Охотники за первым снегом

– Вообще-то нет.

Митина улыбка прожигает страницы и приводит нас к исходной точке. Мы стоим у стойки регистрации в аэропорту.

– Как это не все? – она готова вспылить и для этого у нее есть тысяча и один повод. Последний, самый важный, – тот, что ее избранник не приехал провожать Катю ни на вокзал, ни тем более в аэропорт. Но ждем мы совсем не его, и я спешу пояснить:

– Мы тебе не рассказывали об одной задумке, Катя.

– О боже, – она поднимает глаза вверх, а я своими прошу помощи у Мити.

– Нас ждут съемки крутейшего, самого сказочного короткометражного снежного фильма. И для этого нам нужна одна милая лыжница.

С белой фатой на голове и рюкзаком с прикрепленными лыжами к нам шагала она. В яркой разноцветной курточке и светлых джинсах, с распущенными светлыми волосами, едва доходящими до плеч. Не знаю, разлетались ли они от гуляющего ветра или это сквозняк моего воображения, но даже пыл Кати М превратился в дым и рассеялся в ее легком недоумении.

Митя оглянулся и расплылся в улыбке.

– Привет! – помахал он ей.

– Вы такие непримечательные, – она тепло и открыто улыбнулась, сняла фату, – привет, я Маша.

– Я Катя.

А я на секунду забыл, как меня зовут и провалился в мягкий сугроб внезапно вспыхнувшей и совершенно необоснованной нежности.

Аэропорт, беккантри, первый снег, Маша. Наверняка, будет ныть, – сделало попытку сознание, – я готов готовить весь поход, перейти на лыжи, разделить с тобой спальник и жизнь.

– Андрей. Покорен, пленен, я ваш навеки. У меня с собой галстук. Давайте регистрироваться?! – взмолился я.

– Ему не терпится подать заявление, – пошутил Митя.

Конец первой части

Глава 2.

1.

Забудь о прошлом. Его не существует, это обман памяти, его производная. Что ты ела только что? Ты ела? Есть не хочется, а путешествие не прекращается. Они хорошие: девушка грустна, Митя весел, а мальчик, как же зовут, смущен. Он снимает трубку и долго разговаривает по телефону в стороне. Рейс задержат на час, как обычно.

Среди обросших городским бытом я немного выделяюсь. Мне не снятся самолеты, а когда просыпаюсь, то долго не могу понять, где же я все-таки нахожусь на этот раз.

– Ребята, меня уволили, – я развел руками, – это был длинный и не очень приятный разговор.

В одну из распахнутых ладоней Катя М. тут же вручила чашку своего кофе.

– Слава богу, – Митя похлопал меня по плечу.

– Да, по этому поводу я чувствую – ничего.

Маша посмотрела на меня, а ее взгляд загородила официантка, она положила между нами затертую папку со счетом. Мы никуда не уходили, и Катя М не собиралась захлопывать лэптоп.

– Как твоя фамилия, Маша? – стрекот клавиш на секунду прервался.

– У меня смешная фамилия, и если скажу, то только по фамилии и будете меня называть.

– Ну? – не сдержались мы.

– Успехова.

– Нет, ничего такого, – уверила ее Катя М.

В окне над ожидающими белыми сигарами самолетов в небо добавили темно-синей муки, и небо загустело. На стекла бесшумно рассыпался крупный красивый дождь. Успехова. Путешествие работает на иллюзиях, полуобразах, от смыслов отваливается тень и остается одно стремительное, как линии в небе, чувство.

– Тебя нет на Фейсбуке? – Катя М тут же пояснила, – моя религия – Интернет.

– Меня нет ни в каких социальных сетях, – отвечает Успехова.

Теперь понятно, откуда у Мити замашки с выключенным телефоном.

– Отсутствие в Твитере, говорит больше, чем сам Твитер – замечаю я, – чем ты занимаешься?

Но Катя М не дает ей ответить:

– Он меня бросил. Замечательно. Фин. Казел.

Она громко захлопывает лэптоп. Митя тихонько аплодирует. Я передаю Кате М. ее кофе.

На Успеховой мужские аскетские ботинки – грубая кожа и высокая подошва, простые синие джинсы и разноцветная расстегнутая лыжная куртка, под ней черная футболка.

Волосы она убрала в простой хвост, они только отросли до черной резиночки сзади. Я возвращаюсь в разговор ребят о путешествиях.

– …а смысл в том, – говорит Маша, – что бы путешествовать туда, где ни разу не был и делать то, что никогда не делал. Главное то, что приносит радость, а не то, что можно надеть на вечеринку.

– Да, – соглашаюсь я, – в прошлом году я сказал себе, больше ни за что, никогда. Никакого бэккантри. Но в этом тоже есть смысл и теперь я еду в еще более дикое приключение, чем было год назад.

Митя кивает:

– Точно. Когда приходит время, просто собираешь рюкзак и уматываешь в горы.

– Да, я недавно вернулась из Европы, была на фестивале, и это все настолько не мое…

– Какой фестиваль?

Маша отрицательно качает головой и загадочно улыбается.

– У меня есть чудесная история, – протягивает Митя, – Я изучал французский, прежде чем отправиться в Доломиты на горнолыжный курорт. Там проходили соревнования, которые я хотел поснимать.

– Потусоваться, – уточняет Катя М, Митя продолжает:

– Так вот, после каждого урока, возбужденные от обилия языка, мы сплетали языки, занимались сексом. Теперь же, когда я слышу французский, у меня тут же_ упирается в штаны, ну вы понимаете…

– Ви, – улыбается Маша, набирает воздух для долгой фразы, но Митя грозит ей пальцем:

– Не надо. Не испытывай.

Объявляют посадку на наш рейс, люди подпрыгивают и сбиваются в кучу у гейта.

Мы уезжаем на последнем автобусе. Стоит самолету набрать высоту, я сразу перемещаюсь в хвост на пустые места и мгновенно засыпаю.

Второй песней подряд в баре, под самое закрытие играет Джимми Хэндрикс. Нас с Митей уже совсем везет.

– Нет ничего круче, чем крутой трек, – замечает пьяный друг.

Кстати, про секс. Моя любимая тема, хрена ли. То, что девушка раздевается, еще ничего не значит. А вот что снимает сережки перед сексом – уже значительно. Но самую верхнюю позицию женских аксессуаров занимает резиночка для волос. У тебя, возможно, короткие волосы, но ты, я думаю, поймешь, это вполне определенный обнаженный эвфемизм в постели:

– Есть резиночка для волос?!

Даже вот так: она убирает волосы с лица, но они все равно падают и попадают в рот:

– Есть резиночка?

А у тебя обязательно кто-нибудь оставил резиночку.

Я верчу в руках резиночку. Вылетать нужно через пару дней.

Ожидание, когда билеты уже куплены, оно приятное. Но нет ничего хуже неопределенности. Когда? Как? А получится ли…

Я проснулся перед самой посадкой. Желудок неприятно свело от голода. Колеса коснулись земли, и где-то впереди послышались хилые аплодисменты. Быстро собраться и наружу.

Мы переместились за тысячи километров в сердце Сибири, прибавили плюс три к часам, но, вместо сибирского солнечного полудня, нас ожидало то же самое. Дождь учащенно барабанил по бетону аэропорта Толмачево, по непромокаемым курткам. Под них уже успел забраться сонный озноб. Порыв ветра бросил капли в лицо. Маша резко развернулась и уткнулась в меня, воротником в воротник, тут же отступила назад, в Митю, нежно провела рукой по обернувшемуся плечу. Все в порядке.

– Последний час без рюкзаков, – подбодрил я ребят, – вы их возненавидите, так что наслаждайтесь.

Катя М перевела телефон из авиарежима и тут же зачекинилась* (социальная сеть Фосквер, совершенно гениальное приложения, в котором люди отмечаются там, где находятся, даже если это наш край вселенной).

– Ха, – усмехается Катя М, – Сквер пишет, что я не была здесь триста дней ровно.

– А я никогда, – прокомментировала Маша.

Мы по-доброму переглянулись.

– Ну вот, в этом-то и смысл, Маша. Бывать там, где раньше не бывала, – почти дословно процитировал ее Митя.

– Аэропорты везде одинаковые, – поводит плечами Маша.

– Андрей у нас чемпион по Сибири, – сдает меня Катя М.

– Да, это мои родные места, – раскланиваюсь я, – ведомые, держитесь моего хвоста и не мерзните. Еще успеем

Приветливый аэропорт выдал наш багаж первым, и мы незамедлительно, но тяжело, с семидесятилитровыми рюкзаками, чехлами с досками и лыжами вышли на остановку к городу.

– Уедем на автобусе. Они почти гигантские.

Большая компания молодых людей, зазеванная и замерзшая под восточным загаром, разглядывала нас на остановке. В некоторых глазах я нашел зависть. Значит, катаются.

А я увидел, будто след ската на склоне – все мои приезды и отъезды жизни заметает свежим снегом. Местность, которая говорит: «Ты уже не местный, номад с рюкзаком за спиной».

– Обычный город, – прокомментировала Маша, пока мы добирались.

Не было ничего странного в проносящихся за окном автобуса гигантских супермакетах с большой парковкой у шоссе, залитых в бетон типовых районов и кусочка города в жанре позднего конструктивизма под серой тучей из дождя и тоски средней полосы России.

Но тут же из тоски, мы вынырнули в быстрое течение:

– Быстрей, быстрей!

Мы подгоняли друг друга и бежали из маленького, спрятанного под мостом развязки ангара междугородней автобусной станции к автобусу. В кои-то веки мы не ждали, а опаздывали. Это определенно развеселило и оживило компанию. Митя шутил на ходу, но я его не слышал, только смех Маши.

– Где он? – Катя М резко затормозила у пустого парковочного.

Унылая пессимистка во мне снова ожила и тихонько, шепотом, заревела, что опять придется ждать несколько часов.

– Вон он! – крикнула Маша и сразу побежала к автобусу, ждущему свой сигнал светофора, чтобы покинуть площадь и навсегда скрыться с наших глаз. Митя обогнал ее и оперативно перегородил дорогу автобусу, размахивая руками. Водитель скривился, но все-таки выполз и открыл багажное отделение.

Мы с Катей М сели впереди ребят.

– Еле успели, – сказал женщине через проход.

– Молодцы, – кивнула она и отвернулась.

Через несколько часов город отступил, и нам открылись пустынные, в одном теплом сером цвете осени, поля. А горизонт сделал шаг ровно туда, где земля начинает закругляться, подняв остатки тучи на невообразимую трудно воспринимаемою высоту, и все, что было человеческого – это только линии ЛЭП, сходящиеся на секунду в одну линию и снова расходящиеся позади.

На очередном пейзаже Маша присвистнула, и я оглянулся через кресла к ребятам.

– В Томск приедем к вечеру.

– Да, мы заедем в гости к Писателю, – пояснил Маше Митя.

– К писателю?

И тут же огромная, невозможная после городов-миллионников осень плавно и мягко уместилась в образ всего одного человека.

– Да, мы заедем в гости к Писателю, – повторил за Митей я и повернулся обратно.

Катя М положила куртку ко мне на колени, легла на нее, вытянув ноги в проход. Через время, достаточное для того что бы мне показалось, что она уснула, Катя М тихо заплакала.

Почти сразу выглянуло солнце.

2.

«Здравствуй, Томск. Мы вернулись» – сказали хором с Митей, не сговариваясь, когда за окном мелькнула белая табличка города. Я обернулся к другу, и наши улыбки обозначались не скобкой), но многоточием…