За милых дам

— Извини за длинную лекцию. Это я для того, чтобы ты не обижался за попытку тобой попользоваться… Я всего лишь обращалась с тобой, как привыкла с вами, то есть с мужиками, обращаться. Извини, дорогой. И пошел вон.

Петя с облегчением направился к дверям.

Из «Фитнесс-клуба» он вышел, чувствуя себя похудевшим на пару килограммов… Что, конечно, соответствовало рекламным обещаниям этого заведения, но вовсе не входило в его, Петины, планы. Он оборонялся от вожделений Хоккер, как римская весталка, для которой потеря девственности означает смерть.

Кто их знает, как там будет в двадцать первом веке? Перспектива, нарисованная рыжеволосой дамой, оптимизма не вызывала. Он с некоторым ужасом вспоминал то, что происходило в кабинете у Хоккер…

Когда появились Аня и Марина Вячеславовна, он заметил, что Волкова хитро улыбается. Анна села в его «Жигули», а Волкова замешкалась и придержала Петю за рукав.

— Ну что, дружок, выдержал осаду?

— Ах, вы в курсе…

Борьба «за честь» несколько подорвала Петины нервы, и голос его звучал резко.

— Наденька, судя по всему, так надеялась, что ты не будешь возражать. — Марина расхохоталась. — Вот сволочь… Ну, Надежда… Кажется, тебя всерьез решили приватизировать…

— Так ее темперамент для вас не тайна за семью печатями? — Петя хмуро отвернулся.

— Да не принимай ты все так серьезно… Надежда немножко помешана на этом деле.

— Ничего себе немножко.

— Ну а что? Она богата… очень богата, независима…

— А муж?

— Они развелись. Знаешь, он подарил ей этот «Фитнесс-клуб», как игрушку, чтобы не пила… А она так раскрутила дело, что потом и мужа побоку — больше не нужен ни он, ни его деньги… Теперь живет, как хочет. Женщина из двадцать первого века.

— И много у вас таких знакомых?

— Каких?

— Из двадцать первого века.

— Хватает.

Петя поймал ее быстрый взгляд.

Женщина летела в самолете… Сидела, откинувшись в удобном кресле, прикрыв глаза. На коленях у нее лежала раскрытая книга. А на губах играла легкая улыбка, как будто ей снился хороший сон… На самом деле она не спала. Она мечтала о мщении… Она представляла, как скоро вонзит в неверное сердце острое, ядовитое жало. Опять наступало время мщения… Она не простит измен никому. Пусть теперь им будет так же больно, как больно было ей, когда она осталась без мужа…

— Вы не разрешите посмотреть вашу книгу? Кажется, это что-то очень любопытное…

Женщина вздохнула и открыла глаза. С соседнего кресла ее окликал общительный соотечественник. Только «наш человек», несмотря на то что у попутчика закрыты глаза, может затеять беседу.

— Взгляните…

Она протянула любопытному пассажиру книгу.

— Жерар Папюс! — воскликнул общительный, похожий на пенсионера турист, рассмотрев внимательно корешок. Он раскрыл книгу на том месте, где лежала закладка.

«Скажем теперь несколько слов о внушениях, осуществляемых по пробуждении… Постгипнотические внушения.

Когда получивший внушение субъект просыпается, то сейчас же ощущает сознательное влечение исполнить внушенное действие, и тут ему представляется удобный случай выказать уровень своего развития.

Если это существо чисто импульсивное, привыкшее инстинктивно подчиняться всем инстинктивным влечениям (например, деревенская баба), оно пассивно выполняет внушение, хотя и недоумевая, но в то же время мотивируя вкривь и вкось свои поступки.

В случае же если загипнотизированный — человек с характером, привыкший противопоставлять свою волю инстинктивным побуждениям, внушение будет исполнено лишь постольку, поскольку его воля это допустит.

Возможно, впрочем, что в момент исполнения внушения субъект снова погрузится в гипнотический сон и тем лишит свою волю возможности противодействовать внушению.

Можно внушить загипнотизированному лицу совершить какое-нибудь действие не тотчас по пробуждении, а спустя известный срок, и, как показывает опыт, внушение в большинстве случаев исполняется.

Здесь мы сталкиваемся с чудесным динамическим свойством идеи: делая внушение на срок, мы закладываем в импульсивный центр субъекта зерно некоего динамического существа, точный момент появления которого на свет мы определяем текстом внушения. Это динамическое существо будет в свое время действовать изнутри наружу… Следовательно, оно не чувство, ибо существенной особенностью чувства является действие снаружи внутрь.

Это идея, которую воля гипнотизера одаряет специальным динамизмом и в виде зародыша вкладывает в импульсное существо субъекта, чтобы она в определенный день активно проявила заключенную в ней энергию, приведя в действие соответствующий центр.

Это род одержимости.

Оккультисты и маги называют эти эфемерные существа, создаваемые человеческой волей, элементарными существами, или элементалами».

— Чего-то сложновато… — вздохнул пенсионер, с трудом одолев страницу: — Внушение… элементалы.

— Да уж, непросто… — усмехнулась дама.

— А что, это правда возможно?

— Что именно?

— Ну, что-то внушить… Вот сейчас, скажем, внушить… А тот, кому внушили, исполнит это в намеченный срок?

— Да нет, конечно… — Дама любезно улыбнулась. — Сказки…

— Сказки?!

— Ну да… Средневековые. Вы же видите, кто автор…

— Папюс какой-то…

— Вот именно… Жерар Папюс. Мистик и маг из прошлого века…

— Но вот пишет же человек…

— Ну, пишет… — Дама опять улыбнулась туристу, как дитяти несмышленому. — Видите ли, он жил давно. И все, о чем он пишет, тоже было давно… Давно и неправда.

Она забрала у попутчика книгу и, захлопнув, убрала ее в сумку.

Французская Ривьера встречала весну. Едва пробившаяся из почек зелень была такой нежной, что, казалось, в воздухе, пропитанном солью и свежестью моря, на ветвях деревьев повисла зеленоватая дымка. Автомобиль поднимался все выше в гору, петляя по идеально ухоженной дороге… Женщина попросила водителя остановиться недалеко от таблички «Privee»… Постояла задумчиво какое-то время на границе частного владения. Потом отпустила машину и отправилась дальше пешком.

Мальчик ждал ее, как они и условились, рядом с воротами. Возле его ног лежали два черных с рыжими подпалинами добермана. При ее приближении они напряглись и зарычали. Но Марк бросил им:

— Тихо!

И собаки мгновенно обмякли, успокоились.

— Тетя!

Марк обнял ее нервно и нежно, и Женщина чуть не заплакала от жалости.

— Как ты изменился, дружок…

За те два года, что она не видела этого ребенка, он ужасно вытянулся и из невысокого, щуплого подростка превратился в долговязого, худого юношу, бледного, несмотря на все солнце Ривьеры, с лихорадочным блеском в глазах.

— Наконец-то… Наконец вы приехали.

Ей показалось, что он всхлипнул, как будто собирался заплакать.

— Ну, ничего… Ничего… — Она погладила его по щеке. — Все будет хорошо… вот увидишь.

— Вы не пойдете к ним?! — Марк посмотрел в сторону дома — покрытые черепицей башенки виллы розовели над салатовой дымкой деревьев.

Женщина не торопилась отвечать… «Боже, какая красота кругом, и сколько мерзости, низости среди такой красоты… среди этих нежных листочков».

— Я не хочу, чтобы вы с ними разговаривали… Не ходите, — нервно повторил Марк. — А то…

— Что же, дружок?

— Вы тоже будете за них! А я не хочу… У них и так — все. А у меня — ничего… и никого.

— Не пойду. — Женщина взяла его под руку. — Я приехала к тебе.

«Его самого когда-то купили, и теперь он боится, — велико обаяние богатых! — что купят и меня…» Вся ее жалость к юноше мгновенно испарилась.

Когда посреди ночи ее разбудил в Москве звонок Марка, она с трудом поняла, что к чему… Отец Марка не входил в ее планы. Марк был ее дальним родственником, сыном троюродной сестры. В телефонной трубке слышались судорожные всхлипывания, он кричал, что всех их ненавидит… что сделает что-то ужасное… Когда остались только гудки, Женщина положила трубку и некоторое время сидела на краю постели, раздумывая. Обычная история… Отец Марка разбогател мгновенно и фантастически. Всю жизнь он прожил кое-как, в основном перебиваясь на зарплату жены, школьного завуча, неплохую по тем временам — триста рублей. В смутные времена основал некий фонд, собрал деньги с нескольких тысяч дураков и уехал. С женой развелся. Сын выбрал отца и уехал вместе с ним.

Женщина понимала, почему мальчик не позвонил матери, а выбрал в качестве телефона доверия ее номер. Смысл сделки «купля-продажа» хорошо известен и детям. А ему, когда он бросал мать, было уже пятнадцать.

Да вот только не заладилось… Плюс обычная юношеская неврастения. Ты чувствуешь себя центром мироздания, а окружающие этого упорно не замечают и ведут себя так, будто перед ними нечто неопределенное. Отец, рассеянный, занятый своими делами и едва замечающий сына… Молодая ненавистная мачеха, молочная сестренка, которую все обожают, старуха — новая теща отца… Понятно, что на этой вилле жизнь мальчика не была сладкой… Ну что ж… Это будет неплохое дополнение к плану. Надо реагировать на вновь возникающие обстоятельства… быть более гибкой. Женщина постарается оправдать оказанное и по телефону доверие.

— Они завтракают… Пройдите в сад, там никого… — предложил Марк.

Они шли по дорожкам, усыпанным мелким ракушечником, — когда-то и в России на южных курортах было так же: не серый плавящийся на солнце асфальт, а перламутр и шорох морских ракушек, поглощающих жару и пыль.

Доберманы разочарованно — им не разрешили никого загрызть — плелись позади… Железная выучка: догони чужого и убей — пропадала зря.

Над морем им ударил в лицо ветер… Белая балюстрада, огораживающая площадку над обрывом, немного потемнела от долгой зимней сырости. Средиземное море, еще туманное, еще холодное, простиралось внизу серо-голубой бездной.

— Что же ты хотел натворить? — спросила Женщина. Узкая рука в светлой перчатке легла на балюстраду.

Марк наклонился вниз, заглядывая в туманную глубину бездны.

— Ничего…

Он помолчал. Женщина тоже молчала, не торопясь ему помогать.

— В общем… я хотел себя убить.

— Понимаю… Ты решил им не мешать. Благородно.

Его просто передернуло от отвращения:

— Еще чего!

Он так ненавидел свою семью, что само предположение, будто он собирается сделать для них что-то хорошее, именно: умереть и оставить их в покое… оставить их — без него! — наслаждаться деньгами, покоем, этой виллой, автомобилем «Порше», который отец не дает ему по совету мачехи, — показалось ему донельзя скверным. Оставить их в покое?!

— Еще чего! — повторил он и перестал смотреть вниз. — Вы думаете, они будут только рады?!

Женщина молчала. Она не собиралась торопить события. В данном случае это только повредит. Мальчик так их ненавидит, что все сообразит сам. Она только поможет ему, направляя его нехитрые обозленные мысли в нужное русло.

На площадке, неуклюже ковыляя, появился маленький ребенок. Рядом, шаг в шаг, тоже переваливаясь, шла бонна — полная, степенная женщина. Бонну никогда не спутаешь с бабушкой — бонны похожи выражением лица на верховных судей…

Ребенок остановился, поглядел на них, и этого незапланированного удивления оказалось достаточно, чтобы он потерял равновесие и шлепнулся — мягко уселся на землю.

— Русских всегда можно узнать по тому, как они кутают детей… — усмехнулась Женщина. — Ни одного маленького француза или американца не увидишь в такую пору в шерстяной шапке, толстой неуклюжей куртке…

— Пожалуй… — Марк отвечал рассеянно, думая о своем. — Это моя сестренка, — заметил он.

Бонна подняла ребенка, и пара тем же манером, переваливаясь и сопя, скрылась за деревьями.

— Как они все ее, верно, любят, — вздохнула Женщина.

— Да. — Мальчика опять передернуло. — Ее они любят.

Женщина искоса и внимательно изучала сумрачное выражение его лица. Она видела сейчас все бреши его психики, все болезненные места, по которым даже не надо бить, достаточно вовремя уколоть, напомнить о ненависти и боли.

Издалека долетел женский смех, послышался довольный мужской баритон…

Женщина представила их завтраки «в кругу семьи» на веранде… Шорох салфеток, серебряный звон ложечки о фарфор, пар над кофейником. Средиземноморский свежий ветерок пробегает по лепесткам фиалок в маленькой корзинке, поставленной горничной на край стола… Все это обрушившееся на «совков» счастье… Молодую, красивую жену… мужчину на пике финансовой удачи, намеренного прожить еще одну, но на этот раз иную, радостную, не мучительную жизнь… толстого ухоженного ребенка, старую тещу, которая, наконец-то, дожила до «такого счастья».

Женщина опять перевела взгляд на сумрачное лицо Марка. Под этот рай была подложена мина самого смертоносного и разрушительного действия. И отсчет времени уже пошел: тик-так, тик-так…