Помоги проекту - поделись книгой:
Вся эта цивилизация уже лет 200 строится целиком и полностью на эластичных понятиях этики и морали. Нравится кому-то это или не нравится. Хотите донкихотствовать? Не согласны с двойной моралью? Что ж, это ваша печаль и — можете не сомневаться! — ваша проблема: сгинете безвозвратно. Вас перемелют и переварят на раз-два-три. Оглянуться не успеете. И последнее, что услышите, будет сакраментальное и так мучившее Достоевского: «Crevez chiens, si vous n'êtes pas contents!»
Самое время поговорить о футболе
У Гашека обыватели при виде шпика Бретшнейдера начинали говорить о футболе. О политике — чревато, о мухах — ещё более чревато, а о футболе — безопасно. Сейчас, сто лет спустя, я даже наедине с самим собой стараюсь говорить именно о футболе. Более того: не только говорить, а и думать о футболе. Проникнуться. Погрузиться. Чтобы ни жестом, ни выражением лица не дать бретшнейдерам повода усомниться в моей верноподданности. А то ведь по ошибке могут и того… Много ли мне нужно?
Беда лишь в том, что футбол двадцать первого века для меня — неведомая земля. Знаю в лицо двух, если поднапрячься — трёх игроков сборной. Из тех, что снимались в рекламе искусственных прохладительных напитков. И всё. Странно, но после этой рекламы я перешёл на природную минеральную воду.
Мои пробелы в части современного футбола, конечно, проблема моя, а не сборной России. Имею возможность посмотреть матчи и в прямом эфире, и в записи, почитать отчёты, умные суждения, пообщаться в сети с заядлыми болельщиками. Но не имею желания. Ведь для того, чтобы о футболе говорить, нет нужды в футболе разбираться: «Был старый Офсайд, был молодой Офсайд, у них были братья, это была целая громадная семья, об этом даже книга написана, “Сага об Офсайдах”». К тому же поговорить о Понедельнике, Воронине, Иванове, Яшине, Шестернёве, Блохине, Беланове, Бышовце и других легендарных личностях минут на сорок меня хватит. А надоест — не возбраняется говорить и спорить о прочих видах спорта. Олимпиада оставила богатое послевкусие, впечатления только-только доспевают. Как малосольные огурцы в кадушке.
Почему на соревнованиях так часто ломаются лыжные палки? Кажется, спички и то прочнее. То ли дело лет пятьдесят назад. Да, в старину палки были покрепче. Особенно дюралюминиевые. Такую палку не согнёшь, не сломаешь. Прежде сам загнёшься. Запросто можно было на палках палатку ставить, не опасаясь, что переломятся. А если наточить наконечник, с дюралюминиевой палкой впору на медведя ходить. Или покуситься на царя. Ведь дюралюминиевая лыжная палка — это дротик, стоит лишь убрать кольцо. Опасное холодное оружие. Помимо лыж и биатлона, палки используют любители норвежской ходьбы. Идёт такой любитель по тротуару центрального проспекта, в каждой руке по палке, царь в коляске мимо проезжает, радуется, какой у него народ спортивный, и тут...
Стоп. Бретшнейдеровская тема. Критический момент, развилка истории, а никаких критических моментов не бывает и бывать не должно. И палки патриоту следует покупать карбоновые: во-первых, очень лёгкие, во-вторых, выше КПД при толкании, в-третьих, свидетельствуют о социальном статусе пользователя, в-четвёртых, ломаются, и тем способствуют росту продаж, в-пятых, не представляют угрозы для медведей и царей.
Если дюралюминиевые палки при близком рассмотрении оказываются инвентарём двойного (если не тройного) назначения, не пора ли их заменить на лёгкие и непрочные карбоновые законодательно? Не так давно винтовки, используемые в биатлоне, являлись довольно серьёзным оружием, стоит лишь посмотреть характеристики Би 7.62. Затем пришёл черёд Би 6.5, но даже сегодняшние малокалиберные Би 7.2 хотят заменить милливаттными лазерами, сделанными из уважения к традиции в виде винтовки. Ради вящей безопасности. Чтобы медведи спали спокойно.
Однако я забыл, что огнестрельное оружие — тоже бретшнейдеровская тема. Может, лучше о допинге поразмыслить?
Есть недобросовестные спортсмены, которые нет-нет, а и скушают нехорошую таблетку или введут себе в вену что-нибудь запрещённое. Запрещённое именно для спортсменов. Это запрещённое может повредить здоровье спортсмена и (или) дать ему преимущество в состязаниях, пусть исключительно гипотетическое. Потому пойманных на допинге спортсменов отстраняют от соревнований, обыкновенно на два года поначалу, а попадутся вдругорядь — то и строже.
Это я понимаю. Действительно, одни на таблетках бегут (плывут, прыгают, стреляют и тому подобное), а другие без таблеток: где справедливость?
О вреде для здоровья, впрочем, лучше бы помолчали. Есть такие виды спорта, где и без всяких снадобий то ногу сломаешь, то руку, то позвоночник. А уж зубы летят на лёд несчётно. И ничего, никто запрещать хоккей не думает. Потому что не в здоровье дело. А в справедливости. Ради неё у спортсменов пробы берут порой еженедельно. Если бы все пробы подвергались анализу на допинг, стоимость контроля над спортсменом многократно превысила бы стоимость собственно подготовки спортсмена. Оно бы и ничего, контролирующие всегда счастливее контролируемых, не нами заведено, не нам и сетовать, но с деньгами последнее время туго и у контролирующих. Поэтому берут материал на анализ у всех, а проверяют — как получится. Исходя из требований момента.
Ладно, согласен, использовать таблетки нехорошо, потому что несправедливо. Спортсменов нужно ставить в равные условия. Но почему использовать особые таблетки нельзя, а особые костюмы, лыжи, парафины, винтовки, патроны, клюшки и прочий инвентарь — можно? Выдавать перед гонкой одинаковые лыжи, лучше по жребию, и пусть соревнуются в условиях подлинного равенства и братства. Бобслеистам — одинаковые бобы, три–четыре на соревнование, пусть катаются по очереди. В футбол играют общим мячом, и все довольны.
Помимо мышечной массы, некоторые норовят стимулировать и высшую нервную деятельность. Что тоже чревато, и потому пресекается. Или память. Если природа памяти всё-таки молекулярная, то в молекулах, а если нейроструктурная — то в перезаписи, но передача памяти от поколения к поколению сулит немалые преимущества. Укольчик — или шлем на голову на ночь, и наутро в мозгах, да и в мышцах, навыки предыдущего чемпиона по дзюдо, бобслею или шахматам. Но если допинг памяти запретят в спорте, то почему бы его не применить в других областях человеческой деятельности? Например, в армии? Путём модификации долговременной памяти делать из толпы новобранцев полки опытных, обстрелянных солдат? И казне экономия, если пустить процесс на поток. Вчера они ботаники, сетевые хомячки, а завтра, глядишь, по выжженной равнине, за метром метр…
Пойду поболтаю с коллегами о шансах нашей сборной в Бразилии.
Продавать рубли? Покупать евро? Менять доллары? Школа финансового выживания в экстремальных условиях
Чудные времена: пятый день кряду лейтмотив вопросов, попадающих в мой почтовый ящик и на «Твиттер» от читателей, сводится к одному-единственному: «Что делать со сбережениями?! Как распорядиться рублёвыми накоплениями, на которые ушло столько сил, времени и здоровья? Покупать доллары? Евро? Недвижимость? Автомашины? Куда податься?»
Полагаю, этот вопрос сегодня для подавляющего большинства любителей культур-повидла окажется полезнее любого айтишного обзора, поэтому поделюсь своими соображениями и рекомендациями, которые, будем надеяться, принесут практическую пользу всем, кто решит прислушаться.
Начнём с самого главного: существуют лишь две денежные задачи, которые может поставить перед собой человек, — сохранить что есть и приумножить что есть. Вот так всё просто, однако за простотой скрываются очень серьёзные различия в тактике и стратегии. Для сбережения нужно делать вещи, которые не имеют ничего общего с задачами приумножения. И наоборот. Сразу необходимо оговориться, что речь сейчас идёт только о деньгах, валютах и финансовых инструментах, а не о бесчисленных формах экономической активности, связанной с «живой жизнью» (купить/продать недвижимость, открыть свой бизнес, инвестировать в чужой бизнес и т. п.).
Отсюда и первый вопрос, на который вам нужно ответить: какую из двух задач вы преследуете? Мой жизненный опыт подсказывает, что приоритеты среди обычных людей примерно составляют 10 к 1: 10 стремятся сохранить то, что уже есть, и только 1 хочет приумножить свои деньги. Пропорция естественная, потому что у подавляющего большинства людей уже есть какая-никакая работа, зарплата, доходы, и они не намерены обретать новую специальность. И это замечательно.
С учётом сказанного я сосредоточусь сегодня только на первой задаче — сбережении накопленного. Тем более что вопросы «Что покупать — доллары или евро?» относятся именно к ней. Рассмотрим вкратце все расхожие варианты, а затем я расскажу о том, что считаю идеальным выходом из сложившейся ситуации.
В январе я с чистым сердцем и совестью написал серию статей, в которых настаивал на иллюзорности экономического кризиса в России. Прошло чуть более месяца — и ситуация изменилась таким образом, что кризис из иррационального страха и предчувствия превратился в реальность, которую станет отрицать только блаженный (или слепой). Как такое могло случиться?
Я по-прежнему абсолютно убеждён, что предпосылок для доведения ситуации до того чудовищного абсурда, в котором мы все оказались к 3 марта 2014 года, не было никаких. Были симптомы стагнации, были сложности с диверсификацией экономики, были неприятные тенденции, вызванные сворачиванием американской программы количественного смягчения, однако все эти симптомы никоим образом не обрекали на обвал в кризис. Тем более в такой тяжелейшей форме, какую мы получили. И снова повторю вопрос: как же такое могло случиться?
Объяснение, как это ни печально, очень простое и оттого тревожное для будущего. Моё пророчество оказалось ошибочным потому, что все свои предположения я строил, исходя из здравого смысла. А потом вдруг последовала череда безумных ходов, которые рядом со здравым смыслом не ночевали. Ходов иррациональных и диких в практическом отношении.
Я не собираюсь анализировать всю последовательность слов и дел, которые привели к тому, что сегодня за один только день совокупная капитализация российских компаний потеряла из-за биржевого обвала два с половиной триллиона рублей (для сравнения: это на 500 миллиардов больше затрат на проведение Олимпиады в Сочи и в два раза больше, чем требуется Украине для латания текущих дыр в своей экономике), а наша страна оказалась в абсолютной изоляции в мире. Изоляции, почти с неизбежностью ведущей к экономическим санкциям (если не блокаде), при которых экономика России с её тотальной зависимостью от экспорта сырья не протянет и трёх месяцев. Хочу лишь сказать, что эти слова и дела не являлись проявлением здравого смысла, а исходили из самых недр массового психоза и галлюцинаций, в которые погрузилось наше общество.
Вообще, конечно, наивность моя непростительна, поскольку я защищал диссертацию, в которой анализ иррационального поведения вполне здравомыслящих (в нормальных обстоятельствах) людей в ситуациях массового психоза являлся одной из ключевых тем. В оправдание скажу лишь, что в январе у меня не было ни малейшего шанса предвидеть развитие украинского противостояния народа коррумпированной власти. Я и представить себе не мог, что с такой головокружительной быстротой случится на Украине настоящая революция (близкая по сценарию к румынской), которая, в свою очередь, и стала основным триггером для возникновения массового психоза и галлюцинаций и на Украине, и в России. И там и здесь люди ведут себя совершенно невменяемо, принимают безумные решения и отменяют законы, которые служат спасительной соломинкой для сохранения общественного порядка и здравого смысла. Такое поведение, увы, совершенно закономерно и характеризует все революционные ситуации, какие только случались в истории.
Короче говоря, после битвы палками не машут, и сегодня мы имеем то, что имеем: полноценный кризис, из которого нужно если не выбираться, то хоть как-то защищаться от него. Вопрос материальный, на мой взгляд, имеет первостепенное значение, потому что без денег в экономическом кризисе жить очень и очень тяжко.
Деньги эти, между тем, улетучиваются со скоростью ветра: доллар, которые стоил осенью 32 рубля, вознёсся до исторического максимума — под 37 рублей!
Девальвация эта жуткая, и осязать её лучше на примере. Предположим, у вас было 500 тысяч рублей сбережений полгода назад (в сентябре 2013-го). Это соответствовало €11 627 (по курсу 43). Если вы ничего не делали, а просто сидели на кубышке, то сегодня у вас осталось лишь €10 тыс. Вы на ровном месте потеряли €1 627! 81 350 рублей!!! Согласитесь: кошмар!
Теперь посмотрим, что можно сделать для защиты. Первое, что приходит обычным людям в голову: покупать валюту! Именно так все и поступают: сметают обменники, искусственно завышая курс выше официально утверждённого ЦБ России (вчера, говорят, на страхах перед грядущей в понедельник биржевой бойней в разных обменных пунктах курс доллара доходил до 50).
Что я могу сказать? Покупать валюту (без разницы, какую — доллары или евро) сегодня очень и очень плохо. Да, шансы на то, что рубль продолжит падение, высоки, однако гарантий для усиления девальвации нет никаких. Стоит хоть чуть-чуть улучшиться политической конъюнктуре (имею в виду Крымский кризис), как валюта тут же отыграет назад. И это в тот момент, когда вы будете сидеть не на рублях, а на евро или долларах. Получится, что сначала вы потеряли на падении курса, а теперь потеряете ещё раз — уже на его росте. Психологически это будет мучительно и невыносимо: вы начнёте метаться, менять своё мнение, продавать евро, покупать доллары, теряя ещё больше на обменной вилке. В общем, врагу не посоветуешь — поверьте человеку с 20-летним биржевым опытом.
Проблема, однако, не в этих качелях. Ключевая ошибка, которую вы совершаете, переводя свои рублёвые сбережения в валюту, — это избрание стратегии, совершенно не соответствующей поставленной задаче! Мы что собирались делать? Сберегать деньги! А чем занялись? Валютными спекуляциями, которые, как известно, служат совершенно иной цели — приумножению денег!
Заработать на разнице курса, потерять на разнице курса — вы разве за этим сюда пришли? Вам нужна эта головная боль? Нет, конечно! Что же тогда делать?
Между тем существует превосходное решение для задачи сохранения сбережений! Это финансовый инструмент под названием фьючерс!
Да-да, тот самый фьючерс, который выступает чуть ли не синонимом диких биржевых спекуляций, одновременно является ещё и лучшим инструментом для хеджирования, то есть страхования рисков.
Наша задача — сохранить ценность рублёвых сбережений. То есть — защитить их от валютных рисков (связанных с изменением курса взаимного обмена). Сделать это можно с помощью одного из двух валютных фьючерсов: один называется «Фьючерсный контракт на курс евро — российский рубль» (символ на площадке FORTS — EU, текущий контракт с экспирацией в марте — Eu-3.14), другой «Фьючерсный контракт на курс доллар США — российский рубль» (символ — Si, текущий контракт — Si-3.14).

Все, кому очень хочется проникнуться деталями этих инструментов, могут почитать подробную спецификацию Eu-3.14 здесь, а Si-3.14 — здесь. Однако спешу успокоить: для защиты своих сбережений вам совершенно не нужно ничего изучать, тем более — превращаться в биржевого трейдера! Достаточно просто купить фьючерсный контракт со сроками действия, например, полгода или год (скажем, долларовый Si-3.15 с экспирацией в марте 2015-го или его аналог Eu-3.15 c аналогичным сроком жизни) и забыть по крайней мере о материальных тревогах.
Что бы ни случилось в мире: рубль обесценился до нуля или, наоборот, рухнул евро либо доллар, — ценность ваших денежных сбережений останется неизменной! Каждую копейку, которую вы потеряете на обменном курсе, вы получите обратно за счёт купленного фьючерса. И наоборот: каждый шаг укрепления рубля будет отыгрываться обратно снижением стоимости фьючерса. То есть вы ничего не зарабатываете — но и не теряете ни копейки! Ни при каких обстоятельствах.
Теперь цена вопроса: она в прямом смысле символическая. Для покупки фьючерсов вам понадобится прогуляться до ближайшего брокера (их там море, но можете смело выбирать любого из пятёрки самых надёжных — списки в интернете лежат повсюду), подписать бумаги, открыть счёт, депонировать от 10 тысяч рублей. Все. После этого вы покупаете фьючерсные контракты (любой из двух — Si или Eu) из расчёта: 1 000 евро (или долларов) = 1 контракту.
Пример: если у вас есть 500 тысяч рублей, то по сегодняшнему курсу это € 10 тыс. Значит, нужно купить 10 контрактов Eu. Цена вопроса: один фьючерс «евро — рубль» стоит 1 514 рублей (технически это не стоимость контракта, а его гарантийное обеспечение, ГО, но для вас это и будет себестоимостью сделки), один фьючерс «доллар — рубль» стоит 1 282 рубля. Плюс комиссионные брокеру, которые обойдутся примерно рублей в 50–100. Теперь можете спать спокойно: что бы ни случилось с рублём, его стоимость в твёрдой валюте останется неизменной.
Разумеется, никакой фьючерс не защитит от войны и прочих катастроф. Но тогда уж, не приведи, господи, будет реально не до денег.
Тревожные странности американского неореализма
Помнится, после просмотра «We're the Millers» подумал: «Тошнотворно, конечно, но вроде ещё не эпидемия»! Да и с чего бы: всего-то очередной эксцесс какашко-пиписечного синдрома, которым Голливуд болеет на полную голову со дней его зачатия Карлом Леммле, Вильямом Фридом, Адольфом Цукером, Луисом Мейером и братьями Ворнер.
В «We're the Millers», правда, появился и тревожный симптомчик: если раньше в общем-то безобидный еврейский юмор ограничивался на экране пуканьем и аллюзиями на мастурбацию, то в этой новой и бешено популярной у американского народа комедии «папаша» уже произносил 10-минутную речь, призванную объяснить «сынку», почему тому пора повзрослеть и сделать минет полицейскому. «Папа» и «сын» разговаривают на животрепещущую тему с обстоятельной оттяжечкой — надо так понимать, под душераздирающий хохот зрительного зала.
Моим надеждам, увы, не суждено сбыться. После «We're the Millers» фильмы совершенно инопланетной эстетики пошли косяками, и по крайней мере у меня уже не остаётся сомнений: речь не о специфике какого-то национального или, тем паче, авторского мироощущения, а о настоящей эпидемии, грозящей уничтожением всех представлений о морали, социальных нормах и красоте, какие человечество сумело выработать за тысячелетия.
Новое явление, которое мы наблюдаем в современном кинематографе, лучше всего определить как «американский неореализм», поскольку у него есть чётко прослеживаемый генезис. Я имею в виду, однако, не классический итальянский неореализм Лукино Висконти и Витторио де Сика, а «жёсткий взгляд» на жизнь общества, который доминировал в кинематографе 70-х годов: фильмы Джорджа Пана Косматоса («Резня в Риме»), Этторе Сколы («Отвратительные, грязные, злые» — в пятёрке моих самых любимых картин), Сэма Пекинпы («Соломенные псы»), а также целый кластер фильмов мафиозно-политической тематики, созданных в Италии и Франции.
В 80-е годы мода на отрезание голов капканами на широком экране сошла на нет и благоразумно переместилась в нишу «авторского» и жанрового кино. Где и пребывала до недавнего времени в целости и сохранности. С одной стороны, у нас есть хрестоматийный образец «Необратимости» Гаспара Ноэ (поминал этот фильм в рецензии на «Тихоокеанский рубеж» — «Католическая экскурсия от экзорцизма к новому канону»), с другой — густо унавоженные нивы бескрайнего жанра horror movies.
Очевидно, что истоки современного «американского неореализма» легко прослеживаются в перечисленном выше наследии мировой кинематографии, и тем не менее приходится констатировать: мы имеем дело с явлением качественно нового порядка. Свой вывод продемонстрирую на примере одного из лучших образцов нового отражения жизни — «Killing Them Softly» («Убейте их так, чтоб не мучились», дебильный русский лжеперевод в прокате — «Ограбление казино», 2012).
Режиссёр «Killing Them Softly» — новозеландский австралиец Эндрю Доминик, продюсер и исполнитель одной из главных ролей — Бред Питт. Фильм далеко не проходной: в 2012 году был номинирован на Пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля, получил весьма серьёзную поддержку профессиональных критиков, с лихвой окупился в прокате (бюджет — $15 млн, касса — $37,5 млн).
Фильм длится 97 минут, и почти все это время меня не покидало стойкое чувство, что я подсматриваю за каким-то в высшей степени непристойным и омерзительным действом. Откуда это чувство берётся — я объясню чуть позже, пока же скажу, что — явно не из сюжета: один глупый итальянский полукриминальный гешефтсмахер нанимает американский riff-raff (лучшее, что приходит в голову для перевода — «социальный отброс») и его конченого приятеля-наркомана для ограбления подпольного покерного притона. Притон принадлежит местной бандоте, которая не вполне понимает, как ей реагировать на наезд. До тех пор пока на сцене не появляется «чистильщик» из еврейской мафии Джеки Коган (Бред Питт), быстро раздавая всем сёстрам по 9-граммовой серьге.
Как видите, ничего особенного: сюжет как сюжет, каких в гангстерско-криминальном жанре пруд пруди. Тем не менее спокойно фильм смотреть нормальному человеку совершенно невозможно. Периодически хочется то провалиться под землю, то заткнуть уши, то закрыть глаза. И причина, как я сказал, не в сюжете, а в эстетике.
Что имею в виду? Отнюдь не «субъективную камеру» (которую лично не то что не переношу на дух, а ненавижу лютой ненавистью), тем более — не эстетизацию жестокости (все убийства даются рапидом, да ещё и с разных камер; помню, подобный детский сад очень уважал Клод ван Дамм для фиксации своих маваши в ухо). «Killing Them Softly» смотреть невозможно из-за... текстов!
Если отключить звук, то, наверное, от «Killing Them Softly» можно даже получить удовольствие, вот только слушать разговоры, которые ведут персонажи в кадре, нормальному в психическом и социокультурном отношении человеку не представляется ни малейшей возможности. На протяжении полутора часов совершенно омерзительные личности ведут обстоятельнейшие беседы о том, как, кому, куда, во что можно прессануть, приставить, воткнуть, а также — как, кого, обо что и чем можно долбануть, чтобы сделать инвалидом, но не убивать понапрасну (та самая метафора killing softly).
На этом говорении и строится вся эстетика «американского неореализма». Дело вовсе не в том, что герои делают на экране, а в том, что они говорят! Великая американская эстетическая революция второго десятилетия XXI века — это all about talks! Это революция дискурса, а не активного действия.
Оно и понятно: кто же американскому человеку даст свободно действовать?! В смысле — «прессовать», «приставлять», «втыкать», а тем более «мочить» кого попало? Я вас умоляю! Американский человек сегодня посмотреть лишний раз в направление негра, ребёнка или женщины не имеет возможности: первый тут же засудит за расовую дискриминацию, второй — за педофилию, третья — за сексуальные домогательства!
Американский человек живёт в обществе тотальной социальной репрессивности. Что, в общем-то, не так уж и плохо, поскольку позволяет сдерживать омерзительные порывы и позывы души, которые копились два столетия в нации, предоставленной самой себе и пользовавшейся совершенно беспрецедентной в истории человечества мерой социальной свободы. В подобном беспределе американский человек переполнился мерзостными фантазиями и желаниями, которые ему куда-то нужно выплёскивать. На улице не дадут (а если попробует, то в лучшем случае разорят дотла или сгноят на нарах, а так — просто пристрелит полицейский, а то и вообще vigilante вроде Джорджа Циммермана), поэтому остаётся только один путь — сублимация!
 Как можно сублимировать? Традиционный способ: в приватности частного жилища! Так оно и было последние 100 лет: американский человек выходил на улицу, шёл на работу, выполнял свои общественные обязанности, подчиняясь строгим порядкам общежития (ближе метра к незнакомому человеку подойти не моги! слова грубого не скажи!), затем возвращался домой, и тут начиналось такое, что ни в сказке сказать, ни пером написать! Разгул фантазии за гранью реальности. Можно только догадываться, каким величайшим подспорьем оказалось открытие интернета, позволившее виртуализовать свои пороки ad infinitum.
Сакральный смысл «американского неореализма» в кинематографе заключён в дополнительных возможностях, которые даёт вербальная экстериоризация процессу сублимации пороков, накопившихся в обществе.
Звучит, понимаю, устрашающе, но смысл прозрачен. Поясню на примере. Фильм «Killing Them Softly» снят по роману «Ремесло Когана» (Cogan's Trade), написанному Джорджем Винсентом Хиггинсом аж в 1974 году. Хиггинс — очень тонкий писатель, даром что был юристом, преподавателем в колледже и вёл колонку в газете. Я не поленился, скачал и пролистал «Cogan's Trade». Так все и есть: книга написана брутальным матерным языком с сексуальной обсессией.
Есть лишь одна тонкость: таким же брутальным матерным языком написана половина американской литературы последних 50 лет! Не только, кстати, американской: и французской, и сербской (перечисляю только то, что знаю лично, хотя не сомневаюсь, что нормы многих современных письменных культур допускают точно такое же свободное обращение с языком). Тонкость же заключена в том, что одно дело — книга, а другое — кинофильм!
Поделиться книгой: