Любимая женщина Альберта Эйнштейна

– Все, Юджин, я больше не могу. Давайте оставим эти напрасные поиски и отправимся домой. Может быть, в этом перст судьбы? Может, мы совершаем большую ошибку, вовлекая Эйнштейна в нашу авантюру?.. Ну хорошо, он подпишет письмо президенту, и что? Раз правительство получает выгоду от чего-то, оно никогда не допустит...

– Лео, наш долг – сделать это, поймите... Я думаю, надо также обратиться к бельгийской королеве-матери. В Бельгийском Конго большие запасы урана, и ни за что нельзя допустить, чтобы Германия воспользовалась ими. Эйнштейн в дружбе с бельгийской королевой. Пусть он напишет ей. В данной ситуации не до церемоний... Ладно, пошли дальше.

Вскоре им повезло. Встретившийся на улице местный мальчишка с удовольствием проводил незадачливых странников к двухэтажному коттеджу Эйнштейна.

...Когда выпито и съедено было уже изрядно, Альберт Эйнштейн, весело глядя на сидящих за столом, поднял указательный палец к потолку и глубокомысленно произнес:

– Обжорство – великий грех, господа!

Все засмеялись. Мужчины поднялись и отправились на веранду покурить. Дамы остались за столом. Жена Роберта Оппенгеймера Кэтрин (Маргарите она представилась как Китти) оказалась весьма милой и общительной женщиной. Они мило болтали о всяких пустяках и чувствовали растущую взаимную симпатию друг к другу. Дамы даже не заметили, когда в столовую вернулись мужчины. Те тоже были увлечены своим разговором, начатым, видимо, еще на улице...

Речь шла о каких-то физических проблемах, в которых Маргарита разбиралась столь же блестяще, как в американском футболе или в бридже. Лишь отдельные слова можно было отнести к человеческим – «обогащенный уран»... «атомная бомба»... «распад»... «ядро». Все остальное было сродни туземному наречию.

В конце концов картина кое-как прояснилась. Коллеги Альберта Эйнштейна были крайне обеспокоены неофициальными сведениями о том, что в Германии в 1939 году было проведено экспериментальное деление урана. Они ясно понимали, что теперь берлинские физики способны создать мощную атомную бомбу, которая в руках Гитлера станет смертоносным оружием против всей цивилизации.

«Возможность цепной реакции, – вспоминал позже Сцилард, – не приходила в голову Эйнштейну. Но почти сразу же, как я начал рассказывать ему о ней, он оценил возможные последствия и изъявил готовность помочь нам. Но нам казалось все же целесообразным до обращения к бельгийскому правительству информировать о предполагаемом шаге Государственный департамент в Вашингтоне».

– Поймите, – горячился немного хвативший лишку Лео Сцилард, – надо срочно донести до президента Рузвельта эту опасность и предложить форсировать работы по атомной проблеме здесь, в США. Мы, эмигранты, – Ферми, я, Теллер, Вигнер – не имеем возможности непосредственно обратиться в Белый дом. Вы...

– Но я ведь тоже эмигрант, – напомнил Эйнштейн.

– Да какой вы, к дьяволу, эмигрант?! – не успокаивался Сцилард. – Вы – Эйнштейн! Этим все сказано. Кстати, письмо готово. Я встречался с Саксом, теневым советником Рузвельта, он готов передать его президенту. Вам остается его только подписать. Вы согласны?

– Конечно. Но если можно, я его сначала прочту и при необходимости подкорректирую. Вы не будете возражать?

– Ну о чем вы говорите, маэстро?!.

– А может, вы хотите, чтобы потом я поиграл вам на скрипке?

– Конечно.

– Ладно, все потом. Пойдемте в дом.

Усадив гостей за письменный стол, Эйнштейн прочел письмо несколько раз, вздохнул, хмыкнул и принялся расхаживать по кабинету, диктуя Теллеру новый текст. По-немецки. Так ему легче думалось.

«Альберт Эйнштейн,

Олд Гров-Роуд,

Нассау Пойнт Пеконик,

Лонг-Айленд, 2 августа 1939.

Ф.Д.Рузвельту,

Президенту Соединенных Штатов

Белый дом. Вашингтон

Сэр!

