Помоги проекту - поделись книгой:
Но, разумеется, дело было не только в Мэгги.
Тот же Сэм Уэллер подробно рассказал в своей «Хронике» о привлекательной молодой женщине, с которой Брэдбери некоторое время встречался на лекциях в Калифорнии.
«Я чувствовал по ее взгляду, что нравлюсь ей».
Она была замужем, это усложняло дело. На вечеринках, где они обычно пересекались, эта женщина часто появлялась с мужем. Наверное, и необычный стиль общения, всегда присущий Рею Брэдбери, усложнял дело.
«Мое тело говорит
Даже когда новая знакомая Брэдбери однажды сама пришла к Брэдбери в офис, у них далеко не сразу всё сложилось.
Ну а когда сложилось…
А когда сложилось… сразу возникла эта вечная, как мир, проблема — великая проблема обманутого мужа и обманутой жены, миллионы раз нарисованная и обдуманная разными писателями, но ничуть не ставшая от того более понятной со времен кипящего страстями Отелло…
Ядерное оружие, атомные электростанции, мощные современные авианосцы, подводные лодки, реактивная авиация, межконтинентальные баллистические ракеты, холодная война, территориальные и экономические споры, политические конфликты, постоянно возникающие в разных странах и на разных континентах, — что бы ни происходило на планете, остановить прогресс (или то, что под этим подразумевается) невозможно…
В 1969 году, когда в июле на поверхность Луны впервые в истории человечества ступили американские астронавты Нейл Армстронг и Базз Олдрин, американские писатели-фантасты оказались чрезвычайно востребованными. Роберта Хайнлайна, Айзека Азимова, Артура Кларка и Рея Брэдбери, всю эту великолепную четверку (правда, в США тогда принято было говорить о великолепной тройке «научных» фантастов: Хайнлайне, Азимове, Кларке; Брэдбери не всегда вписывался в их ряды) наперебой приглашали комментировать знаменитую лунную высадку и великие перспективы, которые эта высадка открывала перед человечеством.
В июле 1969 года Рей Брэдбери как раз был в Лондоне.
Он привез туда Мэгги, мир с которой опять был восстановлен, и своих дочерей, чтобы посмотреть международный теннисный турнир, а заодно поглазеть (он обожал зрелища) на очередное награждение принца Чарлза.
20 июля, в день высадки американских астронавтов на Луне, ему пришлось участвовать сразу в двух британских телепрограммах — с журналистом Дэвидом Фростом и с известным ведущим
И тут не обошлось без характерного для писателя скандала.
Рей появился в студии Дэвида Фроста, ожидая застать там некую соответствующую событию атмосферу. Да и как иначе? Впервые в истории люди высаживаются на другой планете, на спутнике Земли! Но глядя на телевизионный экран, слушая приятно звучащую музыку, Брэдбери чувствовал что-то неправильное.
Он мучительно пытался понять — что? И потом до него дошло.
— У нас тут великий американец… — говорил Дэвид Фрост, глядя на Брэдбери, но на его слова накладывалась музыка Энгельберта Хампердинка.
— Это же пошлость! — выкрикнул уязвленный Брэдбери и выскочил из студии.
На парковке его догнал один из рассерженных продюсеров:
— Рей, вы не можете просто так взять и уйти!
— Еще как могу! И ухожу, как видите!
Взяв такси, Брэдбери отправился в
«Высадка на Луну — это наша первая попытка приблизить бессмертие, — сказал он в студии Айка Уоллеса. — В центре наших верований, знаний и размышлений всегда стоял и продолжает стоять вопрос смерти. Если мы не научимся жить в космосе, если мы не выйдем за пределы нашей планеты, мы обречены, потому что однажды Солнце взорвется или остынет. Чтобы обеспечить себе спокойное существование на многие последующие миллионы лет, человечество уже сейчас должно делать всё, чтобы достигнуть других планет…»
И повторил: «Луна — наша первая попытка!»
В октябре 1969 года в издательстве Альфреда А. Кнопфа вышел сборник Рея Брэдбери — «Электрическое тело пою!» («I sing the Body Electric!»).
Редактор Боб Готтлиб включил в книгу рассказы, написанные Брэдбери еще в 1960-е годы и даже раньше. Брэдбери в последнее время писал гораздо меньше, чем раньше. Львиную долю времени писатель отдавал всяким другим интересным текущим делам — консультациям для Всемирной выставки, написанию сценариев, подготовке многочисленных театральных представлений; одно время даже входил в жюри премии «Оскар»…
— До того как стать писателем, — ответил настырному журналисту «Плейбоя» Рей Брэдбери, — я очень хотел стать фокусником. Тогда я был мальчиком, который сам показывал со сцены веселые трюки с фальшивыми усами. Ну а потом такими фокусами или таким волшебством, выбирайте сами, как сказать точнее, стало написание книг. Часто говорят, что писатели пишут потому, что хотят, чтобы их любили. Конечно, это так. Но это не всё. И вот что я вам скажу. Когда я пишу, я чувствую, что я во всем прав, а не согласные со мной — ошибаются! Вот что такое — писать, как тебе хочется!
— Ну, это, наверное, потому что научную фантастику в основном делает определенный тип людей, — улыбнулся Брэдбери. — Большинство из нас женятся довольно поздно; многие — настоящие маменькины сынки. Я и сам жил со своими родителями почти до двадцати семи лет! И подавляющее большинство научных фантастов, которых я знаю, взрослели долго. Они настолько глубоко погружены в свою тему, что до остального им дела нет…»
Почти вся фантастика асексуальна…
Может быть, но отнюдь не сами фантасты…
22 августа 1974 года в офисе Брэдбери раздался телефонный звонок:
— Мистер Брэдбери?
— Да, — ответил он.
— Сегодня ваш день рождения. К сожалению, ваша жена забыла поздравить вас. Так ведь?.. И ваши дочери, кажется, забыли о вашем дне рождения… Боюсь, даже не все друзья вас поздравили, я ведь не ошибаюсь?.. А вот я помню…
— Откуда вы звоните?
— Из телефонной будки напротив вашего окна.
Рей выглянул в окно и увидел молодую женщину.
Он попросил ее подняться в офис, и она поднялась.
Начинающая писательница — романтичная, молодая, но при этом весьма честолюбивая и упорная. Через неделю она опять позвонила и на этот раз пригласила Рея в свой дом.
Отношения их длились почти четыре года.
Все эти четыре года Брэдбери считал свою дружбу глубокой тайной.
Он не мог поверить, что кто-то может дознаться до его личных секретов.
Но сперва, случайно, конечно, отца и его подругу на улице увидела Рамона.
Потом какие-то слухи начали доходить и до Мэгги; она, впрочем, не придавала им особого значения. У Рея роман на стороне? — Мэгги казалось это невозможным.
Однажды среди книг Мэгги наткнулась на фотографию, на которой был виден знаменитый лос-анджелесский лестничный марш в сотню с лишним ступенек. В 1932 году на этом марше снималась известная комедийная лента — «Музыкальный ящик» («The music Box»). Комики Стэнли Лорел и Оливер Гарди пытались втащить тяжелое (бутафорское) пианино на упомянутую сотню с лишним ступенек.
Но сейчас на знакомом фоне Мэгги с печальным изумлением увидела своего мужа, а рядом — незнакомую молодую женщину.
Он счастливо крутил в пальцах галстук.
Она счастливо ерошила свои рыжие волосы.
Через много лет, в 1987 году, Брэдбери описал историю этой своей любви в замечательном рассказе «Лорел и Гарди: роман» («The Laurel and Hardy Love Affair»), вошедшем в сборник «Конвектор Тойнби» («The Toynbee Convector»).
«Ей было двадцать пять, ему — тридцать два, когда они познакомились в какой-то компании, где каждый потягивал коктейль и не понимал, зачем пришел. Но почему-то в таких случаях никто не торопится домой: все много пьют и лицемерно повторяют, что вечер удался на славу. Они не заметили друг друга в переполненной комнате, и если во время их встречи и играла романтическая музыка, ее не было слышно. Они, можно сказать, блуждали в человеческом лесу, нигде не находя спасительной тени. Он шел за очередной порцией спиртного, а она пыталась отделаться от назойливого ухажера, когда их пути пересеклись в самой гуще бессмысленной толчеи. Они несколько раз одновременно шагнули влево-вправо, рассмеялись, и он ни с того ни с сего помахал ей длинным концом своего галстука, пропустив его сквозь пальцы. А она, не задумываясь, подняла руку и растрепала свои рыжие волосы, часто моргая и делая вид, будто ее ударили по макушке…»
Да, Брэдбери хранил не только старые билеты, афиши, записи.
Он хранил в своей бездонной памяти все бесчисленные события своей долгой жизни, время от времени превращая их в высокую литературу, — уж такой дар был ему дан природой.
«Они дошли до того места, где склон круто уходил вверх, и засмотрелись, как бетонные ступеньки отвесно поднимаются в небо (это все о том же лос-анджелесском лестничном марше. —
— Хочешь, поднимись туда…
И даже легонько подтолкнула к лестнице.
Конечно, он зашагал наверх, вполголоса отсчитывая ступеньки, и с каждым шагом его голос набирал децибелы радости. Досчитав до пятидесяти семи, он превратился в мальчишку, играющего в любимую игру — старую, но открытую заново; он потерял представление о времени и, более того, не понимал, тащит ли он это свое воображаемое пианино вверх или убегает от него вниз.
— Погоди! — донесся снизу ее возглас. — Задержись там, где стоишь!
Раскачиваясь и улыбаясь, будто в компании дружелюбных привидений, он остановился на пятьдесят восьмой ступеньке, а потом обернулся.
— Отлично, — услышал он ее голос. — Теперь спускайся.
Раскрасневшись, с затаенным чувством восторга, теснившим грудь, он побежал вниз. Ему явственно слышалось, как следом катится это воображаемое пианино (понятно, из уже упоминавшегося фильма «Музыкальный ящик»; все рассказы Рея Брэдбери пропитаны определенными литературными аллюзиями. —
— Остановись-ка еще разок!
У нее в руках был фотоаппарат.
Заметив это, он непроизвольно поднял правую руку и вытащил галстук, чтобы помахать ей, как тогда, в самый первый раз…
— Теперь моя очередь! — крикнула она и побежала вверх, чтобы передать ему камеру.
Потом от подножия ступенек он смотрел на нее снизу, а она, забавно пожимая плечами, состроила специально для него смешную и печальную гримасу. Он щелкал затвором фотоаппарата, желая только одного — остаться в этом месте навсегда.
Потом, медленно сойдя по ступенькам, она вгляделась в его лицо.
— Эй, — сказала она, — у тебя глаза на мокром месте.
И провела по его щекам большими пальцами.
И попробовала влагу на вкус.
— Вот так раз! Настоящие слезы!»
Они вместе бегали в кино — на новые фильмы и на старые.
Они постоянно разыгрывали друг с другом веселые сцены, разъезжая по ночному Лос-Анджелесу. Чтобы ей было приятно, Рей непременно говорил, что детство, проведенное в Голливуде, наложило на ее лицо какой-то чудесный неизгладимый отпечаток, а она, конечно, всегда делала вид, будто он — все тот же милый славный мальчишка, который когда-то катался здесь на роликовых коньках перед знаменитыми киностудиями.
Она постоянно у него что-нибудь уточняла.
Вот, например, где именно он гонял на этих своих дешевых роликах, когда чуть не сбил с ног Уильяма Филдза, знаменитого комика, и совсем не испугался, а напротив — попросил у Филдза автограф, а Филдз, конечно, одобрительно процедил: «Держи, стервец!»
В другой раз — напротив студии «Парамаунт» — она попросила показать, где именно он сфотографировался с Марлен Дитрих.
А потом долго уточняла, в каком именно месте он видел Фреда Астера — танцовщика и актера; и Рональда Колмэна, и Джин Харлоу.
Они вдвоем объездили все эти волшебные места и никак не могли понять, почему им так хорошо вдвоем.
Наверное, все дело в наших губах, однажды догадался он.
— До встречи с тобой я даже не думал о том, что у меня есть губы. А теперь знаю: у тебя самые волшебные губы на свете.
И удивился: кажется, и в моих губах теперь появилась какая-то особенная магия.
И спросил:
— А до встречи со мной ты с кем-нибудь целовалась по-настоящему?
И она, конечно, ответила:
— Никогда!
Но Мэгги, изумленную всем увиденным, добила даже не фотография, а найденная там же среди книг квитанция оплаты — на цветы.
Поделиться книгой: