Помоги проекту - поделись книгой:
В-четвертых, крайне важно, что евреям принадлежат ключевые позиции в банковском капитале. Банки — институты, которые выпускают наличные и безналичные деньги, снабжая ими (в виде кредитов) все другие сектора экономики. Именно через банковскую систему еврейские олигархи контролируют мировую экономику.
Немного подробнее остановимся на последнем из перечисленных моментов. В свое время еще Зомбарту пришлось объяснять: евреи эффективно контролируют экономику даже несмотря на некоторые достаточно скромные показатели присутствия евреев в экономике. Особенно это присуще американской экономике. Вот что он пишет: «На первый взгляд кажется, будто именно североамериканская экономическая жизнь в существенных своих чертах развивалась без воздействия евреев... И действительно, среди крупных промышленников и спекулянтов Соединенных Штатов, среди «магнатов трестов» мы встречаем мало еврейских имен. Со всем этим можно согласиться. И все-таки я остаюсь при своем утверждении, что Соединенные Штаты, может быть, больше других стран исполнены специфического еврейского духа»[176].
Мы уже выше приводили слова, которые американский президент Теодор Рузвельт в начале XX века произнес по поводу 250-летия поселения евреев в Северной Америке: « ... евреи помогли создать эту страну». Эти слова приводит Зомбарт для доказательства присутствия в Америке «специфического еврейского духа». Фраза президента Рузвельта, конечно, пафосная. Фактически за этими словами стоит другая мысль: евреи заложили фундамент американского капитализма. Именно они — истинные «отцы-основатели Америки», а люди типа Томаса Джефферсона, Джона Адамса, Джеймса Мэдисона, Александра Гамильтона, Джорджа Вашингтона, Бенджамина Франклина и др. -лишь номинальные фигуры. Принципиально важно, что потомки настоящих «отцов-основателей» и в начале XX века реально контролировали американскую экономику. Зомбарт перечисляет тресты, в которых в это время реальное управление (через контрольные пакеты акций) находилось в руках евреев: плавильный, табачный, асфальтовый, телеграфный и т. д.[177].
Но и это не главное. Главное, по мнению Зомбарта, заключается в том, что еврейские банки взяли под свой контроль все без исключения отрасли экономики и все тресты с помощью такого инструмента, как кредит: «В руках евреев находится также целый ряд крупнейших банкирских фирм, «контролю» которых подлежит значительная часть американского хозяйства»[178]. Зобмарт приводит различные примеры. «Так, например, «система Гарримана», имевшая своей целью объединение всех американских железнодорожных сетей, поощрялась и поддерживалась... нью-йоркским банкирским домом «Леб, Кун и Ко»[179].
Заметим, что Зомбарт описывал экономическую жизнь Северной Америки по состоянию на самое начало XX века. Тогда в банковской системе США еще не было Федеральной резервной системы. Она была создана в самом конце 1913 года как частная банковская корпорация с решающим участием еврейского капитала. С этого момента контроль еврейских олигархов над американской экономикой вышел на новый уровень[180]. Тут мы еще раз напомним тезис Люкимсона: доля евреев в мировом капитале составляет 8—10%, но при этом они контролируют мировую экономику. Это действительно так: зачем еврейским олигархам накапливать деньги и капиталы, если в их руках находится «печатный станок»? Фактически еврейские банкиры-олигархи во главе с Ротшильдами «делают» все необходимые мировой экономике деньги и через кредит контролируют все созданные и приобретенные другими капиталистами активы. Это идеальный финансовый и экономический механизм для движения еврейской верхушки к своей заветной цели — мировому господству. В учебниках по экономике почему-то пишут только про акционерные формы контроля над экономикой. А сегодня, в начале XXI века, на первое место выходят неакционерные формы. И кредит — важнейшая из них.
Иудаизм и трансформация западного христианства в «религию денег»
Мы перечислили некоторые важные причины более высокой «конкурентоспособности» иудаизма по сравнению с христианством в экономической сфере. Однако анализ этих причин до конца всего не объясняет. Иудаизм в экономической сфере в конечном счете оказался более «конкурентоспособным» по одной главной причине: мир предпочел те «правила игры» (этические нормы), которые изначально были заложены в иудаизме. Если бы мир выбрал «правила игры», предлагаемые христианством, то, наверное, сегодня мы бы имели не капитализм, а совершенно другой общественно-экономический порядок.
Этические нормы иудаизма рассчитаны на человека, который не готов духовно напрягаться и бороться со своей греховностью; иудаизм называет такое греховное состояние «естественной природой» человека, что дает последователю иудаизма дополнительное оправдание своей духовной расслабленности и беспечности. При этом еще раз напомним, что неевреям предлагается не иудаизм как таковой, а идеология либерализма.
В отличие от иудаизма христианство требует от человека постоянного духовного напряжения, видения своей греховной природы и непрерывной борьбы со страстями. Европейское христианство «устало» за тысячу с лишним лет своего существования и ослабило свою борьбу с греховной природой человека. Об этой «усталости» католической церкви убедительно пишет уже упоминавшийся нами Н. В. Сомин. Он достаточно скептически относится к поискам М. Вебером каких-то таинственных «протестантских корней» капитализма. По мнению Сомина, появление протестантизма — совершенно не имеющей отношения к христианству религии — означало не что иное, как «прорыв плотины» в виде церковных запретов и ограничений на обогащение и наживу. Через образовавшуюся «дыру протестантизма» широким потоком хлынул поток человеческих страстей (страстей стяжательства, сребролюбия, лихоимства, зависти, тщеславия, властолюбия и т. п.), которые дремлют в любом человеческом обществе: «Итак, не религиозное возрождение Реформации породило пресловутый «дух капитализма», а, наоборот, слабость протестантства, выпустившего из своих рук контроль за хозяйственной этикой». Главную слабость же протестантства Сомин усматривает в «почти полном игнорировании святоотеческой традиции» во всех сферах христианской жизни, в том числе в сфере хозяйственной этики[181].
Иудаизм в этой ситуации, естественно, не преминул воспользоваться ослаблением христианства. При этом мы не склонны сводить все к «коварству» и «козням» неких тайных вождей мирового еврейства, о чем написаны сотни увлекательных, но не очень глубоких книг. Главный враг находился внутри церковной ограды: этот тайный заговорщик спрятался в сердце христианина.
Быстрое распространение капитализма в европейских странах — это не только и не столько экономическое явление. Прежде всего, это процесс быстрого замещения христианства иудаизмом. Замещение происходило не в буквальном смысле (например, как закрытие христианских храмов и увеличение числа синагог), а в виде распространения по Европе «духа иудаизма», который заражал христианство и порождал процесс его медленной и неуклонной мутации. Уже давно начался и уже близок к своему завершению процесс превращения западного христианства в «религию денег». В этой «религии денег» окончательно стираются все различия между католицизмом и протестантизмом, между отдельными конгрегациями и толками в рамках этих двух основных ветвей западного христианства.
Эту тенденцию обнаружили некоторые мыслители еще в XIX веке. Вспомним работу молодого К. Маркса «К еврейскому вопросу» (1843)[182], где он говорил о том, что еврейский бог — деньги, и что они стали богом всех народов. Маркс писал: «Еврейство эмансипировало себя типично еврейским способом, захватив финансовое могущество и через него власть в мире, и практический еврейский дух стал практическим духом христианских народов. Евреи эмансипировали себя настолько, насколько христиане стали евреями». Маркс знал, о чем писал, ибо его предки были раввинами. За свои «откровения» Маркс в книге Люкимсона заслужил клеймо: «зоологический антисемит» (с. 11).
Отметим, что приведенные выше мысли Маркса были высказаны им в «ранний» период творчества. «Поздний» Маркс, автор «Капитала», аккуратно обходил стороной эти «деликатные» вопросы. Более того, в своем «Капитале» он сделал все возможное для того, что замаскировать истинную роль еврейского ростовщичества в становлении и развитии капитализма[183].
Немецкий теолог Пауль Лагард (1827—1891) определил капитализм как экономическую форму иудаизма; фактически евреи и капитализм в его понимании — синонимы; капитализм —результат иудизации христианских народов. Понимание еврейских корней капитализма Лагардом близко к точке зрения К. Маркса. Немецкий социолог Георг Зиммель (кстати, родом из крещеных евреев) в книге «Философия денег» (1900) отмечал, что Реформация и последующее развитие капитализма в Европе означали победу иудаизма над христианством.
Полемизируя с «ранним» Марксом, Люкимсон пишет:
« ... исторические факты — вещь упрямая. И они однозначно свидетельствуют о том, что не евреи придумали деньги (в иврите нет даже специального слова, которое обозначало бы это понятие), не евреи придумали товарно-денежные отношения и ростовщичество — они возникли задолго до появления еврейского народа. Правда же заключается в том, что евреи коренным образом изменили отношение человечества к деньгам, причем изменили его совершенно не так, как это представлялось воспаленному ненавистью воображению Маркса» (с. 19).
Мы полностью согласны с мнением Люкимсона, что не евреи придумали деньги, товарно-денежные отношения и ростовщичество (как хвастливо заявляет, например, Жак Аттали). Наверное, явным преувеличением является заявление Люкимсона, что именно «евреи коренным образом изменили отношение человечества к деньгам».
С нашей точки зрения, другие народы просто встали на ту дорогу («дорогу капитализма»), на которой евреи оказались раньше европейцев, по крайней мере, на две тысячи лет. Мы бы выразились осторожнее: евреи в Средние века сыграли роль некоего «катализатора» или «фермента», ускорившего усвоение христианами Европы «духа капитализма». Люкимсон пишет, что до современного капитализма у народов, которые жили вокруг евреев, существовало иррациональное, мистическое, почти религиозное отношение к деньгам: «В любом учебнике истории можно прочесть, что на ранних этапах истории человечества золоту; деньгам и богатству придавался некий мистический характер. Размер накопленных богатств давал его владельцу особое чувство могущества и власти. Следствием этого были неминуемое стремление к накоплению ради накопления, фетишизация сокровищ и, соответственно, их обожествление. В этой ситуации человек неминуемо становился рабом собственного богатства и иррациональной жажды увеличить его. Так обстояло дело в Древнем Шумере, в Вавилоне, Ассирии, Персии и — с определенными оговорками — в Греции и Риме. Деньги были для него либо объектом накопления, либо лишь средством для приобретения других сокровищ. Такая же психология господствовала почти по всей Европе вплоть до позднего Средневековья» (с. 19). Заявление Люкимсона о том, что «евреи коренным образом изменили отношение человечества к деньгам», переворачивает все с ног на голову. Именно до позднего Средневековья Церковь в Европе сдерживала «иррациональную жажду» обогащения. Именно при капитализме иррациональная тяга к накоплению богатства достигла своего апогея: деньги, богатство превратились в абстрактный «капитал», связь «капитала» с естественными потребностями человека окончательно оборвалась. Именно при капитализме усилилось религиозное восприятие человеком денег и богатства. На такое религиозное отношение к деньгам со стороны евреев обращает внимание Лев Поляков в своей «Истории антисемтизма»[184] (Люкимсон приводит эту цитату в своей книге): « ... вся эволюция привела к тому, что евреи могли обеспечить свое выживание только благодаря деньгам в буквальном смысле этого слова, поскольку то право на жизнь, которое христианское общество предоставляет каждому, евреи должны были покупать через регулярные промежутки времени у пап и князей, иначе они становились бесполезными или замешанными в какое-нибудь темное дело об отравлении или ритуальном убийстве. Деньги становятся для евреев важнее, чем хлеб насущный, они столь же необходимы, как воздух, которым они дышат... И мы увидим, как в этих условиях в конце концов деньги приобретают для евреев почти сакральное значение» (с. 18).
Но вернемся к европейцам-христианам, которые, по мнению Люкимсона, были «облагодетельствованы» «цивилизующим» влиянием «денежной этики» иудаизма. Теперь они лишь формально оставались в лоне христианской церкви, а по духу они уже стали «новыми евреями» (в Англии их называли «белыми евреями»). Первое поколение «новых евреев» еще числилось католиками, но им стало крайне тесно и неудобно в жестких рамках католицизма. Именно они были главной движущей силой Реформации, которая привела к появлению вполне комфортной для них религии под названием «протестантизм», но при этом сохранившей «бренд» христианства.
По мнению современного исследователя капитализма Вячеслава Макарцева, иудаизм сыграл немалую роль в дехристианизации западного мира путем распространения атеизма. Он обращает внимание на тот факт, что носителями «духа капитализма» в первую очередь были так называемые саддукействующие иудеи (в противовес «фарисействующим», или ортодоксальным, иудеям, которые сдерживали распространение «духа капитализма», выстраивая вокруг еврейского народа защитную ограду гетто). Это потомки тех саддукеев, о которых мы можем прочитать в Новом завете. Из него мы узнаем, что это были начальники иудейские, которые не верили в загробную жизнь и бессмертие души. Вместе с тем они отличались крайней алчностью, сребролюбием и беспринципностью. Судя по всему, саддукеи были одними из первых в истории человечества атеистами и материалистами. Вот что мы читаем в энциклопедии Брокгауза и Эфрона о саддукеях: «Саддукеи пользовались большими доходами которые в виде религиозных налогов взимались согласно Моисееву закону со всех произведений земли; таким образом, С. составляли не только родовую, но и денежную аристократию в Иудее... В силу своего официального положения, С. не могли не сталкиваться с иноземными элементами и были поэтому в значительное мере заражены духом эллинизма. Тем не менее, они стояли на страже Моисеева закона, считая себя его охранителями... потому что этот закон был для них... источником влияния и богатства... По вопросам религиозной догматики источники указывают следующие три особенности саддукейского миросозерцания: признание абсолютной свободной воли человека, отрицания бессмертия души и воскресения мертвых и, наконец, отрицание ангелов и духов»[185]. Вячеслав Макарцев считает, что именно благодаря таким саддукействующим евреям атеизм стал стремительно распространяться по Европе: «Вне всякого сомнения, буржуазный атеизм связан в первую очередь с саддукействующей сектой еврейского народа, стоявшей у истоков капитализма: для того чтобы атеистические идеи распространялись в христианской Европе, нужны были немалые деньги и влиятельная поддержка «мироправителей тьмы века сего»[186].
Не без помощи таких саддукеев, в частности, пышным цветом в Новое время расцвела европейская философия, которая лишь по форме была «протестантской», а по существу находилась на позициях сначала агностицизма, а затем стала откровенно атеистической. Эта философия призвана была стать «естественной религией», которая, по замыслу «новых саддукеев», окончательно вытеснит из жизни человека Христа[187].
Протестантизм и иудаизм: диалектика взаимных отношений
Грань между христианством и иудаизмом перестала быть непреодолимой — как для христиан, так и для иудеев. Кстати, Вернер Зомбарт приводит интересный факт из истории раннего капитализма: многие иудеи, бежавшие с континента на Британские острова, крестились там и стали ярыми пуританами (разновидность протестантов, отличающихся особым аскетизмом и фанатизмом). А ведь никто их силой не заставлял креститься: в Англии в отличие от Испании и некоторых других континентальных стран инквизиции не было. По мнению Вячеслава Макарцева, костяк первых поколений протестантов в Голландии и Англии составляли не коренные европейцы, а бежавшие из Испании выкресты и их потомки[188].
Пуританизм имел много общего с иудаизмом, что и объясняет простоту перехода иудеев в эту религию (изучение Пятикнижия Моисеева, почитание субботы, ведение службы на иврите, требования принятия конституции на основе Торы и т. п.). Позднее также легко пуритане переходили в иудаизм. О близости пуританизма и иудаизма свидетельствует политика Оливера Кромвеля, который, как известно, объявлял себя приверженцем пуританизма и при этом особо благоволил иудеям. Именно благодаря его усилиям иудеи получили разрешение свободно селиться на британских островах и заниматься ростовщической деятельностью.
О духовной «конвергенции» иудеев и протестантов в Голландии и Англии очень выразительно говорил К. Маркс: « ... еврей эмансипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо его деньги стали мировой властью, и практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов. Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями»[189].
Конечно, на бытовом уровне и в сфере бизнеса отношения между иудеями и протестантами были далекими от идиллии. В бизнесе нередко между ними завязывалась борьба не на жизнь, а на смерть за контроль над рынками, за захват компаний и активов, за выгодные государственные заказы и т. п. К этому еще добавлялись антиеврейские настроения основателя лютеранства. М. Лютер на первых порах благоволил евреям и даже надеялся на возможность их обращения в христианство на протестантских принципах. Было время, когда он даже осуждал католическую церковь за гонения на иудеев. Однако, убедившись в тщетности своих попыток перевоспитать иудеев, он стал их всячески поносить: «Они... постоянно искажают и фальсифицируют все Писание... Солнце никогда не светило над более кровожадным и мстительным народом, чем этот, вообразивший себя Божьим народом, которому было заповедано убивать и поражать язычников... Они исполнены злобы, скупости, зависти, ненависти друг к другу, гордости, ростовщичества, тщеславия и проклятий против нас... Их синагоги или школы следует сжечь... Сровнять с землей и разрушить их дома... Отбирать у них все молитвенники и Талмуды, в которых они учат подобному идолопоклонству, лжи, проклятию и богохульству... Запретить им ростовщичество и забрать у них все наличные деньги... они обокрали нас, и теперь владеют нашим (добром)... Не подобает, чтобы они позволяли нам, проклятым гоям, трудиться в поте лица, тогда как они, святой народ, праздно проводят время у печи, празднуя и испуская газы... Следует вымести этих ленивых негодяев под зад... Если власти неохотно применяют силу и не обуздывают еврейское дьявольское буйство, последние должны... быть выдворены из страны»[190]. Согласно еврейским источникам «многие из протестантских представителей принимали политические рекомендации Лютера. В 1537 году евреи были изгнаны из Саксонии. Просьбы вступиться за саксонских евреев Лютер отверг с доводом, что они не оправдали его дружелюбного отношения к ним... В Гессене было введено дискриминационное «Уложение о евреях»[191]. Современное еврейство записало Лютера в ярые антисемиты.
Гораздо более «толерантным» по отношению к евреям оказался Кальвин: « ... кальвинизм оценивал евреев несколько в ином ключе, чем М. Лютер, утверждая, что, несмотря на отвержение Иисуса, еврейский народ не исчез и определенная его часть примет христианство в будущем»[192]. Кроме того, Кальвин призывал своих последователей к «финансовому сотрудничеству» с сынами Израиля. Но и в данном случае «финансовое сотрудничество» нередко стихийно перерастало в конкурентную борьбу.
При всех расхождениях в экономических интересах иудеев и протестантов роднило самоощущение своей «исключительности» и, соответственно, презрительно-пренебрежительное отношение ко всем остальным. «Протестантизм со своей концепцией предопределенности привнес в христианство идею «богоизбранности», которая до Реформации была «прерогативой» иудеев. И этот факт способствует формированию идеи о протестантско-иудейском синтезе, признающем освященную «свыше» исключительность «избранных» (в различных, правда, ипостасях людей)»[193]. В качестве примера такого «протестантско-иудейского синтеза» можно назвать отношения между кланом Ротшильдов (иудеи) и кланом Рокфеллеров (протестанты). Диапазон отношений между ними крайне широк: от непримиримой конкуренции — до соглашений о перемирии, от соглашений о перемирии — до пактов о «вечном мире», от пактов о «вечном мире» — до самого тесного сотрудничества в мировой политике[194]. В сфере бизнеса во второй половине XIX века был найден способ выстраивания «цивилизованных» отношений между иудейскими и протестантскими кланами: картельные соглашения о разделе рынков сбыта и источников сырья, об установлении единых цен, использовании новых технологий и т. п.[195]. Этот «протестантско-иудейский синтез» в сфере бизнеса своим острием направлен на выдавливание и окончательное уничтожение конкурентов, не относящихся к разряду «избранных» (т. е. «отверженных»).
Правда, после того, как протестантско-иудейские союзы завершали «выдавливание» из бизнеса «отверженных», борьба между двумя группами «избранных» возобновлялась.
Представленная нами картина отношений между протестантами и иудеями несколько упрощенная. На упомянутый выше «синтез» готовы идти не все протестанты и не все иудеи.
Среди первых такую готовность проявляют лишь крайние протестанты. На заре капитализма это были кальвинисты, а сегодня большое количество различных протестантских сект, придерживающихся так называемой «теологии богатства».
Среди вторых — так называемые саддукействующие иудеи. Это иудеи, которые описаны в Новом завете. Их отличительные особенности: неверие в бессмертие души и загробную жизнь, ярко выраженный материализм и атеизм (при сохранении формального признания Торы и религиозных обычаев иудеев), неудержимая страсть к деньгам и богатству. В современном мире основное скопление саддукействующих иудеев — в Соединенных Штатах Америки. Вячеслав Макарцев обращает внимание на такую интересную деталь американских, или саддукействующих, иудеев: «Поскольку саддукеи были материалистами, они с неизбежностью должны были впасть в язычество, что мы и наблюдаем в США. В США находится и универсальный неоязыческий храм — Голливуд. Его влияние на духовную сторону человечества в плане насаждения язычества бесспорно. Подавляющее большинство современных голливудских фильмов — мистерии, посвященные низменным страстям и порокам»[196].
От «синтеза» воздерживались и воздерживаются со стороны протестантизма лютеране и некоторые другие протестантские группы; со стороны иудаизма — фарисействующие иудеи (потомки тех иудеев, которые хорошо описаны в Новом завете). В современном мире их принято называть ортодоксальными иудеями. Основная часть современной фарисейской секты сосредоточена в Израиле. Именно здесь «фарисейство могло возродить умеренный иврит, древние обычаи, принудить значительную часть иудеев скрупулезно соблюдать требования Талмуда»[197].
Интересны наблюдения по поводу «протестантско-иудейского синтеза», сделанные исследователем капитализма Вячеславом Макарцевым в его статье «Капитализм — это грехопадение христианского мира». Он вспоминает последние дни земной жизни Христа, когда Иуда предал своего Учителя иудейским начальникам за тридцать сребреников. Иуда перешел на сторону тех, кто отвернулся от своего Мессии. В итоге иудейские начальники, а вместе с ними и Иуда перешли на сторону власти тьмы, то есть князя мира сего. Макарцев пишет: «Ситуация повторилась через много веков в глобальном масштабе: отступники от Церкви Христа — крайние протестанты -образовали с саддукейской сектой нерушимый союз и пошли войной против Христа». Да, крайние протестанты вспоминают имя Христа и на словах даже почитают Его. Но такое «внешнее» почитание Макарцев сравнивает с поцелуем Иуды: «Да, крайние протестанты целовали в сердце своем Христа: «Иисус, мы тебя любим». Ну и что с того, и Иуда поцеловал Христа: «И тотчас, подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его» (Мф. 26:49)».
Далее автор статьи продолжает: «Кто-то может возразить: сравнение крайних протестантов с Иудою не совсем корректно. А как по-иному можно назвать тех, что отвергли Таинства, Предание, апостольское преемство, должное почитание Божией Матери, почитание святых, честных икон, Вселенские Соборы и каноны Церкви — все то, что тысячу лет питало Церковь, было ее оградой и опорой? И во имя чего? Чтобы сказать, что успех в жизни, разбухающий капитал — это знак божественного избрания? Так ведь это и есть сребреники Иуды Искариота».
Макарцев считает, что строительство здания капитализма осуществлялось на вполне паритетной основе — как крайними протестантами, так и саддукействующими иудеями: «Крайние протестанты и саддукеи построили новый, невидимый храм — храм мамоны, видимым воплощением которого стала банковская система: все народы Земли пришли поклониться мамоне в этот храм, и принесли ей «славу и честь». Несомненно, крайних протестантов и саддукеев охватывает восторг, у них захватывает дух от того могущества и славы, что имеются у них»[198].
Об истории еврейского народа и «вирусе капитализма»
История еврейского народа может рассматриваться с разных точек зрения. Например, как история взаимоотношений евреев с окружающими народами. Много интересного написано о том, как евреи «вредили» христианам.
И, наоборот, о том, как христиане «преследовали» евреев. Также о том, какой вклад евреи внесли в распространение религии денег и т. п. Но думаю, что христианам в первую очередь будет интересно и полезно знать: откуда в еврействе взялся этот самый «дух капитализма»? Почему интересно и полезно? Потому; что христианство уже несколько веков переживает духовное падение, и уроки еврейского народа могут оказаться поучительными для христиан.
Отметим, что некогда древние евреи стали «избранным народом»; подчеркнем: народом, избранным Богом, а не «самостийно» объявившим о своей «избранности». Они получили через Моисея и ветхозаветных пророков «духовный кодекс» в виде целого ряда книг, которые позднее образовали Ветхий завет (Танах). Ядром Ветхого завета стало Пятикнижие Моисеево (Тора). «Духовный кодекс» включал также этические нормы хозяйственной жизни, которые не имели ничего общего с капитализмом, их даже можно назвать умеренно антикапиталистическими. Как пишет Н.В. Сомин, « ... весь смысл Моисеева законодательства состоит... в ограничении права частной собственности, дабы не допустить чрезмерного накопления богатств в одних руках. Частная собственность не считается священной — она самим законом постоянно ограничивается»[199]. П. Люкимсон даже утверждает, что в своем отношении к ростовщичеству евреи в древние времена были уникальным народом: «Был лишь один народ древности, у которого ростовщичество было категорически запрещено, преследовалось самым суровым образом по закону и фактически отсутствовало такое явление. И этим народом были евреи»[200]. Наверное, Люкимсон преувеличивает, что евреи были единственным народом древности, у которого ростовщичество было под запретом, и что «фактически отсутствовало такое явление», но согласны с тем, что ростовщичество у евреев осуждалось и преследовалось.
Конечно, ныне признанную версию Пятикнижия (Торы) вряд ли можно однозначно назвать «антикапиталистической»: в ней можно найти много мест, в которых богатство не только не возбраняется, но даже рассматривается признаком богоизбранности или условием успешного служения Богу. Однако, по мнению многих авторитетных авторов, она содержит много добавлений и исправлений в изначальный Моисеев закон; они вносились вождями еврейского народа по мере того, как «вирус капитализма» все глубже проникал в тело еврейского народа[201].
«Избранный народ» не сумел удержаться на той высокой духовной планке, которая была определена ему Богом. Примерно 3000 лет назад начался процесс духовного падения еврейства, а вместе с тем зарождения и вызревания в нем «духа капитализма».
Точкой отсчета начавшегося падения многие авторы называют разделение единого еврейского государства на северное и южное царства (называемые Израиль и Иудея), окончательно происшедшее после смерти царя Соломона. Ветхозаветные пророки обличали древний еврейский народ за те распри, которые начались между северными и южными коленами сынов Израиля. Эпицентром раздоров стал первый Иерусалимский храм, построенный в южной части единого царства при царе Соломоне. Евреи со всей Палестины стекались туда для молитвы и жертвоприношений. С народа стали взимать храмовую подать, доходы храма стали быстро расти, территории вокруг храма получили хороший импульс хозяйственного развития. Вместе с тем служившие в храме левиты постепенно проникались сребролюбием и алчностью. Северные колена стали все сильнее уклоняться от уплаты храмовой подати. На этой почве возникла политическая напряженность, которая завершилась расколом некогда единого народа[202].
Следующим важным рубежом явились покорение Иудеи царем Навуходоносором, разрушение первого Иерусалимского храма и вавилонский плен, в котором евреи пребывали несколько десятков лет. Тогда еврейский народ прочно инфицировался «вирусом капитализма», который он получил в Вавилоне — стране древнего и хорошо развитого капитализма. Кстати, это признает и П. Люкимсон. Так, он отмечает, что «первые ростовщики появляются среди евреев лишь после разрушения Первого Храма и их массового изгнания в Вавилон»[203]. Одновременно у евреев проснулось пристрастие к торговым операциям: «По мнению историков, — пишет П. Люкимсон, — торговля начинает занимать заметное место в среде еврейских занятий лишь в период первого, Вавилонского изгнания, когда тысячи еврейских пленников, многие из которых ушли в изгнание с нажитым ими добром, поселяются в крупных городах вавилонской империи... вскоре фигура еврейского торговца (и банкира...) становится весьма распространенной на всей территории Вавилонской, а затем и Персидской империи.
От местной торговли евреи переходят к международной, в которой чувствуют себя еще более уютно ... »[204].
Еврейский народ после освобождения из вавилонского плена не только не сумел излечиться от этого «вируса», но стал разносить его по многим странам и городам. Это было обусловлено тем, что после вавилонского плена значительная часть еврейского народа стала проживать за пределами Палестины, в «рассеянии». П. Люкимсон пишет: «...вскоре еврейские купцы и ростовщики распространились по всей территории Ближнего Востока, добравшись до Египта и Туниса, а затем оказались и на Кавказе, и в Средней Азии, и в Причерноморье. Рано или поздно они должны были появиться и в Риме -особенно после того, как Иудея оказалась в зоне римского влияния»[205].
И тем не менее, несмотря на то что евреи как носители «вируса» капитализма соприкасались постоянно с другими народами, капитализм существовал лишь в виде отдельных «очагов». И только через две тысячи лет (после вавилонского пленения евреев) началась самая настоящая «эпидемия» капитализма, которая быстро захватила всю Европу. Эта «эпидемия» исходила из Голландии, где образовалась критическая масса евреев (они бежали из Испании, Португалии, других стран Европы). Концентрация евреев в Голландии достигла такого уровня, что они стали называть Амстердам «новым большим Иерусалимом». Буржуазная революция в Голландии (XVI век), которая стала логическим продолжением Реформации, создала беспрецедентные условия для раскрепощения в евреях веками дремавшего в них «духа капитализма»[206]. Этот «дух капитализма», подобно лесному пожару, стал быстро распространяться на обширные пространства, которые на протяжении многих столетий традиционно находились под влиянием и контролем католической церкви. Как тут не вспомнить слова К. Маркса: «Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями»[207]. Голландцы с их религией кальвинизма стали первыми «евреями» христианского мира. Эмансипировавшие себя евреи также существенно стали отличаться от тех евреев, которые преобладали в Европе в Средние века. В Голландии построение капитализма происходило при определяющей роли саддукействующих евреев, прибывших из Испании. Эти потомки иерусалимских саддукеев (о которых мы знаем из Нового завета) характеризовались откровенно атеистическим взглядом на мир и необузданным стремлением к богатству.
В то же время в других частях Европы среди евреев (верхушки) преобладали фарисействующие иудеи. Такие иудеи сами жили и других учили жить по законам Торы и Талмуда, в которых содержались ограничения для полного раскрепощения «капиталистического духа»; фарисействующие вожди держали свой народ за высоким забором еврейских гетто и под жестким контролем кагалов[208].
Таким образом, на протяжении многих столетий «вирус капитализма» находился в теле еврейского народа, но не мог нанести слишком большого вреда окружающим христианским народам по причине существования между ними двойной стены. Со стороны евреев это была стена гетто, которую возводили фарисеи для предотвращения физической и духовной ассимиляции евреев; со стороны христианских народов это была стена в виде запретов и ограничений, возводившаяся католической церковью.
В Голландии XVI—XVII веках сложилась уникальная ситуация: там не осталось вообще ни одной стены, что привело к стремительному, взрывообразному развитию капитализма, который затем перебросился на Англию. На островах туманного Альбиона в XVII веке эти две стены также отсутствовали: позиции католической церкви в результате Реформации были подорваны; а евреев (по крайней мере, легально существующих) не было. «Эмансипированные» (саддукействующие) евреи из Голландии воспользовались уникальной ситуацией в соседней Англии, начав туда свою финансовую и политическую экспансию.
Мы обрисовали грубыми штрихами лишь некоторые ключевые моменты истории еврейского народа, важные для понимания процесса формирования в нем «духа капитализма» и его «миссионерской» деятельности по распространению среди других народов религии денег. Детальное рассмотрение этой истории — тема для отдельного разговора. Отметим лишь, что раскрытие глубинной сущности процесса отпадения еврейского народа от Бога, превращения его в носителя и распространителя «духа капитализма» содержится не столько в исторических или социологических исследованиях «академического» толка (типа работ Вебера и Зомбарта), сколько в трудах святых отцов Христианской Церкви, а также православных писателей и ученых[209].
Церквами христианскими... именуются, кроме Православной нашей Церкви, церковь латинская и многие христианские общества протестантские. Но ни латинской церкви, ни тем паче протестантских общин не следует признавать истинными Христовыми Церквами — потому что они несообразны с Апостольским Церкви Божией устроением. Латинская церковь есть апостольского происхождения, но отступила от апостольских преданий и повредилась. Главный ее грех — страсть ковать новые догматы... Латиняне повредили и испортили Святую Веру, Святыми Апостолами преданную...
У современной деловой экономики есть положительные стороны. Основа ее — свобода человека, осуществляемая в экономической сфере.
Глава 5 Католицизм и «дух капитализма»
Католицизм: противостояние «духу капитализма»
Было бы неправильно говорить, что духовные корни капитализма лежат лишь в иудаизме и протестантизме. Именно такова на сегодняшний день общепринятая точка зрения тех, кто занимается исследованием капитализма как духовно-религиозного явления. Они забывают про католицизм, который также внес свою весомую лепту:
во-первых, в подготовку почвы для появления капитализма в странах Европы в Средние века;
во-вторых, в формирование некоторых особенностей капитализма уже в Новое и Новейшее время (особенно в тех странах, где католицизм остался главной религией).
На протяжении многих веков (еще до формально зафиксированного в 1054 году раскола единой христианской Церкви на Западную — католическую и Восточную — православную) западная Церковь занимала достаточно автономную, независимую позицию, развивая свое собственное богословие и хозяйственную этику. Вопросы экономической жизни достаточно обстоятельно исследовались в школе канонистов[212]; наиболее известный ранний представитель этой школы — Блаженный Августин (354—430). Его взгляды на сферу хозяйственных отношений базировались на учении о богатстве и бедности, труде, благотворительности святых отцов раннего христианства, а также трудах античных философов (в первую очередь, Аристотеля). Некоторые моменты их учения Августин подверг достаточно детальному схоластическому рассмотрению.
Однозначно греховным делом рассматривалось взимание процента по ссудам (ростовщичество), и в этом вопросе его позиция полностью совпадала с позицией его христианских и античных предшественников, а также живших и творивших в это же время великих учителей Восточной Церкви Иоанна Златоуста и Василия Великого.
Столь же греховной, по мнению Августина, считалась прибыль от крупных торговых операций. Неприемлемость процента и торговой прибыли обосновывалась тем, что их получение основывалось не на личном труде, при этом зачастую превращалось в самоцель. Вводилось понятие «справедливой» цены, которая складывалась в результате честной торговли на основе свободного волеизъявления обеих сторон сделки. Идеально «справедливой» была такая цена, при которой ни одна из сторон не получала преимуществ (эквивалентный обмен). При «справедливой» цене трудовые и материальные издержки купца должны включаться в цену товара, а торговая прибыль должна равняться нулю.
Блаженный Августин был, по сути, предшественником возникшей в XVIII веке теории трудовой стоимости (в рамках «классической» политической экономии)[213]. Он считал, что источником богатства является лишь труд. Поэтому материальные блага должны принадлежать тем, кто их создает своим трудом. Нетрудовое накопление богатства (через ростовщический процент, торговую прибыль) он называл «искусственным», или греховным, богатством. Развивая учение о труде, Августин считал, что любой труд важен для общества, физический и умственный труд должны быть равноценными. Распределение материальных благ «по труду» должно предотвращать сильную социально-имущественную дифференциацию людей в обществе.
Деньги являются искусственным предметом, который служит лишь в качестве средства товарного обмена, они не должны накапливаться и превращаться в «искусственное» богатство. Такое накопление денег создает соблазн для занятий ростовщичеством.
Еще раз подчеркнем, что экономические взгляды Блаженного Августина в целом совпадали с взглядами святых отцов Восточной Церкви, отличаясь в некоторых моментах даже большей жесткостью (в частности, по вопросу торговой прибыли).
На протяжении многих веков в Западной Церкви проповедовались принципы нестяжательства и благотворительности, порицалось богатство и превозносилась бедность, не одобрялась частная собственность и поощрялась общая (коллективная), осуждались (и даже преследовались) ростовщичество и масштабная (оптовая) торговля. Заметный вклад в экономическую доктрину Западной Церкви внесли «Декреты» болонского монаха Грациана (составлены в 1139—1142 годы), по которым несколько столетий (до середины XVI века) в Западной Европе изучали каноническое право. В них говорится, что разделение благ на «мое» и «чужое» — установление так называемого позитивного закона (нормы жизни падшего человечества), что чуждо истинному христианству. А вот общность имущества — норма так называемого естественного закона (соответствующего безгреховному началу, заложенному Богом в человеке). Естественно, что католическая церковь рассматривала вторую форму собственности как христианский идеал, призывая своих членов к его практической реализации.
Наиболее последовательно нормы «естественного» закона внедрялись и исполнялись в монашеских орденах. Основатель западного монашества Бенедикт Нурсийский (умер в 547 году) запретил своим монахам употреблять слово «мое» и велел всегда говорить «наше». В различных монашеских орденах (доминиканцы, августинцы, цистерианцы, францисканцы и др.) провозглашалась общность имущества, полностью (или частично) запрещалась личная собственность, вменялись занятие телесным трудом, аскетизм и т. п.
Грехопадение западной церкви
И в сфере теологии (богословия), и в сфере практической церковной политики католицизм после отделения от Православной Церкви[214] пошел по пути мелких (на первый взгляд, не очень видимых) реформ, уступок, послаблений, которые и подготовили условия для Реформации.
Чем обусловлены были эти уступки и послабления?
Во-первых, давлением реальной жизни: капитализм явочным порядком появлялся и укреплялся в Европе; например, появление капиталистических городов-полисов в Южной Италии.
Во-вторых, тем, что католическая церковь вынуждена была заниматься хозяйством (особенно — крупные монастыри), слишком жесткие ограничения и запреты мешали самой церкви осуществлять такую хозяйственную деятельность. Прежде всего, запреты (или ограничения) на частную собственность, доходы от аренды земли и другого имущества, использование наемного труда, выдачу и получение кредитов.
В-третьих, стремлением Римского престола усилить свое политическое влияние на королей и князей. Для этого нужны были деньги, причем немалые. Ведением обычного монастырского хозяйства таких денег не заработаешь. Большие деньги тем более требовали снятия церковных ограничений (или закрытия глаз на нарушения этих ограничений). Большие деньги церковь могла получать (и получала), используя преимущественно два средства: ростовщичество и торговлю индульгенциями.
Наиболее наглядно расхождения между тем, что проповедовала западная церковь, и тем, что происходило в реальной жизни христианской Европы, видно на примере ростовщичества. Официальная позиция церкви в отношении ростовщичества — самая непримиримая, жесткая и где-то даже жестокая. Несмотря на расхождения между Восточной и Западной церквями в догматической сфере, в вопросе ростовщичества принципиальных отличий у них не наблюдалось. Восточная и Западная церкви руководствовались решениями Вселенских соборов. Первый (Никейский) собор 325 г. запретил заниматься ростовщичеством духовным лицам. Позднее запрет был распространен и на мирян.
В Западной церкви вопросу ростовщичества, пожалуй, уделялось даже больше внимания, чем в Восточной церкви. Там ростовщичество приравнивалось к греху содомии. На западе еще во времена раннего Средневековья появилась фраза: «pecunia pecuniam non parit» — «деньги не порождают деньги» (несколько измененное изречение Аристотеля). Католические схоласты также разъясняли: получение процентов, которые начисляются с учетом срока кредита, — это фактически «торговля временем», а время принадлежит только Богу, следовательно, ростовщичество есть посягательство на Бога. Ростовщик грешит непрерывно, так как даже во время его сна происходит прирастание процентов. В 1139 году Второй Латеранский собор постановил: «Кто берет проценты, должен быть отлучен от церкви, и приниматься обратно может только после строжайшего покаяния и с величайшей осторожностью. Взимателей процентов нельзя хоронить по христианскому обычаю». В 1179 году папа Александр III запрещает процент под страхом лишения причастия. В 1274 году папа Григорий X устанавливает более строгое наказание -изгнание из государства. В 1311 году папа Климент V вводит наказание в виде полного отлучения от церкви.
Однако параллельно происходили другие процессы. Крестовые походы, начавшиеся в 1095 году, дали мощный толчок обогащению церковной верхушки за счет полученной крестоносцами добычи. В этом смысле особенно знаменателен четвертый крестовый поход, апогеем которого было разграбление Константинополя (столицы Византии) в 1204 году. По разным оценкам, стоимость добычи от этого разграбления составила от 1 до 2 млн. марок серебром, что превышало тогдашний годовой доход всех европейских государств[215].
Резкий рост доходов церковной иерархии привел к тому, что у церкви появилась возможность давать деньги в рост. Примечательно, что именно в это время начинается бурное развитие банкирских домов в Италии. Не исключено, что часть награбленного золота и серебра разными путями оказалась в хранилищах итальянских ростовщиков, имевших связи с Ватиканом. Также надо иметь в виду, что возросшие доходы приучили священство к высоким стандартам потребления (проще говоря, к роскошной жизни); поэтому в тех случаях, когда доходы падали, оно стремилось компенсировать такие падения заимствованиями.
Особенно резким контрастом на фоне церковных запретов ростовщичества выглядела финансово-ростовщическая деятельность ордена храмовников, или тамплиеров. Примечательно, что первоначально этот орден назывался «Нищие рыцари» (1119). После папского благословения и освобождения от налогов в 1128 году рыцари ордена стали называться «храмовниками», или тамплиерами[216]. Историки утверждают, что рыцари ордена в бедности пребывали не очень долго.
Одним из источников их богатства была добыча, полученная в результате разграбления Константинополя в 1204 году (кстати, еще раз тамплиерам удалось разграбить город в 1306 году).
Другим источником доходов ордена были добровольные пожертвования. Например, Альфонс Спорщик, король Наварры и Арагона, завещал тамплиерам часть своих имений.
Наконец, уходя в крестовые походы, рыцари-феодалы передавали свое имущество под наблюдение (как сейчас сказали бы — в трастовое управление) братьев-тамплиеров. Однако назад имущество забирал лишь один из десяти: одни рыцари погибали, другие оставались жить в Святой земле, третьи присоединялись к ордену (и их имущество по уставу становилось общим). Орден имел разветвленную сеть опорных пунктов (коммандорий) по всей Европе (всего более 9000 коммандорий). Было также несколько штаб-квартир, которые назывались тампли. Две основные штаб-квартиры находились в Лондоне и Париже.
Тамплиеры занимались самыми разными финансовыми операциями: расчетами, обменом валют, переводом средств, доверительным хранением имущества, депозитными операциями и др. Однако на первом месте у них находились кредитные операции. Кредиты выдавались как сельскохозяйственным производителям, так и (в первую очередь) князьям и даже монархам. Тамплиеры были более конкурентоспособны по сравнению с еврейскими ростовщиками. Они выдавали кредиты для «солидных заемщиков» под 10 процентов годовых. Еврейские ростовщики в основном обслуживали мелких клиентов, и цена их кредитов составляла примерно 40 %.
Как известно, орден тамплиеров был разгромлен в начале XIV века французским королем Филиппом IV Красивым, в этом ему помогал папа Климент V. У тамплиеров удалось изъять более 1 млн полновесных ливров (для сравнения: постройка одного рыцарского замка средних размеров тогда обходилась в 1000—2000 ливров). И это не считая того, что значительная часть средств ордена перед его разгромом была эвакуирована за пределы Франции[217].
Ростовщичеством в средневековой Европе занимались не только тамплиеры, но и многие другие лица, которые формально принадлежали к католической церкви. Речь идет, прежде всего, о ростовщиках, конторы которых находились в таких городах Италии, как Ломбардия, Венеция и Генуя. Некоторые историки считают, что итальянские банкиры Средних веков — потомки тех ростовщиков, которые существовали в этих местах еще в эпоху Римской империи и относились к «латинам». В Древнем Риме ростовщичеством занимались не римские граждане, а «латины», которые имели усеченные права и обязанности. В частности, на них не распространялись римские законы о наказаниях за ростовщичество[218].
Уже в XIII веке банки были в любом сколько-нибудь крупном итальянском городе. «К 1250 году в каждом большом итальянском городе было не менее дюжины крупных торговых и банковских фирм; в одной Флоренции их насчитывалось 80»[219]. Капиталы, необходимый для занятий ростовщичеством, предприниматели сумели заработать на международной торговле. Говоря о средневековой Венеции, А. Ваджра подчеркивает, что первоначальное накопление капитала ее купцы сумели сделать благодаря своему уникальному положению между Византией и Западной Римской империей: «Политически лавируя между Византийской и Западной Римской империями, она (Венеция. — В. К.) захватила под свой контроль основные товарные и денежные потоки того времени»[220]. Многие итальянские купцы превратились в банкиров, впрочем, не оставляя прежнего торгового дела[221].
Между итальянскими банкирами и папским престолом сложились очень деловые, «творческие» отношения. Банкиры активно кредитовали папу и его окружение, а Римский престол «прикрывал» этих банкиров. Прежде всего, он закрывал глаза на нарушение ими запретов на занятие ростовщичеством. Банкиры со временем стали кредитовать священство по всей Европе, а Римский престол использовал свой «административный ресурс», заставляя своих подчиненных в полном объеме выполнять свои обязательства перед банкирами. Он также оказывал давление на феодалов-должников, угрожая им «отлучением от церкви» в случае невыполнения обязательств перед кредиторами. Среди банкиров, кредитовавших престол, особенно выделялись флорентийские дома Моцци, Барды и Перуцци. Однако в 1345 году они обанкротились, причем последствия банкротства распространились далеко за пределы Италии. По сути, это был первый мировой банковский и финансовый кризис. Примечательно, что он разразился в католической Европе еще задолго до Реформации и появления протестантизма с его «духом капитализма». Это лишний раз доказывает надуманность теории М. Вебера о появлении капитализма в эпоху Реформации.
Английский король Эдуард III влез в большие долги перед флорентийскими банкирскими домами в связи с тем, что ему потребовалось оплачивать расходы по ведению войны против Шотландии (фактически с этого началась так называемая Столетняя война). Эдуард III проиграл войну и вынужден был выплачивать контрибуции. Опять-таки эти выплаты осуществлялись за счет кредитов, полученных от итальянских банкиров. Кризис возник в результате того, что в 1340 году король отказался выплачивать свой долг флорентийским банкирам. Сначала лопнули банкирские дома Барди и Перуцци, а затем обанкротились еще 30 связанных с ними компаний. Кризис распространился на всю Европу. Это был не только банковский кризис. «Дефолты» также объявили папская курия, Неаполитанское королевство, Кипр, ряд других государств и королевств. После этого кризиса место обанкротившихся кредиторов папского престола заняли известный банкирский дом Козимо Медичи (Флоренция) и банкирский дом Франческо Датини (Прато).
Говоря о банковской деятельности в средневековой Европе, нельзя забывать, что банки наряду с активными (кредитными) операциями стали все активнее развивать пассивные операции — привлечение средств на депозитные счета[222]. При этом владельцам таких счетов выплачивались проценты. Это дополнительно развращало христиан, формируя у них сознание буржуа-рантье, желающего подобно ростовщику не трудиться, а жить на проценты.
Выражаясь современным языком, итальянские города-государства были в средневековой католической Европе своеобразными «оффшорами». И не только в финансово-экономическом смысле (особый режим налогообложения и т. п.), но также в религиозно-духовном смысле. Это были «островки» Европы, где нормы хозяйственной этики католицизма не действовали или действовали в очень усеченном виде. По сути, это были уже «островки капитализма», которые разными способами заражали «духом капитализма» всю католическую Европу.
Известный немецкий историк, основоположник геополитики Карл Шмитт писал о политической, экономической и духовно-религиозной уникальности Венеции (на фоне средневековой Европы) следующее: «Почти половину тысячелетия Республика Венеция считалась символом морского господства и богатства, выросшего на морской торговле. Она достигла блестящих результатов на поприще большой политики, ее называли «самым диковинным созданием в истории экономики всех времен». Все, что побуждало фанатичных англоманов восхищаться Англией в XVIII—XX веках, прежде уже было причиной восхищения Венецией: огромные богатства; преимущество в дипломатическом искусстве; толерантность в отношении религиозных и философских взглядов; прибежище свободолюбивых идей и политической эмиграции»[223].
Итальянские города-государства с их «духом капитализма» дали толчок хорошо известному Возрождению, которое проявило себя как в искусстве, так и философии. Возрождение, как пишется во всех учебниках и словарях, система светских гуманистических взглядов на мир на основе возврата к культуре и философии античного мира. Отсюда можно заключить, что это — возрождение античного язычества и отход от христианства. Возрождение (Ренессанс) внесло немалый вклад в подготовку условий Реформации. Как точно заметил О. Шпенглер: «Лютера можно объяснить только Ренессансом ... »[224]
Трудно переоценить развращающее влияние ростовщичества на христианское сознание средневекового европейца. Вот что по этому поводу пишет исследователь католицизма О. Н. Четверикова. «Таким образом, крепко связав себя с ростовщичеством, римская курия сделалась по существу олицетворением и заложницей коммерческих сделок, в интересах которых нарушались и право, и закон. При официальном запрете на процент последний превратился в главный стержень всей финансовой системы католицизма, и этот двойной подход роковым образом сказывался не только на развитии экономики, но и, самое главное, на сознании западного человека. В условиях полного расхождения между учением и практикой происходило раздвоение общественного сознания, при котором следование нравственным нормам принимало чисто формальный характер»[225].
Впрочем, ростовщичество было не единственным греховным делом, которым в Средние века занимались полулегально (или полуоткрыто) католики. Как рядовые, так и принадлежащие к церковной иерархии. Последние активно занимались так называемой симонией — торговлей церковными должностями. Один из епископов Флера следующим образом описал механизм обогащения церковной иерархии с помощью симонии: «Архиепископ приказал мне для получения епископской должности передать 100 золотых су; если бы я не передал ему, я бы не стал епископом... Я дал золото, получил епископство и в то же время, если я не умру, то вскоре компенсирую свои деньги. Я рукополагаю священников, посвящаю в диаконы и получаю золото, оттуда ушедшее... В Церкви, являющейся собственностью одного только Бога, нет почти ничего, что не давалось бы за деньги: епископство, священство, дьяконство, низшие звания... крещения»[226].
Дух сребролюбия, стяжательства и лихоимства проник и прочно обосновался внутри церковной ограды в Западной Европе. Очевидно, что случаи, подобные тому, который описал епископ Флера, были не единичными, а массовыми. Они способствовали распространению этого духа во всем западноевропейском обществе. Одновременно они подрывали доверие к католической церкви, вызывали недовольство среди прихожан и части рядового священства. В католицизме вызревал кризис, который закончился Реформацией.
Фома Аквинский: смена экономических парадигм церкви
Разговор на тему трансформации западного христианства выходит за рамки нашей работы — это тема для историков, прежде всего историков христианской церкви и историков религии в целом. Здесь мы отметим лишь четыре идейные уступки (под уступками мы имеем в виду отход от традиционных установок христианства), которые имели самое непосредственное отношение к созданию условий для зарождения капитализма. Чтобы было понятно, в чем суть уступок, отметим, что в истории христианства существовало несколько хозяйственных парадигм.
Напомним, что означает слово «парадигма»: «Парадигма (греч. παράδειγμα — пример, образец) — 1) понятие античной и средневековой философии, характеризующее сферу вечных идей как первообраз, образец, в соответствии с которым бог-демиург создает мир сущего; 2) в современной философии науки — система теоретических, методологических и аксиологических установок, принятых в качестве образца решения научных задач и разделяемых всеми членами научного сообщества»[227]. Применительно к рассматриваемому нами случаю под парадигмой понимаются некоторые ключевые положения (принципы) хозяйственной этики. Такие парадигмы могут разделяться всеми членами церкви по умолчанию или фиксироваться в решениях церковных органов (например, в решениях церковных соборов). В хозяйственных парадигмах отражаются принципы (правила) христианского отношения к таким предметам, как богатство и бедность, формы собственности, труд и трудовые отношения, благотворительность, деньги, ростовщичество, торговля и цены и т. п. В работах Н. В. Сомина по христианской хозяйственной этике выделяются три основные парадигмы отношения христианства к богатству и собственности:
1) «святоотеческая»;
2) «умеренная»;
Поделиться книгой: