Здравствуй – прощай!

— Пора!

Так спокойно это получилось в устах усатого майора, и бесконечные вызовы в военкомат закончились. А те повестки и те несколько ночных засад у порога дома сделали своё дело: Осип сдался с условием, что ему дадут "отгулять" этот последний день.

Сцена стонала, несколько десятков рук тянулись к нему и были готовы порвать на его части. Последний номер, и зал стал меркнуть в темноте, это администрация ДК пришла на помощь. Администратор — накаченный молодец, подсчитав денежную выручку, решил, что на сегодня им хватит. Подал знак — "закругляемся!", и несколько дружинников стали оттеснять толпу от сцены».

Хороший сон, где сцена на всю кровать… Так и остался в памяти, широкий и цветной.

Только нашествие «замполита» дивизиона на КПП приносило серьёзный урон его творчеству, тот находил очередную записную книжку, начиненную солдатскими афоризмами, и успокаивался. Поэтому всегда велось двойное ведение записей, второй экземпляр просто более тщательно прятался. Да, нужно отметить, что свою боевую машину он всё-таки получил! Механиком-водителем у него стал Хитрый Татарин.

Глава 4. Командировка

Командировка наметилась неожиданно. «Зависла» аппаратура в «Шилке». Два лейтенанта, оба являлись высококлассными специалистами, покопались во внутренностях этой машины и определили, что следует поменять «блок № XXX». Надо заметить, что «начинка» башни — это сложные панели приборов и отдельных блоков, которые должны легко сниматься, на них должна легко читаться маркировка, и это всё должно быть доступно в процессе эксплуатации. Процесс происходит, то есть производится действиями как с одного командирского места, так и с трех мест членов экипажа.

Итак, в соседнем дивизионе на другом краю города в районе «Тёплого Стана» имеется машина, которую местные «самоделкины» разобрали под «облегчённый вариант».

«Летёха» берёт с собой двух бойцов, которые получили автоматы «Калашникова», сам вооружается «АКСу», они все одеваются в тёплые бушлаты и, вперёд, в командировку!

Один из бойцов по имени Оскар был казахом по национальности, другим оказался Олег, оба одного года призыва. Немного послонялись в полку, оформили там пропуска, дождались попутную машину в нужную сторону и поехали. Окраина города — это сплошные скопления кишлаков, которые живут отдельной жизнью своей общиной, много воинских частей, ограждённых минными полями и рулонами колючей проволоки. Очень выделяются участки кладбищ, они выглядят как пустыри, где от времени обваливаются могилы, обнажая пустоты в земле; надгробий или каменных постаментов не наблюдается, это словно напоминание живущим, «что всё — это прах, из праха, и во прах вернётся». Основным признаком такого места были шесты с тёмно-зелеными платками, исписанные надписями. Иногда имелось поминальное дерево, на ветвях которого вешаются лоскутки с узелками, это очень распространённый на Востоке обычай.

Командировочным пришлось добираться долго, где-то пешком, где-то брали городское такси до какого-то административного здания, а где-то промчались на борту «БМП»; так они пересекли Индийский район, прошли Мусульманский Центр, даже стояли в городской пробке на какой-то узкой улочке, оставили в стороне район, построенный для русских специалистов. Там наблюдали такой случай: двое «бачей» влезли в закрытый тентом кузов автомобиля, хотели поживиться чем-то, но потом вылетели оттуда вон, их выкинули из кузова на асфальт.

Такие курьёзы случались и в подразделении. Однажды дивизионный «Камаз» пересекал кишлак, следовало добраться до распадка, чтобы набрать речной камень. В машину влез «бача», а когда его глаза привыкли к полумраку, его уже обыскивали солдаты, которых послали на работу в этой машине. Он орал, брыкался, извивался, укусил кого-то, но было уже бесполезно, получил удар, которым голову можно было снести. У него сразу ничего не нашли, но потом за дело взялся один киргиз и обнаружил всё-таки свёрнутые в трубочку «афгани», местные деньги. На деле то оказался мужик малого роста, очень скверного характера, много ругался, за что его выкинули на повороте. Так получается, что хотел поживиться в кузове, а там его самого чуть не раздели до нитки. А камень тогда был нужен для укрепления района, им засыпали решетки от ракетных контейнеров, которые были связаны, вшиты в стенку.

Итак, командировка. Самым изнуряющим было движение пешком по прогретым солнцем улицам. Сразу захотелось пить, но, согласно уговору, ничего нигде не брали и не покупали. Брели мимо маленьких магазинов и небольших парикмахерских, скорей это были уличные заведения, расположенные только на открытом воздухе. Туда не стоило заглядываться, потому что привлечь внимание толпы подростков в чужом районе не составляло труда. Взрослым до них не было никакого дела. Взрослые занимались сами собой, поэтому трое пешеходов с автоматами рассекали своим движением орущих им что-то детей, и следовали дальше. Наконец, поймали попутную, армейскую машину, водитель не спрашивал документов, сразу посадил их в кузов. Такую живописную троицу ни с кем не спутаешь, тем более с американскими шпионами, разве только с китайской народной разведкой. Вот и «соседи»!

В этой части служил майор Меллис, этот человек был «покупателем» в то время, когда в центральный, Кабульский «отстойник» прибыла партия новичков, он выбирал для зенитного дивизиона тех, кто потом будет там служить. Выбрал и Олега, это с его специальностью — наводчика «САУ»! Тогда он сам был начальником штаба, но потом его перевели, с повышением. А направили всего-то в такой же дивизион командиром подразделения. Теперь он, слегка пьяный, вдруг встречает в своей «вотчине» знакомого солдата. На первый момент его даже прошибает слеза:

— Ба! Какого чёрта?

Потом понимает, ведь что-то неизбежное случилось. И он под этим делом сознался, что «да, мол, был грех, взял тебя к себе, твои документы из «артиллерийской» пачки в свою кипу». Просто увидел в военном билете курсанта в форме, прочитал название «мореходки», вспомнил, что сам поступал, но не прошёл по количеству полученных баллов, и вот!

— Взял! Даже хотел сюда забрать, всё присматривался. Ты уж, прости, браток!

Слушая эту еле связную речь офицера, Олег вдруг осознал, почему его предыдущая жизнь так круто изменилась! Этот, распухший от праздной жизни тип, когда-то, будучи выпускником средней, советской школы, подал свои документы в «мореходку» и не смог сдать экзамены по математике или написать сочинение по литературе. Поэтому его взяли в Высшее Военное Командное Училище где-то в Самаре, по случаю большого там недобора. Потом он видит где-то знакомые буквы, складывает их в слова, читает и вспоминает молодость, свои старые амбиции — приютил под крылом, понимаешь ли! А сейчас льёт тут горючие слёзы, не заметил, что всю жизнь другому человеку перевернул с ног на голову. Олег вспомнил свой экзамен по математике. Ничего трудного и особенного там не было, в билете был вопрос: «А как определить объём неизвестной бутылки?».

На что Олег выкатил из памяти сразу две формулы: объёма цилиндра и конуса, суммировал и посмотрел на экзаменатора. Экзаменатор поморщился:

— Ну, зачем так сложно? Легче было бы сравнить с имеющимся эталоном объёма!

Олега трясло от волнения, он думал, что не пройдёт последний отбор, таким большим тогда казался «отсев» и строгим конкурс. Но прошёл, даже отучился второй курс, а теперь, вот второй год в вооруженных рядах Советской Армии. Теперь самая большая награда на службе: вернуться обратно, учиться!

Лёгкой, расползающейся походкой офицер удалился в свою комнату, а солдат побрёл в столовую. Там Оскар уже отвечал на вопросы старослужащего солдата, какой-то «земляк» внимательно заполнял анкету на этих двух, вновь прибывших:

— С какой целью прибыли в расположение части? Есть ли родственники за границей, а за рубежом, указать в каком количестве и с кем проживают, ненужное подчеркнуть. Сколько месяцев в году, сколько дней в Армии?

Вероятно, что его интересовало всё, но самое главное — что он с этого может иметь.

— Геморрой! — только и произнёс Олег, думая о чём-то своём. Он высказался так вслух, к всеобщему удивлению всех присутствующих!

Второй раз в жизни судьба преподносит ему такой подарок. Так в учебной части к Олегу было повышенное внимание.

— А, из «мореходки», значить! Это значить, что парень не простой, а такой крутой!

Взвод отжимается, все приняли положение — упор лёжа, уже ушли последние силы:

— Раз! Два! Раз! Полтора! А тебе, что, особое приглашение? Полтора! Это значит, что следует находиться в положении между первой и второй позицией, лёжа! У вас, что, в училище этому не учили?

И дальше разгоряченный сержант занимается индивидуально, только с одним бойцом. Вот взвод на утренней тренировке, упражнение на перекладине.

— Шо? — орет в ухо бравый сержант, — Да ты даже тридцать раз не подтянулся ещё, слабак! Смотри сюда!

Шмыглюк подпрыгнул на турник, все принялись считать, вот:

— 52! 53!

Но тот может и больше, его личный рекорд «сто с гаком», но на солнце стало нагреваться всё железо вокруг, а от ожогов и мозолей потом будут болеть руки. Сержант помешан на своей физической подготовке, он готовит себя на «дембель», можно подумать, что иначе его домой не пустят, а недавний свой гепатит во внимание почему-то не принимает. Следующая сцена.

— Ню ка! Ню ка! И хто это идёт?

И сержант толкает солдат, распихивает всех своей массой, останавливает Олега. Олег спокойно рассматривает «Чапу», они недавно крупно поцапались, не поделили очки, теперь им просто тесно в одной комнате. «Чапе» скучно, он как большой трудный ребёнок, который сломал все свои игрушки дома, теперь тянется к вещам взрослых, понимает, что за это ему ничего не будет, или не понимает. Вот возникла свалка, это сержант применяет захват руками с подсечкой по ногам, сейчас жертва должна упасть, но Олег видел уже как применялся такой приём, он переносит центр тяжести ниже, выскальзывает во время из захвата и, пользуясь теснотой в помещении, оказывается у сержанта за спиной. Теперь он может стукнуть противника по шее, но рядом оказывается сержантский «подпевала» из другого взвода, мешает что— либо сделать. «Чапа» вращает головой, взбеленился, лезет на стенку, но тут громко объявляют:

— Отбой!

Он теряет всякий интерес, что-то внутри него ломается хрупкой пружиной. Но потом он оживает, по пути вытирает об кого-то свои сопли, его несет дальше. Такой упитанности можно было бы позавидовать. Все пошли спать. Через месяц «Чапа» вскроет взрыватель на головке снаряда, потом взрыватель вскроет всех, кто находился тогда рядом, многих не довезут до врача! Просто не успеют этого сделать! А пока он об этом не знает и берёт от жизни всё! Итак, за фотографию в своём военном билете Олег испытывал к себе двойное внимание, а спрашивали с него порой и втройне!

«Блок № XXX» сняли, им оказался двенадцатикилограммовый ящик с размером среднего дипломата. Его завернули в тряпку, чтобы об углы не бить бока, и несли по очереди. Как назло, в городе в тот период времени было очень неспокойно, там то ли отмечали какой-то национальный праздник, то ли участились случаи взрывов на улицах. Поэтому город часто перекрывали, там действовала система временных пропусков, сменных паролей, проверок на дорогах и выборочные обыски любого автотранспорта.

Наняли такси. Им оказалась желтая старая «тачка» с надписью «TOYOTA» спереди и сзади, но настоящая принадлежность производителя машины даже не угадывалась. Все такси имели подобные надписи, сделанные красной краской, так же как и автобусы были подписаны «MERCEDENZ — BENZ» — ходили такие громоздкие сараи на колёсах с багажным отделением сверху. Впрочем, там всегда сидели люди, которых покачивало как обезьян на груде коробок и ящиков.

Такое живое нагромождение груза.

Где-то за центром, останавливает это такси на посту группа вооруженных людей в форме, которые начинают, отчаянно жестикулируя руками, требовать выйти всем наружу. Но «летёха» ещё раньше своим сказал, чтобы они ни за что не выходили, а теперь махал встречным патрульным рукой, мол, поехали, матерился сквозь зубы, но улыбался. Оскар сидел бледный, как мел. Олег сразу развернулся на открытую дверь, рывком вытащил автомат, приготовился, поудобней для себя, стволом наружу, ему мешал ящик, который был на его коленях в дороге. На движение отреагировал офицер, заорал:

— Матроскин, порву на тельняшку, сидите все!

Патрульные зашевелились!

— Почему это такси так ощетинилось автоматными стволами?

Тут возник человек в штатском, который всё время прятал своё лицо в головной накидке, он стал долго наговаривать дежурному офицеру «что-то про комендатуру», потом обратился к водителю транспорта. Водитель им однозначно ответил. Надо отметить, если до этого шофёр мило разговаривал с русскими на чудовищной смеси всех языков, смеялся, что-то объяснял в дороге, то теперь вытирал пот и был даже не рад таким клиентам. Короче, с него там вымогали очередную мзду, больше ничем такое странное поведение не объяснишь. Проще было бы пострелять таких пассажиров на месте, а потом в средствах массовой информации объявить о ликвидации группы диверсантов, которые хотели взорвать на улице города «свою адскую машину», но им это не удалось.

— Матроскин, порву на тельняшку!

Опять пронеслось в голове, рывок, и ствол автомата опять стал блуждать по расплывающимся фигурам постовых. Те в недоумении мялись на месте, нелепо находиться под прицелом чужого оружия, когда сами должны были применить на деле свои автоматы.

Ситуация мирно «разрулилась», решили не связываться, сняли «чаевые» с водителя машины, дали отмашку, чтобы не задерживали движение.

Как потом объяснил водитель, его пропустили до следующего поста, там он вернётся обратно. Пост их встретил, но настороженно. Это было голое место, обложенное мешками с песком и камнями, даже сесть, посидеть было негде.

— Зависли! — тоскливо произнёс Игорь. Пекло, присыпанное пылью, а дорога тянулась куда-то дальше. Дальше пошли пешком. Прошло больше получаса. Следующей попутной машиной оказался полковой «уазик», но он был полон пассажирами. Игоря узнали, решили подбросить до КПП, впихнули всех. Солдаты влезли в заднюю дверь. В салоне стоял приторный, сладковатый запах, который не спутаешь ни с чем, этот запах выделял из присутствующих женщину, медицинского работника. Усталость и напряжение дали о себе знать, солдаты уснули в нелепых позах, обняв этот «блок № XXX», как родной. Лейтенант шумно рассказывал пошлые анекдоты, все смеялись, чудовищно сплёвывали слова в ответ. Старший офицерский чин, который не хотел никого брать, в тесноте морщился, потел и своим кислым запахом выражал весь страх, который накопился у него за эту поездку. Медицинский работник томно вздыхала, шумно реагировала на ухабы дороги и строила глазки молодому офицеру. Потом всё это смылось недолгим молчанием, видно сон сморил и остальных. Только водитель резво объезжал ямы на дороге и сосредоточенно сопел, ему сейчас не было ни до кого дела.

«Сибирь — Матушка!» — так было выведено на его машине.

«А Сибирь-то большая» — тоже пронеслось в мыслях у Олега через сон.

КПП выглядело непривычным для только что въехавших пассажиров, они редко бывали с этой стороны полка. Медицинский работник попрощалась с молодым лейтенантом, обещала навестить его на позиции! А старший офицерский чин вынес и такую развязку. Страх отступил, поездка завершилась, дальше никто мешать не будет, надоедать своими анекдотами.

«Да, не полагается брать попутчиков, но эта, Светлана, так просила! Не смог устоять!» — всё это было написано на нём крупным шрифтом.

