Любимая женщина Альберта Эйнштейна

Он был очень доволен тем, что у него получился портрет-характер. Отцу «Матери» тоже понравилось собственное скульптурное изображение. Пока глина еще не высохла, он палочкой оставил на ней автограф, многократно повысив ценность работы.

* * *

Неясным остается вопрос: сумевший выбраться в Италию Коненков не видел и малейшей возможности доехать до России? Денег не хватало? Недосуг? Визовые проблемы? Заказы не позволяли? Долги не пускали? Или грехи? Или задачи служебной командировки еще не были до конца выполнены? Или нечто иное?..

Сам Коненков объяснял все просто, без изысков: «Устав от американской колготы, отправился в Италию...»

НЬЮ-ЙОРК, 1935

Когда Эйнштейн еще жил в Европе, падчерица Маргот выскочила замуж за русского журналиста Дмитрия Марьянова, аккредитованного в Берлине при советском посольстве. Молодожены совершили восхитительное свадебное путешествие в Москву, где они впервые увидели оригинальные работы российского скульптора Коненкова. Возвратившись домой, в кругу родных Маргот рассыпалась в комплиментах «русскому Родену». А когда узнала, что ныне он обосновался в Штатах, тут же попросила мужа познакомить ее с мастером. Для журналиста подобное «домашнее задание» забот не составляло, и вскоре молодая чета стала завсегдатаями коненковского салона. Спустя время Маргарита и Маргот стали задушевными подругами.

В 1935 году порог нью-йоркской мастерской Коненкова впервые перешагнул великий Альберт Эйнштейн. Администрация Принстонского университета заказала русскому мастеру создать бронзовый скульптурный портрет своего великого сотрудника, нобелевского лауреата.

Уговорить его позировать, то есть терять часы и даже дни на ничегонеделание, было крайне проблематично. Друзьям был известен лишь один-единственный случай, когда Эйнштейн согласился на подобную экзекуцию. Художник, попросивший о нескольких сеансах, получил решительный отказ. Тогда он взмолился, объяснив, что портрет Эйнштейна поможет ему хоть на некоторое время избавиться от нужды. Только тогда ученый безропотно согласился потратить свое бесценное время на какое-то позирование.

В сотрудничестве с Коненковым сработали другие аргументы. Во-первых, это был официальный заказ администрации Принстонского университета. Во-вторых, аргументы падчерицы Маргот. И, в-третьих, изумительное мастерство скульптора. Эйнштейн поднял руки – и сдался.

Маргарита Ивановна вспоминала: «Когда Сергей Тимофеевич работал над портретом Эйнштейна, тот был очень оживлен, увлеченно рассказывал о своей теории относительности. Я очень внимательно слушала, но многого понять не могла. Мое внимание поощряло его, он брал лист бумаги и, стараясь объяснить свою мысль, делал для большей наглядности рисунки и схемы. Иногда объяснения меняли свой характер, приобретали шутливую форму – в такую минуту был исполнен наш совместный рисунок – портрет Эйнштейна, – и он тут же придумал ему имя: Альмар, то есть Альберт и Маргарита». Особо подкупила ее кокетливая шутка знаменитого ученого, который сказал, что он известен лишь своими пышными волосами.

Автор теории относительности был сражен женой художника наповал. Позже он признался ей, что в ее глазах увидел «отблеск Бога». Она же своей природной женской интуицией сразу угадала, что Эйнштейн – далеко не ангел, витающий в облаках, или какое-то иное бесполое существо. Даже вспомнила невинный вопрос своей сарапульской племянницы:

– А кто такие ангелы?

– Ну, такие существа, с крылышками, летают...

– И кусаются?..

Работа над созданием портрета заняла немало времени. Скульптор особенно старался уловить детское изумление в глазах, присущее великому ученому. Маргарита то появлялась в мастерской, то вновь на время исчезала, но скоро возвращалась с чашками чая и пирожками на подносе.

– Прошу вас, господа. Передохните.

Мастер и натурщик садились к столу. Марго устраивалась рядом. Пили чай, Эйнштейн расспрашивал о Советской России, много говорили о политике. Ученый вспоминал пережитые им недавние события в Германии и четко формулировал то, что его прежде всего волновало:

– Крупные политические свершения нашего времени вызывают чувство беспросветности: в нашем поколении ощущаешь себя совершенно одиноким. Кажется, люди утратили стремление к справедливости и достоинству, перестали уважать то, что ценой огромных жертв сумели завоевать прежние, лучшие поколения... В конечном счете основой всех человеческих ценностей служит нравственность. Ясное осознание этого в примитивную эпоху свидетельствует о беспримерном величии Моисея... Какой все-таки контраст с нынешними людьми!..

Отношения Коненкова и Эйнштейна складывались ровными, уважительными. Каждый знал себе цену и с почтением относился к работе друг друга. Лишь однажды между ними едва не произошел конфликт на религиозной почве. Они втроем спускались в лифте, и вдруг Коненков обратился к Эйнштейну с неожиданным вопросом:

– А вы верите в бога?

– Нет, – лаконично ответил физик.

– Ну и дурак, – не менее краток был художник.

Хотя Маргарита и не решилась переводить последнюю фразу, но Эйнштейн ее и так понял. При случае, пока чета Коненковых гостила в Принстоне, он подробно изложил свои взгляды на религию и науку.

– Я не верю в бога как в личность и никогда не скрывал этого... Если во мне есть нечто религиозное, это, несомненно, беспредельное восхищение строением Вселенной в той мере, в какой наука раскрывает его... Научные исследования исходят из того, что все на свете подчиняется законам природы. Это относится и к действиям людей. Поэтому я, как ученый-исследователь, не склонен верить, что на события может повлиять молитва, то есть пожелание, обращение к сверхъестественному существу. Однако... наши действительные знания об этих законах несовершенны и отрывочны, поэтому убежденность в существовании основных всеобъемлющих законов природы также зиждется на вере. Дело не меняется от того, что эта вера до сих пор оправдывалась успехами научных исследований...

С другой стороны, каждый, кто серьезно занимался наукой, приходит к убеждению, что в законах природы проявляется дух, значительно превосходящий наш, человеческий. Перед лицом этого высшего духа мы, с нашими скромными силами, должны ощущать смирение. Думаю, занятия наукой приводят к благоговейному чувству особого рода, которое в корне отличается от наивной религиозности.

Я не могу представить себе персонифицированного бога, прямо влияющего на поступки людей и осуждающего тех, кого сам сотворил. Не могу. Не могу сделать этого, несмотря на то что современная наука ставит под сомнение – в известных пределах – механическую причинность. Моя религиозность состоит в смиренном восхищении безмерно величественным духом, который приоткрывается нам в том немногом, что мы, с нашей слабой и скоропроходящей способностью понимания, постигаем в окружающей действительности. Нравственность имеет громадное значение – для нас, а не для бога...

Внимательно, не перебивая, слушавшего Эйнштейна Сергея Тимофеевича особенно подкупила афористичная фраза ученого: «Наука без религии хрома, а религия без науки слепа». Словом, инцидент был исчерпан. После этой встречи, вспоминал Коненков, их на долгие годы связали «теплые, дружеские отношения».

Религиозные воззрения Эйнштейна и впрямь были довольно своеобразны. Родители его не были религиозны. Но сына отдали в католическую школу, одновременно с этим он получал частные уроки по иудаизму. Все это создало то, что Эйнштейн позднее называл «религиозным раем юности». В то время он соблюдал некоторые религиозные правила. Например, не ел свинину. Но вот кипа не держалась на его мятежной голове. К 12 годам Альберт стал серьезно задаваться вопросами об истинности большинства библейских историй.

Он так часто произносил слово «бог», что вводил этим людей в заблуждение. На самом деле, признавался Эйнштейн, «я верю в бога Спинозы, который раскрывается в гармонии всего сущего, а не в того бога, который управляет судьбами и поступками людей».

