В глубинах пяти морей

Течением меня потихоньку подносит к рыбе, но все дело портит затаившийся уж. Я думал, он давно уплыл восвояси, ан нет. Надолго же ему хватило запаса воздуха. Уж высунулся из зарослей хары, и я невольно двинул ластами, пытаясь уклониться от встречи с ним. Рыба, конечно, тут же исчезла. Фотографировал вместо нее ужа.

Когда набралось несколько отснятых пленок, решили мы с Ольгой проявить пробы, чтобы внести коррективы в экспозиции, да и результаты работы узнать хотелось.

Но кадры получились чересчур плотными, почти черными. Навыка снимать в условиях жаркого климата явно не хватало.

Однажды мы втроем - Ольга, Женя и я - в поисках новых мест забрели далеко от лагеря и встретили местных девушек, которые ловили рыбу. А делали это они оригинальным способом: забравшись прямо в одежде в воду, бродили по пояс в прибрежном мелководье. Красивые туркменские наряды были мокры, косы и ленты сбились, но это, как видно, не смущало юных рыбачек. Они с удивлением воззрились на нас. Женя с подводным ружьем и мы с Хлудовой были живописны: обвешанные масками, ластами и фотобоксами, мы, наверное, походили на инопланетян. Туркменки начали выбираться на берег, оправлять одежду. У каждой на поясе висел увесистый мешочек, в котором и находился улов. Оказывается, они ловили бычков... ногами. Прижимали их в зарослях водорослей ко дну. Мы разговорились. Женя тут же в своих охотничьих доспехах нырнул в воду, подстрелил пару крупных кефалей. Он подарил их самой юной девушке, и мы сфотографировались на память.

После этой встречи мы побывали в соседнем поселке - Кизыл-Су, где познакомились с настоящим джигитом, который в молодости участвовал в знаменитом походе 1928 года «красных туркмен» в Москву. Часть пути пролегала по Каспию. Участники похода разместились на самодельных фанерных лодках-таймунах, узких и вертлявых. На каждой лодке было по одному-два гребца плюс запас воды и пищи. Такие лодки применяли туркмены для ловли осетров. Но ведь рыбаки-туркмены на таймунах далеко в море не выходили, а «красным туркменам» пришлось пересечь море и только в Астрахани они пересели на коней.

Гостеприимные хозяева угостили нас шашлыком из осетра и пловом.

Неделю после посещения Кизыл-Су мы прожили в кефалевом хозяйстве. За это время отсняли достаточно кадров в прибрежных и морских районах вблизи лагеря. Работали только с масками и трубками. Акваланги мы с Женей надели для обследования сетевой загородки. Случилось так, что год назад вся кефаль осенью ушла из загона. Штормы помешали завершить работы в срок. Сказалось и отсутствие опыта. Теперь работы были продолжены: вновь организовали лагерь, укрепили столбы и натянули сеть.

Наши подводные вылазки в залив Бековича подтвердили: здесь есть кормящаяся кефаль. Но вот каково состояние заграждения в подводной части? Не уйдет ли рыба и в этот раз?

Пробираясь к выходу из залива, мы преодолели небольшой участок пустыни. В разные стороны при нашем появлении разбегались обитатели выжженных солнцем зарослей колючек, нагромождений ракушечника. Николай Николаевич не упустил случая продемонстрировать пойманного им паука. Ловко подцепив пинцетом черный лохматый шарик, выскочивший из трещины в почве, ученый высоко поднял его. Это был тарантул, лохматое его брюшко величиной с грецкий орех и восемь лохматых ходуль-ног производили странное впечатление. Много разных небылиц рассказывают про обитателей пустыни, говорил Кондаков, помещая тарантула в стеклянную баночку с пропитанной эфиром ваткой, но и беспечность недопустима, это первая заповедь для всех, кто находится в пустыне. Весной укусы скорпионов, каракуртов весьма опасны - их яд может вызвать значительные функциональные расстройства организма, сильную боль. А укус паука-тарантула опасен тем, что на его крепких и острых жвалах накапливаются продукты распада, которые образуются при разложении частиц добытых пауком насекомых. Эти продукты тоже ядовиты. Опасаться надо и змей, встречающихся на юго-восточном побережье Каспия. Это в первую очередь эфы и гюрзы. Однако, говорил наш руководитель, по наблюдениям змееловов, герпетологов, там, где водятся ужи, редки встречи с ядовитыми их сородичами.

Что ж, значит, надо научиться еще издали отличать ядовитых змей от ужей, обитающих у Каспийского моря. Ужи плавали в море, прятались под плитами ракушечника, часто встречались их выползки - зацепившиеся за колючки шкурки, оставшиеся после линьки. Местные ужи отличались от обитающих в средней полосе нашей страны и размерами, и окраской. Они были крупнее и красивее. На голове у этого вида водяного ужа не светились два привычных желтых пятнышка, а шкурка привлекала причудливой игрой орнамента. Ольга, желая рассеять наши опасения, объяснила; «Отличить ядовитую змею от ужа можно по хвосту, хвост у первой толще, он как бы обрублен, У неядовитой змеи, ужа или полоза кончик хвоста тонкий». Мы понимали, что здесь не до шуток, но поди разбери этих тварей, если из-под камня выползает сначала голова, а не хвост! Поэтому у меня на суше всегда был в руке проволочный крюк, а в воде я стремился держаться подальше от мелькавших поблизости отнюдь не рыбьих хвостов.

Сгоняя ящериц, спасающихся от жары на колючках, испугав пауков и кузнечиков, отшвырнув на всякий случай пару ужей, добираешься к воде. Выход из горла залива Бековича не очень широк, но, перегороженный столбами и сетью, он выглядел как-то внушительно. Разведочный заплыв - надо обследовать сети у дна.

Погружаюсь с аквалангом - это надежнее, чем с маской и трубкой. Песчано-ракушечное дно полого уходит в глубину, водорослей нет, на границе залива и открытого моря волны срывают растительность. Хорошо виден нижний край сети - объект наших забот. Грузила надежно притягивают их ко дну, основания столбов не размыты. С моей сторона дно бухты плоское, в глубине залива видны кусты хары. Между кустами норы раков, иногда появляются их острые мордочки с шариками-глазками и длинные шевелящиеся усы. Раки то высовываются из нор, опираясь на грунт лапами-ходулями, то пятятся назад, подгребая клешнями. Раки как раки, ничуть не морские, иногда даже кажется, что наблюдаешь за ними в подмосковном озере у станции Косино.

Но вот мелькнули резвые тени серебристой кефали, попался бычок, который, разрывая под собой песок, стремительно исчезал в нем. Потом перед самой маской проплыла рыбка-игла. И тогда все встало на свое место. Я не в Озере, а в море. Не хватает только ужей, но, конечно же, они скоро появятся. Однако нельзя забывать и о сетях. Плыву от столба к столбу, у пятой опоры обнаруживаю разрывы в полотне сети и щели у дна. Дыры такие, что не только кефаль, но и аквалангист может проскочить, сквозь них. Повернувшись спиной ко дну, чтобы не зацепиться аппаратом, проскакиваю на противоположную сторону. И всплываю на поверхность. Мое появление в не закрытой сетями бухте расценивается как нарушение правил техники безопасности, ведь я мог зацепиться в глубине вентилями аппарата. Однако доказательство значительных повреждений полотна сети налицо: пробралась сквозь нее не стайка рыбы, а аквалангист.

Богородицкий огорчен, придется серьезно чинить сеть, навешивать дополнительные грузила. Наше пребывание в кефалевом хозяйстве затягивается. С Женей латаем сетевую загородку, добавляем к всплывшим ее участкам бетонные грузила, укрепляем столбы. Наконец сеть как новенькая. В шутку предлагаем Богородицкому зачислить нас в штаб лаборатории. И уже всерьез советуем принять на работу хотя бы двух гидробиологов, способных стать спортсменами-подводниками. А тем временем путешествие по Каспию продолжается, можно задать ему и следующий вопрос.

Почему кильки идут на свет!

«Сырок» идет на юг пробираясь по Красноводскому заливу в открытое море. Мимо проплывают селения, мачта пионерского лагеря. На конце косы раскинулся поселок, на рейде - рыбацкие суда, ребятишки в лодках удят рыбу. Штиль, море тихое, очень теплое.

Собравшись под тентом, приводим в порядок снаряжение, обмениваемся впечатлениями об операции «Кефаль». Общее мнение: работы ведутся успешно, кефаль в заливе жирует хорошо. Это подтвердил осмотр тех рыб, которых добыл Женя. До нашего приезда многие сотрудники лаборатории не изведали как следует и вкуса изучаемой ими кефали, научные выводы делались по исследованию случайно пойманных рыб. А Женины уловы помогли провести полнейший анализ многих экземпляров кефали, добытой как в море, так и в заливе. А более крупные рыбы попали и на сковороду. Это дало убедительное доказательство хорошей упитанности и прекрасных вкусовых качеств рыбы.

Надо сказать, что лучшей агитации в пользу разведения кефали, чем за обеденным столом, наверное, и придумать трудно. Лаборатория сразу же завоевала себе союзников в этом деле. Но Петр Владимирович не забыл и о кильке. К столу подали сначала кильку, обжаренную в собственном соку. Внешне блюдо выглядело как особо приготовленный картофель-фри. Маленькие обжаренные и подрумяненные рыбки просто таяли во рту. Затем были поданы котлеты из свежей кильки - очень вкусное блюдо. Завершал меню салат из свежих помидоров с маринованной килькой. За столом мы узнали, что такое килька по-каспийски, а вот как ее ловят, нам с Женей обещали показать под водой.

Ночь на юге наступает рано и без сумерек, сразу. Черный теплый колпак звездного неба накрыл «Сырок». Яркие звезды мерцали на непривычных для нас местах. Ковш Большой Медведицы почти цеплялся на севере за горизонт, над головой висели незнакомые созвездия. Кто-то указал на спутник, яркая звездочка ползла по небосводу, вычерчивая кривую.

Наше судно ложится в дрейф, машина замолкла, и лишь вспомогательный движок пыхтит, вращая генератор. Команда готовит снасть для ночного лова кильки. Это большой сетчатый конус на обручах, над верхним обручем - киловаттная лампа. Сооружение висит вершиной вниз, кран-балка держит ловушку за специальный кабель-трос. Внутри него - электропроводка в резиновой герметичной изоляции, но трос может выдержать солидный груз - он укреплен стальными нитями. Все в ловушке особенное. Лампу, например, можно включать только в воде, она требует охлаждения, иначе моментально перегорит. Сеть тончайшая, капроновая, но крепкая. На барабане лебедки намотано несколько сотен метров кабель-троса: глубоко ходит килька.

В тот период, когда мы были на Каспийском море, лов кильки на свет только осваивался, связанные с ним проблемы изучались. Поэтому нужно было как можно больше наблюдений. Подводные погружения планировались одновременно со спуском орудий лова.

Рыболовная сеть уходит в воду, и тут же зажигается лампа. Обычно это делается на той глубине, где предполагается скопление рыбы. На сей раз лампа включена специально для аквалангистов, ведь нам надо как-то ориентироваться в кромешной тьме.

