Как умереть легко

– Отравлен белым фосфором, – уточнил Заманский.

– Так спички же! – напомнил Лёвушка.

– Спички – прикрытие. Они уж лет сто безвредны. Яд был подмешан в баклажаны… А ты не знал? – снасмешничал Заманский.

Лёвушка обмер. Машинально отёр пот со лба.

– Дядя Вить, что вы так смотрите? Вы на меня, что ли?.. – выдохнул он.

Беспомощно глянул на Аську.

– Представляешь! Кажется, он решил…Будто я папу!

– Пап! Ты чо, сбрендил? Если прикол, то лажовый, – Аська, не стесняясь, постучала пальцем по виску.

Нетерпеливым жестом Заманский заставил дочь замолчать.

– Тогда оправдайся, – потребовал он. – Где ты находился с восьмого вечера до девятого утра?

– В Белёве, – нервно ответил Лёвушка.

– С какого времени и где именно?

– Пожалуйста! В четыре состоялась последняя встреча с поставщиком. Погулял и – в гостиницу.

– От Белёва до Тулы сто пятнадцать километров. За семь-восемь часов можно обернуться. Потому повторяю вопрос! Кто в Белёве может подтвердить, что с вечера восьмого по утро девятое ты безвылазно был там?

Лёвушка скосился на впившуюся в него взглядом Асю. Отрицательно мотнул шеей.

– Я связался с Белёвом. Там начальником мой бывший ученик, – сообщил Заманский. – Они опросили сотрудников гостиницы. Ключ от номера провисел до утра на доске. Со слов дежурной по этажу, находилась безотлучно на рабочем месте. Утром сдала пост. Категорически утверждает, что господин Плескач в её смену на этаже не появлялся…Ну же! – потребовал он. – Опровергай! Может, хоть кто-то тебя видел?! Пусть не в гостинице.

Лёвушкины плечи обмякли.

– Стало быть, алиби нет, – констатировал – для дочери – Заманский. – Папа! – Аська всё-таки вмешалась. – Но если бы Лёва появился в это время в «ИнтерСити», его бы увидел охранник или камера сняла… Ведь так?! – обратилась она к Лёвушке. Но тот лишь сильнее сжался.

– Что отмалчиваешься, урод?! – выпалила она в сердцах. – Он же тебя в страшном заподозрил!

– Нечего ему сказать, – ответил за Лёвушку Заманский. – Меж подъездами сквозные проходы. Чтоб попасть в салон, вовсе не обязательно проходить именно через свой подъезд. К тому же у постоянных посетителей есть ключи от задних дверей, где камер вообще нет. Открывай любую и проходи, никем не замеченный. На этаже все офисы закрываются к семи вечера. Уборщицы приходят после семи утра. То есть с семи вечера до семи утра проходишь бесконтрольно. Времени уйма.

– Да что вы на меня танком наезжаете?! Итак тошно, – взрыднул Лёвушка. – Мало ли народу, из своих, в папином салоне бывало? И кто угодно мог зайти с бутылкой, подмешать что-то в эти баклажаны злосчастные.

– Зиновий был малопьющим и уж точно не хлестал с кем попало! – сурово напомнил Заманский.

– Так это прежде, при маме, было! – страдающе вскрикнул Лёвушка. – А последнее время не раз, возвращаясь, и бутылки пустые видел, и следы посиделок.

– Допустим, что так, – согласился Заманский. – Но ты должен понимать, что из всего мутного списка главным подозреваемым становишься ты сам. Отравить Зиновия мог либо тот, кому он открыл, – а пускал он только своих, – либо тот, у кого был ключ. И – в любом случае тот, кто знал о существовании спичек, и в ком достало фантазии, чтоб придумать экзотическое самоубийство. – Но я-то не знал!.. – Лёвушка, наткнувшись на прищуренный взгляд Заманского, осёкся.

– Конечно, теоретически можно допустить, что не знал, забыть, что во время убийства отца сам ты таинственным образом дематериализовался, – отреагировал Заманский с той насмешливой интонацией, что всегда сбивала с толку самых упёртых подозреваемых. – Всё можно. Но – как говорят, – ищи мотив.

– Какой же нужен мотив, чтоб родного отца на тот свет отправить! – пылко вступилась Аська.

– Самый что ни на есть прямой! Наследство! Заманский только что не прожигал Плескача-младшего взглядом.

– И не в день отъезда вы поссорились. Все последние дни ссорились, и преизрядно. Потому что отец тебе ультиматум выдвинул: коллекцию, если откажешься продолжить его дело, передаст в Союз антикваров для реализации в пользу детского онкологического Фонда…

– Как же, – Фонда! – огрызнулся Лёвушка, внезапно сделавшись похожим на большую крыску. – Сказал бы сразу, что для этой!.. Да, угрожал! И я сразу ему ответил, чтоб делал со своей коллекцией, что хочет! Хоть под блузку этой… – он осёкся. – А мою душу отпустил на покаяние.

– Ой ли! – не поверил Заманский. – Ты ведь у него деньги на свои опыты просил. А коллекция по ценности, на минуточку, многократно перевешивала и коттедж, и наличность. Тем паче из наличности, как выяснилось, миллион долларов отец тоже планировал отдать Фонду. Тут и босяком можно остаться. Вот и мотив!

– Как хотите, – устало возразил Лёвушка. – Другого сказать нечего.

– Я все-таки надеялся, что защитишься…Не хотел думать… – тяжко произнёс Заманский. Аська вскинула на отца больные глаза. – Что ж, подведём итог. Дело свершилось злое и противоестественное. Но отец любил тебя пылко. В чём точно уверен, что даже сейчас, глядя на нас с высоты, не хотел бы видеть тебя в тюрьме. И быть посему. Об истинной причине смерти Зиновия знаем только я да патологоанатом. Патологоанатом, тот будет молчать. Мы с Асей, само собой, немедленно съедем. А ты…живи как сможешь! Лёвушка, будто заржавелый складной нож, разогнулся.

На неверных ногах принялся спускаться по лестнице.

– Лёвка! – окликнула Ася. Хотела побежать следом, но отец силой усадил её на место.

– Чего уж теперь? Внизу хлопнула входная дверь, донёсся звук гаражных запоров.

– Он же разобьётся! – Аська зарыдала.

– Мне жаль, доча! Честное слово, – лучше б не приезжал. – Заманский огладил Асину копну волос.

Ася вырвалась.

– Этого не может быть! – выкрикнула она.

– Но ты ж сама слышала.

– Плевать! О ссорах с отцом он мне рассказывал. Не тебе – мне. Тот его достал этим антикварством. Они на полгода договорились попробовать, а когда увидел, что Лёвушка не готов, стал этим наследством шантажировать. Просто заколебал! Нельзя человека через колено.

– Доча! Хоть ты-то не трави душу! – простонал Заманский.

– Но он и другое вспоминал! – страстно выкрикнула Аська. – Как папа в детстве, чуть приступ астмы, хватал его в охапку в машину, и через город сквозь пробки пробивался к экстрасенсу, что приступы снимал. А после ночами у кроватки дежурил. И так до четырнадцати лет. Вот скажи как следователь: станет убийца обременять себя такими воспоминаниями? Наоборот ведь, постарается вывернуть всё плохое наружу, чтоб самооправдаться. Неужто способен в такое поверить?!

– Способен – не способен, – страстная Аськина убеждённость смутила Заманского. – Собирайся, доченька. Мне и самому тошно.

Аська ещё долго рыдала. И со сборами закопалась. Может, дожидалась возвращения хозяина, чтоб объясниться? Заманский её не подгонял. Спустя два часа отец с дочерью всё ещё не выехали из угрюмой обители.

– У тебя мобильник на нижнем этаже разрывается! – раздраженно крикнула ушастая Аська.

Заманский неспешно дошел до телефона, – в надежде, что умолкнет. Когда собирался в Россию, в нетерпении высчитывал дни до встречи со старыми друзьями. Но сначала было некогда, а после того, как вскрылась ужасающая правда об убийстве Зиновия собственным сыном, желание общаться с кем бы то ни было иссякло.

– Слушаю, – выдохнул он.

– Здравствуйте, бывший важный, а ныне хоть и бывший, но наиважнейший следователь Заманский, – донёсся до него хрипловатый голос, – ёрнические интонации Лукинова он и спустя пять лет распознал безошибочно.

– Здравствуйте, бывший стажёр, а ныне следователь по особо важным делам Лукинов, – ответил он в тон.

– Я всегда говорил, что с твоим отъездом в следственном комитете драйв пропал, – сообщил Лукинов. – Не вернись ты, так бы и затихарилось, что Зиновий Плескач убит.

Заманский непроизвольно икнул. Лукинов расхохотался.

– Не Брусничко, – ответил он на незаданный вопрос. – Этот старый лепило до второго пришествия бы не сознался, что лажанулся…Явился Лев Плескач. Он и рассказал об убийстве.

– Плескач арестован? – сдавленным голосом произнёс Заманский.

Из своей светёлки выскочила Аська и замерла с выпученными глазами.

– С чего бы? – деланно удивился Лукинов.

– Явился-то с повинной? – Окстись! У Плескача алиби.

– Как алиби? – поразился Заманский. – Я ж это алиби из него клещами вытягивал.

– То-то что клещами. Да ещё в присутствии юной барышни, в которую малый, похоже, втюхался. Может, потому и говорить с тобой не захотел. Утратили вы, уважаемый бигбосс, прежнюю хватку. А с людьми нынче надо помягше. И на жизнь глядеть потоньше, – продолжал куражиться Лукинов. Поняв, что перебарщивает, посерьёзнел. – Лев Плескач сутки с восьмого на девятое провёл в Белёве в частном доме у разведёнки, к которой ездит пару раз в месяц. Отец его в Туле так зажал контролем, что парню даже по бабам приходилось втихаря, за сто двадцать километров гонять. Информация перепроверена и подтверждена соседями. Пять человек видело. И даже есть которые слышали. Старуха-соседка. Стены-то бумажные. Готова, говорят, перечислить, сколько раз кончили.

– Где он? – перебил Заманский весельчака.

– Плескач, что ли? – вроде, не сразу понял Лукинов. – Допросил в качестве потерпевшего и собираюсь отпустить. А вот вам за «темноту» огромаднейшее спасибо. Я уж Куличенку доложил, что у нас «висяк» нежданно-негаданно образовался. Так тот, как узнал, кто нам его привёз, так, веришь, пятнами пошел. – Верю, – не усомнился Заманский.

На самом деле Лукинов сделикатничал. Узнав, что факт убийства выявлен Заманским, начальник следственного комитета процедил сквозь зубы: «Всё-таки иудейские корни – как их ни прячь – наружу прут. Не поленился из Тель-Авива приехать, чтоб следственным органам подлянку бросить».

– Подъехал бы, Григорьич. Заварил кашу, так, может, и расхлебать поможешь?

– Подъеду, – пообещал Заманский. – А пока подзови Плескача к телефону.

– Которого из двух? – не удержался-таки от ёрничества Лукинов. Всё это время Заманский стоял, загородившись локтем от огненного взгляда дочери.

– Вот ведь какая штука приключилась: Лёвушка сам к следователю явился, – произнёс он. – И?!..

– Проверили. Оказалось, сутки с восьмого на девятое он в самом деле провёл в Белёве.

– Т-ты!..Я ж убеждала, – Аська подскочила к отцу, в сердцах постучала сжатыми кулачками ему по груди. – Как же ты теперь ему в глаза?…

– Не знаю, доча, – Заманский опустился на стул, прикидывая, как будет извиняться. – Слушаю, – донёсся Лёвушкин голос.

– Ты чего вытворяешь? Тут Аська с ума сходит, – буркнул Заманский.

– Вы ей не сказали? – настороженно уточнил Лёвушка.

– Нет, конечно. Передаю трубку.

Дочь жадно выхватила мобильник, убежала в соседнюю комнату. Вернулась счастливая.

– Я его здесь дождусь! – объявила она. Снисходительно оглядела отца. – Ну что, съел?! Жопа ты железная, папка!

– Похоже, на то, – согласился Заманский, ничуть не обидевшись. Он и сам не мог понять, как ему втемяшилось в голову возвести страшный поклёп на кроткого Лёвушку.

12

– Великому сенсею! Наше гип-гип! – Лукинов вскинул руку в пионерском приветствии. За столом напротив над листом бумаги склонился унылый Брусничко. При виде Заманского изобразил вялый жест, – то ли приветствия, то ли укоризны. Опершись на стол, с усилием поднялся.

– Оставайтесь на месте, гражданин Брусничко, – осадил его Лукинов. – Ты у меня отсюда не уйдешь, лепило, пока в подробностях свой прокол не опишешь.

– И как это вышло? – в сотый, должно быть, раз сокрушился старый эксперт.

– Вот посажу за ложное заключение, живо сообразишь, как портачить, – пригрозил следователь. – На себя погляди, Пинкертон хренов! – огрызнулся Брусничко. Выволочки, да ещё прилюдной, не терпел. Размашисто подмахнул текст с показаниями и шаркающей походкой двинулся к двери. Крупная фигура его, едва вмещающаяся в дверной косяк, со спины выглядела неожиданно рыхлой. Изобразив общий разудалый привет, Брусничко удалился. – Переживает, – заметил Лукинов. – Стареет, – с горечью подправил Заманский. Лукинов согласно кивнул. – Зря я напустился на деда, – пожалел он. – По сути все мы в этом деле с ног до головы обделались. Больно гладкое самоубийство получалось, – объяснился он перед Заманским. – А ныне – ситуация аховая. Единственный идеальный подозреваемый, у которого сходятся и мотив, и возможность беспрепятственного проникновения в помещение, имеет безупречное алиби.

– Значит, у кого-то должен быть другой мотив!

– Какой?! – Лукинов подхватил файлик с описью коллекции, с чувством потряс в воздухе. – Кому нужно было это «мочилово», если ничего не похищено? Всё до последней монетки и статуэтки на месте!? – Но подо что-то Зиновий брал две недели, чтоб собрать деньги, – напомнил Заманский. – Значит, всё-таки откуда-то их ждал. Вот тебе и пазлик!

– Будет тебе, Григорьич! Нет никакого пазла! – Лукинов досадливо поморщился. – Лёвка мне про эту гидшу рассказал. Скорей всего, как он сам думает, так и было: понравилась баба, вот и хлестанулся, чтоб склеить в койку. Извиняемся, – обаять.

Заманский поморщился. Да и трепачом Зиновий не был. – Надо искать деньги, – повторил он. – Найдем деньги, найдем мотив. Найдем мотив, найдем убийцу.

От двери донеслось скептическое кхеканье. Вошедший незаметно Куличенок завистливо почмокал: – Счастливые вы, отставники, люди. Времени как грязи. Что нам лишние месяц – другой? О таком понятии как прокурорские сроки и думать забыл? – с натужной улыбкой он протянул Заманскому руку, которую тот без охоты пожал. – В бумажках копаться – это долгонький путь. А для меня, практика, ключевое здесь, что доступ в салон имели только близкие. Посему очерчиваем круг знакомых и компаньонов. Кто где и с кем был восьмого. Начнем с самых ближних и двинемся в глубь, пока не выйдем на подозреваемого. А как выйдем на того, что без алиби, – тогда и мотивчик выскочит. Тем паче Лукинов с помощью сына покойного предварительный список набросал. Так, Лукинов? Следователь скупо кивнул.

– Вот таким, стало быть, ходом и пойдем, – определился Куличенок. С язвительной улыбкой оборотился к Заманскому. – А ты отдыхай, гость заморский. Своё дело сделал, – работёнку нам подбросил. Довольный собой, собрался удалиться. – Геннадий Иванович, – задержал его Лукинов. – Считаю, нам надо привлечь Виктора Григорьевича к расследованию. Куличенок насупился негодующе. – Погиб его друг, – напомнил Лукинов. – И, сколько помню, не в правилах Виктора Григорьевича отступаться, не закончив расследования. Глупо получится, если…

Лукинов намеренно не договорил, но сметливый Куличенок намёк понял. Он уже получил выволочку от руководства и стал предметом насмешек в администрации, – пенсионер, прогуливаясь по скверам, походя обнаружил убийство, не замеченное огромным следственным аппаратом. И если он – в пику органам – ещё и убийцу установит, так тут одним позором не отделаешься. Можно и кресло потерять. – Что ж, – буркнул он. – Раз сам не умеешь работать, давай, привлекай – под твою ответственность. Естественно, без официального оформления. На том и порешили: Лукинов работает «по людям», Заманский берёт на себя поиск «мифического» миллиона долларов. Лукинов был следователем дотошным, напористым. К тому же уязвлённый допущенной в начале расследования промашкой, в дело впился бульдожьей хваткой. Перерыл записные книжки, переписку в интернете, расшифровал распечатку телефонных переговоров и электронных контактов. В результате родился длинный список фигурантов, по которому он азартно двинулся, отбрасывая одну фамилию за другой. Но по мере того, как список сокращался, всё пасмурней становился Лукинов.

Не слишком преуспел в поисках денег и Заманский. Он рьяно взялся за изучение найденных контрактов индивидуального предпринимателя Плескача. Перепроверил счета. Денежки на них подкапывали. Но долларового «лимона» близко не было. Оставался ещё вариант, что платежи проводились через офшорные, недоступные фискальному аппарату счета. Привлечённый к розыску документов Лёвушка обнаружил в гараже, на отдельной полке, под ворохом бумаг папку Кипрской офшорной компании, бенефициарами которой значились Плескачи – старший и младший. По телефону связались с адвокатом – секретарём компании. Увы! Компания оказалась пустышкой. Вот уж три года на единственном активном счёте значилась сумма в пределах двадцати тысяч евро, предназначенная для оплаты услуг аудита и секретаря. Стало очевидно то, что можно было предвидеть изначально, – как и все российские предприниматели, Плескач, таясь от алчности государства, основные расчеты проводил кэшем. Но откуда взяться крупной наличности, если вся антикварная номенклатура налицо? Увесистым пакетом котирующихся акций, который мог бы быть быстро реализован, Зиновий Плескач, как выяснилось, тоже не владел. Быть может, Зиновий выставил на продажу какую-то недвижимость, приобретённую без ведома близких? Выглядело это предположение достаточно надуманным. Приобрести что-то, скажем, за границей, Зиновий мог, – не его одного в этой стране свербила мысль о том, что с Родины с её разгорающимся антисемитизмом однажды придётся эвакуироваться. Но чтобы такой новостью он не поделился с женой и с сыном, – это уж было вовсе не похоже на Зиновия, несшего каждую веточку в семейное гнёздышко.

Оставалась ещё одна версия: в поисках «быстрых» денег Плескач мог попытаться получить банковский кредит. Заманский отправился в областной банк Регионального развития, где много лет обслуживался Зиновий Плескач. Сначала как совладелец ЗАО «Антиквар», затем – как индивидуальный предприниматель. Ему не пришлось даже предъявлять соответствующую доверенность. Возле поста охраны его встретил старый знакомый – вице-президент Константин Фетисов. Свою банковскую деятельность Фетисов начинал в инвестиционном управлении «Менатепа», и в середине двухтысячных прошлое едва не аукнулось ему. Как и многих сотрудников Ходорковского, Фетисова примеряли на хищения. Примеряли топорно. Словно двоечники, которым учитель подсказал решение, подгоняли доказательства под готовое обвинение. Просто брали зафиксированные в банковских приказах должностные полномочия каждого и, не мудрствуя лукаво, переписывали в текст обвинения как эпизоды хищения. Фетисову повезло больше, чем другим. Среди привлеченных в бригаду региональных следователей оказался Заманский, который уголовное преследование в отношении молодого инвестиционщика быстренько прекратил, а самому ему посоветовал затаиться где-нибудь в глубинке. Фетисов последовал совету и уехал в Тулу. Впрочем, треволнения даром для него не прошли. Вместо худого и смешливого мальчишки, каким Фетисова запомнил Заманский, встретил его сухопарый, неулыбчивый чиновник. Подхватив гостя под руку, Фетисов провёл его в свой уставленный букетами кабинет и только здесь, один на один, принялся горячо трясти руку. – Вчера сорокалетие отметил, – кивнул он на цветы. – А ведь, если б не вы, Виктор Григорьевич, ныне на зоне бы отмечал. Так что – ваш вечный должник. Сменил тон на деловой: – Чем могу? О смерти Зиновия Плескача Фетисов, естественно, слышал, тем более, что и Плескач, и его бывший компаньон Порехин числились по разряду вип-клиентов, курировал которых как раз вице-президент. Хотя в привилегированном банковском списке оба оставались скорее в силу сложившихся личных отношений, – обороты по счетам были практически нулевыми.

– Мы с Зиновием Иосифовичем лет пять назад сдружились. Заводной человек, он и меня в коллекционирование вовлёк, – признался Фетисов. – С его подачи, монеты собираю. Увлекательнейшее оказалось дело! Особенно если подбирать по годам чеканки. А коллекционеры, с которыми он меня свёл! Поразительные, совсем иного калибра люди. В общем сам превратился в страстного нумизмата. Раньше голову на работе на разгибал. А ныне тороплю выходной, чтоб в Москву, на Таганку, к своим.

Фетисов сладко зажмурился. Вопрос, не обращался ли Плескач за крупным кредитом, вице-президента озадачил, – с чего бы? Антиквары свои проблемы без банков решают. Чтоб не светиться. Правда, припомнил он, не так давно неожиданно обратился за кредитом Порехин. Но это было уж после того, как Плескач вышел из его бизнеса.

– На какую сумму? – невнимательно поинтересовался Заманский.

Фетисов щёлкнул по клавише, скосился на экран.

– Вообще-то это конфиденциальная информация, прямого отношения к счетам Плескача не имеющая, – вроде как заколебался он. – Но кредит все равно взят не был. Так что… – он склонился. – Да, точно: тридцать три миллиона рублей плюс-минус копейки.

От предчувствия удачи у Заманского заныли зубы, – по курсу получался как раз искомый миллион долларов.

– На что брался?

– На пополнение оборотных средств. Обычная формулировка, когда хотят замутить истинную цель. Но мы не вникали. Кредит планировался под залог недвижимости с двухсотпроцентным запасом, так что банковских рисков не было.

– Почему ж не выдали?! – Заманский едва удерживал волнение.

– Порехин сам отозвал заявку. Вроде как пропала необходимость.

– Когда это было? Когда?!