Зоркий глаз и верная рука мастера Коненкова очень точно поймали основные черты облика гениального ученого. Дело было даже не во внешнем сходстве. Художественный критик А.Каменский позже писал о работе Коненкова: «В портрете Альберта Эйнштейна удивительным образом смешались черты вдохновенной мудрости и наивного, чуть ли не детского простодушия... Этот портрет в самом высоком смысле слова светоносен – искрятся широко раскрытые, думающие глаза, над которыми взлетели ломкие, тонкие брови; ласковостью солнечного полдня веет от теплой, милой улыбки, и даже небрежно разметавшиеся волосы над огромным, морщинистым лбом – будто лучи, несущие потоки радостного света. Живое, безостановочное движение великой мысли и доверчиво-вопрошающее изумление перед раскрывающимися тайнами гармонии бытия запечатлелись на этом потрясающем своей проникновенной выразительностью лице, таком добром, мягком, простом и в то же время озаренном силой и красотой пророческого ясновидения...»

НЬЮ-ЙОРК, 1936 и иные годы

Но распрекрасная салонная жизнь, столь бережно выстраиваемая Маргаритой, внезапно оборвалась. Все изменилось буквально в один день, когда Маргарита привела в мастерскую некоего Тихона Шмелева, члена общества «Ученики Христа». Она совершенно случайно познакомилась с ним в поезде. Разговорилась с соотечественником. Поначалу он показался ей интересным человеком, и она решила познакомить с ним мужа. Потом она неоднократно кляла себя за легкомысленный поступок. Шмелев оказался искусным проповедником идей секты «расселитов», основанной примерно в 1874 году своеобразным толкователем Библии, пастором Чарльзом Тейзом Расселом.

Последователи секты Рассела несколько раз меняли свое название, стремясь избавиться от аморального шлейфа, оставленного после себя ее основателем, человеком, далеким от этических эталонов. В конце концов, в 1931 году, они стали называть себя «свидетелями Иеговы». Исследователи религиозных течений считают иеговистов одной из опаснейших сект, которые используют для убеждений и привлечения новых адептов не только силу слова, но и психотропные препараты. Не исключено, что, вербуя великого русского скульптора в свои ряды, они, говоря современным языком, подсадили Коненкова на иглу.

Хотя сам Коненков утверждал: «Со мной одинаково мыслящих... душ двадцать – рабочие различных профессий, поляки из Польши и Карпатской Руси. Ни к какой религии из существующих на земле или секте – мы не принадлежим и учения своего не распространяем. Мы лишь исследователи Библии в нашем маленьком собрании. С коммунизмом мы имеем одинаковые основания. «Кто не работает (не хочет трудиться), тот и не ешь»... Вполне солидарны в проведении программы для устройства на земле царства справедливости и счастья для всего человечества. Мы убеждены – что все государства с начала от 1914 г. начали рушиться и будут рушиться до последнего. Все старые порядки рабства, эксплуатации человека человеком, купля и продажа чрез капитал уничтожатся – гражданской войной – т.е. революцией в каждом государстве под руководством С.С.С.Р., где устанавливается новое царство, то, о котором мечтало лучшее человечество, как о золотом веке. И все ето будет совершаться на наших глазах, и год за годом все будем видеть то совершающимся с точностью и без ошибок...» (стиль и орфография сохранены. – Ю.С.)

В отличие от классических иеговистов, разработавших учение об Армагеддоне как о войне армии света с армией тьмы, члены кружка брата Заборовского, в который входил Коненков, считали, что Армагеддон и мировая революция – это практически одно и то же, а последняя битва между добром и злом будет сражением между социализмом и капитализмом.

В конце 30-х годов Коненков, отыскавший в Библии прямые указания на современность, решает раскрыть глаза «дорогому брату Сталину» на ближайшее будущее и беды, которые грозят России. За советом он обращается к своему давнему знакомому – московскому скульптору Александру Златоврацкому. Делится с ним своими видениями и пророчествует: «Войны не будет: будет революция всесветная и начнется она в 1939 году... И эта революция уничтожит до основания существующие порядки на всем свете. С.С.С.Р. будет стоять непоколебимо и будет стоять в авангарде предстоящей революции... В предстоящей революции капитализм будет уничтожен – навсегда – навеки. Настанет царство рабочее...

В письме вы пишете, что инициатива о возвращении должна идти с моей стороны, и что отсюда следует обратиться мне к Сталину или Молотову, который теперь является главным руководителем искусства... Все ето мы поручаем Вам свидетельствовать Сталину и Молотову...»

Истратив день на размышления, на следующий день Коненков сочиняет следующее послание для брата Златоврацкого: «Чтобы предстать пред Сталиным и Молотовым вначале мы трое согласны приехать в Москву, я, моя жена и брат Заборовский. (В нашем обществе мы называемся братьями, как все которые воспримут Царство Божие – суть братья – дети Божие – будучи в гармонии с Богом...)

В С.С.С.Р. устанавливается царство Божие на основе справедливости... Мы докажем ето на основании Библии и здравого смысла. Только большевики обладают здравым смыслом... Мы ответим советскому правительству на каждый поставленный нам вопрос. Мы покажем карту-картину год за годом наступающих событий и подтвердим то Библией, здравым смыслом и очевидностью исполнявшихся событий, исполняющихся и предстоящих исполниться, и то с точностью года и месяца...

То все будем свидетельствовать, когда предстанем пред дорогим Иосифом Илларионовичем (так в тексте. – Ю.С.) и пред дорогим товарищем Молотовым, и просим их принять наши сердечные приветствия.

Остаюсь любящим Вас, Ваш С.Коненков».

Неожиданно для многих Сергей Коненков стал отказываться от многих выгодных заказов, старался отгородиться от общества, все больше превращаясь в отшельника. Именно в эту пору у Коненкова появились первые изображения Христа, пророков и апостолов, а также эскизы к космогониям. Его теософская графика, как попытка художественного прочтения библейских текстов, была более созвучна западноевропейской изобразительной школе. В частности, классическим иллюстрациям Гюстава Доре, пророческим композициям английского мистика ХVIII века Уильяма Блейка. Но никто ни до, ни после Коненкова не пытался отразить в графической форме взаимосвязь событий земной истории с начертанным в космосе «божественном планом веков», ключом к прочтению и пониманию которого является Библия. Цикл его графических композиций многие стали называть «библией Коненкова», считая, что в этих рисунках зашифрованы пророчества зачудившего гения. Он первым взял карту звездного неба и наложил на нее карту Земли, и на этой сцене стали жить библейские персонажи. При этом каждый рисунок не существовал сам по себе, а дополнял другой, и все они объединялись в единое целое.

Он в графической форме изобразил взаимосвязь исторических событий с расположением созвездий и планет. Его пророчества доказывают, что все происходящее на Земле начертано на карте звездного неба. Как сказал Гермес Трисмегист, что наверху – то и внизу. В основу своих расчетов Коненков положил пирамиду Хеопса, точнее, информацию, заложенную в нее жрецами и строителями.

Дорога к Храму растянулась у Сергея Коненкова более чем на четверть века. Иногда окружающим казалось, что этот седобородый старец сам сошел со страниц Библии. Сергей Тимофеевич, кстати, с удовольствием поддерживал в глазах окружающих утешающий его образ.

В коненковской библиотеке, позже вывезенной из Америки, хранились уникальные трактаты по древней метрологии (учение о пирамиде Хеопса), труды европейских теологов и астрономов минувших веков, в том числе раритетное издание Исаака Ньютона «Замечания на книгу Пророка Даниила и Апокалипсис Св. Иоанна». Великий физик в свое время при помощи сложных вычислений пытался увязать пропорции храма Соломона с космической гармонией и смыслом библейских пророчеств, предсказывая конец света в 2060 году. Коненков же пришел к выводу, что апокалипсис – это не одномоментный акт, а процесс, начавшийся в 1874 году и длящийся по сей день, наиболее ярким проявлением которого являются войны.

Год 1874-й вряд ли был избран случайно. Ведь именно в этом году явился на свет божий Сергей Тимофеевич Коненков... К тому же в этом году появилась в миру секта «Ученики Христа» Рассела...

