Помоги проекту - поделись книгой:
Она и Тео стояли, виноватые, оба белые как мел, трепеща. Ван Аудейк, мыслями еще пребывающий в работе, ничего не замечал.
– Ничего, – повторила Леони. – Здесь циновка порвана, и… и я чуть не упала. Но я хотела бы тебе кое-что сказать, Отто…
Голос ее дрожал, но он этого не слышал, слепой к ней, глухой к ней, все еще будто погруженный в свои документы.
– Что же?
– Урип намекнула мне, что прислуга хотела бы садаку по случаю нового колодца во дворе…
– Колодца, который вырыли два месяца назад?
– Они не берут из него воду.
– Почему?
– Они суеверны, ты же знаешь; и не хотят брать воду, пока не будет садаки.
– Так надо было сделать это сразу. Почему они не попросили меня через Карио? Какая чушь! Мне самому, разумеется, это и в голову не пришло! Но тогда я бы дал им садаку. А теперь поезд ушел. Прошло уже два месяца.
– И все-таки это стоило бы сделать, – сказал Тео. – Папа, ты же сам знаешь этих яванцев: они не будут пользоваться колодцем, если не получат садаку.
– Нет, – твердо ответил Ван Аудейк, качая головой. – Теперь давать садаку нет смысла. Я охотно дал бы, но теперь, через два месяца, это нелепо. Они сами виноваты, что не попросили сразу.
– Ну пожалуйста, Отто, – просила Леони. – Устрой садаку. Я буду тебе так благодарна!
–
Они стояли перед Ван Аудейком, белые как мел, умоляющие. Но в нем, утомленном, думающем о своих документах, сидело твердое нежелание, хотя он редко мог отказать в чем-то жене.
– Нет, Леони, – сказал он решительно. – И ты никогда не должна обещать ничего, в чем не уверена…
Он повернулся, обошел перегородку и снова сел за работу. Они переглянулись, мачеха, пасынок. Медленно, бесцельно пошли прочь с этого места в переднюю галерею, где влажная тьма окутывала высокие колонны. По залитому водой саду к ним приближалась белая фигура. Они испугались, боясь теперь всего и при виде каждого силуэта думая о каре, нависшей над ними тайной угрозой, пока они оставались в родительском доме, на который навлекли позор. Но присмотревшись получше, узнали Додди. Она возвращалась домой; дрожа, сказала, что была у Евы Элдерсма. В действительности она гуляла с Адди де Люсом, они прятались от дождя в кампонге. Она была очень бледна, ее трясло, но Леони и Тео не видели этого в темной галерее, равно как и она сама не видела, что и мачеха бледна, что Тео бледен. Ее трясло потому, что в саду – Адди проводил ее до ворот – ее забросали камнями. Она думала, что это какой-нибудь дерзкий яванец, ненавидевший ее отца и всю семью, но в темной передней галерее, увидев мачеху и брата, которые, словно потерянные, молча сидели вплотную друг к другу, она вдруг почувствовала – сама не зная почему, – что это был вовсе не дерзкий яванец…
Она села рядом с ними, молча. Все трое вглядывались в глубину темного влажного сада, над которым распростерлась бескрайняя ночь, точно гигантские крылья летучей мыши. И все трое, до смерти испуганные и раздавленные неведомым – Додди в одиночку, мачеха и пасынок вместе, – чувствовали, как в этой бессловесной меланхолии, в этой серой мгле, между тускло белеющими статными колоннами, реет то, чему суждено случиться…
II
Несмотря на страх, они все чаще хотели быть вместе, ощущая теперь уже неразрывную взаимосвязанность. Во время сиесты он пробирался к ней комнату, и, несмотря на страх, они как бешеные бросались друг другу в объятия и долго их не разнимали.
– Все это наверняка ерунда, Леони, – шептал он.
– Да, но откуда же тогда эти звуки? – шептала она в ответ. – Я отчетливо слышала стоны и как летел камушек…
– Но ведь…
– Что?
– Если что-то и есть… положим, что-то и есть, чему мы не находим объяснения…
– Нет, не верю!
– Я тоже не верю… Но даже…
– Что?
– Даже если что-то и есть… если что-то и есть, чему мы не находим объяснения, то ведь…
– То что?
– То ведь это
– Ох, но это слишком нелепо…
– Я тоже не верю этой нелепости.
– Стоны на дереве… это наверняка звери.
– А камушек… наверняка бросил какой-то негодяй… кто-то из слуг, кто вообразил… или которого подкупили…
– Подкупили? Кому это надо?
– Надо… регенту…
– Ах, Тео!
– Урип сказала, что стоны были со стороны регентского дворца…
– Не понимаю…
– И что как раз оттуда они хотели отцу навредить.
– За что?
– За то, что он отправил в отставку регента Нгадживы.
– И все это сказала Урип?
– Нет-нет, она этого не говорила. Это я говорю. Урип сказала, что регент владеет магической силой. Полная ерунда! Но он негодяй… Он подкупил людей, чтобы запугать отца.
– Но твой отец ничего не замечает…
– Да, действительно… И мы не должны ему ничего говорить. Так будет лучше всего. Надо не обращать внимания.
– А этот белый хаджи, Тео, которого Додди видела два раза… И когда у ван Хелдеренов крутят стол, то Ида тоже его видит…
– Он наверняка подослан регентом.
– Да, наверное… но это так ужасно. Тео, милый, я боюсь!
– Боишься всей этой чепухи? Ну что ты!
– Ах, Тео, но если что-то и есть… это ведь не из-за
Он рассмеялся.
– Ну что ты! При чем здесь мы! Это все штучки регента…
– Лучше нам больше не встречаться…
– Нам обязательно надо встречаться, я люблю тебя, я от тебя без ума.
Он пылко поцеловал ее, и оба испугались. Но юноша пытался выглядеть уверенным в себе.
– Успокойся, Леони, какая ты суеверная…
– Когда я была маленькой, моя бабу рассказывала мне, что здесь, на Яве, они так умеют… Закопают что-нибудь твое – носовой платок или прядь волос – в землю, а потом с помощью заклинаний сделают так, что ты заболеешь, и зачахнешь, и умрешь… и ни один доктор не догадается, что это за болезнь…
– Какая чушь!
– Но это чистая правда!
– Я не знал, что ты такая суеверная.
– Я никогда раньше об этом не думала. И только сейчас, в последнее время… Тео, а вдруг все-таки
– Нет, ничего нет… кроме поцелуев.
– Подожди, Тео… подожди, не надо. Мне страшно… Сиеста вот-вот кончится. Скоро стемнеет.
– Нет-нет, там Додди играет со своим какаду.
– Уходи, Тео!
Он ушел через будуар и направился в сад. Она встала, поверх саронга, свободно повязанного под мышками, накинула кимоно и позвала Урип.
– Принеси мне все необходимое для ванны!
–
– Урип, где ты?
– Здесь,
– А где ты была?
– У двери в сад,
– Господин уже встал?
– Да,
– Принеси мне все необходимое для ванны! И зажги лампу в ванной комнате… В прошлый раз у лампы было разбито стекло и кончился керосин…
– Раньше
– Урип… сегодня… что-то произошло?
– Нет… все было спокойно. Но когда наступает вечер… Все слуги боятся,
– Ах, какая неприятность… Урип, пообещай ей пять гульденов в подарок… если она останется…
– И
– Ах, какая неприятность… У меня никогда не было столько неприятностей, Урип…
– Да, правда,
– У меня так всегда хорошо получалось устроить свою жизнь… А теперь такие события!
– Что поделаешь,
– Это точно не люваки… и не какой-нибудь негодяй, кидающийся камнями?
– Что вы,
– Ладно… Принеси мне все необходимое для ванны! И не забудь зажечь огонь…
Служанка ушла. С неба, завешенного дождем, медленно спускалась тьма. В резидентском доме, окруженном гигантскими ночными баньянами, царила полная тишина. В передней галерее ван Аудейк в одиночестве пил чай, полулежа в соломенном кресле, в пижамных брюках и кабае… В саду сгущались плотные тени, словно покрывала из воздушного черного бархата, падающие с деревьев.
–
– Да,
– Зажги же лампы! Почему ты зажигаешь их так поздно? Первым делом зажги лампу у меня в спальне…
И она отправилась в ванную комнату. Прошла мимо длинного ряда подсобных помещений и комнат для прислуги, замыкавших сад. Посмотрела на крону баньяна, с верхних веток которого она вчера слышала стоны детских душ. Ветки не шевелились, не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка, было душно от близящейся грозы и дождя, слишком тяжелого, чтобы сразу пролиться. В ванной комнате Урип зажгла лампу.
– Ты все принесла, Урип?
– Да,
– Ты не забыла большой флакон с белой цветочной водой?
– А это что у меня в руках,
– Ладно, значит, все в порядке… Но впредь подавай мне более мягкое полотенце для лица. Я велела тебе принести мягкое полотенце. Я не люблю это грубое…
– Сейчас схожу принесу!
Поделиться книгой: