Работа за двоих

— Невозможно сказать. Поэтому…

Натужный кашель прервал его слова.

— Поэтому, Ирвин, — продолжил он, раздавливая сигарету о стол, — мы вынуждены послать дознавателя для расследования.

Что-то сильно не ладилось. Куда, к черту, подевался Эрик? Единственный способ узнать — это отправиться в начало утра и посмотреть, что произошло. Или что собирается произойти. Но, учитывая обстоятельства, я не должен выглядеть рвущимся на место событий.

— Нам не удалось связаться с Лоуэллом, — добавил шеф. — А для вызова дознавателя из другого города, нужно предпринять шаги, которые займут более восемнадцати часов. Мы в тупике.

— Но вы же не хотите, чтобы я… туда отправился? Вы не можете требовать от меня такого. Оказаться рядом с ней, зная, что она будет задушена, вероятно, даже присутствовать при убийстве, не имея возможности что-либо сделать.

— Именно это меня угнетает больше всего. Я начинаю сходить с ума от одной только мысли… Не уверен, что сам бы смог подчиниться нашему Кодексу, однако не вижу никакого другого способа раскрыть настоящее дело.

— Но следы, улики… вы могли бы воспользоваться данным методом.

— Вы знаете, что никого нельзя обвинить в убийстве без рапорта дознавателя или показания очевидца. Но тут никаких свидетелей.

Я ответил уставшим голосом:

— Оставьте меня на минуту одного. Мне нужно подумать. Карена… о, Господи!

Он вышел и прикрыл за собою дверь.

Наша беседа развивалась, как и задумывалось, за исключением того, что мне действительно понадобилось время, чтобы поразмыслить. Я бы не стал убивать Карену, не будучи уверен, что Эрик придет. Но я убил Карену. Когда? Это могло дать подсказку. По крайней мере, было бы понятно, соблюдал ли я свой график. Я связался с шефом по переговорному устройству.

— Известно, в какое время произошло преступление?

— У меня тут как раз с докладом судебный медик. Приблизительно в одиннадцать тридцать.

Я отключился.

Пока все вязалось. Естественно, я должен был совершить убийство раньше, чем предусматривал. Но что же меня толкнуло убить ее, еще не имея под рукой Эрика, который снимет с меня подозрения?

В это время Эрик всегда был дома, работал. Пунктуальность у него в крови. Если произошла какая-то осечка и Эрик не устранен, он ответит по телефону. Но, может, я отправился к нему в студию, которая располагалась неподалеку от нашей квартиры, и убил его там? В таком случае он не ответит. Я набрал его номер.

Я подождал, пока звонок не прозвучит в двадцатый раз, затем положил трубку. Вот где объяснение. Значит, я отправился в его студию. Возможно, он был нездоров и не смог принять наше приглашение на ланч. Решение находилось в прошлом. Вхождения во время не избежать.

Имелась и другая причина. Утром я встретился с собой у лестницы, и то, что я осуществил темпоральное перемещение, было уже реальным фактом.

Я снова связался с шефом.

— Не могли бы вы прислать медика? Если я должен выполнить такое, мне понадобится что-нибудь от нервов.

Он не сдержал вздоха облегчения.

— Конечно, Ирвин. Вы знаете, я сам схожу с ума, поручая вам это дело, но я не вижу иного выхода.

— У нас его просто нет, — подтвердил я.

* * *

13 ч. 00 м. Грирсон, мой психоаналитик, принес транквилизатор и попытался прозондировать мое сознание по поводу Карены. Я ответил, что предпочел бы поговорить об этом вечером, когда дело будет закончено. Он понял и не стал настаивать.

Похоже, у него не было подозрений в том, что я собираюсь нарушить предписания.

— Вследствие специальной подготовки, полученной перед вступлением в должность, вы не можете не подчиниться Кодексу. Вам будет невозможно вмешаться. Не стоит и беспокоиться об этом.

Изменение прошлого являлось самым серьезным преступлением, в котором может быть обвинен дознаватель. Прошлое нельзя изменять. На практике запрет выглядел излишним. Ни один дознаватель не смог бы изменить прошлое, даже желая это сделать. Невмешательство было законом природы.

И тем не менее, подобное происходило. Например, что-нибудь купить и съесть Кодексом не запрещалось, однако само нахождение в прошлом и вдыхание его воздуха в бесконечно малой степени, но искажало мир. Впрочем, таким же образом всякий человек изменяет вселенную уже своим рождением.

Если бы Карену в самом деле убил Эрик, я ничего не смог бы сделать, чтобы ему помешать. Но так как Эрик невиновен… поскольку Карену задушил я… меня тоже ничто не остановит.

— Я полностью в вашем распоряжении, Веннер, — сказал Грирсон на прощание. — Вам известно, как со мной связаться. Если я смогу помочь не только в качестве психоаналитика, но и в качестве вашего друга, дайте знать.

Грирсон будет мне полезен, после моего возвращения. Сейчас он не испытывает ни малейших подозрений, и я постараюсь сделать так, чтобы это продолжалось всегда. Равным образом я привык ломать комедию и перед этим человеком.

Моя жизнь во вдовстве уже намечена. Для начала месячный отпуск, который поделится следующим образом: неделя тяжелого беспробудного запоя, неделя мизантропического затворничества, и затем, после проповеди Грирсона о путешествии как панацеи от всех неурядиц, двухнедельное пребывание у сестры в Калифорнии. Потом я вернусь к работе, продолжая несколько месяцев стоически нести бремя и постепенно приучаясь наслаждаться вторым холостячеством. В целом все выглядело совершенно правдоподобно.

13 ч. 20 м. В зале, где располагалась Машина, я был один и мог немного расслабиться. Только Лоуэлл и я, а также члены ремонтно-эксплуатационной службы федерального правительства имели право туда входить.

Перемещение во времени вещь очень простая. В прошлое можно было проникнуть на глубину максимум в восемнадцать часов. Похоже, это закон природы. Не имелось возможности перемещаться в будущее, и Машины ничем не повредили бизнесу предсказателей. Естественно, существовал способ донести информацию до более отдаленного прошлого, используя последовательную серию Машин. Мне даже доводилось слышать, что в некоторых случаях правительство прибегает к данному методу. Но Кодекс категорически запрещал дознавателю передавать какую-либо информацию в будущее, пока оно не станет для него полностью настоящим. Всякий был приучен держать рот на замке.

Закончив работу, дознаватель возвращался в участок, в расположении которого предусматривалась специальная комната, где он терпеливо ожидал наступления своего родного времени. Причина имелась простая: любому причастному человеку (особенно дознавателю) было очень трудно удерживать в себе сведения о преступлении, которое еще не стало известным. Как и все остальные предписания Кодекса, данное имело целью ограничить появление парадоксов. Поскольку, даже просто размышляя, что он должен, а что не должен делать, дознаватель рисковал сойти с ума.

Отправиться в темпоральное перемещение было так же легко, как завести будильник, когда знаешь, каким образом действовать. Панели зала изобиловали разнообразными устройствами: циферблатами, выключателями, кнопками и клавишами. Но все они, за исключением одной, выполняли отвлекающую роль. Всякий человек, не имеющий полномочий, просто не смог бы ничего сделать. Нажав любую кнопку, он включил бы во всем здании сигнал тревоги. Это была надежная система.

Я настроил машину на 8.15 и перевел свои часы на то же время. У меня имелось всего полчаса на то, чтобы добраться до квартиры, но я об этом не беспокоился. Я знал, что прибуду без опоздания. Я мог это подтвердить личным свидетельством.

Я запустил машину и перенесся в нынешнее утро. Когда я вышел из участка через скрытую потайную дверь, выводящую прямо на улицу, было пятнадцать минут девятого сего дня 17 октября 2042 года. Солнце еще стояло низко в осеннем ярко-голубом небе.

«Чудесное утро, — подумалось мне. — Чересчур тепло для октября, но не я стану на это жаловаться».

9 ч. 15 м. Войдя в подъезд, я принялся ожидать в углублении за лестницей. Ждать события неизбежного ничуть не легче, чем того, в наступлении которого не уверен.

Наконец, Ирвин Веннер спустился по лестнице. Я кивнул ему головой. Когда он прошел, я поднялся по ступеням и мгновение постоял на площадке второго этажа. Я услышал, как закрылась дверь внизу. Никакой тревоги, никакого следа мании предопределенности. Вышедший из дома человек мог быть посторонним… или простым сообщником.

Дверь в квартиру оставалась слегка приоткрытой. Я слышал, как Карена убирает со стола, и вошел без стука.

— Кто там? — спросила она, не выглядывая в гостиную.

— Не более чем я, милая. Я надел сегодня голубой костюм и забыл переложить в него бумажник и ключи. Я понял это уже в метро.

Я зашел в спальню, чтобы забрать то, что, как было сказано, забыл.

— Быстро ты обернулся. Ты, вроде, только что вышел.

— Тебе как жене дознавателя должно быть хорошо известно, что восприятие времени очень субъективно. Ты, наверное, просто замечталась.

— Обманщик! Ничего ты не забыл. Ты хочешь меня провести.

Это не совсем то, чего я добивался. Но даже если я плохо сыграл свою роль, то ничего страшного. Подозрений об истинной причине моего возвращения у Карены не возникло.

Я зашел в ванную и оставался там до тех пор, пока Карена не крикнула через дверь:

— Что-то не так?

— У меня рези в желудке.

И я испустил пару приглушенных стонов.

— Ты нездоров?

— Это настоящая пытка.

— Почему бы тебе не остаться дома? Хороший сон является самым лучшим лекарством.

— Пожалуй, стоит прилечь на минутку. Думаю, скоро пройдет.

— Конечно, иди ложись.

— Хорошо, но разбуди меня в десять. Нужно будет звякнуть шефу.

Я разделся и бросил одежду на стул справа от изголовья рядом с комодом. Я скользнул под одеяло так и не заправленной постели. И, что не было задумано, тут же уснул. Наверное, из-за транквилизатора Грирсона.

9 ч. 55 м. Я проснулся и вскочил с постели, испугавшись, что слишком поздно звонить в контору. Мысль совершенно абсурдная, учитывая то, что я уже отвечал на этот звонок.

Карена стояла в дверях спальни.

— Ты спал так сладко, что я не могла решиться тебя разбудить. Если бы ты не проснулся, я бы сама предупредила шефа. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Но мне совсем не хочется идти работать. Я все равно не успею ничего сделать до перерыва. А не поесть ли нам вместе дома? Может даже удастся убедить Эрика прервать свое малеванье и присоединиться к нашему столу.

— Я могу позвонить. Поскольку мы берем его с собой вечером, ему будет неудобно отказаться.

Карена устроилась на кровати рядом со мной и набрала номер Эрика. Она сидела достаточно близко, чтобы я слышал его ответные реплики. Мне пришло в голову, что она сильно рискует. Любовник может их выдать, поскольку не знает, что я слушаю этот разговор.

— Алло? — ответил он.

— Алло, Эрик? Это Карена. Ты не мог бы прийти к нам? Ирвин не пошел сегодня на работу и решил, что было бы неплохо позавтракать нам всем втроем. Я присоединилась к его предложению.

— В таком случае мы все трое настроены одинаково. И, значит, в каком часу?

У Карены имелся настоящий дар к интригам. Ей удалось предупредить его о моем присутствии самым естественным образом.

— В каком часу, милый? — спросила она, повернувшись ко мне.

— Скажем, в одиннадцать тридцать. Я все же хочу появиться в конторе во второй половине дня.

Итак, встреча была назначена. Эрик сказал, что прибудет чуть раньше назначенного времени. Что-то тут не сходилось, поскольку я знал, что он не придет. Он был отравлен (или должен быть) в своей студии, а не в нашей квартире.

Часы показывали десять, и у меня не оставалось времени думать об этой проблеме. Пора было звонить в участок. Карена могла заметить, что я набираю номер не начальственного кабинета, а своего собственного, и я избавился от нее, попросив приготовить кофе. Сам разговор не позволял догадаться о подмене.

— Алло, шеф? — произнес я.

— Он самый, — ответил я на другом конце провода.

Какое-то мгновение я испытывал странные ощущения. Я не подготовился к новому контакту с самим собой. В это же самое время я сидел в своем кабинете в полицейском управлении, прикрыв слуховую мембрану рукой. Парадокс начинал меня смущать. Я старался воспринимать происходящее в терминах последовательности: все, что может быть перемещено во времени, имеет свою собственную последовательность. Всякий человек следует своей темпоральной линии. Нам постоянно вдалбливали это во время подготовки. И тем не менее, периодически дознаватели сходили с ума.

Я прогнал неуютные мысли и прочитал наизусть свой монолог достаточно громко для того, чтобы Карена могла его слышать на кухне. В конце концов, во всех его тонкостях он предназначался именно для того, чтобы у нее не возникло никаких подозрений. Мой монолог был не длинен, но, закончив его, я не отсоединился сразу. Мне хотелось еще что-то добавить Ирвину Веннеру. Я не знал, что конкретно, возможно, небольшое предостережение. Но в чем бы оно ни заключалось, мое предшествующее я его не получило. Я положил трубку.

Оставалось уладить еще одну деталь. Я попросил Карену позвонить в химчистку. Я хотел быть уверенным в том, что мой черный костюм принесут не поздно, для того чтобы надеть его на вечерний спектакль. Ей ответили, что костюм доставят к двенадцати тридцати.

Карена отправилась в бакалею за покупками. После ее ухода я накинул банный халат, сунув в карман галстук Эрика, позаимствованный во время моего последнего визита в его квартиру.

* * *

11 ч. 00 м. Вернувшись, Карена протянула мне утреннюю газету. Она знала, что я всегда разгадываю кроссворды. Сейчас, наверное, уже не имело особого смысла продолжать комедию, но я исправно взялся за повторное заполнение клеток. На этот раз мне, правда, хватило десяти минут. Затем я нервно прошелся по комнате, усевшись в конце концов на диван у окна. Снаружи небо затягивалось тучами.

Карена прибиралась в спальной. Она вышла оттуда с пиджаком от моего голубого с отливом костюма.

— Как ухитрился ты намочить его до такой степени?

— Под дождь попал, — рассеянно ответил я.

Она глянула на меня с удивлением.

— Но, милый, дождя нет.

Я посмотрел на часы, было одиннадцать пятнадцать. Я снова допустил ошибку, но сейчас это не имело значения.

— Пока нет, но он не опоздает со своим началом, — произнес я весело.

Она склонила голову набок, с вопросительным видом человека, не улавливающего смысл шутки. Не оставляя времени на раздумья, я привлек ее к себе на диван, затем закрыл рот поцелуем. Странно говорить, но в этот момент я желал ее как никогда более страстно за последние годы. Сначала она ответила на поцелуй, потом вдруг резко отшатнулась от меня.

Теперь была уже моя очередь глядеть вопросительно.

— Ты сегодня не брился? — спросила она.