Кровопролитные войны, особенно Вторая мировая, по Коненкову, есть проявления апокалипсиса. Он свято верил, что все реальные исторические события развиваются по божественному плану. Они являются отражением движения звезд и созвездий относительно друг друга и их расположения на небесной сфере. А так как траектории космических тел всегда можно рассчитать, то возможно и предвидение будущего.

Ньютон предсказывал конец света в 2060 году. Коненков не был так категоричен. Цикл космогоний «Апокалипсиса» мастером не был закончен. Последний год, указанный на них, 1994-й. Остается неясным вопрос: почему, вернувшись на Родину, мастер прекратил работать над циклом своих космогоний? Может быть, решил, что будущего лучше не знать?..

При жизни Коненкова его космогонии не выставлялись, хранились под замком. Он строго-настрого наказал своим родственникам, что они не будут даже упоминать о его рисунках как минимум полвека.

ПРИНСТОН, 112, Мерсер-стрит – 1936 и другие годы

Однажды майским днем приехав к Эйнштейну, Маргарита застала у него в гостях корреспондента из Колорадо. Альберт прервал интервью, учтиво и целомудренно поцеловал ее прелестную ручку и усадил в кресло: «Подождите немного, дорогая. Мы уже заканчиваем». И обратился к журналисту, заинтересованно рассматривающему неожиданную гостью (он знал, великий ученый недавно овдовел):

– Так на чем мы остановились? Ах, да!.. Вы спрашивали о факторах, которые воздействуют на формирование ученого. Внешние события, могущие определить направление мыслей и поступков человека, бывают в жизни каждого. Но на большинство людей такие события не влияют. Когда я был маленьким мальчиком, отец показал мне компас, и то сильнейшее впечатление, которое он произвел на меня, несомненно, сыграло роль в моей жизни...

Альберт Эйнштейн был весьма изобретателен не только в научных изысканиях, но и в любовно-житейских играх. Целых три года он имел возможность видеться с Маргаритой лишь урывками. Чтобы получить возможность видеться с любимой женщиной в летние отпуска и подольше оставаться наедине, автор теории относительности сочинил для Сергея Коненкова, по его мнению, убедительнейшее письмо, в котором ставил его в известность о якобы серьезном недуге Маргариты. Мало того, к письму прилагалось заключение врача – приятеля Эйнштейна, с рекомендацией для опасно больной женщины как можно больше времени проводить в местах с благоприятным климатом. Например, на берегу благодатного Саранак-Лейк. А то, что там постоянно снимал коттедж №6 их добрый знакомый Эйнштейн, только облегчало возможность поскорее поставить на ноги прекрасную Маргариту. Кроме того, регулярные прогулки по озеру на яхте все того же сердобольного Альберта Эйнштейна также пойдут на пользу внезапно занемогшей женщине...

Поверил ли Коненков увещеваниям ученого-физика и его приятеля-медика, неизвестно. Может быть, поверил. А возможно, и нет. Но вполне возможно, что он внял рекомендациям некой третьей, куда более авторитетной силы. Но, во всяком случае, никаких препятствий Коненков своей супруге в регулярных поездках в Принстон и Саранак-Лейк не чинил.

Мудрая женщина Маргарита, щадя самолюбие мужа и одновременно побаиваясь его гнева, во время своих отлучек в Принстон эпистолярно общалась с ним, как бы отчитываясь о каждом своем шаге: «Дорогуся! Вчера я приехала к Маргоше и думаю побыть здесь до субботы. Вид у Марго ужасный. Она потеряла ½ фунта. Эйнштейн сказал мне, что доктора подозревают у нее туберкулез гланд. Это прямо ужасно! Ведь они абсолютно в панике из-за европейских событий. Ожидают, что здесь тоже будет нацизм, и Маргот собирается продать свой дом и бежать в Калифорнию. Штат Нью-Джерси и штат Нью-Йорк они считают самыми опасными в случае вспышки здесь национализма... Погода тоже способствует – ужасно холодно и льет дождь. Наши мышки воюют. «Крошка» и «Snow Boli» два раза сидели в карцере, но ничего не помогает. «Серая тучка», как всегда, мечтает, сидя на крыше... В среду я была у Сиппреля. Она лишь сообщила невероятную историю: жена «Собачкина» влюбилась в Узумова, и он в нее! Целую крепко. Маргарита.

