Евгений Клюев
Музыка на Титанике (сборник)
© Евгений Клюев, 2014
© «Время», 2014
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
* * *Что делать этому фанту?
От автора
К автору этих строквек был не слишком строг:в общем, не бил по рукам… по строкамавтора этих строк.Впрочем, и автор самих не ему писал —собственно, он их писал облакам,собственно, небесам.Нету таких веков,нету таких оков,и не бывает таких дураков —взять да и променятьна, например, альковшествие облаков —всех этих белых коней без подковмедленный променад.Я бы, наверно, могувековечить век —или хотя бы стать с ним наравне,если б я только мог,если бы я привыкчислить себя в живых,если б я был человеком, а неавтором этих строк.«Да нет, никуда я никем не зван…»
Да нет, никуда я никем не зван —я просто иду на звон:я слышу звон, но не знаю, где он,и знать не хочу, где он.Должно быть, мне хорошо в путии нравятся звуки над!А кто и зачем там звенит – прости,мне, в общем-то, дела нет:ведь так и былинка идёт – на свет,ведь так и любовь – на взмах,и каждый идущий вслепую свят,и весело нам впотьмах!Небесный меня отпоёт ксилофон,а может быть, барабан:жил, значит, на свете такой болван,который, мол, шёл на звон —мол, слышал звон, но не знал, где он,и знать не хотел, где он.«Переписываться с Всевышним…»
Переписываться с Всевышним,перемигиваться с вчерашним,перешёптываться с дождём —больше нет у меня умений,и затянут туго ремень мой:с чем приходим, с тем и уйдём.И какою пришёл дорогой —той уйдёшь, ничего не трогайв этом мире: он весь не твой,он хорош лишь, пока не тронути покуда грома не грянутнад твоею над головой —а тогда уж твой жребий жалок…Не касайся опорных балок,не ступай на апрельский лёд,не ходи по чужим газонами по прочим опасным зонам —не влезай, дорогой: убьёт!А они набирают опыт,метят в цель, в барабаны лупят…столько всякого на лотках:у того в руках арматура,у другого литература…у меня – ничего в руках.«В свою защиту я скажу…»
В свою защиту я скажу… увы,слова мои совсем без головы —мне нечего сказать в свою защиту:лечу, не признавая запятых,и только раздражаю понятыхтем, что кучу, но не плачу по счёту,тем, что шучу – и сам же хохочу,что брызгаю чернила на парчу,что прогоняю прочь любую тучуи что не позволяю палачуменя любовно хлопать по плечу,что сам не мучусь и других не мучу.А дальше – что же… дальше промолчуи радоваться сердце научу,что снег пока не выпал и дождя нет,что я живу на свете наугад:немолод, неумён и небогат.Но мой сурок меня сопровождает.Сохранить как черновик
1Тут такие на деревьях золотые плоды —словно все произошли от звезды,и такой тут на дорожке текучий песок,словно мёд и абрикосовый сок,и такой у Пантократора пламенный лик,что на небесах растрескался лак,и в пяти шагах такая херувимская рать…ах ты, Боже мой, да что ж говорить!У тебя пока остались все твои острова,твоя книжка записная именами полна,ты читаешь в этой книжке дорогие слова,а тот факт, что их качает волна,просто значит, что подул ветерок с Фуресёили, может быть, качнулся Шираз.Так что… если будешь клямкать на «удалить всё» —подумай ещё раз.2А потом, мой ангел, делай что захочешь:хоть сними пометку, хоть добавь пометку,посади на крышу или, вот, на ветку,игнорируй или заверни в салфетку —есть ведь разные весёлые команды:«передать на небо», «вырвать из контекста»,«привязать зелёный бантик из батиста»,«сжечь на площади Протеста в три присеста»,«выпить на ночь», «вылить на пол» – вот атас-то,всё указано в меню, любая стерлядь!Так что выбрать – это, в общем, уже мелочь,можно выбрать, кстати, «ничего не делать»,чтобы, стало быть, не мудрствовать особо,как учил нас драгоценный Антон Палыч,и на том ему огромное спасибо.3«Не запоминать меня»:я исчез за поворотомшарфом, зонтиком, беретом —нет, фрегатом, нет, корветом,было весело – чего там…Не запоминать меня!Мне никто тут не родня.Волк, Медведь, Лиса и Заяц,Вы, простите, обознались —обозлились, обознались,Ваш неправилен анализ,не запоминать меня!Целый белый свет браня,я садовником родился,ни на что не пригодился,и в душе моей броня,я давно уже далече,я вернусь в другом обличьи,и дорогами другими,и нося другое имя —не запоминать меня!«Я вчера ходил с шарманкою в первый раз…»
Я вчера ходил с шарманкою в первый раз,и играл любые песенки на заказ,и собрал немножко денежек для житья… —я не знаю, что здесь делает это «я».Непонятно даже, чьё оно, видит Бог —залетело, словно, стало быть, голубок,голубок такой… в три тысячи децибел:всё разнёс к чертям и гуляет, как тут и был!Это «я» чужое обычно бушует там,где предметы не расставлены по местам,где меж ними странствует ветер и до порывсё легко – хоть провалиться в тартарары.Тут король к самому себе нанялся шутом,тут бродяжка на всём обедает золотоми такая любовь меж вороной и соловьём,что из этой любви не выходит никто живьём.Я умру за тебя – и не примет меня земля,ты умрёшь за меня – и сотрутся твои черты.Я не знаю, что здесь делает это «я».Я не знаю, что здесь делает это «ты».«Эту лёгкую строчку волною прибило…»
Эту лёгкую строчку волною прибило,а вот этой, тяжёлой, – ударило в ставню…ах, махну-ка рукой, расскажу всё как былои ни тайны себе за душой не оставлю.Но смешны мои тайны, просты мои тайны:этот трепетный образ был пойман на рынке,а вот этот – когда я, по небу летая,обнаружил две розно порхавших пылинки.Я из этой вот лужи пил воду святую,из вот этой тюрьмы любовался рассветом,а вот в этой траве я нашел запятую,после ставшую точкой, но дело не в этом.Я на этих гвоздях танцевал под сурдинкуи, от боли крича, объяснял, что ликую,а сюда, до угла, провожал Эвридику —может, даже и ту… я не помню какую.А вот тут я простился с одною страною,обменяв у таможника шило на мыло,но и это неправда, как всё остальное,потому что всё было не так – а как было.Храбрый портняжка
Карандаш на скаку, рукава по локоть засучены —хоть такой вот аспект… но забудем и этот аспект:я и так накроил столько всякой, голубчики, всячины,что, боюсь, мне и сшить-то всего не успеть.Правда, можно ведь шить – есть идея такая навязчивая —как прикажет душа (дескать, вот аж куда повело!),на глазок, на авось: приторачивая, оторачиваяи опять приторачивая… хорошо, веселу!А при чём тут на шляпе карман и на галстуке вытачки,на душе два весёлых помпона, а в горле аршин —без меня разбирайтесь, портные классической выучки,я-то храбрый портняжка, и как уж пошил – так пошил.Я-то храбрый портняжка, и где появляюсь с кошёлкою,все голубчики прячут под лавки работу свою,опасаясь, что я им, пожалуй, такого нащёлкаюи такого ещё накрою им… на самом краю!Так в безумьи кроят, так поют под бичом и под розгами,так, в восторге от ножниц, кроит свою песнь идиот,наполняючи мир прихотливейшей формы обрезками…Будет время – сошью. Только мало кому подойдёт.«Отдельность – вообще – не знает, что ей делать…»
Отдельность – вообще – не знает, что ей делать,не знает, где ей жить, не знает, как ей быть,и начинает прясть, запутавшись в куделях,стихи на золотых полотнах голубых,и хочет объяснить, что ей никто не нужен,но, устрашась обид, не сможет объяснить —и мелет чепуху, что организм простужен,что не идёт строка, что оборвблась нить,и, верная своей привычке многолетней,пойдёт пройтись под дождь, в истрёпанном плаще,и на прямой вопрос «нельзя ли поконкретней?»не скажет ничего, а только вообще —на всё – махнёт рукой, и поминай как звали:ей это ни к чему – перечислять детали,тем более – считать по осени цыплят.И Бог далёкий наш, над облаками рея,возьмёт и распахнёт пред нею эмпиреи —конкретные весьма… на непредвзятый взгляд.«Вы читали?..»
