Я чтo хочу сказать – да вот, пожалуй,и ничего: что март прошёл впустую.Я ни против чего не протестую —вот только жалко книги залежалойне продолжал… она не продолжаласьсама, ей всё чего-то было мало,она лежала, вызывала жалостьи ярость, ярость тоже вызывала.Март – вообще – не самый лучший месяц:весною я гневлив и всё пытаюсьуединиться, окна занавесить,не отвечать по телефону, то естьзабиться в щель, забыться, затеряться,не то – совсем уйти и не сказаться,нет, раствориться – в кофе, хоть с корицей,хоть с кардамоном, хоть с любой из специй.А чтo хочу сказать – да извинитьсяза то, и за другое, и за третье:вот, за отчизну… нет, за заграницу,за старое – нет, новое столетье.Собака Отто
Собака Отто умел отниматьодин от пяти и шести.Собака Отто умел пониматьразные разностии был задумчив не раз на дню(тогда его взгляд пустел).Он мог бы напоминать Камю,если бы захотел.Собака Отто был полон тайн —чудесная голова;о нём писала б Гертруда Стайн,если б была жива.И если б он был в её кругу,они бы были на «ты»,но он обычно лежал на лугуи просто нюхал цветы.И с ним было не о чем говорить,поскольку он всё постиг,его душа была лабиринт,но сердце было – цветник.И он презирал эту жизнь – за скарб,за скорбь, за базар-вокзал.А после собака Отто вдруг starbи ничего не сказал.«…что однажды придёт исцеление…»
…что однажды придёт исцеление,что апрель с декабрём не сравнится,что страна, дай-то Бог, не последняяи страница —этим и утешайся, как пьяница:тем, что пьётся пока, тем, что пенится,ещё пенится пиво в ковшеи не выпенится вообще.…что весна принесёт тебе ласточку,а уж та принесёт тебе весточку —приглашенье в иные широты,где играют в иные шарады:забубнили ключами небесными,забренчали небесными баснями —и открылся заоблачный ларчик,и понятен Господний узорчик.Так и думать бы… если бы думалось!Только жизнь – как шиповник, как жимолость,просто так себе произрастая —безголовая вся и пустая:пьешь Господнюю кровь, Его тело ешь,ходишь-бродишь… волчишь и медведишь.Ничего-то ты больше не сделаешь,никуда-то уже не уедешь.«Если б мы встретились с Вами, то я б рассказал…»
Если б мы встретились с Вами, то я б рассказалновые вещи о стареньком нашем тогда:там всё опять поменялось – костюм на камзол,музыка на дибазол, и не видно следаот… да какое там «от», дамы и господа!Я переставил опять фортепьяно и шкаф,чуть передвинул и сильно расширил окно,заново всем объяснил, кто был прав, кто неправ,кто был герой, кто был… ммм… золотое руно, —тут эвфемизм, дорогие, но пусть, всё равно.Я королю показал, как ходить королю,пешек отшлёпал по задницам толстым, а турпросто послал, потому что, пардон, не люблюкраеугольных камней и простецких натур —я фьоритуры люблю, тирлирли-тюрлюрлю.В общем, там всё по-другому, на случай чего —и, говорят, ничего… и приволье мечтам!Всё это памяти ловкость, а не волшебство,я бы провёл Вас по этим далёким летам,если б мы встретились… как Вас там, как же Вас там?«Вот бы приманить удачу…»
Вот бы приманить удачу,да к удаче бы в придачуветерок с зюйд-веста…а что к счастью бьются блюдца,и за что быки берутся —это-то известно!Мы не жили жизнь наскоком —мы готовились к урокам,мы азы зубрили…нам в смятении глубокомразве только ненарокомудавались трели —и всего-то два-три звука,а смотри, какая мукав бедном их сплетеньи!Но зато из мыслей горькихвырастали на задворкахдивные растенья:типа мирта, типа мяты…где ж те тэты, где ж те йоты,где ж то изобилье!…ходит, ходит бык с рогами,топчет бодрыми ногамивсё, что мы любили.«Счастью-то, наверно, уже не бывать…»
Счастью-то, наверно, уже не бывать —ну и наплевать.Сизокрылый месяц утомился кивать —откивал своё и улёгся в кровать…Если б научиться наконец рисовать!Чтобы акварелька по водам плылана краю стола,чтобы всё забыла: как жизнь, как делаи какое имя у её ремесла,чтобы потекла на паркет…Ничего, что счастью-то уже не бывать, —если б научиться наконец рисовать,если бы суметь всё забыть наконец,кроме слова «цвет».Говорят, за нами уже послан гонецна одном небесном коне —мы его однажды увидим во сне,если не в окне:конь попьёт из лужицы, натёкшей с кистей,станет розоват,а гонец надарит нам с небес новостей,чтобы – рисовать!«Ещё говорят, что и это, мол, я сказал…»
Ещё говорят, что и это, мол, я сказал.Что, дескать, продаться нетрудно – если продаться.Язык мне отрезать – не русский, так вот хоть… датский.Понятно, скандал – я и сам говорю: скандал.Конечно, Вас купят, я зря так, я пошутил,Вас купят за то же, за что покупают фрукты,пирожные, женщин… и купят, и скажут ух ты —за эти же деньги: металл, он и есть металл.И всех-то нас купят, и всем-то нам поделом —за эти же деньги, других у них не бывает:которыми платят в кино, в кабаках, в трамваях,в киосках – табачном, скажем… тут, за углом.За эти же деньги: вот водка, вот колбаса,вот свежая пресса, вот старенькая принцесса,вот Ваша последняя (очень надеюсь) пьеса,вот смысл нашей жизни, вот счастье, вот небеса.«Где-то совсем под рукой… помню, там были слова…»
Где-то совсем под рукой… помню, там были слова:тб-та-та-тб-та-та-тб-ветер-хотел-уезжать,тб-та-та-тб-та-та-тб-не-соглашалась-трава —путаясь сразу во всём: числах, родах, падежах.Дальше – уже о другом, или о том же ещё,или ещё не о том, или уже не о том —всей нашей жизни насчёт: я её поднял на щит,ну и… не знал, как мне быть с этим тяжёлым щитом.Тб-та-та-тб-та-та-тб – дальше был просто пробел:сколько я прубыл и где – всё это даже не суть,всё это ветер забыл: помнил, не помнил – забылпро опустевшую сеть, про моё не обессудь,про по чужим небесам, про по чужим адресам,про по лугам, по лесам…Где-то совсем под рукойбыл ведь листочек с такой длинной-предлинной строкой!Может, и не записал. Может, и не написал.«За любой случайный адрес…»
За любой случайный адрес,за любой случайный образ,за початый леденец(буря-мглою-небо-кроет —появился-астероид —вот-и-сказочке-конец) —уцепись…и полетели,где качались тихо ели,знать бы, кто они такие,извиняюсь, времири…от токая до текилы,от текилы до зари.Знать бы, что они за фрукты,за субъекты, за конструкты —знать бы, что у них внутри!Но, конечно, не удастсяизловить их у дверей…не удастся разрыдаться,не удастся проводить их,этих лёгких, этих диких,этих ветхих времирей!День пока ещё ершится,но за что ни уцепись,вырывается вещица,и сдаётся временщица —жизнь, как ты ни торопись…и невнятна ско-ро-пись.За морями, за лесами,под чужими небесамимы писали, кончен труд —мы писали, мы писали,наши пальчики устали,скоро пальчики замрут.«Ясное дело, я тоже могу по-другому…»
Ясное дело, я тоже могу по-другому:всякую мысль приструню наконец и – сумею:буду привязывать строчку к воздушному змею,к детскому шуму привязывать, к птичьему гаму…ясное дело, я тоже могу по-другому.Буду привязывать старую, значит, лошадкук шпилю собора, и самую свежую шутку —значит, к решётке…А после, со всем этим справясь,я и для сердца найду подходящую привязь —крепкую прихоть какую… такую-сякую,стану служить, говоря: я служу и ликую.Все-то мы живы верёвочкой, лентой, цепочкой,все-то мы славим и славим свою несвободу,все распеваем ручными сверчками за печкой —вот изменюсь, значит, в корне и тоже так будуили не буду… опять не явившись к обеду.Дело напрасное – умничать, нервничать, дуться:если мы дети, так пусть уж и мир распадётся,как пирамидка, на праздные плоские диски,снова не станет порядка, растает единство:вот, укатились – и пахнет изменой, крамолой!А соберёшь ли… да кто ж тебя знает, мой милый!Из сербских песен
1Вымерзла водица, ты говоришь.Некуда податься, ты говоришь.А пойдём осокой, где водоём,по траве высокой в сердце твоём —по траве высокой в сердце твоём.Нету ни травинки, ты говоришь,в сердце у Йованки, ты говоришь.А пойдём долиной: лёгок подъёмпо горе зелёной в сердце твоём —по горе зелёной в сердце твоём.Нету ни тропинки, ты говоришь,в сердце у Йованки, ты говоришь.А летим с тобою, поводырём,в небо голубое в сердце твоём —в небо голубое в сердце твоём.Нету ни кровинки, ты говоришь,в небе у Йованки, ты говоришь.Так зажжём все свечи и будем вдвоёмна последней встрече в сердце твоём —на последней встрече в сердце твоём.2В белой метели голуби летели,голуби летели – ах, благодать,голуби летели, голуби метели:нечего дать им… но – ах, благодать!Ехали сани, бубенцы плясали,бубенцы плясали – ах, благодать,бубенцы плясали, душу вытрясали:нечего дать им… но – ах, благодать!А из дальней дали две слезы бежали,две слезы бежали – ах, благодать,две слезы бежали, жизнь опережали:нечего дать им… но – ах, благодать!Над слезами сжалясь, ангелы кружились,ангелы кружились – ах, благодать,ангелы кружились, в сердце отражались:нечего дать им… но – ах, благодать!17 марта
Ю.В.
А вот тут тебе – значит, к празднику —…что-нибудь.То, что собрано мною в пригоршню – нет, в щепоть:это, стало быть, одна памятка – чтоб забыть,это, стало быть, одна песенка – чтоб не петь.Потому что… да знать бы мне ещё – почему!Потому что плывём по-прежнему мимо вех,потому что бросаем яблоки за корму,потому что не получается – на словах.Но на пальцах не буду пробовать: не учён,а когда не учён да пробуешь – дело швах.И к тому же я всё равно ведь тут – ни о чём,а когда ни о чём, то лучше уж на словах!На словах, дорогой, на старых моих словах,на качелях, значит, заоблачных – или нет,каруселях… на львах, на тиграх и на слонахпокатаемся по планетам и меж планет —покатаемся за околицу, за черту,да воротимся – на горящую на свечу:вдруг, дружок, да заденем клавишу на лету,или, скажем, струну заденем… молчу, молчу.«Там пока ещё не враг ты…»
Там пока ещё не враг ты,там на завтрак будут фрукты,а тебя уносит поезд.Там, одевшись посветлее,несмотря на время злое,выйдут посидеть в аллее,а тебя уносит поезд.Там, забыв, что, аты-баты,все давным-давно убиты,новые дадут обетына окраине субботы,а тебя уносит поезд.Станут жить (и с Богом, с Богом!) —то по звёздам, то по книгам,но потом, под новым флагомперессорившись друг с другом,все получат по заслугам,а тебя уносит поезд.И отправятся в смятеньипрямо нб небо их тении получат сыр в сметане.А тебя уносит поезд…а тебя уносит поезд,а тебя уносит поезд —до свиданья.«Я написал да забыл, то есть не написал…»
Я написал да забыл, то есть не написал —нащебетал, накурлыкал, на… – как-у-вас-там:я ведь слуга облаков, я ведь неба вассал,я ведь слуга облаков из числа дураков.Я ничего не храню – никогда не хранил:что же хранить, не имея… а я не имелтут ничего, кроме баночки чёрных чернилза обшлагом рукава, где цветы и трава.Я никого не люблю – никогда не любил,ибо никем не владел, а владел – охладел,только над тем и трясусь, как упрямый дебил,что не имеет цены, – драгоценные сны.Крутится плёнка – и сходит с ума кинозал:вот и достаточно счастья в луче золотом.А написал, так… подумаешь, кто ж не писал:парочка свежих манжет да бродячий сюжет!«Ничего мне не надобно, рыбче…»
Ничего мне не надобно, рыбче,ничего мне не надобно… – робчевсех на свете склоняю чело,не заказывая – ничего.Не заказывая, не завязывая,ибо жизнь – одноразовая —скоро-скоро сорвётся с крючкаи – пока!Столько много мы тут надурили,столько много нам тут надарили,что последних трёх тактов кадрилидожидаться уже невтерпёж,и они от меня не зависят,но висят в ослепительных высях —там, где пламя чудак один высеки куда я, простите, не вхож.Не пеняя на практику визовую,ничего, говорю, не заказываю:ни валют, ни билета на скорый,ни гонца – ни с наградой, ни с карой,ни порядка в неровной строфеи ни музыки в этом кафе…«С этим можно не делать совсем ничего…»
С этим можно не делать совсем ничего —это для красоты, это я Вам на счастье:чтобы в Вашей судьбе мог случиться… случаться,совершенно ненужный Вам праздник, – а всё ж!На какой-нибудь улице Старых Надеждили Прежних Обид, в три часа пополудни,да прервутся вдруг Ваши кромешные будни,да слетятся к Вам полусмешные слова —из времен поклонения Вашим шагам,поклонения шелесту Вашей одежды,из безгрешного нашего с Вами однажды,безутешного нашего с Вами тогда,да поднимут Вас эти слова в небеса,да закрутят-завертят Вас справа налево!А что дальше – да вот… покрошите им хлебаили что у Вас есть.Или то, чего нет.«Это просто такой язык…»
Это просто такой языкпозабытыйили просто такой возок,понабитыйчем ни попадя, на глазок:набивали спеша, в слезах,говорили терпи, казак…и работай!И поехал себе возокпо дорогам,за зигзагом чертил зигзаг —и оврагамраздавал своё барахло,сокрушался, что всё прошло,то сарматом считал себя,то варягом.А остался на самом дненекий ящик,полный глупостей – не вполне,но звенящих:они тенькают в глубине,да уже не слышны и непривлекают на сторонедаже нищих.«Если б жить по старинке…»
Если б жить по старинке —пребывая в сторонкеот всего, что несётся вперёд… ах, несётся вперёд!Да фортуны-тиранкиторопливые стрункивсё равно не успеть перебрать – хоть и вечность пройдёт.Сколько лет этой строчке,пролежавшей в горячкестолько зим, что теперь и не знаешь – жива, не жива?Вроде дышит, и вродепри хорошей погодеразличимы слова… только странные очень слова.Так и помню: задумална скамейке за домом(там одна золотая скамейка по небу плыла) —на-ри-на, на-ри-на-на…из какого туманаэти старые песни и старые эти дела —эти жалобы птичьина нездешнем наречьинепонятной народности, всё растерявшей в дыму?Где ж теперь та народность,чья смешна инородностьи давно не нужна никому, не видна никому!На языке Пираха[1]
1Небосвод говорит река: добрый день, река.Говорит река: добрый день, – говорит река.Над река есть облако тёплого молока.А в река есть облако холодного молока.Стая рыбы плещется в заросли тростника.Стая птицы машет крылом сухого песка.И толпа ребёнка сбегается издалека.Хорошо возиться в глина у бережка.Рыба с рыба трудно соединить.Птица с птица трудно соединить.У ребёнок есть такая длинная нить,но ребёнок с ребёнок и нить не соединить.Хорошо лепить из глина разная снедь.Хорошо не уметь число, хорошо не знатьникакого сколько: сколько – такая нудь!Впрочем, нет у пираха и самого слова нудь.2Горький кофе молодой травыпьётся прямо с ветка в цвету.Песня отпущенной тетивыдержит длинная стрела на лету.Видишь, горечь не превращается в сласть —кофе пьётся прямо с ветка в цвету.И ничто не может ни созреть, ни упасть —Песня держит стрела на лету.Видишь, дерево не превращается в пень —кофе пьётся прямо с ветка в цвету.И беспечен путь из теперь в теперь —песня держит стрела на лету.Мелководное время просвечивает насквозь,кофе пьётся прямо с ветка в цвету —и внезапно возникает всеобщая связь,песня держит стрела на лету.И внезапно возникает общая родняу одного и другого бережка,и неслышная походка легконогого дняначинают узнавать с полшажка.3Дескать, нет у пираха понятие чистого цвета —есть сравненье: вроде небо гранита или граната.Ах, чего не бывает в блокнотик мастера Эверетта,в интересный блокнотик мастера Эверетта!Дескать, нет у пираха число, не ведётся счёта,и совсем не подробна судьба и не знает дата —говорится в блокнотик мастера Эверетта,в интересный блокнотик мастера Эверетта.Никуда не течет Маиси спелого лета,у звезда ни движенья вперёд, ни назад возврата —жизнь застыла в блокнотик мастера Эверетта,в интересный блокнотик мастера Эверетта!Нету Бог, и пуста верёвочка амулета —есть одна сердечная смута, вечная смута,да сплошная работа в блокнотик мастера Эверетта,в интересный блокнотик мастера Эверетта!И нигде везде ни ровесника, ни собрата —всё затянуто без разбора в одно болото:в безразмерный блокнотик мастера Эверетта,в интересный блокнотик мастера Эверетта.4Растение дорастает до самое небо,и там расцветает цветок: это мило и любобабочке с крылышко мёда и крылышко воска…экая неподвижная вертихвостка!Ах говорит во времени нету места.Время – оно кустарник, растущий густо.Ах отрясает время, словно репейник,Ах – это наш учитель и наш ребёнок.День состоит из праха и снова праха.Племя стоит у речка и слушает Аха.Аха перебивает горластый кочет.Племя смеётся над кочет и горько плачет.А ведь только подумать: всё всегда под рукою,только отдаться неистовому покою,только застыть у набитой до край корзиныс потусторонний взгляд наевшейся обезьяны!..Солнце садится, и смеркается сердце:сердце младенца смеркается в сердце старца.Нету у нас судьба… ни серпа, ни снопа нет.Ночь наступает. Она всегда наступает.5В местное небо не ходят смотреть на звезда.В местное небо подстреливают еда.Поэтому местное небо ведёт себя строго,и в местное небо нет Бога,и нету подмога, нету правильным никакая подмога.Но – Бога высокая, справедливая Бога,появись из воздух сахарного тростника,протяни над Маиси большая рукаи громко скажи я люблю это племя,это племя, это короткое пламяна окраина мира: как хорошо горити как хорошо говорит!Высокая Бога, справедливая Бога,далеко пролегает твоя дорога,но взгляни на пламя и иди сюдаи возьми с тобой много еда.6Гость приходит за гость – и товар на товар отоваривает.Можно дать ему пёрышко, зуб, наконечник стрела.Жалко, гость никогда не правильно разговаривает,разговор у гость не имеет крыла.Гость не хочет обмен ящик мыло на круглое пёрышко,и не хочет обмен весёлый напиток на зуб,и стоишь рядом с гость – и споришься,споришься, споришься…Но неправильный гость обычно жаден и глуп.Что ж, неправильный гость…всё бывает заветное и не заветное —и заветное всегда помещается в горсти.Но хороший зуб не любое теряет животное,и хорошее пёрышко совсем не легко найти.Вот и жалко заветное доставать и обмениватьна совсем не заветное, но привлекательное на вид.А неправильный гость вороват и любит обманывать —и задаром заветное получить норовит.Ну и пусть получает себе – и не стоит досадовать —зуб, и пёрышко, и наконечник стрела:тяжко с гость разговор говорить и беседа беседовать,разговор у гость не имеет крыла.7Птица летит далеко, правильный знает.Рыба плывёт далеко, правильный знает.Правильный только не знает край этой птицы.Правильный только не знает край этой рыбы.Правильный, он всегда остаётся на месте —место у правильный мбло, но место хватает.Место хватает стрела лететь вслед за птица.Место хватает гарпун нестись вслед за рыба.Место хватает браслет бренчать на запястье,длинные бусы блестеть на короткая шея,место хватает плакать и место смеяться,место хватает делать и место думать.Это такое правильное приволье,это такая правильная свобода:место хватает оставаться на месте,место хватает не искушать сердце.Находки на ютских дорогах
«Тут стрекоза жила неподалёку…»
Тут стрекоза жила неподалёкуи бабочка жила неподалёку —и их дома сбегали прямо в реку,и пела свои песенки вода.А я… а я не жил тут никогда:я не умею жить неподалёку —я только подалёку, вот беда.Такой уж я нелепый мотылёк:ко мне ужасно трудно добираться,а доберёшься – время собиратьсяв обратный путь, и он всегда далёк.К тому же слишком много подоплёк,мешающих мне быть гостеприимным, —пристрастие моё к снегам и ливнями к прочим беспорядкам бытия…И, между прочим, я – совсем не я,а шутка Вашей памяти, ошибка,на мне тогда была другая шапка,но я – не я, и шапка не моя.Забудьте, не ходите по местам,где я люблю слоняться нелюдимо:здесь места нет гостям и новостям,здесь слишком быстро всё проходит мимо,и я не здесь – я даже и не там,где дом, и дым, и нет огня без дыма.«Пара вздохов, да пол-облачка пыли…»
Пара вздохов, да пол-облачка пыли,да высокого неба благодать —мы копили ничего не скопили,а того, что скопили, – не видать:херувимские крылышки улыбки,над бескровным трепетавшие ртом,мы копили в ореховой скорлупке…ах, наверное, копили не там!Потряси-ка всё то, что мы копили, —может, что и зазвенит наугад:золотые копеечки капелитам на донышке где-нибудь лежат,да счастливым шепотком дольче витаотзовётся – случайно, сгоряча!Положи себе в копилочку света,августовского света два луча.«Ты только в город не ходи…»
Ты только в город не ходи —ходи, голубчик, в рай,в петлю и в дедушкин сарай,а в город не ходи.И ничего, что – в двух шагах,да хоть бы и в одном,застрянешь, знаешь, на торгах —не на торгах, так на бегах,а нет – у чёрта на рогах:зерном, звеном, бревном.Смотри, какой зелёный лес,какой высокий плёс,и нет тебе тут ни колёс,ни слёз, ни марсельез,а там у них всегда мятеж,галдёж, грабёж, делёж…Вон, ублака себе отрежьда и на хлеб намажь —чем вся их суета сует,чем мыкаться между карет,и королей, и свит,питайся песней, как Давид…но что ж там так светло горит,смертельно так горит?Майнц
Чем свет очнуться на перронепод колокол и крик вороний,ожить растением озимым,ветрами согнутым дугой,и долго-долго заниматьсяигрушкой маленького Майнца —его глазурью, и изюмом,и шоколадом, и нугой.Пить кофе прихотливой варки,считая брусья на фахверке,заглядывающем в окошкис проулка в палец шириной,и баловаться завиткамибра, отражённого в стакане,и мелкие цеплять в лукошкеорешки цапкой кружевной.Кидать в фонтанчики монеты,совсем не вспоминать пенатыи вообще не думать, кто ты,и на скамейке задремать —и видеть сон, хороший, щедрый,про заметённый сладкой пудрой,про белолицый, златокудрыйвсё тот же Майнц,и Майнц,и Майнц…«Распрекрасный такой план…»
Распрекрасный такой планна две жизни вперёд:съесть пол-яблока и банан,или наоборот,где-то тут начало строки —бросить взгляд,пропустить (отклонить) звонки,если позвонят,в чистку сдать рукав пиджака,остальное – в расход,проиграть себе в дуракаили наоборот,начитаться старых газет —развязав тесьму,опоздать нанести визит —и забыть кому,сосчитать наличность сединза последний год,перемножить один и одинили наоборот —и подумать, Господь прости:я тут не ко двору —поживу часов до пяти,а там и умру.«Не сменять ли мои арии…»
Не сменять ли мои арии,серенады и рапсодии,и рулады золотыена высокие теориио счастливом плодородиихоть вот где… хоть вот в пустыне?Я люблю их по-отечески,но не жалую практически,ибо я такая птица —пой на солнечном наречиивместо чтобы, там, как прочие,размножаться и плодиться.Пой себе в узорном тереме,на резной пиликай скрипочке —так-то звонче, так-то лучше!Я женюсь на этом дереве.Я женюсь на этой тропочке.Я женюсь на этой туче.«Уже столько воды утекло – помилуй нас, Боже…»
Уже столько воды утекло – помилуй нас, Боже.А она всё течёт и течёт – вольну ей, беглянке…Уже всякое русло мало, бескрайнее – тоже,и давно уже наперечёт бутылки и склянки.Скоро, видимо, нам принесут последнюю ёмкость —осторожной рукою подав стеклянный напёрсток:это даже уже не сосуд, но тонкость и ломкость —его в шутку сваял стеклодув из бабочек пёстрых.Ах, всего на глоток на один, на несколько капельтот напёрсток рассчитан, дружок, – на стопку, на рюмку:это будет твой валокордин, пока ещё скальпельне наведался и не обжёг сердечную сумку.Пёстрых бабочек хватит, дружок, хотя б изначально,было б цело крыло и стекло – и не оскудело,а вот что обмелеет река – ужасно печально,но ведь столько воды утекло… понятное дело.Повторение
Отпустить на волю прыть,возвратиться в прежний рай,забывая повторить«никогда не повторяй».Мать учения сидитна скамеечке в слезахи азы свои твердит,спотыкаясь на азах.А вокруг летают бурив белом головном уборе,а вокруг летают вихри,и у них все щёки в охре,а вокруг летают детис погремушками во рту,не летайте, посидите,не старейте на лету.Но они летят, как боги,между синих облаков,превращаясь по дорогев толпы милых стариков,чтоб набравши неба в грудь,прыгнуть с неба в каравайи забыть проговоритьна лету «не забывай».Заводная лошадка
А вон лошадка зб пять крон:она видна со всех сторони хороша со всех стороннеотразимо!Она пришла из дальних стран,на ней седло, как царский трон,она стоит возле витрин,где магазины.Она со сбруей золотой,она, конечно, для детей —и из моих перипетийменя не вынет.На ней, когда тебе лет пять,весьма приятно поскакатьсквозь детство, через тишь да гладь,верхом – навылет!Но у меня с собой пять крон,и надо мною небосклон,и мне отнюдь не возбранёнпарадный выезд —и нету ни души окрест,и сам я не из этих мест…авось, свинья меня не съести Бог не выдаст.Да и никто мне не судья,за исключением дождя,поскачем, с места не сходя —всей жизни мимо —весёлой белкой в колесе!Мой Росинант, ты весь в росе,мой Росинант, мы дети все,когда одни мы.«Только пара сандалий осталась от этих стихов…»
Только пара сандалий осталась от этих стихов —пара старых сандалий,пара грустных созданий,пара, в общем, таких пустяков.А куда я по снегу ходил – да какая кому,к чёрту, разница, мы же сейчас вообще не об этом!Мы о всяком таком… миновавшем, прожитом, пропетом,о не видном уже в паровозном морозном дыму,если вы понимаете, что я имею в виду, —престарелую частность…извините за честностьи за эту вот, как бы получше сказать, лабуду.Всё никак не забуду… понятное дело, был снег:снег всегда в таких случаях самое первое дело —чтобы видели, стало быть, как тут судьба наследила,кто сошёл с колеи, растерялся, расплакался, сник,а кто, наоборот, эту снежность насквозь пропахав,всё равно никогда не узнал, что такое усталость.Только пара сандалий осталась от этих стихов —и прекрасно, что так: у других и того не осталось.«Кто-то ходит и трезвонит…»
Кто-то ходит и трезвонит,чем – не разберу:ничего тут твоего нет —сам не ко двору!Всё чужое, привозноеиз других земель,а тебя я знать не знаю…Вот и разумей.Мимо пролетел червонец,пробежал алтын.Ничего тут ничьего нет —никаких святынь.Улыбается бесхозный,праздный белый свети совсем не знает кознейчестный небосвод.Ну а как ты есть пришелец,так люби свой путь —погуляй-ка, утешаясьхоть вот… чем-нибудь:ни поклажи, ни ночлега —лёгкость бытия,рукавичка из-под снегашепчет: я твоя!«Договорим до той черты…»
Договорим до той черты,где только ты и нет меня,где сожжены мои мостыи даже дым давно улёгся,до той черты, где все чистыи где, спокойствие храня,на мир взирают с высоты,с которой видно только флоксы,тюльпаны, лилии, сиреньи наподобие того,весенней шляпки набекреньвозвышенное вольнодумствои новых капель дребедень,и новых истин шутовство,и новый парус – новый день —уже расправлен и надулся.Договорим до той поры,где все мудры не по годами знают правила игры,и больше уж не ошибутся,до той поры, до той муры,где за бесценок я отдаммои воздушные шарыкапитуляций, контрибуций…А дальше чтобы ни шажка —и постоим у бережка,где жизнь казалась так тяжка,ан – упорхнула по дороге,и ни единого грешкане записали облакана счёт стального мотылькаи золотой его подруги.Лодочка из Портофино
Лодочка из Портофино в тесной ёмкости графина —под названьем Жозефина, с алым кантом на корме,лодочка из Портофино,поплывём с тобой в уме?Лодочка из Портофино, мы с тобою два дельфина,два смиренные тайфуна, заключённые в тюрьме.Лодочка из Портофино,поплывём с тобой в уме?Лодочка из Портофино, мы с тобою два профана,два несчастных инофона на далёкой Колыме.Лодочка из Портофино,поплывём с тобой в уме?Полно сетовать на участь: нам ведь свойственна живучесть,нам ведь свойственна плавучесть, флот – он и в Китае флот,надо просто участь вычесть:вычесть участь – и вперёд!А в уме – там солнце светит, ночь луну по небу катит,и на всех свободы хватит – что при свете, что во тьме.И прекрасна, как эпитет,жизнь, прожитая в уме.«Теперь это, конечно, детали…»
Теперь это, конечно, детали,детали и тили-тили,сомнения – та ли, не та ли…далёкие такие года,далёкие такие метели!И чего-то от меня Вы хотели —чего от меня-то Вы хотелив одном небывалом тогда?На Вас была глупая шляпа —по-моему, чуть ли не из крепа,и были Вы растрёпой растрёпа,и шляпа Вам ужасно не шла.И всё выходило нелепо:ни слова весёлого трёпа,разговор – как варёная репа,в основном про чужие дела.Теперь-то, клянусь, я бы сразувсё понял и вручил бы Вам розу,и каждую ответную фразусделал точней и острей.Но это всё, конечно, детали,далёкие такие метели…и тяжело писать на металле,и состарился менестрель.Званый ужин с колокольчиком
Его бы спрятать за обшлаг,тот колокольчик, надоел, —и вместе с вами есть шашлык,который прежде не доел:ведь так ведут себя, когдавсе дамы и все господасобрблись и сидят рядкомхоть и над тем же шашлыком!Его бы спрятать от гостей,тот колокольчик, он смешон,он не содержит новостей,он пустозвон, болтун, пижон —с ним стыдно, он бросает теньна твой ухоженный плетень,его бренчание – латыньдля всех собравшихся, остынь.Он всех смущает, он чужой —и он для славок и чижей,а среди вилок и ножейему не место, режь и жуй.Но, шут в высоком колпаке,ты с колокольчиком в рукеопять сидишь на публике,опять сидишь на публике…«Прислали ангела запасного…»
Прислали ангела запасного —живи снова:он может в изголовьи спать,он может спетьмелодию какую не такую —хоть, например, живу-себе-ликую —или подать весёлого вина,а может сделать муху из слона,слона твоей потери,и проследить, чтоб дни твои летеликуда-нибудь на юг, на юг, на юг…А что тебе давным-давно каюк,он знать не хочет, ангел запасной —воитель записной.В то время как мой прежний был хранитель…на жёрдочке сидел, висел на нити ль,а всё чего-то там себе подумывали мало что предпринимал:вот разве яблочком одаривал эдемовымда сушку клал в карман —на случай, если что… на всякий случай.Такой обычный ангел – не могучий,скорей, строчной, чем прописной,не то что запасной.Он снова прилетит – потом… весной.«Опять божество… извините, не думали…»
Опять божество… извините, не думали —не ждали, не чаяли, ан – как всегда:унылая разность, весёлая сумма ли —хитон, пара крыльев плюс-минус звезда.И праведный лик, и высокие истины,и кротость аскезы, и к ней две слезы,а к ним – эти все осторожности гостьины,с отказом от благ виноградной лозы…И, значит, ни в коем, пожалуйста, случаес ума не сходить, не парить в облаках:какое нам дело, что звёзды падучие —другие! – себя не держали в руках,на то и другие… А тут – всё как надо бы:всерьёз, навсегда, до последней черты —и райский возок, спотыкаясь о надолбы,везёт нас наверх от земной суеты.Прощай, значит, жизнь! Уж отныне не хаживатьпо лужам, а только бродить по лугам,выказывать знаки вниманья, ухаживать,смиренье блюсти, не мечтать о другом,лелеять пергамент сухого отчётика:мол, жил не греша – ничего сверх того…Опять божество. А хотелось бы – чёртика.Но – опять божество.«Есть право пророчить и мышку ловить на мормышку…»
Есть право пророчить и мышку ловить на мормышкукомпьютерной правды – во имя бессмертных идей…но нет уже, видимо, права греметь в погремушкуи нет уже, видимо, права морочить людей.Идёт пересмотр – и следствие губит причину,и поздно шуметь, и упрямится старый верстак,и есть уже вещи, которые мне не по чину,их надо забыть и оставить на прежних местах.Но, чёрт побери, не получится басен из песен,пойду и умру за покинутый всеми редут,поскольку я, в общем, ничем никому не обязан —вот разве чернилам, которые не предадут:мы вместе струились, мы вместе стекали – стихалии снова кричали, и брызгали синей слюнойзатем, чтобы вместе потом становиться стихамии переставать наконец быть и ими, и мной.Вот разве чернилам – за пристальность синего взгляда,за то, что со мной они нянчились вечно… хотячернилам как раз ничего от меня и не надо:испачкал все пальцы, иди отмывайся, дитя!Мы увидимся
Мы увидимся в новом году,не волнуйтесь, я сам Вас найду —просто стойте себе, где стояли,где спеклись наши жизни слоямии где, пальчик смочивши слюнями,Вы по льду рисовали звезду.Мы увидимся в новом году:просто стойте, пусть не на виду —на-базаре-развале-вокзале —у-витрин-у-весов-под-часами —под часами ли, под небесамипросто стойте, и я Вас найду!Мы увидимся в новом году —я «бреду» не имею в виду,но как знать… может быть, и имею:что я, кроме как бредить, умею —не ходить мне дорогой прямою:мы увидимся в новом бреду.Мы увидимся в новом бреду,я клянусь, что я не пропаду,просто стойте себе, где хотите —хоть одна, хоть без свиты, хоть в свите,просто будьте на этой планете,мы увидимся в новом году!«Это что ж за таверна такая… не помню, каюсь…»
Это что ж за таверна такая… не помню, каюсь,но оно хорошо бы – там встретиться, хорошо быдаже прямо сейчас, только в памяти полный хаос.Если кто-то и помнит, то старенькая Тошиба.Надо просто открыть один файл – навсегда закрытый,защищённый навеки, на вечные, значит, веки,то ли лаковым слоем, то ли ласковой позолотой,то ли маслом оливковым… соком лесной ежевики.Надо просто войти в этот файл – так, как входят дети,несмотря на запреты, заборы, запоры, засовы:надо просто войти, оглядеться и заглядеться,ни о чём другом не задумываясь особо.Можно с проводником: есть такой проводник по файлам,проводник по всяким глупостям запоздалым,сильно пахнущий хлороформом, нет, хлорофиллом —не прочитанным в своё время коротким мэйлом.Проводник по всяким глупостям беспризорным,он-то знает, что безопасно, а что коварно,и найдёт без труда покрытую свежим дёрномв старом файле таверну под вывескою «Наверно».«…ибо всякая Божия шваль…»
…ибо всякая Божия швальв свой бренчит колокольчик.Комара сладкозвучного – жаль:плохо кончит,жаль осу, саранчу и слепня:тоже звонкая живность,жаль… кого бы ещё? – жаль меня,раз уж так всё сложилось.Полетаем-ка мы, побренчим,погуляем по нотам —над болотом, поляной, ручьём,над холмом, над блокнотом —и достигнем последних верхов:там Господь шёлком вышит…Жаль лишь тех, кто не пишет стихов,жаль – кто пишет.«Снова память расшумелась…»
Снова память расшумелась,снова дремлют часовые,память, память, Божья милость,все пути твои кривые:ни уйти, ни воротиться,ни столкнуться, ни расстаться,все твои чумные – птицы,все твои шальные – танцы:заморочит, искалечит,небеса согнёт дугой…Не ходи на тот конечик,огуречик дорогой,не подписывай кабальной,не ручайся головой —оставайся с колыбельнойхоть и мёртвой, да живой:Бог летает высоко,сладко рифмы молоко,полно плакать, дитятко…«И можно всё опять связать – хотя б вот проволокой тонкой…»
И можно всё опять связать – хотя б вот проволокой тонкой,и можно всё опять сказать – допустим, даже повторяясь,но можно и исчезнуть с глаз, легко взмахнув пустой котомкой,не взяв ни слова про запас… – и не такой я бережливый.Я разбазарил всё что мог, а мог когда-то очень много:в день мог писать по сорок строк – по сорок строк и по сто сорок,мог рисовать и рисовать, без сна и отдыха, ей-богу,а мог на всё и наплевать с одной высокой колокольни,мог пировать с самим собой – часами, мог и с небесами,и мог болтать наперебой – Всевышнего перебивая,и мог два пустяка сложить, чтоб вечность получилась в сумме,а мог всё сразу отложить – хоть на минуту, хоть на сколько.И вот… когда я не вернусь, ты знай, что мне всего хватило,что, навсегда забыв Парнас, я и про нас с тобой забуду,такое уж я тело, м-да, – небесное такое тело:я просто не хожу туда, куда… – куда, куда! – в Фокиду.Так вот, когда я не вернусь, совсем не в этом будет дело(и не таков я, скажем, гусь, чтоб это кем-то замечалось!),а в том, что, значит… стрекоза всё лето красное пропела —и тут зима катит в глаза, как полагается по тексту.Ну вот… когда я не вернусь, пусть всё останется, как было:пусть светит солнышко, и пусть на белом свете будет август,и барбариска за щекой, а в облаках – хоть звук футбола,хоть волейбола, хоть какой любой другой игры душевной.«Здесь у нас есть дом с трубою…»
Здесь у нас есть дом с трубою,здесь у нас есть мы с тобоюи другие безделушки —чайник с чашкой, плошка с ложкой,пара глупеньких хи-хи,и помада, и духи.Есть и праздники, и будни,есть заутрени, обедни,есть сегодня и намедни,день рабочий и обычайотдыхать после шести,есть «уйти» и есть «прости».И совсем немноголюдно,и всегда играет лютня,что намедни – это ладно,и сегодня – тоже ладно,но потом уже – ни-ни:слишком быстры наши дни.Мы привыкли с неба падать —падать-ничего-не-ведать,скоро позовут обедать,на столе стоит еда.Детство, молодость и зрелость —всё сбылось, всё пригодилось…Ну подумай: что нам делатьв этом глупом навсегда?«А вот это мне на потом…»
А вот это мне на потом:мне потом идти по пятамза одним проулком пустым,где твой след сто лет как простыл.И вот это мне на потом:рыбка на крючке золотом,птичка в серебристой сетивсех твоих пойми и прости,пара-тройка общих друзей,два билета в местный музей,да сухая брешь под зонтом —на потом, дружок, на потом.А вот эта дура-строка,всё ещё живая пока,и почти пустой парафраз —на сейчас, дружок, на сейчас.Находки на ютских дорогах
Весенне-летняя коллекция
№ 1Такая зелёная штукаиз нашего грустного века… —стучащая, если нажать.Потеряна у автоматаи в землю прохожими вмята(потом распрямилась опять).Она мне сказала: «Послушай,я тут потерялась на случайнайтись… вот такие дела».Была в ней внезапная милость,когда она вдруг распрямиласьи прядку со лба отвела.И я всё крутил эту штуку,хотя ни единому звукуне верил, а сам – ни гу-гу,хотя понимал уже, в общем,что как мы ни злимся, ни ропщем,но я без неё не смогу.И я всё крутил эту штуку —несильно поранивши руку —и делалось мне всё ясней,что это, должно быть, навеки,что все мы бродяги, калеки…и было мне зйлено с ней!№ 2Новенькая втулка, ценность без упрёка —никакого толка, никакого прока,никакого смысла…Надо было б смазать, если б было масло.Кузнеца Гефеста золотая прихоть —надо было б спрятать, если б было местогде-нибудь у сердца.Втулку, шпильку, гильзу… – время экономить:всё имеет пользу, всё имеет память,всё имеет цену.Всё однажды, после, зацветёт лозою,изольётся мыслью, изойдёт слезою…дайте только время.Всё ещё вернётся из глубин колодцана волне хорея, на хребте борея —дайте только время где-нибудь у сердца.№ 3Должно быть (должно быть!), от киндер-сюрприза:одна половинка – которая снизу,одна полусфера…разъяли и бросили, стало быть, дети.Что было в ней – я не скажу, хоть убейте:была в ней кифара!Не то чтоб живьём… но объём полусферыбыл ясный намёк на наличье кифарыкогда-нибудь прежде,когда ещё целым был круглый цилиндр,когда ещё эти небрежные киндерводились тут реже.И я на минувшей кифаре на этойисполнил припев моей песенки спетой —давно уже спетой.И прежние дни у меня за спиноюшептались и шли осторожно за мноюкоротенькой свитой.№ 4Чьё-то проволочное колечковсем на счастье… хоть и не наличка,а немалый подарок небес!Поглядеть – так совсем золотоеи наполненное пустотоюс бриллиантом внутри, хоть и без.Ах, прощайте, мои домочадцы,я сегодня уеду венчатьсяи назад не вернусь никогда,а когда я вернусь, я не знаю:это знают колечко резноеда воздушных колёс обода.Но когда я вернусь, вы прочтётеобо мне в прошлогодней газете,что он, дескать, уехал назад…Вы тогда не хватились потери,да все годы давно пролетели —и ветра сквозь колечко сквозят.№ 5Стеклянный шарик, каких навалом, – с отливом алым:таких видали-перевидали в счастливом детстве,но, как и в детстве, опять загадка: куда с ним деться,хоть и не лишний, а никчемушный – в большом и малом!Бывало, катишь такой вот шарик куда не знаешьи всё гадаешь, зачем бы это, к чему бы это…Теперь-то ясно: всему на свете цена одна лишь —цена гаданья, цена вопроса, цена ответа.Пусти под горку, сожми в ладони, храни в кармане:такая круглость везде в почёте, везде сгодится,её на свете давно, пожалуй, нет и в помине —но только дети об этом знают, да вот… индейцы:они увидят стеклянный шарик – и станут битьсямежду собою за право шарик пустить под горку,сжимать в ладони, хранить в кармане – и плакать горько,коль не достался… а так хотелось, такая ценность!Они насильно тебе подарят перевитоекопьё и перья, колчан и стрелы с весёлым гулом —за это право владеть священною пустотою:пространством полым, прозрачным целым с отливом алым.№ 6Что-то вроде чего-то вроде —милость некая Христа ради:то ль булавочка, то ль заколочка…Так бывает: подкинет улочка —и не знаешь, куда девать!Бросить жалко: и так уж брошена —лучше как-нибудь по-хорошему:взять почистить, окантовать…Пусть висит, на стене блистая —милость Божия золотаяот беспечной прохожей девочки,разбросавшей свои обновочки —что куда, кому Бог пошлёт:где коробочка, где улыбочка… —вертихвостка, стрекозка, бабочка,угодившая в переплёт!Её больше на свете нету —она жизнь свою как минутупрожила – и ищи-свищи-с:по булавочкам, по заколочкам…по заброшенным тёмным улочкам —по уличкам её вещиц!№ 7Всем осколкам осколок, с пожаром на скулах:память печи, и сечи, и речи усталыхполководцев, с тоской говорящих солдатам:мы могли бы остаться в живых, но куда там!..Мы могли бы остаться в живых, но куда там —мы разбросаны по безымянным редутам,чтоб вождям нашим – лживым, богатым, надутым —безопасно бродить по торжественным датам,чтобы детям, войною не слишком задетым,собирать черепки по редутам… да где там,есть один лишь осколок!И я им владею,я владею им и с каждым днём молодею,и уже я готов умереть за идею —за какую-нибудь за идею седую.Но покуда не умер, живу – в ус не дую,в ус не дую, а только владею, владеюпод одною звездою, своею звездою.№ 8Полусогнутая пряжка:если хочешь, застегни —хоть навеки, хоть немножко,если хочешь, застегниили просто так любуйся,или об заклад побейся,эту пряжку заложив:проиграешь – будешь жив!Эта маленькая участьна земле лежала, скрючась:если хочешь, распрями —молоточком ли, совочком,задушевным ли словечком,если хочешь, распрями.Нам и всем немного надо:хватит слова, хватит взгляда,хватит просто чтоб подули,пусть и из далёкой дали,на горячее чело…даже и, на самом деле,хватит вовсе ничего!№ 9Крышка от некоей ёмкости —просто немыслимой ломкости:взялся покрепче – и нетути!В общем, при полной ненужноститребует бешеной нежности,не говоря уж о трепете.Что ею было завинчено,знать, без сомненья, заманчиво —впрочем, не так обязательно.Ясно, что что-то воздушное,перистое и нездешнее —облако, светлое затемно?Крышка потеряна, пулноте,облако стёрлось из памяти —только его мы и видели!Джинн из сосуда никчёмного,«Дух Ничего» наречём его,ищет себе повелителя.№ 10А заглянем хоть под этот под тяжёлый половик:грошик ломаный, однажды потерявшийся навек(не навек, мой драгоценный, ничего тут нет навек), —грошик ломаный найдётся,разумеется, найдётсяне волнуйтесь, имярек.Думал, потерял – и ладно, думал, век давно истёк,а смотри-ка – появился развесёлый антиквар,ходит песенку мурлычет развесёлый антиквар:грошик ломаный найдётся,разумеется, найдётсяне волнуйтесь, имярек.И печатают в газете объявленье в пару строк:«Грошик ломаный утерян, до обеда позвонить» —и спешат все телефоны до обеда позвонить:грошик ломаный найдётся,разумеется, найдётся,не волнуйтесь, имярек.И несутся к антиквару целых двести человек:грошик ломаный нашёлся, потерявшийся навек!Не навек, мой драгоценный, ничего тут нет навек:грошик ломаный нашёлся,разумеется, нашёлся,не волнуйтесь, имярек.№ 11Открыточка с оторванным углом —и пусть оторванным, и поделом:была бы целой – не было б резона!А так – смотри, какая благодать:стоять и зачарованно гадать,чем кончится у них конец сезона.И без того там слишком много слов —и без того чрезмерно торопливрассказ о небывалом изобильидаров природы и любви даров,дневных походов и ночных костров,и тяжело дышать от звёздной пыли.И без того избыточно легкапорхающая по строкам рука —хотелось бы поболее нажима,хотелось бы потише мыслям течь…как вдруг – внезапно прерванная речь,и будущая жизнь непостижима,и тотчас же приходит волшебство:оно в уменьи не сказать всего,запнуться на случайном новом смысле —и если оборвать себя на тойили на этой быстрой запятой,и если вдруг расплакаться, и если…№ 12Может, конечно, и выбросили —с них станется, с южных ютов! —но сначала у неба выпросили,понятно, что для полётов:пёрышко с разводами радужными,из самых простых, голубиных(местными тяжёлыми гражданамипочему-то особенно любимых).И я полечу на том пёрышкекуда-нибудь в дальние гости —я полечу на том пёрышкена Берег Слоновой Кости,где разные пёрышки сотнямипорхают вокруг и горят,особенно – днями субботнимии воскресными, говорят.У меня есть кошёлка марлевая,я туда их все соберу —и предстану, грехи замаливая,перед облаком на ветру:дескать, был и я среди спорящих,расшибал пространство плечом…между тем как всё дело – в пёрышках,а больше совсем ни в чём.№ 13А вот это у нас – от чего?Да помилуйте, ни от чего:ведь не всё от чего… ах, не всё от чего,есть ведь что-то и ни от чего!Ну, допустим, оно – от тревог,тех, к которым ты слишком привык:с неба лёгкий кивок – и не стало тревог,не тревожься, чудак-человек!От соблазнов на старости лет —скажем, стать на тонюсенький лёд…с неба тихий привет – вот и нет их как нет,тех соблазнов на старости лет!Дальше сам говори, мой родной:от игрушки нелепой одной,безделушки одной, побрякушки одной —от одной от судьбы заводной.Где получится – там и повесь,только лучше, конечно, не здесь:здесь и так уже есть… столько всякого есть,что не съесть, и не счесть, и не снесть!№ 14Да как-то и не знаю, чем назвать, —ничем не назову, так и оставлю:ведь я же… я отправился на ловлючего-нибудь, дружок, – что Бог пошлёт!А Бог послал такую, значит, вотзабаву… позабывши дать ей имя(чтоб, например, не спутали с другими,не приняли за что-нибудь ещё).Но ей, забаве, видно, наплевать,как называться – ей бы лишь катиться,катиться, и сиять, и золотитьсяпо утренней, по гладкой мостовой.Поскольку что имеем – не храним,поскольку счастлив только аноним —не наречённый и не обречённыйнести чужое имя на плечах,но – золотиться, и сиять в лучах,и думать обо всяких мелочах,и быть лишь самому себе причиной!№ 15Или – летела себе золотинка,так и летела: бездомно и тонкочто-то такое звеня на лету…дескать, летишь вот, звеня и сверкая, —жертва вопроса: а кто ты такая,чтобы сигать в высоту?В общем, конечно, никто не такая —просто немножко лишилась покоя,вот и взлетела – и всё, и конец.Нет на сей счёт никаких объяснений —есть только день… невозможно весенний:свет, и тепло, и скворец.Кто б ещё понял, зачем мы летаем!Люди вон тоже летают – не то имскучно, и грустно, и… как-то не так:вот и простая одна золотинкав небе весеннем – рутина… рутинка,будничный образ, пустяк.Можно, конечно, поймать и разгладить,можно и как-то иначе уладитьэту судьбу – да зачем же, лети:мы обозначим тебя в каталогекак экспонат, что всё время в дороге,как аватару пути.Музыка на Титанике
Музыка на Титанике
Веку тому Господнемунынешний слишком нов:помню, летали пу небу —нищие, без штанов,Божии всё избранникис крыльями из свинца!Музыка на Титаникеиграла до конца.Нам полоумной удалив пламенном том тогдабольше чем надо выдали,дамы и господа,бражники, гипертоники,траченые сердца!Музыка на Титаникеиграла до конца.Это мы после выясним,выпрыгнувши из тьмы:всё-то там было вымыслом —время, пространство, мы,буквы газетной хроники —по ширине лица.Музыка на Титаникеиграла до конца.Веку мы были бабочки,бабочка только гость:вынесли нас за скобочки,бросили где пришлось —и разлетелись странникипу свету, как пыльца.Музыка на Титаникеиграла до конца.«Если б я распоряжался этим садом…»
Если б я распоряжался этим садом,если б я распоряжался этим судном,если б я распоряжался этим скуднымсудным днём, в котором нету виноватых,если бы я распоряжался этим стадом,этим праздничным, весёлым и бесстыдным —с неумелым, но божественным рапсодом,распевающим с безжалостным надсадомо далёких, им не виданных широтах,или – бедным медным светом за фасадом,испещрённым завитками финтифлюшек…или вот хотя бы только этим сердцем —этим нежным, малолетним этим ситцем,полным творческих сомнений и ромашек, —то клянусь, что и тогда бы я не тронул,несмотря на все издержки и излишки,ни ромашки ни одной, ни финтифлюшки,не коснулся б, не нарушил, не поранил —всё считал бы дорогим и ненаглядным,вызывающим любовь, и боль, и жалость!Потому-то я и не распоряжаюсьэтим светом, этим садом, этим судном…«Ещё бы знать тогда, как всё потом…»
Ещё бы знать тогда, как всё потомперевернётся и перекроится:я стану парусник, ты станешь птица —я весь в серебряном, а ты вся в золотом!Ещё бы знать тогда, что тусклый свет,непостижимый тусклый свет былогопробьёт сегодня сказанное слово —тому былому сказанное вслед,что серебро и золото бедныи ничего по-прежнему не стоят —лишь только дождь пройдёт и снег растает,и дунет ветер из чужой страны.Ещё бы знать тогда, что жизнь щедраи даст нам всё, о чём мы ни попросим,всё, что потом мы так беспечно бросимна полдороге в нищее вчера,и что, раздаривая впопыхахсокровища свои случайным людям,мы никогда друг друга не забудем —и что потом мы встретимся в стихах:два мотылька, в неведеньи святомиграющие отражённым светом!Ещё бы знать тогда, как всё потом —как всё сейчас… потом, потом об этом.«Ангелы порхают, в том числе и хранители…»
«Будь здоров!»
Из последнего письма
