С первого взгляда

– Я очень за тебя рад, – искренне сказал Дэвид, – если это то, чего ты хочешь.

Он был уверен, что лучше уж усыновленный ребенок, чем очередной любовник, который будет использовать ее в своих корыстных интересах, а потом исчезнет, как исчезали все его предшественники. Тимми хотя бы изменит чью-то жизнь к лучшему, да и свою тоже. Эта удивительная женщина хочет этим своим поступком отблагодарить жизнь за все добро, которое она от нее получила. И как это характерно для Тимми, она делает все без оглядки, не ведая страха. И в самом деле, у Тимми не было и тени сомнений. Что ж, Блейку повезло, думал Дэвид.

– Надеюсь, у тебя все получится, – сказала Джейд, озабоченно хмурясь. Она всегда выступала в роли адвоката дьявола, была гласом судьбы и всего боялась. Но и она не могла не видеть, какая любовь сияет в глазах Тимми и как она взволнованна.

Вечером Тимми опять приехала в приют повидать Блейка. Кормила его ужином, а потом долго сидела с ним в столовой после того, как все ушли. Он снова уселся в углу и с тревогой глядел на нее, а она стала рассказывать ему, что тоже выросла в детском приюте и что хотела бы с ним подружиться. Она не осмелилась сказать ему, что хочет быть его мамой. Он бы испугался. Как ни скверно обращалась с ним его мать, он к ней привык, а Тимми видел всего несколько раз. Потом он прошмыгнул мимо нее и бросился наверх. Она тоже поднялась туда, постояла в дверях и послала ему на прощание воздушный поцелуй. Он и на этот раз не произнес ни слова, однако робко улыбнулся ей и отвернулся. Она медленно, но верно продвигалась вперед.

Во вторник в офисе было слишком много дел, и Тимми не удалось заехать вечером в приют Святой Цецилии. Они готовились к презентациям своей коллекции готовой одежды, времени оставалось совсем немного. Она смогла вырваться только в среду, и на этот раз Блейк к концу ужина вылез из-под стола и встал возле ее стула. Тимми не сказала ни слова, не попыталась прикоснуться к нему – боялась его спугнуть, но на глазах у нее выступили слезы, и она с улыбкой посмотрела на сестру Анну. И с трудом подавила рыдание, почувствовав на своей руке легкое мгновенное прикосновение его детских пальчиков. Блейк сразу же убежал. Сестра Анна одобрительно кивнула. А чуть погодя он пошел следом за Тимми наверх. Когда она попрощалась с Блейком, стоя в дверях, он пристально посмотрел ей в глаза и помахал рукой.

В четверг он уже безвозвратно завладел ее сердцем, словно был в ее жизни много лет. Так бывает при рождении ребенка – едва он появился на свет, как мать уже не может понять, как это она могла раньше жить без него. Вся жизнь Тимми вдруг сосредоточилась вокруг Блейка. Она волновалась, как он встретит ее, когда она приедет в следующий раз, и что почувствует, когда она уедет. Теперь он видел ее каждый день, и в пятницу вечером она тоже провела с ним несколько часов перед тем, как уехать к себе на виллу. Она читала ему сказку, и в это время в комнату отдыха вошла сестра Анна и знаком попросила Тимми выйти к ней. Тимми дочитала Блейку сказку, сказала ему, что вернется через несколько минут, и поспешила в кабинет сестры Анны.

– Что-то случилось? – встревоженно спросила она. Ей не понравилось выражение лица пожилой монахини.

– Надеюсь, что нет, – сдержанно ответила та. – Несколько минут назад мне позвонили из комиссии по делам несовершеннолетних. С ними связались дед и бабушка Блейка. Как выяснилось, они уже давно его разыскивают. В выходные прилетят сюда из Чикаго. Просили назначить слушание дела в понедельник после обеда.

Это было все, что сестра Анна знала. Но Тимми заключила, что эта новость не сулит добра.

– Какое слушание? – спросила она, чувствуя, как ее охватывает паника.

– Чтобы им позволили оформить временное опекунство и взять мальчика к себе. Они живут в одном из пригородов Чикаго и, как выяснилось, уже несколько лет пытаются взять над ним опекунство. Но всякий раз как их дочь вызывают в суд, она уверяет всех, что завязала с прежней жизнью, и судья не может забрать у нее Блейка. Все они несокрушимо стоят на том, что дети должны оставаться со своими родителями, пусть даже все мы приходим в ужас от того, в каких условиях те живут. Да вы и сами все знаете. Не знаю, что решит судья, согласится ли вывести его за пределы системы социального призрения сирот. Я рассказала о вас социальной работнице.

Все произошло так быстро, что Тимми пока не успела подумать о формальностях. Ей казалось, что времени впереди так много, и вот теперь оказывается, что в понедельник дело будет разбираться в суде, на Блейка претендуют люди, которых она не знает, но они его кровные родственники.

– А я могу пойти на слушание?

– Я сразу подумала, что вы захотите там присутствовать, и спросила социальную работницу, возможно ли это, она сказала, что, конечно, возможно. Не думаю, что вам придется сражаться за право взять Блейка под опеку. За наших детей никто не сражается.

Да, такие дети никому не нужны, но вот сейчас Блейка будут оспаривать друг у дружки две семьи, вернее, два лагеря. И Тимми была полна решимости выиграть спор.

– Можно привести с собой адвоката?

– Может быть, даже нужно. Не уверена, что судья даст вам слово. Ведь разбирать будут их дело, это они хотят обратиться с ходатайством. Но я рассказала социальной работнице, кто вы и что вы серьезно настроены взять его под опеку. Признаюсь, мне пришлось открыть ей, что приют Святой Цецилии существует на ваши средства. Я хотела склонить ее на нашу сторону всеми возможными средствами, – виновато сказала сестра Анна, и у Тимми немного отлегло от сердца.

– Хорошо, что сказали.

Что ж, Тимми одинокая женщина, и к тому же гораздо старше большинства супружеских пар, которые усыновляют детей или берут на патронатное воспитание, хотя может обеспечить мальчику сказочное благополучие.

– Вы знаете что-нибудь о бабушке с дедушкой? – спросила Тимми, холодея от ужаса. Она чувствовала себя так, будто у нее отнимают ее родного ребенка. Она и считала его родным.

– Дедушка – врач, работает в одном из пригородов Чикаго, она домашняя хозяйка. У них еще трое детей, все учатся в университетах, кажется, мальчик и две девочки-близняшки. Ему сорок шесть лет, ей сорок два. Судя по всему, вполне приличные люди, а мать Блейка – паршивая овца. Больше мне ничего не известно. Да, еще социальный работник сказала, что трое их детей учатся в Новой Англии, в университетах Лиги плюща. Мальчик, по-моему, в Гарварде, а девочки-близняшки одна в Стэнфорде, другая в Йеле.

– Молодцы ребятишки, – пролепетала Тимми. Такого ужаса, как сейчас, она не испытывала еще никогда в жизни.

– Борьба предстоит серьезная, – деликатно сказала сестра Анна, сожалея, что приходится это говорить. Им с Тимми оставалось только надеяться, что, каков бы ни был исход этой борьбы, он принесет благо Блейку. Его дед и бабушка были людьми, от которых не так-то легко отмахнуться. Она волновалась за Тимми.

Тимми провела выходные словно в тумане. После обеда она приехала в приют и пробыла до самого вечера с Блейком. За ужином он не вставал возле ее стула, но несколько раз высовывал из-под стола голову и улыбался ей. Она кормила его с ложки фрикадельками и равиоли, и он хотел еще и еще. Она осталась с ним до самого конца дня, рассказывала ему что-то, потом уложила в постель, поправила подушку и одеяло. Сестра Анна, проходя мимо, с минуту помедлила возле них. Лицо у нее было встревоженное. Не только Тимми привязалась всем сердцем к мальчику, но и он тоже начал привязываться к ней, это было видно. Если суд удовлетворит ходатайство его деда и бабушки, ему снова будет нанесена травма. Сестра Анна надеялась, что деду с бабкой откажут, она была уверена, что Тимми станет для него прекрасной матерью. Она увидела Тимми с совсем другой стороны, о которой раньше знала очень мало. Тимми уже любила Блейка так же самозабвенно, как любила бы собственного ребенка. Сестра Анна волновалась за нее. Если дед с бабкой заберут мальчика, для Тимми это будет жестоким ударом. Она знала, что Тимми потеряла маленького сына. Блейку не грозит смерть, но если суд в понедельник примет решение в пользу родственников, и Тимми, и Блейку будет очень тяжело. Им оставалось только молиться.

Тимми не спала всю ночь. Чем кончится слушание, что решит судья? Эта мысль неотступно билась у нее в голове. Кончилось тем, что она не поехала в понедельник утром к себе в офис, но и повидаться с Блейком тоже не поехала. Она почему-то чувствовала, что не надо этого делать, лучше подождать, как все завершится. Она уже так прикипела к нему, что не могла и представить себе, каково было бы его потерять, но знала, что такое возможно. Стараясь не думать об этом, она надела черный костюм и туфли на высоких каблуках, чтобы ехать в суд, перехватила резинкой рыжие волосы на затылке. Слушание было назначено на два часа дня. В выходные она позвонила своему адвокату и посвятила в обстоятельства дела. Они мало что могли сделать. Ведь суд должен был решить, не у кого мальчику будет лучше – у Тимми или у дедушки с бабушкой, – а удовлетворить ли их просьбу об опеке над мальчиком, хоть и временной, или нет. Если им будет отказано, путь для Тимми свободен. Но сначала суд определит, насколько реальны их права и в какой мере они соответствуют требованиям, которые предъявляются опекунам. Только после этого Тимми могла бы начать хлопотать об опеке над Блейком. И тем не менее делу не повредит, если судья будет знать, что Тимми находится рядом и заинтересована в исходе дела.

Она встретилась со своим адвокатом возле здания суда без четверти два, и они молча прошли в зал заседаний. Дедушка и бабушка Блейка уже сидели там – приятные, солидные, добропорядочные, респектабельные жители Среднего Запада. На бабушке были юбка и блузка, которые, как угадала Тимми, были разработаны ее фирмой; по внешнему виду дедушки можно было сразу определить, что он врач, на нем были блейзер, рубашка с галстуком и брюки, ботинки прекрасно начищены. Оба выглядели строго и элегантно и моложе своего возраста. И глядя на них, Тимми вдруг осознала, что они моложе ее, и к тому же они муж и жена – семья. В каком-то смысле они были более подходящими кандидатами на опекунство, чем она, к тому же они кровные родственники. А она могла дать Блейку только свою любовь, себя и очень благополучную жизнь, которая им, возможно, не доступна. Но, судя по их виду, они люди далеко не бедные.

Судья появился ровно в два часа и положил на стол дело Блейка. Утром он с ним ознакомился, прочел и ходатайство, и просьбу дедушки и бабушки. Все было оформлено как положено, представлено более чем достаточное число рекомендаций и отзывов от лица первых лиц города. Найти какие-то основания для отказа было трудно. Социальная работница также прислала судье письмо, в котором рассказала, почему Тимми проявила интерес к мальчику, и о том, кто она такая. На судью все это произвело должное впечатление, в особенности то, что Тимми полностью спонсирует приют Святой Цецилии, который он хорошо знал и в который направил немало детей в последние несколько лет. Он восхищался, что она проявляет по отношению к Блейку столько заботы и что приняла такое участие в судьбе этого мальчика.

Судья довольно долго расспрашивал дедушку и бабушку Блейка. Бабушка плакала, рассказывая о том, как дочь еще подростком пристрастилась к наркотикам и у нее сразу же начались проблемы с законом. История была душераздирающая. Трое других детей их только радовали, прекрасно учились и имели достойную цель в жизни. Потом судья стал разговаривать с дедушкой, но перед этим коротко представил присутствующим Тимми и тепло ей улыбнулся. Она тоже улыбнулась ему, хотя душа ее давно была в пятках, а руки дрожали. Поблагодарила судью за добрые слова, в которых он выразил ей благодарность за помощь приюту Святой Цецилии и дал высокую оценку его деятельности. Несомненно, он относился к монахиням и их труду с большим уважением. Потом судья обратился к дедушке, который выглядел очень внушительно на свидетельской кафедре. Спокойный, с прекрасной речью, мудрый и, несомненно, честный человек, и он, и его жена глубоко преданы своей семье, местному сообществу, образцовые прихожане. Ни к чему не придраться, все было идеально. Но ведь и у Тимми тоже! Беда в том, что она оказалась вне игры, и когда слушание дела подходило к концу, судья уже твердо знал, у кого должен жить мальчик. Ему необходимо вернуться в свою семью, там он будет расти в окружении родного дедушки и родной бабушки, своих родных тетушек и родного дяди, они будут заботиться о нем, с ними он обретет и физическое, и душевное здоровье.

В конце слушания судья снова посмотрел на Тимми и сказал, что, конечно, она все поймет, он в этом уверен. Он восхищается тем, какое участие она приняла в судьбе мальчика, и не только восхищается, но и глубоко растроган, однако не сомневается, что и она тоже хочет, чтобы он вернулся в свою семью, где ему и следует расти, тем более что его родные больше всего на свете хотят подарить ему тепло дома, которого у него никогда не было. Тимми кивнула, но по ее лицу катились слезы. У нее было такое чувство, будто ее ранили в самое сердце. Она понимала, что судья принял правильное решение, но ей было непереносимо больно. Когда слушание закончилось, она подумала, что надо поговорить дружески с бабушкой и дедушкой Блейка. Бабушка ее со слезами обняла, все плакали – и дедушка, и адвокат Тимми, даже на глазах у судьи выступили слезы. Он ужаснулся, узнав, в каком состоянии находится мальчик и что он не говорит. Он надеялся, что в обретенной семье, где Блейка будут любить и должным образом о нем заботиться, он скоро начнет говорить. Жизнь, которую он вел с матерью, его чудовищно искалечила.

Вышли они из зала суда все вместе, включая и социальную работницу, и поехали на трех разных машинах в приют Святой Цецилии. Адвокат Тимми попрощался с ней возле зала суда и сказал, что очень расстроен. Он всей душой ей сочувствовал, но помочь ничем не мог. Его руки были связаны, он тоже считал, что ребенка следовало отдать родной бабушке и родному дедушке, хотя и видел, каким тяжелым ударом это оказалось для Тимми. За то короткое время, что Тимми провела с Блейком, она полюбила его беззаветно. Ее сердце распахнулось и приняло его в себя. И вот теперь ей надо вырвать его из сердца, что сравнится с этой болью? Она ехала вместе со всеми в приют Святой Цецилии, чтобы попрощаться с ним. Судья подписал в зале суда распоряжение, чтобы Блейка передали родным, и прямо сегодня, вечером, они улетят вместе с ним в Чикаго. Их миссия была выполнена. Через шесть месяцев будет утверждено решение о постоянном опекунстве над внуком. А Тимми вряд ли еще когда-нибудь его увидит. Она не хотела рваться за ним в его новую жизнь, знала, что это только все осложнит и запутает. Она останется всего лишь женщиной, которая полюбила его как сына и заботилась о нем несколько дней перед тем, как ему уехать жить к родным. Но увидеть его в последний раз ей хотелось.

Когда Блейк увидел ее, в его глазах вспыхнула радость, а на дедушку с бабушкой он поглядел с опаской. Он ведь никогда раньше их не видел, они были для него совершенно чужие люди. Социальная работница рассказала сестре Анне, что произошло и почему все приехали сюда, сестра Анна поглядела на Тимми с глубоким сочувствием и обняла ее. Ей ли не знать, какая мука для Тимми расстаться с Блейком, и как ей ни хотелось избавить ее от страданий, ничего уже было не изменить. Тимми придется пережить потерю еще одного любимого существа и жить дальше. Такова судьба.

Когда Блейк увидел, что одна из сестер собирает его вещи, он вдруг забеспокоился. Посмотрел с тревогой на Тимми, словно просил объяснить, что происходит, и она стала рассказывать ему, как рассказала бы любому другому ребенку, что эти люди – его родные бабушка и дедушка, они приехали, чтобы забрать его из приюта и увезти к себе домой. Он затряс головой, его глаза налились слезами, он бросился к Тимми в объятия. Такое случилось в первый раз, и она почувствовала, что силы ее на исходе. Едва сдерживая рыдания, она прижала мальчика к себе. Нет, она не имеет права дать себе волю, она должна держаться ради него. И она стала говорить ему, что он полетит на самолете вместе с бабушкой и дедушкой и будет жить с ними в Чикаго, его ждет столько удивительного и интересного. Бабушка и дедушка тоже плакали, они что-то говорили ему, пытались успокоить. Оба понимали, какая сейчас трудная минута и что тяжелее всех приходится Блейку. Они чувствовали себя чуть ли не чудовищами, потому что вот так неожиданно ворвались в жизнь внука, но им очень хотелось привезти его к себе домой. Наверное, судья был прав, думала Тимми, глядя на них, они очень хорошие люди, но когда Блейк вцепился в нее и громко заплакал, ей захотелось умереть. Она с нежностью прижимала его к себе и всеми силами старалась успокоить.

И вот настала страшная минута, когда пора было ехать в аэропорт. Блейк плакал навзрыд, а когда все подошли к двери приюта Святой Цецилии, он вцепился в руку Тимми, повернулся к бабушке и дедушке и крикнул им в лицо: «Нет!» Это было первое слово, которое он произнес за все время, что пробыл в приюте, и, услышав его, Тимми опустилась возле него на колени, крепко прижала к себе и стала успокаивать, хотя и он, и она плакали.

– Все хорошо, Блейк, все просто замечательно. Тебе там очень понравится, я тебе обещаю. Они тебя любят и будут очень о тебе заботиться. Я тоже тебя люблю, но тебе нужно ехать с ними. Тебя ждет счастливая, замечательная жизнь.

Он стал кричать: «Нет, нет, нет, нет…» – безостановочно плача, и наконец дедушка взял его на руки и вынес из двери.

– Простите, – прошептал он, виновато глядя на Тимми.

– Да, Блейк, я люблю тебя! – крикнула ему вслед Тимми, зная, что все это постепенно изгладится из его памяти, но не все ли равно? Он будет жить нормальной, хорошей жизнью, и незачем ему помнить женщину, которая несколько дней дарила ему свою любовь и нежность. А вот она никогда не забудет эту душераздирающую сцену прощания.

Она еще долго оставалась в приюте Святой Цецилии в кабинете сестры Анны, плакала, обнимая ее и тоскуя о ребенке, который должен был стать ее сыном и которого она никогда больше не увидит. Она-то думала, что его послал ей Марк. А он выскользнул и из ее рук, и из ее сердца, как когда-то выскользнул Марк. Видно, не судьба ей быть матерью Блейка, да и вообще никогда не быть матерью. Когда она наконец вернулась к себе домой, у нее было такое чувство, будто она заново пережила смерть Марка. Что может быть страшнее смерти ребенка? И не важно, родной это сын или нет. Какой-то краткий миг своей жизни она его любила.

Всю дорогу, пока Тимми ехала домой, перед ее глазами стояло его худенькое личико, в котором было столько сходства и с ней, и с Марком. Она молилась Господу, чтобы он защитил Блейка и послал ему счастья, молилась о своем покойном сыне, хотя вообще молилась не часто. Когда Блейка уносили и он глядел на нее своими огромными зелеными глазами, прося ее защитить его, а она ничего не могла сделать, какая-то часть ее существа умерла, она это чувствовала. Всю ночь до утра Тимми лежала без сна в постели и плакала. На работу она смогла приехать только через два дня.

Ее адвокат рассказал обо всем Дэвиду и Джейд, и они ни о чем не стали ее спрашивать, когда она наконец появилась в офисе. Она бы не вынесла расспросов. Теперь ей предстояло прожить все годы до конца жизни без Блейка.

Глава 11

Всю неделю, пока шли последние приготовления к их турне, Тимми с трудом заставляла себя говорить и была похожа на привидение. Джейд и Дэвид очень тревожились за нее, но ни словом не напоминали о том, что случилось. Сестра Анна несколько раз звонила Джейд, спрашивала, как Тимми, она понимала, что ее душа опустошена. Она распахнула свое сердце перед Блейком и впустила его туда, а когда мальчика из него вырвали, то оказалось, что вырвали вместе с сердцем. Оно истекало и истекало кровью, но не издало ни единого стона. Для женщины, прожившей такую трудную жизнь, эта потеря в длинной череде всех остальных оказалась гораздо более мучительной, чем это могли себе представить другие. За все оставшиеся до отъезда дни Тимми ни разу не побывала в приюте Святой Цецилии. Пока ей это было не по силам. Сестра Анна ее хорошо понимала.

В Нью-Йорк они вылетели ровно через неделю после слушания в суде. Тимми была рада, что на какое-то время уедет из города. Презентация коллекции в Нью-Йорке прошла с большим успехом, и они полетели в Милан. А потом в назначенный срок прибыли в Париж, и здесь, в первый раз за все это время, Тимми чуть-чуть оживилась. Джейд и Дэвид вздохнули с облегчением.

Когда они приземлялись в аэропорту Шарль-де-Голль, Тимми как бы невзначай заговорила о Жан-Шарле Вернье. Она думала о нем все время, что они летели. Господи, какая глупость, что она назвала его имя Джейд. После того как она потеряла Блейка, все остальное в жизни утратило для нее смысл. Да, она еще долго не придет в себя.

– Помнишь врача, которого мы включили в список гостей? – спросила Тимми, глядя пустыми глазами в иллюминатор бегущего по летному полю самолета.

– Того, кто выхаживал тебя после операции? – Тимми кивнула. – И что он? Отказался? Вычеркнуть его из списка?

Джейд должна была следить за всем вплоть до самых последних мелочей, а все они, долетев до Парижа, уже порядком устали и сильно переволновались, хотя в Милане показ прошел с таким же успехом, как и в Нью-Йорке.

– Нет, он придет. – Тимми замялась, потом все же сказала: – Он разводится с женой.

Больше она не добавила ни слова, но Джейд в изумлении поглядела на нее.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – Джейд даже растерялась. – Он тебе нравится?

– Он был очень внимателен ко мне, когда у меня воспалился аппендикс в Париже. И – да, он мне нравится. Но это совсем не то, что ты подумала. Я совершенно счастлива одна. А он, я думаю, еще долго не сможет прийти в себя после распада семьи.

Как и она после потери Блейка. Сейчас она жила с таким чувством, будто получила смертельную рану и изо всех сил зажимает ее руками, чтобы не хлестала кровь. И все же ей было интересно, как он, Жан-Шарль?

– Послушай, Тимми, а ведь этот врач тебе и в самом деле нравится.

Джейд улыбнулась – любопытно, как долго на этот раз Тимми проживет в «фазе Снежной королевы»? Она могла задерживаться в ней надолго и иногда задерживалась в полной уверенности, что никогда больше никаких отношений с мужчинами у нее не будет. И сейчас она неколебимо стояла на этой позиции. Однако со временем обязательно ее меняла.

– Я сказала ему, что мы сегодня прилетаем в Париж. Он меня спрашивал. Интересно, позвонит он или нет?

Она с опаской взглянула на Джейд, выговорив эти слова. «Так-так-так», – подумала Джейд, встрепенувшись. Да и как тут было не встрепенуться – уж очень неожиданные нотки она уловила в голосе Тимми, когда та заговорила о французском докторе. Слава Богу, ее заинтересовало что-то относящееся к нормальной жизни, ведь до сих пор она только и делала, что оплакивала потерянного ребенка.

– Может быть, и позвонит, – уклончиво отозвалась Джейд и тут же решила, что надо предостеречь Тимми. – Ты, Тимми, вообще-то поосторожней с женатыми мужчинами. Они могут сколько угодно говорить, что разводятся, но проходят годы, а они так и не стукнут палец о палец.

Она очень болезненно реагировала на всякое упоминание о женатых мужчинах, уж слишком горький опыт приобрела за время долгого романа с одним из них, у нее это был пунктик. Тимми молча кивнула. Ее ничуть не волновало, как поступит Жан-Шарль, ведь между ними ничего нет, и настроена она ничуть не романтически.

– Я не собираюсь с ним встречаться. Он просто придет к нам на ужин, – уклончиво сказала Тимми, решив про себя, что, если он позвонит ей до того дня, на который назначен ужин, то, значит, она ему небезразлична, а если не позвонит, то, стало быть, нет. Ладно, поживем – увидим. И сразу после операции, и все те дни, что она оправлялась после нее, между ними не было ничего и отдаленно похожего на флирт, ей просто нравилось разговаривать с доктором Вернье. Он почему-то внушал ей доверие, и возле него она чувствовала, что ей ничто не грозит.

Самолет побежал по посадочной полосе, и больше она не заговаривала о Жан-Шарле. Дел сразу свалилось столько, что некогда было о нем думать, но в день показа, после которого вечером был назначен банкет, Тимми сообразила, что он так и не позвонил. Все было понятно, она ему безразлична. Ну и ладно, безразлична так безразлична, она переживет. Самое главное, что она так занята, что и о Блейке тоже думать не может, хотя сердце больно сжималось всякий раз, как она вспоминала мальчика.

И пока они готовились к показу, и пока показ проходил, все были точно в лихорадке, как и всегда, но большего успеха было невозможно и желать. Пресса была в восторге, оптовые покупатели уже подавали заказы. К вечеру, когда приближалось время банкета, Тимми чувствовала, что у нее отваливаются ноги. Сил не было, но успех ее окрылял, как и всегда после демонстрации, но ей страшно хотелось лечь и несколько минут поспать. Однако Джейд назначила перед началом банкета два интервью одно за другим. Тимми едва успела переодеться и буквально побежала в банкетный зал встречать гостей. Представители прессы, по обыкновению, опаздывали, оптовые покупатели явились дружным строем, в дверь входили двое из ее самых солидных клиентов, и прямо за их спиной она заметила Жан-Шарля, который деликатно ждал своей очереди войти. Она как раз здоровалась с этими клиентами, но тут же устремилась навстречу ему. Как и раньше, когда он заглядывал навестить ее после званых ужинов, он надел прекрасно сшитый темный костюм и показался ей даже выше, чем она помнила, а глаза были еще более яркими. На ней было черное платье для коктейлей и туфли на высоких каблуках, волосы она собрала на затылке, в ушах длинные бриллиантовые подвески. Она выглядела скромно и элегантно, платье чуть короче, чем она любила, но очень женственное и модное, потому она его и выбрала. Это была одна из моделей ее нынешней коллекции, она оказалась хитом сезона.

– Добрый вечер, – любезно приветствовал ее доктор, но его глаза потеплели, когда он ее увидел. И все же он казался немного скованным в непривычной обстановке.

– Спасибо, что пришли, – сказала Тимми, радостно улыбаясь. Конечно, ее разочаровало то, что он не позвонил до нынешнего вечера, но ему и незачем было звонить, он пришел сегодня на ее ужин всего лишь как гость, никакое это у них не свидание.

– Я слышал, ваша коллекция имела сенсационный успех, – поздравил он ее, и она удивилась.

– Где вы это слышали?

– Здесь, когда шел к банкетному залу. Один из гостей сказал, что коллекция лучшая из всех, что вы до сих пор привозили.

Она обрадовалась этим словам и, прежде чем отойти от Жан-Шарля, представила его группе гостей. Пусть он развлекает себя сам, ей еще нужно встретить больше трех десятков гостей.

Увидела она его, только когда настало время садиться за стол. Тимми понятия не имела, куда Джейд его посадит. Все самые солидные оптовые покупатели и клиенты должны были сидеть рядом с ней, остальные предоставлялись фантазии Джейд. Его место оказалось на противоположном конце стола, и их взгляды встретились, когда Тимми садилась. Он улыбнулся ей и продолжал беседовать со своей соседкой, которая оказалась владелицей сети универсальных магазинов в Нью-Йорке. Пресса группировалась напротив, редакторы «Вог» вблизи от Тимми.

Тимми предстояло весь вечер каторжно трудиться, и она жалела, что не сможет поговорить с Жан-Шарлем, но ничего не поделаешь – она полномочный представитель и выразитель взглядов «Тимми О». Она и трудилась и не сумела улучить минуты еще раз перекинуться с ним словом, он подошел к ней уже в конце вечера попрощаться.

– Было очень любезно с вашей стороны пригласить меня, – улыбаясь, сказал он.

– Как я жалею, что мы не смогли толком поговорить, – с искренним огорчением сказала она. – Такие вечера для меня всегда тяжкий труд. Надеюсь, вам хоть немного понравилось.

И еда, и вина были превосходны, хоть она и знала, что он почти не пьет. По крайней мере ужин был хорош, все остались довольны. Атмосфера в зале была самая теплая и дружественная, антураж изысканный, весь стол уставлен цветами в низких вазах, чтобы не мешали сидящим друг против друга разговаривать. Жан-Шарль похвалил цветы.

– Я думал, может быть, вы… Когда вы улетаете из Парижа?

– Послезавтра, – сказала она, удивившись его вопросу, ведь она здесь столько времени, а он так ни разу и не позвонил ей.

– Вы не согласитесь выпить со мной коктейль? Боюсь, ни днем, ни вечером я не смогу освободиться. А вы выберете время для коктейля? – деликатно спросил он, заметно волнуясь. Тимми была поражена. Она думала, что никогда больше его не увидит. А завтра она совершенно свободна. Они зарезервировали себе один лишний день для сборов. На этот раз Тимми не могла позволить себе остаться на несколько дней в Париже, как делала почти всегда. Ее ждали важные деловые встречи в Нью-Йорке, а потом надо было как можно скорее возвращаться в Лос-Анджелес.

– С удовольствием, – сказала она, радуясь его приглашению. Как будет приятно посидеть с ним и поболтать, и чтобы вокруг них не было пестрой, шумной толпы. Она безмерно устала за сегодняшний вечер. – Во сколько?

– В шесть? – предложил он, и она кивнула.

– В баре?

Вид у него был неуверенный, и она поняла, что ему, возможно, не очень хочется, чтобы его увидели в публичном месте с дамой, пока тянется не слишком-то приятное время развода.

– Может быть, лучше в моих апартаментах?

Он бывал у нее там и раньше, так будет спокойнее.

– Отлично. Тогда до завтра.

Он пожал ей руку и ушел.

Тимми ничего не сказала Джейд после ужина о встрече за коктейлями. Обе они слишком устали и не могли говорить ни о чем другом, кроме ужина, который, как они видели, имел грандиозный успех. И Тимми, и Джейд предстояло встать завтра рано и проследить, чтобы все должным образом уложили. А к полудню Тимми планировала позвонить всем, кто значится в ее списке.

И только уже к вечеру, когда Джейд спросила Тимми, где она хочет ужинать, она сказала ей, что у нее встреча с Жан-Шарлем.

– Да что ты?

Джейд изумилась точно так же, как сама Тимми, когда Жан-Шарль ее пригласил.

– Да, – небрежно подтвердила Тимми. – Но это ровным счетом ничего не значит. Просто любезный жест с его стороны.

Джейд до вчерашнего вечера не видела Жан-Шарля и сейчас была вынуждена признать, что он красивый мужчина.

– Хочешь, чтобы мы все потом поужинали в моем номере или куда-нибудь пошли?

Тимми с удовольствием куда-нибудь повела бы ее с Дэвидом, но все они едва держались на ногах от усталости, трудились весь день как одержимые, да и сама Тимми была на пределе после изнурительной недели.

– Ты не против, если мы закажем ужин в номер? – извиняющимся тоном попросила Джейд, и Тимми вздохнула с облегчением и сказала, что, конечно, это будет замечательно.

И ушла к себе: перед тем как встретиться с доктором, надо было умыться, причесаться, надеть на ноги что-то приличное. Она все это время пыталась понять, почему он пригласил ее. Ведь ясно же, что это не свидание, ведь он ей так и не позвонил, а за ужином был очень сдержан. Просто дружеский жест, уверяла она себя, и ее это вполне устраивает. После операции они столько раз так увлекательно, так интересно разговаривали. Она надела черные брюки и черный свитер, туфли на высоких каблуках и заколола свои длинные рыжие волосы сбоку зеленой заколкой. Получилось элегантно, очень женственно и просто. Раздался звонок, и она открыла дверь. Лицо у Жан-Шарля было чрезвычайно серьезное, но вдруг он улыбнулся. И глаза его потеплели – как и всегда, когда он улыбался. Глаза были серо-синие, мягкие, добрые. Такими она их и запомнила четыре месяца назад. И сейчас на нем были голубая рубашка, блейзер с брюками и строгий галстук. И когда он вошел, Тимми заметила, что его ботинки свеженачищены.

– Добрый вечер, Тимми, – сдержанно сказал он, проходя в ее гостиную. Ей показалось, что он чувствует себя немного не в своей тарелке, и это было так не похоже на него. Раньше он всегда вел себя свободно и непринужденно. – Трудились весь день? – спросил он, когда они оба сели и она спросила его, что он будет пить. Он сказал, что шампанское, поскольку ему сегодня не надо дежурить ночь. А она налила себе стакан минеральной воды и села против него на кушетку.

– Да уж, пришлось потрудиться, – ответила она, улыбаясь. – На следующий день после презентации мы как в лихорадке. Спасибо, что пришли вчера к нам на банкет. – Она видела, что по обе стороны от него сидели умные, интеллигентные дамы, и надеялась, что ему было интересно.

– Мне было очень приятно. – Он опять тепло улыбнулся, и она увидела, что в его глазах мелькнуло выражение дружеского участия, такое знакомое ей по их долгим беседам в клинике прошлой осенью. – С вашей стороны было очень любезно пригласить меня.

Ей до смерти хотелось спросить его, как обстоит дело с разводом, но она не осмелилась и вместо этого спросила о детях. Он сказал, что у детей все хорошо.

– Спасибо за открытку, которую вы мне прислали осенью. – Она неуверенно улыбнулась. – Я хотела ответить вам, но решила, что это было бы глупо.

Лукаво улыбаясь, он подтянул вверх манжет рубашки, и она увидела турбийон.

– Очень красивый подарок. Но я должен побранить вас за него.