Помоги проекту - поделись книгой:
Капитализм имеет все перечисленные выше признаки и без всяких натяжек может называться «религией». Никак нельзя согласиться с теми, кто, наблюдая медленное «умирание» традиционных религий в современном мире, делает заключение, что капитализм превращается в атеистическое общество[271].
Самым главным в любой религии является пятый признак. Капитализм как религия в этом отношении не представляет исключения. Она зиждется на вере в мамону — бога богатства (денег) и его чудодейственную силу. Отдельные авторы, обращающие внимание на современный капитализм как духовное явление, для обозначения религии капитализма используют термины, привязанные к названию ее бога: «религия денег»[272], «религия капитала», «религия мамоны», «мамонизм»[273]. Будем при необходимости также использовать эти альтернативные термины.
Термин «религия капитала» появился еще в конце XIX века — после выхода в свет небольшой книги-памфлета французского экономиста, социолога и политического деятеля Поля Лафарга (1842—1911), которая так и называлась: «Религия капитала»[274]. Все герои книги — реальные люди, принадлежавшие к верхушке западного общества второй половины XIX века. Среди них -банкиры, промышленники, торговые капиталисты, государственные деятели, известные философы и ученые (причем все — сторонники эволюционной теории Чарльза Дарвина), высшие иерархи католической церкви.
Действие происходит в Лондоне, куда сильные мира сего съехались на конгресс из разных стран Европы и из Америки для того, чтобы обсудить угрозы, исходившие от быстрого распространения в мире социалистических идей, и наметить меры по защите своих интересов, укреплению своей власти[275]. Атмосфера конгресса (несмотря на присутствие там иерархов Ватикана) — откровенно антихристианская. Время событий не указано, но, судя по набору участников, можно предположить, что конгресс проходил в 80-е годы позапрошлого века. Почти единодушно участники конгресса сошлись на том, что идеям христианства и социализма в «цивилизованном мире» можно и нужно противопоставить религию капитала. Хотя эта религия формировалась на протяжении целого ряда веков до момента проведения конгресса, участники данного мероприятия сошлись на том, что необходимо: а) более четко сформулировать догматы религии капитала; б) добиваться более энергичного насаждения религии денег в обществе. Участники конгресса сошлись на том, что та религия, которая появилась в странах Европы после Реформации и которую условно можно назвать «религией буржуазного либерализма», уже недостаточна для эффективного решения задач, стоящих перед капиталистической олигархией во второй половине XIX века.
Приведу выдержку из книги П. Лафарга, в которой описываются дискуссии на конгрессе в Лондоне. Всемирно известный английский естествоиспытатель и поклонник эволюционной теории Дарвина Томас Гексли (1825—1896) поднимает вопрос о том, что идеи коммунизма и социализма начинают оказывать сильное влияние на общественное сознание в Европе, даже более сильное, чем христианство в форме католицизма. Далее он продолжает: «Религии нашего века представляют собою социальную опасность. Спросите у Гирса (Гирс Николай Карлович (1820—1895) — министр иностранных дел Российской империи в 1882—1895 годах — В. К), с улыбкой внимающего нам, не заражены ли коммунизмом все секты новейших формаций как в России, так и в Соединенных Штатах?
Я допускаю необходимость религии, но я не могу не признать, что христианство, пригодное еще для папуасов и австралийских дикарей, немного устарело для Европы. Если нам нужна новая религия, то приложим все старания к тому, чтобы она не была плагиатом католицизма и чтобы у нее не было ни малейшего следа социализма»[276].