«Спасибо тебе, Светлана!»

Оскар разминал свои затёкшие суставы. Олег вручил ему «блок № XXX», типа — всё!

«Наступила и твоя очередь его нести, дорогой!»

Оскар и Олег — это две разные азиатские группировки, которым вроде делить уже нечего, а только вместе сосуществовать на позиции. Так получилось, что оба потом заболели, заразились вирусом гепатита, притом осложнение — малярия, места там были какие-то болотистые, зараженные. Так что командировка прошла не совсем гладко, через какой-то период времени высокая температура, понос, и все другие прелести инкубационного периода дали о себе знать обоим. Впрочем, инфекции бушевали в полку уже давно. Больных поместили в разные палаты, подключили к капельницам, назначили процедуры, уколы, взяли анализы. Обнадёжили, что все будет нормально!

— Вы, мальчики, поправитесь тут!

Первые сутки Олегу ничего есть не хотелось, его рвало, но нечем было, шла одна слизь, желчь. В столовую он не вставал, ему сказали, что он не прав!

«Так просто сдохнет тут!»

Олег открыл глаза, посмотрел на стоящего рядом солдата и сказал, чтобы тот не переживал!

«Чёрта с два! Я тебя ещё переживу!»

Потом отвернулся, но вечером встал на ужин. Доковылял до столовой, узнал, где должен сидеть, удивился обилию «харчей», целому набору диетических блюд. Поужинал и пошёл обратно, по дороге его снова вырвало, он вернулся, взял хлеб со стола, насильно стал есть: «Чёрта с два!».

На следующий день опять кружилась голова, глюкоза в капельнице казалась бесконечным процессом, а руки уже были исколотые, как у матёрого наркомана. Олег навестил соседнюю палату, туда его переведут, если процесс лечения пойдёт успешней. Там уже лежал некто Дядькин, младший сержант из соседней батареи. Это был невысокий, коренастый парень, который любил заполнять солдатские книжки всякой соответствующей солдатской мелочью. Там же находились ещё несколько человек, но другие койки были пустые, ожидалось пополнение из другой провинции, поэтому хотели уплотнить несколько палат.

Дядькин лихо чертил что-то для наколки на мощное плечо местному батыру, он нашел своё место в жизни. Олег рассказал, что был в командировке, и чем это для него закончилось.

— Да, шаль, что не постреляли «ваш» там! Вот была бы тогда суматоха! — просто сказал, прямо прошамкал, молчавший до сих пор «шкаф».

— Больной, что ли? — спросил Олег.

— «Да, а как догадался? Мы все тут больные! Палата № 6 — только и промычал верзила.

«Грамотный, книжки читает!» — только и подумал Олег. Вариант, когда бы их вытащили из такси и раненых кинули бы куда-то в сырой подвал, его нисколько не устраивал. На плече батыра появилась тонкая гильза патрона, снизу хорошо различалась надпись группы крови.

«Группа крови на рукаве, мой порядковый номер…» — это пронеслось из какого-то фильма, что успели они посмотреть когда-то, в учебном полку после отбоя.

— Группа крови у тебя редкая! Голубая, наверное? — не удержался и спросил Олег, желая добить неожиданного доброжелателя.

— Что? — так и не понял юноша.

— Потомственный дворянин, наверное? — всё-таки спросил опять Олег. Юный молотобоец мысленно прикинул свое родовое древо, которое упиралось в деда — кузнеца Вакулу с одной стороны и полицейского пристава с другой стороны, для простоты анкетных записей оставили рабоче-крестьянское происхождение, а о других родственниках постарались забыть. Новые анкетные данные понравились спортивному дарованию:

— Дворянин!

После этого рисунок был радикально пересмотрен, на нём появилось подобие рыцарского щита, длинное копьё и шлем со спущенным забралом. Куда-то исчезли высокие афганские горы, крутые дорожные перевалы и другая атрибутика незамысловатого рисунка. Теперь это был потомственный рыцарь с той же группой крови на дворянском щите, вместо положенного там девиза. Сама тема очень заинтересовала всех обитателей палаты, все просто с ума от неё стали сходить. Олег побрёл к себе, уже не желая больше торопиться в свой новый коллектив!

«Прорвёмся!»

Ночью ему снилось такси, где молодой лейтенант сидел за рулём и, круто вращая руль то вправо, то влево, что-то рассказывал им, пассажирам, на смеси «фарси» и английского. Потом морщился, лез за автоматом и кричал:

— Матроскин, мать твою!

Потом появилась его мама, она была одета в чёрную паранджу, но всё такая же красивая, как в тот последний свой приезд. Она прошла и не узнала его, но посмотрела на них всех. Потом он увидел себя со стороны. Почему-то он был седым и старым, на голове у него была пропахшая кислым потом чалма, в руках клюшка от гольфа, он проходил мимо расстрелянного автомобиля, откуда вытаскивали ещё тёплых пассажиров, истекающих кровью. Одежда стала вываливаться, соскальзывать с тела, теперь он не был случайным прохожим! Он тот, кто отдал приказ применить оружие. Гражданское лицо, особа, уполномоченная властью на этой дороге, призрак, прячущий свои черты за палестинским головным платком. Очки, которых не было, но теперь находились на его переносице, они стали покрываться паутиной трещин. Они налились кровью, пульсировали боем часов, потом рассыпались, и осколки летели дальше, это «Блок №ХХХ» взрывался своим долгожданным действием, мстил за испорченную командировку, засаду и поврежденное солдатское здоровье.

Олег проснулся в поту, пытался вспомнить свой сон, но кроме облегчения, что это только сон, ничего уже не испытывал. Утром он переселится в другую палату, где должен будет пролежать три недели, потом его выпишут в часть. Заныл коренной зуб, Олег вышел на улицу, укрылся тёплым халатом и сел на корточки, рядом присел ещё один боец, он курил сигарету, предложил покурить, по-соседски; Олег сделал пару затяжек, сделал просто так, не доводя процесс до конца, боль ушла. Боец что-то объяснял, о чём-то вспоминал, переживал, докурил и ушёл. Олег смотрел на далекую цепь гор, покрытую мраком, на освещенную часть аэродрома, шум от которого, оказывается, так хорошо было слышно, ему казалось всё это таким нереальным, далёким, что он даже зажмурился на мгновение. Открыл глаза и увидел, что находится всё там же, на крыльце инфекционного отделения Кабульского Военного Госпиталя.

«Прорвёмся!» — вновь пронеслось у него в мыслях! — А что, где-то должно что-то порваться, там и пройдём!»

Глава 5. Хитрый Татарин

Он не был таким хитрым, как его называли, просто было в его выражении лица что-то от усмешки бывалого хитрована, сеточка морщинок складывалась в подобие узора — улыбка бестии. Любой физиономист нашел бы в его лице много разных подтверждений любых теорий, на самом деле не было надёжней и преданней этого человека по отношению к своим друзьям или данному им кому-то его слову.

Походка у него получалась уникальная — «ходьба боком», руки постоянно прятались от кажущегося холода в просторные рукава солдатского бушлата или вкладыша от такого. Сам бушлат всегда был стянут солдатским ремнём, с видом одной чудовищной складки позади. В холодное время года он носил старую, но тёплую солдатскую шапку, которая прикрывала одно только ухо. Она была когда-то синего цвета, но в тот период стала серого. Эдакий партизан, герой — «панфиловец», вышедший из немецкого окружения с тяжелыми боями. Казахстанец! Он родом был из большого промышленного города, где ещё в школе ДОСААФа смог получить водительские права, поэтому в своей учебной части освоил смежную воинскую специальность механика-водителя. Правда, на постоянном месте службы машину ему только обещали, она должна была прибыть из капитального ремонта, а на другой технике были свои экипажи, которые ни с кем ничем делиться не собирались. Он был на подспорье, типа «принеси то, помоги это», но это только помогло накопить опыт и отработать свои профессиональные навыки. Очень скоро он утюжил гусеницами тяжелой машины позицию дивизиона так, что взводный забрал его в свой экипаж, а новая «Шилка» досталась какому-то другому водителю.

Работа экипажа состояла в постоянной готовности к действию и в быстром, оперативном реагировании на поставленные командованием задачи. По сигналу «Общая тревога» запускался двигатель, прогревалось масло, настраивалась техника, отрабатывалось ориентирование на местности. Приборы «привязывались» визуально к тем или иным точкам на ландшафте, чтобы потом, по команде, в связке с другими машинами искать цель, вести её в воздухе и сбить, если возникнет такая необходимость. Чтобы не дать обнаружить себя «чужим» РЛС, технику гоняли на запасные позиции, окопы, которые вырыл кто-то раньше.

На позициях всегда не хватало людей! Или потому, что часть людей вечно стояла в караулах и других нарядах, всегда была нехватка в свободных членах команды. Экипажи освобождались от несения дальнейшего дежурства без предоставления им замены, то есть они уходили с поста, если это нужно, получали оружие и направлялись на машины. Одни даже ухитрялись получить чужое оружие за других членов команды, чтобы сократить общее время сборов.

Всё это происходило очень быстро, были отработаны специальные нормативы, по секундомеру проверяющий офицер засекал продолжительность действий экипажа. Показательное выступление выглядело так. Старт начинался за четыре метра, всё влетали на свои места со скоростью ветра, запирались и смотрели в «щели» видоискателей, проклиная дальше всех и всё.

— А! Что? Еле шевелитесь, совсём «молодые» оборзели! — это через губу цедит Рахимов — младший, который в своё время такие нормативы сдавал пачками. Сколько нужно набить шишек и волдырей, пока все не уложатся в срок!

«Будьте, спокойны! Укладывались!»

Конечно, с нашим героем всегда происходили курьёзные случаи! Он не мог пройти мимо всякого рода техники и вооружения. При случае залазил во все машины, которые только появлялись на территории. Обсуждал краткие тактические и технические данные того или иного агрегата, вводил водителей в «ступор» своей осведомлённостью, за что мог получить от очередного «деда» по шее. Часто использовал трюк с картофелем в выхлопном трубопроводе, этим добивал всех приезжих шоферов. Те никак не могли понять причины несуществующей поломки машины. Правда, с тяжёлыми «Шилками» такое не прокатывало, они не хотели глохнуть, или глушители были дырявые. Гоняли его после этого даже молодые офицеры, желая нанести лёгкие «местные» увечья.

Трюк с сахаром был самым дорогостоящим удовольствием в его исполнении. Когда в карбюраторный двигатель в бензобак добавляют большое количество сахара, то, поработав немного, двигатель сам глохнет. Чтобы сгустить топливо до нерабочей кондиции, сахара нужно очень много! Поэтому трюк не получался, или это происходило в пути. Никто не верил Татарину, если он начинал хвалиться по такому поводу.

— Ну, скажите мне, пожалуйста, какой это найдётся дурак, который целую пачку сахара просто так возьмёт и забьёт в патрубок, это сколько чаю можно было ночью всем вместе выпить?

— Что? Найдётся?

Трогательно выглядело его желание поднять всем настроение. Происходит следующая сцена: сначала его появление среди остальных, это полное многозначительности ёрзание на одном месте, молчание и очевидное оттягивание времени. Наконец-то «Рыба» не выдерживает паузу и спрашивает:

— Ну, что там у тебя? Выкладывай, а то, как ёрш на сковороде, всё вытанцовываешь!

— Да, вы знаете?

И тут ошеломляет всех своей новостью!

— Да врёшь, наверно, сам выдума-а, или кто подсказа-а! — это, окая, отрезал Вовка. Оказывается, что возвращается в батарею боец из Союза, он выезжал на похороны своего родственника. Татарин предположил, что больше отпускать не будут. Была такая привилегия для отличников боевой и политической подготовки, как предоставление кратковременного отпуска с поездкой на Родину.