Альманах «Литературная Республика» №3/2013

– Нет, уж, – тут же нашла, что ответить Ася, – молодым у нас всегда дорога, так, что я после нее.

Так балагуря, и шутя, они покончили с завтраком. Встали из-за стола. Иван решил прогуляться по родному селу. Удерживать его не стали, понимали, парень больше года не был в родных краях, тянет на простор.

И вот он шагает уверенной походкой по селу, солдатская форма отлично сидит на крепкой молодой фигуре, шагает по тем местам, где бегал босоногим мальчуганом. Проходя мимо любого дома, вспоминается что-то давно забытое, что-то сокровенное. Вот тут, у колодца, он когда-то со Славкой – другом детства, решил попробовать, что же будет, если нырнуть в колодец? Произойдет то чудо или нет, которое произошло с героем сказки? Эту сказку про конька-горбунка, они вместе читали и решили попробовать. Пожалуй, и нырнули бы, если бы вовремя не подоспел дед Мирон.

Иван, вспоминая детство, усмехнулся, той наивности детской. Затем, он подошел к колодцу и заглянул в него. Там далеко внизу, в воде плавно расплываясь его отражение. Иван улыбнулся и помахал рукой. Отражение тут же улыбалось ему в ответ, и тоже помахало рукой.

– Гляди-кf, вырос-то как Смолий, – услышал он приглушенный шепот односельчан-старушек, мирно сидевших у изгороди…

– Родителям-то какая, радость, – проговорила другая.

– Ишь, какой гарный хлопец вымахал!

Иван, улыбнувшись, громко поздоровался с ними. И, осмотрелся: куда же пойти? Нестерпимо захотелось повидать ребят и девчат, да только они все в поле…

– Эх, была, не была! – рубанул рукой воздух и бодро зашагал к ним.

Нестерпимое желание взять в руки руль комбайна потянуло Ивана в поле… Незабываемые радостные минуты встреч с односельчанами, надолго останутся в памяти.

Вечером собрались гости, стол поставили во дворе, под яблонями, и казалось, что гостям нет конца и края. Было суетливо и весело. Со всех сторон произносились тосты: «Молодец, Смолий, не подвел нас! Не осрамил наше село!».

– Заслужил отпуск, это хорошо! – говорил председатель колхоза. – Значит, есть в тебе наша закваска! Ну, что ж выпьем за Смолия младшего! Иван сидел раскрасневшийся от тостов в его честь, от выпитого вина, от радости, что он вместе с родными и односельчанами. Чувство гордости и радости блаженно расходилось внутри. Громко раздались аккорды баяна. Танцевать пошел самый молодой из гостей – 82-летний сосед дед Мирон, молодцевато постукивая каблуками, он стал приглашать молодых девчат, те, смеясь, и отмахиваясь, шли в пляс… Иван искал глазами, среди танцующих пар, свою одноклассницу Галину. И, вот встретившись с ней взглядом, он смутился. Внутри что-то вспыхнуло. Галина, тоже, увидев его вся, зардевшись, опустила глаза. В детстве, когда-то с ней ему было просто и хорошо, постепенно детская привязанность переросла в более другие трепетные чувства, которые отражались в их переписке в письмах. И сейчас, встретившись глазами с ее взглядом, он чувствовал к ней больше нежности и немного скованности. Она шла к нему навстречу. Подойдя ближе, она неловко поцеловала его в щечку, чему оба смутились. Первым очнулся он и пригласил ее танцевать. Вечер прошел на славу! Когда гости устлавшиеся и довольные расходились по домам, то по селу доносились песни с разных сторон. Под их песни лаяли собаки, словно подпевали хозяевам.

– Галя, я тебя провожу! – выходя за калитку, Иван обернулся к матери с отцом. – Я скоро.

Молодые шли по родным с детства знакомым и близким местам, и радовались встрече. Строили планы на будущее. Говорили обо всем и не о чем. Было просто и хорошо на душе.

Торжество подошло к концу. Все остались довольными. Сестренки – близнецы Ивана, вместе с подружками, дружно убирали со стола. Их веселое щебетание с песнями, с шутками и прибаутками раздавалось по двору. Так, весело и радостно, продолжая петь песни и частушки, они перемыли гору посуды, и разошлись спать.

– Какая прекрасная ночь! – громко сказал Иван, вернувшись во двор.

– Скорее раннее утро, – засмеялся отец, – присаживайся, покурим.

