Альманах «Литературная Республика» №3/2013

И тогда я всматриваюсь вдаль, где уходят сверкающие, залитые огнями улицы, может, мелькнет тень ушедшего счастья.

06 Днепровская Екатерина, Москва

* * *

Жил-был человечек. Наверное, он всё-таки был человеком, потому что так его видели и воспринимали. Так вот жил был зелёный человек. Почему зелёный? Ну… так получилось. Как ещё назвать человека, у которого яркие зелёные глаза и тихая улыбка, который смотрит так по-доброму и никогда не откажет, если попросить. И ведь никогда не просили просто так или по-глупому чему-то. Неловко что ли беспокоить было… Ну да речь не о том.

Звали его везде по-разному, но мы назовём его Край. Потому что такой он был… Край иногда собирал монетки на улицах. Идёт такой… солнечный… У него были золотистые волосы. Иногда казались рыжими, часто – белыми. Ведь где бы он ни был, там появлялось яркое солнце, а в его свету золото казалось белым. Ну, если не ночь, конечно. Дождь кончался, туман рассеивался, бури уходили. А что с него взять – Край.

Монетки он собирал не все подряд, разумеется. Просто попадались иногда такие старые и древние, с неким профилем. Я видела, как он нагибался за ними, оттирал в пальцах, любовался в лучах солнца и клал в карман.

Карманов у него было – великое множество. На куртке, на штанах, на ботинках, в цилиндре, на рубашке, и, наверное, даже на носках.

Мне он был очень нужен. Мне про него рассказывали в детстве, потом я его встречала в нашем городе. Пыльном, золотистом… город ему очень шёл. Такой же тихий и мягкий. Шершавый и шуршащий. А у меня получилось не всё так, как хотелось, и мне была крайне нужна его помощь…

– Край… – я нашла его в самом центре, в томный полдень, когда улицы пусты и вьётся пыль от любого дуновенья. В джинсах было жарко, рубашка липла к телу, и я не понимала, как он ходит всегда в коже.

– Да? – тёплый голос, всегда и любому кажущийся родным и близким, чуть скребущий за душу мягкими коготками. Он повернулся ко мне лицом, и я увидела глаза.

– Помоги… – я не опустила просящий взгляд, позволяя себя прочитать, не зная даже, насколько он в этом мастер. Он положил ладони мне на плечи и тихонько улыбнулся.

– Конечно, – сказал он.

Он повёл меня к другой стороне города. Я косилась на него, немного боязно, что он такой вот, а я такая, незаметная, никакая… как осмелилась вообще… Но его спокойствие, мягкость не могли не расслабить и не вызвать доверия. Он оглядывал небо, чему-то щурился, иногда по его губам пробегала усмешка.

На очередном перекрёстке приостановился, посмотрел под ноги. Наклонился, и я впервые увидела так близко, как он их находит. В его руках тускло поблёскивал серый кружок. Он потёр его о рукав, потом в пальцах, и монетка засияла.

– Смотри, – он протянул мне, и лицо его светилось довольством.

Там была римская цифра пять, рядом с листьями клёна, а перевернув, я увидела профиль. Красивый, и чем-то смутно знакомый. Я улыбнулась. Край ответил мне тем же, и спрятал монетку в кармашек на цилиндре.

Двумя минутами позже он усадил меня на борт фонтана и устроился рядом. Капельку посерьёзнел.

– Ну, что не даёт тебе спать?

Я обмерла, он и впрямь, похоже, читает людей. Чуть запинаясь, начала рассказывать. Как вижу тяжёлые сны. Сны, от которых сложно проснуться; как бьётся сердце и шум в ушах; как устала засыпать в постоянном страхе, как становится трудно вырываться из кошмаров. Как больно бывает ломит в затылке или сводит ребро, и никак не вырваться, а потом снова страшно уснуть…

Он слушал, не отводя взгляда. Помолчал… Наклонился ко мне поближе и рассказал сам:

– Однажды я спросил себя, хочу ли быть знаменитым. Как король, или как поэт. И подумал – нет, хочу быть свободным. Но хотел ли я, чтоб меня узнавали? Наверное. Я пришёл к одной ведунье, и поговорил с ней. Может быть, тебе рассказывали об этой старушке. У неё был немного чёрный… юмор… Она обещала помочь, но если за это я вынесу столько злых ночей, сколько сотен людей меня узнает. И я, дурак, согласился. Это было… страшно… девочка. Просыпаться мне было нельзя. Но и вернуть ничего было нельзя. Наверное, я этим себя предал… и, помогая таким как ты, я чем-то себя возвращаю…

Он замолчал. Я не совсем поняла, к чему он завёл такой рассказ, и просто молчала, опустив голову. Потом он вложил мне в ладонь тёплый кружок.

– Возьми, малышка. Тебе это поможет. А мне уже роли не играет. Просто поменьше её показывай, ладно? Не так легко их всех собрать в пыли… чтоб перестали находить…

Он печально сморщился.

Монетка. С профилем.

– Край… спасибо тебе…

Лёгкая полуулыбка – чего уж там…

– Край?

– М?

– А почему где ты, всегда солнце?

Он ненадолго задумался.

– Не знаю… может я ему нравлюсь. Просто позволяет забыть о ночах.

Он отвернулся в сторону, и я увидела его профиль.

Профиль был точь-в-точь как на монете.

07 Казакова Елена, Москва

Ветер

Прошелестев листвой в парке и запутавшись в проводах высоток, ветер гудел над головами прохожих. Сквозь кучевые облака с трудом пробивался луч солнца. Ветер гнал облака на юг. Вечерело. По тротуарам, ежась от порывистого ветра, торопливо спешили домой прохожие. Деревья качались на ветру. По лужам пробегала рябь. Казалось, что все было во власти налетевшего на город ветра.

У камина

В гостиной был полумрак, горели свечи. На всем был отпечаток изящества.

Закутавшись в шаль, у камина в кресле сидела в задумчивости женщина. У нее на коленях лежала черная кошка. Она с ней почти не расставалась после гибели мужа. Она много видела в своей жизни: были и встречи, и расставания, уходили друзья, умирали близкие. Многое из пережитого оставило свой след в душе, наложило отпечаток на взаимоотношения с людьми.

Она в задумчивости смотрела на огонь, устав после поездки к клиентам. Это были ювелиры и банкиры. Она была без ума от ювелирных украшений и очень хорошо в них разбиралась. За консультациями к ней обращались разные люди. Многие хотели с ней познакомиться, сблизиться, но она не любила шумных кампаний и поверхностных знакомств. Домой к ней приходили и встречали теплый прием только самые близкие друзья и родные. Многие считали ее холодной и колкой, но это ее не волновало. Она была самодостаточным человеком и с малознакомыми людьми вела себя очень сдержанно.

В этот холодный зимний вечер она решила побыть дома одна, устав от суеты.

Я тоже…

Подходит женщина с ребенком в автобусе к мужчине и просит:

– Мужчина, уступите, пожалуйста, место моему ребенку, ему тяжело стоять.

В ответ тот невозмутимо отвечает:

– Мне не легче. Я после работы домой еду. У меня смена была.

Женщина, глядя на мужчину с упреком, говорит:

– Мужчина, посмотрите на ребенка, неужели вы не понимаете…

На что мужчина в ответ с апломбом:

– Я все понимаю прекрасно. И вообще вы моложе меня, а ребенок не такой маленький.

Женщина в ответ:

– Мужчина, поймите, он не такой, как все. Неужели вы не видите?…

В ответ мужчина начинает говорить на повышенных тонах:

– Я тоже не такой как все. Я – уникальная неповторимая личность.

Женщина в ответ ему тоже повышает голос:

– Мужчина, у моего ребенка синдром Дауна. У вас, что, тоже синдром Дауна?

После этой фразы все пассажиры автобуса начали хохотать так, что мужчина покраснел, как рак, вскочил с места и опрометью выскочил на ближайшей остановке.

Конец света

Вбегает на кухню жена и кричит:

– Вась, по телевизору сказали, что скоро конец света!

Тот, вздохнув, отрывается от газеты:

– Нин, какой по счету?

– Что значит какой? Конец света!!! Армагеддон! Ты что не понимаешь?! – в недоумении восклицает она.

– Нин, этих «концов света» было уже столько, что лично мне надоело об этом читать, а смотреть уж тем более.

– А что разве конец света не единственный? – в недоумении спросила жена.

– Нин, конец света ждут уже давно. Его ждали уже столько раз после смерти Иисуса Христа, что уже не просто не интересно, а лично мне очередная дата напоминает первоапрельскую шутку.

– Да? А я ничего об этом не слышала? Ты об этом читал?

– Да. Этих дат столько, что я их даже все сразу не вспомню. Конец света точно ждали в 33-м году, 666-м, 999-м, 1000-м, 1492-м, 1666-м, 1900-м и 2000-м. Как тебе кажется, не слишком ли много дат?

– Хм, да. Ты прав. Точно не серьезно, – озадаченно сказала жена.

– Ага. Лично мне это начинает напоминать нечто среднее между паранойей и манией, – вздохнув, ответил ей муж.

– Да уж, – улыбнулась в ответ жена.

08 Каменев Валерий, Щёлково

О маме

Утром, перед тем, как проснуться, мне приснилась мама. Я её спросил:

– Мама, тебе денег хватает?

– Хватает, Вадик, не беспокойся. Тебе нужнее: холодильник покупать, стирал ку…

В тот период жизни это был наш самый распространенный диалог. Не потому, что у мамы деньги могли закончиться. Они, действительно могли закончиться в любой момент. Что такое 32 рубля (её пенсия по старости)? Чуть больше килограмма варёной колбасы (кому-то – десять бутылок водки!).

Я тогда жил в Москве и на летний отпуск всегда приезжал домой, к маме. Отца тогда уже не было.

Я часто спрашивал её об этом потому, что знал, она никогда у меня их сама не попросит. Мать привыкла свой скромный бюджет рассчитывать точно. И даже, если бы деньги заканчивались – ничего страшного. Она всегда имела запас «на чёрный день» – пару килограмм гречки, баночку муки. И, конечно, привычный с давних пор набор: сахар, соль, чай, мыло, флакончик подсолнечного масла и даже бутылку водки. Стратегический запас на случай крупного ЧП.

Когда я шёл в город, всегда спрашивал:

– Мама, что купить? – ответ был всегда один и тот же – «купи хлеба». Если есть свежий хлеб, в доме порядок.

– Мама, может быть ещё что-нибудь?

– Ну, если только себе чего-нибудь. Для меня не нужно.

Однажды я принёс полкило сливочного масла (увидел, как в кашу она его экономно кладёт на кончике ножа). Мама удивилась:

– Ой, мне ещё масло! Сливочное масло давно уже не входило в рацион её ежедневного питания.

Это не было «жмотством». Ни с её, ни с моей стороны. Это был образ жизни, сформированный многими годами, войной и другими невзгодами. Я посылал ей каждый месяц по десятке, от большего она категорически отказывалась. Мама их не тратила, просто складывала под корпус старенькой (зингеровской) швейной машинки. Держала в качестве доказательства того, что ей хватает. С избытком.

А вот что она просила присылать, так это но-шпу (почки были не в порядке). Я присылал не регулярно. Иногда забывал. После этого я отправлял целую упаковку. Как будто этим можно было компенсировать отсутствие лекарства, именно в тот момент, когда она в неё остро нуждалась.

К праздникам я готовил маме посылочку со всякой мелочью и сладостями. В последний раз – ко дню рождения. За две недели до её ухода. Потом переживал, успела ли она её получить. Приехав на похороны, узнал – успела. Стало легче.

Во сне мы с ней встречаемся не часто (так было и в жизни), но регулярно. Эти встречи всегда происходят в обстановке той прошедшей земной жизни. Словно и я, и она продолжаем существовать в том времени.

Как и прежде, нас с ней связывает особая тонкая материя, посредством которой происходит общение душ.

9 Летнева Татьяна, Москва

Сто часов счастья, или не отрекаются, любя

«Напиши мне письмо, пожалуйста,

вперед на тысячу лет…

Не на будущее, так за прошлое…

Напиши обо мне хорошее… » (с)

Александр Яшин – Веронике Тушновой.

(К 100-летию со дня рождения Александра Яшина и памяти Вероники Тушновой)

Бог возлагает тяжесть испытанья на плечи лишь тому, кто вынесет страданье. Уравновесить боль? О, бескорыстие – Любовь! Когда судьба безжалостно стреножит, когда ни красота и ни талант уж не поможет, нить испытаний и забот притянет тот, кто преданности, верности обет возьмет. Душа любви стихами говорит, и радость, слезы, искренность – ее дыхание! Где лжи, обмана и на йоту не найти. Страдание и радость. По жизни, по судьбе. Везде. Признание. Письмо любви тысячелетием вперед – в пути! Ему влюбленности свершением и «сумасшедшинкой» расти. Его лишь любящим найти! И ожидание в них вечное!

Два имени, две звездочки, судьбы две, словно лодочки. Друг к другу – притяжением по глади Неба-озера взаимностью скользят. Без весел – душами, стремленьем обоюдности. Слились часами хрупкости из счастия обретенного. Настойчиво и тайно. Оно лишь на Земле живет случайно – неслучайно! Но душами и в Небесах переплетается, летит через года, века и расстояния

По вздоху, по искриночке, лоскутику, заплаточке, по капельке, по льдиночке. Голубоглазой змейкою, цветами нитевидными, слезинкой – предыханием, невидимым старанием. Слетают обоюдностью. Как птицы перелетные. Из сердца к сердцу чуткому, зовутся Верониками, зовутся Александрами, всегда на страже рядышком, защитниками мудрыми. Влюбленным воздаяние. Раз на Земле не сдюжилось, запуталось, замучалось, Любовью лишь оправдано их обретенье тайное. Нетленностью мгновения березы помнят встречи те, закутал лес слияние от глаз чужих и мнения и прячет от поспешности людского осуждения.

Сближение судьбы распишется в них будущим, слетит вновь вдохновением, не только повторением… дождем ли, снегом… ветром ли… и Нежность вдруг забрезжится, и прошлое привидится и не сотрется, сбудется. Свершением Надежд. Душа лишь чудом поиска живет, летит и трудится.

Сердца сойдутся встречностью и по дорожкам Млечности вернутся светлой памятью… кометами, щитами ли, цветами, самоцветами, защитниками точности… с имен корзины Вечности прольют жемчужин россыпи… словами душ несметными… созвездиями звездными…