Охотники за первым снегом

Маша берет Катю и меня за плечи. Молча. Она волновалась.

Молодая женщина в шапке с помпоном и светло-голубой куртке встречает нас у калитки.

– Вы поздно. Я ждала вас раньше.

Митя сделал шаг вперед с поднятыми ладонями, то ли сдаваясь, то ли изображая индейца, Женщина остановила Митю поднятой рукой, посмотрела на меня и, разулыбавшись, будто бы меня узнала!

– О! Сергей Иваныч. А ты помолодел. Горы идут тебе на пользу, а то сидел в своем мегаполисе. В этом году я тебя не отпущу, пока не женишься на мне.

Митя сделал шаг назад. Жвачки выпали изо рта, а пауза повисла.

– Эти выражения лиц, – продолжила она, – шучу я! Проходите.

– И не подумаем, – включилась Успехова.

За доли секунды она освободила штатив с рюкзака Мити, не раздвигая ножки поставила камеру, а Митя, не долго роясь, достал кольцо и молча передал его мне.

– Все эти годы, расстояния, все эти звезды и космические пришельцы, я все еще думаю о тебе. Выходи за меня.

Маша плавно переместилась влево, а я подошел к женщине у калитки. Секунда, другая. Она улыбнулась и сказала:

– Все кончено. Между нами все кончено. Ладно, проходите уже Муж в горах, а я приготовлю вам ужин и постели.

Мы прошли в огромный обстоятельный дом. Красный кирпич хранил уют, а огромное витражное окно на два этажа, уходящее под самую крышу, баловало обилием дневного света, которого нам не суждено было увидеть в этом доме.

Пока хозяйка готовила ужин в большой студии, мы собирались рядом в коридоре на полу из крупных досок.

– Дай мне рацию, – попросил я Митю, – я буду замыкающий.

– Ты будешь отстающий, – он передает рацию Маше, – у нас тут фильм между прочим.

Катя М первая закончила упаковывать рюкзак, она надевает его на себя. Митя становится сзади и начинает таскать его вправо, влево, вперед и Катя М оступается.

– Разбалансирован. Переупаковывайся.

Елена – женщина, приютившая нас, мать одного из путешественников, нашедших гору, приготовила скромный, но обстоятельный ужин: рис с запеченной говядиной и овощной салат, заправленный оливковым маслом.

– Все едят мясо? Без мяса здесь никак, – она убрала завившиеся темные пряди с лица, поковырялась ножом в мясе, но не притронулась к еде.

У меня случился легкий диссонанс, я ожидал познакомиться с кем угодно и при слове «клевая» представлял себе веселую крупную женщину за сорок. Но возраст Елены выдавала только грусть, притаившуюся в морщинах у глаз, которые не смеялись. Серьезная и собранная, красивая, женщина не расспрашивала нас, отчего возникла неловкость. Я просто рассматривал ее, как и Маша. И нам почему-то было ловко.

– Однажды, – начал я, – я стоял в аэропорту и увидел пару. Парень и девушка шли, держа за ручки чехол с лыжами. И я представил, как через пару лет они будут идти так же, только держать за маленькие ладошки смешного малыша. Глядя на них, я переместился в будущее, а здесь время застыло.

– Это горы, – кивнула Елена и, помолчав, продолжила, – я стала их частицей. А мой муж всегда был моей частью и частью этих гор.

Она путешествовала по миру, а он строил дом. Две полярности. По закону притяжения, они встретились, и Елена осталась с ним. Он хозяин этих гор: сейчас где-то далеко, ищет заблудившуюся группу.

– Я чувствую, будет метель. Через три дня, – сказала Елена, – а теперь идите спать. Я постелила вам в гостевой.

До рассвета нам предстояло добраться до стоянки, оставить машину и выдвинутся с первыми лучами солнца навстречу белой горе.

– Можно записать у вас интервью? – спросил Митя.

– На сегодня уже достаточно интервью. После сна я объясню вам маршрут.

Какая женщина…

То там, то здесь встречался снег. Я любовался им, но сил свернуть и потерять полчаса, чтобы набрать его рукой и съесть не оставалось.

– Мы дойдем, – думал я.

Мысль зациклилась.

– Не дойдем, – думала Катя М.

Она теряла темп, я легонько стучал по ее доске, и она снова находила в себе силы догонять Митю и Машу.

Когда не остается ничего, кроме тяжелого рюкзака, закрепленного на пояснице и плечах, когда тропа периодически пропадает вместе со всем пейзажем, нужно просто иди. Идти как внутреннее состояние, но не за тем, чтобы скорее сбросить с плеч перегруз.

Я посмотрел на Катю М. Бледная предобморочность светилась в проступающей темноте. Вышел немного вперед, посмотрел на Митю – такой же бледный и обезвоженный. Значит, и со мной все в порядке.

Воду с собой не взяли, экономя вес – только пустой пластик. Из шумной горной реки можно пить. До нее еще час или два, не важно, важно просто идти.

В куртке было жарко, но недавно зарядил дождь. Мы ползем вперед по мокрым камням, по незаканчивающемуся хвойному лесу, по рассыпанному, будто первобытные бусы великанов, курумнику. Четыре призрака, постепенно исчезающих под рюкзаками. В конце от нас останутся только доски и лыжи.

– Митя, я хочу, что бы ты знал, для меня ты навсегда останешься маленькой девочкой, что мечтала первой спуститься с горы.

Он смеется. Хорошо. Ему тяжелее всех. У него еще две зеркальные фотокамеры и штатив.

– Слышите?

До меня не сразу дошло, что уже какое-то время впереди шумит река. Мы вышли на поляну под тяжелыми кедрами. Впереди, справа налево, убегал широкий, темный горный поток. Как только мы скинули рюкзаки, сила тяготения тут же отказалась от нас и мы невесомо легкие, веселые, по воздуху проплыли к реке, уступая место на выступе девушкам. А потом вдвоем с Митей, присев на корточки, пили с ладоней и не могли напиться. Впереди за долиной еще виднелся перевал, но, когда мы поднимались к поляне, его уже скрыла темнота.

Вместе с темнотой пришел и холод. Остановившись, мы мгновенно замерзли. За минуту мы с Митей поставили палатку, в большой тамбур поместили снарягу, на нее рюкзаки. Куртки уложили у входа и, дрожа от холода, негнущимися пальцами кое-как доставали скользкие спальники из слишком тугих мешков.

– ****ь! – Успехова бросила мешок.

Митя отложил свой и молча стал вытаскивать Машин.

Штаны отправились к курткам. Одев сухое термобелье, прижавшись спальниками друг другу, в полной тишине мы слушали шум реки и дождь, схлестнувшийся с ней.

Большой и уютный мир оказался заперт снаружи палатки: огромные гостеприимные кедры с мокрыми ветвями, лысая поляна с разбросанными камнями величиной в человека и видения гор вдали.

Сил не осталось даже поесть. Ломило спины и лопатки. Катя М выключила фонарик на верхней сетке, и наша палатка поплыла по горной реке. Отпуская усталость, зачарованная вода стала снить, и что-то происходило с нами в этот момент, но что, никто не смог бы точно сказать.

Второй подъем оказался не легче, чем первый, но уже без дождя. Уклон стал сильнее, и где-то приходилось опираться на камни руками, балансируя вес плечами и поясницей. За рекой через какое-то время начался сначала иней, а затем и тонкий снежок, что заметно приободрило нашу экспансию. Ближе к полудню, по ориентирам Елены, мы вышли на длинную равнину, окруженную редкими деревьями, точно посередине ее прорезал извилистый ручей. Поднимаясь немного в стороне от него, мы преодолели равнину, после которой нас встретил настоящий альпийский рельеф. Выходы горной породы, покрытые легким снежком, дышали на воздухе, вокруг сгустился хвойный лес. Теперь для выбора дороги приходилось тормозить. Очень скоро от снега штаны промокли и промокли по колено.

Митя негласно, в очень закрытом голосовании одного человека, занял пост капитана, он направил тонущее в снегу судно вверх, огибая двойную скалу, метров пять, и уже очень скоро мы вышли на опушку леса – к самому подножию горы.

Митя первым бросил рюкзак и залепил снежком в Машу. Маша не смогла разобраться с застежкой на пояснице и без сил упала назад на рюкзак, в запекшийся коркой снег. Я увидел самую искреннюю улыбку на ее лице. Обернутый в белую подушку, вниз убегал ручей, а я смотрел только вверх, на гору, заранее угадывая маршрут наверх, который проложат Митя и Маша.

– Предлагаю по-бырому ставить лагерь и прямо сегодня с короткого спуска открыть сезон, – я не поверил своим словам, но силы для катания .они всегда найдутся.

2.

Умывшись снегом, почистив зубы на ручье, компания сгруппировалась вокруг горелки. Адепты цивилизации и новые алхимики, мы варили кофе к приготовленной и медленно остывающей каше.

– Очень хочется, не правда ли?

– Это не совсем правильно, но.

– Но это базовая потребность. И именно я несла это на себе, Катя М медитирует вокруг кастрюльки. – Не мешай, нельзя, – она отодвигает ложку и заодно Митю.

Пасмурное утро вокруг нас определенно собирается вылиться.

Скомканные и хаотично сгруппированные холмы внизу расчесывают чистой зеленой хвоей ветер от большого озера в нескольких километрах. Разлученные части досок и лыжи, по две на человека, смотрели из сугроба в небо. А я забыл бипер в машине. На приборной панели забыл бипер, я помню картинку: вот он лежит, а я выхожу, отстегиваю брезент, достаю и одеваю рюкзаки на ребят, последний надеваю на себя, а бипер лежит на приборной панели. Как я мог?

Митя снимает свой и передает мне.

– Ты сам знаешь, – и после продолжительной паузы добавляет, – ты не выберешься, а я выберусь.

Маша снимает свой бипер и передает Мите.

– У меня больше шансов, – говорит Успехова.

Как только я думаю, что ничего в Маше меня больше не удивит, она выкидывает фокусы и вновь оказывается, что ничего про нее не известно.

Я посмотрел на гору, мою мысленную верхнюю границу – черные длинные и узкие скалы, обрамляющие кулуар, скрыла мягкая серая туча. Через некоторое время внизу, у подножия, заморосил мелкий дождь. Мы закончили приготовления и выдвинулись на гору. Митя тропил первый, я шел следом. Так что единственное, что я видел, это рюкзак с камерами и закрепленным сбоку штативом. Мое тело смирилось с нагрузками и тем, что я перестал слышать его нытье.

Я перестал замечать порывистый дождик, то, что сноуборд, превращенный в лыжи, тяжело перемещается по мокрому снегу. И все, что со мной осталось, – это удовольствие от того, что я есть, здесь, огибаю открытые скалы, ухожу за Митей, дугой обходя слишком крутые подъемы. И этого, только этого достаточно, чтобы чувствовать себя настоящим.

В густой молочной пелене Митя снимает Успехову. Маша что-то подсказывает, Митя предусмотрительно не слышит – ветер. Она забыла фату, но и вершина забыла потрясающие виды. Материальный мир продлен всего на несколько условных метров, он уходит из-под ног вперед, и ни черта не видно.

Катя М возится с креплением рядом со мной.

– Кать, что делаешь?

– Фильтр для Инстаграма выбираю, – язвит она.

Время замедляется превращением дождя в медленные, густые и спутанные снежинки. Мелкая манка, поднимаемая ветром, его подгоняет. И если мы ехали из никуда в никуда, то теперь мы очутились в нигде, а главное, никогда. Я проникся этим, а в ответ на все свои вопросы услышал потрясающе внятную тишину.

Через нее не сразу пробилась мелодия. Телефон на высоте поймал сигнал неведомого местного оператора и мгновенно включил меня в жизнь инфосети. Незнакомый московский номер:

– Да.

– Здравствуйте, Андрей Романович. Меня зовут Эльвира, я менеджер ПромСбербанка. Знаете ли вы о новой системе кредитования?

– Информационное облако не отстает? – спрашивает Катя М.

– Ты еще не зачекинилась?

– Подколол. Митя! Маша! – кричит Катя М, – Поехали! У нас разговор заходит в тупик.

– Алло, вы меня слышите? – не отстает Эльвира по телефону.

– Кстати, я придумала отличную статью. Лайк, как саморегулируемая система поощрения.

– Не богохульничай в горах, – отзывается Митя, – поехали! Уходим по двое.

– Извините, Эльвира, немного занят.

Холодный ветер по спрятанному за маску и, баф, лицу, нулевая видимость, пристегнутый сноуборт и тяжелый мокрый снег. Вот моя реальность!

Я трус и всегда соизмеряю свои возможности с опасностью: если был шанс лавины, то только тот, от которого я смог бы укатить. Страшно не было. Страшно стало даже не в тот момент, когда я со свойственной безответственностью недооценил гору и увидел воочию ошибку. Страшно стало намного позже произошедших событий, когда пленка в голове с ужасающей ясностью затормозила на предпоследнем фрагменте и не двинулась с места, выбирая для продолжения самые страшные и больные участки фантазии. Прокрутить их на махистском уровне детализации, означает пережить, закрыть. Эта рефлексия настигнет меня много позже, в одну из самых теплых зимних ночей, а пока.

Едва разбирая склон, не торопясь, мы катаем, огибая деревья, угадывая очертания безжалостных скал, мы чертим дуги с Катей М. Максимальная сосредоточенность, мгновенная оценка маршрута и принятие решения, правильная работа тела. Датчик удовольствия зашкаливает!

Я пролетаю возле деревьев. Ветка, как прут, бьет об маску, Катя М уходит вправо, и на небольшом, а точнее совершенно незаметном дропе, ее подкидывает. От неожиданности она оттормаживается падением и маленькой ёлочкой под доской. Останавливаюсь подождать ее и свой дух. Его кто-то сейчас переводит ко мне.

– Катя, одну ногу не отстегивай.

– Знаю, – довольная кричит она. Я слышу, как она пыхтит, злится и смеется одновременно.

Из молока выкатывает Митя и параллельно его следам Маша.

– Ну как? – спрашивает замаскированный под яркую маску, голубую каску, балаклаву и кожу.

– В начале очень крутой склон был, а сейчас просто песня.

– Да, возле большой скалы, мы ушли вправо, но там оказалось невыносимо, торчат камни и ручей, траверсом вернулись обратно. Ваш маршрут оказался удачней.

Катя М наковырялась в снегу. Показывает направление на редколесье справа.

– Давайте сквозанем?

Давайте. Вместе расходимся у деревьев в разные стороны, легонько прыгаем на снежных волнах, которые нарисовал ветер.

Мы выходим из пустого низкого облака. Прошедший дождь изменил текстуры. Плохая новость. Кажется, мы промахнулись мимо лагеря. И этот густой лес справа – не наш лес. Потому что наш был слева, а перед ним россыпь курумника. Плохая новость, вторая серия:

– Скоро стемнеет, – комментирует Митя, – спускаемся влево. Можете начинать присматриваться к дровам. Мы не далеко.

– Кать, что пишешь?

– Список моих «никогда». Например, Эгограмм – выкладывать фотографии себя в зеркале. Это никогда.

Митя приподнимается на локтях:

– Напиши: «никогда не спрашивать Митю и Машу о сценарии». И тогда я переверну одежду у костра.