Далее мысль продолжил некто Маре[277], который сказал, что лучший способ перейти к такой новой религии — заменить христианские добродетели Веру, Надежду, Любовь на либеральные добродетели — Свободу, Равенство и Братство. Речь идет о «религии буржуазного либерализма», которая фактически на тот момент уже существовала и имела немалую историю. С ее помощью европейской буржуазии удалось совершить социальные революции и захватить политическую власть. Тут в разговор вступает наш министр иностранных дел Николай Карлович Гирс:
«Эти либеральные добродетели являются поистине чудесной религиозной находкой новейшего времени, — подхватил де-Гирс. — Они оказывали весьма важные услуги в Англии, во Франции, в Соединенных Штатах, — словом, повсюду, где ими пользовались для управления массами. Когда потребуется, мы воспользуемся ими и в России. Вы, господа западники, обучили нас искусству угнетать во имя Свободы, эксплуатировать во имя Равенства и расстреливать во имя Братства. Вы — наши учителя. Но этих трех добродетелей буржуазного либерализма недостаточно, чтобы основать религию; самое большее это полубоги, нужно найти еще верховного бога»[278].
Эстафету дискуссии на лондонском конгрессе подхватывает известный английский экономист и статистик, член многих королевских комиссий и обществ Роберт Гиффен (1837—1910). Он доводит дискуссию до своего логического конца, четко формулирует и обобщает мысли участников конгресса:
«Единственная религия, которая в состоянии отвечать потребностям момента, это религия Капитала, — энергично провозгласил великий английский статистик Гиффен. — Капитал — реальный бог, вездесущий, проявляющийся во всех формах; он — и сверкающее золото, и зловонное удобрение, он — и стадо баранов, и кладь кофейных зерен, он — и склад священных библий, и тюки порнографических гравюр, он — и гигантские машины, и кипы английских непромокаемых плащей. Капитал — бог, которого каждый знает, видит, осязает, обоняет, вкушает; его воспринимают все органы наших чувств. Это единственный бог, который не сталкивался еще ни с одним атеистом. Соломон обожал его, несмотря на то, что для него все было суета сует. Шопенгауэр находил в нем упоительное очарование, хотя все представлялось ему сплошным разочарованием. Гартман — философ бессознательного — один из его сознательных поклонников. Все прочие религии — это лишь слова; в глубине человеческого сердца царит вера в капитал.
Блейхредер, Ротшильд, Вандербильт, Бонту, все христиане и иудеи желтого Интернационала хлопали в ладоши и вопили:
— Гиффен прав. Капитал — бог, единый живой бог»[279].
Опустим продолжение яркого выступления Гиффена. Окончилось оно всеобщим ликованием, поскольку гениальный экономист и статистик сумел очень точно и образно описать суть религии капитала и потрясти своими откровениями присутствующих:
«Потрясенные светом открывшейся истины, присутствовавшие затопали ногами и завопили:
— Капитал — бог!
— Капитал не знает ни отечества, ни границ, ни окраски, ни рас, ни возраста, ни пола. Он бог интернациональный, бог универсальный, он подчинит своему закону всех сынов рода человеческого! — воскликнул папский легат в порыве божественного экстаза. — Сотрем с лица земли все религии прошлого, забудем национальную ненависть, религиозные распри, объединимся душой и сердцем, чтобы формулировать догматы новой религии, религии Капитала»[280].
На страницах книги П. Лафарга мы находим раздел, который называется «Экклезиаст, или Книга капиталиста». Это острый памфлет, в котором Лафарг излагает ключевые «догматы» религии Капитала[281]. Критические наблюдения французского писателя убийственно точны и лаконичны, заменяют пространные теологические, философские, политико-экономические и социологические рассуждения многих критических исследователей академического толка (может быть, и верные, но малопонятные простому человеку). Приведу лишь отдельные «догматы» (по своей чеканности напоминающие афоризмы) или фрагменты из них[282]:
Из первого раздела «Природа бога-Капитала»:
2. Я — бог-человекопожиратель... Я — бесконечная тайна: моя извечная субстанция — не что иное, как тленная плоть, мое всемогущество — лишь немощь человеческая...
5. Я — неизмеримая душа цивилизованного мира в теле изменчивом и сложном до бесконечности. Я живу в том, что покупается и продается; я осуществляю себя в каждом товаре, и ни один из них не существует вне моего живого единства.
8. Человек видит, осязает, чувствует и вкушает тело мое. Но мой дух, более неуловимый, чем эфир, — недоступен чувственному восприятию. Дух мой — кредит; ему не нужно иметь тела, чтобы проявлять себя...
16. Ни наука, ни добродетель, ни труд не удовлетворяют дух человеческий; только я, Капитал, насыщаю его алчные аппетиты и страсти.
17. Я отдаюсь и ускользаю по собственному произволу, не отчитываясь ни перед кем. Я Всемогущий, повелевающий вещами живыми и вещами мертвыми.
Из второго раздела «Избранники Капитала»:
3. Устрицы и улитки ценятся по своим собственным природным качествам; капиталист же имеет значение лишь постольку, поскольку я ставлю его своим избранником, и ценность его определяется капиталом, который он представляет.
4. Я обогащаю негодяя, невзирая на его подлость; я превращаю в нищего праведного, невзирая на его праведность. Я ставлю своим избранником того, кто мне угоден.
5. Я выбираю капиталиста не за его ум, не за честность, не за красоту, не за молодость. Его тупоумие, его пороки, его уродство и его дряхлость — верные свидетели моего неизмеримого могущества.
6. Только потому, что я капиталиста делаю избранником своим, он воплощает в себе добродетель, красоту, гениальность. Люди находят его тупость остроумной и утверждают, что его гению не следует заниматься наукой педантов. Поэты черпают у него вдохновение, а артисты на коленях, как приговор, выслушивают его критику; женщины уверяют, что он идеал Дон-Жуана; экономисты открывают, что его праздность — двигательная сила всего общества.
15. Капиталист — закон. Законодатели составляют уложения законов, сообразуясь с его удобствами, и философы приноравливают свою мораль к его нравам. Его деяния справедливы и хороши. Всякое действие, направленное во вред его интересам, есть преступление и подлежит наказанию...
16. Избранникам своим предназначаю я единственное счастье, неведомое трудящимся. Получать прибыль — высшая благодать. Если избранник, получающий прибыль, теряет жену, мать, детей, собаку, честь, он переносит это с покорностью. Но перестать получать прибыль — непоправимое горе, от которого капиталист никогда не найдет себе утешения.
Из третьего раздела «Обязанности капиталиста»:
1. Много званых, но мало избранных. С каждым днем я сокращаю число избранников своих.
2. Я отдаюсь капиталистам и распределяюсь между ними: каждый избранник получает во владение частицу единого капитала и сохраняет пользование ею лишь в том случае, если умножает ее, если плодит с нею новый капитал. Капитал ускользает из рук того, кто не выполняет его закона...
4. Чтобы чувствовать себя свободно и привольно в погоне за наживой, капиталист порывает узы дружбы и любви. Там, где дело идет о барыше, нет для него ни друга, ни брата, ни матери, ни жены, ни детей.
5. Он выше суетных разграничений, замыкающих обыкновенных смертных в каком-нибудь отечестве или в какой-нибудь партии. Кто бы он ни был — русский или поляк, француз или пруссак, англичанин или ирландец, белый или черный, — он прежде всего эксплуататор. И уже в придачу он может быть монархистом или республиканцем, консерватором или радикалом, католиком или свободомыслящим. Золото имеет свой цвет, но перед его лицом меркнут цвета всех убеждений капиталистов...
7. Он не приносит себя в жертву мещанским предрассудкам. Он производит не для того, чтобы выпускать товар высокого качества, а для того, чтобы фабриковать товар, приносящий большой доход. Он учреждает финансовые общества не для того, чтобы распределять дивиденды, а для того, чтобы завладеть капиталами акционеров. Ибо мелкие капиталы принадлежат крупным, а над последними есть еще более крупные капиталы, которые наблюдают за ними и выжидают удобный момент, чтобы их пожрать. Таков закон Капитала...
15. Теологам официальной экономии он предоставляет разглагольствовать как о монометаллизме, так и биметаллизме[283], но он одинаково прикарманивает как золотые, так и серебряные монеты...
19. Он не размышляет над сущностью добродетели, совести и любви, но он спекулирует на их купле и продаже...
23. Он не вмешивается в болтовню о свободе торговли и протекционизме: он защищает то свободу торговли, то протекционизм, смотря по надобностям своей торговли и промышленности[284]...
26. Капиталист, который щадит наемного рабочего, предает меня и предает себя.
33. Время наемного рабочего — деньги: каждая потерянная им минута — это совершенная им кража...
35. Капиталист не признает за наемным рабочим никаких прав, даже права на рабство, каковым является право на труд.
36. Он грабит у наемного рабочего его разум и искусность его физической работы и передает их машинам, которые не способны возмущаться.
Из четвертого раздела «Правила божественной мудрости»:
3. Собственность — продукт труда и награда за праздность.
5. Деньги искупают свои позорные качества количеством.
6. Деньги заменяют добродетель тому, кто ими обладает.
7. Благодеяние нельзя назвать выгодным и доходным помещением денег.
8. Лучше перед сном сказать себе «я сделал выгодное дело», чем «я сделал доброе дело»...
15. Филантропия — это красть большими количествами и возвращать малыми...
21. Уста лгущие дают жизнь кошельку.
26. Обещание свидетельствует о добродушии и любезности, но исполнять обещания — значит признаваться в умственной скудости...
30. Молодость увядает, красота блекнет, разум угасает, одно лишь золото не знает ни морщин, ни старости.
31. Деньги — душа капиталиста и двигатель его поступков...
34. Добродетель и труд полезны только тогда, когда они у других...
38. Вне желудка, наполненного и весело переваривающего, и вне сильных удовлетворенных чувств — все суета сует и томление духа.
Из пятого раздела «Ultima verba» («Последние слова»):
1. Я — Капитал, властелин Вселенной.
2. Я шествую в сопровождении лжи, зависти, клеветы и убийства. Я несу с собой семейные раздоры и гражданские войны. Повсюду, где я прохожу, я сею ненависть, отчаяние, нищету, болезни и смерть.
3. Я — бог неумолимый. Меня радуют раздоры и страдания. Я мучаю наемных рабочих и не щажу капиталистов, избранных мною...
5. Я награждаю капиталистов благополучием тяжелым, бессмысленным, отягощенным болезнями. Я физически и умственно кастрирую моих избранников; в тупости и бессилии вырождаются они...
7. Когда мне заблагорассудится, по совершенно непонятным для человеческого разума причинам, я наказываю моих избранников, ввергаю их в нищету ад наемных рабочих.
8. Капиталисты — это мои орудия. Я ими пользуюсь как кнутом из тысячи ремней, чтобы стегать тупоголовое
стадо наемных рабочих. Я возвожу своих избранников на высшую ступень общества — и я их презираю.
9. Я — бог, ведущий людей и поражающий их разум...
12. Я — бог, низвергающий царства. Под мое уравнивающее всех иго я склоняю надменных. В порошок перемалываю я дерзкую и эгоистическую человеческую индивидуальность. Я подготовляю тупое человечество для грядущего равенства...
15. Капитал будет последним богом[285].
По сути, П. Лафарг в лаконичной форме талантливо изложил основы марксистского понимания капитализма (сравните с пудовым «Капиталом» талмудиста Карла Маркса, освоить который обычный человек просто не в состоянии). Более того, он отчасти компенсировал односторонность вульгарного материализма Маркса и показал, что капитализм — не только «экономические отношения», а также специфический духовно-культурный мир. Да, П. Лафарг до конца оставался марксистом, материалистом и атеистом, но его памфлеты (может быть, помимо воли и желания автора) заставляли и заставляют читателя задумываться о капитализме как духовно-религиозном явлении.
С тех пор, когда Поль Лафарг написал и издал свою работу «Религия капитала», прошло более века. Жизнь подтвердила, что озвученные Лафаргом догматы религии Капитала действительно «работали». За это время некоторые из них модифицировались, появились новые догматы.
Важной особенностью капитализма как религии является то, что эта религия является неофициальной, существующей де-факто. Так удобнее во всех отношениях. Законодательство большинства стран мира предусматривает четкую границу между религиозной и светской (гражданской) жизнью общества. Нелегальный статус религии денег позволяет ей беспрепятственно проникать во все институты гражданского общества, использовать их в своих целях и подчинять себе. Более того, такой статус позволяет ей эффективно внедряться в церковные институты других религий, также действовать под прикрытием таких институтов, вызывая при этом невидимые и необратимые мутации других религий, приводя их в полный упадок. Выражаясь современным языком, религия денег оказывается гораздо более «конкурентоспособной» по сравнению с традиционными религиями.
В качестве примера можно привести ситуацию с католицизмом в Испании. Вот что пишет протоиерей Олег Стеняев: «Мой знакомый-священник недавно посетил Испанию, которая некогда считалась в Европе самой религиозной страной. Он удивился, что испанцы не ходят в храмы. Когда он стал их расспрашивать об этом, они сказали, что их Бог — это частная собственность (курсив мой — В.К.). Он слышал это от нескольких человек и понял, что это устоявшееся в обществе мнение о приоритетах их жизни»[286].
Ограниченный объем нашей работы не позволяет даже бегло дать характеристики всех пяти основных признаков религии денег. Отметим, что кроме основных признаков религии у капитализма есть и некоторые другие важные признаки, которые не попали в приведенный выше список. Например, наличие церковной организации (естественно, что в рамках религии денег она существует де-факто, а не де-юре и себя «церковью» предпочитает не именовать)[287].
Рассмотрим для начала лишь первый из признаков указанной религии — мировоззрение с целью сравнения с мировоззрением христианства. Мировоззрение любой сформировавшейся религии выражается в чеканных формулировках ее догматов. Выше мы уже цитировали работу П. Лафарга «Религия капитала», в которой он в форме памфлета формулировал множество догматов-афоризмов (всего — 146). Еще раз вернемся к этой теме, попытаемся ухватить главное в догматике религии денег. Напомним, что «догматы религиозные (от грен, dogma, родительный падеж dogmatos — мнение, учение, постановление) — утвержденные высшими церковными инстанциями положения вероучения, выдаваемые церковью за непреложную истину и не подлежащие критике»[288].
В религии денег таких догматов много, они уже существуют как непререкаемые истины и аксиомы несколько сот лет, зафиксированы в разных теориях, доктринах, партийных программах, других политических документах, конституциях и законах. На каждый догмат имеется бесчисленное множество толкований и комментариев в виде «научных» монографий и учебников. Большое количество государственных и негосударственных институтов следят за тем, чтобы догматы религии денег сохранялись в своей «чистоте» и чтобы никто не смел в своей личной и общественной жизни отклоняться от их соблюдения. Все лица, не признающие и не соблюдающие эти догматы, на Западе оказываются изгоями и маргиналами, не только лишенными социального статуса, но и преследуемыми.
Остановимся на четырех ключевых догматах религии денег:
накопление богатства (капитал) — главная цель и смысл жизни человека;
указанная выше цель может достигаться любыми средствами («цель оправдывает средства»);
«святость» частной собственности;
индивидуализм как принцип личной жизни.
Догмат первый: богатство как цель и смысл жизни
Ключевое слово в этом догмате — «богатство». Необходимо дать определение понятия «богатство». Все многообразие определений можно свести к двум:
а) наличие в распоряжении (владении) человека такого количества благ, которое превышает его естественные потребности (богатство в узком смысле);
б) наличие в распоряжении (владении) человека такого количества благ, которое превышает количество благ, находящихся в распоряжении (владении) других людей (богатство в широком смысле).
