Я понимал ход ее мысли. Естественно, я брился, тремя часами ранее, по подсчетам Карены. Но в действительности с того момента прошло девять часов. Разница заметная, поскольку щетина у меня густая и жесткая. Я даже не пытался ответить.
Она сделал это за меня.
— Я знаю, что ты брился. Я слышала это, когда ты был в ванной.
Она поднялась с дивана и подошла к окну. Капли дождя принялись барабанить по стеклу в неровном ритме. Гроза надвигалась на город с запада, и в нашем квартале ее приход наступил на десять минут раньше, чем возле полицейского участка.
Гроза высвободила во мне все тревожные страхи, связанные с ощущением дежа вю. Похоже, было пора переходить к действиям… но столько вещей шло не так, как я рассчитывал. Не одно лишь загадочное отсутствие Эрика, но и множество других непредусмотренных деталей: непредвиденный сон, моя послеполуденная щетина утром, промокший костюм.
— Ты был прав, — заметила Карена. — Начинается дождь.
Она помолчала, и во время паузы стук капель о стекло ускорил свой ритм, достигнув ровного монотонного шума. Решимость меня покидала, и я чувствовал в желудке пустоту, которую постепенно затоплял заоконный дождь. Противоречивые мысли и порывы мелькали в сознании: убить ее немедленно и разом со всем покончить. Как я люблю ее, несмотря на… но не плод ли это моего воображения? У меня нет ни права, ни причины думать о Карене такое. Я не мог ее сейчас убить, ее невиновность мне казалась несомненной.
Между тем она тоже размышляла.
— Ты переместился во времени, Ирвин. Почему было не сказать мне?
Я воздержался от ответа и скользнул рукою в карман халата. Я нащупал там галстук Эрика.
— Что ты здесь делаешь, Ирвин? Ты прекрасно знаешь, что не должен был приходить, это запрещено Кодексом.
— Присядь рядом, я все сейчас объясню.
Она подошла к дивану, но села поодаль от меня. Я придвинулся ближе. Теперь нужно было, чтобы она умерла. Тогда ей не хватит времени собрать все детали воедино и сделать вывод. Вывод будет абсолютно правильным.
— Послушай, Карена, я здесь по официальному поводу. Я расследую убийство.
Я быстро обнял ее обеими руками. Чтобы она не видела галстука, который я держал в правой.
— Но…
Карена соображала быстро. Не было необходимости ожидать окончания фразы.
— Верно, Карена… твоего убийства. И если тебе интересно, я даже скажу, кто его совершил.
— Скажи лишь, почему? Ради всего святого, по какой причине ты на это решился?
— Я, Карена? Я здесь ни при чем.
Я с изумлением слушал себя. У меня было ощущение, что мои слова произносил кто-то совсем другой.
«Это Эрик тебя убил. Я слышал, как вы спорите, когда стоял под дверью. Уже давно он хотел, чтобы ты развелась, но ты всегда отказывалась. Ты знала, что он не сможет терпеть тебя, как делал я. Тебе больше нравилось иметь его в качестве любовника, но у него была своя гордость. В конце концов он предпочел умереть… взяв тебя с собой. Он тебя задушил…»
Я быстро накинул ей на шею галстук и затянул его, но не сильно, так чтобы она еще могла ответить.
— Ты ошибаешься, Ирвин. Это лишь плод твоего воображения. Эрик твой друг, твой самый старый друг. Между нами никогда ничего не было. Ты должен мне верить.
— Очень благородно с твоей стороны пытаться его спасти!
Ее глаза расширились от ужаса. Верхняя губа задрожала и приподнялась, обнажая передние зубы.
— И тот мой звонок по телефону… ты, выходит, хотел, чтобы он пришел для этого?
— Убив тебя, Эрик отравился. Тебе известно, у него в студии были проблемы с крысами. Это старое здание. Зная, что никакой убийца не может ускользнуть от правосудия, он принял крысиного яду. Здесь, на нашей кухне.
Неожиданно она дернулась в безуспешной попытке освободиться, но галстук плотно охватывал шею, и я его не выпустил из рук. Продолжая барахтаться, она свалилась с дивана на пол лицом вниз. Я уселся ей на спину и начал медленно затягивать удавку. Она пробовала меня сбросить, но я был чересчур тяжел для нее. Ее руки еще старались найти, за что ухватиться, но она меня не видела, и толком этого сделать не удавалось. Наконец, ее тело обмякло. Для верности подождав лишнюю минуту, я отпустил галстук.
Затем перенес тело Карены в спальню, где Эрик не сможет его заметить, когда придет. Ее лицо с расширенными от ужаса глазами и беспорядочно спадающими прядями волос показалось мне лицом чужого человека. Разинутый рот зиял провалом, мелкий подбородок совсем втянулся и почти запал в горло. Приподнявшаяся верхняя губа обнажила передние зубы и десны. Такие лица бывают только у дегенератов, и я сильно опечалился. Я провел рукой, прикрывая ее глаза, но ничего не смог сделать для того, чтобы она спрятала зубы.
11 ч. 30 м. Бесполезно было дольше ожидать Эрика. Он не придет. По какой-то неизвестной мне причине он не смог покинуть свою студию. В комоде я нашел плоскую карманную фляжку, оставшуюся еще со студенческих лет, и наполнил ее виски, в котором развел крысиную отраву.
Я надел голубой костюм и взял зонтик.
Это не было вмешательством в прошлое и не покажется подозрительным шефу. Я скажу ему, что Эрик, покидая место убийства, не закрыл дверь, и я вошел, чтобы посмотреть, что в точности произошло. И что взял зонтик, чтобы, следуя за Эриком по улице под проливным дождем, поменьше бросаться в глаза.
Он жил в нескольких кварталах отсюда. Его студия располагалась рядом со старыми доками, ныне бездействующими. Тот квартал был почти пустым. Дождь уже лил как из ведра, и я видел перед собой не дальше нескольких метров. Редкие прохожие спешили в свои укрытия и не обращали на меня никакого внимания. Эта гроза облегчала мою задачу.
Как только я оказался на улице, свежий воздух и дождь смыли паутину, затянувшую мое сознание. Я снова обрел решимость и уже не мог понять, откуда взялись растерянность и путаница в мыслях в последние минуты, проведенные с Кареной.
На первом этаже того дома, где жил Эрик, находилась галерея искусств. Плакат в витрине требовал: НАСТРОЙТЕ СВОЮ КЛИЕНТУРУ НА ГАЛЕРЕЮ ИСКУССТВ ВАШЕГО КВАРТАЛА. Это было идеей Эрика. Рядом висело полотно, для которого позировали мы с Кареной. Моя супруга выглядела великолепно, а вот я получился более коренастым, чем на самом деле. Картина возродила в памяти образ тела, оставленного мною в спальне. Я поспешил пройти мимо.
Эрик жил на четвертом этаже. Удача, похоже, мне сопутствовала: ни в дурно пахнущем вестибюле, ни на лестнице я ни с кем не столкнулся. Дверь в студию была закрыта. Я осторожно постучал. Никакого ответа. Я постучал снова, потом еще раз.
На площадку третьего этажа вышла упитанная женщина в домашнем халате с цветами. Я узнал в ней жену здешнего консьержа. Эрик платил ей за уборку, и она часто встречала меня в студии.
— Вы ищете мистера Хабблера? — крикнула она.
— Да, — негромко ответил я, надеясь, что слабый свет не позволит ей меня узнать.
— Его нет дома, мистер Веннер. Он стал жертвой дорожного происшествия перед домом, буквально несколько минут назад. Не думаю, что он сильно пострадал, но полиция все-таки отвезла его в больницу.
Онемев, я стоял на площадке. Хуже всего (мысль пришла ко мне, правда, только на крыльце) то, что она меня узнала. Ей даже было известно мое имя. Впрочем, это мало что меняло, и вовсе не оно являлось самым важным.
— А все из-за дождя, — добавила она. — Мистер Хабблер вышел из подъезда и переходил дорогу, когда из боковой улицы выскочило такси. Шофер повернул и заметил мистера Хабблера чересчур поздно. Он пытался затормозить, но машину повело. Мой муж как раз смотрел в окно. Вы хотите что-нибудь передать вашему другу?
Я размышлял, продолжая касаться пальцами фляжки в кармане. Теперь уже было невозможно обвинить Эрика в убийстве Карены. Его видели выходящим из дома ровно в момент совершения преступления.
— Нет. Нет, спасибо. Я еще зайду.
Медленно спускаясь по ступеням, я прошел мимо нее. Мое состояние, очевидно, бросалось в глаза.
— Не расстраивайтесь вы так сильно, мистер Веннер. С вашим другом ничего серьезного.
— Это просто шок.
Совершенно отупевший, я вышел из здания и долгое время стоял, глядя, как потоки воды струятся по лицу Карены за стеклом галерейной витрины. Затем двинулся прочь под хлещущим дождем.
12 ч. 25 м. Последнее непредвиденное событие перекрывало мне все возможности. Крах представлялся полным.
Затем я нашел решение. Это был отчаянно рискованный ход и самое серьезное нарушение Кодекса. Я собирался вмешаться. Я еще успевал предотвратить утреннюю катастрофу, но совсем впритирку. Я подозвал такси и дал водителю двадцать долларов, попросив как можно быстрее довезти меня до кафетерия в районе полицейского участка. У меня оставалось десять минут на то, чтобы добраться туда и предупредить себя не использовать Машину.
Пока такси пролетало блестевшие от дождя улицы, я пытался представить, что произойдет, если мне это удастся. Весь сегодняшний день канет в небытие? Все люди, вовлеченные в события, перейдут в другой, параллельный мир? И более всего: что станет со мной?
Все же, главным образом меня заботила вещь самая банальная. Невозможно долго мучиться по поводу того, чего нельзя вообразить. Тем более что я сильно сомневался в том, что моя попытка к чему-либо приведет. Невмешательство — закон природы.
Такси остановилось как раз напротив кафетерия. Я выпрыгнул из него и побежал, оставив зонтик на сидении. Я был уже на середине улицы, когда водитель крикнул:
— Эй, мистер, вы забыли зонтик!
— Присмотрите за ним.
В это же мгновение я почувствовал приступ обморочной дурноты. Уши заложило, в глазах все поплыло. Изо всех сил я боролся с головокружением и поднял глаза вовремя, чтобы увидеть, как Ирвин Веннер выходит из кафетерия. Я смотрел на него, пока наши взгляды не встретились. Он отступил назад от удивления.
Я не ощутил ничего особенного кроме несокрушимой уверенности. Я решил идти до конца. Я вмешивался. Я уже изменил прошлое, поскольку в тот раз я себя не встретил.
Я приблизился к нему.
— Не делай этого, — сказал он. — Ты не имеешь права. Мы не можем говорить друг с другом.
— Отныне я уже не ты, — начал я. — Я кто-то другой. Я не знаю, что станется со мной… с нами… но мне абсолютно необходимо с тобой поговорить. Следуй за мной.
Я потащил его по улице. Он не сопротивлялся. Дождь лил не переставая. Мы остановились у входа в модную лавку. С трех сторон в витринах в беспорядке были выставлены на обозрение куски искусственных тканей пастельных тонов, намотанные на торсы, не имевшие голов и рук.
— Ты не должен сегодня пользоваться Машиной. Произошло дорожное происшествие. Я провел самое страшное…
Я не смог продолжить. Я затрясся в истерическом смехе.
— Что ты творишь? Зачем ты вернулся?
— Все сложилось не так, как задумывалось. Эрик не пришел к нам. Он стал жертвой наезда. Он находился в карете скорой помощи, которая везла его в больницу, в тот момент, когда я убивал Карену. Шеф говорил тебе об этом, как раз перед твоим выходом. И потом меня видели в его студии.
Казалось, к нему полностью вернулось спокойствие.
— Карена мертва?
— Да, но когда я ее убивал, я не знал, что Эрик попал под машину. Ты не должен отправляться в прошлое. Ты не должен ее убивать.
Внезапно его глаза сверкнули от ярости, и он набросился на меня с кулаками.
— Идиот несчастный, ты изменил прошлое! Ты сумасшедший!
Я не ожидал такой реакции. Пришлось увертываться. У меня была одна надежда, что он прислушается к голосу разума.
— У меня не оставалось других возможностей, — сказал я, когда удалось его обуздать. — Ты не понимаешь? Все пошло не так, как задумывалось. Выбор был простым: предупредить тебя или покончить с собой.
Он вырвался ценой неимоверного усилия.
— В таком случае надо было убить себя. Бог лишь знает, что теперь будет в настоящем.
Я почувствовал, как во мне опять нарастает истерический смех.
— Ирвин, — сказал я еще. — Постарайся…
Но, услышав, как я называю его по имени, он снова кинулся с кулаками и едва не сбил меня на асфальт. Я отказался от попыток найти выход. Изо всей силы я ударил его в ответ. Он опрокинулся назад в витрину магазина, которая брызнула стеклом. Один осколок пропорол ему горло. Он взвыл, потом замер. С ужасом я смотрел на него. Он был мертв.
За пределами крытого углубления перед лавкой дождь продолжал хлестать по пустынной улице.
Я умер чуть позже полудня, и, следовательно, было невозможно, чтобы я оставался живым. Я лежал у моих ног в луже крови, лишенный жизни. Я знал, что должен делать. Предопределение, похоже, замыслило комедию гротеска и абсурда. И мне предстояло лишь доиграть в ней последнюю сцену.
Я вытащил из кармана фляжку с отравленным виски. Несмотря ни на что, ей нашлось применение, подумал я. Вихри кошмара, кружившие во мне, улеглись одновременно с рассеивающейся завесой дождя на улице, словно я нашел путеводную нить, выводящую на свет. Смерть уже не казалась мне пугающей. Я выпил яд.
Позже. Но ничего не закончилось. В следующее мгновение я проснулся в спальной комнате своей квартиры. Я поглядел на будильник. Кнопка была утоплена, Карена уже встала. Она крутилась на кухне. Мне хотелось завыть, но я удовольствовался тем, что сказал ей:
— Добрый день, милая. Что там у нас с погодой?
Она заглянула в спальню, улыбаясь.
— Чудесное утро. Чересчур тепло для октября, но не я стану на это жаловаться.
Похоже, я был не властен над своими действиями. Я встал и отправился в ванную, где принялся бриться. Я пытался понять, что происходит. Мелькнула надежда, что мое вмешательство дало результаты. Но когда я вышел из квартиры, иллюзии рассеялись, поскольку в нише под лестницей стоял Ирвин Веннер. Он кивнул мне головой. Я прошел мимо.
И так я повторял все свои действия, не имея возможности внести в них хоть малейшее изменение. Снова я должен был отправиться к Машине, перенестись в начало утра, добраться до квартиры и задушить Карену во второй раз. Все, что раньше было ужасным, теперь стало неописуемым. Вплоть до того момента, когда Ирвин Веннер распростерся у моих ног, лишенный жизни.
Я понял, что произошло и почему я должен переживать этот день заново.
Невмешательство — закон природы. И мне было невозможно предостеречь самого себя. В тот самый момент, когда меня окликнул водитель такси и я ощутил обморочное головокружение, моя долгая подготовка дознавателя включилась вовремя, чтобы помешать совершить самое тяжкое преступление. Все, что я испытал после обморока, происходило в моем сознании. В том и заключается наказание.
Я должен теперь оставаться в больничной палате (поскольку умалишенным не даруют избавления смертной казнью). Каталептик, переживающий этот страшный день снова и снова.