Петербург. История и современность. Избранные очерки

47. Малый Мраморный дворец. Гагаринская ул., 3 (1857–1862 гг., арх. Э. А. Шмидт).

48. Владимирский дворец. Дворцовая наб., 26 (1867–1872 гг., арх. А. И. Резанов, ск. Н. И. Адт, П. И. Шварц).

49. Дворец вел. князя Алексея Александровича. Наб. р. Мойки, 122 (1882–1885 гг., арх. М. Е. Месмахер).

50. Дворец вел. князя Михаила Михайловича. Адмиралтейская наб., 8 (1885–1888 гг., арх. М. Е. Месмахер).

51. Дворец вел. князя Павла Александровича. Английская наб., 68 (1859–1863 гг., арх. А. И. Кракау; перестройка: 1888–1892 гг., арх. М. Е. Месмахер).

52. Дворец вел. князя Александра Михайловича. Наб. р. Мойки, 106 (1856–1857 гг., арх. И. А. Монигетти; перестройка: 1895 г., арх. Н. И. Султанов, Н. И. Рошефор).

53. Нижняя дача (Новый дворец) в Петергофе. Парк «Александрия» (1883–1895 гг., арх. А. И. Томишко; разрушен в 1961 г.).

54. Дача вел. князя Бориса Владимировича в Царском Селе. Московское шоссе, 11 (1896–1897 гг., арх. Шенборн, Скотт; 1899 г., запасной дом, арх. А. И. фон Гоген).

55. Дворец вел. князя Андрея Владимировича. Английская наб., 28 (1889–1890-е гг., арх. А. Ф. Красовский).

56. Дворец вел. князя Николая Николаевича (Младшего). Петровская наб., 2 (1909–1910 гг., арх. А. С. Хренов).

57. Дворец вел. княгини Ольги Александровны. Ул. Чайковского, 46–48 (1837 г., арх. Е. И. Диммерт; перестройки: 1858–1861 гг., арх. Г. А. Боссе; 1910 г., арх. М. Х. Дубинский).

58. Дворец вел. князя Михаила Александровича. Английская наб., 54 (1870–1873 гг., арх. К. К. Рахау; перестройка: 1910–1913 гг., арх. Р. Ф. Мельцер).

59. Дворец вел. князя Кирилла Владимировича. Ул. Глинки, 13 (1873 г., арх. К. Я. Соколов; перестройки: 1904 г., арх. В. П. Апышков, Г. Г. Кривошеин; 1910-е, арх. Н. И. Алексеев).

60. Дворец княгини О. В. Палей в Царском Селе. Советский пер., 3 (1911–1914 гг., арх. К. К. Шмидт; перестройка: 1950-е гг.).

61. Особняк вел. князя Дмитрия Константиновича. Песочная наб., 24 (1911–1913 гг., гражд. инж. Л. А. Ильин; 1930-е гг. разрушен; 1997 г. воссоздан).

Английская набережная, 10: владельцы, жильцы и посетители (1735–1917)

Строителем и первым владельцем этого дома на Береговой Нижней набережной улице (так первоначально называлась Английская набережная) был Александр Львович Нарышкин (1694–1746), получивший здесь в 1735 году земельный участок под застройку от императрицы Анны Иоанновны.

С 1711 года этим участком вблизи Адмиралтейской верфи владел английский корабельный мастер Ричард Козенц, Cosens (1674–1735). Известно, что он работал на Королевской верфи в Денфорде, а в 1700 году был принят на русскую службу. До 1711 года Козенц участвовал в строительстве Азовского флота. В 1712–1733 годах служил на Адмиралтейской верфи в Петербурге, построил 17 крупных судов, в том числе многопушечные корабли «Ингерманланд», «Москва», «Нептунус», «Гангут», «Св. Петр», «Дербент», «Св. Николай», «Вахмейстер». В 1733 году был переведен в Архангельск, где умер спустя два года. Петр I обещал капитан-командору Козенцу возвести для него на нынешней Английской набережной жилой дом за счет казны, но до смерти императора был лишь заложен фундамент. Сам хозяин участка строительством дома не занимался. В 1733 году императрица Анна Иоанновна потребовала объяснений от Козенца, который напомнил об обещании Петра и сообщил об отсутствии собственных средств на строительство. В результате участок у Козенца был отобран и передан А. Л. Нарышкину.

Дворянский род Нарышкиных известен с XV века. Возвысились Нарышкины начиная с 1671 года благодаря браку царя Алексея Михайловича с дочерью стольника Кирилла Полуектовича Нарышкина Натальей Кирилловной, будущей матерью Петра I. Младший брат царицы боярин Лев Кириллович Нарышкин был воспитателем юного Петра, в 1690–1702 годах возглавлял Посольский приказ и стал одним из главных лиц в управлении государством. Двоюродный брат Петра I Александр Львович Нарышкин осиротел в возрасте 11 лет. В 1708 царь отправил его вместе с младшим братом Иваном Львовичем и другими молодыми дворянами (М. М. Голицыным, С. А. Шеиным, И. А. Урусовым) за границу для обучения мореплаванию. В годы учебы Александр Нарышкин не только освоил теорию морского дела, но и служил на голландских военных кораблях, участвовал в дальних походах. В 1715–1721 годах жил в Италии, Испании и Франции, побывал в Венеции, Флоренции, Генуе, Риме, Милане, Турине, Париже, Орлеане, Лионе, Марселе, Нанте, Бресте и других европейских городах.

Вернувшись в феврале 1721 году в Россию после тринадцатилетнего обучения за границей, А. Л. Нарышкин был тепло встречен Петром I, который высоко ценил способности своего двоюродного брата и называл обыкновенно «Львовичем». В мае того же года он произведен в поручики и определен на службу в Адмиралтейскую контору по экипажным делам, а в октябре стал капитаном 3-го ранга. В январе 1722 года император назначил 27-летнего Александра Нарышкина директором петербургской Морской академии, а также «московской и других школ, обретающихся в губерниях». После кончины Петра императрица Екатерина I в мае 1725 года ставит А. Л. Нарышкина во главе Штатс-конторы, а в июле 1726-го назначает президентом Камер-коллегии и директором Артиллерийской конторы.

Во время последней болезни Екатерины I Нарышкин присоединился к заговору против всесильного А. Д. Меншикова с целью не допустить восшествия на престол будущего императора Петра II. Заговор был раскрыт, заговорщики преданы суду, Нарышкин за «государственные провинности» сослан в одну из своих отдаленных деревень. После падения Меншикова в мае 1727 года он на некоторое время вернулся ко двору, но критическое отношение к юному императору и его окружению вызвало новую опалу. В январе 1729 года Александр Львович был сослан в Тамбовскую губернию, где и пребывал до воцарения Анны Иоанновны. Императрица возвратила его из ссылки и назначила президентом Коммерц-коллегии. В 1732 году Нарышкин уже тайный советник, а год спустя – сенатор. С июля 1736-го он – президент Дворцовой строительной канцелярии и директор императорских строений и садов.

Именно в это время А. Л. Нарышкин и получает от императрицы в собственность земельный участок, который до 1733 года принадлежал Ричарду Козенцу, и сразу приступает к возведению каменного здания. Строительство дома на набережной было закончено в 1738 году. Изображение главного фасада, которое датируется концом 1730-х годов, хорошо известно после публикации чертежей из Стокгольмского Национального музея. Это двухэтажный на полуподвалах дом в 11 осей с высокой вальмовой крышей и балконом, огражденным балюстрадой. В облике здания заметны черты «образцовых» проектов, разработанных в 1730-х годах архитектором М. Г. Земцовым. Помимо каменного дома во дворе на левой (восточной) стороне стояли деревянные светлицы, где жили каменщики, строившие дом, и служители. Южная граница участка проходила по красной линии Исаакиевской улицы (ныне – Галерная). Здесь в начале 1740-х годов были построены два одноэтажных каменных флигеля с проездом между ними.

Еще в 1725 году Александр Львович женился на графине Елене Александровне Апраксиной, дочери капитана флота графа А. П. Апраксина (племянника царицы Марфы Матвеевны). К 1738 году у супругов, поселившихся в новом доме на набережной, было пять детей: сыновья Александр и Лев, дочери Наталья, Мария и Аграфена. После воцарения Елизаветы Петровны А. Л. Нарышкин был назначен членом следственной комиссии над Б. Х. Минихом, А. И. Остерманом, М. Г. Головкиным и другими сановниками из окружения свергнутой Анны Леопольдовны. До конца жизни (скончался 25 января 1746 г.) Александр Львович присутствовал в Сенате. Современники отмечали его сильный характер и твердость убеждений. Не играя значительной роли как государственный деятель, он пользовался большим почетом и уважением как двоюродный дядя царствующей императрицы и находился, по словам иностранцев, на положении принца крови.

Елена Александровна Нарышкина пережила мужа на 20 лет и все эти годы оставалась полноправной хозяйкой дома на Нижней набережной Большой Невы. В 1749 году она получила звание статс-дамы, а в 1759-м – гофмейстерины. Есть основания предполагать, что ее дом посещала императрица Елизавета Петровна. Вдова содействовала придворной карьере своих сыновей и удачно выдала замуж дочерей. Старшая из них, Наталья Александровна, стала женой генерал-поручика Сергея Наумовича Сенявина, Мария Александровна вышла замуж за генерал-лейтенанта Михаила Михайловича Измайлова, Аграфена Александровна – за сенатора Николая Ивановича Неплюева. Следует упомянуть и племянницу Александра Львовича Екатерину Ивановну Нарышкину, которая воспитывалась в доме своего дяди. В 1746 году она вышла замуж за графа Кирилла Григорьевича Разумовского. В качестве гофмейстерины Е. А. Нарышкина присутствовала на коронации Екатерины II. В своих «Записках» Екатерина писала: «Я очень любила Нарышкиных, которые были общительнее других. В этом числе я считаю господ Сенявину и Измайлову (родных сестер братьев Нарышкиных. – А. М.) и жену старшего брата (имеется в виду Анна Никитична Нарышкина. – А. М.)». Скончалась первая хозяйка дома в 1767 году и похоронена рядом с супругом в летней соборной церкви московского Высокопетровского монастыря.

После смерти матери владельцем родительского дома стал ее старший сын, Александр Александрович Нарышкин (1726–1795). Он начал службу при дворе еще при жизни отца и в 1745 году был пожалован императрицей Елизаветой Петровной в действительные камергеры. В 1749-м А. А. Нарышкин женился на Анне Никитичне Румянцевой (1730–1820), дочери генерал-майора Никиты Ивановича Румянцева и жены его, Марии Васильевны, урожденной княжны Мещерской. Венчание совершилось в Москве в присутствии царской семьи, и Екатерина II довольно подробно описала в своих «Записках» эту свадьбу. Вскоре А. А. Нарышкин был назначен состоять при наследнике престола великом князе Петре Федоровиче, а в 1755 году стал гофмаршалом при великокняжеском дворе. В кратковременное царствование Петра III он входил в тесный круг приближенных императора, который 28 декабря 1761 года сделал его обер-гофмаршалом и вскоре пожаловал своему любимцу орден Св. Андрея Первозванного. Во время дворцового переворота в июне 1762 года Нарышкин в числе немногих сохранил верность своему государю. После вступления на престол Екатерины II он был переименован в обер-шенка. Есть все основания считать, что Нарышкин не пользовался расположением Екатерины. В письме к барону Гримму по поводу кончины Александра Александровича в 1795 году императрица дает покойному нелестную характеристику, утверждая, что «он был человек неприятный, невыносимый для всех».

Совершенно иначе складывались отношения Екатерины с Анной Никитичной Нарышкиной, с которой она сблизилась, еще будучи великой княгиней. Нарышкина стала ее подругой и преданной «пособницей в любовных интригах». По мнению великого князя Николая Михайловича, «Екатерина оказывала Анне Никитичне явное предпочтение даже перед княгиней Дашковой и предпочитала ее общество обществу последней». После дворцового переворота 1762 года Анна Нарышкина стала играть еще бо́льшую роль в окружении императрицы, которая в 1775 году пожаловала ее в статс-дамы.

В начале 1770-х годов была осуществлена коренная реконструкция дома Нарышкиных на Нижней набережной: надстройка 3-го этажа, частичная внутренняя перепланировка, изменение декоративной обработки фасадов и отделка ряда помещений в стиле раннего классицизма. Возможно, автором проекта перестройки был Ю. М. Фельтен (как пишет И.-Г. Георги), но этому нет документальных подтверждений. Два флигеля по Галерной улице были объединены: здание надстроено вторым этажом, а на месте ворот устроена проездная арка. В те же годы (1770–1788) под руководством Фельтена сооружается гранитная Английская набережная. Облик дома после перестройки запечатлен на картине художника И. Г. Майра «Вид на Английскую набережную с Васильевского острова (1803 г.).

Дом Нарышкиных сделался одним из оживленнейших мест Северной столицы, где собиралось тогдашнее общество. Екатерина II нередко посещала Анну Никитичну. Вот как императрица описывает свое первое посещение дома на набережной, где состоялось ее знакомство со Станиславом Понятовским: «17 декабря 1755, переодевшись в мужскую одежду, тайно ночью в карете Льва Нарышкина уехала в дом его матери, где жили старший брат (Александр Нарышкин. – А. М.) с женой Анной Никитичной и Лев. На другой день был тайный ответный визит. Эти встречи тайные стали регулярными». В 1777 году здесь состоялись два многолюдных праздника, на которых присутствовала Екатерина II. Летом 1784-го, во время болезни императрицы, Анна Нарышкина находилась при ней целыми днями. Статс-секретарь А. В. Храповицкий свидетельствует, что 14 февраля 1789 года «Ея Величество изволила быть на маскараде у А. А. Нарышкина». Придворные интриги, быстрая смена фаворитов, смена влияний и милостей не изменяли расположения Екатерины к Анне Никитичне. Как уверяет Храповицкий в своем дневнике (это подтверждают и другие источники), первыми шагами своего возвышения обязан Нарышкиной, между прочим, и Платон Зубов.

Александр Александрович Нарышкин скончался 21 мая 1795 года в Петербурге и похоронен в Благовещенской усыпальнице Александро-Невской лавры. Он был бездетен, и все его состояние наследовали племянники, дети его родного брата, обер-шталмейстера Льва Александровича Нарышкина. После восшествия на престол Павла I Анна Никитична 12 ноября 1796 года стала гофмейстериной Высочайшего двора. Некоторое время она продолжала жить в своем доме на набережной, опекаемая Александром Львовичем Нарышкиным и его супругой, а затем переселилась в дом своего любимого племянника, государственного канцлера Николая Петровича Румянцева (ныне – Английская наб., 44). Она скончалась 2 февраля 1820 года, не дожив несколько дней до своего 90-летия.

Старший из наследников А. А. Нарышкина, его племянник Александр Львович Нарышкин (1760–1826), начинал службу в лейб-гвардии Измайловском полку, где дослужился до чина капитан-поручика. Пожалованный в 1778 году в камер-юнкеры, он всю дальнейшую свою карьеру сделал при дворе. В 1785 году стал камергером; Павел I, очень к нему благоволивший, пожаловал его в 1798 году в обер-гофмаршалы, а в 1799-м наградил орденом Св. Андрея Первозванного и назначил директором Императорских театров. Эту должность А. Л. Нарышкин занимал в течение двадцати лет. Время его управления в сотрудничестве с князем А. А. Шаховским – одна из наиболее ярких страниц в истории российского театра. Нарышкин обладал, по свидетельству современников, «основательными познаниями обо всех искусствах», был «истинным знатоком музыки и живописи, любил и знал литературу», «оказывал покровительство артистам и старался отыскать таланты», «его дом был открыт для всех, искавших сближения с русской сценой». Нередко давались спектакли и у него на дому, и на даче, посещаемые членами царской семьи. При Нарышкине началось преобразование Театрального училища, был пополнен балет, в 1805 году открыты императорские театры в Москве, в 1804–1810 годах в Петербурге существовала французская оперная труппа.

Александр Львович, став обладателем крупного состояния, дал полный простор своей страсти к шумной, расточительной жизни. Устраиваемые им праздники отличались необычайной роскошью и великолепием, стоили ему громадных денег. Он возобновил очень распространенные в царствование Екатерины II так называемые «петербургские серенады». Состояли они из почти ежедневных концертов роговой и духовой музыки, которые в течение трех летних месяцев с шести часов вечера и до поздней ночи разыгрывались его домашними музыкантами, разъезжавшими по Неве перед домом Нарышкиных на Английской набережной. (В 1801 г. А. Л. Нарышкин стал владельцем еще одного дома в Петербурге, современный адрес – Большая Морская ул., 31.)

Еще в 1784 году Александр Львович женился на одной из любимых фрейлин Екатерины II Марии Алексеевне Сенявиной (1762–1822), дочери адмирала А. Н. Сенявина. В 1799 году Мария Алексеевна была пожалована в кавалерственные дамы ордена Св. Екатерины, а 1 января 1808 года – в статс-дамы. Чета Нарышкиных вела роскошный открытый образ жизни, на их балах и приемах бывало все высшее общество. Многие литературоведы и историки Петербурга полагают, что Л. Н. Толстой на страницах романа «Война и мир», посвященных первому балу Наташи Ростовой, описал дом Нарышкиных на Английской набережной: «31-го декабря, накануне нового 1810 года, reveillon [сочельник], был бал у екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь. На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но и полицмейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и все подъезжали новые с красными лакеями и лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам и беззвучно проходили по сукну подъезда».

У Александра Львовича и Марии Алексеевны было два сына – Лев и Кирилл и две дочери – Мария и Елена. Разумеется, среди постоянных посетителей дома были младший брат Александра Львовича Дмитрий Львович Нарышкин и его супруга Мария Антоновна. Она стала возлюбленной Александра I и матерью внебрачных детей императора.

В феврале 1812 года Нарышкины продали дом на Английской набережной за 125 тысяч рублей графу Александру Ивановичу Остерману-Толстому. На этом закончился нарышкинский период истории дома.

Граф Александр Иванович Остерман-Толстой (1770–1857) родился в Петербурге в семье генерал-поручика Ивана Матвеевича Толстого и Аграфены Ильиничны Бибиковой. Его бабушка по отцовской линии была дочерью графа А. И. Остермана, дипломата, сподвижника Петра Великого и императрицы Анны Иоанновны. По указу Екатерины II от 2 ноября 1796 года Александр Толстой унаследовал титул, фамилию и герб рода Остерманов от его бездетных двоюродных дедов – Федора и Ивана Андреевичей Остерманов, а в дальнейшем и все их огромное состояние. Александр Иванович получил домашнее образование. На четвертом году жизни был записан унтер-офицером в лейб-гвардии Преображенский полк, в 1788-м начал действительную службу в чине прапорщика. Участник Русско-турецкой войны 1787–1791 годов, за храбрость при штурме Измаила награжден орденом Св. Георгия IV степени. С 1793 года служил в Бугском егерском корпусе, сформированном М. И. Кутузовым (Кутузов был мужем тетки А. И. Остермана-Толстого Екатерины Ильиничны Бибиковой).

К концу царствования Екатерины Великой 26-летний граф Остерман-Толстой уже полковник. Павел I произвел его в феврале 1798 года в генерал-майоры и назначил шефом Шлиссельбургского мушкетерского полка. Но уже через два месяца молодой генерал попал в немилость к новому императору и был изгнан с военной службы (переименован в действительные статские советники «для определения к статским делам»). Сразу после воцарения Александра I Остерман-Толстой вернулся на военную службу. Участник войн с наполеоновской Францией 1805 и 1806–1807 годов: отличился в сражениях под Пултуском (декабрь 1806 г., золотая шпага «За храбрость» с алмазами), Прейсиш-Эйлау (январь 1807 г.), Гутштадтом (май 1807 г., тяжело ранен в ногу). Произведен в генерал-лейтенанты и награжден орденом Св. Георгия III степени (1806 г.).

После возвращения в Россию и выздоровления назначен командиром лейб-гвардии Преображенского полка и 1-й гвардейской пехотной дивизии. Остерман-Толстой крайне отрицательно отнесся к Тильзитскому миру с Францией, возглавил так называемую военную оппозицию и в октябре 1810 года вышел в отставку. С 1800 года – член Петербургского Английского собрания, в 1802-м – один из основателей масонской ложи Соединенных друзей, член ложи Сфинкса в 1811–1822 годах. Заметим, что в эти ложи входили многие будущие декабристы.

Еще в 1799 году граф Александр Иванович женился на одной из богатейших невест России, княжне Елизавете Алексеевне Голицыной (1779–1835), дочери генерал-майора князя А. Б. Голицына. (Ее родная сестра, Мария Алексеевна, супруга графа П. А. Толстого, считалась глашатаем общественного мнения. Это ей посвящена финальная реплика Фамусова в «Горе от ума» А. С. Грибоедова: «Ах! Боже мой! Что станет говорить княгиня Марья Алексевна!».) Елизавета Алексеевна, по словам князя П. В. Долгорукова, «была женщиной отличных свойств души. Добрая ко всем, она была теплым, деятельным и верным другом для друзей своих. Это редкое качество в соединении с умом ясным, с отличным знанием сердца человеческого и с мужеством, если так можно выразиться, светским мужеством, весьма редким в высшем кругу, говорить истину почти обо всех предметах и о многих лицах, – все это сочетание качеств придавало графине Остерман большое значение в обществе». К сожалению, у супругов не было детей. Елизавета Алексеевна взяла на воспитание племянницу, дочь рано умершей сестры Софьи Алексеевны Сен-При, Ольгу Карловну, и передала ей в наследство богатые имения в Нижегородской и Костромской губерниях. «Графиня была женщина постоянно больная и в последнее время (речь идет о середине 1820-х годов. – А. М.) страдала продолжительною водяною болезнью», – пишет Д. И. Завалишин.

Вскоре после приобретения дома Нарышкиных, в самом начале Отечественной войны 1812 года, генерал-лейтенант Остерман-Толстой вернулся на службу волонтером. Сначала он состоял при корпусе П. Х. Витгенштейна, а в июле назначен командиром 4-го пехотного корпуса 1-й Западной армии. Участвовал в сражении под Островной 13 июля 1812 года. Во время этого напряженного арьергардного боя, когда Остерману доложили, что его батальоны несут возрастающие потери под натиском французов, и спросили, каковы будут его распоряжения, он ответил: «Стоять и умирать!». При Бородине он лично водил свои части в атаку, был тяжело контужен, но через несколько дней вернулся в строй. На военном совете в Филях высказался за оставление Москвы; в Немчине прикрывал отступление армии к реке Наре. Участвовал в сражениях у Тарутина и Красного, в преследовании французской армии вплоть до Вильны. Только после изгнания неприятеля из пределов России в декабре 1812 года из-за болезни оставил действующую армию.

Весной 1813 года генерал Остерман возвратился в строй и в битве при Бауцене 20 мая 1813 года был ранен пулей в левое плечо. В сражении при Кульме (17 августа 1813 г.), командуя гвардейским корпусом, задержал в Богемских ущельях наступление французов. Благодаря полководческому таланту и личной храбрости Остермана союзники не только избежали поражения, но одержали блестящую победу, разгромили французский корпус, пленили его командира генерала Доминика Вандама и еще четверых генералов. В этом сражении Остерману оторвало ядром левую руку (по словам Александра I, «потерянием руки своей купил победу»). Удостоенный ордена Св. Георгия II степени и пожалованный в генерал-адъютанты, Александр Иванович в декабре 1815 года был назначен шефом лейб-гвардии Павловского полка, а в апреле 1816-го – командиром Гренадерского корпуса. В августе 1817 года произведен в генералы от инфантерии, в том же году по состоянию здоровья освобожден от командования корпусом и уволен в бессрочный отпуск, хотя продолжал числиться на военной службе.

Еще в мае 1812 года Остерман-Толстой затеял перестройку дома на Английской набережной: решил перекрыть крышу железом и возвести во дворе каменные службы. Но работы пришлось отложить в связи с начавшейся Отечественной войной. Строительство возобновилось только в мае 1816 года. Со стороны двора пристраиваются каменная лестница и галерея. Здание значительно расширилось за счет двух боковых трехэтажных флигелей. Интерьеры в жилых помещениях в 1818–1819 годах были оформлены в стиле ампир.

Дом Остермана с «цельными окнами» упомянут А. С. Пуш киным в первой главе «Евгения Онегина»:

Усеян плюшками кругом,Блестит великолепный дом;По цельным окнам тени ходят,Мелькают профили головИ дам, и модных чудаков.

Д. И. Завалишин, живший в 1824–1826 годах у Остермана-Толстого, вспоминал: «Окна гостиной и кабинета моего помещения выходили на Английскую набережную и на Неву; из них прямо были видны Румянцевская площадь и первая линия Васильевского острова… Осенью, когда зажигались фонари на улицах и на стоявших против наших окон судах, – вид был великолепный. В гостиной и стены, и мебель были обиты голубым штофом, а в кабинете – зеленым. При толщине стен дома амбразуры окон были очень глубоки, и в них устроены были диваны. Окна были (что тогда составляло редкость) цельные, зеркальные, богемского стекла (каждое стекло стоило 700 р. асс.) и представляли то удобство, что если из комнаты все было так отлично видно, как бы не существовало вовсе стекла, то с улицы днем не было ничего видно, что делается в комнате, потому что зеркальные стекла отражали внешний вид, закрывавший собою вид во внутренность комнаты… Дом гр. Остермана в Петербурге на Английской набережной был отделан едва ли не великолепнее тогда всех зданий столицы. Отделка одной „белой“ залы стоила 46 000 рублей. Надо сказать, что Остерман в императоре Александре I чтил не только государя, но и полководца, и что белая зала, где стояла статуя императора, была скорее похожа на храм, чем на комнату. Она была в два света, занимая по высоте второй и третий этажи… и выходила окнами также на Английскую набережную… В глухих боковых стенах с одной стороны в нише стояла статуя во весь рост (работы Кановы) императора Александра I, пред которою ставились две курильницы в виде больших ваз. В четырех углах залы стояли на высоких пьедесталах бюсты Петра I (как полководца), Румянцева, Суворова и Кутузова. Стены были отделаны под белый мрамор с золотою арматурою; пол был ясеневый, с огромным лавровым венком; зала освещалась большими люстрами. На стороне, противоположной статуе императора, помещались хоры для музыки и певчих и огромный камин. Хоры закрыты были двумя транспарантными картинами, изображавшими два главные, решительные момента войн России с Наполеоном: Лейпцигское сражение и вход союзников в Париж. На огромной мраморной плите у камина стояли: фарфоровая ваза севрской мануфактуры с изображением Кульмского сражения, подаренная Остерману императором Александром, и золотой кубок, осыпанный дорогими каменьями, поднесенный победителю при Кульме богемскими и венгерскими (имевшими владения в Богемии) магнатами, имения которых были спасены от разграбления победою при Кульме (сейчас хранится в Государственном Историческом музее в Москве. – А. М.). Мраморную плиту поддерживали две статуи (с портретными лицами), изображавшие тех двух гренадеров Павловского полка, которые поддержали и унесли из боя Остермана, когда ему оторвало руку. Они получали от него пенсию. Постройка и отделка бальной залы, в которой Остерман давал для обновления залы бал в честь великой княгини Елены Павловны (принцесса Фредерика-Шарлотта-Мария Вюртембергская прибыла в Россию в 1823 г., приняла православие и наречена Еленой Павловной, а 8 февраля 1824 г. вступила в брак с великим князем Михаилом Павловичем, младшим братом Александра I. – А. М.), стоила 200 тыс. руб. асс. Все другие комнаты отделаны были также великолепно, а иные и своеобразно; так, в одной из комнат стены были обложены распиленными бревнами, что давало ей вид русской избы. В одной из комнат стояла, работы Кановы же, статуя супруги графа в сидящем положении (автор скульптуры графини Е. А. Остерман-Толстой – Б. Торвальдсен. Ныне в собрании Эрмитажа. – А. М.), а в другой, того же художника, надгробный памятник Остерману (автор этой скульптуры – С. Гальберг, работа хранится в фондах Государственного Исторического музея. – А. М.), самим им себе заготовленный, на котором он изображен лежащим, опираясь рукою на барабан, как и происходило это при операции; возле лежала оторванная рука, а в барабан были вделаны часы, на которых стрелки означали время получения тяжелой раны, и была надпись латинская: Vidit horam; nescit horam! (Видит час, но не знает час, т. е. того часа, в который человека постигнет известная участь). У Остермана обед был всегда в три часа, и в будние дни обыкновенно на 30 человек; с ударом трех часов подъезд запирался, и уже не принимали никого, кто бы ни приехал. В воскресенье стол был на 60 человек, с музыкой и певчими, которые были свои; обедали не только в полной форме, но и шляпы должны были держать на коленях… Бесспорно, что Остерман имел много странностей, даже чудачеств, которые давали повод противникам его вредить ему в общественном мнении (а противников он имел много за свои неуклончивые отзывы)… К числу причуд его или странностей относилось еще и то, что у него в обеденной зале находились живые орлы и выдрессированные медведи, стоявшие во время стола с алебардами. Рассердившись однажды на чиновничество и дворянство одной губернии, он одел медведей в мундиры той губернии… В жизни Остерман был очень прост и воздержан; зимой ездил всегда в открытых пошевнях, летом – в коляске, закрытых экипажей не любил. Остерман пользовался большим уважением государя (Александра I. – А. М.) и вдовствующей императрицы (Марии Федоровны. – А. М.), которая при прогулках ее внучат приказывала нередко заводить их к Остерману: особенно часто приводили великую княжну Марию Николаевну (старшая дочь Николая I. – А. М.), которая, не видя у Остермана одной руки, все доискивалась, куда он спрятал ее». Особый шарм придавала Александру Ивановичу близорукость, из-за которой он однажды едва не угодил в плен к французам. Во время сражений он обычно надевал очки.

Большинство современников отзывалось об Остермане-Толстом как о замечательной и своеобразной личности. По словам князя П. А. Вяземского, «нравственные качества его, более других выступавшие, были: прямодушие, откровенность, благородство и глубоковрезанное чувство народности, впрочем не враждебной иноплеменным народностям». Однажды в 1812 году Остерман сказал генералу Ф. О. Паулуччи, состоявшему на русской службе: «Для вас Россия – мундир, вы его надели и снимете, когда захотите, а для меня Россия – кожа».

Вскоре после вступления на престол Николая I Александр Иванович вышел в отставку (19 января 1826 г.) и уехал за границу. Дело в том, что в числе арестованных декабристов оказался племянник Остермана – Валериан Голицын, за которого он безуспешно хлопотал. В апреле 1828 года началась Русско-турецкая война. Боевой генерал сразу вернулся на родину и предложил свои услуги новому императору; его предложение не было принято. По свидетельству баварского журналиста Якоба Фальмермайера, «царь Николай I и граф Остерман-Толстой не могли выносить друг друга». В 1831 году в качестве военного консультанта правителя Египта Ибрагима-паши Остерман участвовал в войне против турецкого султана. Окончательно покинув Россию, он жил в Париже, Риме, Флоренции, Мюнхене. В конце концов поселился в Женеве, где провел последние двадцать лет жизни. Умер 30 января (11 февраля) 1857 года в возрасте 86 лет. В мае того же года его прах отправили из Женевы в родовое село Красное Рязанской губернии. После революции семейный склеп Остерманов был разорен, захоронение героя войн с Наполеоном утрачено.

Со смертью Александра Ивановича и Елизаветы Алексеевны (умерла 24 апреля 1835 г. в Москве), не оставивших законных наследников, род Остерманов мог вновь прерваться. Славную фамилию должен был унаследовать племянник графа, осужденный декабрист Валериан Михайлович Голицын, восстановленный в правах после амнистии 1856 года. Но только в 1863 году право наследования фамилии, титула и майората Остерманов получил сын В. М. Голицына – Мстислав Валерианович, который стал именоваться «князь Голицын граф Остерман».

Еще в 1837-м овдовевший Остерман продал свой дом на Английской набережной княгине Варваре Петровне Бутера-Радоли, арендовавшей его у жившего за границей графа с 1832 года. Перед тем как начать эту новую главу истории дома, вспомним нескольких замечательных людей, живших здесь при графе Остермане-Толстом.

В августе 1819 года в квартире из двух комнат в нижнем этаже флигеля по Галерной улице (ныне – Галерная ул., 9) поселился адъютант Остермана-Толстого поручик Иван Иванович Лажечников (1790–1869), впоследствии – известный писатель, один из создателей русского исторического романа. В 1830-х годах «Последний новик», «Ледяной дом» и «Басурман» принесли ему славу «русского Вальтер Скотта».

Лажечников начал службу в Московском архиве Коллегии иностранных дел. В сентябре 1812 года вступил в Московское ополчение, участвовал в сражениях под Тарутином, Малоярославцем, Красным. С декабря 1812 года служил в Московском гренадерском полку. Участник Заграничных походов 1813–1814 годов, был в сражении под Парижем. Как писатель дебютировал в 1817 году книгой «Первые опыты в прозе и стихах», тогда же стал публиковать в журнале «Вестник Европы» и других изданиях отрывки из «Походных записок русского офицера».

В 1818 году, будучи поручиком лейб-гвардии Павловского полка, стал адъютантом шефа полка Остермана-Толстого и вскоре поселился в его доме. В журнале «Русский вестник» (1864, № 6) Лажечников опубликовал мемуарный очерк, в котором описал колоритную фигуру своего покровителя и его дом: «Дом этот на Английской набережной, недалеко от Сената. В то время был он замечателен своими цельными зеркальными стеклами, которые еще считались тогда большою редкостью, и своею белою залой (другие названия – Золотой, или Александровский, зал. – А. М.). В ней стояли, на одном конце, бюст императора Александра Павловича и по обеим сторонам его, мастерски изваянные из мрамора, два гренадера Павловского полка. На другом конце залы возвышалась на пьедестале фарфоровая ваза, драгоценная сколько по живописи и сюжету, на ней изображенному, столько и по высокому значению ее. Она была подарена графу Его Величеством взамен знаменитого сосуда, который благодарная Богемия поднесла, за спасение ее, герою Кульмской битвы, и который граф с таким смирением и благочестием передал в церковь Преображенского полка. В этом доме была тоже библиотека, о которой стоит упомянуть. В ней находились все творения о военном деле, какие могли только собрать до настоящего времени. Она составлялась по указаниям генерала Жомини. Украшением дома было также высокое создание Торвальдсена, изображавшее графиню Е. А. Остерман-Толстую в полулежачем положении: мрамор в одежде ее, казалось, сквозил, а в формах дышал жизнью».

Как уже было сказано выше, Лажечников занимал две комнаты в нижнем этаже флигеля по Галерной улице. Он вспоминает, что одну из комнат, первую от входа, он уступил приехавшему в Петербург майору Денисевичу, также служившему под началом Остермана. Однажды в конце 1819 года, рассказывал Лажечников, к нему в переднюю вошел «очень молодой человек, худенький, небольшого роста, курчавый, с арабским профилем, во фраке». За ним выступали два кавалерийских гвардейских офицера. Это был А. С. Пушкин, приехавший со своими секундантами вызвать Денисевича на дуэль. Поводом к вызову послужило замечание, сделанное майором Пушкину, сидевшему рядом с Денисевичем в театре и мешавшему ему слушать актеров. Благодаря вмешательству Лажечникова, запугавшего Денисевича последствиями дуэли с сыном «знатного человека», майор извинился перед Пушкиным, и поединок не состоялся. Тридцать шесть лет спустя, вспоминая об этом эпизоде, Лажечников написал: «И я могу сказать, как старый капрал Беранже: „Я послужил великому человеку“».

В декабре 1819 года Лажечников вышел в отставку и покинул Петербург. В конце 1820-х годов он был управляющим подмосковным имением Остермана-Толстого, где много времени провел в семейном архиве и библиотеке графа.

В начале 1822 года Остерман-Толстой поселил в доме на Английской набережной своего племянника Федора Ивановича Тютчева, незадолго до этого окончившего Московский университет. Граф содействовал зачислению 18-летнего поэта на службу в Коллегию иностранных дел и добился его назначения в российскую дипломатическую миссию в Мюнхене. Новоиспеченный дипломат прожил в столице до мая 1822 года и, заехав в Москву, чтобы попрощаться с родителями, отправился к месту своей первой службы. Остерман сопровождал его до Мюнхена, где представил племянника послу в Баварии И. И. Воронцову-Дашкову. В том же году по просьбе графини Е. А. Остерман-Толстой Воронцов-Дашков ходатайствовал о пожаловании Тютчеву звания камер-юнкера. Многие годы спустя Федор Иванович писал родителям из Германии: «Странная вещь – судьба человеческая! Надобно же было моей судьбе вооружиться уцелевшей Остермановой рукой, чтобы закинуть меня так далеко от вас!»

В посольстве в Мюнхене Тютчев служил до 1837 года. В конце декабря 1825 года во время отпуска он останавливался в доме Остерманов-Толстых в Петербурге. В 1837–1839 годах продолжил службу в российской миссии в Турине. В 1839 году дипломатическая деятельность поэта внезапно прервалась, но до 1844 года он продолжал жить за границей. Вернувшись в Россию, вновь поступил на службу в Министерство иностранных дел. Любопытно, что с осени 1844 года до конца мая 1845-го Тютчев с семьей жил на Английской набережной, по соседству с бывшим домом Остермана, в пансионе Матвея Маркевича (ныне – Английская наб., 12).

Дальним родственником Остермана-Толстого (по линии мачехи – Надежды Львовны Толстой) был Дмитрий Иринархович Завалишин (1804–1892). Он воспитывался в Морском кадетском корпусе в 1816–1819 годах, где был оставлен после производства в мичманы преподавателем высшей математики и астрономии. В эти годы Дмитрий Завалишин нередко бывал на Английской набережной в доме своего покровителя. В 1822–1824 годах он участвовал в кругосветном плавании на фрегате «Крейсер» под командой М. П. Лазарева. В 1822 году написал из Лондона письмо Александру I с просьбой вызвать его к себе. По возвращении в Россию в мае 1824 года отозван из Охотска в Петербург (проехал через всю Сибирь), где представил царю свой проект «Ордена Восстановления» – организации масонского типа, преследующей цель «восстановить правду, порядок и законные власти через нравственное преобразование людей». Александр I нашел идею ордена «увлекательною, но неудобоисполнимою». В январе 1825 года лейтенант Завалишин поступил в 8-й флотский экипаж и находился «при береге». По рекомендации адмирала Н. С. Мордвинова принимал участие в делах Российско-Американской компании, где в начале 1825 года познакомился с К. Ф. Рылеевым. Вопрос о членстве Завалишина в Северном обществе до сих пор окончательно не решен, но известно, что он пропагандировал среди флотских офицеров отмену крепостного права и введение республиканского правления.

С ноября 1824 года Завалишин жил в доме графа А. И. Остермана-Толстого, о котором оставил воспоминания, впервые изданные в 1880 году. Там, в частности, говорится, что «по возвращении моем из похода вокруг света он (Остерман-Толстой. – А. М.) настоял, чтоб я перешел жить в его доме, и дал мне лучшее в нем помещение, а именно комнаты находившейся в отсутствии супруги своей и воспитывавшейся у нее графини Ольги Сен-При… Для следующего года, в который ожидали возвращения графини в Петербург, Остерман отвел мне, Валериану и Леониду Голицыным (племянники А. И. Остермана-Толстого, о которых речь пойдет ниже. – А. М.) целый флигель, в котором у нас гостиная и зала были общие, а кабинеты, спальни, прихожая и входы были у каждого особые; кроме того, до самого моего отъезда были в распоряжении моем стол и один из экипажей». Далее Завалишин пишет: «Остерман очень любил общество молодежи… Случалось, что он приглашал молодых литераторов читать у него ненапечатанные еще их произведения… Присутствием своим Остерман никогда не стеснял оживленных разговоров молодых людей и не воспрещал толковать о высших и политических делах. Одному высокому сановнику, любившему проводить время с актрисами, за кулисами в театре, Остерман на вопрос его, отчего это ныне прапорщики пустились заниматься государственными делами, очень резко отвечал: „Понятно отчего! От того, что государственные люди не занимаются государственными делами, а занимаются делами, приличными только прапорщикам“». Есть все основания полагать, что Завалишина в доме Остермана посещал Рылеев и другие деятели тайного общества. 14 декабря 1825 года Завалишин находился в отпуске в Симбирске. Здесь он был арестован, доставлен в Петербург, допрошен, но 18 января 1826 года освобожден. До нового ареста в марте того же года служил начальником модельной мастерской при Адмиралтейском музее. Во время следствия содержался в Петропавловской крепости, в июле 1826 года приговорен к бессрочным каторжным работам.

Сестра А. И. Остермана-Толстого Наталья Ивановна Толстая была замужем за ярославским губернатором князем Михаилом Николаевичем Голицыным. В этом браке рождено трое сыновей: Александр, Валериан и Леонид. Остерман-Толстой любил своих племянников Голицыных. Старший из братьев, князь Александр Михайлович (1798–1858), воспитывался в Пажеском корпусе. В мае 1817 года был выпущен в гвардейскую артиллерию. Членом тайных обществ декабристов подпоручик Александр Голицын не был, но знал о существовании Северного общества. Младший, князь Леонид Михайлович (1806–1860), корнет лейб-гвардии Гусарского полка, в 1835 году вышел в отставку в чине полковника, затем – камергер, действительный статский советник.

Наиболее интересна биография князя Валериана Михайловича Голицына (1803–1859). После окончания Пажеского корпуса он в марте 1821 года был выпущен прапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк. Уволен от военной службы в чине поручика в феврале 1824-го. Год спустя поступил в Департамент внешней торговли с переименованием в титулярного советника; камер-юнкер с мая 1825 года. С 1823 года В. М. Голицын принадлежал к Северному обществу, куда его принял А. В. Поджио. Согласно собственным показаниям, «заимствовал свободный образ мыслей от чтения жарких прений в парламенте тех народов, кои имеют конституцию, и также от чтения французских, английских, немецких и итальянских публицистов». Напомним, что декабрист В. М. Голицын является главным героем романов Д. С. Мережковского «Александр Первый» и «14 декабря».

Разумеется, племянники А. И. Остермана-Толстого были постоянными посетителями его дома после переезда в Петербург. По свидетельству Завалишина, Валериан и Леонид Голицыны в 1825 году жили вместе с ним во флигеле со стороны Галерной улицы (ныне – Галерная ул., 9). Известно, что 14 декабря 1825 года, после разгрома восстания на Сенатской площади, в этой квартире пытались укрыться декабристы А. А. Бестужев, Н. А. Панов и один из офицеров восставшего Гвардейского экипажа. Валериан Голицын, приехавший в Петербург из Москвы вечером 14 декабря, ночь провел, по его заявлению на следствии, «в доме дяди графа Остермана». Арестован 23 декабря 1825 года. Не избежал ареста и Александр Голицын. Братья содержались в одиночках Петропавловской крепости. «Остерман был очень огорчен участью, постигшею его племянников и меня, – вспоминал Завалишин. – Для старшего племянника, Александра Голицына, он испросил прощения, но для Валериана не смог того добиться, что и было, кажется, причиною неудовольствия, вследствие которого он удалился за границу…»

Александр Голицын по распоряжению Николая I был освобожден из крепости 20 апреля 1826 года. В дальнейшем он служил почт-директором в Царстве Польском. Валериан Голицын был предан Верховному уголовному суду, осужден по VIII разряду и по конфирмации 10 июля 1826 года лишен княжеского достоинства, чинов и сослан в Сибирь на бессрочное поселение. В феврале 1829 года наказание было смягчено, его перевели рядовым на Кавказ, где он воевал с турками. В мае 1837 года произведен в прапорщики, а два года спустя поселен под секретным надзором в Орле. В 1843 году Валериан Михайлович женился на княжне Дарье Андреевне Ухтомской. У них родились дочь Леонилла и сын Мстислав. По отзыву современницы, встречавшейся с В. М. Голицыным во второй половине 1840-х – начале 1850-х годов, «князь был чрезвычайно общительным, любил рассказывать, спорить, но спорил без желчи и охотно допускал противоречие. Он не стеснялся никем, чтобы сказать свое мнение, даже когда оно могло ему нажить личного врага… Долгие испытания выработали в нем глубокое религиозное чувство… Он был христианин без ханжества и фарисейства с философскими воззрениями Канта и Фихте. Страстно любил он родину, народ и свободу. Был отличным семьянином, горячо любил сына и дочь».

26 августа 1856 года, в день коронации Александра II, амнистированному Голицыну было возвращено княжеское достоинство. Граф А. И. Остерман-Толстой, не имевший законных детей, ходатайствовал о передаче старшему племяннику, Александру, титула и майората Остерманов, но российская бюрократическая машина работала неторопливо. Ответ на ходатайство задержался на годы. Тем временем старый генерал умер 11 февраля 1857 года в Женеве. Год спустя скончался Александр Голицын, в октябре 1859-го умер Валериан, в феврале 1860-го – Леонид. Только в мае 1863 сыну В. М. Голицына, Мстиславу Валериановичу, было дозволено принять фамилию, титул и герб графов Остерманов и именоваться князем Голицыным графом Остерманом. Этот титул унаследовали сын Мстислава – Александр Мстиславович, а затем внук – Мстислав Александрович. У него была дочь Мария (1929–1998), на которой род Остерманов-Толстых угас из-за бездетности княгини.

В 1832 году опустевший дом Остермана-Толстого сдается внаем графине Варваре Петровне Полье (1796–1870). Дочь князя П. Ф. Шаховского, внучка барона А. Г. Строганова, она в 1816 году вышла замуж за графа Петра Андреевича Шувалова. Боевой генерал и дипломат, состоявший в свите Александра I, скоропостижно скончался в 1823 году, оставив молодую вдову с двумя малолетними детьми, сыновьями Андреем и Петром.

Похоронив мужа, графиня провела несколько лет за границей, преимущественно в Швейцарии, в своей вилле между Женевой и Лозанной, которая была центром довольно многочисленной русской колонии. Здесь Варвара Петровна вышла замуж за графа Адольфа Полье, человека разносторонне образованного, незаурядного рисовальщика и ученого, открывшего, между прочим, первое в России месторождение алмазов. Женившись на графине Шуваловой, он переселился в Россию, был пожалован камергером, а в 1829-м получил придворную должность церемониймейстера и поступил на службу в Министерство финансов. Именно Адольфу Полье принадлежит инициатива благоустройства Шуваловского парка и перестройки дворца в Парголовском имении Варвары Петровны. Второй муж графини умер 10 марта 1830 года. Безутешная вдова через некоторое время уехала за границу. 17 марта 1834 года А. С. Пушкин записал в дневнике: «Из Италии пишут, что графиня Полье идет замуж за какого-то князя, вдовца и богача». Новым избранником графини стал англичанин Джордж Вильдинг, унаследовавший от своей первой супруги, княгини Бутера-Радоли (di Butera-Radoli) из Палермо, титул, фамилию и видное положение при неаполитанском дворе. Князь отправился на родину супруги в качестве чрезвычайного посланника Королевства Обеих Сицилий.

В связи с новым замужеством Варвара Петровна приобрела у А. И. Остермана-Толстого его особняк на Английской набережной «со всем строением и землею… со всеми зеркалами, разными украшениями, бронзою, алебастровыми и мраморными вещами и всею мебелью… кроме статуй Александра I, графини, фамильных портретов и личных вещей» за 400 тысяч рублей. Напомним, что к моменту оформления купчей она уже пять лет была арендатором этого дома.

Известно, что Наталья Николаевна Пушкина была на балу у княгини Бутера 5 февраля 1836 года. Этот эпизод описан в дневнике фрейлины М. К. Мердер: «С вечера у княгини Голицыной пришлось уехать на бал к княгине Бутеро. На лестнице рядами стояли лакеи в богатых ливреях. Редчайшие цветы наполняли воздух нежным благоуханием. Роскошь необыкновенная! Поднявшись наверх, матушка и я очутились в великолепном саду – перед нами анфилада салонов, утопающих в цветах и зелени. В обширных апартаментах раздавались упоительные звуки музыки невидимого оркестра. Совершенно волшебный очарованный замок. Большая зала с ее беломраморными стенами, украшенными золотом, представлялись храмом огня, – она пылала… В толпе я заметила Дантеса… Через минуту он появился вновь, но уже под руку с г-жою Пушкиной… барон (Геккерн-Дантес. – А. М.) танцевал мазурку с г-жею Пушкиной – как счастливы они казались в эту минуту». Супруги Бутера были свидетелями при бракосочетании Дантеса и Екатерины Николаевны Гончаровой. Венчание по православному обряду совершалось 10 января 1837 года в домовой церкви Варвары Петровны, приписанной к приходу Исаакиевского собора. По свидетельству Густава Фризенгофа, венчание состоялось «в часовне княгини Бутера, у которой затем был ужин. Наталья Николаевна присутствовала на обряде венчания, согласно воле своего мужа, но уехала сейчас же после службы, не оставшись на ужин».

В июне 1841 года княгиня Варвара Петровна вновь овдовела. После смерти третьего мужа она окончательно покинула Россию. Как одна из наследниц богатств Строгановых, она обладала огромным состоянием: у нее было собственных 65 тысяч десятин земли, да в общем владении с другими наследниками – свыше миллиона десятин. Современники описывали ее как милую и добрую женщину, гостеприимную и радушную, не чуждую благотворительности. Многие русские путешественники встречали ее за границей, она фигурирует во множестве воспоминаний. Вместе с княгиней путешествовала жившая в ее доме в качестве компаньонки Юлия Карловна Кюхельбекер, сестра лицейского товарища Пушкина. Умерла «роковая вдова» в 1870 году, похоронена в Висбадене.

По дарственной княгини в 1859 году дом на набережной переходит в собственность ее старшего сына, графа Андрея Павловича Шувалова. Но перед тем как рассказать об этом новом владельце, следует вспомнить тех, кто жил здесь в 1830–1840-х годах.

Варвара Петровна, подолгу жившая за границей, часто сдавала дом на Английской набережной внаем (даже когда еще сама арендовала его у А. И. Остермана-Толстого). Так, в 1833 году дом был арендован Министерством иностранных дел для размещения турецкого посольства. Это случилось вскоре после подписания Ункяр-Искелессийского договора об оборонительном союзе России с Турцией.

В 1834 году дом был сдан внаем светлейшему князю Христофору Андреевичу Ливену (1774–1838), который только что вернулся из Лондона, где в течение двадцати двух лет был российским послом. Второй из четырех сыновей рано овдовевшей Шарлотты Карловны Ливен, воспитательницы детей Павла I, ближайшей подруги императрицы Марии Федоровны, Х. А. Ливен в 1809 году был назначен послом в Берлин, а в 1812-м – в Лондон. Он принадлежал к числу крупнейших российских дипломатов первой трети XIX века.

В 1800 году Христофор Андреевич женился на Дарье Христофоровне Бенкендорф (1785–1857), сестре будущего шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа, получившей в 1828 году придворное звание статс-дамы. Длительное пребывание вместе с мужем в европейских столицах выработало у нее страсть к политике. Со временем она приобрела репутацию весьма влиятельной особы в политических делах. По свидетельству Ф. Ф. Вигеля, Дарья Христофоровна исполняла при муже должность советника и сама сочиняла дипломатические депеши. В Лондоне она сумела создать блестящий салон, где собирались дипломатические знаменитости и выдающиеся политические деятели. Вошла в историю как «первая русская женщина-дипломат».

В Петербурге князь Х. А. Ливен, поселившийся в доме Остермана-Толстого, был назначен попечителем при наследнике цесаревиче Александре Николаевиче (будущем императоре Александре II). Супруги Ливены жили на Английской набережной около года, до возвращения из Италии графини Варвары Петровны Полье, которая готовилась стать княгиней Бутера-Радоли. По свидетельству Н. М. Смирнова, Пушкина представляли княгине Ливен в 1834 или 1835 году. Возможно, что это происходило в особняке на Английской набережной.

Призванный в 1838 году сопровождать наследника в заграничном путешествии, Х. А. Ливен занемог в Риме и после кратковременной болезни скончался 29 декабря 1838 года. Княгиня Дарья Христофоровна еще в 1835 году, ссылаясь на слабое здоровье, оставила пределы России, чтобы обосноваться в Париже, где ее салон соперничал по популярности с салоном мадам Рекамье.

В 1838 году княгиня В. П. Бутера-Радоли, незадолго до этого ставшая полноправной владелицей дома на набережной, сдала его внаем новому английскому послу в Петербурге. Улик Джон де Бург, маркиз де Кланрикард (1802–1874), принадлежал к партии вигов. До назначения в Петербург он служил в гвардии капитаном дворцовой стражи. С 1825 года был женат на Гарриет Каннинг (1804–1876), дочери премьер-министра Джорджа Каннинга. Лорд Кланрикард оказался первым послом Великобритании в России после восшествия на престол королевы Виктории и находился на этом посту с 1838 по 1840 год. При его участии была подготовлена Лондонская конвенция России, Великобритании, Австрии и Пруссии об оказании поддержки турецкому султану против египетского паши Мухаммеда Али.

Важно отметить, что из числа сдаваемых внаем помещений исключались комнаты сыновей княгини Варвары Петровны – Андрея и Петра Шуваловых, которым в 1838 году было соответственно 21 год и 19 лет. Согласно описи, составленной в том же году, «половина» графа Петра Павловича Шувалова (1819–1900), тогда студента юридического факультета Петербургского университета, находилась на первом этаже главного корпуса, апартаменты его старшего брата Андрея – на втором этаже западного дворового флигеля. Про старшего из братьев будет подробно сказано ниже.

В 1841 году, после смерти третьего мужа, В. П. Бутера-Радоли уехала из России. Весной 1842 года ее дом на Английской набережной был на год сдан внаем Анатолию Николаевичу Демидову (1813–1870). Младший сын Николая Никитича Демидова бо́льшую часть жизни провел в Западной Европе, лишь изредка приезжая в Россию. В молодости Анатолий Демидов служил в Министерстве иностранных дел и состоял при российских посольствах сначала в Париже, затем в Риме и в Вене. Он унаследовал от отца колоссальное состояние, чистый доход с которого достигал двух миллионов рублей в год. Вместе с другими железоделательными и медеплавильными заводами Демидову принадлежал и Нижне-Тагильский завод, крупнейший на Урале. Он финансировал разведку запасов каменного угля в Донецком бассейне в 1837–1839 годах. Унаследовал от отца собрание замечательных произведений живописи и скульптуры. Занимался благотворительностью, щедро покровительствовал ученым и художникам; между прочим, картина «Последний день Помпеи» была написана Карлом Брюлловым по заказу Анатолия Демидова и подарена им Николаю I. А. Н. Демидов был поклонником Наполеона Бонапарта и осенью 1841 женился на дочери бывшего вестфальского короля Жерома Бонапарта, племяннице французского императора герцогине Матильде де Монфор (ум. 1904). Незадолго до женитьбы Анатолий Демидов приобрел княжество Сан-Донато близ Флоренции и стал называться князем Сан-Донато. В 1842 году супруги приехали в Петербург и поселились в арендованном для них доме княгини Бутера-Радоли.

Сохранилась опись комнатному убранству дома на Английской набережной, составленная в 1843 году, уже после отъезда Демидовых из Петербурга. В подвальном этаже находились людские комнаты, погреба и помещение для нагревания воды. На первом этаже располагались: гардеробная и камердинерская комнаты, спальня, кабинет (названный в описи «кабинет-рококо»), разделенный на две части аркой и выходивший окнами с одной стороны на набережную, а с другой стороны – во двор. Второй этаж здания занимали парадные помещения. Упоминаются в описи Пунцовая и Большая Белая гостиные, Александровская зала, Библиотека, Малая и Большая Столовые залы. Все помещения имели разнообразное и нарядное убранство. Над каминами – зеркала в золоченых рамах, бронзовые золоченые люстры и канделябры. Меблировку составляли столы, бюро и стулья красного и орехового дерева, вольтеровские кресла, шкафы и этажерки, канапе и кушетки. Дополняли убранство бронзовые золоченые часы, алебастровые и фарфоровые вазы и скульптура. Личные комнаты владельцев дома, князя и княгини Бутера-Радоли, составляли спальные, гардеробные, туалетные комнаты, рабочий кабинет и кабинет для чтения. Из служебных помещений упомянуты кухня, комнаты для кухмистера и его учеников, официантская и буфетная. Особо указаны комнаты младшего сына Варвары Петровны, графа Петра Павловича Шувалова, и ее компаньонки Юлии Карловны Кюхельбекер.

В 1859 году по дарственной княгини В. П. Бутера-Радоли дом переходит в собственность ее старшего сына графа Андрея Павловича Шувалова (1817–1876). В семь лет он лишился отца, его опекуном и воспитателем в детские годы был друг П. А. Шувалова М. М. Сперанский. Юный граф начал службу в июле 1835 года на Кавказе подпрапорщиком Грузинского гренадерского полка, в том же году был переведен юнкером в Нижегородский драгунский полк, в котором с 1837 года служил М. Ю. Лермонтов. Андрей Шувалов участвовал в боевых действиях против горцев, получил ранение и был награжден знаком отличия Военного ордена.

В феврале 1838 года он возвратился с Кавказа в Петербург и получил назначение в лейб-гвардии Гусарский полк, куда в это же время вернулся Лермонтов. В столице однополчане и приятели – Лермонтов и Шувалов – вместе посещали салон Карамзиных, входили в так называемый «кружок шестнадцати» (К. В. Браницкий, П. А. Валуев, А. И. Васильчиков, А. А. Столыпин, Н. А. Жерве, Д. П. Фредерикс, И. С. и Г. Г. Гагарины, А. Н. и С. В. Долгорукие, Ф. И. Паскевич, П. П. Шувалов и др.). И. С. Тургенев, встретивший Лермонтова и Андрея Шувалова в одном из столичных салонов, вынес из этой встречи впечатление, что Лермонтов «графа Ш-а… любил как товарища». Один из участников «кружка шестнадцати» граф Ксаверий Браницкий вспоминал, что в 1838 году в Петербурге образовалось «общество молодых людей, которое называли, по числу его членов, кружком шестнадцати. Это общество составилось частью из окончивших университет, частью из кавказских офицеров. Каждую ночь, возвращаясь из театра или бала, они собирались то у одного, то у другого (курсив мой. – А. М.). Там, после скромного ужина, куря свои сигары, они рассказывали друг другу о событиях дня, болтали обо всем и всё обсуждали с полнейшею непринужденностью и свободой, как будто бы Третьего отделения… вовсе и не существовало – до того они были уверены в скромности всех членов общества». Напомним, что в конце 1830-х годов апартаменты графа Андрея Шувалова находились на втором этаже западного дворового корпуса. Есть все основания считать, что в 1838–1840 годах на квартире своего приятеля бывал Лермонтов и другие участники «кружка шестнадцати».

Современники полагали, что в образе Печорина («Герой нашего времени») Лермонтов воплотил некоторые черты характера Андрея Шувалова и находили даже портретное сходство с ним. Свидетельствует князь М. Б. Лобанов-Ростовский: «…гр. Андрей Павлович Шувалов… храбро сражался на Кавказе, где получил солдатский Георгиевский крест и рану в грудь. Он был высокого роста и тонок; у него было красивое лицо, казавшееся несколько сонным, но вместе с тем плохо скрывавшее нервные движения, присущие его страстной натуре. При худощавом сложении у него были стальные мускулы и удивительная ловкость на всякого рода физические упражнения: он стрелял из пистолета, фехтовал, делал гимнастику, прыгал в длину и высоту как профессиональный артист, превосходно справлялся с самыми горячими английскими лошадьми. Он очень нравился женщинам благодаря контрасту между его внешностью, казавшейся нежной и хрупкой, его низким и приятным голосом, с одной стороны, и необычайной силой, которую скрывала эта хрупкая оболочка, – с другой. Он сам очень гордился этими своими достоинствами… У него был легкий и поверхностный ум с большой долей упрямства, которое он принимал за силу характера; он был хорошим товарищем и во всех отношениях истинным джентльменом».

В 1842 году Андрей Павлович вышел в отставку и через два года женился на дочери наместника и главнокомандующего войсками на Кавказе графа М. С. Воронцова Софье Михайловне Воронцовой (1825–1879). Ее мать – Елизавета Ксаверьевна Воронцова (урожд. графиня Браницкая) в 1824 году в Одессе была близкой знакомой А. С. Пушкина. Согласно существующей в пушкиноведении гипотезе, Софья Михайловна – дочь Пушкина, которой предположительно посвящено стихотворение «Прости, о милое дитя, я не скажу тебе причины…».

В 1845 году у Шуваловых родилась дочь Елизавета (Лили). В дальнейшем она выйдет замуж за Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова, и они с мужем станут последними владельцами дома на Английской набережной. Еще в 1844 году разрабатывался несохранившийся проект перестройки дома. Однако эти работы под руководством академика архитектуры Л. П. Феррацини начались только в конце 1850-х годов, когда дом перешел в собственность графа А. П. Шувалова.

В 1848 году, после объявления о мобилизации русской армии в связи с революционными событиями в Западной Европе, Шувалов снова поступил на военную службу. Он стал адъютантом фельдмаршала И. Ф. Паскевича, участвовал в венгерской кампании. В мае 1849 года назначен флигель-адъютантом и до выхода в отставку в 1865-м (в звании генерал-майора) выполнял различные поручения Николая I и Александра II по рекрутским наборам и крестьянскому делу. Активный земский деятель с самого начала земской реформы (до 1867 года возглавлял Петербургское земское собрание, был гласным Городской думы), избран на два трехлетия предводителем дворянства Петербургской губернии. А. П. Шувалов известен своими либеральными воззрениями (один из «аннибалов либерализма» эпохи великих реформ). В 1867 году он выступил в столичном земском собрании с резкой критикой закона, ограничившего права земств, и вскоре получил предписание Александра II в трехдневный срок покинуть Петербург в связи с «опасным либерализмом». В последние годы жизни граф Андрей Павлович жил в доме на Моховой ул., 10, построенном по его заказу в 1850-х годах. Он скоропостижно скончался 14 апреля 1876 года и похоронен в Некрополе XVIII века Александро-Невской лавры. Софья Михайловна Шувалова ненадолго пережила мужа. Она умерла в 1879 году в Швейцарии, где и похоронена.

В 1858–1864 годах в доме на Английской набережной по заказу Шуваловых проводилась реконструкция (арх. Л. П. Феррацини). Были обновлены вестибюль, парадная лестница и Белый (Александровский) зал. Некоторые интерьеры особняка, сохранившиеся до наших дней, оформлены именно при этой перестройке. Домовая церковь, существовавшая с 1836 года на третьем этаже главного корпуса, была перенесена на уровень второго и третьего этажей западного флигеля. В эти же годы происходит перестройка и отделка трехэтажных дворовых корпусов.

В 1867 году старшая дочь Андрея Павловича и Софьи Михайловны Елизавета Андреевна Шувалова (1845–1924) вышла замуж за графа Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова (1837–1916). Дом на набережной вошел в состав приданого невесты и в 1868 году передан А. П. Шуваловым в полное распоряжение зятя.

Новый хозяин принадлежал к древнему дворянскому роду Воронцовых. Он был единственным сыном графа Ивана Илларионовича Воронцова-Дашкова от брака с Александрой Кирилловной Нарышкиной. В 1807 году указом Александра I Ивану Воронцову как внучатому племяннику княгини Екатерины Романовны Дашковой было дозволено, за пресечением рода князей Дашковых, именоваться впредь потомственно графом Воронцовым-Дашковым. По отзывам современников, он был в свое время самым видным лицом среди столичной аристократии. Служил по Ведомству иностранных дел (был посланником в Мюнхене и Турине), с 1831 года – обер-церемониймейстер Высочайшего двора. Графиня Александра Кирилловна Воронцова-Дашкова считалась в николаевском Петербурге «повелительницей мод» и первейшей «светской львицей». В 1835 году у супругов родилась дочь Ирина, в будущем светлейшая княгиня Варшавская, графиня Паскевич, супруга Ф. И. Паскевича. (Паскевичам принадлежал нынешний дом № 8 по Английской набережной, по соседству с домом Воронцовых-Дашковых.)

Иван Илларионович и Александра Кирилловна Воронцовы-Дашковы жили в роскошном особняке на Дворцовой набережной рядом с Зимним дворцом (ныне – Дворцовая наб., 30); здесь и родился Илларион Иванович. Он получил домашнее образование, затем учился за границей. В 1855 году поступил в Московский университет, но в связи с Крымской войной оставил учебу и вступил вольноопределяющимся в Конногвардейский полк, с 1858 года – корнет. В том же году добился перевода на Кавказ, участвовал в боевых действиях против горцев, состоял адъютантом, а затем командиром конвоя кавказского наместника князя А. И. Барятинского. В 1862 году произведен в ротмистры и назначен флигель-адъютантом Александра II.

В это время Илларион Воронцов-Дашков, по свидетельству его личного секретаря В. С. Кривенко, «близко сошелся с великим князем Александром Александровичем, и дружеские отношения с ним остались неизменны на всю жизнь». Аналогичное утверждение находим в воспоминаниях адъютанта цесаревича С. Д. Шереметева: «Граф Воронцов стоял совершенно вне интриг и всяческих соображений придворных петербургских сфер, его сильно не любивших, это самое и послужило поводом к сближению, перешедшему в дружбу. Небольшая разница лет и общность некоторых вкусов и взглядов помогали этому сближению. Цесаревичу было легко с Воронцовым, как бывает легко вообще с порядочным человеком, когда так много вокруг примеров совсем иного свойства. Цесаревич не был ослеплен Воронцовым и сознавал его недостатки, неизбежные каждому человеку, но нисколько не влиявшие на их отношения. История этой дружбы достойна полной известности, к чести обоих». Известно, что цесаревич и его жена, великая княгиня Мария Федоровна, неоднократно посещали дом Воронцовых-Дашковых на Английской набережной. Эти дружеские визиты продолжались и в годы царствования Александра III.

В 1865 году Илларион Иванович отправился на театр военных действий в Туркестан, где особенно отличился, командуя авангардом под Мирза-Арабабатом, а затем при взятии крепостей Ура-Тюбе и Джизак; за храбрость награжден орденом Св. Георгия IV степени. В 1866 году пожалован в генерал-майоры Свиты Е. И. В. и назначен помощником военного губернатора Туркестанской области.

По возвращении в Петербург генерал Воронцов-Дашков в 1867–1873 годах командовал лейб-гвардии Гусарским полком. По отзывам офицеров полка, их новый командир был «истый джентльмен, страстный спортсмен, благородный начальник, смело принимавший на себя ответственность за все, что происходило у него в полку, не сваливавший вины на подчиненных, не мелочный, не придирчивый, стоявший горой за своих. Готовый всегда откликнуться и помочь своим заступничеством, своим влиянием в высших кругах и своим, наконец, кредитом». В 1873 году назначен командиром бригады гвардейской кавалерии, а в следующем году – начальником штаба Гвардейского корпуса, которым командовал цесаревич Александр Александрович; в 1876 году произведен в генерал-лейтенанты. Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов командовал кавалерией Рущукского отряда, в 1878–1881 годах был начальником 2-й гвардейской пехотной дивизии.

Жизнь молодых супругов Воронцовых-Дашковых была омрачена пожаром, который случился в их доме на Английской набережной в ночь с 5 на 6 ноября 1868 года. По свидетельству современника, «хозяева и слуги были в отсутствии. Пожар начался от оставшегося в камине огня. Выгорела половина всей трехэтажной внутренности каменного корпуса, расположенного на набережной Невы». Сильно пострадала западная половина особняка, в том числе Белый (Александровский) зал и Желтая гостиная, помещения первого этажа утратили отделку конца XVIII века. Восстановительные работы, которыми руководил академик архитектуры Л. Ф. Фонтана, были вчерне окончены уже в 1869 году.

После убийства Александра II народовольцами Воронцов-Дашков стал одним из основателей и главных деятелей тайного общества по борьбе с революционным движением – «Священной дружины». Уже в марте 1881 года он был назначен начальником охраны Александра III в Гатчине. С августа 1881 до мая 1897 года – министр Императорского двора и уделов, канцлер российских орденов. Помимо министерского поста Воронцов с июня 1881 года занимал должность главноуправляющего государственным коннозаводством. Это назначение особенно соответствовало склонности графа Иллариона Ивановича, владельца одного из самых лучших конных заводов в России – Ново-Томниковского. Он был вице-президентом Императорского скакового общества и президентом Императорского Петербургского рысистого общества.

На протяжении всего царствования Александра III Воронцов-Дашков пользовался особым доверием императорской семьи и был ближайшим другом императора. Его жена – подруга императрицы, молодое поколение Воронцовых накоротке с наследником Николаем Александровичем. В правительстве Воронцов представлял интересы либеральной бюрократии, был самостоятельно мыслящим и авторитетным государственным деятелем.

В начале царствования Николая II Воронцов-Дашков быстро утратил свое влияние. Молодому императору не нравился покровительственный тон министра Двора и Уделов, а граф, в свою очередь, был недоволен усилением вмешательства великих князей в государственные дела. В феврале 1905 года Воронцов-Дашков навсегда покинул Петербург. Он был назначен на пост кавказского наместника, главнокомандующего Кавказским военным округом и войскового наказного атамана Кавказских казачьих войск. Оценивая его деятельность на этом посту, С. Ю. Витте писал: «Быть может, он единственный из сановников на всю Россию… который пользуется всеобщим уважением и всеобщей симпатией… Это, может быть, единственный из начальников края, который в течение всей революции, в то время когда в Тифлисе ежедневно кого-нибудь убивали или в кого-нибудь кидали бомбу, спокойно ездил по городу как в коляске, так и верхом, и в течение всего этого времени на него не только не было сделано покушения, но даже никто никогда еще не оскорбил ни словом, ни жестом». И далее: «Он представляет собой в полном смысле слова русского благородного барина со всеми недостатками, присущими этому барству, но и со всеми его благородными и рыцарскими сторонами».

С началом Первой мировой войны Воронцова-Дашкова назначили главнокомандующим Кавказской армией, однако по состоянию здоровья участия в руководстве военными действиями не принимал. Скончался в Алупке 15 января 1916 года, похоронен в своем любимом имении Ново-Томниково. В домовой церкви в Петербурге на Английской набережной были совершены две панихиды, на которых присутствовали Николай II с императрицей Александрой Федоровной, великие князья Николай Михайлович и Сергей Михайлович. «Воронцов-Дашков умер за год до Февральской революции, и ему не пришлось стать свидетелем крушения монархии, – пишет современный историк Д. И. Исмаил-Заде, – в этом заложен большой философский смысл, ибо он принадлежал этой монархии и логически не должен был пережить ее».

Последняя хозяйка дома на набережной – Елизавета Андреевна Воронцова-Дашкова (Лили) – носила придворное звание статс-дамы. Современники оставили довольно противоречивые свидетельства о супруге Иллариона Ивановича. Одни пишут о ее властном «надменном, необщительном характере», другие утверждают, что это была «симпатичная личность, совершенно не гордящаяся своим положением… прекрасная мать семейства, приятная своими женскими качествами». Дом Воронцовых-Дашковых на Английской набережной считался одним из самых открытых, здесь собирался «весь Петербург». Среди постоянных посетителей чаще других упоминаются Белосельские, Кочубеи, Трубецкие, Лобановы-Ростовские, великие князья, императрица Мария Федоровна. Супруги владели прекрасной картинной галереей, коллекцией фамильного серебра, хрусталя и фарфора, большой домашней библиотекой.

Воронцов-Дашков и его жена принадлежали к числу крупнейших помещиков России. Собственное состояние графа Иллариона Ивановича было приумножено Елизаветой Андреевной, ставшей одной из основных наследниц майоратных владений князя М. С. Воронцова (по материнской линии) и имущества своих братьев Шуваловых (по отцовской линии). Земельные владения Воронцовых-Дашковых достигали 485 тысяч десятин. Елизавета Андреевна владела также Юго-Камским железоделательным заводом. Все восемь детей Воронцовых выросли в родительском доме на Английской набережной: Иван (1868–1897), полковник лейб-гвардии Гусарского полка; Александра (1869–1959); Софья (1870–1953); Мария (1871–1927); Ирина (1872–1959); Роман (1874–1893), гардемарин; Илларион (1877–1932), ротмистр лейб-гвардии Гусарского полка; Александр (1881–1938), полковник лейб-гвардии Гусарского полка. Они породнились с известнейшими аристократическими фамилиями – Орловыми, Демидовыми (Сан-Донато), Шереметевыми, Мусиными-Пушкиными, Нарышкиными, Чавчавадзе. Домовая церковь Св. Власия была всегда к услугам близких, где они венчали своих детей.

В 1913 году, когда Илларион Иванович служил кавказским наместником и уже восемь лет постоянно жил в Тифлисе, Елизавета Андреевна покупает дом на Английской набережной у своего мужа, чтобы присоединить его к майорату Воронцовых. Дом с надворными постройками и землей, на которой он расположен, оценили тогда в сумму более 900 тысяч рублей. Определенный доход приносила сдача квартир в дворовых флигелях и корпусе по Галерной улице. (Например, одна из квартир в доме по Галерной с 1874 года сдавалась действительному статскому советнику И. В. Штрому.)