За милых дам

— Да уж… — вежливо, но без энтузиазма согласилась Аня. — Ты мне лучше эту информаторшу поподробнее опиши… — попросила она.

— Ну… Невысокая, коренастая… плотная такая… маленькие серые глаза… выражение глаз… ну, в сад за яблоками к такой не полезешь… Рот кошельком, знаешь, такие раньше были… только металлической защелки не хватает… Волосы… была в шапке вязаной… Речь простая, слово «отнюдь» не употребляет… Да, руки тоже простые, картошку чистить такими хорошо…

Стоп. Аня, прокручивающая еще раз в голове пантюхинское описание посетительницы, остановилась прямо посреди тротуара… Конечно, она видела уже это малопривлекательное существо!

После первого посещения Марининого дома, когда ей в сумерках померещился в дверном проеме женский силуэт, она не забыла спросить об этом у Марины Вячеславовны. Что сие могло означать?

— Женщина в доме? — переспросила тогда, нисколько не удивившись, Марина. — Ну почему же почудилось? Это Зина.

Домработница Зина при ближайшем рассмотрении и при ярком свете действительно мало походила на призрак. В общем, описание, сделанное Пантюхиным, было довольном точным. Зина была проста и реальна, прозаична, как сама жизнь. Существо льстивое и в необычайной степени ленивое… Пользуясь тем, что у хозяйки полностью отсутствовал интерес к бытовым подробностям жизни, Зина появлялась на рабочем месте редко, ненадолго и когда ей самой это было удобно. Основные ее заботы сводились к тому, чтобы в присутствии Марины имитировать подобие активной деятельности — она убирала кухню, спальню и ее ближайшие окрестности, остальные же комнаты и помещения дома, куда Марина не заглядывала, зарастали постепенно, но неотвратимо грязью и пылью.

Разумеется, Зина плохо убиралась, конечно, она могла воровать столовые приборы, полотенца и постельное белье… Но при всех ее столь ужасных качествах предположить, что Зина промышляла еще и киллерством… нет, фантазия Пантюхина действительно не знала предела. Разумеется, для убийства Зина была слишком ленива.

По Аниным представлениям, украсть цепторовскую кастрюльку было бы верхом авантюризма, на который способна Зина… Но вот решилась же она явиться в редакцию с этой фотографией!

— Здравствуйте, Анечка!

Когда Марина Вячеславовна позвонила, Анна даже не удивилась — надо же барыне-киллерше проверить, как действуют испарения ртути… И в ее ласковом обращении к Анне почти не было иронии: человека, который покушается на вашу жизнь, очевидно, следует считать уже очень близким…

— Куда же вы пропали?

— Да так… небольшие проблемы.

Анна вспомнила сиротские обшарпанные помещения больницы, холод клеенки, которой обтянута кушетка, и как она лежала там, пригвожденная диагнозом Устиныча, испуганная и несчастная… Ну что ж, возможно, это действительно пока еще небольшие проблемы…

— Наш урок состоится?

— Конечно. — Анна ответила без колебаний. Хотя у нее не было почти ни малейших сомнений в том, что Марина Вячеславовна имеет отношение к ртутному покушению…

Очевидно, Анна уже почувствовала вкус к жизни на вулкане:

— Завтра, если вы не против.

— Ну что вы… — почти пропела Марина. — Чем скорей, тем лучше. Знаете, этот английский… лучше не делать долгих пауз. Навыки теряются.

«Да уж… — вздохнула по себя Анна. — Интересно только, какие навыки ее барыня так боится растерять».

Ради собственной безопасности она должна во всем разобраться. Прояснить некоторые обстоятельства… Кое-что проверить…

И еще ей очень хотелось повидать Зину.

Киллер — Марина Вячеславовна? Бред… Какие бы ни платили гонорары в этой сфере профессиональной деятельности — зачем они ей, у которой всего и так навалом… Правда, некоторые вещи люди делают не ради денег… Убийства как раз из их числа.

К тому же ее благополучие, с тех пор как ушел муж, стало относительным и непрочным. Не исключено, что ей пришло в голову позаботиться о будущем. А ее возможности вплотную подбираться к жертве могли оказаться для заказчика неоценимыми… Ведь речь идет о людях, которые не выбегают в булочную за хлебом… И не всех и не всегда может достать снайпер… А вот дама из высшего света, приятная во всех отношениях, старая приятельница, добрая знакомая, завсегдатай тусовок… И кому придет в голову подумать… Жена Цезаря, даже бывшая, вне подозрений… Ну так жизнь повернулась — стала нуждаться в деньгах… Конечно, рисковать, имея то, что у нее уже безусловно и прочно есть, как бы ни повел себя дальше муж, на взгляд неимущего большинства, не стоило бы… этого хватит надолго… но аппетиты богатых не знают пределов. И не иметь возможности купить третью понравившуюся машину так же обидно, как не иметь денег на покупку одной-единственной…

Аня должна была признаться себе, что вымысел Пантюхина оказал на нее поистине гипнотическое действие… Вот ведь сила печатного слова. И изобрел же Гуттенберг на нашу голову… Аня чувствовала себя достойным бойцом армии доверчивых читателей, которые не могут заснуть, начитавшись Роминых опусов… Она тоже никак не могла отвязаться от его фантазии… А надо бы.

Потому что… сама Аня в эту схему не укладывалась… Чем она-то Волковой помешала? Неужто не угодила методикой преподавания английского? И барыня вместо того, чтобы уволить, решила, что проще отравить?

Впрочем, то, что Марина Волкова, мягко говоря, странная, — факт, не требующий доказательств. Эти провалы сознания, когда совершенно не помнит, что творила… Непонятное беспамятство… Рита тогда подтвердила ей, что происшествие на острове — не единичный случай, что с Мариной это время от времени случается… Хорошо, если она не помнит только, как пила и где свалилась…

Что творила?.. А что она, кстати сказать, творила, уединяясь со своим возлюбленным компьютером? Анне и в голову не пришло поинтересоваться. Она не поклонница дамской прозы, этого дамского рукоделия. Но женщины так же, как мужчины, возможно, пишут о том, что хорошо знают, о своих, так сказать, жизненных переживаниях и впечатлениях…

Собираясь в университет, Аня еще раз подошла к окну на кухне… Машкин маршрут был удобен не только для кошки… Дерево толстое, растет близко от окна, с прочными, низко начинающимися от земли ветвями… Не надо быть Маугли, не надо ползти по гладкому стволу… Любой не слишком неуклюжий человек в их тихом, темном переулке мог влезть без труда на подоконник, просунуть руку во всегда открытую форточку, отомкнуть оконный замок и… В общем, достаточно знать точный адрес клиента и не перепутать окно… Марина ее адрес знает. Но какого лешего она, Анна, ей сдалась?!

Зину ей так и не удалось повидать. Дом Марины Вячеславовны стал как будто бы еще более запущенным… И, улучив момент, Аня задала вопрос, который так и вертелся у нее на языке:

— А где ваша домработница?

— Понятия не имею. — Марина равнодушно пожала плечами.

— Кто же у вас убирается?

— Никто.

Ответ соответствовал действительности. На кухне копилась много дней немытая посуда… в основном бокалы и чашки… Ела Марина очень мало…

— Она что, не приходит?

— Ну да.

— Давно?

— Кажется, давно… — В Маринином голосе была скука. Очевидно, ей еще никогда так долго не приходилось говорить о домработнице.

Но Аня могла позволить себе быть настойчивой: ведь в ее вопросах звучала неподдельная искренняя забота о быте Марины Вячеславовны.

— Что, вот так и не приходит? И даже не позвонила?

— Вот так и не приходит. И не позвонила. — Марина смотрела на Аню, удивляясь ее непонятливости.

— А вы?

— Что я?

— Вы ей не звонили?

— Я-а?!

В ее голосе было столько неподдельного изумления, что в дальнейших комментариях ответ не нуждался. Самый последний дурак понял бы, о чем идет речь: «Я буду разыскивать домработницу?! И интересоваться, почему она загуляла?! Может быть, мне еще расспросить ее о дальнейших жизненных планах?! И как вообще можно уже десять минут подряд говорить об одном и том же?! Почему Зина пропала? Почему Зина не приходит? Где Зина? Это что, интересно?! Когда уровень немытости и неубранности в доме перейдет критический предел, я возьму другую Зину или… Нину. Это понятно?!»

— Понятно. — Аня поспешила ответить на эту немую, невысказанную и гневную тираду…

Вслух Марина Вячеславовна заметила кратко:

— Мне казалось, что я нужна Зине больше, чем она мне.

Вот о себе Аня этого сказать не могла… Ей очень нужна была Зина. Она даже взяла у Марины Вячеславовны ее телефон и адрес. «Ну нельзя же так… исчез человек… и не поинтересоваться… и чашки немытые…»

Но к телефону, который дала ей Волкова, никто не подходил.

В общем же, в их уроке английского — первом после долгого и вынужденного перерыва — не было ничего необычного… Хотя Аня ждала его с некоторым трепетом: одно дело поговорить по телефону, другое — смотреть в глаза человеку, о котором думаешь, что он хочет тебя убить… Глаза, впрочем, были как глаза… светло-серые… честные, Аня припомнила, кстати, мудрые народные наблюдения дяди Ивана.

А сама Марина Вячеславовна была немного обиженной… Анино исчезновение на десять с лишним дней задело ее гораздо больше, чем необязательность домработницы…

«Может, обиделась, что я все-таки, несмотря ни на что, не окочурилась?» — вяло подумала совершенно запутавшаяся в своих догадках Аня. Делать вид, что она не замечает демонстративно дурного настроения хозяйки, было неудобно.

— Вы чем-то расстроены? — фальшиво-любезным тоном поинтересовалась Аня в конце урока.

Волкова нахмурилась и вдруг стукнула изящным кулачком по столу:

— Мне надоело, что меня все бросают. Даже эта паршивая домработница… Если ты еще раз посмеешь так пропасть, я… Я тебя просто убью.

Аня даже поперхнулась… не от счастья, конечно, не от того, что к ней так привязаны, а от неожиданной откровенности своей хозяйки.

— Ну, что вы… Я всегда с вами, — сказала она исполнительно и кротко.

Морально она к своей близкой кончине уже была подготовлена.

После столь многообещающей встречи с Мариной Вячеславовной Анна особенно обрадовалась, увидев, что утром возле университетских дверей ее «как бы случайно» ждет, как обычно, любимый сокурсник Петя Стариков.

— Ты что же, все эти две недели тут меня каждое утро «случайно» дожидался? — не выдержала и полюбопытствовала она.

— Представь, дожидался, — угрюмо проинформировал ее Стариков. — И представь, каждое утро… А ты где была? Заболела?

— Заболела, — кратко кивнула Анна, чтобы не вдаваться в подробности.

— Да, вид у тебя не очень… — констатировал Петр. — Ты это… дай, пожалуйста, свой телефон… А то заболеешь опять, а я даже не знаю, как тебя найти…

— А зачем тебе меня искать? — усмехнулась Анна.

— Да чтоб не ждать, как дураку, две недели подряд каждое утро.

Рома Пантюхин чувствовал, что звезды начинают ему благоприятствовать — устраиваются на небесах в некой счастливой для него комбинации, которую он непременно должен использовать. Ему неожиданно позвонили из очень популярного еженедельника и предложили явиться на встречу с главным редактором. Этот еженедельник — многолетний фаворит газетного рынка, монстр, залавливающий тиражами всех своих конкурентов, был для Ромы настоящей находкой… То, о чем он мог только мечтать. Высокие доходы его сотрудников были притчей во языцех среди журналистской братии.

И вот такое приглашение.

Рома решил, что он будет держаться просто, сдержанно, не развязно, но с достоинством. Долго думал, стоит ли надевать костюм? Все-таки это хоть и очень преуспевающая, уже вполне буржуазная, но все же редакция… А не банк и не министерство. И, возможно, он будет выглядеть натянуто и неуместно торжественно, как бедняк, вырядившийся в единственный приличный «выходной» костюм, который и существует для того, чтобы обивать в нем пороги и устраиваться на работу. Наверное, стоило одеться более буднично, но выбрать самые дорогие и качественные вещи. Это бы означало, что Пантюхин отнюдь не бедствует и готов вести переговоры относительно на равных.

Так он и поступил. Прорепетировал немного перед зеркалом сдержанно вежливую, но приятную улыбку… И отправился к назначенному времени в путь. Он не хотел приходить раньше. Но не хотел и опаздывать, что для будущего сотрудника было бы непозволительно. Он хотел прийти вовремя. Появиться в кабинете с боем часов. Почему-то он представлял, что в кабинете у главного редактора непременно стоят напольные — «под старину» — часы с боем. Вот так и хотелось ему появиться: ровно в одиннадцать, как и назначено… Войти с боем курантов. Такое первое появление запоминается людям.

Еженедельник находился в центре, в довольно обшарпанной, на вид старинной — московский классицизм — усадьбе с флигелями, которую он делил к тому же — несколько смущающее соседство! — с психоневрологическим диспансером. Даже вход с улицы у соседей был общий, и охранник у дверей спрашивал: «Вы в психодиспансер или в редакцию?» Рома даже подумал, что это не только забавно, но и удобно: журналист, у которого от его многотрудной деятельности поехала крыша, всегда может изменить свои планы и, вместо того чтобы сдавать в набор очередной опус, в срочном порядке заглянуть к соседям.

Но интерьеры в редакции еженедельника Рому не разочаровали.

Редакционные помещения перепутать с приемной районного психодиспансера было бы уже затруднительно. Дорого, элегантно, все свежее, новое, с иголочки… все соответствовало молве о безупречном финансовом положении издания. А когда ровно в одиннадцать Рома открыл дверь кабинета главного (он нашел дверь по латунной табличке), то даже пожалел, что не отдал предпочтение костюму. Часы, правда, не били — таковых не оказалось, — но женщина, которая поднялась ему навстречу из-за стола, была одета потрясающе. Строгий серый костюм… не меньше тысячи долларов… Все просто, но, боже, какие деньги… какая линия… Идеальный крой, способный сделать стройным даже стог сена… Впрочем, главная не была похожа на стог сена. Стройная, не то чтобы молодая, но… без возраста. Приветливая. Приятная улыбка, холодные глаза, в общем, начальница нового поколения.

— Лидия. — Она представилась по-западному, без отчества. Протянула первая руку.

— Роман.

Она начала без обиняков:

— О вас рассказывают чудеса… И даже уже объявили мастером сенсаций…

Она сделала паузу.

Роман не возражал. Он промолчал, что означало согласие.

— Нам нужны такие люди. Мы ищем свежих одаренных людей… Знаете, звезды сейчас быстро приедаются. К тому же журналисты так легко теряют нынче репутации… Вот приклеится определение «продажный» — и нет журналиста. Знаете, это очень отражается на репутации издания. В общем, мы за все новое, чистое, талантливое, свежее… Напористое, инициативное…

Женщина ходила по кабинету, нанизывая слова на свою нехитрую мысль. Казалось, на нее напала та болезненная, присущая пишущим, легко обращающимся со словом людям болтливость, сравнить которую можно только с самозабвенным токованием тетерева на опушке леса. Ничего не слышит, ничего не видит, упоен и доволен собой.

Рома, к сожалению, поддался этому обманному впечатлению и расслабился — стал под токование дамы думать о своем… И был тут же наказан.

Вопрос главной застал его врасплох:

— Вы можете представить недвусмысленные доказательства того, что молва о ваших талантах соответствует истинному положению вещей?

— Я… Это…

Женщина, как оказалось, все видела и слышала и контроля над ситуацией не теряла. А вот Роман потерял. И теперь в замешательстве пытался сообразить, как ему лучше поступить: раскрыть ей все карты? А вдруг конкуренты воспользуются материалом, а его под зад коленом? Вот если бы хоть какие-нибудь гарантии, что его возьмут на работу…

— Так, Роман, не пойдет, — строго сказала главная. — У вас нет иного выхода — вы должны мне доверять. И мы ведь не у подъезда с вами договариваемся! За мной, — женщина обвела глазами свой роскошный (кожа и металл) кабинет, — репутация издания…

— Я, конечно… — начал Рома, — но только…

Главная вдруг хорошо, по-матерински, улыбнулась:

— Ах, как вы еще молоды… Впрочем, для современной мобильной журналистики это не грех, а достоинство… Поверьте мне, Роман, — сказала она просто и спокойно, — у вас все будет хорошо.

— Я бы только… — Роман предпринял последнее усилие не поддаться этой обволакивающей доверительности.

— Ну-ну, милый друг… Если честно, у меня совершенно нет времени. — Она даже подошла и по-дружески положила ему руку на плечо. — Рассказывайте, как там все было.