Отец, немного поговорив с ними, тоже направился спать, скоро уже на работу, нужно немного отдохнуть. Иван остался с матерью – это были счастливые минуты, когда они оставались одни и рассказывали друг другу обо все на свете. Иван очень любил и дорожил своей матерью. Доверял ей свои сокровенные тайны еще мальчишкой, зная при этом, что она никогда его не поднимет на смех его шалости и детскую наивность и никогда никому не расскажет…

Вот и сейчас, рассказав немного о службе, о друзьях. Иван вдруг предложил: «Мамочка, давай посмотрим наши фотографии».

– Не утомился еще? – Антонина Николаевна удивленно подняла глаза на сына. Но, отложив полотенце, которое все время держала в руках, ушла в дом.

Иван прислушивался к ночи и оглядывался вокруг. Где-то слышится тонкий писк комариков-звонцов, кружатся мелкие бабочки, по столу бегают жучки, вздергивая длинным брюшком. Медленно проползает маленькое существо со стройным металлически-зеленым телом и нежными радужными крылышками. Это – наездник из семейства хальцидидов, – их личинки питаются яйцами других насекомых. Где-то стрекочут светлячки. Слышатся в ночи шепот листьев на деревьях. Вокруг кипела ночная жизнь.

Вернулась мама с альбомом в руках.

– Мама, посмотри на этого ночного жучка, – засмеялся Иван, наблюдая за ночным насекомым, – посмотри, посмотри, как он большой головой неторопливыми движениями напоминает какого-то умного и важного человечка. Интересно, где он днем прячется?

– Да, кто же их знает? – улыбнулась Антонина Николаевна, – если прислушаться к ночным обитателям, так это огромный мир. Слышишь, где-то лягушки поют серенады, да соловушки им вторят?

– Здорово у нас! Хорошо!

– Конечно, хорошо, сынок! Вот отслужишь, вернешься, женишься. Дети твои будут любоваться нашими краями, а потом дети твоих детей и так будет вечно, – проговорила она и присела рядышком. Альбом держала в руках.

Перелистывая лист за листом, они вспоминали прошлое и, смеялись, комментируя порой, такие нелепые фотографии маленьких ребятишек. Смеялись до слез. Вот, первоклассник Ваня – серьезный, «пузатый» карапуз, с тяжелым портфелем в одной руке, с букетом цветов в другой руке. Рядом стоят в школьных формах с белыми фартуками и белыми бантами в косичках с двух сторон его сестры – близняшки. Вот он уже пионер. А это уже подросток, сидит на дровах и держит в руках вырывающего задиристого петуха. С двух сторон его сестры Ася и Тося, громко хохочут. А вот и учащиеся, окончившие 10-ти летку, среди них Смолий… так перелистывая страничку за страничкой, они дошли до последней страницы, где в конверте бережно хранились какие-то фотографии военных лет. Иван вынул их и стал рассматривать. Одна из них особенно заинтересовала его внимание. Взяв ее в руки, он подошел ближе к свету от лампочки. Яркий свет лампочки заливает клумбы с цветами, и весь двор. Над лампочкой кружило множество ночных насекомых. Кружащиеся вокруг лампочки теплой летней ночью насекомые и ночные бабочки жужжали особым звуком. Бабочки изысканной нежной окраской напоминали таинственных созданий, скрывающихся днем где-то в укромных уголках и вылетающих лишь в сумерки, За многие сотни метров прилетают они на призывный свет далекой лампы. И вот у огня порхают десятки различных насекомых, опаливая усики, крылья, лапки. Порой они слетаются в огромных количествах. Отмахнувшись от них, Иван внимательно всматривался в фотографию. На ней была снята группа советских солдат у танка со звездой и яркой надписью: «ЗА РОДИНУ!» буквы были написаны белой краской крупно и размашисто.

Мать с волнением наблюдала за сыном.

Вдруг Иван, отмахиваясь от комаров, обернулся к матери.

– Мама, вот это кто? – спросил он, указывая пальцем на бойца со шрамом на лице.

– Сынок, что тебя так взволновало? – как можно спокойнее спросила она, вопросом на вопрос.

– Мама, кто это? – настойчиво повторил он.

– Это… – дрогнувшим голосом замялась она, – мой знакомый, твой… – после минутного колебания, она выдавила: – Мой друг.

Чувствовалось ее нарастающее волнение.

Внимательно осмотрев фотографию, Иван выдохнул: «Он».

– Кто? – простонала она.

– Ваня!

Мать вскочила, подошла вплотную к сыну. Взволнованно и путаясь в словах, она спросила: «Где, как… ты его видел? Где он?». Почти закричала: «Где он?»… Иван рассказывал все по – порядку о поломке автобуса, о странной бабушке, и, закончив рассказ, он обернулся на мать. Она стояла вся бледная, прислонившись к прохладной стене, прикрыв глаза, а вокруг лампочки, у ее головы, весело резвилось множество ночных – насекомых, издавая различные звуки.

– Мамочка, что с тобой, тебе плохо? – взволнованно говорил Иван, подошел к ней, обняв ее, помог присесть на табурет. – Позвать отца? Мамочка?

– Не надо. Сейчас все пройдет. Лучше помоги дойти до кровати, – полушепотом попросила она.

– Мамочка, ты такая бледная, давай я на руках тебя отнесу.

– Ничего сынок, дойдем как-нибудь, – с трудом поднявшись, она медленно на ослабевших ногах, поддерживаемая под руки сыном, шла к себе в комнату.

У порога, мать прошептала: «Иди, Ванечка, Иди! Спокойной ночи тебе» и слабо оттолкнув его, закрыла за собой дверь.

– Спокойной ночи, мамочка! – сказал он и удивленно уставился на закрытую перед ним дверь, – это просто какое-то наваждение! Вернулся к столу, взяв в руки альбом, ушел спать.

Попрощавшись с сыном, едва держась на ногах, Антонина Николаевна прошла к постели. Муж, безмятежно раскинувшись на кровати, крепко спал. Мужской храп накатывается и откатывается, как океанский прибой, ударявшись, о стены комнаты. Она присела на кровати. Муж проснулся мгновенно, будто и не спал.

– Ты, что не спишь, Антонина? – сонно обратился он к ней.

– Степа, Степушка, – протяжно простонала она, – Ванюша погиб…

– Как, какой Ваня погиб? – быстро вскочил он.

Проснулся мгновенно. Что случилось? Где наш Ваня? Но увидев лихорадочно горячие глаза жены, он осекся на полуслове. Он все понял.

Степан Васильевич присел с ней рядом, обнял. И она, уткнувшись в грудь мужу, зарыдала. Он не мешал ей плакать – пусть выплачет эту боль, которая хранится в ее душе. Изболелась душа за эти годы…

– Успокойся, – поглаживал он ей голову своей шершавой мужской рукой. Немного успокоившись, она рассказала о том, что услышала от сына, о Марии Егоровне. Муж слушал ее внимательно, поглаживая ее голову, волосы на ее голове цеплялись за его шершавые и мозолистые ладони, но она этого не замечала…

Потом оба долго молчали. За окном уже в дымчатой пелене, затухали последние звездочки, начинался рассвет. Звонко прокукарекал петух, объявив о наступлении нового дня. Эхом вторили петухи со всех сторон. Пробуждалась природа, животные и люди. Где-то начали лаять собаки. Первые лучи солнца освещали небосвод, воздух в эти предрассветные минуты обдает прохладой. Степан Васильевич передернул плечами, почувствовав прохладу, накинул на плечи рубашку и осторожно уложил жену, Уставшая, обмякшая после слез, она опустила голову на подушку, накрыв ее одеялом, он вышел. Все небо было ярко освещено алым светом от лучей восходящего солнца. Степан Васильевич, высокий и статный мужчина, докурил сигарету до конца и вернулся в дом.

Взвесив каждое слово, Степан Васильевич нарушил молчание: «Нужно – съездить к ней! Ты давай, мать поспи, наберись силы. Они тебе сейчас пригодятся!».

Краткосрочный отпуск Ивана приближался к концу.

Сборы были недолгими. Тот же автобус, на котором Иван приехал к родителям, в родное село. Тот же водитель с хриплым, прокуренным голосом довез их до станции. И вот все трое: отец, мать и сын идут по селу к крайнему дому, где проживает Мария Егоровна…

Из-за плетней поглядывают любопытные сельчане на лицах выражение: «К кому же это люди приехали?»

Подойдя ближе к калитке, все трое остановились. Антонина волновалась. Она подняла глаза на мужа, ее ладони и подмышки от волнения вспотели. Он взял ее слегка дрожащие руки в свои, и нежно ободряюще сжал их.

– Входи, входи, – улыбнулся он и подтолкнул жену вперед, поставил у калитки большую дорожную сумку с подарками и гостинцами – продуктами, что привезли они с собой.

– Хозяюшка! – громко окликнул Степан Васильевич, войдя во двор.

На крыльце появилась опрятно одетая старушка. Рассматривая привезших, она спустилась ближе.

– Ко мне? – удивленно спросила она.

– Доброго здоровья, Мария Егоровна, – поклонился Степан Васильевич и вышел вперед. За его могущим телом стояла Антонина.

Иван, как и бывает в молодости, озорно спрятался в кустах, делая «сюрприз».

– Что-то не признаю я вас, – подошла бабушка ближе к ним.

И тут из-за калитки, из кустов, выбежал радостно Иван. Подбежал к ней. Обнял ее, слегка закружил. Лицо Марии Егоровны засияло.

– Батюшки, – просияла старушка. – Сыночек, Ванечка, вот обрадовал старуху, так обрадовал! А ведь я так расстроилась. Хотела написать твоему командиру письмо о том, чтобы тебе добавили еще три дня, а адреса-то и не знаю…

– Мария Егоровна, знакомьтесь: это моя мама Антонина Николаевна. А этой мой отец Степан Васильевич, – представил Иван поочередно.

– Проходите, родимые, проходите в дом, – засуетилась старушка, приглашая их в дом.

У плетня появилась соседка. Увидев ее, Мария Егоровна весело улыбнулась: «Заходи Анастасия в дом! Гости у нас!» Словно сбросив лет, эдак, с десяток, она по-молодецки стала хлопотать. Не знала, как получше, угостить неожиданных гостей? Где лучше усадить?

Анастасия пришла не с пустыми руками. В большой корзине, которую она держала в руках, было много гостинцев. Отдышавшись, она с трудом взгромоздила корзину на стол и стала вынимать из нее продукты.

– Не знаю почему, вчера вечером поставила тесто. И вот пироги готовы, – низким грудным голосом приговаривала она, доставая из корзины яства, – как будто чувствовала приезда гостей. От пирога исходит вкусный запах. Здесь были и соленья, и варенья и первачок в бутыли.

– Как же ты все это донесла? – искренне удивилась Мария Егоровна, охая.

– Своя ноша тяжелой не бывает! Чуяла я радость! Чуяла всей душой.

А душа ее, судя по ее комплекции, была огромной.

– Мария Егоровна, мы тоже не с пустыми руками, – громогласно объявил Степан Васильевич, – Иван, сынок, неси угощение к столу!

И все помещение наполнилось запахами вкусного ароматного копченного, сала, пирога с мясом, соленьями и все смешалось в аппетитный аромат.

На стол женщины накрыли быстро, после первой рюмочки за знакомство у Марии Егоровны скатились слезинки. Выпили в память о погибших.

– Ешьте, угощайтесь, мои дорогие. Вот хлеб свой. Мне нравится его печь. Правда, не кому. Так я спеку и на станцию снесу, там уже ждут. Я люблю угощать. Пусть едят на здоровье.

– Хлеб, ваш, Мария Егоровна, отменный! Я, наверное, весь его один съел, – говорил Степан Васильевич, откусывая большой кусок.

– Слава Богу, что нравится, я еще испеку. Ешьте на здоровье!

Сытые и довольные, они сидели долго за столом. Разговоров было много. Уже темнело, когда соседка ушла, мужчины пошли покурить.

Прибирая со стола, Мария Егоровна взглянула на Антонину Николаевну. И тут между женщинами начался тот душевный разговор, присущий только большой душе, умеющей крепко любить, и хранить эту любовь, несмотря на все трудности на своем жизненном пути, пережив много горя и страданий.

– Доченька, да ты не тали Тонюшка, про которую мне писал Ванечка? – Мария Егоровна подошла к сундуку и достала из него пачку писем, перетянутой бечевкой. И вынув одно из них, она протянула пожелтевшее со времени треугольное солдатское письмо военных лет.

Вся, вспыхнув, Антонина Николаевна, дрожащими руками взяла этот скупой солдатский, весь потертый треугольный конверт в руки, и, смахивая с ресниц слезы, читала: «… Дорогая мамочка, скоро у нас в доме будет двойной праздник. Вернусь с Победой и привезу вам в дочки, Тонюшку. Если, она приедет раньше меня – примите ее, как родную. Я ей написал наш адрес. Все, мамочка, пока заканчиваю писать, начинается «концерт» спешу принять в нем участие. До скорой встречи. Целую, обнимаю …».

Дальше дочитать Антонина Николаевна не смогла, буквы, наседая, одна на одну, стали расплываться перед глазами… Глубокий стон прервал чтение, захлебываясь от слез, она зарыдала в голос.

– Голубушка, ты моя, – и обе женщины, крепко прижавшись друг другу, навзрыд, заголосили.

Во дворе, заслышав плач, Иван, было, направился к дому, но Степан Васильевич удержал его: «Пойдем, сынок к реке прогуляемся! Пусть поплачут. Это женские дела! Сердечные! Слеза всегда смывает с души тяжесть…»

Утром Антонина Николаевна не смогла подняться с постели. Все тело будто налито свинцом, в ушах звон, как в ту самую ночь, когда беспощадно была уничтожена вся их деревня, вместе с жителями. Карательная операция! Это был ужас и мрак.

Через силу, она приподняла голову, оглядела комнату пустым взглядом. Тошнота подкатила к горлу, и все предметы в комнате стали кружиться вокруг, словно на карусели. Антонина Николаевна вновь устало опустилась на подушку, и прикрыла глаза.

Глубокий отпечаток в ее памяти оставила атмосфера, которая царила в ту страшную ночь, когда все было уничтожено… Волна воспоминаний той ночи, нахлынула на нее огромной тяжестью.... Вспомнилось все до мелочей: запах, звуки, голоса…

Это было много лет тому назад. Родилась и выросла Антонина в большой и дружной семье и была окружена любовью и вниманием родителей, друзей и соседей с самого детства. В расцвете молодости она влюбилась. Недолго длилось это счастье. Нежданно и негаданно пришла общая беда. Война. Деревня оказалась в оккупации. В одно мгновенье жителям деревни пришлось жить украдкой, прячась, на родной земле. Кто успел мобилизоваться в ряды Красной Армии, уходили на фронт. Кто, не успел, уходили в леса, к партизанам. Вся жизнь переменилась, многие перешли в подполье. Остались в деревне женщины, старики и дети. Но, были и такие, кто, ненавидя, советскую власть, стали полицаями. Эти люди оказались не только предателями, но превратившиеся в жестоких и беспощадных карателей, оказались хладнокровными убийцами. Что ими двигало? Что их толкнуло на эти бесчинства? ТРУСОТЬ или другая причина? Выросшие в одном селе, и бегая по одним тропинкам, они дружили. Изучали одни предметы в одной школе, по одним учебникам, у одних преподавателей. Сидели за одними партами, писали сочинения о героях Родины, обсуждали вместе эти вопросы, Что случилось с этими людьми, выросших на одних фильмах о патриотизме и героизме? Просматривая их в одном клубе, они вместе горячо обсуждали героев фильма, мечтали быть на них похожими, что же случилось? Почему парни, дышавшие одним воздухом с героями, превратились в карателей? Что побудило их стать ненавистниками своего Отечества, своей Родины, своих сограждан? – эти вопросы не давали покоя Антонине всю жизнь.

Жители деревни продолжали жизнь, пытаясь что-то изменить… Однажды у Антонины заболела мама. Она лежала с большой температурой. У нее была жуткая ангина и тяжелый кашель. Инфекцию в ее организме уничтожить было нечем.

– Тоня, помнишь пасеку деда Мазая, – шепотом спросила Галя, подруга детства, – давай туда сходим, чтобы помочь твоей маме. Немцы об этом не знали, что далеко за деревней, в лесу находилась пасека, где остался только один дед. Полицаи-предатели, толи забыли об этом, то ли боялись темного густого леса, но туда немцы еще не наведывались.

– А может быть, они боялись партизан?

– Хорошо, что пасечника успели предупредить об опасности.

Тонина мама лежала в кровати, укрытая одеялом и тяжело дышала, но когда наступал приступ кашля, она задыхалась. Температура тела была высокой. Лекарств не было. Тоня поила ее горячим чаем из трав, и беспомощно переглядывалась с подругой.

– Да, мед сейчас очень поможет. Но это опасное дело, Галя. Поймают, немцы на месте расстреляют. И мы погибнем и маме не поможем.

– Не согласная я, – просто ответила подруга. – Что так и будем прятаться, как кроты? А эти, гады, – Галя кивнула головой в сторону окна, – будут чувствовать себя хозяевами на нашей родной земле? Пусть лучше расстреляют, чем быть угнанной в Германию.

В это время застонала больная, что-то громко выкрикивала в бреду из-за высокой температуры.

– Мамочка, мамочка! – вскочила Антонина, и подошла к ней. Обмакнула полотенце в воде с уксусом, и положила на горячий лоб матери, затем обтерла все ее горячее тело той же водой и укрыла одеялом.