P.S. Эйнштейн шлет тебе привет».

– ...Угу, – прочитав Маргошино послание, хмыкнул в седые усищи Коненков. – И ему с кисточкой!

* * *

...Управляя яхтой, Эйнштейн чувствовал себе совершенно счастливым. Судно легко скользило по глади озера Саранак, были послушны паруса, яркое солнце ласково гладило непокрытые плечи. А главное – рядом в шезлонге сидела очаровательная, самая замечательная спутница, и легкий ветерок шалил с ее волосами. Только ей, Марго, он мог доверить свои самые сокровенные мысли. А как же она умела слушать...

– Тебя не укачивает? – спросил он ее, когда они впервые оказались на берегу Саранакского озера.

– Вроде бы нет. А тебя?

Эйнштейн рассмеялся:

– Морскую болезнь у меня вызывают не морские волны, а люди. Но, боюсь, наука еще не нашла лекарства от этого недуга.

Маргарита честно пыталась хоть чуть-чуть понять суть своего «капитана» и мучила его детскими вопросами.

– Знаешь, еще юношей, не по летам развитым, я уже ясно осознал бесплодность надежд и чаяний, исполнения которых большинство людей добивается всю жизнь. Поверь, Марго, материальное благополучие и счастье никогда не казались мне единственной целью жизни. Я даже склонен сравнивать такие моральные цели с амбициями свиньи... Воображение важнее, чем знание. Знания ограничены, а воображение охватывает целый мир. Вот все с детства знают, что то-то и то-то невозможно. Но всегда находится невежда, который этого не знает. Вот он-то и делает открытие...

Он чувствовал, как она мучается в своих метаниях между ним и мужем, зная, что нужна им обоим. Понимал, что к нему Маргарита испытывает любовь-нежность, а к Коненкову – любовь-благодарность. Ведь тот был ее Пигмалионом, сделавшим из нее Женщину, превратив мелкопоместную дворяночку в Личность.

«Аль» пытался утешить свою «Мар», оригинально толкуя сложную сексуальную ситуацию:

– Ты, наверное, знаешь, что большинство мужчин, как и большинство женщин, не являются моногамными по своей природе. И чем больше препятствий для удовлетворения этих желаний ставится на пути, тем с большей энергией люди их преодолевают. Заставлять человека соблюдать верность – это тягостно для всех участвующих в принуждении...

– Хочу курить, – тоном капризной девочки сказала Марго.

– У меня только трубка. Правда, где-то есть и сигары, – смутился Альберт. – Но для тебя они слишком крепки.

– Дай, – потребовала женщина.

Но ее партнер понял все по-своему. Опрокинул ее на спину и, как ребенок, жадно впился губами в сосок. Марго тихонько засмеялась, положила руки на его загорелые плечи и, не в силах сдерживаться, вонзила в них свои острые коготки, окрашенные сегодня в алый цвет.

– Еще!..

* * *

Потом, когда они отдыхали в шезлонгах на палубе, Эйнштейн озадачил Марго неожиданным вопросом.

– Марго, ты гораздо лучше меня ориентируешься в московской политической элите... Как ты считаешь, к кому я могу обратиться по одному щекотливому вопросу?

– А что за проблема?

– Надо бы помочь одному достойному человеку. Его арестовали там, у вас, в России. Он бежал из Германии, работал в университете в Томске, и вот такое недоразумение, заподозрили, что он немецкий шпион. Это чушь собачья, ручаюсь.

– Раз он беженец, я думаю, надо ходатайствовать перед Литвиновым.

– А кто это?

– Нарком иностранных дел. Максим Максимович. Если хочешь, я передам письмо через советское посольство. Так оно быстрее поступит в Москву, к самому наркому...

«Господину Народному Комиссару

Литвинову М.М.

Москва, СССР

28 апреля 1938 г.

Глубокоуважаемый господин Литвинов!

Обращаясь к Вам с этим письмом, я выполняю тем самым свой долг человека в попытке спасти драгоценную человеческую жизнь. Речь идет о математике, профессоре Фрице Нетере, который в 1934 г. был назначен профессором Томского университета. 22 ноября 1937 г. он был арестован и препровожден в Новосибирск в связи с обвинением в шпионаже в пользу Германии. Два его сына были 20 марта 1938 г. высланы из России.

Я очень хорошо знаю Фрица Нетера как прекрасного математика и безукоризненного человека, не способного на какое-либо двурушничество. По моему убеждению, выдвинутое против него обвинение не может иметь под собой оснований. Моя просьба состоит в том, чтобы Правительство особенно обстоятельно расследовало его дело, дабы предотвратить несправедливость по отношению к исключительно достойному человеку, который посвятил всю свою жизнь напряженной и успешной работе.

Если его невиновность подтвердится, я прошу Вас поспособствовать тому, чтобы и оба его сына смогли вернуться в Россию, чего они хотят более всего. Эти люди заслуживают особого к ним внимания.

С глубоким уважением

Профессор А.Эйнштейн».

О чем он просил, наш наивный профессор? Прекрасный математик к тому времени уже был казнен и покоился в неглубокой могилке в вечной мерзлоте. Сыновьям повезло больше. Им удалось добраться до Америки, где старший из них, Готфрид, успешно пошел по стопам отца и стал известным математиком. «Особого внимания» они, к счастью, избежали.

* * *

Однажды, возвратившись из очередной вылазки в Принстон, Маргарита утешила мужа щедрым подарком Эйнштейна – снимком созвездия Плеяды с автографом великого физика. В этом созвездии была звезда Алцион, которую Коненков считал «неподвижным центром Вселенной» и космическим олицетворением Бога.

– Спасибо, Марго. Ты в следующий раз передай ему, пожалуйста, и мой подарок – фотокопии моих космогоний.

Великий физик Альберт Эйнштейн приложил немало усилий, чтобы восстановить Священный Иерусалим в рамках возрожденного Государства Израиль. Великий диктатор Сталин по своему разумению строил социалистический Иерусалим. А великий художник Сергей Коненков свято верил в Иерусалим Небесный.

Но исполнилась лишь мечта Эйнштейна. И то – весьма и весьма относительно.

ЛОНГ-АЙЛЕНД, август 1939

К моменту знакомства с Альбертом Эйнштейном Маргарите Ивановне было уже под сорок. Конечно, былая свежесть уже ускользала. Даже в коненковской «Магнолии», последнем обнаженном портрете Марго, было заметно, как поплыли формы. Легкокрылой порхающей «Бабочки», увы, уже не стало. Но в каждом возрасте есть свое очарование, и Маргарита буквально источала обезоруживающее обаяние. Которым она не преминула воспользоваться, окутав своими чарами нового заманчивого поклонника.

Из экстравагантных привязанностей Маргариты, которые бесконечно умиляли Эйнштейна, была одна – безграничная любовь к ручным крыскам, которым, видимо, досталось все ее неосуществленное материнское тепло. Ведь она не хотела иметь детей, опасаясь испортить свою великолепную фигурку. Своих крысок она брала с собой, даже отправляясь на свидания к Альберту в Принстон.

* * *

– Марго, сегодня у нас будет много гостей, – однажды объявил Эйнштейн, – я хочу познакомить тебя со своими друзьями.

– «Много» – это сколько? – спросила Маргарита, уже хорошо зная, что Альберт с трудом переносит большие шумные компании.

– Человек десять, пожалуй. В основном мои коллеги-физики. Да, будет одна дама, жена Оппенгеймера. Он ведь без нее никуда не выезжает. Надеюсь, вы с ней подружитесь. Она приятная особа. Правда, с левыми завихрениями...

Сцилард и Вигнер безнадежно заплутали, разыскивая коттедж Эйнштейна. В конце концов Лео Сцилард плюхнулся прямо на траву в своих белоснежных брюках, сбросив мокасины: