нее до р. Малого Ингульца, через него по Бекенеевскому броду, который от Кизикерменных пустых мест в 10 часах, от брода до устья р. Каменки, где она впадает в Днепр. От Кизикерменских пустых мест до того места 4 мили и там кончается граница». За Россией таким образом утверждались нынешние уезды Елисаветградский, Александровский и значительная часть Херсонского.

Расширение пределов государства шло об руку с сильным заселением окраин. От невыносимых налогов и крепостной зависимости беглецы толпами уходили в сравнительно слабо заселенный земли, занятые донскими казаками, владения которых к началу XVIII в. захватывали пределы, соответствующие Воронежской губернии по Дону, Харьковской и Екатеринославской – по Донцу с притоками. Казаки оказались окруженными и с северо-запада, откуда широкой волной приливали беглецы из Московского государства, и с запада – соседними «слободскими» (т. е. малорусскими) полками – Острогожским, Бахмутским и Изюмским. Беглецы приносили с собою более интенсивную земледельческую культуру, с которой нелегко могли сжиться привыкшие к простору донские казаки; слободские же полки сталкивались с ними на р. Бахмутке из-за соляных варниц. Все это в достаточной степени вызывало брожение и недовольство казаков и подготовляло благодарную почву для восстания. Ближайшим же поводом для него было издание в 1682 г. указа, запрещавшего (подобно тому, как было и при Иване III) принимать беглецов на Дон, устройство на границе нынешних Воронежской губернии и области войска Донского заставы и присылка на Дон чиновников для переписи населения в казачьих городках и высылки бежавших туда после указа.

В 1708 г. вспыхнуло восстание под предводительством атамана Кондратия Булавина, принявшее небывалые размеры после первых успехов восставших. Подавить этот бунт удалось лишь с большим трудом, несмотря на весьма крутые меры, принятые правительством. Кн. Долгоруков, усмирявший восстание, получил приказание «взять Черкасск, казачьи городки, лежащие на Дону, но Донецкого не трогать, остальные по Медведице, Хопру, Бузулуку и Иловле сжечь и разорить до основания, людей рубить, а заводчиков (зачинщиков) сажать на кол и колесовать». После подавления восстания часть мятежников-казаков с Игнатом Некрасовым во главе ушла под покровительство крымского хана на р. Куму, откуда вместе с кубанцами производила набеги на Дон. После же взятия русскими Анапы, при имп. Анне Иоановне, некрасовцы переселились в Турцию, в устья Дуная. Часть земель по Донцу, принадлежавших донским казакам, вошла в состав вновь образованной Бахмутской провинции.

Затем земли по р. Айдару (восточная часть Старобельского у.) были отданы Острогожскому слободскому полку, а верховья Хопра отошли к Воронежской губ. Правительство не упустило случая наложить свою руку и на внутреннюю жизнь казачества. Начиная с Петра Великого принимались меры для создания среди казачьего населения, еще сохранившего однородность состава, особого привилегированного слоя, и с этою целью возвышалось значение старшины. Из советников атамана, облеченных только исполнительною властью и выбираемых изо всех слоев населения, члены старшины с половины XVIII в. превращались в особое сословие, сначала чиновников, а позднее уравнивались с дворянами.

Считая задачу доведения России до ее естественных границ лишь временно отложенной, Петр Великий с прекращением шведской войны стал подготовлять решительный план наступления на Турцию. С этой целью он заключил в Луцке договор с господарем молдаванским Дмитрием Кантемиром, на основании которого последний обязывался помогать войском и привести к присяге царю свой народ, за что царь обещал восстановить Молдавию в ее древних границах под верховенством России и властью Кантемира. К союзу был привлечен также и валашский господарь, не исполнивший однако своих обязательств. Неудача Прутского похода разрушила этот план. Кантемир должен был бежать в Россию, и положение Молдавии сильно ухудшилось. Россия потеряла все приобретения на Азовском море и должна была срыть три крепости и Каменный Затон. В то же время местности по Днепру потеряли значительную часть населения с уходом запорожцев. После разорения Сечи на Чертомлыке во время шведской войны в предупреждение измены со стороны запорожцев последние перенесли ее ниже на р. Каменку, но и отсюда, изгнанные в 1711 г., перешли в подданство Турции, устроив Сечь против нынешнего г. Алешек. Вместе с их уходом Россия теряла права и на их земли, так что «Прутовая граница» или старая турецкая граница, учиненная в 1711 г., как ее описывал позднее, при Елизавете Петровне французский инженер, объезжавший этот край, начинаясь близ посада Крюкова на Днепре (Александровского у. Херсонской губ.), шла параллельно с рекою до впадения р. Орели, где переходила Днепр и тянулась в нескольких верстах от слободского рубежа, затем пересекала почти посредине нынешнюю Екатеринославскую губ. и оканчивалась у самого впадения Дона в Азовское море.

С потерей крепостей и уходом запорожцев большая часть земель Новороссии оказалась незащищенной и пустой. Сравнительно лучше были заселены только заднепровские земли запорожцев, куда не прекращалось начавшееся еще и раньше бегство малорусов из Польской Украины и великорусов-раскольников, благодаря чему в 30-х и 40-х годах XVIII века более 20 значительных русских поселений было расположено по р. Выси, в верховьях Ингульца и по правому берегу р. Тясмина. Что же касается степей на восток от Днепра, то здесь население сильно поредело. По мысли Петра Великого, для защиты южных границ сюда поселялись военные полки ландмилиции; одним из первых был поселен гусарский полк из сербских выходцев в количестве 600 чел. близ г. Тора (Славянск Изюмского у. Харьковской губ.). При имп. Анне Ивановне в 1731—35 г. была проведена Украинская линия укреплений между Днепром и Сев. Донцом, почти на границе Екатеринославской губ. с Полтавской и Харьковской. На эту линию было поселено 20 полков ландмилиции. В низовьях Дона, на границе русских владений была заложена крепость св. Анны, впоследствии переименованная в крепость св. Дмитрия Ростовского (ныне гор. Ростов на Дону).

Успехи русского оружия вскоре вернули России все ею утраченное после прутской неудачи. После побед Миниха и Ласси, вторгшихся в Крым, по Белградскому миру России были возвращены запорожские земли, куда вновь поселены прощенные запорожцы. В 1740 г. в «Инструменте», заключенном при Великом Ингуле тайным советником Неплюевым с русской стороны и Мустафою-Беем-Селихтаром-Кятибы – с турецкой, граница показана: «от окончания польской границы (т. е. впадения р. Синюхи в Буг) вниз Бугом до Ташлыка или Великого Капора, полем и в 10 верстах от Ташлыка переходит через р. Гарбузинку, до р. Мертвые Воды, отсюда до старой мечети у р. Громоклеи, далее до р. Великого Ингула, оставляя весь лес по берегу реки державе Оттоманской, до Бекенеевского или Белого брода (39 верст), до р. Исуни и оттуда до Малого Ингульца, в 10 милях от р. Кизикермена (Берислава) и наконец до устья р. Каменки в Днепре. К востоку от Днепра граница 1740 г. шла от р. Конских Вод по р. Мокрой Московке, по степи до р. Берды и по ней до Азовского моря, т. е. приблизительно совпадала с границей Екатеринославской и Таврической губ.

Дойдя с постройкой «Украинской линии до пределов запорожских земель, правительство продолжало колонизацию границы военными поселениями и льготами привлекало иностранцев. Так, в 1752 г. австрийский серб Хорват на основании особой привилегии поселил на правом берегу Днепра между р. Тясмином и Синюхой с Высью 16.000 сербских выходцев, из которых было сформировано два полка – гусарский хорватский и пехотный пандурский. Поселения эти названы были Новой Сербией. С 1759 г. были сформированы еще полки из мадьяр, молдаван и других выходцев из Турции и Австрии. На другом конце Украинской линии, на Лугани и Бахмуте из сербских полков Шевича и Прерадовича был образован бахмутский гусарский полк, поселения которого составили так называемую Славяносербию. Земля поселенцам была наделена поротно: рядовым – от 20 до 30 четей (четь равнялась 1.200 кв. саж.), прапорщикам – по 50, поручикам – 80 и капитанам – 100. Для защиты новозаселяемых земель были устроены шанцы и крепости, как-то Новомиргород на р. Выси, крепость св. Елисаветы (позднее Елисаветград), Орловский, позднее переименованный в Екатерининский шанц на устье р. Синюхи и др.

Что касается владений запорожцев, то они, по возвращении к России, на запад доходили до р. Буга, на восток же, сильно расширяясь, вскоре достигли р. Кальмиуса, признанной в 1746 г. границей с землею войска Донского. В указанных пределах запорожские земли делились на шесть «паланок». Оседлое население жило на устье р. Каменки, куда с 1711 г. перешла Сечь, называемая на картах второй половины XVIII в. старою, затем у Запорожского Гарда (рыбный завод) на р. Буге близ Мигейских порогов, где с давних пор были запорожские «зимовники», наконец у Запорожского Поста при впадении р. Кальмиуса в Азовское море. В остальных местах постоянного населения не было, и были расположены только «зимовники» запорожцев, занимавшихся рыбною ловлею и особенно тяготевших ради этого промысла к Азовскому морю, а также пробиравшихся на Кубань, где им было запрещено селиться.

Пользуясь слабою заселенностью степи, орды крымских и ногайских татар возобновили свои набеги и при имп. Екатерине II опустошили Екатерининскую и Бахмутскую провинции, входившие в состав обширной Новороссийской губернии.

Для ограждения от татар была проведена новая Днепровская линия по границе Екатеринославской и Таврической губ. В числе крепостей этой линии значились Петровская (при посаде того же имени Мариупольского у.), затем по р. Берде – Запарыльская и Алексеевская, а по р. Конской – Кирилловская и Никитинская, остатки которых сохранились до сих пор. Вскоре однако русско-турецкие войны, окончившие вековую борьбу России с Крымом, сделали излишними и этот последний ряд крепостей в южнорусских степях. Во время первой турецкой войны 1768–1775 г. Россия подготовила присоединение Крыма, для чего гр. Панину, а потом Щербинину была поручена «негоциация, с подвластными Крыму татарскими ордами. «Препоручается вами, – писала Екатерина II Панину, – продолжая начатую с татарами обсылку и негоциацию, склонить их не к нашему подданству, но только независимости и отложению своему от турецкой власти»… и далее: «домогаясь от них принять в некоторые их крепости нашего гарнизона и уступления нам одной морской гавани на Крымском берегу, с оставлением в наших же руках прохода из Азовского в Черное море, можете их наисильнейше удостоверить, что мы тут никаких владений не желаем и не требуем, а хотим только для их собственно всегдашней безопасности и надежности иметь крепостные прикрытия… Вы дадите татарам уразуметь, что по новым их обстоятельствам натурально так же должно быть условие и о свободной и безпрепятственной между обеими сторонами коммерции водяной и сухопутной»… Непосредственным результатом этой «негоциации» был переход во время первой турецкой войны в подданство России буджакских ногайцев, переселенных на кочевья в степь от р. Каменки до Азова, а позднее перешедших на берега Кубани, Ей и Есени.

В первой русско-турецкой войне принимали участие и румыны в надежде на освобождение их от тяжкого турецкого гнета и разорительного управления назначаемых турками господарей из греков-фанариотов (так назывались старинные греческие фамилии Константинополя, занимавшие высшие должности). По Кучук-Кайнарджийскому миру 1774 г., постановлено «почитать оную татарскую нацию (крымских, буджакских, кубанских, эдисанских, джембулукских, эдишкульских татар) в политическом и гражданском состоянии, по примеру других держав, под собственным правлением своим состоящую, ни от кого кроме единого Бога независящую».

Вместе с тем к России отходили турецкие крепости Кинбурн, Керчь, Еникале, а также был открыт свободный путь по Днепру и Дону в Черное море. Румыны, принимавшие участие в войне, получали амнистию, а равным образом подтверждалась свобода их вероисповедания. Кроме того Порта допустила ходатайство России по делам молдаванским.

Между тем в Крыму дипломатия способствовала созданию сильной русской партии, которая избрала ханом Саиб-Шагин-Гирея. Порта со своей стороны возвела ханом Девлет-Гирея, почему Шагин-Гирей должен был бежать и был восстановлен уже при помощи русских войск Суворова и кн. Прозоровского. Во время усобиц, возникших среди татар, Потемкин склонил Шагин-Гирея отказаться от ханства в пользу России, за что ему была обещана ежегодная пенсия в 200.000 руб. Крым был занят русскими войсками, и в 1783 г. имп. Екатерина II объявила присоединенными к своей державе Крым, Тамань и Кубанскую сторону. Необыкновенные успехи русского оружия во время второй русско-турецкой войны не только принудили Турцию навсегда отказаться от своих потерянных владений, но кроме того, и уступить России земли между Бугом и Днестром с крепостью Очаковом. Влияние на судьбу румынских господарств сделалось еще более сильным, и господари стали назначаться уже под сильным давлением России, благодаря чему произошло быстрое улучшение экономического и финансового положения румынского народа.

Одновременно с расширением территории России при Екатерине II было обращено серьезное внимание на замирение края и прекращение бесконечных земельных неурядиц, что составило предмет деятельных забот наместника Новороссийского края и Тавриды кн. Потемкина. В 1775 г. отряд русских войск, возвращавшихся из Крыма, занял и разорил Запорожскую Сечь. Часть казаков ушла в Турцию, где устроила сечь на Дунае; оставшиеся же были обращены в регулярные войска, из которых кн. Потемкин сформировал «войско верных казаков», принимавшее участие во второй турецкой войне и поселенное сначала, под именем черноморского войска, между Днепром и Бугом, а в 1792 г. перешедшее на Кубань для сторожевой службы против горцев и теперь именуемое кубанским.

Земли запорожцев вошли в состав учрежденного в 1784 г. Екатеринославского наместничества и обширной Новороссийской губ. и, по обычаю того времени, усиленно жаловались помещикам. Так, с 1775 по 1782 г. в составлявшей часть Новороссийской губ. Екатерининской провинции было роздано 4.470 тысяч десятин и переселено из губерний Средней России 97.600 крестьян, да кроме того 24.000 ревизских душ: экономических крестьян из наиболее малоземельных центральных губерний. Поселялись здесь также отставные солдаты, массами шли беглые и наконец в широких размерах практиковалось привлечение иностранцев. В 1779—97 гг. поселились в Мариупольском у. греки из Крыма, основавшие Мариуполь, и грузины с Кавказа. Территория Екатеринославского, Верхнеднепровского и Александровского уездов заселялась немцами, болгарами, молдаванами, греками и казаками упраздненной Запорожской Сечи. В 1790 г. с низовьев р. Кумы были переселены ногаи, занявшие обширный треугольник, образуемый устьем р. Бердыш оз. Молочным и верховьем р. Токмака (Бердянского у.).

Продолжался также наплыв населения, преимущественно из Малороссии и Среднерусской черноземной области, в западные части нынешних Миусского и Донецкого округов области Войска Донского. Для устранения возникавших здесь земельных споров по плану князя Потемкина была проведена межа в 1795—96 г., хотя споры все же продолжались до 1802 г., когда Донская область окончательно была утверждена в нынешних границах. В интересах заселения правительство широко раздавало огромные участки войсковых земель. Поддерживаемые им чины старшины, получившие дворянство в 1768 г., постоянно поселяли беглецов, преимущественно малорусов, на земли, отводимые войсковой канцелярии, учрежденной в 1775 г. Потемкиным, и записывали их за собою, а земли выхлопатывали в свое владение. Так установилось здесь крепостное право, распространившееся, по его утверждении в 1796 г., и на вольных батраков из малорусов, которые здесь обрабатывали землю.

Деятельно колонизовался русским элементом также приобретенный у татар край, занятый до того времени кочевьями туркмен, ногайцев и калмыков (Ставропольская губерния). В пределах Северного Кавказа к казакам терским и гребенским были присоединены новые казачьи полки с Дона и Волги; на Кубань было переселено, как выше указано, черноморское войско из пределов Херсонской губернии. Для защиты края от горцев была проведена Моздокско-Азовская линия укреплений, включавшая Георгиевск, Александров, Ставрополь, и Вистослав, которая разрезала ногайские кочевья на русские и татарские Тогда же занялись устройством быта кочевников, особенно ногайцев, среди которых были установлены приставства. Каждый аул или род выбирал своего старшину, являвшегося перед правительством ответственным лицом. Меры эти однако не могли предотвратить массовой эмиграции инородческого населения в Турцию.