Некоторые недавние работы Ферми и Сциларда, которые были сообщены мне в рукописи, заставляют меня ожидать, что элемент уран может быть в ближайшем будущем превращен в новый и важный источник энергии. Некоторые аспекты возникшей ситуации, по-видимому, требуют бдительности и в случае нужды быстрых действий со стороны правительства. Я считаю своим долгом обратить Ваше внимание на следующие факты и рекомендации.

В течение последних четырех месяцев благодаря работам Жолио Кюри во Франции, а также Ферми и Сциларда в Америке стала вероятной возможность ядерной реакции в крупной массе урана, вследствие чего может быть освобождена значительная часть энергии и получены большие количества радиоактивных элементов. Можно считать почти достоверным, что это будет достигнуто в ближайшем будущем.

Это новое явление может привести также к созданию бомб, возможно, хотя и менее достоверно, исключительно мощных бомб нового типа. Одна бомба этого типа, доставленная на корабле и взорванная в порту, полностью разрушит весь порт с прилегающей территорией. Такие бомбы могут оказаться слишком тяжелыми для воздушной перевозки.

Соединенные Штаты обладают малым количеством урана. Ценные месторождения находятся в Канаде и Чехословакии. Серьезные источники – в Бельгийском Конго.

Ввиду этого положения сочтете ли Вы желательным установление постоянного контакта между правительством и группой физиков, исследующих проблемы цепной реакции в Америке? Для такого контакта Вы могли бы уполномочить лицо, пользующееся Вашим доверием, неофициально выполнять следующие обязанности:

а) поддерживать связь с правительственными учреждениями, информировать их об исследованиях и давать им необходимые рекомендации, в особенности в части обеспечения Соединенных Штатов ураном;

б) содействовать ускорению экспериментальных работ, ведущихся сейчас за счет внутренних средств университетских лабораторий, путем привлечения частных лиц и промышленных лабораторий, обладающих нужным оборудованием.

Мне известно, что Германия в настоящее время прекратила продажу урана из захваченных чехословацких рудников. Такие шаги, быть может, станут понятными, если учесть, что сын заместителя германского министра иностранных дел фон Вейцзекер прикомандирован к Институту кайзера Вильгельма в Берлине, где в настоящее время повторяются американские работы по урану.

Искренне Ваш

Альберт Эйнштейн».

Прежде чем подписывать письмо, Эйнштейн еще раз быстро прочел переведенный на английский язык текст. Посмотрел на коллег:

– Знаете, друзья, хотел бы вам напомнить, что в Древней Греции действовали законы Солона, по которым в решающие минуты запрещалось сохранять нейтралитет – нужно было принимать ту или иную сторону, и все. Но имеем ли мы право убивать людей посредством энергии, которая, видимо, умышленно скрыта природой за семью печатями и недоступна?

Сцилард мгновенно среагировал:

– Энергия урана будет использована исключительно для самозащиты от фашизма.

– А если фашизм будет побежден до того, как мы создадим эту бомбу? Наши усилия будут напрасны?

– Тогда это чудище никогда не будет использоваться в военных целях, – убежденно заявил Лео.

– Ну-ну,– покачал седой головой Эйнштейн.

ВАШИНГТОН, Белый дом, 1939–1940

«Я выполнил роль почтового ящика, – позже вспоминал Эйнштейн. – Я ясно понимал страшную опасность, которую несет человечеству осуществление нашего предложения. Но то, что немецкие физики, работающие над этой же проблемой, могут добиться успеха, вынудило меня сделать этот шаг».

Прошло почти десять недель, прежде чем письмо Эйнштейна дошло до адресата. Организацию его доставки взял на себя экономист Александр Сакс, вице-президент одной из ведущих промышленных корпораций, активный участник разработки Нового курса Рузвельта. Президент высоко ценил этого энергичного выходца из России. Сакс всегда был сдержан, понимал свое место и никогда не позволял себе лишнего.

11 октября Сакс был приглашен в Белый дом. Прочитав письмо Эйнштейна, Рузвельт пожал плечами: «Поймите, Алекс, начать сейчас финансирование столь дорогостоящего проекта – это непозволительная роскошь для страны...» Потом, подумав, предложил повидаться завтра и еще раз все обсудить.

В Овальном кабинете они встретились поздним вечером. Скрестив руки под подбородком, Рузвельт требовательно смотрел на финансиста.

– Господин президент, позвольте вам напомнить, что в свое время Наполеон прогнал Фултона с его проектом парохода и, таким образом, не смог создать флот с новыми двигателями, способный пересекать Ла-Манш при любой погоде, и покорить Британию. Кто от этого выиграл?.. Английская королева.

– Алекс, вы озабочены тем, чтобы нацисты не взорвали нас? – спросил президент.

– Именно так. Прояви Наполеон в свое время больше сдержанности и сообразительности, история ХIХ столетия могла бы развиваться совершенно иначе.

– Хорошо.

Рузвельт сгорбился над столиком, за которым они сидели с Саксом в укромном уголке кабинета, и быстро написал несколько слов на бумажной салфетке и передал ее лакею. Через минуту-другую тот принес бутылку французского коньяка времен Наполеона и налил его в крохотные рюмки.

– Выпьем, – предложил Рузвельт. – Помянем Бонапарта.

Потом встал, подошел к рабочему столу и поднял трубку телефона:

– Пригласите ко мне Уотсона.

Когда в кабинете появился военный помощник президента, генерал Эдвин Уотсон, Рузвельт подал ему письмо Эйнштейна вместе с меморандумом физиков с напутствием:

– Это требует действий.

Буквально через несколько дней Уотсон подал на утверждение президента список членов Уранового комитета, возглавить который предполагалось руководителю Бюро стандартов Лаймону Бриггсу. Для последнего это решение было совершенно ненужной обузой. Он с недоверием и опаской относился к невнятным для него идеям этих «яйцеголовых». Армейские генералы также не проявляли особого энтузиазма. Хотя и не отказывали в средствах.

* * *

Весной 1940 года – 7 марта и 25 апреля – все тот же Александр Сакс передал президенту новые письма Эйнштейна, в которых он еще раз предостерегал о возросшем интересе германского руководства к урановой проблеме, а также советовал подумать о создании специального правительственного органа, который мог бы самостоятельно решать все задачи, связанные с работой над атомной бомбой.

После оккупации Германией Бельгии на обогатительной фабрике концерна «Юнион миньер» в распоряжение Гитлера попали 1200 тонн уранового концентрата, то есть почти половина мирового запаса. Оккупация Норвегии преподнесла Третьему рейху очередной подарок – атомную сокровищницу – завод-производитель тяжелой воды «Норк-гидро» в Рьюкане. Фирма «Аэругезельштафт» начала производство металлического урана в Ораниенбурге. Секретные лаборатории «Сименса» доложили об успехах в очистке графита для использования его в качестве замедлителя нейтронов в реакторе при отсутствии тяжелой воды. Развернулось проектирование электроэнергетического обеспечения проекта.

Засидевшиеся на старте ученые США и Советского Союза в очередной раз забили тревогу.

КУНЦЕВО, дача Сталина, 1940

Сталин встал из-за стола и протянул сафьяновую («особую») папку Берии: «Почитай, Лаврентий». Берия быстро протер замшевым лоскутком пенсне, раскрыл папку и придвинул к себе толстое письмо: «Дорогой брат Іосиф Виссаріонович!..» Пока он читал, Сталин медленно прохаживался по кабинету. Потом остановился за спиной наркома и, как всегда, медленно цедя слова, тихо произнес:

– Только не говори, Лаврентий, что ты видишь это письмо впервые. Читал ведь уже, верно?

Берия вскочил и обернулся лицом к Сталину:

– Так точно, читал, товарищ Сталин. Мне показывал Поскребышев, советовался, как поступить с этим посланием Коненкова. Я порекомендовал ему обязательно положить вам в почту.

– Ну и что ты скажешь по поводу коненковских пророчеств? Он там, в Америке, случайно не свихнулся со своими братьями во Христе?

– Если отбросить библейскую словесную шелуху, то там есть и здравые мысли, товарищ Сталин.

– Ты, Лаврентий, с Библией поосторожнее в оценках. Это очень мудрая книга. А что касается здравых идей Коненкова, я их карандашом отметил. Посмотри. Прежде всего, его предсказания о начале войны и так далее.

– Они почти совпадают с нашими данными, товарищ Сталин.

– Так что, будем считать товарища Коненкова нашим резидентом в США?

– Товарищ Сталин, у нас в Америке и без того очень сильная резидентура. Сеть агентов влияния в самых разных сферах, в том числе в научной среде. Жена Коненкова, например, довольно близка с самим Альбертом Эйнштейном, его учениками.

– Насколько близка? – мягко усмехнулся Сталин и подошел к окну.

– Достаточно, товарищ Сталин.

– Нам достаточно или ей достаточно?

– Всем достаточно, товарищ Сталин, – позволил себе улыбку Берия.

– Это хорошо. Эйнштейн – очень серьезная фигура. Не только в науке, но и в политической жизни. И в Америке, и в Европе. Этот фактор надо обязательно учитывать.

Сталин многозначительно кивнул, отпуская Берию. Продолжая расхаживать по кабинету, Сталин размышлял. Все-таки он очень дальновидно поступил, когда отказал Эйнштейну в предоставлении гражданства СССР. Там, в Америке, этот волосатый физик принесет Советскому Союзу гораздо больше пользы. Когда в 1931 году первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Николай Гикало уведомил его о желании Альберта Эйнштейна переехать на местожительство в Минск, Сталин сказал: «Пускай этот сионист продолжает играть на скрипке у себя дома...» Он произнес свой приговор тихо, почти шепотом, но слышавшие его слова все прекрасно поняли и сделали так, чтобы они дошли до «сиониста».

Но предложение Коненкова заняться изготовлением стале-панцирных жилетов (прообразом бронежилетов) для солдат Красной Армии Сталину показалось толковым, и он поручил внимательно изучить его наркому вооружений Ванникову.

Легонько постучав, в комнату заглянула Валечка Истомина:

– Обед готов, Иосиф Виссарионович.

– Спасибо, – поблагодарил Сталин. – Сейчас приду.

Он кушал в одиночестве. Зная вкусы и угадывая настроения Хозяина, подавальщица, как правило, не мелькала перед глазами, появляясь в столовой только в нужный момент, меняя тарелки и предлагая новые блюда. Когда Сталин попросил принести вина, Валюша немного удивилась: за обедом подобное редко случалось. Но тут же на столе появилось красное грузинское вино и тарелка с круто сваренными яйцами. Сталин, наковыряв пальцами желтков, один за другим отправлял их в рот с каждым глотком ледяного «Киндзмараули».

ВАШИНГТОН, Белый дом, 1945

Рузвельт внимательно слушал отточенный доклад Эдгара Гувера относительно будущего состава участников совершенно секретного «Манхэттенского проекта».

– Господин президент, благодаря своим радикальным взглядам профессор Эйнштейн, по моему глубокому убеждению, не может считаться пригодным для использования в секретных работах. – Директор ФБР сделал вескую паузу. – Ибо... кажется маловероятным, чтобы такого склада человек за столь короткое время стал вполне благонадежным американским гражданином...

– Я не буду спорить с вами, господин Гувер, – смиренно проговорил президент. – Целиком полагаюсь на вашу информированность, а не просто на интуицию. Действуйте, как считаете нужным.

– Кроме того, господин президент, не скрою, у военной контрразведки есть также сомнения по поводу назначения мистера Оппенгеймера на пост научного руководителя проекта.

– Какие именно? – спросил Рузвельт. – То, что он и его жена придерживаются левых взглядов и помогают коммунистам финансово, мне уже докладывали. Но это же не сказывается на качестве его исследовательской работы?

– Никоим образом. Но есть один нюанс, о котором вы должны знать. В свое время Оппенгеймер умудрился жениться на Катарине Пуэнинг.

– И что в этом предосудительного?

– Она – родственница гитлеровского генерала Кейтеля. Но, с другой стороны, настроена прокоммунистически.

– В данном случае я считаю, господин Гувер, это делу не помеха. Генерал Гровс за этим проследит, на то он и поставлен шефом атомной программы.

Гровс вспоминал, как ему «с укоризной говорили, что только лауреат Нобелевской премии или, по крайней мере, достаточно пожилой человек может занимать подобное положение. Но я делал ставку на Оппенгеймера, и его успех подтвердил, что я был прав. Никто не смог бы сделать того, что сделал он».

Вряд ли Эйнштейн чувствовал себя ущемленным, зная, что он не допущен к американскому атомному проекту. Конечно, работы Эйнштейна не имели ничего общего ни с открытием, ни с потенциальным использованием деления атомного ядра. Тем не менее все называли его «дедушкой атомной бомбы».

Участие Эйнштейна, хотя бы и минимальное, в организации экспериментальных работ по делению урана было знаменательным событием времени. Не только потому, что Эйнштейну принадлежала формула, связывающая энергию с массой. Теперь интуитивная уверенность в не только теоретической значительности концепции Альберта Эйнштейна начинала оправдываться.

Ученого болезненно мучила другая – чисто нравственная проблема. Ему не было дела до мелких подробностей, деталей комплекса работ по созданию смертоносной бомбы.

МОСКВА, Малая Никитская, сентябрь 1941

Берия закрыл многостраничное досье Елизаветы Зарубиной. М-да, биография у девушки та еще. Одна история с Блюмкиным чего стоит... Как же ей, соплячке, удалось объегорить такого матерого зверюгу?..

Черновицкая чернявая (он улыбнулся собственному каламбуру) девка, Лиза Иоэльевна Розенцвейг... Потом (с нашей помощью) уже Елизавета Юльевна Горская... Учеба в Черновицком, Пражском, Венском университетах... Молодец, девочка... Шесть языков: румынский, русский, идиш (само собой), французский, немецкий, английский... Очень хорошо. В 1928-м проходила спецподготовку в Москве... Потом в Стамбуле ее подложили Яшке Блюмкину, и тот, опытнейший, но (вот беда!) излишне самовлюбленный и самоуверенный ас разведки, легендарный убийца германского посла графа Мирбаха, так легко купился!.. Нежности и покоя сволоте захотелось. Потом поверил в медоточивые сказочки Троцкого, идиот, заметался, не зная, к какому берегу прибиться... Вернулся в Москву, завалился под бочок к этой Лизке, все рассказал ей, поплакался, спрашивая совета, как быть, а она, стервозина, с легкостью сдала любовничка своему начальнику ИНО ОГПУ Михаилу Трилиссеру.

Самого Блюмкина Берия, естественно, не знал. Молод тогда еще был, в верха не был допущен... А Горская (теперь уже Зарубина) после успешно работала в Копенгагене, Париже, Штатах, Лондоне, Берлине... Сколько результативных источников Зарубиным удалось завербовать. С началом войны 29 июня ее вместе с мужем нелегально переправили из Германии в Союз через Турцию...

Лаврентий Павлович поднял телефонную трубку.

– Фитина мне... Фитин, здравствуй. Доставь-ка ты мне, милый, Зарубину. Да, для беседы. Сам знаешь куда. И поскорее.

...Берия откровенно любовался сидящей напротив Лизой. Ему нравились женщины такого типа. Красивые. Внешне недоступные, независимые, с гордо посаженной головой. Но он знал, что за этой строгостью, глухим панцирем неприступности такие могут обнаружиться страсти, каких от профессиональной шлюшки не дождешься.

– Елизавета Юльевна, вам решено поручить задание особой важности, – он внимательно смотрел на нее. – Ну, в детали вас посвятит товарищ Фитин. Мне же хотелось поговорить с вами о, так скажем, общих задачах.

– Я вас слушаю, Лаврентий Павлович.

Боже, а голос какой! Низкий, грудной, бархатистый, с легкой хрипотцой.

– Мне не хотелось бы, чтобы это был обычный официальный инструктаж. Тем более дело, которое мы вам собираемся поручить, особой важности. Понимаете?

– Так точно.

– Ну зачем вы так? – махнул рукой Берия. – Мы же с вами не на плацу.

Подойдя к двери, Лаврентий Павлович переговорил с каким-то невидимым собеседником, а потом обернулся к Елизавете:

– Давайте-ка перекусим.

Лиза легко поднялась, грациозно одернула юбку и открыто улыбнулась своему грозному начальнику:

– С удовольствием, Лаврентий Павлович.

Берия криво ухмыльнулся: «Толковая сучка, понятливая...» – и галантно распахнул перед своей гостьей двери в соседнюю комнату:

– Прошу, мадам.

Чудо, но он сумел удержаться, чтобы не коснуться рукой или бедром ее соблазнительной упругой попки, когда она проходила мимо, постреливая по паркету каблучками элегантных туфелек...