– Что тебя беспокоит, кролик?
– Это так заметно? Не знаю, Бани. Мне предложили повышение, но во мне все еще то чувство.
– Что ты занимаешься не тем?
– В яблочко.
Она улыбается:
– Ты просто не хочешь взрослеть, кролик.
– Почему ты меня так называешь?
– Я часто так называю тех, кто мне нравится.
Утро будит меня телефонным звонком, я выползаю из-под своих простыней.
– Шалом, – сонно отвечаю Кате М.
– Кое-что случилось. Я могу приехать?
2.
Добиралась она вечность, хотя моя квартира не так уж и далеко от центра. За Садовым, конечно, зато рядом есть парк, в котором я так и не был. Прогулять бы там с Катей М, – мечтаю я.
– Сильно болеешь?
– Сильно, – признался честно, – нужно перестать пользоваться алкоголем. И .
– БОЛЬШЕ РАБОТАТЬ – произнесли хором.
– Тише, тише, не так громко.
Катя М приехала с очередного интервью с каким-то модным модником. Она работала на несколько крупных западных блогов и иногда на известный интернет– журнал. Назовем его «Фыр-фыр». Именно так и выглядит икона эпохи – успешная, маневренная девушка с маленьким ноутбуком в стильной пуленепробиваемой сумочке.
– Что у тебя стряслось? – я прекратил ее рассматривать.
Катя М заерзала на месте, прихлебнула чай.
– А есть что-нибудь покрепче? О, виски!
Она поднялась, взяла с барной полки односолодовый, нашла себе бокал с толстым дном.
– Андрей, мне кажется, хотя, наверное, не кажется, то есть без «наверное» и без «кажется». Так же не бывает? Это чувствуется, это есть. Не какая-то неопределенность, – она замялась, сделала еще глоток, – странно, не действует…я влюбилась.
Кант режет склон, после небольшого дропа я врезаюсь в свежий, только выпавший, мягкий снег, перемещаю вес на заднюю ногу, и доска мягко выныривает из пухляка. Время останавливается, снег замирает в воздухе, отражая выглянувшее солнце.
– Он главный редактор журнала «Фыр-фыра» (что бы в твоей повести не было рекламы). А еще он предложил стать редактором раздела об арте. Сам понимаешь, вовсе не потому, что мы нравимся друг другу.
– Если здесь и есть камни, то под очень большим слоем снега. – я вдруг увидел ее маленькой девочкой – растерянным и несчастным ребенком, – то есть на открывашку сезона ты не поедешь?
– Дурак!
После рефлексивного рабочего дня я брожу с Катей М по пятиэтажному музею современного искусства. Она фотографирует понравившиеся работы на камеру, а я фотографирую ее на телефон и выкладываю черно-белые снимки в свой Инстаграм.
– Подожди, встань вот здесь и смотри вдаль.
Митя тут же комментирует фото: “Ракурс – дрянь“.
Времена навсегда изменились. Теперь, просыпаясь после крутейшей вечеринки, мы открываем свои записи в Твитере и краснеем за орфографические ошибки. Следом идет Инстаграм: пьяные лица на фотографиях друзей и пьяные друзья на своих фотографиях. Космический мусор. Поп-эфир.
Уже на улице Катя М разгоняется на длинный монолог:
– Знаешь, – говорит она, – я часто встречаю людей, которые говорят, что ничего не понимают в искусстве. Но как можно понимать? Не важно, знаешь ты художника или нет, или не можешь отличить импрессионизм от экспрессионизма. Искусство – это область не знания, а чувства. И те, кто не чувствуют, возможно, они мертвы? Ведь как можно не понять, что ты чувствуешь. Значит, не чувствуешь вовсе, но мы здесь, что бы чувствовать. Только почему меня это так пугает?
Лирическая пауза
У художника не существует личного пространства, убранство бункера выглядит как разрисованный черным маркером разворот модного журнала с красивой моделью на обложке. Он не коллекционирует кошек: для теплоты ему достаточно бороды; борды и лыжи стоят вдоль стены, а рядом – зимней заснеженной кучей – улеглись большие штаны на разноцветные куртки. К ним можно пройти вдоль горной гряды из ботинок с белыми разводами соли. На кухне чисто, как будто на ней никто никогда не готовил ничего серьезней, чем кофе. Траверсируем к софе у мониторов, угадайте, что на обоях? Везде лежат камеры, вспышки; ружья для охоты или винтовки в чехлах под столом, но скорее всего штативы. Время поймано на картины. С ними разговаривают шепотом, фотошопом, полным пакетом Adobe к плоской реальности, если уж на то пошло. Изображение в пространстве оттаивает только с первым снегом на склонах,
вещи приходят в движение, просыпается жизнь.
– Не могу уже, честно, – изнывает Митя, он сидит на кухне с ноутбуком на коленях.
Я смотрю, как он вытягивает свет на видео. Можно сказать, что монтаж почти закончен, а можно и не сказать.
– А олени были?
– Нет, обошлись фейерверками. В другом смысле, конечно, были. В студии хороший материал получился.
– О, карлик!
– Это ребенок.
– Уродливый.
– Не говори.
Какие бы тривиальные и однотипные свадебные ролики не снимал Митя, он оставался настоящим художником в зимнем видео. Зимой обычно пропадал по горнолыжным курортам и соревнованиям, очень привязался к парочке Про и смонтировал небольшой фильм из материала прошлой зимы. Получилось неплохо.
Но для этого сезона Митя приготовил кое-что особенное. Даже для себя самого.
Я пихаю его в бок.
– Я думаю, через пять дней нужно вылетать.
Митя кивает и я продолжаю, —
– Сюжет расскажешь?
– Неа, не расскажу.
3.
В Москве зарядили дожди. Теперь абсолютно все захотели зиму.
Катя М наслаждалась новыми отношениями и работой, а Митя готовил какой-то материал и постоянно пропадал на съемках. Я же занимался своей работой. Квартира начала обрастать чешуйками а4. Готовил тексты, медиапланы и прочее…
С момента назначения примерной даты отъезда моя мотивация получила удар электрошока. Я разговаривал больше чем с десятью людьми в день, опаздывал, устраивал, создавал. Суммарный чек выпитого кофе составил заработную плату небольшой плантации. График функции моих перемещений на карте метро выдавал эпилептический припадок. И я был похож на Одиссея, который возвращается домой.
За усердие я даже получил похвалу от Генерала. По телефону. Смской. Куда любопытней вышло сообщение от Бани на Фэйсбуке. Она прислала фотографию какого-то хмурого, едва напоминающего меня человека у барной стойки в лофте, смешивающего коктейль в хромированный шейкер.
«Твоя ксерокопия)» – подписала она ее.
» Точно)» – улыбнулся я.
«Что делаешь?»
» Дома сижу… но планирую выбраться прямо сейчас, если ты уже оделась».
» Я на работе, почти закончила. Дай мне тридцать минут».
Как утверждает приложение, между нами три станции метро. Я подъеду.
Мы сели в небольшом сетевом ресторанчике итальянской кухни. И не смотря на то, что к подобным местам у меня начала расти легкая неприязнь, его близость к станции метро во время дождя сыграла. В расстоянии между мной и Бани было все: и легкая неловкость, и то, что мы давно не ходили на свидания, и мой скорый отъезд. Тем не менее, мы сложили щиты и сели по одну сторону стола, рядом друг с другом.
– Работа, – развела руками она, – знаешь, хочется все бросить и уехать куда-нибудь. заблудиться на Гоа.
Я усмехнулся.
– Ты не сможешь там долго.
– Почему же?
– Не настолько устала. Подожди немного, скоро начнется сезон.
И под сезоном я, конечно, имел в виду снег.
Бани отличалась от той, которую я видел раньше. Она была уставшей, городской, с небольшим мейк-апом и уложенной прической прямо на деловой костюм. Я ясно увидел, что в каждом из нас – двое, и между ними мы делим жизнь на две разных. Вот только какая из них настоящая?
Бани притянула меня за руку и поцеловала.
В этом городе, под проливным дождем за стенами, в сетевом ресторане я ничего не почувствовал.
Я вспоминаю, как еще совсем недавно на съемных квартирах у гор мы выбирались из спальников и тяжелые утренние перемещались на кухню. Плотно подкрепившись, мечтали о крепком кофе из Старбакса или чего-нибудь такого же сетевого. Как натягивали термобелье, на него амуницию из легкой брони. Застегивались, закреплялись, зашнуровывались и, наконец, выходили с досками и лыжами наперевес под снег.
Как грузились в такси и уезжали к только проснувшимся подъемникам, чтобы самыми первыми замять свежий и вкусный пухляк.
Включил музыку, но музыка не заиграла, и это было знаком. Я собрался и вышел на улицу под моросящий вечерний дождь. Надень «бордическую» куртку – не промок бы.
Улыбка сама появилась, упала в лужу, с нее сбежала на окно витрины бутика и многократно отразилась в каплях на стекле.
Я завернул в любимое неидентифицируемое местечко. Не вычурный, не модный, не перемученный и почти питерский бар, за тем лишь исключением, что вместо сандвичей, здесь гамбургеры с котлетой из хорошего мяса.
В ожидании еды я взял стакан темного пива. Катя М возникла из ниоткуда, аккуратно закрыла зонт и только тогда набросилась на меня.
– Привееет! – обняла, крепко поцеловала, – ну хоть одно светлое пятно на этой неделе.– Скажу сразу, это работа моей мечты!
Я хмыкнул про себя. Работа. Да, работа! Не что-то другое. А главное не кто-то.
– Сейчас подтянется Митя, – оповещает меня Катя М, – гамбургер, я хочу их фирменный гамбургер.
Она отпивает у меня пиво.
– И пиво, теперь пиво тоже хочу.
– Почему ты повторяешь все по два раза?
– О, прости, эти журналисточки. – она делает почти неприличный жест, и он попадает в мокрого Митю
Новость, которую он держит в себе, буквально стучится из него. Он обнимает Катю М.
– А мы тут в горы собрались. Кататься.
– И ты молчал, – она толкает меня.
– Ждал, когда мы будем втроем, – развожу руками я, – ты с нами?
– Не знаю. Где мое пиво, – занервничала Катя М и снова отпила у меня.
Тоскливей, чем зима в мегаполисе, только осень. За окном моей маленькой квартиры непрерывно моросит дождь. Мне захотелось сменить этот вид, и я открыл фотографию горы. С картинки она не выглядела лавиноопасной опасной. На ней были и привычные леса и редколесье ближе к снежной вершине с торчащими скалами, черными, обнажениями, и узким кулуаром практически по центру. В общем, если принять наш чудовищно маленький опыт бэккантри, выходило достаточно страшно.
Самым опытным среди нас был Митя. А вот мы с Катей М поднимались на дикую гору только один раз – в прошлом году. И то это было на фрирайд-курорте. С гидом. Все остальное время взлетали наверх на ратраке. Лавины тогда, разумеется, и быть не могло.
Но для той поездки мы с Катей М купили сплит – борды и, конечно, долго тренировались, обнаруживая спрятанные в пухляке лавинные биперы. Катя М так и не уложилась в две минуты, предназначенные на поиск…
Я достал телефон и позвонил Писателю, который живет в Сибири:
– Подводя итог, – сказал он в конце беседы, – я хочу напомнить тебе, что ты свободен, Андрей. Когда-то давным давно я бросил все, что бы писать. И это был мой выбор за который я платил. Но был выбор свободного человека. Все остальное – не настоящее. Твой настоящий образ жизни мне претит.
Две долгих минуты я мучительно искал себе оправдание, чтобы остаться на месте. Не потерять работу, которая мне не дорога, встречаться с девушкой, к которой я не испытываю чувств, и жить в городе, который мне не нравится осенью. Еще и Катя М не едет открывать сезон, а это знак. Но она позвонила:
– К черту! Я с вами, Андрей.
Аэропорт.
Это будет не просто открытие сезона, мы собираемся совершить пешее приключение в предгорье, поставить палаточный лагерь и в течение нескольких дней раскатывать только выпавший снег чуть ли не самыми первыми в сезоне. Совершено безумная затея.
– Ладно, мы все-таки в сборе. Это главное, – Катя М захлопывает лэптоп, поднимается со своего рюкзака.