Как видно, «богатство» — понятые относительное. С точки зрения православия, любое богатство — проявление того или иного греха или даже нескольких грехов сразу. Очевидно, что ключевым является грех сребролюбия (близок к этому грех стяжательства). Об этом четко сказал апостол Павел: «ибо корень всех зол есть сребролюбие» (1 Тим. 6:10). За сребролюбием следует целый шлейф других грехов и страстей. Как говорил Иоанн Златоуст, «душа богатого исполнена всех зол: гордости, тщеславия, бесчисленных пожеланий, гнева, ярости, корыстолюбия, неправды и тому подобного»[289]. Святые отцы Церкви постоянно предупреждали о тех духовных опасностях, которые для христианина таит в себе богатство (желание богатства), противопоставляя богатству бедность (в том числе добровольную). Также в христианстве богатству противопоставляется достаток, т. е. такое количество благ, которое достаточно для удовлетворения жизненно необходимых потребностей человека (выбор христианином бедности или достатка зависит от степени его духовной подготовленности)[290].
Богатство в узком смысле — проявление разных плотских страстей. Человеку, мучимому такими страстями, недостаточно удовлетворять естественные потребности (в пище, одежде, жилье, тепле и т. п.). Ему нужны дополнительные средства для того, чтобы предаваться чревоугодию, пьянству, блуду или даже просто безделью, и праздности и разным увеселениям (что есть проявление одновременно многих грехов). Вероятно, именно об этой разновидности богатства говорил две тысячи лет назад апостол Павел:
«А желающие обогащаться впадают в искушение и сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу» (1 Тим. 6:9). О богатстве в узком смысле очень ярко говорится в евангельской притче о богаче и Лазаре. Богач, который собрал хороший урожай в поле, предвкушал получать плотские удовольствия в течение многих лет.
Вот его слова: «и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись» (Лк. 12:19).
Однако сегодня гораздо более серьезной духовной проблемой стало богатство в широком смысле. Именно такое богатство стало целью, движущей силой современного капитализма (в отличие от богатства в узком смысле, которое было распространено в древнем мире и в Средние века). Поэтому его можно назвать также капиталистическим богатством. А любовь к нему — капиталофилией[291]. Поэтому первый догмат можно представить в следующей уточненной формулировке: «Капитал — цель и смысл жизни человека». «Посвященные» еще в XIX веке уже четко осознавали и формулировали, а главное — принимали на вооружение этот догмат.
Капиталистическое богатство является проявлением страшного (с точки зрения православия) греха — гордыни. Капиталистическое богатство — своеобразный способ возвышения мучимого бесом гордыни человека над окружающими. Большую часть имущества такого тщеславного человека представляют собой мало нужные (с точки зрения базовых потребностей человека) предметы — особняки и дворцы, шикарные лимузины, яхты, частные коллекции произведений искусства и т. п. Причем важными для хозяина здесь оказываются не только свойства этих предметов (эксклюзивность, бьющая в глаза роскошь, дороговизна, экстравагантность, гигантские размеры и т. п.), но и количественная сторона. Со временем количественная сторона (количество нулей в цифре, обозначающей размер богатства) начинает доминировать над качественной (натурально-вещественной) стороной богатства. Именно это стало духовной пружиной превращения имущества в капитал, не знающий пределов роста («дурная бесконечность»).
До капитализма также было богатство (в узком смысле). Тогда богатство еще как-то служило человеку (несмотря на все самодурство хозяина своего «слуги»). При капитализме все стало наоборот: человек стал служить богатству. На эту особенность обратил внимание уже упоминавшийся нами Макс Вебер: «Summamum bonum (Высшее благо) этой этики (протестантской этики. — В. К.) — прежде всего в наживе при полном отказе от наслаждения, даруемого деньгами, от всех эвдемонистических или гедонистических моментов; эта нажива в такой степени мыслится как самоцель, что становится чем-то трансцендентным и даже просто иррациональным по отношению к «счастью» или «пользе» отдельного человека (курсив мой — В. К). Теперь уже не приобретательство служит человеку средством удовлетворения его материальных потребностей, а все существование человека направлено на приобретательство, которое становится целью его жизни»[292]. Капитализм привык кичиться своей рациональностью, прагматизмом, железной логикой и методическим подходом к решению любых задач. А тут даже симпатизирующий капитализму М. Вебер совершенно верно подмечает важнейшую его особенность — иррациональность. У современного человека (особенно, если у него высшее образование или он «варится» в бизнесе) взгляд на капитализм оказывается «замутненным», он перестает замечать эту иррациональность. А за век с момента выхода книги М. Вебера иррациональность капитализма еще больше усилилась, а духовное зрение человека еще более замутнилось. Отмеченный иррационализм лишний раз доказывает, что капитализм — это не только экономика, но в первую очередь — религия. Ведь любая религия, базируясь на вере, а не на позитивном знании и логике, всегда в той или иной мере иррациональна. Полагаем, что в этом отношении капитализм «даст фору» многим традиционным религиям.
Итак, гордыня — страсть, не знающая пределов, окончательно порабощающая человека. Сначала тщеславный человек хочет возвышаться над окружающими, добиваясь от них восхищения и почитания. Но и этого уже оказывается мало: незаметно страсть гордыни перерастает в страсть власти. И человек начинает путь по длинной лестнице власти: распространяя эту власть на все более широкий круг людей (предел — власть над всем миром), а также переходя от власти экономической к власти политической и заканчивая властью духовной. Но участие в этой постоянной гонке за властью требует все больших денег. Таким образом, включается дополнительная «пружина» накопления капитала.
Если рассматривать капитализм в координатах социально-экономических понятий, то желание богатства и страсть его приращения выступают конечной целью человека. Однако если посмотреть на него с духовной точки зрения, то мы увидим, что богатство (капитал) — лишь средство. Средство, предназначенное для удовлетворения греховных желаний — плотских страстей, страсти гордыни, страсти властвовать над другими людьми. А христиане хорошо знают, что источником всех этих страстей является тот, кто противостоит Богу и пытается бороться с Ним.
Тот, кому довелось изучать политическую экономию капитализма (обязательная учебная дисциплина во всех вузах СССР), помнит формулировку основного экономического закона капитализма, в котором выражалась цель капиталистической экономики и средство ее достижения («получение прибавочной стоимости на основе эксплуатации наемного труда»). В ней достаточно правильно отражалась экономическая цель капиталистической деятельности («получение прибавочной стоимости, т.е., проще говоря, накопление капитала). Вместе с тем тогдашний материалистический взгляд на капитализм не позволял объяснить духовное происхождение этой цели, а также увидеть, что накопление капитала было не конечной целью, а выступало средством удовлетворения человеческих страстей. Конечно, советские учебники по политической экономии могут быть использованы в качестве подспорья для изучения современного капитализма. Однако по причине их вульгарно-материалистической методологии они дают «плоскую», «двухмерную» картину капиталистического устройства общественной жизни.
Получению «многомерной» картины может помочь Евангелие. Вспомним, например, сцену искушения Христа дьяволом в пустыне. Он применил против Христа три самых мощных искушения, которые призваны возжигать:
1) плотскую страсть (предложение превратить камни в хлеба);
2) страсть горделивого возвышения над всеми остальными (предложение сброситься вниз с Иерусалимского храма, продемонстрировав окружающим чудо и вызвав всеобщее восхищение);
3) страсть властвовать над миром (предложение получить власть над всеми царствами мира в обмен на поклонение ему, дьяволу).
В этой картине сила искушений идет по нарастающей — от самого простого к самому мощному. Евангелисты, описав сцены искушений, как бы заранее предупреждают человечество и каждого отдельного человека о том, что ему в жизни может неизбежно встретиться хотя бы одно из этих искушений, а может быть, даже все три. Дьявол предложил человечеству «религию денег», которая дает наибольший простор всем этим трем страстям. Исповедующие эту религию фактически поклоняются тому, кому две тысячи лет назад отказался поклониться Христос. Поклоняются все: и те, кого принято называть «капиталистами», и те, кого эти капиталисты эксплуатируют. «Религия денег» имеет адресный характер:
Поделиться книгой: