За милых дам

Посмеиваясь над «конфликтом двух культур», Нелли продолжала, изредка кивая знакомым, рассеянно оглядывать ряды вокруг подиума, изредка ужасаясь количеству косметики на известных по телеэкрану женских лицах, вроде бы таких привлекательных, когда они смотрят на тебя с этого самого экрана…

Ясновская хотела немного отдохнуть, отвлечься. Хотя скопление модных и богатых людей обычно ее не привлекало… Но ей нравились работы этого модельера, и она решила заехать…

Между тем ее внимание привлекла знакомая дикторша, явно намеревавшаяся затмить представленные модели своим безумным экзотическим нарядом. Ее платье состояло из разноцветных шелковых лоскутьев, разлетающихся при малейшем движении, как перышки… Вообще выражение «чудо в перьях» подходило в данном случае как нельзя лучше…

Сама Ясновская была одета дорого, но довольно скромно. В соответствии с негласным правилом: на показах не стоит стремиться переплюнуть манекенщиц.

Нелли постаралась спрятать ироническую улыбку. И тут почувствовала на себе чей-то упорный взгляд. Рядом с разнаряженной дикторшей сидела пара: молодой мужчина и женщина. Молодая женщина с очень красивым, холодным, чуть брезгливым, неприятным выражением лица. Нелли Всеволодовна узнала ее и невольно вздрогнула… Эта красавица носила ту же фамилию, что и она! Леночка Ясновская, последняя жена Аркадия… Та, к которой он ушел!

Леночкин спутник, красивый молодой мужчина, рассеянно скользил взглядом по рядам… «Уже утешилась! Уже выбрала себе замену…» — зло подумала Нелли. А Леночка продолжала в упор смотреть на Нелли Всеволодовну.

Поймав Неллин взгляд, черноокая красотка любезно ей кивнула… А Нелли демонстративно отвернулась. «Еще не хватает обмениваться приветствиями со всякой!..»

Она снова перевела свой надменный взор на «дикторшу в перьях» и принялась столь заинтересованно ее разглядывать, что госпожа Ясновская-вторая не могла не понять: с ней не поздоровались намеренно!

«Как люди слепы, не замечая очевидного… Того, что любому внимательному постороннему человеку видно с первого взгляда. Как можно было раздумывать, выбирая между двумя женщинами — этой холодной, хищной, неприятной, как аллигатор, и мной, любящей и преданной беспредельно… — думала Нелли. — Нет, уж что правда, то правда — мужчины заслуживают то, что они имеют. Видно, и вправду так: скажи мне, кто твоя жена, я скажу, кто ты…»

Устав от огромного количества моделей и поняв, что до финала она недотянет, Ясновская-первая потихоньку выбралась из зала…

Дело было, конечно, не в количестве моделей… Эта неожиданная встреча вдруг выбила у нее почву из-под ног, напомнила самые тяжелые минуты ее жизни, нарушила то спокойствие, в котором, по ее мнению, она пребывала все последнее время…

Она вдруг в мельчайших подробностях припомнила тот день, когда ей в университет, прямо на кафедру, принесли огромный букет роз от Аркадия — и в нем письмо… Муж объяснял, что разводится, и просил простить…

Наверное, он посчитал, что это красиво — прислать на прощанье такие роскошные цветы.

Почему-то она не решилась тогда сразу выбросить их или оставить на работе… Наверное, не хотела, чтобы коллеги поняли, что букет «прощальный», неприятный для нее.

Она сохранила их до конца рабочего дня и пошла домой. Так ей, во всяком случае, казалось: будто она пошла, как обычно, после работы домой.

На самом деле Нелли Всеволодовна медленно брела по улице, не очень представляя, куда она идет и зачем… И надо ли ей вообще куда-нибудь идти…

Был конец рабочего дня… На улицах царила обычная для этого времени суета. Она брела, как сомнамбула, с огромным букетом роз. Ее толкали, задевали локтями, но она совсем не чувствовала этого… Некоторые прохожие удивленно оборачивались вслед женщине с огромным букетом роз, словно в полусне бредущей по улице… Правда, лишь совсем немногие — большой город привык к разным странностям, и каждый здесь был занят собой.

Нелли шла, не различая дороги…

Более страшное, чем обида, чувство — разочарование — захватило ее душу… Обычные в таких случаях женские сетования: «Как он мог?!» — вдруг обернулись догадкой: «А может быть, и вправду мог! Потому, что я себе всегда его придумывала…»

И того Аркадия, которого она любила, вовсе и нет… И главное, никогда и не было… Она была предана выдуманному ею человеку. И не пора ли ей вернуться в реальный мир? Хотя здесь, в этом реальном мире, так горько и пусто, будто идешь по пепелищу…

«Я думал, что сердцу не больно…»

Вдруг все, от чего она, живя с Аркадием, прятала голову, как страус, и не то чтобы прощала, а даже и не смела поставить в вину, показалось обидным, несправедливым…

И теперь вот она идет как потерянная и умирает от горя, думает чуть ли не о смерти… А он счастлив и доволен жизнью.

Нелли Всеволодовна вдруг как будто очнулась и поняла, что у нее устали руки… Невероятно устали… От букета, который она несла, совершенно позабыв о нем, уже бог знает сколько часов.

Прелестный букет… Оказывается, можно перешагнуть через человека, с которым прожита жизнь, оплевать его с ног до головы, растоптать его любовь. И при этом прислать букет цветов…

Она зло поискала глазами урну, чтобы выбросить эти розы. Избавиться от напоминания о своем унижении и разочаровании, о своей потерянной любви. Но урны рядом не было. В свете зажженных фонарей лепестки роз, уже чуть поникшие, отливали жемчужным светом. «Как они красивы, — подумала Нелли, — и ни в чем, ни в чем не виноваты… Это ужасно — выбрасывать такие цветы… Ведь они умрут, никому не принеся радости…»

Ясновская огляделась по сторонам… Вокруг шумели, обтекая маленький московский сквер, машины… На этом уютном островке сидели на скамейках старушки. Нелли выбрала ту, что сидела с краю в какой-то смешной шляпке, как будто из театрального реквизита пьесы Бернарда Шоу… Ее соседки о чем-то болтали, а она сидела, склонив голову набок, как маленькая заснувшая птичка, и о чем-то грустно думала, должно быть, что-то вспоминала…

Ясновская подошла к ней и протянула ей розы.

— Разрешите вам подарить.

Старая женщина изумленно подняла на нее глаза.

— Мне?! — Она, ничего не понимая, смотрела на Ясновскую.

И вдруг что-то ожило в ней при виде этих прекрасных тяжелых роз… Что-то блеснуло в погасших старых глазах… Она улыбнулась — почти победоносно, как в молодости, когда она была, наверное, одной из первых красавиц, и благосклонно кивнула:

— Благодарю… — Она приняла неожиданный букет как должное… И Нелли сразу поняла, что эта дама умела принимать цветы и дарили ей их когда-то нередко.

— Антонина Марковна! — окликнула ее одна из соседок по скамейке. — Лучше бы нам, бедным пенсионеркам, колбаски подарили, правда?! «Докторской»! Зачем такую уйму денег на баловство — на цветочки тратить…

— Вы не правы, — возразила старая дама, вдыхая аромат роз. — Женщина, которая поменяет розы на «докторскую» колбасу, — это так скучно…

«Вокруг столько людей, которым, наверное, гораздо хуже, чем мне… — подумала тогда Ясновская. — Но они стойкие… Они живут. Потому что жить — это значит быть сильной…»

В тот день Ясновская вернулась домой уже глубокой ночью. И с удивлением увидела, что в окнах горит свет…

Она открыла своим ключом дверь, подошла к приотворенной двери гостиной и увидела, что за столом сидит ее приятельница (не то чтобы самая близкая, но одна из многих) и не отрываясь смотрит на зажженную настольную лампу… Эта обычно деятельная, оживленная, вечно чем-то занятая женщина просто сидела и немигающим взглядом смотрела на прикрытый зеленым стеклянным абажуром огонь лампы… И лицо ее было невероятно жестоким.

— Вы?! — удивленно спросила Нелли. — Как вы сюда попали?

— Меня впустила домработница и, закончив дела, ушла.

— Что же вы здесь делаете в такое время?

— Жду… Жду вас. Я узнала, что вас бросил муж. И мне не хотелось, чтобы вы оставались сегодня одна.

— Не стоит меня утешать…

— А я не хочу вас утешать… Но я хочу сказать вам: расплата рано или поздно приходит ко всем… Ко всем, кто ее заслужил.

В тренажерном зале «Фитнесс-клуба» не пахло здоровым спортивным потом, как можно было бы ожидать, поскольку, по идее, люди в таких местах качаются, сгоняя в поте лица лишние калории и наращивая мышцы… (Петя усмехнулся, вспомнив рекламу одеколона «Спортклуб» — сладкая парочка замирает в блаженстве… Любой спортклуб у Старикова, который знал, что такое качаться, ассоциировался с вполне определенным запахом.) Но в «Фитнесс-клубе» пахло, как в парфюмерном отделе дорогого бутика…

Петя ждал Аню, которую Марина Волкова уговорила пойти с ней на сеанс массажа, и от нечего делать разбирался в обстановке.

«Ну просто сказка — для тебя бесплатно!» — соблазняла ее Марина Вячеславовна. И глупая Анька не устояла… «Хотя зачем ей массаж… Когда она — сама свежесть и юность», — думал Петр.

С некоторых пор, а точнее, с тех самых, как Анна, якобы заболев гриппом, пропала на две недели — ни слуху ни духу, и в университете нет, и телефон молчит, — Петр взял себе за правило провожать девушку до дома… «Хватит с меня!» — подумал он, принимая это решение. И в самом деле, за две недели Аниного исчезновения он так тогда извелся…

Ожидая Анну в «Фитнесс-клубе», он увидел столько знакомых лиц, будто посмотрел новогоднюю телепередачу, в которой все знаменитости страны торопятся поздравить сограждан с праздником. Певцы, модельеры, телеведущие, политики, депутаты, финансовые магнаты, всякого рода модные люди, почти ежедневно мелькающие на экране… Уже и вспомнить не можешь, чем же они прославились и чем, собственно, занимаются в свободное от участия в телепрограммах время…

Лица этих людей, несмотря на обилие сложнейших тренажеров, отнюдь не блестели от пота. Платили они тысячи долларов за свое членство в «Фитнесс-клубе» совсем не для того, чтобы тренироваться. (Чтобы избавиться от пуза, уж Петя-то это знал, вовсе не нужно столько денег…)

Это было место общения. Здесь важно было состоять, иметь очень дорогую и стильную экипировку, соответствующий автомобиль и все другие признаки определенного уровня благосостояния. Все это давало возможность встретиться и поговорить, а главное, засвидетельствовать, что у тебя все о’кей: ты не отбился, не отстал от элитной части стада.

— У, какие мы серьезные… Какие мы грустные…

Перед Петей, глазевшим по сторонам, как дитя на новогодней елке, стояла сама хозяйка, сама «фитнесс-леди» Надежда Хоккер.

— Здравствуйте.

— У, какие мы официальные…

Именно так Надежда с ним и разговаривала, как с обиженным недоразвитым дитятей, которому не досталось подарка на общем празднике.

— Пойдем ко мне в кабинет, выпьем по чашечке кофе… Мариночка и Анечка задерживаются у массажиста и просили не давать тебе скучать…

— Не беспокойтесь, пожалуйста… — совершенно искренне запротестовал Петя, вовсе не стремившийся в паучьи сети рыжеволосой фурии. Но Надежда уже подхватила его под локоть, и хватка эта оказалась довольно крепкой.

На секунду Пете показалось, что он спасен: на Надежду вдруг спикировал приятный мальчик — ведущий телепередачи «Трах-тарарах новости» или что-то в этом роде… Он нежно, как родную маму, поцеловал «фитнесс-леди» в щеку.

— У, какие мы ласковые… — пропела Надежда.

И Петя понял, что так она, очевидно, разговаривает со всеми смазливыми молодыми людьми… Что, собственно говоря, не сулило Старикову в ближайшее время ничего хорошего… Правда, его все еще не покидала надежда освободиться — поскольку продвигались они к чашечке кофе, можно сказать, с боями. На хозяйку был большой спрос. Вслед за мальчиком из «Трах-тарарах новостей» к Хоккер подлетела дама с гладким, как надутая автомобильная шина, лицом, со следами шрамиков от подтяжек, которые не скрывали сейчас волосы, поднятые вверх — у, какие мы спортивные! — индейской повязкой.

— Наденька, я почти полгода была в Штатах… Сейчас только узнала. Примите мои соболезнования…

Петя почувствовал, как железные, впившиеся в его локоть пальцы «фитнесс-леди» ослабли.

— Додик был прелесть… Мне так жаль…

Глаза у дамы с молодым лицом были старые, как у обезьяны, давшей начало человеческому, если верить Дарвину, роду. И сейчас в них были ехидство и всепонимание.

Пете даже показалось, что Хоккер поежилась. Но стоило даме-обезьяне остаться «за кормой», как Надежда сразу оживилась и полностью восстановила форму, что чувствовалось по тому, как ее мягкое пышное бедро просто приклеилось к Старикову, словно она собиралась станцевать танго.

Надежда приставала к нему более чем откровенно. Наконец Стариков не выдержал:

— Я сожалею, мадам, — уже не пытаясь быть галантным, Петя снял со своего колена ее ладонь.

Она опять придвинулась к нему.

Понадобилось значительное усилие, чтобы отлепить от себя ее потные тяжелые руки. Вежливо не получилось.

— Я очень-очень сожалею, мадам, — повторил он и сделал шаг к дверям.

Дебелая Надежда преградила ему путь.

— Вы же не хотите, чтобы я спасался бегством? — Петя усмехнулся: — Или закричал? Как женщина, вы, несомненно, лучше знаете, как полагается спасаться… Что посоветуете?

Минуту она смотрела на него в упор. Постепенно пелена похоти, застилавшая ее большие коровьи глаза, спала. И лицо начала искажать ярость. Она покраснела мгновенно, как это бывает с рыжими.

— Дурак… Да что ты там о себе воображаешь?!

— В общем, ничего.

— Именно что так! Жалкий мужичонка… Зверушка бессмысленная!

Она изо всех сил старалась не перейти на крик и поэтому шипела… Очень натурально, почти по-змеиному.

— Ты знаешь, что я могу купить любого?

— Право, не стоит хлопотать и тратиться.

Стариков заметил, что она посмотрела на него с удивлением. И это удивление, кажется, немного ее успокоило.

— И ты не хотел бы обеспечить свое будущее?!

— Будущее — категория туманная, мадам. Если вы имеете в виду счастливую обеспеченную старость альфонса, то нет. Выбираю самоуважение.

Хоккер вдруг рассмеялась.

— А ты философ…

— Я географ.

— Географ?

Она достала сигарету, села на край кресла:

— Присаживайся, географ…

Петя не изъявил желания.

— Да не бойся. Не обижу…

Она не спеша поднесла к сигарете золотой «Ронсон».

— Если ты географ, то я тебя немного просвещу… тебе будет любопытно: твоя тема… Знаешь, есть такая теория континентов?

— Не знаю.

— А напрасно! Тебе будет полезно это узнать и как географу, и, главное, как мужику… Так вот… Все, мой милый, развивается на свете по синусоиде. Сегодня одни наверху, завтра другие. Вчера один континент — Европа — был на вершине взлета и цивилизации… и вот он уже приходит в упадок, стареет, впадает в немощь… Приходит черед молодой энергичной Америки. Но уже и она исчерпывает себя… Расцветает, рвется вперед Азия… И вот, глядишь, в будущем, кто бы мог подумать: неразвитая угнетенная рабыня Африка вдруг да и начнет верховодить?!

— Любопытно…

Петя обратил внимание, что, успокоившись, она опять стала говорить и выглядеть, как дама из высшего света — ее животные инстинкты, вырвавшиеся наружу, снова затаились.

— Еще как любопытно… Просто жутко интересно, мой милый… Это я все к тому рассказываю, чтобы ты не очень задирал нос. Ваш мужской континент пришел к закату, радость моя… Вы слабы… Зависимы, потеряли инициативу. Вы обабились… вас легко купить и еще легче использовать. Еще немного, и вы займете то место, которое заслуживаете. На кухне. Очередь за дамами, милый мой. Грядет наша эра, грядет двадцать первый век…

Она вдруг грустно, вполне по-человечески вздохнула.