Тон – основной компонент интонации. Именно благодаря понижению или повышению тона мы распознаем основные типы интонационных рисунков (конструкций). В книге «Звуки и интонация русской речи» (М., 1969) Е.А. Брызгунова выделяет пять основных интонационных конструкций (ИК).
ИК-1: «Наиболее ярко ИК—1 проявляется при выражении завершённости в повествовательных предложениях: Это Антон» (С. 17).
ИК-2: «Наиболее ярко ИК—2 проявляется при выражении вопроса в вопросительном предложении с вопросительным словом: Кто пьёт сок?» (С. 23).
ИК-3: «Наиболее ярко ИК—3 проявляется при выражении вопроса в вопросительных предложениях без вопросительного слова: Это Антон?» (С. 34).
ИК-4: «Наиболее ярко ИК—4 проявляется в неполном вопросительном предложении с сопоставительным союзом „а“: А вы? А это?» (С. 41).
ИК-5: «Наиболее ярко ИК—5 проявляется при выражении оценки в предложениях с местоименными словами: Какой сегодня день! Сколько в этом человеке доброты!» (С. 70).
Чередование ударных и безударных слогов во фразе создаёт её ритмику – второй компонент интонации. Наиболее ярко он заявляет о себе в стихотворной речи. Благодаря ритмике мы и делим фразу на такты. Но ритмика сопровождает и прозу. Возьмите, например, начало «Записок из подполья» Ф.М. Достоевского: «Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек». Логическое ударение здесь явно напрашивается на прилагательные, что определяет ритмическое своеобразие этих фраз: в первой из них наибольшая межтактовая пауза перед прилагательным «больной», во второй – после прилагательного «злой» и в третьей – после прилагательного «непривлекательный».
Темп как один из компонентов интонации определяется скоростью, с которою мы произносим те или иные отрезки речи. Например, так называемые вставные конструкции мы произносим скороговоркой:
Быть может (лестная надежда!),Укажет будущий невеждаНа мой прославленный портретИ молвит: тот-то был поэт!(A.C. Пушкин)
Тембром называют индивидуальную и эмоциональную окраску голоса. Классификации тембральных интонаций до сих пор в нашей науке отсутствуют, хотя, конечно, при описании, например, сценической речи, специалисты различают такие модели интонации, как «страх – смелость», «радость – горе», «гнев – торжество» (Петрова А.Н. Сценическая речь. М., 1981. С. 107).
Тон, ритмика, темп и тембр – это отдельные компоненты интонации, однако при произношении тех или иных фрагментов речи они выступают в единстве. Они объединяются при произношении либо целых предложений, либо его отдельных частей. В первом случае мы имеем дело с общесинтаксическими типами интонации, а во втором – с частносинтаксическими. Рассмотрим их в отдельности.
Общесинтаксические типы (модели) интонации. С давних пор различают четыре интонации, охватывающие целое предложение, – повествовательную, восклицательную, вопросительную и повелительную. Отсюда – четыре известных типа предложений – повествовательные, восклицательные, вопросительные и повелительные. Одно и то же предложение может быть произнесено по-разному, с особой интонацией: Дождь идёт. Дождь идёт! Дождь идёт? В этот ряд не попадает повелительное предложение, поскольку глагол в его составе должен стоять не в форме изъявительного наклонения, как в приведённых примерах, а в повелительной. Если бы мы присоединили к трём приведённым предложениям ещё и повелительное, то глагол в нём должен был бы приобрести форму «иди», что по отношению к дождю выглядит нереалистично.
Частносинтаксические типы (модели) интонации. Какие же части предложения произносятся с особой интонацией? Мы можем выделить семь частносинтаксических типов моделей интонации. Они связаны с произношением следующих частей предложения:
1) междометий (О, если б ты могла хоть на единый миг забыть свою печаль. А.К Толстой);
2) обращений (До свиданья, друг мой, до свиданья… С. Есенин);
3) сравнительных оборотов (А сама-то величава, выступает, будто пава; А как речь-то говорит, словно реченька журчит. A.C. Пушкин);
4) вводных конструкций (И этот голос чудно-новый (ей мнилось) всё ещё звучал. М.Ю. Лермонтов);
5) однородных членов предложения (Бойко, ходко, моментально, с прибауткой, со смешком бьёт кузнец по наковальне чудодейным молотком. С. Васильев);
6) обособленных членов предложения (Тяжёлый парус поднимая, рыбак идёт на дальний лов. И.А. Бунин);
7) предикативных частей сложных предложений (Солнце дымное встаёт – будет день горячий. А.Т. Твардовский).
Разумеется, каждый из выделенных мною здесь типов интонации имеет свои варианты. Возьмём, например, седьмой тип из второй классификации: по-особому произносятся сложносочинённые, сложноподчинённые и разные типы бессоюзных сложных предложений. Так, предикативные части бессоюзных предложений могут объединяться с помощью противительной интонации (Не сули журавля в небе – дай синицу в руки), условной (Вовремя не встанешь – весь день промаешься), сравнительной (Посмотрит – рублём подарит. H.A. Некрасов), причинно-следственной (Земля кругла – на ней не скроешь тайны. М. Дудин) и т. д.
Перечисленные типы интонации, конечно, не исчерпывают всего интонационного богатства, которым мы пользуемся в живой речи. Даже одна и та же интонационная модель может чрезвычайно варьироваться в зависимости, во-первых, от обстановки, в которой произносится предложение, в котором она используется, а во-вторых, от отношения говорящего к слушающему. Фактор обстановки и фактор слушающего – вот главные причины, лежащие в основе интонационного многообразия. Так, предложение «Пошёл дождь!» может быть произнесено с огорчением, если дождь сорвал приятную прогулку, а может быть и с радостью, если он пошёл после долгой засухи. Здесь на выбор интонации действует фактор обстановки. В свою очередь вопрос «Чай налит?» может произноситься с различными интонационными оттенками в зависимости от того, задаёт ли его хозяйка дочери, мужу, гостье и т. д. Здесь действует фактор слушающего.
Оба фактора – обстановки и слушающего – в реальной жизни языка часто действуют сообща. Их объединяет цель, которую ставит перед собой говорящий, сообщая что-либо слушающему. Вот как об этом писал Б.Е. Захава в книге «Мастерство актёра и режиссёра» (М., 1965. С. 185): «Даже „который час?“ человек редко спрашивает только для того, чтобы узнать, который час. Этот вопрос он может задавать ради множества самых разнообразных целей, например: пожурить за опоздание; намекнуть, что пора уходить; пожаловаться на скуку; попросить сочувствия и т. д. и т. п. Соответственно различным целям вопроса будут различаться между собой и те скрытые за словами подтексты, которые должны найти своё отражение в интонации».
Мастерство актёра во многом определяется его способностью овладеть всеми тонкостями интонационной стороны речи. Но актёры первоначально имеют дело с письменным текстом, об интонационной стороне которого прежде всего судят по знакам препинания. Недаром их издавна называют нотными знаками для чтения. Неслучайно К.С. Станиславский чуть ли не выработал своё учение об интонациональной наполненности знаков препинания. Так, по поводу точки он писал: «Так же стремительно летит вниз звук последнего перед точкой выделяемого слога и ударяется о самое дно голосовой гаммы говорящего…» (указ соч. А.Н. Петровой. С. 109). А вот что он писал о «прочтении» точки с запятой: «При этом знаке фраза оканчивается, но не кладётся так низко на дно, как при точке, вместе с тем есть и едва ощутимый намёк на звуковой загиб кверху» (там же. С. 109). Зато двоеточие предполагает иную интонацию: «Эта остановка что-то подготавливает, возвещает, рекомендует, выставляет или точно указывает пальцем то, что следует» (там же. С. 109).
Но пунктуационные знаки не в состоянии передать и сотой доли того многообразия интонаций, которые сопровождают живую речь. Возьмём, например, многоточие. Оно ставится для указания на перерыв в речи, но сам-то этот перерыв может быть вызван самыми разнообразными причинами, которые в свою очередь могут передаваться разнообразной интонацией. Как многозначны и интонационно насыщены многоточия у А. П. Чехова! Возьмём для примера слова Астрова из его «Дяди Вани»: «В Великом посту на третьей неделе поехал я в Малицкое на эпидемию… Сыпной тиф… В избах народ вповалку… Грязь, вонь, дым, телята на полу, с больными вместе… Поросята тут же…». А вот какими грустными многоточиями заканчивается эта пьеса (Соня так утешает дядю Ваню): «Я верую, верую… (Вытирает ему платком слёзы). Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь… (Сквозь слёзы). Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди… Мы отдохнём… (Обнимает его). Мы отдохнём!».
Пунктуационные знаки не могут передать и жестово-мимических знаков, которые дополняют интонацию. Именно об этом сокрушался в своё время А. де Сент-Экзюпери: «Ведь я читаю письма, как заговорщик. Я ищу в них и выражение лица, и интонацию, и улыбку. И прихожу в отчаяние от того, что не знаю, как произнести: „Погода стоит хорошая“. Это может означать так много! „Идёт дождь“ – тоже. Это может означать: „Как весело! Идёт дождь!“… или „Сама не знаю, зачем вам пишу. Мне нечего вам сказать, кроме одного: идёт дождь“» (указ. соч. А.Н. Петровой. С. 108).
21. СИНХРОНИЧЕСКОЕ СЛОВООБРАЗОВАНИЕ. СПОСОБЫ СЛОВООБРАЗОВАНИЯ
Словообразование – наука о создании новых слов. Синхроническое словообразование, опираясь на уже созданные, производные слова, выявляет способы, с помощью которых они создавались. Это позволяет людям осознанно создавать новые слова.
Способы словообразования делятся на деривационные (собственно словообразовательные) и недеривационные (фразообразовательные). Первые создаются в акте словообразования как таковом, а другие представляют собою побочный, исторический эффект от фразообразовательной деятельности человека, направленной не на создание слова как такового, а на построение нового предложения. Новые слова во втором случае возникают не в акте словообразования, а в акте фразообразования, включающего в себя три периода – лексический, направленный на отбор лексических единиц для создаваемого предложения, морфологический, связанный с переводом лексических форм слова в морфологические, и синтаксический, направленный на завершение создаваемого предложения.
Если деривационные способы словообразования имеют своею целью новое слово как таковое, то недеривационные дают новые слова непреднамеренно со стороны говорящих. Так, слово «сегодня» возникло из соединения «сего» и «дня» не потому, что оно создавалось кем-то специально в акте словообразования, а потому, что здесь произошло синтаксическое сращение данных слов в истории русского языка в связи с тем, что они часто оказывались вместе в акте фразообразования. Акт фразообразования, таким образом, может иметь не только свою основную продукцию – предложения, но и дополнительную, незапланированную – слова.
Как деривационные, так и недеривационные способы словообразования делятся на три группы. В группы деривационных способов входят аффиксальные, композитные и аффиксально-композитные способы словообразования, а в группы недеривационных – лексические, морфологические и синтаксические. Схематически это выглядит так:
Аффиксальные способы словообразования. Новые слова при их использовании создаются с помощью аффиксов – префиксов, суффиксов, постфиксов. К ним относится три чистых способа словообразования – префиксация, суффиксация и постфиксация, а также несколько смешанных – префиксо-суффиксация, префиксо-суффиксо-постфиксация, префиксо-постфиксация и т. п.
Префиксация: эволюция – инволюция, (ср. в англ., нем. и фр.: Involution, Involution, involution).
Суффиксация: учить – учитель (ср.: teacher, Lehrer, instituteur).
Постфиксация: что-либо, доиграть – доиграться.
Префиксо-суффиксация: окно – подоконник, шлем – подшлемник.
Префиксо-суффиксо-постфиксация: слеза – прослезиться, смелый – осмелиться.
Префиксо-постфиксация: слушать – вслушиваться, работать – заработать.
Суффиксо-постфиксация: кудрявый – кудрявиться, рубец – рубцеваться.
Композитные способы словообразования. Новые слова при использовании данных способов их образования являются результатом объединения двух или нескольких слов в одно слово. Следует различать два композитных способа – полный (словосложение) и сокращенный (аббревиатурный). В первом случае мы имеем дело с объединением слов без их сокращения (плащ-палатка, ангел-хранитель, гамма-частица, диван-кровать), а во втором – либо с их частичным сокращением (медсестра, зарплата, телецентр), либо с их полным (побуквенным или звуковым) сокращением (РФ, США, КНР). Словосложение чрезвычайно характерно для немецкого языка: Apfelbaum «яблоня» – из Apfel «яблоко» и Baum «дерево», Schweinfleisch «свинина» – из Schwein «свинья» и Fleisch «мясо», Salzfa «солонка» – из Salz «соль» и Fa «посуда», Fuboden «пол» – из Fu «нога» и Boden «суша, твердь» и т. д.
Аффиксально-композитные способы словообразования. Словосложение при их использовании здесь сочетается с аффиксацией. Как и в случае с композитными способами словообразования, мы имеем здесь дело с двумя способами словообразования – полным и частичным. К первому из них относятся слова, созданные по модели «самолет» или «пылесос», где в качестве аффиксов выступают инфиксы «о» и «е». Но не только инфиксы могут использоваться в подобных ситуациях, а также и другие аффиксы – например, суффиксы (конькобежец, мясорубка). Частичный аффиксально-композитный способ словообразования предполагает соединение слов, одно из которых (или оба) является сокращённым, с аффиксацией (полководец, секундомер, шекспировед).
Лексические способы словообразования. Эти способы словообразования являются побочным эффектом лексического периода фразообразования. Существует два лексических способа словообразования – метафоризация и метонимизация. В первом случае слово появляется в языке за счёт его переносного употребления по сходству обозначаемых предметов, а во втором – по смежности. Примеры метафоризации: шляпка (у гвоздя), кулак (зажиточный крестьянин), зайчик (солнечный блик), слог (стиль) и т. п. Примеры метонимизации: галифе, ампер, вольт, рентген и т. п.
Морфологические способы словообразования (конверсия). Эти способы словообразования являются побочным эффектом морфологического периода фразообразования. Существуют следующие способы морфологического словообразования – субстантивация, адъективация, вербализация, адвербализация и т. п. При первом из них новые слова появляются за счёт закрепления в языке переносного употребления несубстантивных частей речи в значении существительного, во втором – за счёт употребления неадъективных частей речи в значении прилагательного, в третьем – за счёт употребления неглагольных частей речи в значении глагола, в четвёртом – за счёт употребления ненаречных частей речи в значении наречия и т. д. Примеры субстантивации: больной, учащиеся, в английском: a find «находка», a shave «бритье». Примеры адъективации: the stone bridge «каменный мост», the non-stop flight «безостановочный полёт». Примеры вербализации: to bird «совершать действия, подобные тем, которые характерны для птицы», to doctor «лечить», to lavish «быть щедрым» от lavish «щедрый». Примеры адвербализации: вечером, сбоку, на днях, на руку. В истории языка наблюдаются неоднократные переходы слова из одной части речи в другую. При этом сам первоисточник может исчезнуть из языка. Так, в древнеанглийском слово down означало «холм». Из современного английского оно исчезло, но сохранились результаты его адъективации (the down train «поезд, идущий от города»), вербализации (to down «выпускать, вынудить самолет к посадке») и адвербализации (to come down «спускаться вниз»). (Подобные примеры см.: Каращук П.М. Словообразование английского языка. М., 1977. С. 198).
Синтаксические способы словообразования. Такие способы словообразования связаны с закреплением в языке в качестве отдельных слов бывших словосочетаний: с ума сшедший – сумасшедший, сего дня – сегодня, глубоко уважаемый – глубокоуважаемый, дерево обрабатывающий – деревообрабатывающий, вечно зеленый – вечнозеленый и т. п.
Степень перехода словосочетаний в сложные слова может быть различной. На высокую степень словообразовательного сращения словосочетаний указывает одно сильное ударение в образовавшемся сложном слове, а при меньшей степени этого сращения в нём сохраняется два сильных ударения. В первом случае сложное прилагательное, например, пишется одним словом, а во втором – через дефис. Примеры полного сращения: водопроводный, глубокомысленный, малоблагоприятный и т. д. Примеры частичного сращения: желудочно-кишечный, Восточно-Европейский, бутылочно-зелёный и т. д.
При создании нового слова говорящий ориентируется не только на способ его образования. Он использует словообразовательные образцы. Так, при создании слова «подснежник» он мог использовать в качестве образца слово «подоконник». Словообразовательные образцы говорящий находит в словах, которые принадлежат к одному типу словообразования или одной словообразовательной модели.
Тип словообразования (словообразовательная модель) представляет собою конкретизацию способа словообразования. Так, слова «писатель, учитель, читатель», с одной стороны, и «лётчик, гонщик, сварщик», с другой, созданы с помощью одного и того же способа словообразования – суффиксации, но они относятся к разным типам словообразования. Как же определяется тип словообразования или словообразовательная модель? По трём признакам: те или иные производные слова относятся к одному типу словообразования, если их объединяет, во-первых, способ словообразования, во-вторых, словообразовательная структура (т. е. принадлежность производящего слова к одной и той же части речи и одинаковое словообразовательное средство) и, в третьих, подобное словообразовательное значение. Так, слова «писатель, учитель, читатель» относятся к одному и тому же типу словообразования, поскольку их объединяет один и тот же способ словообразования – суффиксация, одна и та же словообразовательная структура (производящее слово – глагол + суффикс – тель) и подобное словообразовательное значение (тот, кто пишет, учит, читает).
Второй же ряд слов (лётчик, гонщик, сварщик) совпадает с первым по первому и третьему признакам, но не совпадает по суффиксу. Вот почему он относится к другому типу словообразования (другой словообразовательной модели). А если взять такие слова, как «отличник, подводник, отпускник»? Они отличаются от предшествующих по двум пунктам – словообразовательной структуре и словообразовательному значению. Слова «бесконфликтный, безболезненный, безубыточный», наконец, отличаются от первых двух групп сразу по трём пунктам – способу словообразования (префиксация), словообразовательной структуре (прилагательное + бес(з)-) и словообразовательному значению.
В любом языке в тот или иной период его истории имеются продуктивные и малопродуктивные типы словообразования. Так, в русском языке малопродуктивен тип слов с суффиксом – ич, обозначающих людей по месту жительства (москвич). Малопродуктивны в современном русском языке и приставки воз(с) – и низ(с)– (восходить, воздавать, нисходить, низлагать). Зато очень продуктивен у нас тот тип словообразования, который представлен в словах «писатель, учитель, читатель» и который обозначает производителя действия. Но он очень продуктивен и в других языках. Например, в английском: writer, teather, reader. Однако в немецком писатель обозначается с помощью слова, построенного по другой модели: Schriftsteller. Однако Lehrer «учитель» и Leser «читатель» созданы по аналогичной модели.
В разные периоды в истории языка могут активизироваться определённые способы и типы словообразования. Так, после революции у нас появились аббревиатуры шкраб (школьный работник), Твербульпампуш (Тверской бульвар, памятник Пушкину), Даздраперма (Да здравствует Первое мая), а также имена собственные: Владлен – Владимир Ленин; Марлен – Маркс, Ленин; Рем – революция мировая; Ким – Коммунистический интернационал молодёжи и т. п. Продуктивен также стал тип имён, созданных на основе лексического способа словообразования: Эра, Идея, Искра, Радий, Май.
22. СИНХРОНИЧЕСКАЯ ЛЕКСИКОЛОГИЯ. ПОЛИСЕМИЯ. ОМОНИМИЯ. СИНОНИМИЯ. АНТОНИМИЯ
Лексикология – наука о словарном запасе языка. Его называют также лексическим, а единицы, входящие в него, – лексемами. Мы можем назвать эти единицы также и лексическими формами слов. Дело в том, что слово реализуется в речи в разных формах: в лексический период фразообразования оно реализуется в своей лексической форме, в морфологический – в морфологической и в синтаксический – в синтаксической.
Лексическая форма слова (лексема) – отправной пункт в построении нового предложения. Вот почему она представляет собою начальную, исходную форму того или иного слова. Под последней обычно понимают ядерную форму морфологической парадигмы. У существительных, например, это форма именительного падежа и единственного числа. В морфологический период она может приобрести форму косвенного падежа или множественного числа, а в синтаксический – ту или иную синтаксическую функцию (например, стать носителем новой информации – ремой). Таким образом, лексемы – это формы слов, с которыми говорящий имеет дело в начальный период своей деятельности, когда он отбирает слова как строительный материал для создаваемого им предложения.
Предположим, что мы создаем предложение, в качестве одного из объектов которого выступает человек науки. Какими лексическими возможностями мы располагаем для его обозначения?
Первую такую возможность составляет ядерная (главная, основная) лексема – «учёный». Вторую возможность составляет синоним – «исследователь». Третья возможность связана с использованием слов с родовым значением – гиперонимов – «автор, специалист, аналитик» и т. п. Четвёртую возможность составят слова с видовым значением — гипонимы – «философ, физик, биолог, психолог, культуролог». Пятая возможность – имя собственное (оним) – например, «В.И. Вернадский». Наконец, шестую возможность для обозначения человека науки составят тропы, т. е. слова в переносном значении (например, перенесённые из религиозной сферы, – «предсказатель, прорицатель, пророк, маг, кудесник» и т. п.).
Что отсюда следует? Отсюда следует, что лексическая система того или иного языка может быть построена в следующей последовательности: ядерная лексика – синонимия – гиперонимия – гипонимия – онимия – полисемия (многозначность). Но к этой цепочке следует добавить ещё антонимию и омонимию. Антонимы и омонимы тоже могут ассоциироваться в сознании говорящего со словами, которые он отбирает в акте фразообразования (так, в связи с наименованием человека науки в его сознании могут возникнуть антонимы «лжеучёный, дилетант, профан, авантюрист, махинатор, схоласт» и т. п.). Мы рассмотрим здесь по традиции лишь четыре лексических явления – полисемию, омонимию, синонимию и антонимию.
Полисемия. Под полисемией (многозначностью) слова понимают его способность выступать не только в прямом (первичном), но и переносном (вторичном) значении. Различают два типа полисемии – метафору и метонимию. В первом случае перенос слова с обозначения одного предмета на другой осуществляется по сходству этих предметов, а во втором – по смежности (близости, связи, отношению).
Метафора – характерный признак стихотворной речи. По необычности и новизне метафор, употребляемых в ней, мы во многом судим о мастерстве её автора. Блестящим метафористом был A.C. Пушкин:
…Воспоминание безмолвно предо мнойСвой длинный развивает свиток:И, с отвращением читая жизнь мою,Я трепещу, и проклинаю,И горько жалуюсь, и горько слезы лью, —Но строк печальных не смываю.А возьмите H.A. Некрасова:
Душно! без счастья и воли,Ночь бесконечно длинна.Буря бы грянула, что ли?Чаша с краями полна!Каждое первое слово в этом четверостишьи – метафора.
Однако метафора – признак не только стихотворной, но и нашей повседневной прозаической речи. Не будем далеко ходить за примером и вспомним, как мужчины могут называть женщин. С одной стороны: ласточка, голубушка, кисонька, ланюшка, солнышко и т. д., а с другой: кобра, корова, свинья, кобыла, доска, швабра и т. д.
Метонимия встречается реже, чем метафора, однако и она – явление в языке нередкое. Её яркий пример – перенос имени собственного на предмет, с ним связанный: мансарда (по имени французского архитектора), френч (по имени английского фельдмаршала), маузер и браунинг (по именам их изобретателей), боливар (шляпа – по имени генерала Боливара) и т. д. Сюда же примыкают примеры такого рода: читаю Пушкина, слушал Моцарта, любовался Репиным и т. д., где речь идёт не о художниках как таковых, а об их произведениях.
Омонимия. Если при полисемии мы имеем дело с разными значениями одного и того же слова, то при омонимии – с разными словами, которые лишь одинаково звучат. Возьмите, например, английские слова spring «весна», spring «пружина», spring «источник, родник», а ещё проще – русские: коса (завитые волосы), коса (как орудие труда) и коса (у берега).
Часть омонимов появляется в языке в результате распада многозначного слова: мир (вселенная) – мир (дружба); перо (у птицы) – перо (как орудие письма), а другая – в результате случайного совпадения слов по форме: лук (оружие) – лук (растение, герм, происхождения); брак (супружество, от «брать») – брак (недоброкачественный продукт, заимствовано из нем.).
Мы видим здесь лишь внешнее, звуковое сходство между этими словами, тогда как по смыслу они различны в такой мере, что говорить здесь о многозначности не представляется возможным.
Но далеко не всегда омонимию легко отличить от полисемии. Возьмём для начала такой пример: в английском языке слово hand может употребляться в разных значениях. Возьмём из них только три: оно может обозначать 1) кисть руки (he had a book in his hand); 2) почерк (I know his hand); 3) рабочего, исполнителя (a factory hand). Как нам расценивать эти значения – как значения одного и того же слова или как омонимы? А.И. Смирницкий в своей книге «Лексикология английского языка» (М., 1965. С. 156) рассматривает слово hand как многозначное. Подобным образом оно рассматривается и в «Англо-русском словаре» В.К. Мюллера (М., 1967. С. 351). Более того, к четырём указанным значениям этот словарь добавляет ещё четырнадцать! А.И. Смирницкий и В.К. Мюллер правы: несмотря на то, что эти значения существенно отличаются друг от друга, семантическая близость между ними ещё осознаётся, их объединяет образ руки.
А как быть с такими случаями: man в значении «человек» и в значении «мужчина», men в значении «мужчины» (men and women) и в значении «рядовые» (men and officers)! По-видимому, перед нами полисемия, поскольку «мужская» сема продолжает объединять все эти значения. Мы можем рассматривать эти примеры как разновидность синекдохи, которая входит в метонимию и которая предполагает употребление части вместо целого (pars pro toto): мужчины вместо людей, рядовые вместо мужчин.
А как быть с таким примером? Слово table употребляется в следующих значениях: стол (ядерное значение), еда, доска, таблица. Если три первых значения ещё сохраняют между собою связь (еда находится на столе, стол делается из досок), то с таблицей дело обстоит сложнее. Очевидно, мы имеем дело в этом случае уже не с полисемией, а с омонимией. Но В.К. Мюллер с этим не согласен.
Все эти значения он рассматривает как семантические варианты одного же слова, добавляя к ним ещё пять других.
Лексикографы (составители лексических словарей) стремятся не распылять слово на множество омонимов, рассматривая, как правило, в качестве омонимов лишь бесспорные случаи.
Омонимы делят на полные и частичные. В первом случае мы имеем дело с совпадением омонимичных слов во всех формах. Полная омонимия возможна лишь в том случае, если слова-омонимы принадлежат к одной и той же части речи (случай косы в русском языке или spring в английском). Принадлежность к разным частям речи обеспечивает частичную омонимию: стих (стихотворение) – стих (от «стихнуть»), трём (числительное) – трём (от «тереть»); англ. bear (медведь) – bear (нести). Частичные омонимы иначе называют омоформами. В редких случаях омоформы принадлежат к одной части речи: лечу (от лечить) – лечу (от лететь), где омонимия исчезает в других формах указанных глаголов (лечишь, летишь). Подобный пример обыгран у A.C. Пушкина:
А что же делает супругаОдна в отсутствие супруга?Омонимия даёт возможность поэтам подбирать очень красивые рифмы:
В туманах, над сверканьем рос,Безжалостный, святой и мудрый,Я в старом парке дедов рос.И солнце золотило кудри.(А. Блок)
От омонимов следует отличать паронимы и омографы. Первые – слова, похожие по звучанию, но не полностью (диктант – диктат, адресат – адресант), а другие – похожие по написанию, но в звучании расходящиеся друг с другом по месту ударения (з́амок – зам́ок, м́ука – мука́).
Синонимия. Синонимы – это слова, которые по-разному звучат, но имеют либо одинаковое значение (алфавит – азбука, экспорт – вывоз, лингвистика – языкознание), либо близкое (так, в английском в значении, близком к русскому слову «тишина», употребляют такие синонимы: stilness, silence, calmness, quietness, tranguillity). В первом случае мы имеем дело с абсолютной (дублетной) синонимией, а во втором – относительной (релятивной).
Дублетных синонимов в языке немного, поскольку нет особой нужды иметь два (или больше) слова с абсолютно одинаковым значением. Другое дело – относительная синонимия. Она позволяет выразить различные смысловые и стилистические оттенки у слов с близким значением (ветер – буря – буран – метель – пурга, хороший – прекрасный – замечательный – великолепный – прелестный, спать – почивать – дрыхнуть, обманывать – лгать – врать – брехать). Вот вам поэтический пример из последнего синонимического ряда:
Больше б мог, да было к спеху,Тем, однако, дорожи,Что, случалось, врал для смеху,Никогда не лгал для лжи.(А.Т. Твардовский)
В речи синонимы выступают как однородные члены предложения. Синонимический ряд может приобретать в речи такую широту, которая отсутствует в языке (синонимических словарях). Окказиональные синонимы наделяет общим значением контекст: «Пусть будет всё – болезнь, тюрьма, несчастный случай, но не лети так, жизнь!» (Л.А. Филатов).
Антонимия. Антонимами, как известно, называют слова с противоположными значениями (бог – дьявол, вера – безверие, истина – ложь, красота – безобразие, бедный – богатый, добрый – злой).
Различают два типа антонимов – однокорневые и разнокорневые. Примеры однокорневых антонимов: эволюция – инволюция, моральный – аморальный, спокойный – беспокойный, народный – антинародный, зачёт – незачёт. Противоположное значение здесь связано с наличием приставки с отрицательным значением. Большая часть антонимов имеет разные корни: свет – тьма, день – ночь, жизнь – смерть, молодость – старость, любовь – ненависть и т. д. Их часто использовал в своих стихах М.Ю. Лермонтов:
Была без радости любовь,Разлука будет без печали.Антонимия связана с энантиосемией. Под последней понимают появление противоположных значений у одного и того же слова. Например: Я тебе устрою спокойную (с иронической интонаций) жизнь!
23. СИНХРОНИЧЕСКАЯ МОРФОЛОГИЯ. ПРИНЦИПЫ КЛАССИФИКАЦИИ СЛОВ ПО ЧАСТЯМ РЕЧИ
Морфология – наука о частях речи и их категориях. Она относится к числу древнейших. Еще у Дионисия Фракийского (II–I вв. до н. э.) в его «Грамматическом искусстве» было выделено восемь частей речи: имя, местоимение, глагол, причастие, наречие, артикль, предлог и союз. Римляне ввели в состав частей речи междометие. Выделенные античными грамматистами 8–9 частей речи в дальнейшем перекочёвывали в Европе из одной грамматики в другую без каких-либо изменений вплоть до XIX в. Они представлены, например, в «Российской грамматике» М.В. Ломоносова (1755) (естественно, исключая артикль). Но в XIX в. традиционная классификация слов по частям речи начинает подвергаться изменениям.
Первые изменения в традиционную классификацию слов по частям речи стали вносить в начале XIX в. отечественные грамматисты – Н.С. Рижский, И. Орнатовский и H.H. Греч.
Иван Степанович Рижский был профессором (а одно время и ректором) Харьковского университета. Его главный лингвистический труд – «Введение в круг словесности» (Харьков, 1806). И. С. Рижский был в числе первых, кто осмелился на некоторый пересмотр традиционной классификации слов по частям речи. В чём он выразился? Во-первых, существительные и прилагательные он стал рассматривать как «особливые» части речи, а не особые разряды одной части речи – имени; во-вторых, количественные числительные он отнёс к существительным, а порядковые – к прилагательным; в-третьих, он ввёл причастие, как и деепричастие, в состав глагольных форм. Его классификация слов по частям речи выглядит следующим образом: существительное, прилагательное, местоимение, глагол, наречие, предлог, союз, междометие. Как и в традиционной грамматике, в ней восемь частей речи. Но их состав в какой-то мере изменился: причастие у Н.С. Рижского введено в состав глагола, зато имя разделено на существительное и прилагательное.
В 1810 г. в Харькове Иван Орнатовский издал «Новейшее начертание правил российской грамматики, на началах всеобщей основанных». В этой работе он в целом сохраняет классификацию слов по частям речи, осуществлённую И.С. Рижским. Только в отношении числительных И. Орнатовский разошёлся со своим коллегой.
В отличие от И.С. Рижского, который распределял числительные по существительным и прилагательным, И. Орнатовский выделил их в особую часть речи. Вот почему к восьми частям речи, выделенным И.С. Рижским, И. Орнатовский добавил девятую – числительное.
Капитальный пересмотр традиционной классификации слов по частям речи мы обнаруживаем у Николая Ивановича Греча, который в своей «Пространной русской грамматике», вышедшей в Санкт-Петербурге в 1827 году, впервые в европейской грамматике даёт весьма оригинальную классификацию слов. Все слова он сначала поделил на два неравночисленных класса – междометные (они выражают ощущения) и немеждометные (они выражают представления), а затем последние он разделил на три класса – части речи, частицы речи, часть речи и частица речи одновременно. К «частям речи» он отнёс 7 разрядов слов: существительные, прилагательные, причастия, качественные наречия, деепричатия, «самостоятельный» глагол «быть» и «совокупные» глаголы. В число «частиц речи» он включил 3 разряда слов – предлоги, союзы и «первоначальные» наречия, а местоимения он расценил как часть речи и частицу речи одновременно. В конечном счёте мы насчитываем у И.И. Греча 12 классов слов: 1 + 7 + 3 + 1.
С Н.И. Греча в истории грамматики начинается тенденция к увеличению частей речи в языке. Эта тенденция представлена, например, в первой половине XIX в. у немецкого грамматиста Карла Беккера, который выделил 11 частей речи: существительные, глаголы, прилагательные, глагол-связка, вспомогательные глаголы (иметь, становиться и т. п.), артикли, местоимения, числительные, предлоги, союзы и наречия.
В начале XX в. громко заявляет о себе новая тенденция в грамматической науке – тенденция к уменьшению частей речи в языке. В России она ярко представлена в книге А.М. Пешковского «Русский синтаксис в научном освещении» (1-е изд. 1914.), где её автор сокращает число частей речи революционным образом: он выделяет в ней лишь четыре «чистых» части речи – существительное, прилагательное, глагол и наречие. Прилагательные, местоимения и числительные распределяются им по этим четырём частям речи, а служебные части речи и междометия вообще исключаются из состава частей речи.