Вы читали?Нет… не читали,мы тогда высоко летали —в тот момент, когда все читали:мы тогда небеса латалив соседнем кварталелистами стали,по горизонтали,и поэтому не читали,но это, понятно, детали —извините, что не читали…да и сами давно не писали —занимались одними небесами,написать ничего не успели:летали и пели,а очнулись не то в капелле,не то в купелипод стук капели —и вообще ничего не успели,поскольку – палив чистом поле,от шальной пули.«Отпустить летать по небу мысли…»
Отпустить летать по небу мысли,провести сентябрь в пустынном креслеи смотреть себе в окно перед собой —где поют и шествуют гурьбойслон малиновый и буйвол голубой,медный лев и серебристый гризли,пёс оранжевый и конь рябой…Нету слов у Иоанна Богослова,чтоб закончить этот ряд, идущий слеваи направо, – буйствует набат,все куранты бьют, все всадники трубят,время в страхе выгнуло хребет…Жизнь сложилась, в общем-то, счастливо —непонятно, отчего знобит:словно не на всех тут наберётсясчастья, и пустыни, и багрянца,словно тут не каждому даноткать и ткать своё сердечное панно,на котором кротко запечатленопраздничное шествие зверинца.«Это я не к тому, что, мол, если не я – тогда кто же…»
Это я не к тому, что, мол, если не я – тогда кто же:кто-нибудь да найдётся всегда – дописать за меня,за него, за неё и – за всех, ибо все мы похожи,ибо все мы родня.И не то чтобы мы из какого-то общего теста —мы из общего текста на медленном том языке,от которого не уклониться и не отвертетьсясо свистулькой в руке.Все мы родом из текста: семейство сплочённое злаков,признающих один только температурный режим,мы семейство сплочённое знаков, чей смысл одинакови умопостижим.Но характер пера – это дело уже наживное,это дело уже кружевное, характер пера…тут сбиваться с пути, тут спиваться снегов белизною,тут не спать до утра,тут нести околесицу, не находить себе места,ненадёжный узор из вчерашнего снега лепя,и навеки покинуть язык, и покинуть семейство,и покинуть себя,и забыться в компании весельчака-снегопада —замусоленных кружев свалявшихся полный кулак! —и почти не заметить, как выпал из общего ряданекий знак, и уже никогда не найти этот знак.«И ещё я вот что скажу… нет, не то скажу…»
И ещё я вот что скажу… нет, не то скажу:я всегда говорю не то – и на том стою:на краю стою, и кривую строку своюне себе сдаю, а какому-нибудь чижу.Да и то сказать – важно ведь и не то сказать,и кому ж тогда, как не мне? – никому тогда,а без этого у нас чту вокруг – у нас тишь да гладь,между тем как во облацех мгла и темна вода.Кому истина – кому музыка, дорогой дружок,кому новости – кому шалости: тут такой закон.А что я чужак на земле своей – так и тут чужак,лексикон – мой дом, и отечество – лексикон.У тебя права, дорогой дружок, – у меня слова,и поёт моё, и щебечет моё призвание:что страна не та, что формат не тот, что строка крива,да не выровнять по формату мне поле рваное.«Бог упаси, никого не сужу…»
Бог упаси, никого не сужу —тихо-претихо на ветке сижу,но, сидя на ней, никому не служуи не буду служить никогда.Стало быть, сидя на ветке в саду,дую в пустую такую дуду,совсем ничего не имея в виду —ни я сам, ни тем паче дуда.Дую в пустую такую дудуда выдуваю одну ерунду,но и ерунду не имею в виду,как бы кто бы там ни утверждал,что выдуватель воздушных шароввовсе не есть выпускатель паров —он есть, так сказать, созидатель миров:демиург, верховода, бахвал!Всё это, знаете ли, до поры,ибо однажды наскучат мирыи ты вдруг устанешь от этой муры —и, празднуя выдох и вдох,выдохнешь, сколько вдохнешь из дуды,хватит на песенку – вот и лады,только уж ничего не проси за труды:Бог не платит, на то он и Бог.«Ну зачем тебе, скажи, эта песня?..»
Ну зачем тебе, скажи, эта песня?Я уже давно забыл, как там было:нету смысла помнить бал после бала —открутилась уже эта томбола,и свой номер я проспал, и погонязавершилась без меня, и богиняраздала уже подарки лукаво —и налево раздала, и направо.Мне, конечно, не стоялось ни слеваи ни справа – мне стоялось в сторонке:вот меня и не крутило в воронкеполоумного томболы припева.Что ж тут скажешь – я всегда не на местеи ни с кем не совпадаю по масти,да и лгут богини напропалую…я не помню, как там было, целую.«Простите, я этого не говорил…»
Простите, я этого не говорил —я пил себе чай да в окошко смотрел,я пил себе чай да в окошко курили много чего говорил:сентябрь, говорил, наступил, говорил,прощай, говорил, хлорофилл, говорил,сложение и вычитание крыли есть наша жизнь, говорил.Но сам никуда улетать не хотел —всё пил себе чай да в окошко смотрелна то, как один малолетний пострелсебе арбалет мастерил.А я, говорил, не пострел, говорил,и сильно уже постарел, говорил,и нет, говорил, моих сил, говорил,и нет, говорил, моих стрел…но что, говорил, обойдёмся без стрел,и что, говорил, обойдёмся без крыл,и что, говорил, был неправ тот пострел,так этого – не говорил!«Так я и в этом виноват?..»
Так я и в этом виноват?А кто же в этом виноват?Ты сам покинул резерват —ты сам во всём и виноват:что у тебя счастливый вид,что ты здоров и плодовит,что каждый встречный норовитсказать тебе «привет»…так я и в этом виноват?И в этом виноват.Что дух летал над бездной вод,что танцевал небесный свод,и что небесный садовод,которому – виват,ночей не спал, вставал чуть свети смастерил сей белый свет,но сам тут больше не живёт:масштаб немного мелковат…так я и в этом виноват?И в этом виноват.А здесь – неточный перевод:здесь не кружился хоровод —здесь погибал за взводом взвод,и тысячи подводвезли убитых в рай и в ад,где престарелый счетовод,бессменный ундервуд,строчил Новёхонький Завет, —так я и в этом виноват?И в этом виноват.Их расстреляли всех – и воттеперь тебя на казнь зовут,сладкоголосый индивид,последний неликвид!А почему на казнь зовут…какой бы дать тебе ответ:Лужки Воловьи нарасхват,и Откатай подуздоват…так я и в этом виноват?И в этом виноват.День занимается
День занимается – и занимается глупостями:болью в виске и низанием звуков на нить.Старый пропеллер вращает тяжёлыми лопастями,будучи не в состоянии день изменить:взять и поймать наконец ударение фразовоеи отпустить навсегда под шатёр золотой,больше уже никому на земле не навязываятоники этой, силлабики этой пустой;взять и поймать наконец ударение фразовоеи отпустить на свободу – свободою жить,больше его не обуздывая, не обязываямыслям чужим – пусть и самым высоким – служить;взять и поймать наконец ударение фразовое —пусть и с трёх раз, и… лети себе, мой голубок,в вечное небо твоё – голубое и розовое,где проживает художник по имени Бог.Кровельщик в крышу стучит молотками злословящими.Как хорошо оказаться опять в дураках —не разбираясь уже со своими сокровищамистарых открытий, разбросанных в черновиках.«Ну, если так тому и быть…»
Ну, если так тому и быть,то, значит, так оно и будет —и нас опять любовь разбудитсчастливой дудочкой своей:она, из-за семи морейбеглянка, запоёт, задуети снова вечность наколдует,назажигает фонарейна наших сумрачных путях,натараторит всякой чуши,и наши глупенькие душиза ней вдогонку полетят —так молодо, так грозово,забудут честь, забудут нечисть!И вот… сначала будет вечность,а вслед за нею – ни-че-го.«Просто мне писать сейчас – не с руки…»
Просто мне писать сейчас – не с руки,да не так мы и далеки:между нами, в сущности, всего три строки,где качаются огоньки!Эх, найти бы час – или нет, полчаса,а уж там… – привет, вот и я!Ан сентябрь, видишь ли, давно началсяи нет повода – в те края.А потом… скажи, зачем судьбу изнурять —суета-сует-суета! —и стихами жизнь свою опять измерять:жизнь легка, да мера не та.Соловьёв отправили на Соловки,а я сам сказать не рискну,что случится через – например – три строкиили даже через одну.Арифметика
Прибавив яблоко к дождю…
19881Прибавив яблоко к дождю… – поди-ка вспомнитот дождь, то яблоко и то, как невесомослова кружились в голове, огни и камнии как понятна мне была их связь и сумма!А почему… а почему – я сам не знаю:предметы, числа, имена – лежали рядоми подгонялись без труда, почти вплотную,одним движеньем и одним беспечным взглядом.Равнялись птицы небесам и рыбы – рекам,равнялись звёзды островам… и чистым небомя уходил с одним хорошим человеком,который назывался бог, но богом не был.Я уходил и уносил с собой в котомкеи арифметику свою, и свою веру —сложивши вместе все труды и все задумки,прибавив полночь к светлячку и к мирре серу.А там… уже не удалось разъять обратновсё, что друг с другом так сжилось и так сложилось,и так срослось, и после стало непонятно,что тут к чему и что за чем, такая жалость…2Прибавив яблоко к дождю… – и что ж потом?Да как-то не было «потом» в те времена —тогда была у нас гармония однаво всём своём забыл каком – ах, золотом! —и вёлся счет не так…А впрочем, не велосьтогда счетов: тогда всего было не счесть,и стук часов, переходивший в стук колёс,одну лишь вечность знал – по имени Сейчас.И всё-то было навсегда там, а отнюдьне как-нибудь – и мир стоял, как монолит:тогда у мира было нечего отнять,тогда на свете было нечего делить,и правил не было, и знали наперёд,что хоть какую ерунду к другой добавь,а всё равно они встряхнутся, воспарят —и превратятся исключительно в любовь!Там отдавалось так же просто, как бралось,не различались апогей и перигей,и всё обменивалось, оптом или врозь,на снова всё, но только выделки другой.3Прибавив яблоко к дождю… – я повторяюсь,всё повторяется, на том стоят стихи,дожди и яблоки, спокойствие и ярость,печные сполохи, кузнечные мехи,речные всплески и ночные перелески,пески морские и мирские голоса —всё то, что детский наш язык, язык библейскийвместил в себя – и над собою поднялся:такая вьючность в нём, такая в нём живучесть…такая музыка молочная слышна!Ах, нам, пожалуй, ничего уже не вычестьи ничего не разделить ни на, ни на:весы все сломаны, прошли все времена,другими стали и длина, и ширина,а высота переменилась и подавно,но как возвышенно, как трепетно, как дивногорит поставленная на помин свечаДождю и Яблоку – прозрачная, нагая!И жизнь смущается, пустое лепеча,но по привычке всё слагая и слагая…«А ещё я вот что тебе скажу…»
