Охотники за первым снегом

Наевшись, я постепенно отключился и молча разглядывал ставший однообразным лесной дорожный пейзаж.

Когда-то, а точнее всегда, меня провожали в дальние путешествия или в родные города девчонки, в которых я влюбился накануне отъезда или уже серьезно встречался. Но не в этот раз, – думал я в Москве. Что-то сломал или, может быть, просто пожил с одной и теперь все изменилось. Но судьба вывернулась шиворот навыворот и явилась красивая, да с косячком, в центре Сибири.

Грусть по Алене зажила отдельной жизнью, купила тонкие сигареты, закурила на обочине непринятых решений, но где-то далеко в поле начали пробиваться сквозь землю ростки крохотных изумрудных полевых цветов.

Я видел только, как меняется ландшафт, как поздние осенние и грустные леса сменяют черные осиротевшие поля, разделенные насквозь линиями деревьев, прирученных и выманенных из леса человеком для защиты посевов от ветра. А потом началась уснувшая в многочисленных курганах Хакасия – неровная, холмистая, горчичного цвета сторона света.

Катя пристроилась сзади медленного бмв бизнес класса. Автомобиль полз, едва перебирая колесами из-под черного лакированного панциря. Встречный поток грузовиков, грузовиков и грузовиков не давал маневра.

– Он что, стесняется на ней ездить?! – Митя нетерпеливо заглядывал вперед. Затем он сочно выругался и слово «казел» оказалось самым мягким в его репертуаре.

– Терпение, мой вспыльчивый друг, – посоветовал я.

Катя М напряглась, выглядывая лазейку. Тщетно.

Наш красавец из девяностых был зажат двадцать первым веком. Минуты тянулись. Горы отдалялись. Бронетранспортер, на цыпочках крадущийся за бмв, неторопливо взобрался на холм: вереница встречных машин не заканчивалась почти никогда, но Катя М таки нашла лазейку на спуске и утопила гашетку акселератора.

Я два раза был в автомобильной аварии. Мне, правда, страшно в такие моменты, особенно когда становится ясно, что ну никак мы не успеваем. Я вжался в кресло, а встречка учтиво притормозила. Еще бы, такой монстр на встречу. Мы выдохнули.

Через десять минут нам повстречалась газпромовская заправка и Катя М, конечно, на нее повернула. Мы вдохнули. Одно, но на троих ругательство, повисло над крышей, выходить из машины не хотелось.

Едва вывернув на трассу, мотор пикапа заглох. Мы с Катей тревожно переглянулись. Попробовала завестись. Тщетно. Естественно, никто из нас ничего не смыслил в двигателях.

– Блин, бензин-то есть. Его дофига, – сказала Катя М и ударила по рулю.

Стоим. Вчетвером смотрим в открытый капот. Выглядим глупо.

То самое бмв остановилось рядом. Вышел мужчина в костюме, подошел к нам, встал рядом. Лет тридцать. Невысокий и круглолицый, такой внешности, что и не скажешь откуда. Он пах по-другому, не как мы. Да и весь он был какой-то другой. Неопределимый.

Потом он взялся за автомобиль, ловко забрался на бампер и нагнулся в наш потухший вулкан.

– Тряпка есть? – спросил мужчин не поднимаясь. И голос у него был не наш.

Митя метнулся к машине, вернулся с пачкой влажных салфеткок, Катя М достала из дверцы тряпку для стекла. Передали ему молча. Он вытер руки, вернул.

– Что смотрите? Заводи, – он повернулся к Кате М. У меня пробежал холодок по спине. Катя М послушно села в машину, и вулкан ожил.

– Спасибо, – скомкано произнес Митя.

Я пожал мужчине не до конца чистую руку.

– Хорошая тачка, – кивнул он.

Никто не испытал благодарности или облегчения. Нам просто было странно, будто нас выдернули из обычного мира, но и нового не показали. Дальше ехали молча, пока Митя не признался:

– Он посмотрел на меня одного и как будто отметил…очень зловеще… бррр

– На дороге встречаются сущности, – заговорила Маша, – которые не отсюда. Они не принадлежат нашему миру, но если мы их привлекаем, то они взаимодействуют с нами. Я хочу сказать, что машина не ломалась, и он ее не чинил. Просто так произошло.

Молчание стало глубже. Пока я, наконец, не озвучил вслух:

– Поесть бы, ребята. В Ужуре есть кафешка в балке. Там вообще улет.

Уже поздним вечером мы въехали в поселок Шира. Нужно было найти дом, чтобы переночевать. Катя М начала бешено гуглить с телефона, но, в конце концов, мы спросили у местных, где гостиница и заехали в четырехместный номер.

Лампочка в черном патроне под потолком немного подумала, неровно загорелась, нервно померцала и, наконец, осветила. Если представить обычный номер в поселке, то это именно такой обычный номер: безвкусные обои в цветочек немного выгорели, на полочке мистический толстый телевизор с длинными усами-антеннами, немного дырявое постельное белье. Все это было неважно, и очень хотелось залезть под маленький игрушечный душ в конце коридора налево.

Но сначала нам пришлось перетаскать все вещи из-под тента. Неприученное пространство номера сжалось в комок, а девочки сразу полезли в рюкзаки, чтобы уже через минуту сделать его женским.

– А мы пойдем в душ вместе? – спросила Катя М у Маши, Маша замерла.

Катя М не стала уточнять, шутит она или нет, просто сняла джинсы, надела вьетнамки.

Я посмотрел на Митю, Митя посмотрел на меня:

– Пиво.

– Утверждено. Где ключи от машины?

– На джинсах, – крикнула Катя М, выходя обернутой полотенцем в темный коридор.

По дороге я спросил, как можно только у близкого друга:

– Что-то началось, да?

– Нет, – кивнул он. В глазах проскочили искорки, первобытного человека, первый раз взглянувшего на костер, но они быстро растворились в темном небе, – она и я, знаешь, этакие одиночки, привыкли быть одни. Мы просто не хотим быть вместе.

Между «нигде» и «нигде» в теплых вязаных кофтах новые хиппи остановились сделать передышку от мира, который прислонился к маленькому окошечку и заглядывал внутрь сквозь пожелтевшую тюль. Мы здесь, под лампочкой, болтаем, пьем пиво и варим макароны с тушенкой. А дальше, вокруг, холодная непроглядная ночь, скрывающая завтра, будто одеяло.

– Так все-таки чем ты занимаешься, Маша? – в очередной длинной паузе спрашивает Катя М.

– Я режиссер.

– Ее дебютная работа, – кивает Митя, – выиграла фестиваль короткометражек в Европе.

Катя М рефлекторно потянулась к ноутбуку, но тут же поняла, что здесь вай-фая не найти.

А потом, перед сном зазвонил телефон. Я только было подумал, что это становится нехорошей тенденцией: телефон звонит только у меня, но это был писатель и обрадовался звонку:

– Привет, прогульщик.

– Привет, – виновато произнес я.

– Все хорошо. Поступки во имя любви награждаются сверху. Но я жду тебя на обратном пути.

– Аминь.

– Шире шира.

На этом диалог закончился. Кратко и по делу. Однако в комнате что-то произошло за это время:

– И я считаю, что возможно каким-то образом запасать комфорт на завтра и рад его лишиться, стать первобытным.

– Спать в спальнике на полу – это не первобытность, – возражает Мите Катя М.

– У меня же нет возможности рубить топором весь день напролет, а потом напиться водки с бардами, прости.

– Ты утрируешь. Самый нечестный способ доказать ничего. В твоем случае.

Они еще долго продолжали, но дальше уже смеялись, а Маша улыбалась и иногда искрометно шутила, чем немало удивила меня перед сном.

– Митя расскажи сюжет фильма. Как сказку, я почти засыпаю, – попросил я.

– Не могу пока…

Я уснул первым, а когда проснулся среди ночи и сел на кровати в окно светила убывающая луна. Маша спустилась на пол к Мите. Они тихонько шептались, и мягкий свет походил на старую пленку милого фильма.

0.1

Забегая вперед – появились горы. Вынырнули из долгого серпантина, оставив нас беззащитными перед своей красотой. Огромные исполины вдали едва проглядывались под низкими тучами в серой акварели из дождя, но они там были, вечные и монолитные. Где-то среди них затаилась наша белая гора с самым первым снегом. Она хранила для нас тяжелое испытание и праздник, обернувшийся трагедией. Но до этого еще нужно дойти. А идти предстояло не одни сутки…

Глава 3

1.

Дорога вьется по опустевшим полям, вырывает пейзажи серых деревьев на спусках холмов, редкие деревеньки чернеют маленькими домишками.

– Успехова, ты похожа на девушку с трагедией, – просто так замечает Катя М, не отвлекаясь от дороги.

– У меня есть трагедия. Несколько лет назад я была режиссером амбициозного шоу, созданного почти на коленке.

Трансляции, успех, густо толстеющая уведомлениями от социальных вкладок почта. Стоит ли говорить, что проект завалился, а Успехову накрыло пеплом горечи, разочарований и угроз. Она закрыла браузер и больше не открывала.

– И какого это? – спросил я.

– Точно так же, как если бы я потеряла свой айпэд, а нашедший начал твитеть от моего имени, выкладывать фотографии своих какашек,(фуууу….), начал бы общаться с моими коллегами. То есть мне пофиг, вот и все. Равнозначно. Я даже не знаю, какая из трагедий со мной произошла – первая или вторая. Настолько это не трагедия. Возможно, это было освобождением. Я начала снимать то, что хочу, и путешествовать. Знаете, это все миф, что для путешествий нужны деньги. Нет, не нужны. Дорожная романтика и все. Находиться не в том месте и постоянно двигаться вперед, физически, в каждой новой точке пути встречая себя настоящего, не заросшего мхом действительности.

В машине повисла пауза. Пожалуй, это самый длинный монолог Маши.

– Ну, раз ты так разговорилась, то, может быть, расскажешь сценарий короткометражки, которую вы с Митей?

– Неа.

В зеркале заднего вида отражается улыбка Успеховой. Митя обнимает девушку.

Из навигаторов остались только помятый листочек с нарисованной картой и мое природное чутье. Мы уже проехали крестик отмеченного поселка, слетели с бумажки на джинсы и переместились в район коленки. День свернулся в клубок Ариадны и остался за спиной. В горах ночь темнее. Еще и низкие тучи моросят по дворникам. Вторые сутки Катя М не пролистывает Фэйсбук, не занимается самопрезентированием в Инстаграме и Твиттере. Вторые сутки телефон Кати М лежит в подлокотнике автомобиля, вождением которого она нервно наслаждается. Идем без приборов, по белому пробору дальних фар сквозь темноту. Равнинные животные в жестяной коробке волнуются.

– Не сворачивай на боковые, они выглядят хуже.

Мокрая, но вполне пристойная гравийная дорога молчит. Ни знаков, ни указателей. Катя останавливает машину на обочине проселки:

– Давайте признаемся друг другу. Мы потерялись. Попробуй еще гуглмэпс.

– Не грузит. Айфоновские карты тоже.

– Что делать будем?

– Возвращаться нет смысла, – я глажу Катю М по рукаву, чтобы успокоилась.

– На самом деле, мы могли пропустить поворот с деревней, – замечает она.

– Не могли, – говорит Маша, – я последний час смотрю по сторонам.

– Горючки меньше половины, – Катя М бессильно бьет по рулю. Поглаживания не помогают:

– Так, соберись и поехали. Поехали вперед. Куда-нибудь да приедем.

– А если нет?

– Поехали, – толкает ее Митя.

– Какое-то стремное решение, – Катя М включает поворотник.

Бес сомнения вернулся и начал крутить ключик шкатулки самых неприятных вариантов. Я не позволил ему открыть ее. Начал рассказывать нелепую историю:

– Однажды Митя возвращался с курорта на перекладных автобусах в Томск и ударил мороз. Сколько?

– Минус тридцать пять. Автобусы естественно встают в такую погоду. А я оказываюсь в неестественных условиях. Семьсот километров на трое суток. ТРОЕ!

– За это время знакомые на поезде добрались до Москвы.

– Знаешь, я возненавидел тебя тогда. И твое приглашение в Томск. Он жил тогда там, – поясняет Маше Митя.

Я лишь развожу руками:

– Не думаю, что теперь ты жалеешь об этом.

– Конечно, жалею.

Через десять минут дорога все-таки выводит нас в небольшой поселок с косыми неприглядными домиками, черными заборами и ветхой старостью, так остро резонирующей с предвкушением могучести гор.

– Вроде бы оно. Вот здесь налево, – через некоторое время показывает Митя.

Катя сворачивает в небольшой район основательных кирпичных убежищ. Асфальт здесь новее, фонари светлее и есть таблички с номерами домов.

– Добрались! – Митя толкает меня сзади.

– Ты комментируешь очевидное, но я тоже рад.