Обвязываемся страховочными веревками и по изрядно раскачивающемуся штормтрапу спускаемся в воду. Море встречает невысокой теплой волной, воздух холоднее воды, и погружаться в нее приятно. Разобравшись со страховочными концами, устремляемся вслед за диковинным светящимся сачком, движущимся задом наперед. Мне еще ночью не приходилось погружаться, вся эта загадочная картина, которую рыбаки видят с палубы, для меня теперь стала ареной действий. Нервная дрожь волнения от необычной обстановки проходит. Мы в привычной морской среде. От лампы, прикрытой сверху небольшим абажуром-рефлектором, вниз бьет конический сноп света. В этом конусе - второй, поменьше. Это освещенная изнутри сеть, она кажется ослепительно серебристой. По капрону сети переливаются золотистые световые волны, которые образует встречный поток воды.

Женя начал стрекотать киноаппаратом, слышно, как обтюратор тянет пленку, лучше, чем днем, слышны всхлипы вдохов и бульканья выдохов его акваланга. Но вот съемка прекращена; световой конус вошел в мутный, светящийся Слой - это планктон, зависший на глубине. Вслед за необычным светящимся «парашютом», напоминающим приземляющийся спутник, пронизываем легкое прозрачное облачко и опять всматриваемся в него.

Иногда в световую сферу лампы попадают рыбы. Они выплывают из тьмы в освещенное пространство, но не задерживаются там, и быстро исчезают. Если рыбы проскакивают с противоположной нам стороны лампы, то на границе светового потока, как на экране, видны их тени, увеличенные игрой света. Если рыба появляется с нашей стороны, виден ее темный силуэт.

Посвечивая фонариком на глубиномер, я начинаю с тревогой посматривать на него. Давление воды близко к критическому - глубина тридцать метров, а кильки еще нет. Еще до погружения, зная за собой подводный азарт (еще немного, еще немного вниз), мы крепко привязали к кнехту страховочные концы, отмерив длину тридцать пять метров. Люди, страхующие нас, надежные, но неопытные. Поэтому мы и пошли на такой шаг. С глубиной шутки плохи - можно и не увидеть больше белого света.

Наконец в освещенный конус стали попадать небольшие, но плотные облачка, они как к магниту, прилипали к лампе и опускались вместе с нею вниз. Это были стайки кильки. Конус спустился еще немного вниз, и вокруг лампы возникло мутное серебристое облако. Кильки было много, она крутилась около яркой лампы, временами затемняя ее.

Мы приблизились к ловушке. Женя стрекотал киноаппаратом, я его страховал. Пленка еще не кончилась, а мы уже стали мерзнуть. Здесь, на глубине более 30 метров, вода была прохладной, 17-18 градусов. Находиться долго в такой «ванне» мы не могли. Всплываем, дав сигнал о подъеме. Клубок кильки вертится вокруг лампы и, как привязанный, всплывает вместе с ней. В конусе ловушки рыбы почти нет. Постепенно облако снующей рыбы редеет и распадается, немного кильки попадает в ловушку, но восторженные слова сами срываются с языка.

Женя сдержаннее в эмоциях и рассказывает более дельно. Сходимся в одном - советуем поместить лампу внутрь конуса, так можно будет заманить больше рыбы в сеть. А вот для того, чтобы определить оптимальную глубину погружения сети и включения лампы, необходимы комплексные наблюдения. Возможности аквалангистов в такой работе ограничены. Надо приобретать подводную телеустановку, опускать вместе с лампой передатчик и прослеживать весь процесс.

Такой оборот дела несколько обескураживает руководителя лаборатории. Он, наверное, ожидал от нас большего. Однако мысль о подводном телевидении ему нравится. «Надо изучить этот вопрос»,- решает Богородицкий.

Так что же мы узнали? Во-первых, килька охотно идет на искусственный свет. Это не вызывает сомнения. Во-вторых, необходимо усовершенствование ловушки: желательно, чтобы лампа была подвижной или помещалась внутрь конуса. Это основные наши рекомендации. Телевидение и применение рыбонасосов позволят перевести лов кильки на промышленную основу. Тут не выдерживает Николай Николаевич. «Тогда уж всю рыбу переловят, это точно. Экологический баланс будет нарушен на многие годы, если не навсегда!» - горячится он. Что же, и эти соображения не отбросишь. Но тут уж нужны расчеты специалистов.

Рейс «Сырка» продолжается. Идем к одному из островов. Он обитаем, хотя пресную воду туда привозят.

Во время рейса поступило штормовое предупреждение, надо быстрее укрыться за песчаным плечом острова. Штормы на Каспии свирепые. Или отстаивайся в укрытии, или уходи в открытое море. Нам удается укрыться за островом.

Ветер налетел плотной стеной и двое суток пытался сорвать судно с якоря. Огромные волны с ревом поднимали стену пены и брызг, а над землей висела густая мгла. Буря бушевала при совершенно безоблачном небе. Выл ветер, носились тучи пыли, тускло светило сквозь них солнце. Песок висел в воздухе, долетал до сейнера, хотя до материка было несколько десятков километров.

С каким трогательным доверием относятся к человеку животные во время стихийного бедствия! Два розовых скворца залетели к нам на спардек и притаились в углу. А на якорную цепь у лебедки уселся пустынный щеглок. Железные борта судна закрывали его от ветра, и он разрешал себя трогать, только закрывал при этом глаза.

После пыльной бури очищаем и промываем оптику, пыль набилась во все щели, резьба объективов скрипит при вращении тубусов, загубники и маски в бархатистом слое пыли. Готовимся к погружениям, чтобы решить третий вопрос.

Как ведёт себя осетр в сетях!

Прежде чем спуститься к сетям, поставленным на осетров, белуг и севрюг, мы с Женей занимаемся наладкой и ремонтом нашей кинокамеры. Песок и пыль, поднятые бурей, наделали дел. Мой фотоаппарат был в боксе и не пострадал, а вот кинокамерой мы снимали на борту судна во время бури.

Для Экспедиции Спортклуб МВТУ имени Баумана выделил нам видавшую виды репортерскую камеру КС-50. Ремонт ее для нас - дело новое. Но ведь нужно отснять фильм, его ждут не только в нашей секции подводного спорта, но и - самое главное - сотрудники Туркменнирл, рыбохозяйственной лаборатории. Ведь кефалевое хозяйство только встает на ноги, ихтиологам очень нужна такая информация. А лов кильки? А поведение осетров в сетях? Очень важно зафиксировать, как ведут себя в сетях эти сильные рыбы.

«Сырок» на якоре вблизи берега, вокруг море, лишь в полсотни метров низменный остров Огурчинский. На палубе под тентом разложены детали кинокамеры, все они, кроме объективов, промыты в соляровом масле. Начинаем сборку, постигая премудрости конструкции камеры, некоторые узлы приходится собирать и разбирать по нескольку раз, но дело постепенно продвигается. Наконец киноаппарат застрекотал.

Сотрудники лаборатории, работающие с нами на «Сырке», должны выполнить и задания рыбнадзора - определить сроки лова осетровых. Важно не пропустить момента созревания икры у этих ценных пород рыб. Хорошо известно, что был момент, когда осетровым в Каспии грозило полное исчезновение. Основной естественный водоем для воспроизводства молоди - низовья, русло и притоки Волги - был отгорожен от моря плотинами. Специальные рыбопропускные сооружения не приносили ожидаемого результата, осетровых становилось все меньше и меньше, даже полный запрет лова этих рыб не помогал.

Ихтиологи предложили воспроизводство малька наиболее ценных пород - осетра и белуги - осуществлять в специальных рыбзаводах, выращивать молодь до определенного возраста и выпускать в море. Для такого воспроизводства нужны были многие данные, которые мы и помогали добыть.

Отладив аппаратуру, мы с Женей готовились к погружению. Спускаемся по штормтрапу. Предварительно Богородицкий прочитал нам маленькую лекцию о современном положении дел с осетровыми. Оказывается, поголовье ценной рыбы восстанавливается, большую пользу принесли рыбзаводы, рыбоохранные мероприятия и дополнительный корм для осетровых. В Каспий вместе с кефалью переселили и нереиса - морского червя, который пришелся по вкусу осетровым.

...Сети поставлены на глубине 20 метров. После ночных погружений дневные кажутся нам легкими, Дно в районе лова песчаное, небольшие дюны покрывают его ровными рядами. Плывешь над морским дном, а кажется, что вокруг пустынные барханы. Механизм формирования пустынных барханов и песчаных дюн на морском дне одинаков, и хотя скорость перемещения воздуха и воды различна, но закономерности его сходны.

Скопления моллюсков на песчаных площадках - наиболее употребляемая осетрами пища. В сети уже попали несколько рыбин, и они здорово запутали белые капроновые полотнища. Силуэтом осетр напоминает свирепых хищниц океанских глубин - акул, но в Каспии акулы, к счастью, не водятся.

С разных точек снимаем ценную рыбу, кино- и фотоаппарат тура работает отлично, но сети настолько запутаны, что в них уже не попадет рыба; значит, сети надо выбирать, ничего не остается делать.

Не любит осетр сети, не может он находиться без движения. У осетровых рыб строение жабр таково, что для нормального дыхания нужна постоянная вентиляция - проток воды сквозь них. А это возможно только, если рыба плавает или водный поток движется ей навстречу. Прямо-таки задыхается осетр в сетях, начинает биться, путает снасть. Но, в конце концов отчаянная и безнадежная борьба истощает силы рыбы, и она затихает, «засыпает». Снулый Осетр не просто потеря для рыбака, он может принести и огромный вред. В теле погибшей осетровой рыбы начинаются процессы разложения, накапливаются очень опасные яды. Вот и приходится выбрасывать снулых осетров и севрюг - подальше от беды.

Наш улов был свежим, все рыбы отчаянно бились на палубе. Ихтиологи отобрали несколько экземпляров для исследований, а всех остальных осетровых бросили обратно в море: промысел их в это время был еще запрещен, и ученые использовали для их отлова специальные, уменьшенных размеров, сети. По состоянию икры ихтиологи определяли сроки начала путины. Отпущенные в родную стихию осетры и севрюги какое-то время, словно в обмороке, покачиваются на волне, но, придя в себя, стремительно уходят в глубину.

Долго еще мы смотрим им вслед, так и хочется попрощаться до следующей встречи. Будет ли она? За дни нашей экспедиции мы узнали «в лицо» и хитрую кефаль, и светолюбивую кильку, и самых древних из обитателей Каспия - осетровых. Мы плывем на север к Кара-Богазу, этот залив будет последним местом нашего путешествия, а пока «Сырок» в пути, мы отдыхаем, слушаем рассказы бывалых моряков и ихтиологов, делимся впечатлениями о Каспии.

Я предлагаю Николаю Николаевичу пойманных мной маленьких крабиков для его коллекции. И тут выясняется, что это случайные переселенцы, попавшие сюда из Черного моря вместе с судами, прошедшими через Волго-Донской канал. Этот крабик невелик размером, не более 25-30 миллиметров в диаметре вместе с клешнями, но очень плодовит. Расплодился он почти по всему Каспийскому морю, вреда пока от него нет, а польза есть бесспорно - пополнил рацион осетровых.

На одной из ночных стоянок, на подходе к Кара-Богазу, когда на «Сырке» звучала в приемнике музыка, мы услышали всплески у борта. Моряки объяснили, что это тюлени - большие любители музыкальных передач. И тут кто-то вспомнил о том, что почти одновременно с крабиками на Каспии появились морские рачки-балянусы. Белые конусы их домиков встречаются теперь повсюду - на камнях, сваях причалов, днищах судов и даже на загривках тюленей. Ластоногие не могут сбросить их, попробуй-ка достать плавником до спины. Вот и портится шкурка тюленя, и животному беспокойство. Большой вред рачки причиняют и судоходству. Поселившись на днищах судов, они создают там целые колонии, И вот уже налицо вся братия - рачки, морские черви, моллюски, мелкие водоросли. В конце концов, судно катастрофически теряет скорость и вынуждено стать в док на очистку.

Петр Владимирович рассказал о другом нежелательном переселенце - черве мерциерелле. Живут эти морские черви как бы колониями, строя свои известковые убежища-трубочки вплотную друг к другу. В районе Красноводска от них пострадали заборники морской воды, решетки и трубы которых были сплошь покрыты незваными гостями.

Так вникали мы в суть важных биологических проблем акватории Каспия у залива Кара-Богаз-Гол, где нам предстояло принять участие в решении одной из них, Кара-Богаз - «Черная Пасть»

... «Сырок» бросает якорь вблизи залива. Вплотную к берегу подходить опасно из-за мелей и течения, которое может затащить наш корабль в пасть залива. Это шутки капитана, но они не лишены доли правды. Рыбаки говорят, что на весельной шлюпке против течения не выгрести.

Кара-Богаз по-тюркски означает «Черная Пасть». Залив представляет собой лагуну площадью 12 тысяч квадратных километров с максимальной глубиной до 3,5 метра. Разница в уровнях залива и Каспийского моря достигает 4,5 метра, поэтому вода устремляется в залив подобно своеобразной морской реке, скорость ее течения в узком месте доходит до 3 метров в секунду. Пролив не во всех местах одинаков, в горле его ширина километр, а на пороге, там, где гряда известняков преграждает путь потоку,- всего 200 метров.

Залив поглощает до 12 кубических километров морской воды в год. Гигантский испаритель работает тысячи лет. Он и образовал соляные пласты толщиной в несколько десятков метров. Здесь добывают мирабилитглауберову соль. Ее применяют в химической промышленности для получения соды, едкого натра, используют в медицине, стекольной и других отраслях промышленности.

Входим в пролив на катере и, пройдя вниз по течению не более километра, разворачиваем суденышко носом против течения. Плывем ближе к берегу, вода несет катер против потока, в Черную Пасть. Слышен гул водопада, и наш мотор захлебывается в борьбе с грозной стихией. Рядом откосы ракушечника, а за ними Каракумы - настоящая пустыня. Барханы с изредка зацепившимися за них кустами тамариска да поросли верблюжьей колючки. Пейзаж однообразный: блеклое небо, блеклая плоская равнина. Картина перед глазами постепенно замедляет движение - катер сравнял скорость с потоком, пора причаливать к берегу. Выходим на сушу, а вот и хозяева пустыни - верблюды. Повернули к нам головы и замерли в горделивой позе. После относительной прохлады пролива с его брызгами и плеском воды здесь настоящее пекло.

Богородицкому надо знать, отчего гибнет в заливе рыба. Что здесь главное: отсутствие корма или чрезмерная соленость воды? А может быть, и то, и другое? Это важно, и мы с большой охотой готовимся к первой части исследования - погружению в поток перед водопадом. Женя взялся добыть несколько рыб в стремительном потоке, ученые их исследуют и определят степень упитанности и состояние внутренних органов. Затем он собирается, если удастся, нырнуть в бушующий поток за водопадом и подстрелить там попавших в западню двух-трех пленниц. К сожалению, у нас нет воздуха в аквалангах, и на успех второй части - погружения с аппаратами в залив - надежда мала.

Женя с ружьем, в ластах и маске входит в голубой водоворот. Петр Владимирович опасается, что течение его, Женю, может ударить о камни, но мы доказываем, что ничего опасного нет, ведь страховочная веревка - штука испытанная.

Наш смельчак плывет поперек пролива, усиленно подгребая свободной рукой и работая ластами. Течение очень стремительное, и нужен навык, чтобы плыть так ловко. Первая попытка неудачна, но Женя уверен в успехе: кефаль он видел, рыба стоит против течения и на охотника не реагирует. Очень любопытное наблюдение. Что это? Гипноз потока или отсутствие чувства опасности? Ведь, обессилев, рыба попадет в залив, а оттуда возврата нет. Хоть и не велик водопад по высоте - всего метра два,- но преграда эта для кефали и тюленей, осетров и судаков неодолимая. Наконец охота увенчалась успехом, подводник в изнеможении выбирается на берег с тремя кефалями, нанизанными на кукан.

Долго мы смотрим на необычное природное явление - морской водопад. Ровный гул и водовороты с пеной притягивают нас. Но работа не ждет, и мы перебираемся по суше в глубь залива. На склонах берега устраиваем новую базу и готовим заплыв непосредственно в залив.

Силы наши на исходе, очень хочется пить и обмыть соль с лица, но запасы воды контролирует Богородицкий, а это значит, что умыться нам не удастся. Получаем всего по глотку вкуснейшей, хотя и теплой воды - и снова в бой.

С большим трудом добываем еще одну рыбу. Знаем, что этого для науки мало, но близится вечер и пора возвращаться на «Сырок».

Та экспедиция закончилась успешно. Петр Владимирович приглашал нас еще и еще раз побывать на море-озере, он обещал радушный прием и более совершенную водолазную технику.

...И вот через четыре года - вновь беспокойная синь Каспия. Многое здесь мы познали, но для расширения кругозора, как известно, границ не существует.

На этот раз экспедиция организована ВНИРО. Ее задача заключается в том, чтобы определить запасы каспийского рака и дать рекомендации по его отлову. Итак, задаем седому Каспию очередной, четвертый вопрос: где зимуют раки?

В прошлый раз какой-либо разницы между нашими обычными речными раками и каспийскими уловить не удалось, разве только последние казались крупнее да на панцирях старичков, редко линявших, сидели вездесущие балянусы. Эти рачки умудрялись строить свои домики не только на неподвижных предметах, но и на своих отдаленных сородичах, наверняка принося им неудобство и беспокойство.

В экспедиции мы опять вместе с Олегом Яременко, пропустив одно лето дальневосточной путятинской экспедиции: в мидиевой эпопее был сделан специальный перерыв.

Задание у нас простое: ныряем, подсчитываем численность раков, обследуем норы, фотографируем. Все идет по плану, вроде все получается, но вот отыскать личинки - маленьких рачков, только что вылупившихся из икры,- мы никак не можем. Находим рачих со зрелой икрой, которую они носят под брюшком, на рудиментных видоизмененных ножках, или уже «разродившихся» мамаш. Но неизвестно, когда же они отпускают потомство - до рождения или после? Это нам и предстояло выяснить.

И тут Олег вспомнил о случайной находке в одной дальневосточной экспедиции, где занимались изучением водорослей и на берегу Охотского моря нашли личинки камчатского краба в выбросах водорослей. Так, может быть, и нам попытать счастья и обследовать выбросы? Осмотрели валы теплых и скользких водорослевых выбросов на берегу - и вот они, пожалуйста, личинки, этакие малюсенькие рачки.

Три недели продолжались наши подводные работы. Погружались у Кулли-Маяка и под Бекдашем, в районе Кизыл-Су и Кара-Богаз-Гола. Но без ответа оставался еще один вопрос, вопрос Каспию: что же таится в глубинах Кара-Богаз-Гола, этой Черной Пасти?

И вот снова перед катером горло пролива. Мы плывем по хорошо известному маршруту, но течение кажется более сильным, чем раньше. Возможно, это субъективное впечатлеие, но доподлинно известно, что Каспий за прошедшие четыре года еще больше обмелел, и мы проходим на катере всего треть нашего предыдущего маршрута. А когда-то, в 1847 году, по проливу прошло большое судно и, минуя гряду, скрытую под водой, вошло в залив. Это был военный корвет «Волга» с паровой машиной, выполнявший научное исследование северного Каспия. Дерзость капитана судна лейтенанта Жеребцова была наказана: чрезмерно соленая вода Кара-Богаз-Гола высосала, впитала в себя всю влагу из дощатого корпуса судна и образовала в нем значительные щели. Корпус дал течь, была повреждена машина, но, к счастью, та же соленая гуща залива не дала корвету потонуть: чрезмерная плотность раствора выталкивала вверх инородное тело. «Волгу» чудом спасли и бурлацким способом вытащили через пролив.

По пустынному берегу бредем с водолазным снаряжением к водопаду. В успехе я уверен, ведь рядом испытанный друг, который не подведет. Олег исчезает в круговороте, утянув с собой несколько метров страховочного фала. Вскоре вытаскиваем его наверх и очищаем его шлем и маску от пены и песка. Олег бодро сообщает, что погружаться можно, и вновь уходит под воду. Пробыв в клокочущей и ревущей неизвестности более двадцати минут и выйдя на поверхность, он поведал, как здорово в глубине, под пеной и слоем закрученной воды настоящая карусель, но это надо видеть собственными глазами, фотографировать можно, но трудно.

Несмотря на изнуряющую жару, погружаемся в гидрокостюмах. Если на раскаленном как сковородка берегу босиком ходить невозможно, то в воде без костюма тело могут свести судороги. Сказывается перепад температур в тридцать градусов! Быстрое перемещение воды и активное ее испарение охлаждают поток до 18-20 градусов.

Ощутив ногой под пенными хлопьями быстрые струи, я соскользнул в них, стараясь поскорее смыть с маски пену, чтобы осмотреться. Поток подхватил меня и начал крутить, стремясь оторвать от капронового конца и колотя о берег. И все же я сразу заметил, что под пеной так же светло, как и подо льдом. Но это было единственное сходство. Впервые пожалел я, что взял с собой фотоаппарат. Держа его в одной руке и пытаясь другой держаться за скалу, я крутился у самой поверхности, выбрасываемый потоком в слои пены и мути. Наконец, изловчившись, я прижался к крутому склону берега и, как скалолаз, пополз вниз. Все крутилось и ревело вокруг, но, плотно зажав загубник от шлангов легочного автомата, я удерживал во рту гофрированные трубки, вырываемые у меня потоком. Дважды срывал меня поток со склона, дважды начинал я снова ползти вниз. Я освобождал ноги, запутавшиеся в страховочном шнуре, барахтался в пене, ощупью отыскивая берег, и снова погружался вниз, карабкаясь по склону.

Наконец удалось мне спуститься метров на пятнадцать вниз, зацепиться коленями за выступ камня. Осмотрелся. Вокруг в голубой ревущей струе мелькали тысячи воздушных пузырей. Видимость была 3-4 метра. Рядом, как в «чертовом колесе», кружилась стая крупной кефали. Рыбины рядами выплывали из глубины и, попадая в круговерть струи, уносились прочь. На смену им появлялись новые ряды, гонимые донным противотечением; они также течением увлекались прочь. Эту картину сопровождал грозный неумолчный рев: казалось, что надо мной проносятся сотни локомотивов. Крутой береговой склон, к которому я прилепился, был просто-таки отполирован потоком, а множество зелёных нитей водорослей, невесть за что цеплявшихся, были словно причесанными.

Изучив обстоятельно обстановку после неоднократных погружений, мы пришли к единому мнению, что Черная Пасть пожирает рыбу с не меньшим аппетитом, чем каспийскую воду. Наши выкладки были представлены ученым.

В то время, когда мы работали, существовало много проектов сохранения рыбы в этом районе. Один из них - сооружение плотины поперек пролива. Технически это не представляло больших сложностей, так как глубина пролива невелика. Через несколько лет этот проект был осуществлен. В гидротехническом сооружении, перекрывшем наглухо пролив, предусмотрено особое устройство, которое может при необходимости подать нужное количество воды в залив. Плотина - это начальное звено в большой работе по регулированию уровня Каспия.

Ученые определили, что сейчас уровень этого озера-моря самый низкий за последние 400 лет. Подсчитано, что Каспий теряет до 350 кубических километров воды в год, и это только за счет ее испарения с поверхности. Стало ясно, что одной плотиной не приостановить падение уровня уникального моря. Нужны комплексные работы, в первую очередь - увеличение стока в море речных вод. Значит, и гидротехникам, и океанографам, и гидробиологам дел хватит. Ну и, разумеется, без аквалангистов тут обойтись никак нельзя.

Глава 4. У ворот Ледовитого океана

Край земли

Эта экспедиция была организована водорослевой лабораторией ВНИРО. Планировались работы в прибрежных районах Берингова пролива. Состав подобрался неплохой: все тот же Олег Яременко, Борис Клименко, «вечный двигатель» всей нашей техники, аспирант МАИ, подводник с 1955 года, и аспирант МФТИ Валерий Абрамов.

Путь был неблизкий. Мы пересекли 150 меридианов и высадились наконец близ бухты Провидения. Выйдя из самолета, сразу же почувствовали, что мы на Севере: был конец июля, а холод пробирал, как в Подмосковье в октябре. Впервые за время пути сдаем наш громоздкий многострадальный багаж в камеру хранения без особых осложнений. Наконец найден и транспорт - самоходная баржа, можно отправляться к месту работ. Жить мы будем на пустынном океанском берегу. Сейчас предстоит выбрать первый пункт, а дальше будет видно.

Наша баржа движется у берега, мимо проплывают сопки, на их склонах много осыпей - разрушенный морозом и ветром камень. Сопки голые - трава редкая и невысокая, а кустики встречаются совсем редко. Вспоминаются рассказы Джека Лондона о суровой стране, где сильные и смелые люди, забыв тепло и уют, далеко от дома бились за золотую жилу. Теперь и мы на широте Юкона, здесь, на Чукотке, родной сестре Аляски, те же сопки и реки, та же тундра и прошлогодний снег,- но нет у нас здесь золотой лихорадки, а есть обычная трудовая жизнь. И есть самоходка, которая несет нас в неизвестность. На судне мы среди людей, которые готовы помочь нам бескорыстно и всем чем могут. Они высадят нас на необитаемом берегу, но будут помнить о нашей группе и привезут в нужный день хлеб, сахар и частичку своего тепла. Это мы знаем точно, наверняка.

И вот баржа, войдя в маленькую бухточку Пловер, причаливает к берегу. Здесь, как нам рассказали, когда-то потерпела крушение охотничья шхуна, вот и названа бухта ее именем. К крутому берегу прижался безлюдный, заброшенный поселок. Лет десять назад с крутого склона сошла снежная лавина, разбила и разрушила дома, другие строения. Раньше здесь жили приезжие рыбаки и охотники, но местные жители - чукчи - никогда не селились под крутыми склонами.

Из-за постоянной угрозы лавин поселок не восстановили. Но сейчас снега нет, и мы решаем устроить здесь нашу базу, первый лагерь аквалангистов на Беринговом море.

Находим уцелевший балок-будку на полозьях. Его крыша светится насквозь, печка разрушена, окна выбиты, дверь сорвана с петель, но, за неимением лучшего, останавливаем на нем свой выбор.

Баржа уходит, и мы начинаем обживать Пловер. В одном конце поселка находим бочку, в другом - родничок с водой, которая бежит по ледяному ложу. Так что есть у нас и вода, и «холодильник». Немного труда, смекалки, и можно будет жить с комфортом. В балке две комнаты - одна для Надежды, руководителя наших работ, вторая для нас, аквалангистов.

Принимаемся готовить снаряжение - пора начинать запланированный сбор водорослей. Здесь, у побережья Чукотки, на подводные «луга» еще не опускались аквалангисты.

Водорослевый пояс

Длина береговой линии морей, омывающих нашу страну, составляет многие тысячи километров, и везде на прибрежном склоне - «водорослевый пояс». Сотни морских растений, крупных и мелких, населяют богатые кислородом, прогретые и освещенные солнцем верхние слои воды. Но свет и тепло солнце отдает морям неодинаково. На Беринговом море, например, лед сходит в конце июня, и вода здесь за лето успевает прогреться лишь до 2-3 градусов Цельсия. Японское море, наоборот, почти совсем не замерзает, но водоросли растут и там, и здесь. Но какие? И как обилен и густ их покров? Это далеко не праздные вопросы. В Японии, например, морская капуста - национальное блюдо. Как считают специалисты, в значительной мере благодаря этому среди японцев не очень распространены сердечно-сосудистые заболевания. Водоросли используют не только в пищевой промышленности. Они находят применение, например, я при бурении скважин. Раствор из водорослей заливают в скважины, смачивая буры и уменьшая вязкость липких глин. Под водой сосредоточена значительная масса растительности нашей планеты. От водорослей прямо или косвенно зависит существование всех живых организмов, обитающих в воде.

...Первым погружаюсь я. Отплыв от берега на всю длину страховочного фала, метров на шестьдесят, ныряю. Сначала холода не чувствую, вокруг серо-зеленая дымка, постепенно переходящая в зеленоватый сумрак. На глубине 15 метров попадаю в «заколдованный шар». Вода и свет создают оптический эффект: куда ни посмотришь - везде вогнутая сферическая стена, за которой непрозрачная мутная взвесь. Рассеянный свет проникает со всех сторон, но радиус видимости ограничен тремя-четырьмя метрами. Я потерял ориентировку, крутясь на месте, но все-таки сумел определить по капроновому фалу, который словно упирался в темную стену, где находится берег, а по воздушным пузырям, идущим из автомата акваланга,- где верх, а где низ. Продолжил погружение. На глубине 25 метров стало светлее, показалось дно. Ровная, будто мощеная окатанными валунами площадка белела внизу, отражая свет. Водорослей не видно. Я круто меняю маршрут - начинаю продвигаться к берегу. Дно стало подниматься, на откосе попадаются ежи и балянусы, крабики-паучки, актинии. Морские «цветы» показались живописными, и я начал их фотографировать.

Вся придонная растительность как бы завешана кисеей. Это рыбья молодь, мелкой рыбешки у дна так много, что вода кажется мутной.

Наконец на глубине 10-15 метров обозначилась нижняя граница водорослевого пояса, лишь несколько одиночных ламинарий цепляются за крупные камни. Вот куст водоросли, названия которой я не знаю, «листья» ее круто изгибаются и прошиты ровными рядами отверстий. Сорвав незнакомое растение, плыву дальше.

Дно заметно поднимается, становится светлее, и хорошо видны друзы мидий, ярко-зеленый морской «салат» - ульва и кустики бурых водорослей. Прямо по курсу, на ровной галечной площадке, припорошенной илом, какое-то возвышение. Подплыв, обнаруживаю горку цилиндрических предметов, беспорядочно лежащих на дне. Они сероватого цвета, размером с оркестровый барабан. По бокам торчат небольшие отростки с двумя шипами на каждом. Скопление неведомых предметов облюбовали морские ежи. Выдернув свободной рукой один из них, я пытаюсь разглядеть находку вблизи. Ил слетел с поверхности, и стали видны характерные слои волокон, образующих эти диски-цилиндры. На их торцах углубления, наподобие мелких тарелок. Становится ясно, что это позвонки крупного морского животного, скорее всего кита. Я попытался прихватить с собой один позвонок, но тяжелая кость выскальзывает из рук. Остается лишь сфотографировать груду того, что некогда было морским исполином.

Прибрежная полоса донных растений шириной в 15- 20 метров оканчивалась у свежей осыпи щебенки на глубине трех-четырех метров. Ни в Белом, ни в Баренцевом, ни в Японском море не встречал я подобной картины. Берега Чукотки там, где скалы вплотную подходят к морю, усыпаны мелкими остроугольными камнями. Наверное, горные склоны здесь систематически разрушаются стихией, образуя осыпи. Щебенка скатывается в море. Плавая у берегов, мы отмечали характерную картину формирования подводных склонов в бухте Провидения: на значительной глубине слои круглой гальки, окатанной волнами, покрыты вековыми наносами ила, выше - галька, окатанная волной, но с четкими округлыми гранями, и уже у самого берега - навалы щебенки со свежими остроугольными сколами. Наверное, на таких склонах можно проследить весь процесс образования каменного ложа моря. Думаю, что эти наблюдения заинтересуют специалистов.

Мы сделали несколько десятков разрезов морского дна у бухты Пловер. Каждый шел от берега в глубь залива, прорезая водорослевый пояс до самого его конца. Плывя по линии разреза; на определенных местах брали пробы - накладывали на дно рамку размером 75X75 сантиметров и выбирали из этого участка всех животных и все растения. Рядом с рамками собирали водоросли для гербария. Надя разбирала все собранное, взвешивала и укладывала водоросли на белые листы бумаги, отмечая глубины, где они росли, и даты их сбора.

Кстати, незнакомая мне водоросль, обнаруженная при первом погружении, оказалась агарумом (но к агароносам она никакого отношения не имела, просто созвучное название).

В ходе наших работ Борис нашел затонувший корабль. Разрушенное деревянное судно находилось недалеко от берега, и нам удалось обследовать его.

Суденышко, скорее всего это был охотничий парусный бот, почти зарылось в песчаный грунт. Мачты, сломанные неизвестно когда, лежали рядом, занесенные илом. Бесчисленные водоросли оседлали корпус парусника и развевались над ним. Долго я плавал, осматривая останки судна и размышляя над его судьбой. И было о чем подумать. Затонувшее судно всегда рождает различные предположения о его судьбе.