А ещё я вот что тебе скажу:ничего не бывает для.Я за жизнью этой давно слежу —ничего не бывает для.Иногда нам кажется: это для —или: это уж точно для!Но на самом-то деле пуста земля,пуста и безвидна земля.А ещё я вот что тебе скажу:ничего не бывает за —и не зря к последнему рубежумы приходим, закрыв глаза.Иногда нам кажется: там гроза —или: там горят образа…но, покуда действуют тормоза —жми-ка лучше на тормоза!Поживи пока, погуляй покапо зелёному бережку,поклонись, завидевши облака,помолись речному божку,походи по кромочке бытия,мёд пия и песни поя, —только не говори и не думай, как я,и не живи, как я.Автоматическое рождество
На макушке ёлки птичка в золочёном гнезде —у неё внутри мотор, чтоб распевать на весь лес.Хорошо, что батарейка в Вифлеемской звезде:оттого пылает ярко, будет много чудес.Будут выситься под ёлкой серебристой горойсвёртки со свистком и белкой, с пирогом и нугой —словно кто их из-за ёлки наметает пургойи глядит себе из щёлки: хорошо ль, дорогой?И без спички будут свечки загораться – на взмахто ль хвоста, то ли уздечки пряничного коня,ты-то знаешь: это ангел их включает впотьмах,он воздушен весь и огнен, и он любит меня!Будет скатерть-самобранка – и возникнет в лучахвдруг тарелка-самозванка с солнечной отбивной:а механика такая, что небесный рычаг,весь в лучах и весь сверкая, не жалеет огней.Будет, будет, так и будет… и уже так и есть:ни подарком не обидят, ни свечой, ни едой.Вот и агнец вдруг нашёлся, вот и вол уже здесь,и волхвы свои кошёлки потрошат под звездой.Скушай маковый калачик – так уж заведено,есть на то особый ключик – им и заведено:не хотело заводиться, но потом завелось —сбрызнули святой водицей да добавили слёз.И пока завод не сношен и нежны жернова,каждый грешен и утешен и беда не беда —автоматика крутится, батарейка живаи поёт над нами птица золотые слова:«Всё само собой, родимый, будет быть, будет быть,ты никтым-никто, родимый, в этой общей судьбе,так что смейся или плачь ты, помни или забудь —существует в мире нечто, что живёт не в тебе:Улыбается Иосиф не в тебе – вне тебя,и Мария, шаль набросив, приняла произвол,вне тебя пылает в яслях огонёк бытия,вне тебя собрблись ослик, и ягнёнок, и вол.И совсем никто не нужен, чтобы всё было так,и уже цветок из ножен вынимает дитя,говорит “Make love” – и плачет, и целует цветок,и поёт три раза кочет и летит на восток.Поприветствуй, коченея, вечный круг Рождества:это чудо сочлененья всех колен и валов —всех подарков и всех свечек, всех тарелок, всех уздечек,всех ягнят, и всех ослят, и волов!Может, есть такая кнопка, чтоб нажать – и вперёд,или есть одна улыбка в облаках расписных…да ни кнопка, ни улыбка не берутся в расчёт —всё крутится и светится без тебя и без них».Что делать этому фанту?
1-му фантуЭтому фанту – спеть,спеть и сыграть на лютне:пусть соберутся людии прилетит Господь —на тихом облаке,по своему хотенью,ибо нет публикив мире первостатейней.Пой, драгоценный фант,струны перебирая,мелко перетираясвежего лиха фунт,пой-ничего-не-знай,пой-ни-о-чем-не-думай,кроме своей резнойлютни, стихом ведомой.Возраст, привычки, пол —нам безразлично, кто ты,помнил бы только ноты,только б играл и пел!Встретимся наверху —всяк сам себе хозяин.По твоему стихутам мы тебя узнаем.2-му фантуЭтому фанту пройти четырнадцать километров,после чего повернуть направо и тут же налево:на горизонте начнёт различаться нитка заливаи небосвод будет пепелен… нет, перламутров.Издалека запахнет водорослями и планктоном,и небольшими ракушками с роскошными завитками,жизнь будет передвигаться со скоростью Мураками,то есть стоять на месте… причём фиктивном.Можно пройти ещё километров десять-пятнадцатьи не заметить при этом почти никаких изменений:тот же залив и небо – разве водоросли чуть зеленее,те же ракушки – разве чуть больше пятнистых.Дальше идти ни к чему, ни направо и ни налево,глупо оно – и понятно любому разумному фанту:мы никогда даже не приближаемся – к делу ли, к фактуили хотя бы к заливу… мы так далеко от залива!И никакому разумному фанту некуда, значит, деться:во-о-он она, значит, граница… но на то она и граница,чтоб нам в конце-то концов вдруг расплакаться и оглянуться,всем вдруг расплакаться и оглянуться – как в детстве.3-му фантуЭтому фанту – повязку надеть на глаза.Вот… и пускай он расскажет, как жизнь весела!Жизнь весела, и по каждому плачет креза,плачет креза и звонит в свои колокола.Вот… и пускай этот фант, значит, так и живёт,ясное дело, не всю свою жизнь напролёт —только пока не закончена эта игра,час-полтора.Вот… и пускай он попляшет, пускай подурит,пару напустит и пару сердец покорит,в жмурки хоть с кем поиграет – хоть с Богом самим,мы и сегодня не ведаем, что мы творим.Вот… и пускай он попляшет на самом краю,там, где боятся за участь смешную свою —только пока не закончится эта игра,час-полтора.Вот… а потом пусть повязку его удалят,пусть он очнётся – поймёт, что ему много лети что никак не пристало уже, старику,в игры играть… пусть заварит себе кофейку,сядет в сторонке и, выпустив, значит, пары,вспомнит, что в жизни его, кроме этой игры,не было, в общем, другого, и длилась игра —час-полтора.4-му фантуЭтому фанту – кричать петухом:пусть на метёлке поскачет верхоми покричит петухом.Всё это мало кого развлечёт,только оно не берётся в расчёт,тут ничего не берётся в расчёт —тут у нас судно течёт.Значит, кричи и кричи во весь дух,некто петух или как бы петух,трепетнейшая из птах!Значит, кричи и скачи на метле:так ведь ведут себя на корабле,что никогда не пристанет к землеи задохнётся в петле.Мы назначаем тебя крикуном,чтобы на маленьком судне дрянномбыл у нас свой метроном —был и отсчитывал, сколько комутут остаётся смотреть за корму,вдаль – перед тем, как уже напряму —ю погрузиться во тьмуПопетушись ещё, попетушись,распетуши эту глупую жизнь,глупую хлипкую жесть:тут и осталось всего ничего,да и оно, дорогой, кочево:нечто, зажатое между двух о —облако, нет ли… Бог весть.5-му фантуЭтому фанту идти целоваться на улицу —с кем ни попало идти целоваться на улицу:а попадётся ему дьяволица ли, горлица —это неважно совсем, и пускай не печалится.Да и какая нам, в сущности, разница, Господи,с кем целоваться, раз мир исцелован уж весь, поди,и поцелуи аж с неба спускаются гроздьями —спелыми гроздьями, лишними гроздьями, праздными.А в целовальнях – работа, там пляшут работникив чанах глубоких, и чавкают чаны глубокие,преобразуя в вино поцелуи и с бочкамипереговариваясь золотыми словечками.То-то начнётся веселье на рыночной площади —только вином молодым по ковшам вы заплещете,целовали, целовальщицы, целовалёнычи,над бурдюками склоняться готовые до ночи!Хватит уж, нечем платить… да о чём вы, жеманница,даром берите – всем хватит, ещё и останется!И веселится весь вечер счастливая улица:вон поцелуй в пляс пустился, а вон – поцелуица.6-му фантуЭтому фанту – больше не плакать, будет с него.Это не то чтоб чья-нибудь прихоть: просто поравыплакать слёзы, выключить шлюзы и – на просторнекоей, значит, медленной фразы, в дальнюю даль.Этому фанту больше не плакать – только пронзатьтолщу пространства, свежую мякоть нового дня,всё изменилось, как по приказу… только не знать,чем ты закончишь новую фразу, чем и когда.Пусть либо мастер, либо профан ты – только не какпрочие франты, прочие фанты: наполови…ну, значит, с Богом, ну, значит, с бегом – снова бежатьпод своим флагом, под Его игом – благом Его.Ах, на просторе – как на постое, на пустыре:есть ли, не есть ты, здесь ли, не здесь ты, разницы нет.Были бы мысли – как-нибудь после договоришьто, что собрался, в будущем, если… вдруг повезёт!7-му фантуЭтому фанту – вернуться домой, домой,вернуться домой дорогой самой прямойк старым кустам, и пристаням, и крестам,слишком уж он издёргался и устал.Только сначала – понять, что такое дом,или хоть что понять уже наконец,или хоть домом не называть Содом —всё-то он вечно путает, сорванец,фант этот старый…Голубчик, иди домойи не гоняйся хотя бы за молодойзвуков случайных глупою чередой:врут они, ах всё врут они, милый мой!«Дом» говорят… но какой же там дом теперь,если на ключ в изумленьи взирает дверь:все поменялись замки и среди ключейтот вон – давно уж ничей и другой ничей.Но этому фанту лучше вернуться домой,чтоб постоять час-другой у двери немойи не вдаваться особенно в суть причинпод вопросительным взглядом чужих личин.8-му фантуЭтому фанту – остаться на местеи не ходить никуда.Этому фанту доставят известье,упаковав в целлофан:всякую правду и всякую левду —бух перед ним без стыда…пусть разбирается нежно и гневно —бедный ты, бедный ты фант!Верить всем сплетням тебе, всем приколам,всё принимая за весть,к дальней земле, как к постели, прикован —и не подняться же ведь,всяким питаться неправильным словом,слово пия как елей,всадником мчаться тебе безголовымв койке больничной твоей!Ешь себе чипсы да пей себе фанту —верный такой рацион,что ещё надобно бедному фантуна одиноком одре?Радио слушай, слоняйся по Сетида вопрошай небосклон,как там дела, на далёкой планетев их нежилом декабре.9-му фантуЭтому фанту – мучиться.Пусть он по свету мечетсяи не найдёт покоя:нету его, покоя-то…веретено какое-тов сердце – и всё такое.Крутится мир и вертится,ибо Психея-смертницаходит всю жизнь лунатикомпо высоченным крышам —с карандашом, с блокнотиком:будет чего – запишем!А записать и нечего,кроме полёта птичьегонад помрачённой бездной —и никакой экзотики,и не нужны блокнотикистраннице несуразной.Так-то, мой фант… и кто бы тамни похвалялся опытом,съеденным всем и выпитым,и побеждённой смутой,ты похваляйся – трепетом,лепетом и эпитетом,полустраничкой смятой.10-му фантуЭтому фанту – кружиться на цыпочках(и чтоб никаких пируэтов и соте!),цыпочек – очень желательно – не выпачкав:цыпочки положено держать в чистоте.Ибо кто ж знает, сколько кружиться нами когда остановиться в следующий раз!Так ли, иначе, а всем небожителямцыпочки положено держать про запас.В общем, кружитесь под любезную музыку,господин фант, господин фант,как и пристало небесному союзнику,господин фант, господин фант!Лишний сантиметр до Божьей обители,господин фант, господин фант, —вовсе немало… Вы столького не видели,господин фант!Нам бы и всем бы неплохо – на цыпочки:оттуда хоть сколько, а всё же видней,что всё тут висит как придётся, на липочке,и будет висеть до скончания дней,что хрупко и нежно твоё мироздание,что только случайно плечом повести —и рушится некая пагода дальняя,и больше её никогда не найти……в общем, кружитесь себе потихонечку,господин фант, господин фант,ни ниточку не теребя, ни тесёмочку,господин фант, господин фант,ни ветку крушины, ни ветку орешины,господин фант, господин фант:на ней Вы, быть может, как раз и подвешены,господин фант!11-му фантуЭтому фанту – просто свистеть в свистульку,громко свистеть в свистульку, но не настолько,чтоб инструменты другие вставали в стойку —в стойку вставали или лежали в стельку…ровно настолько, чтоб жизнь просвистеть впустую:я, мол, не соглашаюсь, не протестую,просто живу и просто свищу в свистульку,громко свищу в свистульку, но не настолько.Что до полиции нравов – всегда суровых —и до позиции правых – обычно левых,им ни к чему разбираться в пустых забавахи ни к чему разбираться в простых напевах:да, он свистит, но это ещё не повод,он не закинул в синее море невод,не приплыла к нему рыбка и не спросила —и вообще он, простите, играет соло.Он здесь не ради хлеба, не ради сала,не потому, что старуха его послала,не для того, чтоб парились сикофанты, —он здесь затем же, что и другие фанты:тем – разбираться с жизнью, а тем – со смертью,тем – у чужого моря носиться с сетью,а этому фанту – просто свистеть в свистульку,громко свистеть в свистульку, но не настолько.12-му фантуЭтому фанту – битьсяс мельницами, с тенями,с пляшущими огнями…в общем, со всякой блажью,одолевая вражьюсилу – копьём и шпагой,молотом и мотыгой,радугой и тревогой,альфою и омегой.Всё-то тут в беспорядке:сделав смертельный фортель,всё тут слетело с пйтель —глупость и добродетель,жертва и победитель…выцвели все границы,вымерли все горнисты —сторожевые башнистали пусты и лишни.И неприятель входитс дерзостью чужестранца,гасит на небе солнце —вот оно и поблёкло.Этому фанту – биться:биться, как бьётся сердце,биться, как бьётся птицагрудью в пустые стёкла.13-му фантуЭтому фанту – отправиться к…или же на:всё это, в общем-то, невдалеке,там, где война.Впрочем, да где же у нас не война?Всюду война.Значит, такие стоят времена:жизнь не нужна.Так что, мой фант, отправляйтесь тудаили туда,где от нас не остаётся следадаже в уме, —или погибнуть на общей войнев дальней стране,мучаясь мыслью: зачем это мнествол на ремне?Через траншеи, рубеж огневой,через грозу,через команду: вперёд, рядовой,на амбразу… —вооружившись лишь карандашом(жизнь не нужна!),плюнул на всё – и пошёл, и пошёлк или на!14-му фантуЭтому фанту —…да пожалуй,хватит надежды обветшалой —маленькой дверцы с пйтлей ржавойи залежалой книги лживой.Он перебьётся без излишеств —без Их Высочеств и Величеств —тем, что имеет и умеет.Ибо – не дружит, не семйит,но семенит себе по травкеи сочиняет лишь отрывкидля неживых произведений,отроду не суливших денег.В общем, всего ему довольно:сущий пустяк – дойти до Вильно,как и до Вены или Праги…ветер свистит, шаги упруги!Что до покушать и одеться,как-нибудь тоже обойдётся —лишь бы дождаться, пламенея,ветхой надежды исполненья.15-му фантуЭтому фанту достать синичку из рукава —маленькую заначку на случай чего-нибудь —и отпустить синичку, как она ни нова,и не вздохнуть ни разу, и тяжело вздохнуть.Время пришло пускать все заначки в ход:в ход пошли все синички, все тайники пусты —хоть ничего такого… не високосный год,но исчерпались силы и сожжены мосты.Мир улыбнулся у двери – и был таков,и не бывать ему… а тебе – не бывать в другом,значит, мил-человек, покажи-ка нам свой рукав:может, ещё что припрятано за обшлагом —кролик какой, мышонок, платок, цветок,как там у фокусников обычно заведено,ниток моток – доставай и ниток моток…что бы ты ни утаивал – всё равно.Эх… высыпай на стол, отходи на метр:там без тебя разберутся, чем знаменит!Скоро уже начнётся большой досмотр:ветер ночами гремит, Пётр ключами гремит.На языке Пираха
«Рассказать тебе это на двух языках?..»
Рассказать тебе это на двух языках?Рассказать тебе это на трёх языках?Я не жил эту жизнь, я витал в облаках,я витал в облаках, я ходил в дураках,я не знаю, не помню любви —только, стало быть, огненные языкиговорят из гортани моей… вопрекиэтой жизни, которая мне не с руки —дали в руки, сказали: живи.Я не жил эту жизнь, она как-то самаи, наверное, не от большого умаполучалась – подобно манере письма:эти палочки, эти крючки,друг за друга цепляясь, свивались в слова,и они были мало опасны сперва,лишь потом, так сказать… полыхали дроваи плясали огня языки.И на тех языках я витал в облаках,и на тех языках я ходил в дураках,в их божественных сполохах я впопыхахчто-то всё-таки тут учинил,что могло б учиниться и так, без меня —и до этого самого, видишь ли, дняя трещу… а о чём – ты спроси у огня,у бумаги спроси, у чернил.На родном
1На втором родном всё не так,как на первом родном – родном:ах, на первом родном всё всегда вверх дноми во всём всегда кавардак.На втором родном всё светло как днёми качается метроном.А на первом родном – качается сади снежинки во тьме блестят.На втором родном за окном —с молоточком прилежный гном,а на первом родном за окном —песня пьяненькая, со слезой.И я знаю, что мне на втором родномне побаловаться вином:на втором родном я бревно бревном,а на первом – лоза лозой.2На втором родном – названия:все стоят к плечу плечом.А на первом – лишь названивания:было б, Господи, о чём!Чинно щёлкнут карабинчики…А на первом – лишь одниколокольчики-бубенчикис целым ворохом родни.Полечу себе по небу я,где высокий перезвон,ничего от нас не требуя,вышиб дно и вышел вон —и лови по Божьим вотчинамзвук за лесом, за бугромна как следует завинченном,на толковом, на втором!Ан заслышав карабинчикии команду снизу: пли! —унеслись мои бубенчики,колокольчики мои.«Облаку сделалось душно в кулаке…»
Облаку сделалось душно в кулаке,облако вырвалось в небо и затемстало серебряным – мимо пролетелсон, говорящий на другом языке.И на подушку мою невдалекепало тревожное мокрое перо —всё про себя мне поведавши и промир, говорящий на другом языке.Я это, в общем-то, уже замечал:не понимается, как тут ни ершись,то, о чем с нами говорит по ночам,кажется, жизнь – да скорей всего не жизнь.Но ощущаешь, что музыка цела,только играть её как-то не с руки:все эти шалости, все эти шумки,звуков неведомых тайные дела,все эти лёгкие тени на плетень,все эти странствия дальнею межой… —и, не способная справиться, гортаньрадостно давится песнею чужой!Ах, заблудившись однажды на зарев здешнем моём бестолковом словаре,что мне сказать – отправляясь налегкек вам, говорящим на другом языке?«Нам надо переговорить…»
Нам надо переговорить —хоть где-нибудь, хоть на вокзале:мы всё неправильно сказали,всё надо переговорить.А то ведь… жизнь пошла петлятьи так причудливо петляла,что нас уже не впечатлялоопять за ней бросаться вспять.Но надо переговорить —и надо всё перелопатить,все дыры переконопатить,остроты все переострить,и весь табак перекурить,и перепить весь чай, весь кофе,и переусмирить всю прыть,и перевыжить в катастрофе,где два сигнальные флажкавдруг не заметили друг друга —и жизнь, насмешница, хитрюга,их разбросала на века.Воспоминаньями сорить,к чужой судьбе себя готовить…вот только б встретиться, а то ведьтак и не переговорить.«Мою душу бросят в городской сток…»
Мою душу бросят в городской сток,моё тело бросят в городской ров.Тише, не волнуйся, это я так…непереводимая игра слов.Ни к чему оплакивать мой злой рок —это ерунда, что всё идет вкривь:непереводимая игра строк,непереводимая игра рифм.В этот город я уже совсем врос,страшно лёгок мне его корней груз —непереводимая игра фраз,непереводимая игра грёз.Только не пытаться понимать всех:всяк ведь как умеет, так и живёт,и летает в небе золотой смех —непереводимый детский смех, вот.«Ложка дикого мёда и веточка винограда…»
Ложка дикого мёда и веточка винограда,и зелёного чая светлая бездна…Что касается вашего кофе среднего рода,то, спасибо, не надо – да пожалуй, и поздно:в это время я кофе не пью, тем более среднего рода.И поверьте, что дело не в консерватизмеи не в том, что порода не та или, скажем, природа…Дело в прожитой жизни,в одной лишь прожитой жизни,от которой и так уж не много чего осталось —так… щепотка весьма потрёпанных идеалов,как то: эгалите, либерте и прочая малость —или милость, да парочка идолов обветшалых,да большая любовь – я теперь забыл её имя,да постыдное мелкотемье и малострофье,да остаток уменья не группироваться с другими —и дымящийся кофе, дымящийся чёрный кофе.«Я уехал не в страну…»
Я уехал не в страну —я уехал в тишину,я уехал на рассвете(было пусто на билете)и состарился в полётеровно на одну струну,ровно на одну строку,на понюшку табаку —ровно на одну понюшку,взятую с собой в дорожку…собирался понарошку,поклонялся ветерку.Собирался понарошку,путая орла и решку,попивал с гостями бражку,поминали старину.Говорил о чём – о Боге,и о том, как мы убоги,но состарился в дорогеровно на одну струну —на ту самую струну,на ту самую строку,что с тех пор ищу по светустолько лет, да толку нету, —на строку, на сигарету…на одно кукареку.Категория определённости
1Говорят, я совсем не знаю этого человека.А я знаю, что ветер в его голове зелёной,что он скачет на лошади белой, блестя короной,и что мёд в его сердце, а на устах ежевика.Говорят, это всё хорошо, только этого мало —и я должен иметь в руках рулетку и компас:вот тогда я с ним, значит, как следует познакомлюсьи начну разговаривать как ни в чём не бывало.А пока, говорят, не ходи до конца абзаца,не встречай незнакомца своею приветливой песней,ибо он кем угодно может вдруг оказаться,стой в начале абзаца: оттуда он безопасней.Но вчера я общался с ним как со старым знакомым:посидели, попили вина, поболтали о вечном,а когда наболтались, он сразу сказал: «По коням!» —и к себе ускакал, в направлении ежевичном.Улыбается фрёкен Грамматика – ей вольну улыбаться:значит, так, говорит, заруби на носу, калека,человек этот нам неизвестен покуда, и баста,хоть и мёд в его сердце, а на устах ежевика!2Между тем, твоя песня, мой милый, давно уж спета.А когда она спета, мой милый, все взятки гладки.А когда они гладки, мой милый, то нет загадки —всё на свете определилось само собою.Этой чашке давно пропели многая лета.Из неё пило чай уже несколько поколений —у неё и вид совсем уже юбилейный,у неё есть фамилия – вот хоть, допустим, Хансен.А ещё у меня есть стол по имени Клаус,а ещё у меня есть скатерть по имени Дорте,дорогущая ручка Марлен и портфель потёртый:двадцать лет, из России – Ершов Николай Петрович.Ничего незнакомого в жизни моей не осталось —весь мой хаос давно учтён и пронумерован.Что до внешнего мира, лежащего за порогом,то когда-нибудь я и там всё пронумерую.А пока я чужой ему – и не умею, не понимаюотличить то, что каждому пню на земле известно,от всего остального… и с башней глухонемоюговорю как с сестрою, с которой росли бок о бок.«То славянщина, а то… то неметчина…»
То славянщина, а то… то неметчина —до каких же пор, скажите на милость?Стоит только замереть… – всё изменчиво,всё давным-давно уже изменилось.И ни дома нет того, ни отечества,ни рогатой той ветлы у развилки —всё сплошное, извините, летучество…ни постели, виноват, ни подстилки!Я и сам бы изменился бы к лучшему,я бы снова занялся бы азами,я послал бы эту жизнь мою к лешемуи взглянул на всё другими глазами —скажем, лекаря, а может, и пекаряили пахаря… пахал бы глубуко!Ан живу себе, как жил: добрый век коря, —и нисколько не меняюсь, собака.Да и знаю, что как жизнь ни нарядится,ни прикинется нечистою силой —не меняется в небе Богородица,не меняется Ангел сизокрылый.«Что там в руках – что в облаках…»
…и думали, что она либо умерла, либо очарована.
Шарль Перро. Спящая красавицаЧто там в руках – что в облакахи где журавль – где синица,теперь уже не объяснитсяни так, ни эдак и никак:тут чем-то залита страница —как раз на слове «заграница»,и больше эта заграницав поблёкших не видна крючках.А спросят – что-нибудь наврипро населенье коренное:что головы у них – по три,и все – с Луну величиною,и все отравленной слюноюот веку брызжут… дикари.Наври, как врали сотни летбродяги, странники, гуляки,чьи беззастенчивые враки,кружась и не даваясь в руки,очаровали белый свет, —и никакого шанса нетразоблачить все эти враки,и никакого смысла нет.И не тебе – ловить на лжида посягать на миражи,гуляка, странник, белый клоун!Ты сам попрал все рубежи,а спросят, где пропал, – скажи,что умер или очарован.«Помню старость: семь лет с лихвой…»
Помню старость: семь лет с лихвой —и забот полон рот,с запрокинутой головойчерез весь небосвод —разобраться с судьбой светили природных стихий,попросить, чтобы Бог простилвсе мои грехи:так… раздавленный, значит, жуки разлитый морс,под дождём забытый пиджаки полёт на Марс —больше вроде не нагрешил(нагрешу потом).Остаётся из двух рейсшинсколотить фантом,пошататься по лопухам,покопаться в ранце,беспокоясь, как там стихам,недописанным – раньше.«Я о тебе напишу ещё, обещаю я по дороге…»
Я о тебе напишу ещё, обещаю я по дорогеоблачку безразличному по имени Розалинда,и о тебе напишу ещё, улитка-рогач Ольдерроге —скажем, на суахили, чтоб было совсем солидно,а о тебе и подавно, сторожевая башенка —сколько ни езжу мимо, имени не запомню:с виду простая башенка, но там обитает боженька,с ужасом наблюдающий нашу страшную бойню.Я и о вас напишу ещё, как бы вас ни называли,прочие мимолётности тяжёлого этого мира:вот только эра кончится грозовая… нет, грузоваяи за нею начнётся розовая – эра, холера, вера.Там-то мы, значит, и встретимся, прочие мимолётности,милые монолитности, памятники былому,жертвы моей беспечности, холодности, халатности,от слова почти отбившиеся,но верные только слову.«Махнём, мой ангел, на просторы…»
Махнём, мой ангел, на просторы:пасти отары, пить нектар!Я б предложил литературы,да вот немножко автор стар —отсюда всякие повторыи аватары бытия…и, в общем, эти аватары —они совсем не для тебя.А кстати, эти аватарыи автору давно чужи,как брошенные им квартиры,покинутые рубежи,похожие на вкус микстуры,пасущие сердечный ритм —ритм Библии, Корана, Торы…зачем мы это говорим!Ах, фьоритуры, фьоритуры —одной, другой и третьей вторыявленье в дальних зеркалах,и видно хорошо отсюда,как сообщаются сосудыХристос, и Яхве, и Аллах.Объявление
Потерялся маленький будда, надетый на нить,вечно занятый небом и прочею ерундою.Кто нашёл – к тому просьба немедленно позвонить:я страдаю.Он пока не успел научить меня ничему —так что… я, как всегда, продолжаю самоанализи влюблён, как всегда, в эту пёструю кутерьму —извиняюсь.У него была колотушка и за спиной мешок —полагаю, пустой, едва ли кто-то польстится,и изогнутый посошок, и смиренный шаг,и косица.Сердца не было в нём, ибо он был внутри сплошной,и снаружи сплошной… вообще весь сплошной: всецело.Непонятно, зачем он, без сердца, ходил со мной —его дело.Я, конечно бы, мог и один – от миража к миражу:это дело нетрудное и нехлопотное, по идее,только скучное очень…Нашедшего – вознагражу,посмотрев в словаре смысл слова «вознагражденье».«Я восстановлю по памяти…»
Я восстановлю по памяти,никуда не годной памяти,всё – а Вы меня поправитеили… или не поправите.В моей памяти есть областипросто невозможной дряблости —и пора оттуда вынестизалежавшиеся новости.Там давно нужна ревизия,но, по пыльным полкам лазая,натыкаешься на частностипросто невозможной грустности:например, на частность местности,где мы были в безопасности,или вот на частность доблести —глупой в силу своей гиблости,или Вы глаза подымете —и тону я в них как в омуте,или Вы глаза опустите —и забуду я напасти те…Ну а больше в моей памятиничего такого нетути…разве глупые оборочкизалетевшей в бурю бабочки:мы цеплялись за её крыла,а любовь мела, метель мела —и с тех пор гуляет в памяти:ты, метелица, мети-мети…«Я пишу тебе отчёт, разлюбезный хаос…»
Я пишу тебе отчёт, разлюбезный хаос,не имея за душой ни обид, ни слёз:я шагаю хорошо… только спотыкаюсьобо что ни обо что – обо что пришлось.Вся истоптана земля, небосвод поношен,воздух редок и дыряв, далеки концы.Понастроили дворцов – башен и конюшен,спотыкаюсь о дворцы… и не о дворцы.Я пишу тебе отчёт, я веду анализ,я считаю синяки, ссадины и проч. —я считаю хорошо, только запинаюсь —после сотни тысяч, но… не об этом речь:всё до свадьбы заживёт – где-нибудь присесть бы,цифры столбиком сложить, а уж там-то – что ж…там совсем рукой подать до ближайшей свадьбы —через поле, через лес, через летний дождь!Чем займусь теперь? Да чем… снова пустяками-с:почитаю, вот, стихи стрекозе одной.Я читаю хорошо, только заикаюсь,разлюбезный хаос мой, мой язык родной!Ответ
А теперь, когда мне уже столько лет,что неважно, сколько мне лет,я возьму и отвечу тебе ответ —хоть какой-никакой ответ.Я был должен тебе объясненье одно,но всегда забывал дать:почему мне всё-таки не темнои откуда вся благодать.Дело в том, что я прежде не знал слови потом не узнал слов,и поэтому каждый мой день – нов,а все ночи полны снов.Я клянусь, что прошёл мимо всех благи прошёл мимо всех прав,и клянусь, что я был пред тобой наги что я был тебе – раб.Что касается Стикса, то зол Стикс:женское божество! —и его не заставить понять и простить…Я любил только небо и в нём – птиц,а более – ничего.«Вот какая штука, видишь ли…»
Вот какая штука, видишь ли…мы здесь не были давно,человек огромной выдержки,человек-вино:на столе смеётся лужица —виноградное пятно…Может, всё опять закружится,человек-вино?И давнишними глазами я —ну-ка, вспомним старину! —в царство прежнего безумияосторожно загляну:подойду к резному теремуи склоню чело —там, наверно, всё по-старомуи опять светло,там любовница, забавница,чаровница… – всё равно,кто кому там улыбается,человек-вино!Новый роман
А роман не давался, мудрил, ничего не хотел:ни назад не хотел уходить, ни вперёд продвигаться —буксовал у начала абзаца, пыхтел и кряхтели отказывал полностью, не одолевши абзаца.Всё просился на отдых, твердил, что тяжёл перевал,убеждал, что ему не дойти даже до середины,а когда я сажал его в поезд, то он бунтовал,вырывался, кричал и кидал из окна чемоданы,по платформе слонялся, стоял у ларьков, как большой,с алкашами – ведя разговоры о, кажется, Бартеили марте, не помню… о Барте, о марте, о смерти,о скрипичном концерте, как водится у алкашей, —в общем, весь распустился. Домой возвратившись, хамил,симулировал то ли мигрень, то ли гипертонию.Я отмыл в бадузане его, напоил, накормил,положил на кровать – сам всю ночь проходил за стеною,пил шалфей, пил пустырник, себе самому был смешон,проклинал мою старую жизнь под звездою убогой…А наутро он встал, хлопнул рюмку, сказал: я пошёл —и ушёл от меня восвояси – своею дорогой.Прощёное воскресенье