Колонизуя Новороссийский край, Потемкин заботился об оживлении в нем торгово-промышленной деятельности, поощрял разведение овец, земледелие, виноделие и шелководство. Его стараниями был построен ряд городов и крепостей, как-то Николаев с крепостью и верфью, Херсон с казармами и верфью, Екатеринославль и Севастополь в Крыму – главная гавань для черноморского флота, постройка которого производилась весьма успешно. В 1787 г. Екатерина II, желая лично познакомиться с новыми своими владениями, совершила поездку в Новороссийский край в сопровождении блестящей свиты; на пути ее приветствовал и сопровождал король польский Станислав Понятовский, а также император Иосиф II. Поездка эта дала возможность вполне оценить выдающиеся заслуги Потемкина по устройству края, хотя правильности оценки сильно мешал декоративный, бьющий на эффект характер обозрения. Царствование Екатерины II для нашей области можно по справедливости считать блестящей страницей истории. Россия достигла наконец своих естественных границ и, прочно обосновавшись в новых пределах, деятельно занялась своими внутренними задачами. Во все последующие царствования правительство уже без помехи со стороны беспокойных кочевых народов могло спокойно продолжать задачи внутреннего устройства, и дальнейшие территориальные расширения не имели такого острого, настоятельного характера, как приобретение Крыма.

При Александре I, по условиям Бухарестского мира, закончившего новую победоносную русско-турецкую войну 1806 1812 гг., к России отходила часть Молдавии, известная под именем Бессарабии [По новейшим исследованиям румынского ученого Петричейку-Геджеу, слово Бессарабия происходит от названия существовавшей в X в. на территории Молдавии касты жрецов (zarabi terei) с прибавлением в начале частицы «ба», означающей титул. Позднее это название обратилось в фамилию и имя и в XVII в. оно принадлежало одному из молдавских господарей] в пределах между Прутом и Днестром, и турецкий Буджак с крепостями Хотином, Бендерами, Аккерманом, Килией и Измаилом. В 1802 году восстановленная при Павле I обширная Новороссийская губ. была разделена на Николаевскую, позднее переименованную в Херсонскую, Екатеринославскую в нынешних границах с присоединением еще Ростовского округа и тогда же учрежденного Таганрогского градоначальства и Таврическую губернию. В 1818 году новоприобретенная Бессарабия получила свое устройство под именем Бессарабской губ., с главным городом Кишиневом. В первой половине XIX в. следует отметить заслуги по устройству и управлению Новороссийским краем наместника его кн. М. С. Воронцова (1823–1843).

Одновременно с административным устройством реформировались и земельно-правовые отношения населения. Намечавшаяся правительством крестьянская освободительная реформа проводилась здесь частично с тем большим успехом, что в новороссийских губерниях, благодаря земельному простору, крепостное право не успело утвердиться повсеместно и сравнительно с центральными губерниями России приняло менее тяжелые формы. Приступив к улучшению быта крепостных, правительство прежде всего прекращало новые случаи закрепощения. Так, по указу 1811 г. крестьяне Донской области, приписанные к станицам, были обращены в казаков, образовав население Егорлыцкой, Кагальницкой, Мечетинской и Ольгинской станиц; пришлым же «иногородним» был разрешен совместный выгон на общественных землях и были даны права собственности. В 1816 г. было воспрещено перевозить крестьян для поселения на Дон. Калмыкам, кочевавшим с половины XVII в. в пределах всей области Войска Донского, были отведены в 1806 г. земли, составившие Калмыцкий округ.

С целью приостановить процесс разложения казачества, в 1835 г. были введены сильные ограничения в распоряжения частновладельческой землей, которую можно было продать только донскому чиновнику из казачьего сословия; и войску принадлежало право исключительной разработки естественных минеральных богатств, частью с вознаграждением владельцу, частью без него. Тогда же частновладельческие земли были отведены отдельно от общественных, а оставшиеся земли были размежеваны на войсковые нужды, под калмыцкие улусы и отдельным станицам – «станичные юрты» с наделом по 30 десятин на каждую душу по ревизии 1837 г.

Менее успешно шли землеустроительные работы на территории Северного Кавказа. Сильная эксплоатация ногайского населения, кочевавшего здесь издревле, особенно в пределах нынешних Ставропольского и Александровского уездов Ставропольской губ., вызвала усиленную эмиграцию ногайцев в Турцию. Значительная часть их однако возвратилась в 1870 г., когда земли, ими покинутые, и особенно лучшие из них были розданы частным лицам, главным образом участникам в кавказских войнах. Это вызывало неоднократные волнения среди ногайцев. Часть ногайцев была причислена к кочевым народам, перешедшие же к оседлому состоянию (калаусо-саблинцы) были обращены в государственных крестьян с сохранением своих султанов, беев, мурз и духовенства.

В юго-западной части области – Бессарабской губ. рядом постепенных реформ подготовлялось уравнение в гражданском и церковном отношениях новоприсоединенного края с другими местностями России. Так, в 1828 г. верховный совет, составлявший после присоединения Бессарабии здешнее главное правительственное учреждение, был обращен в совещательный орган при бессарабском генерал-губернаторе. С 1836 г. были установлены обязательные условия, регулировавшие довольно произвольные до тех пор отношения юридически свободных царан (крестьян) к землевладельцам, а в 1846 г. был составлен нормальный контракт, обязательный для обеих сторон. В церковной сфере важное экономическое значение имела разработка вопроса о так называемых «преклоненных» монастырях, приписанных к заграничным греческим монастырям и плативших последним громадные суммы, неоправдываемые никакими юридическими основаниями.

Вследствие неудач крымской войны Россия, по Парижскому трактату 1856 г., уступила Молдавии юго-западную часть Бессарабской губ. с городами Измаилом, Рени и Килией и потеряла свое исключительное право ходатайства по делам румынских княжеств. Отрезанные части Бессарабской губ. были возвращены России после удачной для нее войны 1877—78 г., когда на Берлинском конгрессе граница была утверждена в пределах р. Прута и Килийского рукава Дуная. Вся обширная область новороссийских губерний с этого времени не изменяла своих границ, равно как в административном устройстве претерпевала лишь незначительные изменения. К числу последних относятся причисление в 1883 г. Ставропольской губ. к Северному Кавказу и присоединение Ростовского и Таганрогского округов к Донской области.

Вольная колонизация беглых элементов в Новороссию продолжалась и в первую половину XIX века. Миусский округ Донской области был окончательно заселен самовольно в это время помещичьими крестьянами центральных черноземных губерний, находившимися «в бегах». Во второй половине XIX в. с усиленной разработкой, после постройки железных дорог, рудных богатств Южной России, колонизация несколько изменила здесь свой первоначальный земледельческий характер: местами появились огромные поселения горнозаводских рабочих, частью выписанных иностранными компаниями – владельцами рудников и копей – из заграницы и зачастую незнакомыми даже с русским языком.

Разнородные по своему племенному составу и несходные в историческом развитых отдельные части нашей области, даже слившись в одно целое, сохраняют и до наших дней много следов былой самостоятельной и обособленной жизни. Эти следы весьма многочисленны в бытовых особенностях населения; между прочим они дают себя знать и в культурных успехах отдельных уголков новороссийских губерний. В действительности, при сравнительном обозрении результатов школьного дела в новороссийских губерниях мы получаем весьма пеструю картину. Для объяснения этой пестроты отметим значительную примесь к населению в юго-западной части нашей области немецких колонистов и, напротив, преобладание почти поголовно безграмотных кочевых народностей в восточной части. Затем не осталось без влияния на степень культурности населения в одних случаях соседство с такими промышленными центрами, как Одесса, Николаев, Ростов на Дону, или с другой стороны – со слабо населенными и удаленными от культурных центров степями. Наконец важную роль, пополняющую и нивелирующую отмеченные преимущества или недостатки отдельных частей области в успехах культурного развития населения, играют земские учреждения, общепризнанная заслуга которых в деле народного образования особенно заметна в новороссийских губерниях по отсталости Донской области и Ставропольской губ., лишенных земств.

2. Распределение населения по территории Новороссии. Его этнографический состав, быт и культура

В. В. Алексеев «Россия…», т. X. С. 172–227.

Новороссийские губернии со Ставропольской включительно, занимая общую площадь в 407.366,7 кв. верст (почти 0,9 Франции), в 1897 г., по данным первой народной переписи имели оседлого и кочевого населения 11.668.027 душ: обоего пола. По отдельным же губерниям население распределялось следующим образом:

Как ясно из таблицы, за исключением Донской обл. и Ставропольской губ., плотность населения везде превосходит среднюю для Европейской России, достигая наибольшей величины в Бессарабской губ. (на 27,4 чел. больше средней по Евр. России) и в Херсонской (на 21,7), а в общем по области превышая указанную среднюю на 6,4 чел. Сильная заселенность большей части области заслуживает особенного внимания, если припомнить, что еще в первой половине XVIII века роскошные новороссийские степи представляли собою большею частью необитаемые пространства, на которых только оазисами попадалось едва проникавшее сюда население, так что процесс заселения края есть дело менее чем двух столетий. Как было указано в главе, посвященной истории Новороссии, новороссийские степи были естественным продолжением громадной степной дороги, служившей для передвижения из Средней Азии в Европу кочевникам, посменные волны которых делали невозможным обоснование на территории Южной России оседлой культурной жизни. Только в двух уголках области – возвышенной, соседней с Карпатами северо-западной части Бессарабской губ. и за Крымской Яйлой – могли сравнительно более прочно (вполне оседло) обосноваться доходившие до этих местностей разношерстные племена, почему мы и видим здесь весьма интересную амальгаму всевозможных народностей. Но наряду со сходством в причинах, способствовавших обоснованию населения в указанных местностях, существовало весьма значительное различие в характере колонизации их.

В то время, как Бессарабия служила как бы конечным пунктом упомянутой степной дороги и преддверием к густо заселенным и более культурным европейским странам, на удаленный и стоявший в стороне от колонизационного потока кочевников южный берег Крыма могли попадать только случайно оторвавшиеся от этого потока народы; основная же и преобладающая масса населения южного берега во все время пополнялась главным образом со стороны Черного моря, которым перебирались сюда различные торговые народы, привлекаемые естественными богатствами края. Как было указано в историческом очерке, это были на заре истории финикияне и греки, затем, готы, генуэзцы, венецианцы и турки. Сравнительно незначительная плотность населения южного берега Крыма, как будто противоречащая древности колонизации края, на самом деле объясняется преобладанием здесь весьма крутых и недоступных для заселения гор, покрытых каменистыми осыпями, почему оседлое население, по необходимости скученное в долинах и по более отлогим, задерненным самою природою склонам гор, по отношению ко всей площади оказывается более редким.

Кроме того, с присоединением Крыма к России преобладавшее здесь мусульманское население, не уживаясь с чуждой его обычаям русской культурой, неоднократно выселялось в Турцию. Так, еще в начале XIX в. выселилось до 300 тысяч, преимущественно горных татар. Затем массовая эмиграция крымских татар – на этот раз главным образом степных – наблюдалась после севастопольской войны с 1856 по 1862 г. Несмотря на ряд энергичных мер, принятых правительством для удержания населения от эмиграции, в Турцию переселилось, по официальным данным, учитывающим только явную эмиграцию, 141.667 крымских татар и 50.000 ногайцев. Из 687 селений четырех крымских уездов (не считая Ялтинского, откуда выселение было незначительно) 315 селений совершенно опустело и обратилось в развалины. В другом из указанных уголков, сохранивших в значительном количестве свое древнее население – в северных уездах Бессарабской губ. – плотность населения, вполне подтверждая сравнительную давность оседлости, является наибольшей в области, а именно в Кишиневском и Хотинском уездах почти в три с половиной раза превосходит среднюю по области плотность сельского населения, а в Сороцком и Оргеевском более, чем в два раза. Что касается заселенности остальных, более молодых в историческом отношении и потому оправдывающих наименование Новороссии частей области, то распределение здесь населения отчасти является результатом постепенного оттеснения бывших хозяев степей – татар надвигавшейся с севера русской культурной оседлой жизнью, почему именно северные уезды степной полосы и оказываются наиболее густо заселенными. Исходным моментом, с которого земледельческое заселение края пошло неудержимым потоком, можно считать вторую половину XVIII в., когда русская борьба со степью окончилась присоединением Крыма Кроме привлекаемых разными льготами иностранных колонистов сюда массами приходили из внутренних губерний и беглые крепостные – «втикачи», и ищущие легкой и скорой наживы предприимчивые люди, наконец недовольные утеснением веры старообрядцы, сектанты и т. п.

Впрочем для Новороссийской области, которая по характеру своего заселения, не без основания сравнивается с Северо-Американскими Штатами, историческая давность измеряется даже не веками, а десятилетиями. А именно последние четыре десятилетия промышленного оживления страны после крестьянской реформы отразились в нашей области значительно сильнее, чем в других областях России. Причинами этого были мощные залежи нетронутого чернозема, ископаемые богатства в виде железа, каменного угля и соли и наконец берега судоходного моря, втягивавшего население в круговорот всемирной торговли. По сравнению с другими областями России население новороссийских губерний за приведенный период увеличилось более всех (наряду с губерниями западными).

Нельзя не отметить также, что кроме увеличения постоянного населения в области замечается ежегодный прилив пришлого рабочего люда из внутренних губерний России во время летних сельскохозяйственных работ. Общее увеличение населения в летние месяцы для Херсонской и Таврической губерний исчисляется в 150–200 тыс. человек обоего пола.

В этнографическом отношении область новороссийских губерний представляет чрезвычайно пеструю картину. Чтобы уяснить себе причины такого разнообразия в племенном составе населения, нужно принять во внимание как все те главные моменты колонизации края, о которых шла речь в историческом очерке его, так и подробности водворения здесь каждой отдельной народности, о чем будет сказано ниже, при описании особенностей племен, населяющих область. Здесь же, в таблицах мы ограничимся лишь общей группировкой населения по представителям отдельных народностей и различных вероисповеданий.

В этнографическом отношении, как выше отмечено, население Новороссийского края представляет из себя весьма пеструю смесь языков и народов, местами сливающихся или уже слившихся в своеобразное целое, но не имеющее еще, так сказать, определенного облика, местами же упорно отстаивавших свои исконные национальные особенности.

Преобладающую массу населения Новороссии составляют малорусы. Ядро малорусского населения – Екатеринославская губерния, где оно составляет 68,9 % всего населения губернии, или 1.456 тыс. душ обоего пола; процент малорусов понижается здесь только в тех уездах, где сосредоточено великорусское население, т. е. главным образом в Екатеринославском, Бахмутском, Мариупольском и Луганском. В Херсонской губ. малорусское население, составляет 53,5 % всех жителей, занимая почти целиком Александрийский, Херсонский и Елисаветградский у.у. (1.083.600 душ обоего пола) и уступая по численности в восточных уездах великорусам. Несколько понижается процент малорусов (до 42,27 %) в Таврической губ.; здесь они живут преимущественно в материковой, самой населенной части губернии, особенно в Днепровском, Бердянском и Мелитопольском у.у. В Бессарабской губ. малорусы, явившись сюда с XVII в., главным же образом с XVIII в., после введения крепостного права и уничтожения запорожской Сечи, более всего распространились в Бендерском и Оргеевском у.у., частью в Аккерманском и Измаильском; в 1835 г. наплыв беглых прекратился и, по регистрации, на юге Бессарабии оказалось водворившихся 6.000 малорусов. В Ставропольской губ. малорусы, поселенные со времени имп. Екатерины II, живут в селах вместе с великорусами или отдельно хуторами и деревнями. Риттих насчитывает здесь малорусов 7,4 % населения, великорусов – 68,5 %, а, по Чубинскому, великорусский говор в смеси с малорусским распространен у 80 % жителей; по переписи же 1897 г. в этой губернии обнаружилось 319.800 душ обоего пола (36,4 %), считающих своим родным языком малорусский.

Племенной состав населения в процентах:

Оставаясь во многом верным самому себе, как говорят, «везде хохлом», малорус, живя в Новороссии вблизи великоруса или между другими народностями, отличающимися не менее его индивидуализмом и самобытностью, кое-где сдался и утрачивает иногда свои характерные бытовые черты. В этом отношении наиболее подходящим для сравнения с Украйной являются переходный прибужский район Александрийского у. Херсонской губ. И далее все пространство от него на запад до самого Приднестровья. Водворенное здесь некогда мерами правительства разношерстное население, так называемые «роты», распалось или было впоследствии покрыто полностью малорусским элементом, встретившим в свою очередь движение с запада – из Бессарабии молдаванской (румынской) национальности, так что в настоящее время в этом районе малорусы живут в близком соприкосновении или даже вперемежку с молдаванами. Молдаванин здесь говорит по-малорусски, нередко сам называет себя малорусом, малорус же, не заражаясь румынским языком и сохранив некоторые свои традиционные порядки, позаимствовал у соседа то, что наиболее подходит к обиходу поселянина при местных условиях жизни: строит хату одного типа с молдаванской; варистая печь, занимавшая четверть избы, сокращает свой объем, а нередко присутствие ее становится и вовсе необязательным в виду устройства печей другого типа скромных размеров; в убранство комнат введены и играют видную роль характерные для румына ковры и т. п.

В другом конце обозреваемого края, именно в Ставропольской губ. малорусы, считающие своей родиной Полтавскую, Харьковскую и Воронежскую губ., также во многом поддались влиянию соседа великоруса, что выразилось хотя бы, напр., в падении некоторых более живучих брачных обрядов, местами в совершенном уничтожении «посрамительных» песен, столь характерных для неудачной малорусской свадьбы, также в стремлении вместо родной малорусской речи усвоить наиболее здесь распространенную великорусскую; далее ситцевые рубашки, зипуны, бекешки, стеганные бешметы, картузы, поршни, сарафаны, юбки, лавочные башмаки и мн. др. вещи, в которых не согласится щеголять малорус на родине отцов, получили полное право гражданства у него же на Северном Кавказе.

Торговая жилка, присущая всему остальному населению Новороссии, не могла не задеть индивидуалиста – малоруса даже и в коренных малорусских уездах Новороссийского края, что выразилось в более значительной, чем в коренной Малороссии, распространенности у новороссийских малорусов промысловых, неземледельческих занятий, притом построенных не редко на артельных началах (рыболовство, судоходство и др.).

За исключением всего вышеприведенного выдающиеся моменты человеческой жизни, каковы рождение, крещение, свадьбы, похороны и пр., обставлены в общем теми же обрядами и приметами, как и на Украине. Остается коснуться наречия новороссийского малоруса; но и здесь господствует самый распространенный, чрезвычайно богатый мягкими звуками, украинский говор, как известно, сделавшийся литературным языком. В зависимости от влияния инородных соседей говор этот в разных местах территории имеет свои особенности; напр., в Екатеринославской губ. попадается в нем много великоруссизмов в тех районах, где малорусы живут смешанно с великорусами; на западе – в Бессарабской губ. в приднестровских уездах, прилегающих к Подольской, а также в соответственных уездах Херсонской губ. украинский говор сменяется подольским, отличающимся еще более частым употреблением у вместо твердого л (гориука) и глухих согласных вместо звонких, творительного падежа на оу вместо ою; на нем сказалось кроме того более значительное влияние польского языка, напр. в окончании глаголов (будущее время – буду казать, прошедшее – назовем) и т. п.

В Северо-западном углу Бессарабской губ., в Хотинском у., затем отчасти в соседних с ним Сороцком, Белецком и Оргеевском живут малорусы – так называемые русняки, (червонорусы) в наших переводах с немецкого (Ruthenen) – русины, или райляне, т. е. жители «райи» – района, составлявшего некогда турецкую провинцию с христианским населением. Нередко бессарабские русняки называются также галицианами, так как часть их переселилась сюда из Галиции во время притеснения унии; часть же русняков считается даже чуть ли не коренным населением этого бессарабского района, заселявшегося особенно усиленно после ухода отсюда турок с 1806 г. В Хотинском уезде они составляют около 1/2 – 2/3 населения (113 сел, из них 90 населенных исключительно русинами и 23 – в смеси с молдаванами), в Белецком – менее 10 % и в Сороцком – до 1/6 населения, а всего в Бессарабии численность их составляет около 1/8 общего количества жителей. По Днестру они совершенно не отличаются от обыкновенных малорусов.

В XI в. в состав русского государства входили и хорваты, потомки которых, как некоторые полагают, и суть нынешние русняки, сохранившие в чистоте свой славянский тип, но носящие костюм молдаванский или очень похожий на него: в Хотинском у. его составляют длинная, перехваченная поясом, холщевая без складок рубаха «навыпуск» с постоянно расстегнутым воротом, суконный черный плащ (манта) домашнего изделия с отворачивающимся башлыком, носимый летом по рубахе как мужчинами, так и женщинами, зимою же надеваемый обыкновенно поверх короткого кожуха; на ногах – кожаные лапти («постолы»); зимою мужчины носят штаны мехом внутрь. Головной мужской убор – остроконечная баранья шапка – кучма или круглая с большими полями шляпа (капелюх). Женский костюм составляет белая с расшитыми в черный и желтый узоры рукавами и грудью рубаха и заменяющий юбку «катеринец», т. е. кусок шерстяной домашней ткани черного цвета, или полосатый, стягиваемый на бедрах шнурами; длина «катеринца» достигает двух третей голени; на голове носят обыкновенно черный шерстяной платок или оранжевый – у молодух, у старух же белое полотенце с желтыми каймами на концах В праздники мужчины опоясываются длиннейшими поясами («крайки») из шерсти с нитками; самые широкие пояса в Хотинском у. надевают также невеста и ее подруги во время свадьбы. В некоторых местностях среди мужчин сохранился обычай носить длинные до плеч волосы, подстриженные над глазами; эти так называемые «патлачи» попадаются и среди смешавшихся с русняками восточных малорусов. В Хотинском у., население которого смешанное, русняки с малорусами преобладают в Приднестровье, а молдаване – по Пруту, но и те и другие – в бытовых чертах также почти слились: у них одного типа плетневые постройки, обмазанные глиною и штукатуренные, в так называемой Бессарабской Буковине – безупречной белизны, с лицевой стороны зачастую крашеные светлокоричневой краской с черными каймами по краям; дома лицевой стороной не выходят прямо на улицу, а строятся в глубине двора и состоят обыкновенно из двух половин, жилой – меньшей и чистой – большей; окна делаются возможно меньшие и возможно большая печь, иногда раскрашенная, полы земляные, на чистой половине выкрашенные известью с золой разными выкрутасами; вследствие молдаванского влияния и у русняков часто в качестве украшения употребляются «верета» – коврики, постилаемые по лавкам, а иногда и на стол. Избы – все белые; о курных нет и представления; сени, разделяющие жилую половину от чистой, несколько выдвигаются в противоположную от входа сторону, и в получающейся таким образом пристройке зимою держатся домашние животные. Расположены селения безо всякой планировки, где есть свободное место, вследствие чего село представляет из себя путаницу узких и кривых переулков.

Что касается внутреннего, духовного быта бессарабского русняка, то он представляет те же особенности, какие встречаются и в жизни остального сельского населения Бессарабии – молдаван и восточных малорусов, сохраняя суеверия, обычаи и обряды, частью восходящие к глубокой древности края, частью заимствованные в позднейшее время. Среди старейших обычаев особую группу в Бессарабии составляют разные народные праздники, соблюдаемые сверх установленных церковью и гражданских; из них по настоящее время у сельчан Хотинского у. празднуется Рахманский великий день (на четвертой неделе после Пасхи, совпадая с Преполовением), предполагающей существование особого народа – рахманов, живших ниже по Днестру, исповедывавших православие, но не знавших, когда бывает Воскресение Христово. Поэтому жители кидали в реку скорлупу от съеденных на Пасхе крашеных яиц, чтобы, когда она приплывет к рахманам, они узнали о праздновании Пасхи. Другой большой праздник – «русалили сын», по молдавански – «прештии», а малорусы прибавляют сюда еще слово «нявки» – души младенцев, умерших без крещения; это есть искупление некрещенных младенцев, празднуемое в первый четверг после Троицы и на второй день Петрова поста или даже 8 мая (Аккерманский у.). Оба вышеприведенные праздника и еще масса других, почитаемые всем сельским населением Бессарабии за исключением великорусов, болгар и иностранцев (разница только в названиях), нынче не обставлены особыми обрядами, киданием скорлупы и т. д., но в эти дни происходят «клаки» (соотв. великорусской «толоке»), т. е. сельскохозяйственные работы гурьбою за водку с музыкой и танцами у священников, сельских властей, арендаторов и др. Такие работы не почитаются грехом. Встречается много и других обычаев, заимствованных у преобладающей массы населения – молдаван, о которых речь впереди.

Великорусы, как промышленный люд, рассыпаны в Новороссии повсюду, но господствующим элементом населения являются в Донской области (казаки), а в Ставропольской губ. составляют, по данным последней переписи, 55,4 % (по языку) населения, куда входят как казаки, так и все крестьяне-переселенцы, водворение которых здесь началось со времен Екатерины II. В Херсонской губ., если судить по разговорному языку, великорусы составляют 21,1 % населения губернии. Они населяют главным образом восточные уезды губернии. Здесь заключается 66,5 % всего великорусского населения. В Таврической губ. великорусы составляют более четверти всего населения губернии (27,9 %), проживая главным образом в материковых; уездах и в Симферопольском; в Екатеринославской губ. их еще меньше – только 17,3 %. Между прочим не лишним будет отметить, что в Херсонском у. плотно населенные бывшие адмиралтейские селения около Черного Леса и г. Николаева совсем обмалорусились. В Екатеринославской губ. крестьяне-великорусы местами также почти слились с малорусами и живут в одинаковых мазанках; в западной части одежда их более подходит к малорусской, в восточной же – преобладают великорусские серые, домашнего изделия кафтаны, ситцы и т. д. Чем кучнее великорус отселился от малоруса, тем нагляднее разница в бытовых чертах того и другого. Впрочем даже отдельные великорусские хутора в степи (Александровский у.) – так называемые «кацапские» не нравятся живому и любопытному соседу малорусу уже потому, что они, несмотря на дороговизну леса, почти всегда обнесены глухим тесовым забором, через который не видно, что творится на дворе и т. д. В Екатеринославском, Павлоградском и Луганском у.у. преобладающая масса великорусского населения состоит из старообрядцев-поповцев, главным образом белокриницких австрийцев. Они имеют в Луганском у. свои храмы и известный Преображенский монастырь, находятся в постоянных сношениях с Москвой, получают оттуда книги и пр. В 1898 г. здесь был собор епископов. Шелапутство, занесенное в начале 1860-х годов из Полтавской губ., Донской обл. и Кавказа, в Екатеринославском, Павлоградском и Луганском у.у. по-видимому идет на упадок; также и штунда-необаптисты, более сильно господствующая впрочем в Павлоградском и Александровском у.у. среди малорусов, стала разлагаться вследствие появления секты субботников. В Бессарабской губ. кроме наезжих торговцев, ютящихся около городов и крупных сел, великорусское сельское население, являясь в ограниченном меньшинстве сравнительно с прочими славянскими народностями, сосредоточено отдельными группами; напр., в посаде Вилкове живут старообрядцы и сектанты; из них некоторые считают себя потомками беглецов из России в Польшу со времени исправления книг, появившихся здесь в половине XVIII в. и известных раньше под именем липовая, т. е. филипповцев (Пилипоне – искаженное собственное имя Филипп, глава секты), расселявшихся отсюда между прочим и в Молдавию и Вилков. Сюда же потом попала часть донских некрасовцев, вернувшихся в подданство России в числе около 100 душ после турецкой войны 1828 г. В начале XIX в. старообрядцы стали прибывать в Буджак и рассыпались по всей Бессарабии. В настоящее время великорусы-старообрядцы вообще укоренились по окраинам Бессарабии, более на юге, между прочим в Измаильском у., но живут и на севере – в центре Хотинского у. Все же постоянное великорусское старообрядческое население составляет в Бессарабии не более 1½% всего населения.

Как уже было указано в историческом очерке, колонизация Донской области великорусами началась в XVI веке по следам «рязанских казаков», кое-где уже захватывавших в XIV–XV вв. верхнее и среднее течение Дона, а закончилась в середине XIX в., когда целый Миусский округ оказался заселенным беглыми помещичьими крестьянами из центральных черноземных губерний.

Вольное казачество первоначально сосредоточивалось в рассматриваемой области в низовьях Дона, и между ним и правительственной колонизацией (сторожевыми чертами) долгое время оставалась обширная нейтральная, почти совсем ненаселенная степная полоса. Правильное и более систематическое развитие казачества, пополняемого беглыми холопами и крестьянами-«втикачами» от тяжелого крепостного житья, относится ко второй половине XVII века, когда после 1654 г. уже все казаки перешли под власть Московского государства, оставившего за ними привилегию не выдавать беглых и построившего ряд казачьих укреплений от Южного Буга до самого Дона. Главную массу верховых донских казаков (по Донцу, Хопру, Бузулуку и Медведице) составили великорусские старообрядцы. В 1811 г. к донским казакам были приписаны крестьяне-малорусы, жившие при станицах вольными батраками и происходившие из Слободской Украины. С Дона часть казаков смешанного происхождения – великорусского и малорусского – переселилась в Ставропольскую губ. на Куму. И по настоящее время донские казаки-великорусы по физическому типу и характеру отличаются от казаков-малорусов, смешавшихся впоследствии отчасти даже с южными инородцами.

Верховые казаки, т. е. живущие в верховьях Дона, выше Цимлы, – выходцы из центральных великорусских местностей. Они, как и все казаки, среднего роста, крепкого телосложения, с русыми волосами и серыми глазами; развиваются медленно, выносливы и долговечны. Переход от верховых к понизовым казакам составляют донцы-серединцы, но по своему типу они более приближаются к понизовцам, а эти последние большей частью смуглы и бледны, черноглазы и черноволосы; они менее крепкого сложения, зато более подвижны и ловки; Все признаки понизовцев говорят за их смешанное происхождение: женами казаков в былое время нередко становились пленницы из южных горских племен, татарки и даже турчанки.

Характер верховых казаков более консервативен, чем у низовых, быстро до самоотвержения увлекающихся идеей, но и быстро остывающих; верховцы менее тщеславны и честолюбивы, нежели понизовцы, но зато последние в общем едва ли не более развиты, чем первые. В частности наблюдается различие даже между отдельными станицами одного и того же района: каждая из них носит особый отпечаток и в произношении, и в обрядах, до того разнообразных в мелочах, что в чужой станице казак сразу отличит своего земляка. Чуть не каждая станица кроме общеизвестного названия имеет еще и свою особенную, характерную для нее кличку. По своему общительному характеру казаки склонны и к совместному труду; они устраивают артели или ватаги рыболовные и охотничьи, а в прежние, грубые времена охотно участвовали в разных предосудительных шайках. Из среды донских же казаков вышли такие характерные и крупные фигуры, как Булавин и Пугачев.

Постройки низовых и серединных казаков отличаются своей чистотой и опрятностью. Дома строятся деревянные, крытые тесом или камышом (очеретом), у богатых – нередко железом. Встречаются постройки и из кирпича. Хозяйственные пристройки окружаются оградой. Внутренность жилого дома разделяется обыкновенно на три комнаты – стряпную, спальную и чистую «горницу», стены которой часто украшаются оружием. Печь иногда раскрашивается в разные цвета. Постройки верховых казаков делаются по тому же типу, но отличаются своей относительной неопрятностью и теснотой. Чистая комната выходит обыкновенно на двор, а стряпная, служащая для хозяев не только кухней, но и рабочей комнатой, выходит на улицу, также не отличающуюся, подобно двору, своей чистотой.

Одежду казаков составляют белая рубаха, синие шаровары с широкими красными лампасами, казакин, сапоги, высокая баранья шапка с цветным суконным верхом или картуз синего цвета с красным околышем. Женский костюм напоминает старинный южно-великорусский и малорусский, но в верховые станицы давно уже (сначала XIX в.) проникли ситцы и верхние одеяния вроде «дипломатов», «жакетов» и т. п. продуктов фабричной цивилизации. Девушки украшают иногда головы лентами, не вплетая их в косы по-малорусски, а устраивают из бумаги великорусский кокошник и прикрепляют к нему несколько разноцветных лент, спускающихся сзади до пояса. Некоторые старинные костюмы, найти которые можно разве только в сундуке у какой-нибудь старухи, носят названия татарского происхождения. Так, напр., старинное одеяние казачки называлось «кубелек», род кафтанчика с металлическими пуговицами, поверх него «коврак» – халат, у девиц – «челоуч» – красная бархатная с монетами скуфья, у женщин – повойник пол аршина вышины и «торкич» – шелковый платок и пр. Это объясняется долговременным соприкосновением донских казаков с татарами и др. восточными народами, а также можно объяснить и происхождением донцов от «рязанских казаков» XIV–XV вв., бывших наполовину великорусами, наполовину крещеными татарами.

Говор донцов-верховцев, будучи южно-великорусским по своему происхождению, имеет и некоторые особенности, вроде «яго», «чяго» или «чиго», с мягким г (замечаемые впрочем и в южных рязанских селениях – якающий говор), что дало повод к прозвищу казаков чигами, распространившемуся по всему Дону. Донцы-серединцы говорят более акающим южно-великорусским говором; у низовцев распространен тот же рязанский говор, но совсем подавленный малорусской речью с наплывом татарских слов.

В прежнее время ведение всех общественных дел принадлежало станичному сходу и атаману, но с 1870 г., по новому положению, в руках последнего остались только административная и исполнительная власти. В настоящее время станичный сход имеет право выбирать атамана на три года, решает дела вроде семейных разделов, переделов и пр., однако такого значения и влияния, как прежде, не имеет. Судебные функции переданы от атамана в станичные суды, имеющие много общего с нашими волостными. Не исчез до настоящего времени и самосуд, особенно по отношению к конокрадам и ворам. Существуют и другие неофициальные суды, как напр., суд общины, поселковый суд, единоличный суд атамана и третейский суд стариков; эти два последние производятся только с согласия обеих заинтересованных сторон. Местом для народного суда служит станичная изба, где в старину на стене висел портрет Ермака.

Народные суды пользуются большей популярностью, нежели суды, установленные законом 1870 г., где делом часто заправляют «судейские писаря», внося чуждый народному духу элемент. В народных судах и наказания своеобразны, напр., обмазывание дегтем хаты виновного, битье стекол, вытрясенье пуху из перины, срывание платка у женщины; освященные давностью времени, эти наказания пользуются еще большей популярностью и распространением.

Внутренний быт казачьей семьи в прежнее время носил деспотический характер со стороны главы семьи, настоящая же семейная жизнь не имеет почти ничего общего с давним прошлым.

Вольная военная жизнь не позволяла казаку обзаводиться семьей, и женатые не пользовались почетом. После удачных походов казаки привозили с собой пленниц, которые нередко становились их женами, иногда же за недостатком женского элемента допускалась и полиандрия. Что касается самого брачного обряда, то брак до XVIII в. у казаков не освящался церковью, а признавался общиною на майдане (площади); тут же решался вопрос и о разводе. В петровскую эпоху началось уже церковное венчание казаков, хотя дедовское решение на майдане долго еще имело место.

Браки у верховых казаков-раскольников бывают обыкновенно ранние: мужчины женятся вскоре по достижении половой зрелости, причем невеста часто бывает старше своего мужа; в старообрядческих станицах наблюдается явление снохачества. Казаки-понизовцы женятся обыкновенно позднее, в среднем между 25–30 годами. Обыкновенно согласие брачующегося имеет мало значения, так как дело обсуждает семейный совет, где мать имеет решающий голос. Впрочем выбор невесты предоставляется иногда на «волю Божью»: на ночь кладутся под образа записки с именами имеющихся ввиду невест, из которых намечается именно та, чье имя написано на одной из записок, вынутой наугад утром. Сватание невесты происходит аллегорически, обиняками и, в случае положительного ответа через сватов, родители жениха с хлебом и солью отправляются в дом невесты для совершения рукобитья и определений условий предполагаемого брака. После этого устраиваются «своды» жениха и невесты, т. е. они должны дать друг другу свое согласие, которое сопровождается обменом подарков и поцелуями. Если невеста откажется от брака уже после рукобитья, то она, по обычаю, должна возвратить жениху его подарки и кроме того уплатить штраф «за срам», а в старые годы отказавшаяся подвергалась публичному наказанию – обрезыванию косы. Рукобитье повторяется через несколько дней под названием «сговора» – в присутствии родственников и знакомых. Торжественно повторяются брачные условия, затем идут поздравления жениху и невесте, которые подносят гостям водку и принимают от них поцелуи. У старообрядцев в некоторых станицах совершается всю ночь «пропой невесты», а утром ее везут в дом жениха, где она живет до свадьбы дня два-три. За это время происходит смотр приданного или, по местному выражению, празднование «подушек». Накануне свадьбы вечером невеста, по общепринятому старинному обычаю, устраивает своим подругам прощальный вечер – девичник, а у жениха просто веселятся или, по старинному, во многих местах готовят каравайчики или шишки.

В день «выдания», т. е. венчанья (по большей части в воскресенье), жених с перекинутым через плечо платком – подарком невесты – отправляется к ней пешком или на коне, по старинному великорусскому обряду – в сопровождении поезжан (эти последние называются «боярами», тогда как жених и невеста – «князем» и «княгиней»); рукава у них при этом перевязаны разноцветными платками. Невеста, ожидая жениха, сидит на сундуке и «хныкает», а подруги поют; жениха впускают только после выкупа в пользу братьев невесты, после чего эта последняя передает ему «державу» – плетку или шашку, изукрашенные мишурой и лентами. Перед тем как ехать в церковь, невесту, а также и жениха обвязывают куском сетки, чтобы предохранить их от нечистой силы; с этой же целью невесте кладут за пазуху «тридевять» иголок острием вверх. У старообрядцев в сторожке невесте расплетают косу и надевают (перед венцом) бабий наряд, а после венца кроме того – повойник. Родители встречают дома молодых с караваем, осыпают их хмелем, зерном и даже монетами в знак пожелания богатства и благополучия. По совершении всех этих обрядностей дружко отводит молодых в спальню и, не отходя от дверей, сторожит покой от «лиходейства» и «порчи». Свадебный пир в казачьем быту не имеет такого значения, как в Малороссии, и часто откладывается на некоторое время, а у бедных даже на несколько месяцев. Во время пира соблюдается, хотя и не так строго, как в прежнее время, множество обрядов и обычаев, разнообразящихся по месту, но в большинстве случаев заимствованных как у великорусов, так и у малорусов. После пира у молодого родителями молодой устраивается последний пир, который носит название «отводов» и после которого жизнь молодых вступает в обычную колею. «Вы теперь не князь и княгиня: берись ты за вилу, а ты за рогач» – говорит казачья пословица.

Второй и третий браки у казаков – не в редкость. После сорочин, т. е. спустя 40 дней со смерти мужа, вдова уже начинает присматривать себе «хорошего человека», чтобы иметь помощника в хозяйстве. Взаимные отношения супругов регулируются началами св. Писания и Домостроя. Жена должна бояться мужа, и для внушения этой боязни, ее глава и повелитель зачастую принимает крутые меры. Со своей стороны муж должен любить свою жену, но «так, чтобы она об этом не знала». Женщина в прежнее время считалась существом, стоящим неизмеримо ниже мужчины, и деспотизм в семье со стороны главы-мужа проявлялся во всей его силе. Такое обращение со стороны мужа подтверждается старинными песнями. В наше время нравы смягчились, но убеждение, что «баба одного и боится – кулака» осталось и до сих пор.

Женщины, как вообще у южных великорусов, стоят в церкви позади мужчины. Следы прошлого воззрения на женщину не исчезли и теперь, но вообще положение женщины у донских казаков, по мнению некоторых наблюдателей, лучше, чем в среде великорусов центральных губернии. В домашнем хозяйстве жена вообще пользуется должным авторитетом, хотя ее имущественные права при жизни мужа и весьма невелики. Случается, что во время частых, порой долговременных отлучек мужа (напр. на войну) казачка изменяет ему. Возвратившийся муж или расходится с ней, или же усыновляет прижитых в его отсутствие детей, а жену даже не наказывает за неверность, справедливо полагая, что «здоровье выбьешь, а что было, того не вернешь».

Воспитанием дочерей занимается мать; отец заботится о сыновьях – подготовляет из них для «службы государевой» наездников и воинов. Крещение детей в казачьем быту имеет большое значение, так как по их понятиям до крещения у младенца души нет, а она вдувается священником при совершении обряда; некрещеный не может явиться на страшный суд; поэтому восприемников «нужно почитать больше»; вражда между кумом и кумою считается за великий грех и т. п.

В имущественном отношении права жены и детей невелики; они нормируются правилом: «жена – хозяйка своего добра», т. е. она может распоряжаться по своему усмотрению только тем, что принесла с собой от своих родителей; но по смерти мужа (если не было духовного завещания) жена (бездетная вдова получает из имущества только часть, назначенную ей родственниками, которые считаются наследниками) является полной наследницей имущества покойного супруга, а дети наследуют в этом имуществе только со смерти матери. Не отделенный сын имеет весьма незначительное собственное имущество – нажитую на службе «оправу» т. е. оружие, коня с седлом и пр. сбруей. Долги неотделенного сына отец выплачивает сам, но при этом взыскивает с сына по своему. Консервативность верхового казачества сказывается и в данном случае – власть отца простирается здесь даже на отделившегося женатого сына. Последний хотя и имеет право жаловаться в станичный суд, но влияние общины на семейные отношения невелики. Впрочем в последнее время и в казачьем быту сильно умалилась родительская власть. У казаков распространены как большие, так и малые семьи; первые более характерны для низовцев (эти семьи при жизни главы-отца достигают 30–40 человек), а вторые преобладают в северных станицах.

История показывает нам, что донское казачество составилось из двух основных элементов – великорусов (преимущественно старообрядцев) и присоединившихся к ним понемногу малорусов (батраков), как мы выше упоминали. Поэтому и обряды, поверья, приметы, сказки и песни казаков имеют и великорусское, и частью малорусское происхождение и варьируются в самых разнообразных сочетаниях не только в разных уездах, но и в станицах. Выше было уже упомянуто о некоторых обрядах, совершаемых в казачьем быту. Что же касается песен, которые так любят петь казаки, то их можно подразделить на исторические, составляющие богатый и интересный отдел донских песен, и песни семейного быта.

Исторические песни (см. Савельева) черпают свое содержание почти исключительно из жизни казачества и его героев – Ермака, Степана Разина, Булавина, Некрасова, Пугачева и др., и в общем хорошо отражают черты соответствующих эпох. Проводя почти всю свою жизнь в битвах и походах против неприятелей, казаки сохранили о них много воспоминаний:

Как гуляли мы, братцы, по синю морю, по Хвалынскому, Разбивали мы, братцы, бусы-корабли, Как и те-то кораблики, братцы, не орленые…

Много, много сил пришлось потратить казакам в борьбе с кубанскими и терскими татарами, и долго длилась эта борьба, развившая в них искусное наездничество, ловкость и сметливость. Конь в то время был неразлучным товарищем казака. Одна из песен, довольно распространенная среди донских казаков, изображает, как в поле под кустом лежит молодой израненный донской казак:

Перед ним-то стоит его верный конь, Он копытом бьет во сыру землю, Выбил яму по колено он, Своего будит он хозяина: «Ты встань, пробудись, добрый молодец, Ты, хозяин мой, млад донской казак! Ты садись на меня – слугу верного, Понесу я тебя да на тихий Дон». Как коню-то молодец речь возговорил: «Уж-ты конь, ты мой конь, товарищ верный мой! Не поднять уж тебе добра молодца. Ты отбей, оторви шелковый чумбур, И беги ты, мой конь, да на тихий Дон, Ты не степкою, не дорожкою, Ты тропинкою все звериною, Куда травушка-ковылушка лежит, Там холодная криничинька бежит. Злодей-турчин не поймает тебя, И татарин не оседлает тебя.. Прибеги же ты, конь, к моему ко двору, Копытом ударь у вервичка; Тогда выйдет к тебе вдова старая, Вдова старая, мать родная моя, Станет тебя про сына спрашивати: Не убил, не убил ли ты его? Ты скажи: он жениться захотел, Обнимает поле чистое теперь».

Песни о семейном быте казаков или общерусского народного содержания, напр. о горькой доле невестки в чужой семье, о выдачи замуж за немилого и пр., или сложились в условиях собственно казачьей жизни, каковы, напр., песни, изображающие трогательную сцену прощания матери с сыном, когда он отправляется на службу государеву. Много песен и об «игреливых» женах, обманывающих своих мужей, пока они воюют на чужедальней стороне. За последнее время народные старые казачьи песни вытесняются пошлыми городскими романсами, в чем немалую роль играет необыкновенное развитие южнорусских промышленных центров.

Болгары, как составной элемент сельского населения Новороссии, относятся к общей группе представителей славянского племени в крае, известной под именем группы так называемых «задунайских переселенцев». В 1752 году полковником Хорватом, по поручению имп. Елизаветы, были выведены с Балканского полуострова и поселены в Славяносербском, ныне Луганском уезде Екатеринославской губ. 620 семей сербов; вместе с ними перешли в Россию также черногорцы, болгары и выходцы из молдаван, мадьяр и албанцев. Вся эта неоднократно пополняемая смесь частью осталась в «Славяносербии», частью была поселена вдоль тогдашней польской границы, в заднестровских уездах Херсонской губ. – «в Новосербии» (Александрийском и Елисаветградском). Образовались известные в истории «роты». Впоследствии (1806—12, 1830—34, 1860– 62 гг.) переселились в Новосербию еще несколько больших смешанных партий, но преимущественно болгар из Македонии, Румелии, Добруджи, Софийского, Пиротского, Берковицкого и Кюстенджийского округов, расселившихся по всему югу. В настоящее время большинство балканских переселенцев на юге России составляют болгары, на которых мы и остановимся подробнее, так как сербы и черногорцы, при их незначительном количестве и смешанности с другими элементами, почти уже утратили свою национальность, внешний и внутренний быт своих предков и слились частью с молдаванами, частью с малорусами, отличаясь от последних разве большей смуглостью, живостью и меньшим количеством разных суеверий и примет.

Численность болгар в Новороссии простирается до 170 тысяч. Живут они в Бессарабии колониями и отдельными хуторами среди молдаван и малорусов, в Бендерском (с. Комрат) и Измаильском уездах, с заштатным городом Болградом в центре. В Херсонской и Таврической губерниях они живут в старых болгаро-греческих колониях – Большом и Малом Буялыках, Кубанке (Одесского у.), Каторжинке, Парканах (Тираспольского у.), Терновке (Херсонского у.), Балточокраке (Симферопольского у.), Старом Крыму и Кишлаве (Федосийского у.). Много чисто болгарских колоний находится в Бердянском и Мелитопольском уездах Таврической губ.; наконец несколько болгарских колоний существует в бывшем Славяносербском (ныне Луганском) уезде. Все болгары, живущие в пределах рассматриваемой области, разделяются на старых, переселившихся сюда из Македонии до 1830 г., и новых, или, как они называют себя, «черных». В Мало-Буялыцкой колонии есть еще кроме того болгарские выходцы из Добруджи – «гагаузы» и «шопы», эмигрировавшие в Россию из Софийского, Пиротского и Кюстенджийского округов.

По своему физическому типу русские болгары не отличаются от балканских. Они среднего роста, не очень крепкого сложения, цвет лица имеют смуглый, волосы черные и курчавые, глаза живые и выразительные, нос с горбиной, губы широкие. Женщины, красивые в молодости, быстро стареют и к тридцати годам зачастую кажутся уже старухами. Старые и «черные» болгары говорят по-болгарски (болгары 19 бессарабских колоний говорят обыкновенно по-молдавански) и почти все знают и русский язык. Старые болгары сохранили славянскую азбуку, а черные приняли буквы греческого письма. Гагаузы говорят по-турецки, но употребляют волошскую грамоту. Будучи православными, они справляют некоторые храмовые праздники на манер мусульманских курбанов (байрам).

Болгарские дома, выбеленные внутри и снаружи, строятся из кирпича или из глины с хворостом. Материалом для крыш служит черепица. Внутренность дома составляют три или четыре комнаты с глиняным, а иногда и деревянным полом; меблировка состоит из дивана (Иногда диваны делают из земли. Сверху такой диван устилают коврами), обитого ярким ситцем, и нескольких крашенных столов и стульев; стены увешиваются коврами, ручниками и тарелками, увитыми засохшими цветами; в красном углу висят образа. У богатых болгар обстановка лучше: кроме ковров на стены вешаются зеркала. Семья и сам болгарин в обыкновенное время не живут в этих комнатах, а ютятся весь день в особой клетушке, устроенной между домом и сараем или какой-нибудь другой хозяйственной пристройкой; печь этого помещения очень первобытна и не имеет трубы, так что дым выходит в отверстие в потолке.

Обыкновенная одежда болгарина – черная куртка, цветной кушак, «гашти» – шаровары, барашковая шапка, «церзули» (поршни).

Почти полное отсутствие образования является причиной косности болгар, придерживающихся до сих пор старых общеславянских суеверий и обычаев – остатков языческого периода; обычай – закон для болгарина. Впрочем в тех местах, где болгары по местным условиям соприкасаются с немцами, греками и русскими, старинные предания и обычаи начинают мало-помалу исчезать. Наоборот, феодосийские болгары, окруженные бедным татарским населением, более всего сохранили старинные религиозно-языческие обрядности и национально-бытовые черты.

Вампиры, русалки, страшные чудовища – змеи, которые влюбляются в красивых девушек и крадут их, «караконджулы», т. е. колдуньи, бродящие по ночам и пугающие добрых людей – продолжают существовать в воображении болгар. По болгарскому поверью, в мире существует «смок» – громадный удав с кулаком на хвосте, которым он убивает людей. На третий день после рождения ребенка являются к нему мифические женщины – «урисницы» и предопределяют судьбу его, причем их даже можно слышать; поэтому семья хранит глубокое молчание в этот день после обеда, ожидая их далеко за полночь. Некрещеного ребенка болгары считают за еврея, почему его нельзя целовать; а тот, кто не крестил ни одного ребенка, после смерти обращается в жабу. Гром происходит от того, что пророк Илья ездит в колеснице и преследует диавола, который спасается тем, что входит в собаку; поэтому последнюю не нужно держать на улице во время грозы. Хорошим подарком считается поросенок, так как он роет дорогу в рай. Души умерших все запираются в одну комнату в Иерусалиме, где они ожидают страшного суда. В карман покойнику кладутся деньги, чтобы он мог расплатиться на том свете, если кому должен. У болгар есть много примет по хозяйству, перешедших может быть частью от русских; напр., нельзя ругать и проклинать скотину, так как она может известись; перед началом сеяния нужно испечь лепешку, покатить ее по ниве, а потом съесть, и тогда будет урожай; окончив «косовицу», надо оставить на лугу клочок бороды, чтобы в следующем году получить хороший укос и т. д.