Помоги проекту - поделись книгой:
И вот мы опять на Путятине. Август. Цветет на Гусином озере лотос. Растет он в нашей стране только в трех местах: в устье Волги у Каспия, на озере Ханка и на Гусином озере, на Путятине, Дальневосточный цветок отличается от европейского, это другой вид растения. У него более широкие и крупные листья, он как бы массивнее; цвет у лотоса с острова Путятина нежно-розовый. На заповедном озере стерегут редкий цветок местные ребятишки, их «зеленый патруль» сразу извещает местные власти: зацвел лотос! Бывает, что срывают этот редкий, переживший ледниковый период цветок невежды и хапуги, но зорко стерегут реликт пионеры, и если уж поймают злоумышленника, то несдобровать ему.
По крутому берегу над озером проходит тропа, выбитая копытами сотен оленей, проносящихся вихрем из одного конца острова в другой. Раза два-три за день промчится стадо золотой лентой по тропе, и тот, кто хочет запечатлеть второе чудо острова, должен затаиться у тропы и нацелить фотоаппарат на прогалины в густых зарослях низкорослых дубков. Дубки эти плотной зеленой крышей переплетенных веток укрывают и холмы, и низины острова.
На северной оконечности Путятина крутой спуск облюбовали могучие деревья маньчжурского ореха. Внешне они мало чем отличаются от грецкого, но маньчжурский орех приплюснут и имеет толстостенную скорлупу, а ядрышка и не видно почти.
По ветвям деревьев вьется дикий виноград, а вершины их заняли под гнездовья белые цапли. Они цепляются длинными ногами за ветки и благополучно расхаживают по макушкам деревьев, вызывая удивление: как это они там удерживаются на ногах-ходулях?
Много необычных растений и животных встретили мы на острове и в прибрежных водах. Залетает с материка бабочка, мечта коллекционера - махаон Маака. Солнечным утром такая красавица пересекает остров с запада на восток и, не задерживаясь над сушей, продолжает свой полет над морем. Размером в чайное блюдце черно-фиолетовая бабочка с золотыми глазами долетает до берегов Японии. Выходя в море, видели мы махаонов, уверенно летящих над волнами. Но тайны морских глубин были для нас самыми интересными.
В подводных лабиринтах между камнями можно встретить здесь осьминога или ската, увидеть над головой золотистых ершей и пепельных терпугов, различных по размеру, форме и окраске медуз. С одной из них, медузой-крестовичком, мы и хотели и опасались встретиться. Плавает эта опасная медуза - гонионема - в Японском море, а когда появляется у берегов Владивостока, местная печать предупреждает, что становится опасным купание в заливе Золотой Рог. Если крестовичок коснется человека, могут быть самые тяжелые последствия: яд стрекал медузы парализует мускулы дыхательных органов. Вначале на пораженном участке кожи ощущается жжение, затем он краснеет, отекает и на нем могут появиться волдыри. Через несколько минут начинают болеть суставы, затем появляется ломота в конечностях и пояснице. У пострадавшего возникают перебои дыхания, ему как бы не хватает воздуха, может появиться сухой кашель. Со временем эти явления усиливаются, может возникнуть онемение конечностей. Ныряя у берегов Путятина, мы надеялись, что от ожогов медуз предохранит резина гидрокостюма. Однако некоторые части тела оставались все же открытыми: часть, лица под майской и кисти рук, если мы забывали надевать перчатки. Однажды мы с Олегом обследовали крутой склон берега на севере острова. Глубина здесь не более десяти метров, каменные склоны кое-где переходили в ущелья; крутые лбы камней были заселены звездами, актиниями, асцидиямя, губками и множеством других обитателей моря. Я прицеливался в них фотоаппаратом, а! Олег, выдергивал из щелей между камнями понравившихся ему моллюсков и клал, в сетку. Неожиданно он бросил сетку и начал, руками и ногами отмахиваться от невидимого мне преследователя! Подплыв к Олегу, я долго не мог ничего разобрать, но наконец увидел... Какой-то прозрачный шарик метался возле Олега, и чем резче тот дергался, тем ближе к нему прибивало шарик вихрями воды. Крестовичок - а это был именно он! - нес на куполе своего «парашюта» четкий крестик, по краям его «юбочки» виднелись щупальца; коротенькие спиральки их были не очень многочисленны и казались совершенно безобидными. Олег был без перчаток, и ему приходилось отгонять крестовичка ластами. У мен» в руках был фотобокс с двумя лампами-вспышками, и я начал орудовать им, как ракеткой, отгоняя назойливую, медузу. В конце концов, мы удалили ее на безопасное расстояние и смогли внимательно рассмотреть. Размером всего с полтинник (хотя в воде все кажется немного крупнее), медуза, в отличие от своих сородичей, выглядела очень активной: резко сокращала купол и, как маленькая ракета, стремительно неслась вперед, затем круто поворачивала: и двигалась под углом к прежнему курсу. Наш крестовичок в глубине выглядел полти совсем: прозрачным, а стрекала, то свивалась в спирали, то сжимались в толстенькие сосисочки. На концах щупалец виднелись утолщения, которыми медуза может, как присосками, цепляться за плавающие предметы. Я пытался сфотографировать крестовичка, но он не хотел позировать и каждый раз ускользал из кадра.
Встречались мы, в Японском море и с осьминогами.
Как-то мы искали садки у каменного «слона», плавали вокруг якоря катера удерживаясь за него капроновым поводком. Течение и. ветер не позволяли точно выйти по пеленгам на место установки садков; вот и приходилось обшаривать весь район. Глубина в этом месте доходила до тридцати метров, течение относило катер намного в сторону от якоря, и мы опускались или поднимались по его цепи, как альпинисты по Отлогой горе. Садки у «слона» были предпоследним участком работ, наиболее трудоемким ее этапом. В этот раз с нами была студентка Калининградского технологического института рыбной промышленности и хозяйства Луиза Рябоконь. Она помогала Инне взвешивать и сортировать мидий, но, имея первый спортивный разряд по подводному спорту, охотно принимала участие и в нашей работе.
...Плывет рядом со мною на шнуре Луиза, не вижу я ее, но натяжение шнура чувствую. Смотрю вперед и влево-не проглядеть бы садки! Грунт - мелкие камни, покрытые тонким слоем ила, встречаются камни побольше. Крупные звезды застыли в самых неожиданных позах. Одна встала на все пять лучей, под нею - очередная жертва, мидия. В плоской ложбинке кучка пустых раковин морского гребешка, ребристые блюдца его створок белеют на серо-зеленом фоне дна. Мимо, кажется совсем рядом, проплыли несколько окуней. Протягиваю к ним руку, но до рыб оказывается не меньше метра - вот как скрадывается расстояние в воде. Сколько лет плаваю, а к подводному оптическому обману так и не привык.
Плыву, как мне кажется, метрах в трех над дном, вправо и влево видно метров на десять-двенадцать, сумрачно, прохладно, окраска животных и растений однообразная - монотонный буро-зеленый цвет. С внешним миром связывает меня лишь капроновый шнур, уходящий параллельно дну к центру района поисков. Вот проплыл мимо двух кучек пустых мидиевых раковин, возле них прямоугольник из камней. Камни похожи на обломки кирпичей.
Проделав круговой маршрут, мы с Луизой всплыли на поверхность. Якорь подняли и бросили в другом месте, на поиск пошли Олег и Миша. Подремав в кубрике, поднялся я на палубу, услышав возгласы вернувшихся аквалангистов. Олег наконец-то нашел садки. На палубе громоздились поднятые из них на поверхность груды подопытных моллюсков.
Выбираем якорь и идем к берегу. Инна занята сортировкой образцов, остальные ей помогают. Делимся впечатлениями. Олег рассказывает, как нашел садки, как они выглядели после трехлетнего пребывания на дне. Оказывается, на металле сеток выросли целые клумбы из ламинарий. Тонкие волнистые ленты морской капусты и увидел он. Крышки с садков мы сняли еще в прошлое посещение: они оказались лишними, звезды не очень охотно взбирались по металлическим ножкам, изготовленным из стального уголкового проката. Анализ показал, что в этой партии почти все подопытные мидии сохранились.
Я рассказал товарищам о сегодняшнем погружении: ничего необычного, видел какой-то прямоугольник на дне из камней. И тут меня осенило: почему этот прямоугольник был столь геометрически правилен? Кто его сложил? Там были только мы, случайно оказавшиеся здесь люди. Выходит, не обратил внимания на что-то интересное. Такие домики сооружают осьминоги. Повнимательнее смотреть бы, мог и осьминога увидеть, и дом его разглядеть.
И все же встреча с этим животным состоялась. А было все так. Окончание экспедиционных работ на Путятине отметили мы, Миша, Олег и я, трехдневным уединением на одиноких необитаемых островках - Камнях Унковского. Еще в Москве, перед последней поездкой сюда, посоветовали нам побывать на Камнях друзья: и вода там необыкновенно прозрачная, и подводный ландшафт разнообразен.
Всем оказались хороши Камни. И маленький пляж с лагуной есть, и крутые склоны, отвесно уходящие в прозрачные воды, и обильные водоросли, и множество животных. Но не было на островках пресной воды. Пришлось тащить, кроме подводного снаряжения и туристского инвентаря, еще и бак с пресной водой.
Камни Унковского находятся мористее Путятина, и вода, омывающая их, холоднее и прозрачнее: сказывается близость открытого моря. Островки заросли травой и стелющимся по грунту шиповником, ягоды его на кустах перемежаются с цветами, плоды крупные и отличаются от наших, европейских, формой: они сплюснуты по оси.
Дно вокруг очень красивое. Сверху, со скал, видны заросли ламинарий, морские ежи и звезды, а с песчаного пляжа можно входить в море без риска поскользнуться на водорослях. Мы много купались. Олег плавал с трубкой и маской, в резиновой рубашке собственного изготовления и проводил разведку: ему очень хотелось напоследок встретить осьминога. Места у Камней вполне подходящие для этих животных.
Мы с Мишей отправились осмотреть затонувший парусник, который отыскала здесь более двенадцати лет назад экспедиция АН СССР, занимались охотой и фотографированием. Я пытался экономить пленку, но кадры подвертывались один заманчивее другого.
Утро последнего дня началось с того, что Олег натянул полюбившуюся ему рубаху и плавал с морской стороны острова. Мы наблюдали за воздушными пузырьками от его аппарата. Неожиданно он появился на гребне волны и призывно замахал руками. Мы натянули акваланги и прыгнули в воду. Мне сверху было видно, как Олег подплыл к большому камню и начал вытягивать из-под него резиново-упругий жгут осминожьей «руки». Подплыл и Миша, и они вдвоем продолжили борьбу. Судя по поведению ребят, осьминог был не очень большой, и они старались завладеть всеми щупальцами животного, осьминог же обвивал их руки только пятью или шестью, а двумя-тремя вцепился в камень. Но напрасно он упорствовал, мы заранее подготовились к схватке, отработали приемы и последовательность действий. Самое главное, чтобы головоногое животное не захватило воздушные шланги и не сорвало маски с лиц. Наконец последние щупальца отделились от грунта. Начался странный танец: всплывали три живые существа, переплетенные упругими жгутами.
На поверхности я включился в игру, стал отрывать от ребят щупальца. Осьминог розовел, бледнел, пугал нас, выпускал мутные облачка «чернил». Но все было напрасно, мы вытащили его на берег и опустили на песок. Часть прилипших к рукам щупалец оторвали, используя испытанный уже в воде прием: если ухватиться за самый кончик щупальца, то довольно легко можно его оторвать. Ведь тогда присоски отделяются поочередно, одна за другой.
Затащив пленника в подготовленную заранее яму с водой, мы вздохнули спокойнее: первая часть операции была выполнена. Осьминог нужен был для фотосъемок. Мы хотели его сначала поймать, а затем отпустить и снимать момент характерного «полета». Передвигается он в воде очень интересно - толчками выбрасываемой из мантии через воронку струи воды.
У Миши от присосок щупалец остались на руках красные пятна. Олега предохранила резина рубахи. Впрочем, пятна скоро исчезли. Вооружившись фотоаппаратом, ныряем в мелкую и удобную для съемок лагуну - Миша с легким фотобоксом для «Зенита», я с комбайном - самодельным боксом для «Практики», снабженным двумя лампами-вспышками.
Олег сует осьминогу доску, подобранную на берегу, и затаскивает, его в воду. «Хозяин моря» перепуган, он медленно шевелит щупальцами, как бы отыскивая точку опоры; доску он оставил на поверхности и теперь не знает, что ему делать. Наконец осьминог начинает приходить в себя, заработал мантией, накачивая воду. Затем толчок, другой, и моллюск поплыл к каменной гряде. Мы с Мишей нажимаем на спусковые рычаги. Миша снимает осьминога, а я Мишу, снимающего осьминога. Потом разберемся, чьи кадры удачнее.
Осьминог распластался на камне и ждет, что будет дальше. Его черный выразительный глаз устремлен на нас. Ну что ж, прощай! Каждый теперь возвращается в свой дом. В моем акваланге кончается воздух, сигналю Мише и всплываю.
На берегу Олег встречает нас с деловым видом. Он вскипятил чай и поставил варить кашу, теперь осталось дождаться катера, и маленькая подводная «одиссея» закончится.
Наши работы в Японском море не прошли бесследно. Инне удалось определить, что живут мидии Грайяна до 15-17 лет. Известковое кольцо на створке раковины моллюска не всегда соответствует годовому приросту, на эту отметину влияет и половозрелость мидии, и неожиданная резкая смена температуры, и многие другие факторы. Надпилы же на раковинах позволяют точно установить скорость роста животного, этот метод был признан и получил распространение. Проанализировав данные о скорости роста мидий, Инна в своем научном отчете сделала вывод, что запасы мидий в Японском море восстанавливаются медленно и, следовательно, надо ограничить на время вылов этого моллюска на промысловых участках, таких, например, как угодья острова Путятина.
Метод выращивания мидий в садах положил начало культивированию моллюсков на плантациях. В результате наших работ появились рекомендации по наиболее выгодному сбору «урожая». Оказалось, что первый сбор следует начинать через 5-6 лет с начала роста молоди, это самый продуктивный период, когда моллюски достигают в длину 8-10 сантиметров, далее они растут медленно.
Сейчас Инна Садыхова - кандидат биологических наук, она специализируется в области изучения моллюсков, и мидия - ее любимая тема. Другая участница нашей экспедиции, Луиза Рябоконь, верна ихтиологии. Она исследует повадки антарктических рыб, участвуя в рейсах рыболовных судов, ходящих на промысел к берегам шестого континента.
У скал Монерона
На этот заповедный островок мечтают попасть многие аквалангисты. Ведь Монерон очень живописен. Его непередаваемый облик, созданный солнцем субтропиков и влажными ветрами Японского моря, просто сказочен. Но для аквалангиста, конечно, важен подводный мир. Круговорот теплых и холодных течений пролива Лаперуза способствовал появлению на склонах прибрежного шельфа настоящих подводных джунглей. Ну и, конечно же, в них обитает множество самых разнообразных жителей.
Скала острова - основная его твердь - вырывается из голубых вод моря зелеными гранеными уступами. Вокруг немало островков, бухточек и подводных скал. О чем еще мечтать подводному охотнику? Остров изобилует буйной растительностью, ручьи и родники в густых зарослях так укрыты травами и кустарником, что порой их и отыскать трудно.
Травы на здешней плодородной почве при мягком и влажном климате вырастают до гигантских размеров. Листья лопухов, которые на нашем материковом лугу доходят до колен, здесь выше человеческого роста. В этих зарослях пробираешься, как в густом подлеске.
Флора острова по разнообразию не уступает ботаническому саду. Рядом с серебристой елочкой - полянка, покрытая ирисами и лилиями, на кедровый стланик ползет лоза дикого винограда, а в низине, где протекает ручеек, прямолинейно тянет к солнцу тонкие вершинки бамбук. Много незнакомых нам растений встретили мы на Монероне.
Из крупных зверей попалось лишь стадо сивучей на северных пляжах острова. Но зато мир пернатых обилен и многоголос. Птицы везде - на земле, в воде, в воздухе. Масса бабочек и других насекомых.
Местные жители рассказывают, что в недоступных местах острова водятся лисы-сиводушки и каменные соболи: В доказательство показывают шкурки этих животных, добытые в снежные зимы.
Красотами острова можно было любоваться бесконечно. Но наша группа каждый раз торопилась к очередному месту погружения в изумрудно-прозрачные воды моря. На Монерон нас привело желание поснимать под водой. Природа острова давала возможность провести эту работу в самых благоприятных условиях. Нас было трое. Олег Яременко призван был собирать морской гербарий, я - фотографировать под водой экспонаты сбора, а Гена Романов обещал бесперебойно снабжать нас сжатым воздухом для закачки аквалангов. Наши роли были расписаны руководителем экспедиции гидробиологом Верой Борисовной Возжинской. Основная группа под ее началом отправилась на Охотское море, а мы втроем - на Сахалин и Монерон.
Дальневосточная биологическая прибрежная экспедиция, которой руководила Возжинская, старший научный сотрудник Института океанологии АН СССР имени П. П. Ширшова, работала уже несколько лет. Основной задачей экспедиции была оценка продуктивности донных растений, иначе говоря, скорости образования органического вещества, продуцируемого водорослями.
Конечно, нам троим повезло. Нам достался райский уголок, но достался он не задарма: пока добрались до острова, хлебнули дорожных мытарств полную чашу. Как всегда в такой поездке, мы везли много «железа» - акваланги и компрессор, фотобоксы и подводные осветители, да и «не железа» было предостаточно, ведь мы ехали на почти необитаемый остров на Монероне, островке в несколько десятков квадратных километров, жило в то время девять человек, шестеро постоянно- трое «маячников» и трое из гидрометслужбы. Остальные- сезонники, рабочие-гидростроители - раз в неделю загружали прибрежной галькой баржу, которую тащил из Холмска буксир. Собственно говоря, благодаря гидростроителям мы и сумели попасть на Монерон. На причале Холмска случайно встретился нам капитан этого буксира, который любезно согласился доставить нас и весьма внушительный багаж экспедиции на остров. И здесь нас встретили гостеприимно. Мы поселились у рабочих в балке - однокомнатном домике на полозьях. Рядом стоял и второй такой же домик, служивший одновременно и кухней, и кладовкой. Войдя в жилой балок, каждый попадал под обстрел прекрасных глаз - со всех стен томно взирали из-под густых ресниц неописуемые красавицы. Успевай только поворачиваться. Это соответствовало, так сказать, «духовным» потребностям обитателей жилища. Ну, а второй домик отражал материальную сторону бытия островитян. Стены его были увешаны связками лука и чеснока, перца и вяленой рыбы, в углу кладовки стоял ларь с картофелем, рядом ящики с мясными консервами и соками. Мы поняли, что от голода на Монероне особенно страдать не придется и что напрасно везли мы крупы и консервы.
Сделав первые шаги по острову, мы убедились, что все рассказанное о нем сильно преуменьшено. С чем сравнить прозрачность воды в прибрежных лагунах? Она превосходила все известные «стандарты», а растительный и животный мир прибрежной зоны обещал просто-таки роскошные экспонаты и фотокадры.
Правда, летом в прибрежных районах Японского моря погода не особенно балует, а острову Монерон дождей и туманов достается, наверное, больше всего. Однако ненастье не мешало нам работать. Имея надежную крышу над головой и печку на кухне, мы могли погружаться в любое время: водолазное белье всегда было сухим. И пожалуйста - снаряжайся в домике, море всего в пятнадцати метрах от балков. Их установили прямо на узкой косе-перешейке между Монероном и маленьким скалистым полуостровком. Поэтому даже при сильном ветре, конечно если он не штормовой, можно было найти затишные, с подветренной стороны, места для погружений.
Ясные солнечные дни становились настоящими праздниками, приятным исключением из общего правила. В солнечных лучах остров начинал сверкать и переливаться яркими бликами, а море - голубыми искрами. На подводных склонах играли солнечные зайчики, а в прибрежной волне переливались разноцветными оттенками водоросли.
Обследовали морские угодья по отработанной нами еще на Беринговом море методике. Мы с Олегом на поверхности моря заплывали от берега на такое расстояние, чтобы под нами была 30-метровая глубина. Плыли рядом с лодкой, которой управлял Гена. В намеченной точке, взяв на лодке фотоаппаратуру, погружались для съемок. От этой точки поворачивали к берегу. За один такой маршрут надо было собрать 10-12 образцов, предварительно засняв их. Такое количество кадров определяли возможности фотоаппаратуры. Таким образом, на берег мы выходили, уже полностью выполнив дневную программу.
Наиболее интересным было место около полуострова на дальнем конце косы. Там, на глубине 25 метров, была площадка, засыпанная крупной галькой. На этих камнях держались длинные хордовые водоросли, хлыстами уходящие вверх. Если стоять на ровной площадке дна и смотреть вверх, верхушки этих подводных «лиан» и не различить - так длинны их стебли. Рядом с отвесной скалой нависли две глыбы, образующие своими сводами пещеру, где царят холод и мрак. На стенах этого каменного мешка поселились губки. Если прикоснуться к шершавой каменной стене, можно нащупать мягкие бархатистые наросты. Это и есть губки. Они ярко окрашены и бывают самых неожиданных расцветок. Но в полумраке пещеры все животные и растения выглядят невыразительными, буро-зелеными.
Лучик подводного фонарика в руках Олега высвечивает то кремовые, то ярко-оранжевые причудливые наросты. Если рядом интересующие нас водоросли, то лучик задерживается на них. Это сигнал мне. Темноту пещеры на мгновение разрывает вспышка света - срабатывают две импульсные лампы, но вспышка мгновенна, и глаз не успевает выхватить из мрака краски подводного пейзажа. До сих пор ученые не могут найти убедительного объяснения, почему у большинства придонных животных, обитающих в полутьме, такие яркие наряды? В нашем гроте поселились лишь отдельные представители губок, их основные колонии глубже, там, где солнечные лучи почти совсем теряются во мраке. В такой сине-черной глубине жизнь уже не кипит. Каменные утесы на глубине ниже 70-90 метров покрыты наростами известковых водорослей литотамний. Редко здесь встречаются зеленые водоросли, предел распространения которых - стометровая глубина. Здесь царство губок, морских червей и ракообразных. Мшанки строят хрупкие известковые убежища, похожие на веточки и сучки. Кораллы на этих глубинах образуют жесткие кружевные арки.
Этот загадочный мир теперь становится доступным для изучения и познания. Современная наука и техника снабжают океанологов глубоководными аппаратами с автономными приводами. Сконструированы и целые подводные дома. Их обитатели могут выходить из них в аквалангах для длительных исследований на глубине. Но все это, разумеется, касается больших океанографических и океанологических экспедиций. У нас с Олегом плацдарм работы - всего лишь береговой склон до глубины 30-40 метров, дальше пути техникой безопасности нам заказаны.
Но и здесь работ хватает. И на малых глубинах снимать очень трудно: не хватает света, даже если пользоваться импульсной вспышкой. Нужен еще и фонарь, чтобы как следует рассмотреть снимаемый предмет и навести объектив на резкость.
Итак, мы под водой. Продвигаемся к берегу, лучик фонаря задерживается на веточке известковой водоросли, рядом ульва и свернувшаяся актиния. Навожу на освещенное место фотоаппарат, прицеливаюсь в видоискатель, щелкает затвор, и мы плывем дальше. Все это морское сообщество, которое сейчас сфотографировано, обитающие вместе животные и растительные организмы называются биоценозом. Он имеет свой характер на разных глубинах и в разных морях, и мы надеемся, что наши снимки помогут специалистам установить, где и как в Японском море расселяются его обитатели. Олег аккуратно отделяет от камня и ульву, и веточку литотамний, но их еще надо доставить на берег, препарировать, а потом еще и до Москвы довезти. Но все эти работы впереди, пока же хочется набраться побольше впечатлений.
Забыв обо всем, плывем дальше. Надо сфотографировать анфельцию. Это лучший из агароносов, самая ценная водоросль, из которой добывают агар-агар - стабилизатор-отвердитель, подобный желатину.
Как нам объясняла Вера Борисовна, водоросли - это начало всех начал в море: они и кормят, и укрывают взрослых и подрастающих обитателей шельфа. Обогащение воды кислородом в зонах обитания растений - их «заслуга». Человек давно научился добывать водоросли. Эти морские растения дают сырье для промышленности, многие из них идут в пищу. Ученые утверждают, что в море нет ядовитых донных водорослей и что практически все растения, за исключением некоторых видов фитопланктона, съедобны. Но добычу нельзя вести бессистемно. Нужны точные рекомендации. Например, ресурсы морских водорослей Дальнего Востока определяются цифрой, близкой к семи миллионам тонн. Но сколько можно добывать в год морской капусты - ламинарии или анфельции, чтобы не подорвать эти запасы, а значит, не повредить биоценозам?
Жизнь моря прямо или косвенно зависит от состояния морских лугов и зарослей. Вот и то, что мы сейчас делаем, самым непосредственным образом относится к этой сложной проблеме. Олег останавливается у нового объекта, щелкает затвор, на подводных скалах вспыхивают блики от осветителя. Вот и берег, к нему уже пристала лодка, в которой сидит Гена. Он с завистью смотрит на нас, и мы читаем в его глазах мольбу: «Пустите под воду, ведь я только по долгу службы компрессорщик, а по велению сердца - подводник!».
Решаем: завтра погружаются Гена и Олег, а я буду их страховать на поверхности. Так нарушили мы строгие инструкции нашего руководителя, но отказать Романову в его просьбе у нас попросту не хватило сил.
Мои друзья разведают новое место для фотосъемок. Гена взял с собой под воду любительскую кинокамеру в герметическом боксе, он снимает фильм о Монероне, подводные кадры должны занять в нем самое почетное место. Сижу в лодке, по моим предположениям, глубина здесь невелика, пузыри, вырывающиеся из морской сини, свидетельствуют, что до моих подопечных всего пятнадцать - двадцать метров. Олег, уходя под воду, задумал отыскать осьминога. Пока нам не удалось у скал Монерона понаблюдать за этим вечно краснеющим при встречах с человеком, будто оно чего-то стесняется, морским страшилищем. Но надежду не теряем, мы уже знакомились с осьминогами в предыдущих экспедициях. Все дело в том, что, наверное, они обнаруживали нас раньше, чем мы их. Поэтому и встречи носили как бы случайный характер, были мимолетными, никак не удавалось как следует рассмотреть этих чрезвычайно интересных животных.
Возле лодки лопаются воздушные пузыри, аквалангисты иногда удаляются в разные стороны, и мне приходится разрываться между двумя хлопающими и булькающими фонтанчиками.
Неожиданно всплывает Олег, он широко улыбается и тянет вверх большой палец. Вынув загубник и подплыв к борту лодки, сообщает, что нашел осьминога, причем здоровенного, он сидит под камнем. Олег просит меня засечь это место по надводным ориентирам. Помахав мне рукой, Олег скрывается в глубине.
Я кручусь на лодке, пытаясь запомнить характерные мысочки и скалы на окружающих островках, но волны и течение очень мешают. К тому же надо все время наблюдать за пузырьками аквалангистов.
Но вот на поверхности появляются две головы в масках и блестящих желтых шлемах, мои друзья окончили подводную прогулку. Приходится транспортировать их к берегу на буксире за лодкой. Незаметно прошло полтора часа: но никакой усталости аквалангисты не чувствуют, шутят, смеются.
На берегу, сняв свои доспехи, друзья рассказывают о подводных встречах. Войдя в воду, они углубились метров на двадцать. Береговой подводный каньон вывел аквалангистов к песчаному дну. На полянках, покрытых рябью донных волн, иногда попадались одиночные камни. Пока плыли среди отвесных стен, Гена снимал актиний, звезд, трепангов и ламинарий, которые плотно заселили все свободные участки. Среди каменных нагромождений и подводных зарослей плавали степенные морские окуни, которые, попав в кадр, могли оживить подводный ландшафт.
На песчаном дне в сюжет фильма удалось включить любопытных камбал, они подпускали оператора и его ассистента почти вплотную. Вот тут-то Олег и обнаружил дом осьминога. Протянув руку, чтобы спугнуть рыбу, которая замерла около крупного камня, аквалангист увидел в щели под его основанием два ряда щупалец. Судя по размерам бело-розовых присосок, осьминог был крупным, с размахом щупалец не менее двух метров.
Осьминог, наверное, давно заметил киносъемочную группу и затаился, заняв на всякий случай оборонительную позицию. Подозвав жестами Гену и показав ему находку, Олег всплыл и попросил меня засечь координаты. Освещение у поверхности песчаного дна было достаточным для съемки на черно-белую пленку, и Гена, не жалея кадров, снимал и снимал. Киноаппарат был оснащен электроприводом, что позволяло действовать оперативно, но запас пленки, увы, не беспределен.
Когда Олег оказался рядом, Гена сделал выразительный жест и предложил пока что оставить головоногого в покое. Олег решил подразнить восьмирукого моллюска. Подплыв к убежищу и сунув туда металлический крючок дыхательной трубки, которую на всякий случай носил за поясом, Олег почувствовал резкий толчок. Осьминог такой наглости не простил и мгновенно утащил трубку под камень.
На следующий день мы с Олегом уже более тщательно подготовились к встрече с осьминогом. Гена по моим указаниям довольно точно вывел лодку на то место, где надо было погружаться. Мы без особого труда отыскали заветный камень. Крупная глыба высотой метра два s6okom торчала на ровной песчаной поверхности дна. Заглянув в щель под камень, Олег посмотрел на меня с убитым видом и развел руками. Осьминог не стал нас дожидаться, наверное, он услышал, как подплывала лодка, да и наши дыхательные аппараты довольно шумны для подводных жителей. А может, он уплыл по своим осьминожьим делам? Мы этого так и не узнали. Больше под этим камнем хозяин не появлялся. Упорный Гена при каждом погружении норовил заглянуть в гости к осьминогу, но того и след простыл.
Но и без него было чему удивляться и восхищаться у острова Монерон. Мы видели трепангов, которые выделывали непонятные нам, но очень грациозные танцевальные па. Голотурии, приподнявшись и зацепившись за неровности скалы, раскачивались из стороны в сторону, словно кобры в танце под дудочку дрессировщика. Все трепанги танцевали один и тот же танец без каких-либо видимых причин. Олег пытался внести сумятицу в этот поразительный бал, укладывая отдельных исполнителей на дно, но они упрямо возвращались к прежнему занятию.
В толще воды всевозможных рыб было множество. Иногда они кидались в атаку на собственное отражение в стекле моего фотобокса. В один из заплывов Олег подстрелил злую хищницу-акулу-катрана, которая гоняла стайку рыбьей молоди. Мне удалось сделать несколько снимков охоты. Вообще же мы очень редко пускали в ход подводное ружье. И очень бы хотелось, чтобы и сам остров Монерон, и воды, омывающие его, были объявлены заповедными.
Глава 3 На седом Каспии
Кто из москвичей откажется побывать в Средней Азии? Нам же предстояла подводная экспедиция. Путь держим на Восточный Каспий. Очень интересно будет сравнить жизнь озера-моря, изолированного от океана, с подводным миром уже обследованных нами морей.
Соседнее с Каспием Черное море знакомо целой армии аквалангистов, но животный мир Черноморья скромнее, например, беломорского. Белое море уступает по разнообразию форм растений и животных Японскому. Но это не значит, что погружение в водные глубины около Карадага менее интересно, чем в бухте Золотой Рог. Просто надо уметь наблюдать сквозь стекло маски. И тогда море преподнесет как подарок то редкостную раковину, то интимную сцену животного мира. Любое погружение с аквалангом всегда волнует, и действительность не обманывает ожиданий. А приглашение на Каспий для меня означало новую, еще не прочитанную страницу о море.
...За окнами вагона горячий южный ветер. Нас в купе четверо, мы люди разных профессий и возрастов, но объединены одной страстью - любовью к морским путешествиям, к подводным погружениям. Об этом мог красноречиво поведать весьма обширный багаж каждого из нас. Ольга Флорентьевна Хлудова, упаковывая фотобокс, который сопровождает ее в разных странствиях уже шесть лет, не забыла и о широкоугольных объективах для подводной съемки, и о специальных насадках к ним. Они предназначены для микросъемки водных растений и животных. Будет она на Каспии нырять с маской и трубкой в прибрежной зоне и фотографировать все, что сможет запечатлеть цветная пленка. Кроме приспособлений для фотографирования, везла с собой Хлудова набор красок и кистей для изображения все тех же обитателей морских вод.
Багаж двух других спутников, Евгения Шашова и мой, был, пожалуй, самый громоздкий и тяжелый. Он состоял из двух комплектов легководолазного снаряжения: аквалангов, гидрокостюмов, грузовых поясов, мотков страховочных капроновых веревок - фалов, специально сплетенных, чтобы не запутывались в воде, и много другого, что необходимо для погружения в морские глубины.
Однако это было снаряжение, которое необходимо для подводных погружений, Мы же в данный момент были заняты фотосъемочной техникой. Она лежала на одной из нижних полок, и мы что называется подгоняли ее на ходу. Только накануне отъезда удалось достать в киносекции МВТУ имени Баумана усовершенствованную кинокамеру. Установочные размеры механизмов камеры немного не подходили к боксу, и потребовалось кое-что переделать. Мы предусмотрительно везли с собой и набор нужных инструментов.
Багаж четвертого члена экспедиции - нашего научного руководителя Николая Николаевича Кондакова, ученого-гидробиолога, был менее объемным. Он состоял из маленького ящика, легкого рюкзака и сачка. Остальное - это его знания ученого и умение художника. Николай Николаевич захватил коробки для сбора среднеазиатских бабочек, пауков, кузнечиков и других многокрылых и многоногих насекомых - обитателей прибрежной зоны Каспия. Кондаков зарисовывал с поразительной точностью любое живое существо. Многие его цветные рисунки украшают энциклопедические издания мира. Время от времени с удовольствием разглядываю я цветные вклейки в Большой советской энциклопедии, выполненные Николаем Николаевичем.
Коллекционирование насекомых в его жизни занимает важное место. Переписывается он с собирателями многих стран, ведет обмен образцами и все пополняет и пополняет свое собрание насекомых. Николай Николаевич близко познакомился и со многими водными животными. Одним словом, лучшего научного руководителя и желать было трудно.
Нашу поездку организовала Туркменская научно-исследовательская рыбохозяйственная лаборатория, сокращенно Туркменнирл. В плане работ значились исследования поведения рыб. И уже в дороге мы готовились к встрече с морем, и каждый по-своему...
Наконец, железнодорожные станции и морские вокзалы позади. Нас встречает Петр Богородицкий - руководитель Туркменнирла. Он сообщает, что «Сырок» - средний черноморский сейнер - ждет группу у одного из причалов Красноводска.
Для нас, подводников, был составлен перечень вопросов, которые мы должны будем задать обитателям Каспийского моря, И первый из них касается кефали.
Можно ли пасти кефаль!
В 1930-1934 гадах советские ихтиологи перевезли из Черного моря в Каспийское около трех миллионов мальков кефали. В новой «квартире» нашлось много корма и не оказалось опасных соседей-хищников. Новоселы быстро размножились, заполнили все южные заливы и бухты. В 1940 году на Каспии начался промысловый лов этой рыбы. Но уловы были мизерными. Хитрая рыба не шла в сети. Она обходила их или, зайдя в ловушку и разглядев ее, ловко выбиралась наружу. Лодки с неводами кефаль близко к себе не подпускала, удирала с мест кормежки при малейшей опасности.
После длительных наблюдений ихтиологи установили, что кефаль летом кормится в мелких заливах, а осенью уходит в глубинные и теплые слои воды Южного Каспия. А если сетями запереть залив с жирующей рыбой, а осенью ее выловить? Это может резко повысить уловы, намного сократить расходы на промысел. Такое предложение сделали туркменские ученые и стали проводить эксперименты. Вот тут и возник вопрос: можно ли «пасти» кефаль, как овец? Хватит ли корма для оказавшегося в заливе стада? Сколько рыбы скапливается на летних «пастбищах» и каким обещает быть осенний улов? Потребовались всесторонние наблюдения, в том числе и подводные. Кино- и фотоаппараты, заключенные в водонепроницаемые боксы, должны были запечатлеть для дальнейшего изучения эпизоды из жизни, подопытного стада кефали, а для сравнения нужно было заснять и вольно «пасущуюся» кефаль.
Вначале мы направляемся в кефалевое хозяйство лаборатории. Раннее утро застало «Сырок» в пути Чтобы выйти из мелководного залива: в море, суда следуют искусственным фарватером- подводным каналом, обставленным с обеих сторон буями. Еще один канал прорыт в косе и подходит к самому городу. Оба канала позволяют заходить в Красноводский порт любым судам, даже и таким огромным судам-паромам, как «Туркмения» и «Азербайджан».
Но наш сейнер не пошел по рукотворному руслу, а свернул на юг и, используя естественные глубины залива, стал лавировать между мелями и островками, приближаясь к Красноводской косе. Солнце стояло в зените, было жарко даже на палубе, которую непрерывно поливали из брандспойтов. На корме натянут тент, и все сгрудились под его тенью. Чайки, обычно сопровождающие суда, на сей раз сидели на островках, распластав крылья и раскрыв клювы. Но в глубинах моря жизнь не замирала: серебристые рыбки, как торпеды, вылетали из-под днища нашего сейнера. Стайки их, выскочив из глубины у носа судна, легко обгоняли его, рассыпаясь веером по поверхности; Это и была кефаль, с которой мы и, собирались поближе познакомиться в каспийской воде.
Впереди прямо по курсу на плоском песчаном берегу показался палаточный лагерь - полевая лаборатория. Около палаток глубоко вдающаяся в берег лагуна - бухта Бековича. Узкое горло залива перегораживали столбы, на которых была натянута частая сеть.
Подойдя как можно ближе к берегу, наш «Сырок» бросил якорь. На воду спустили катер, и участники экспедиции, погрузив снаряжение, перебрались на базу.
Подготовившись к погружению, спешим к воде. Сбросив обувь и оставшись в плавках, начинаем пританцовывать на раскаленном песке пляжа, В ступни впиваются осколки раковин, а жесткие и цепкие колючки царапают икры ног. Надо скорее надевать ласты и искать спасения от жары и колючек в водной стихии.
Но не тут-то было! Попробуй, найди прохладу в воде, если температура ее 35-36 градусов! Залив мелок, и погрузиться поглубже нельзя. Все дно бухты покрыто густыми и жесткими водорослями. Ольга назвала их харовыми. В заключение кефаль, которую мы вспугивали, подходя к очередному мысочку, никак не хотела показаться нам под водой. Мы остались с Хлудовой вдвоем, Николай Николаевич гонялся по пустыне за насекомыми, размахивая сачком. А Женя незаметно покинул нас, для нашего же блага: его сверкающая стрела с трезубцем, выпущенная из подводного арбалета, уже раза два мелькала перед самой моей маской.
Мы старательно прочесывали все уголки залива, но вместо кефали только раки да бычки таращили глаза в объективы. В тот день мне и Ольге суждено было сфотографировать кефаль только на лабораторном столе под навесом от солнца. Женя, который где-то плавал во время наших бесплодных съемок, сидел в тени этого навеса и ехидно на нас посматривал - он сумел разгадать повадки кефали, и это принесло ему кукан настрелянной рыбы и волдыри от солнечных ожогов на спине. Две лаборантки старательно наносили на сожженную спину подводного стрелка мазь: личное знакомство с кефалью потребовало жертв...
Кефали в Мировом океане встречается свыше ста видов. В наших морях, Черном и Японском,- около восьми видов, теперь и в Каспии поселилась кефаль. Как мы воочию убедились, она хорошо акклиматизировалась. Это три вида - сингирь, остронос и лобан. Первые два вида были даже крупнее, чем черноморские. Лобана же встречалось мало.
Набравшись опыта, отсняли эпизоды кормежки кефали: важно определить количество рыб в стайках, виды водорослей, среди которых чаще встречается эта быстрая рыбка. Снимаем и окружающих животных - раков, бычков и морских ужей - в естественной обстановке.
Интересно наблюдать, затаившись где-нибудь в укромной лагунке, за пугливой и быстрой рыбой. Выбрав наблюдательный пункт в маленькой бухточке обширного залива, я располагался там с раннего утра. Вокруг плоский песчаный берег, поросший жесткой верблюжьей колючкой. Вода с клубками пены лижет песчаные заструги. Входить в воду трудно - мешают густые заросли харовых водорослей. Первый раз, попытавшись пробраться через них в ластах, я запутался и упал. Пришлось брести сквозь жесткую хару босиком. Песок и ил за весь жаркий день так и не успевают прогреться под плотным ковром водорослей. Чувство такое, будто угодил в ледник. Еще неприятнее, если нога в этом холодном и вязком месиве вдруг натыкается на скользкое тело бычка или, того хуже, ужа.
В первый раз подкарауливал я кефаль в плавках. Однако в следующий раз пришлось облачаться в рубашку и шаровары; к концу моего дежурства они становились жесткими и белыми от высохшей соли. Но все эти маленькие неудобства и испытания терпения полностью компенсировались наблюдениями подводной жизни.
Лежишь в засидке, на лице маска, которая опущена под воду, посапываешь в трубку и ждешь. Глубина метра полтора-два. Это уже свой, подводный мир, лучи солнца, преломляясь на мелкой ряби волн, играют на дне. Вот с берега в воду скользнул уж, он прекрасно ориентируется в подводных джунглях и плывет среди водорослей. Добравшись до песчаной полянки, исчезает в зарослях.
Но где же кефаль? Вот, наконец, появляются первые разведчики - они поодиночке проплывают в голубоватой дали. Вот стайка из трех кефалей плывет прямо на меня. Траектория их движения напоминает рысканье собаки-ищейки, рыбы, как по команде, устремляются то вправо, то влево. Они поддевают мордами обрывки водорослей, но, видимо, не найдя их привлекательными, плывут дальше. А может быть, они успевают ухватить лакомый кусочек? Наблюдать интересно, но мне ведь надо фотографировать! Нацеливаю аппарат на стайку кефалей и, поймав их в видоискатель, нажимаю на спуск. Щелчок затвора вспугивает всю стайку, и три серебристые стрелки исчезают.
Жду еще и снова снимаю. Теперь мимо плывет одна рыба, она резко бьет хвостовым плавником, но стремительное ее тело при этом не сбивается с курса, кефаль, как штопор, ввинчивается в воду. Я пытаюсь вести фотоаппарат за плывущей рыбой, но даже очень плавные и осторожные движения вспугивают ее. Кефаль сворачивает с прежнего курса, и в кадр попадает только хвост.
Снова плывет одиночка, но уже с другой стороны. Я жду ее и надеюсь, что рыба проплывет в пределах досягаемости объектива. Теперь я аппаратом не шевелю, даже дышать перестал - весь внимание. Наконец кадр сделан, и можно перевести дух. Рыба подплыла к торчащему из песка куску известняка и принялась его обследовать. Яркая зеленая нитчатая растительность на камне, которая кустиками поселилась в его выемках, привлекла кафель, и она, как мне показалось, забыла об осторожности. Все это происходило от меня далековато, а интересно было бы заснять кормящуюся рыбу. Кефаль, как мячик на резинке, снует и снует у камня. Вокруг ее головы появился клубок зеленоватой мути, это она водоросли выщипывает. Да, потери пищи у рыбы при кормежке велики, не то что у козы или коровы - что сорвет, то и во рту.
Поделиться книгой: