Нагнав три лодки, богаче разукрашенные, Марк захватил их в плен вместе со всем экипажем; в числе пленных оказался, между прочим, и один юный воин, в котором Биль Броун и Уаттельс тотчас же признали любимого сына Ваальди. Добыча оказалась чрезвычайно удачной, и Марк решил ею воспользоваться как можно лучше. Выбрав одного из своих пленных, он послал его к Ваальди с предложением обмена пленных. С помощью Броуна и Уаттельса Марку не трудно было вести переговоры с индейцами, так как за три года своего плена эти матросы прекрасно изучили родной язык островитян.
Ваальди не сразу согласился довериться честности своих победителей. Однако, родительское чувство взяло верх, и вождь индейцев явился на судно. Перед Марком стоял теперь его противник. То был бесспорно умный, хитрый индеец. Он предложил было для выкупа и лодки, и одеяния из цветных перьев, китовые зубы — вещи, весьма ценные для этих народов; но не такого выкупа требовал Марк; в обмен он требовал пятерых своих товарищей, бывших в плену у индейцев; в противном случае он грозил возобновить против индейцев военные действия.
В душе Ваальди происходила сильная борьба, ему очень не хотелось упустить из своих рук бледнолицых пленников, но любовь к сыну взяла верх.
После двухчасовых переговоров и препирательств, всевозможных хитростей и изворотов между двумя воюющими сторонами был заключен такого рода договор: «Авраам» будет сопровождать индейский флот до группы островов Бэтто; по прибытии Ваальди должен будет послать кого-нибудь из своих приближенных за пятью матросами, а сам остаться на судне «Друг Авраам Уайт» до той минуты, пока не состоится обмен пленных. Хитрый Ваальди хотел включить в этот же договор еще пункт, обязывающий колонистов содействовать намерениям вождя низвергнуть окончательно ненавистного соперника его Урууни (последний был скорее лишь временно принижен, чем покорен). Марк, конечно, отказался принять на себя такое обязательство. Все граждане Кратера и Пика были гораздо более расположены оказать Урууни посильную поддержку, нежели содействовать его окончательной погибели. Марк даже намеревался лично увидеться с этим благородным изгнанником перед своим отплытием с островов Бэтто.
Пускаясь в путь вслед за индейским флотом, Марк, вероятно, не смог бы даже известит свою жену о своем отъезде на дальние острова, если бы ему в этом не помог заботливый Боб Бэтс.
Заметив, что «Авраам» скрылся из вида под ветром, Боб поспешил снарядить «Нэшамони» и издали последовал за «Другом Авраамом Уайтом», рассчитывая в случае беды быть ему чем-нибудь полезным. В тот момент, когда уже договор был заключен, Боб подошел к судну и, повидавшись с Марком, успел получить от него все сведения.
Глава XIX
Прошло дня три прежде, чем «Друг Авраам Уайт» и флот Ваальди очутились в виду островов Бэтто. Лодки индейцев возвратились к своим обычным стоянкам, а «Авраам» остался в открытом море. На следующий день на судно прибыли пленные: Диккинсон, Харрис, Джонсон, Эдварде и Брайт. Индейский вождь с большою неохотой расставался со своими пленными, которыми он чрезвычайно дорожил как людьми, от которых можно было многому научиться. Вместе с тем такое усиление экипажа «Авраама» делало это судно немалой силой в этих морях.
Двенадцать матросов, все сильных, ловких и здоровых парней, привычных к делу, да еще две исправных коронады и шестифунтовая пушка с большим запасом снарядов представляли действительно такую силу, с которой туземным племенам приходилось считаться. Ваальди понял это с первого же раза и потому вторично сделал попытку заручиться содействием переселенцев против Урууни. Хитрый индеец предложил Марку взамен ожидаемой от него поддержки признать остров Ранкокус собственностью белых. Марк поблагодарил своего нового «приятеля» за щедрый подарок, но при этом заметил, что остров Ранкокус он давно считает собственностью колонии. Марк предупредил Ваальди, что если он посмеет предъявить на Ранкокус свои права, то колонисты вытеснят его силою своего оружия даже и с этих островов. Вследствие такого рода переговоров Марк и Ваальди расстались не совсем дружелюбно. Затем Марк начал обсуждать с товарищами настоящее положение дел. Джонс хорошо знал Урууни, с которым он прожил довольно долго до того времени, когда этот честный вождь был побежден своим соперником. Все признали необходимой поездку Джонса к Урууни.
Часов шесть спустя Марк имел удовольствие принимать у себя благородного Урууни. Марк в теплых, сердечных выражениях благодарил индейца за его радушие и гостеприимство по отношению к его жене, сестре, Бобу и другим его единоплеменникам и предложил ему свою помощь и содействие в случае надобности.
Почти все присутствующие матросы знали Урууни если не лично, то по слухам за человека честного и добродушного. Тут же на юте и состоялось совещание, на котором обсуждали все нужды Урууни и все грозившие ему опасности, при чем разбирали взаимные соотношения отдельных островов между собою. Хотя значительная часть населения примкнула в момент переворота к энергичному и предприимчивому Ваальди и тем содействовала его возвышению, но теперь большинство уже раскаивалось в своей ошибке.
В группе островов Бэтто был один главный остров, служивший центром для всех остальных островов. Урууни родился и жил там всю свою жизнь до того момента, когда Ваальди удалось изгнать оттуда его и всю его семью и запугать злополучное население этого острова угрозами и казнями. Эти люди большею частью против воли должны были признавать в нем своего вождя и повелителя. Если бы Урууни теперь вновь удалось овладеть этим островом, то одного этого было бы уже вполне достаточно для того, чтобы уравнять шансы двух враждующих вождей и даже вполне обеспечить преобладание Урууни до тех пор, пока он будет находиться под покровительством переселенцев.
Прежде всего Марку хотелось, если возможно, избежать в этом деле кровопролития, и потому он решил более всего действовать страхом и угрозой. С этою целью он подошел на расстояние пушечного выстрела к главной крепости Ваальди и предложил ей сдаться, а командиру гарнизона приказал не только немедленно очистить крепость, но и совершенно удалиться со своими людьми с этого острова.
Предложение это было встречено самым решительным отказом. Но у Марка имелся довольно веский аргумент. В то же время Урууни высадился на берег; при его появлении все тайные и явные приверженцы его схватились за оружие как один человек; заранее уверенные в поддержке грозного судна, они мгновенно образовали вокруг своего бывшего вождя такую военную силу, с которой он легко бы мог побросать в море сторонников Ваальди. Но тем не менее эта горсть людей оказала самое энергичное сопротивление до той минуты, покуда Марк не дал по ним меткого выстрела из своего шестифунтового орудия. Картечь, пробив ограду крепости и, к счастью, не ранив никого, наделала много шума и произвела страшный переполох в крепостном гарнизоне, после чего начальник крепости послал Марку пальмовую ветвь в знак покорности. Весть об этой победе Урууни произвела громадное впечатление на всех островитян, так что менее чем в двое суток прежний вождь получил прежнюю силу и власть, и свержение Ваальди произошло почти без всякого кровопролития.
Со дня начала военных действий на Рифе прошло уж около недели, и так как Марк знал, что о нем беспокоятся дома, то он не воспользовался любезным приглашением погостить подольше на островах Бэтто. Убедившись, что эта группа островов изобилует очень редким сандальным деревом, Марк воспользовался случаем и заключил с туземцами договор, в силу которого те обязывались вырубать и поставлять на берег известное количество этого дерева. По истечении трехмесячного срока «Друг Авраам Уайт» должен был зайти сюда вновь и забрать этот груз. Покончив с этими делами, «Друг Авраам Уайт» отплыл в обратный путь.
С Рифа «Авраама» увидали почти за час до того, как он вошел в порт; все обитатели Рифа вышли навстречу победителям и шумно приветствовали их возвращение.
Счастливая успехом колония могла теперь надеяться на полное спокойствие и безопасность в будущем.
Однако, с присоединением еще пяти матросов, составлявших некогда часть экипажа «Ранкокуса», положение колонии значительно изменялось, и у Марка явился вопрос о том, каковы теперь его обязанности в отношении к его судовладельцам.
Для обсуждения этого важного вопроса он решил вновь собрать совет, и с этой целью на другой же день поутру, забрав с собою всех своих матросов и почти всех переселенцев мужского пола, Марк вместе с женой и ребенком отплыл на Пик.
Спустя шесть часов «Друг Авраам Уайт» входил уже в Миниатюрную бухту. После взаимных приветствий и радостных поздравлений вновь прибывшие матросы ознакомились со своими новыми товарищами; четверо из них, в том числе Билль Броун, тут же записались в постоянные члены колонии и были приняты в число сограждан Рифа, так как они имели желание провести остаток своих дней в этом благословенном краю. Остальные трое обязались на известный срок остаться на службе у Марка с тем, чтобы по прошествии этого срока им было предоставлено право вернуться вновь на родину.
На совете Марк изложил свои сомнения относительно судна. Долгое время он думал, что «Ранкокус» навсегда прикован к месту; со времени последнего землетрясения он очутился в яме, где под ним едва хватало воды. Но присутствовавший при спуске «Ранкокуса» Боб знал, что его осадка равняется всего пяти метрам, а Билль Броун брался дать судну еще от шести до семи метров воды для того, чтобы вывести его из западни.
Раз являлась возможность вывести «Ранкокус» в море, отсюда сам собою вытекал вопрос: не следовало ли теперь вернуть это ценное судно тем, кому оно принадлежит? Но кому? Хотя Авраам Уайт и его компаньоны были давно уже вознаграждены за свои убытки страховою премией, но теперь на «Ранкокус» имели неоспоримое право страхователи. Нагрузив здесь судно сандалом и обменяв его в Кантоне на груз чая, можно было получить такие барыши, которые могли с избытком покрыть все затраты и расходы на судно.
Однако, Марк не хотел расстаться с мыслью о дальнейшем существовании и процветании основанной им колонии, и потому перспектива покинуть эти края на целые двенадцать месяцев, а может быть, и более страшила его. Он сознавал, что если он и Бриджит с ребенком уедут, то остальные разбредутся в разные стороны, полагая, что они более не вернутся, и столь успешно начатое им дело колонии рухнет неизбежно. Решено было сделать прежде всего попытку извлечь судно из его тесного места заключения, а затем уже обсудить и дальнейший образ действий. Одновременно с этим решением к Урууни и Ваальди были посланы весьма ценные для них подарки, в роде стеклянных бус и ожерельев, ножей, топоров и тому подобных вещей, составлявших часть груза «Ранкокуса»; взамен этого колонисты просили их вновь распорядиться заготовкою возможно большего количества сандала. Для выполнения этого поручения были посланы Боб и Джонс на «Нэшамони». По исполнении возложенного на них поручения они немедленно вернулись на Риф, где их помощь была нелишняя для работы на «Ранкокусе».
Хитон и Ункус остались на Пике для охраны этой части колонии и для работы на лесопильне, а все остальные мужчины вернулись на Риф, где тотчас же приступили к работам на судне. Очистив трюм от всего, что там было свалено, наши колонисты перетащили на берег все бочки и боченки с пресной водой, которые служили вместе и балластом для судна. Когда весь этот груз был удален с корабля, наши приятели с радостью убедились, что судно поднялось, а после того, как с «Ранкокуса» были сняты все остатки парусов, снастей и мачт, его корпус подняло еще больше. По прошествии недели дело с выгрузкою и уборкой всего, что можно было снять с судна, уже значительно двинулось вперед и подходило к концу. Однажды под вечер, во время прилива подул сильный и свежий ветер, и Марк решил воспользоваться им для того, чтобы вывести «Ранкокус» из его тесного бассейна. И вот, при громких кликах радости всех присутствовавших, судно колыхнулось и тронулось вперед; первый трудный шаг был сделан, и всем было ясно теперь, что нелегкая задача переселенцев увенчалась полным успехом.
В тот же день «Ранкокус» подвели к берегу, и он стал на якорь так же надежно, как если бы находился у набережной порта в Филадельфии. Затем колонисты приступили к конопатке судна и принялись подчищать и починять его паруса, мачты и снасти. Все было приведено в должный порядок; не забыты были и пресная вода и съестные припасы, и всякого рода инструменты и орудия. Оставалось только позаботиться выбором экипажа. Боб давно уже успел вернуться с вестью, что туземцы на самом берегу главного острова заготовляют громадное количество сандала, и по прошествии месяца «Ранкокус» может принять свой груз и плыть в Кантон.
Понятно, что в число экипажа прежде всего попали те трое матросов, которые высказали желание вернуться на родину, а именно: Джонсон, Эдвардс и Брайт; Боб был назначен старшим помощником капитана, а Биглоу — младшим. Билль Броун остался комендантом на Рифе, Уаттельс пожелал остаться с ним, но Диккинсон и Харрис, хотя намеревались вернуться в колонию, все же непрочь были отплыть на судне. Подобно Биллю Броуну, они также мечтали о женитьбе; разница была лишь в том, что Броун поручил Марку выбрать для него подходящую во всех отношениях невесту, а Диккинсон и Харрис предпочитали избрать себе жен по своему личному вкусу. Только один Уаттельс совсем не высказался по этому поводу.
Пока готовились к отплытию, в среде переселенцев состоялся еще один счастливый брак: Ункус соединил свою судьбу с судьбою Юноны; он построил хорошенькую хижинку на Пике и зажил очень счастливо своим хозяйством.
Настал момент отъезда. Бриджит долго рыдала в объятиях своего мужа; Марта, повидимому, спокойно рассталась с Бобом, но на душе у ней было также нелегко.
С рассветом «Ранкокус» вышел в море; Броун и Уаттельс сопровождали его на «Нэшамони» до группы островов Бэтто. Тотчас же по приезде на остров Марк попросил Урууни созвать всех своих старшин, данников и в присутствии жрецов торжественно воспретить всякого рода общение с переселенцами в течение года. По прошествии этого срока Марк обещал снова вернуться к ним с многочисленными и ценными подарками.
Нагрузив изрядное количество сандала и получив от Урууни восемь ловких, способных индейцев в состав экипажа «Ранкокуса», Марк пошел в Кантон. Пятьдесят дней спустя «Ранкокус» входил в порт города Кантона, где без труда выгодно продал свой груз, после чего, забрав груз чая, он остался с крупным барышом. Как раз в это время продавался небольшой американский бриг. Марк приобрел его за весьма сходную цену, нагрузил всякими полезными товарами и провиантом, в том числе несколькими английскими коровами, богатым запасом железа, снарядов и разного рода оружием. Бриг этот оказался очень быстроходным и легким судном; киль его был обит медью, хотя и не новой, но достаточно прочной. Вооружен он был десятью шестифунтовыми пушками и обладал вместимостью в двести тонн. Все бумаги его были в полном порядке, а назывался он «Сирена». Конечно, Марку пришлось бы отказаться от этой покупки, если бы ему не посчастливилось встретиться в Кантоне с одним из своих прежних друзей, который женился здесь на англичанке и был поставлен поэтому в необходимость отказаться от морской службы ради спокойствия своей жены.
Приятель этот, по фамилии Саундерс, был всего года на три старше Марка и отличался прекраснейшим характером. Узнав историю вновь образовавшейся колонии, Саундерс захотел стать ее гражданином и предложил набрать экипаж из американцев, как и он, очутившихся без дела в данный момент. С ними он брался довести «Сирену» до Рифа. Порешив на этом, «Сирена» ушла в море накануне того дня, когда «Ранкокус» вышел из Кантона в Филадельфию. Биглоу перешел на «Сирену» в качестве старшего помощника командира, а вместе с тем и лоцмана. Его место на «Ранкокусе», по приглашению Марка, занял другой молодой офицер.
День прибытия «Сирены» на Риф был великим событием для всех переселенцев, и так как, согласно распоряжениям Марка, это новое судно не должно было отлучаться из колонии до конца года, то присутствие судна столь внушительных размеров могло служить переселенцам гарантией полнейшей безопасности.
Нет надобности останавливаться на всех подробностях плавания «Ранкокуса». Довольно сказать, что он в надлежащее время вошел еще раз в Делавар, к немалому удивлению всех заинтересованных в нем лиц. Авраама Уайта в это время уже не было в живых, и все товарищество судовладельцев распалось; однако, право собственности на это судно по закону перешло к страховщикам. К ним-то и явился по своем приезде Марк с подробным отчетом обо всем случившемся. Привезенный чай ему удалось продать очень выгодно, о чем он также сообщил страховой компании, которая, обсудив это дело, решила, по вычете суммы, равной сумме выплаченной ею страховой премии, и следуемых ей с нее процентов, самое судно и остаток суммы, вырученной Марком от продажи груза, предоставить добросовестному и честному капитану Вульстону в полное его владение в благодарность за оказанные им обществу услуги. Не только вся его семья встретила Марка с распростертыми объятиями, но и сам доктор Ярдлей переменил о нем свое мнение и соблаговолил протянуть ему руку в примирение. Вслед за тем Марк приступил к разным приготовлениям для скорого отплытия на остров Кратера, который он с Бриджит втайне решили сделать своим основным местопребыванием, предпочитая его всем красотам Пика. На кратере Марк прожил столько тяжелых дней, дней одиночества, отчаяния и муки, что он невольно стал как-то особенно близок обоим супругам.
Глава XX
В числе знакомых Марку людей был один молодой человек, по фамилии Пэннок; женившись очень рано, он успел стать отцом троих детей; человек весьма небогатый, он уже не на шутку начинал ощущать в своем домашнем обиходе бремя многочисленной семьи. Пэннок был прекрасный фермер, человек очень работящий и смолоду привыкший к труду.
Марк в минуту откровенной беседы предложил ему ехать вместе с собою, захватив также и семью, состоявшую из жены, троих детей и двух его сестер, молодых девушек. После некоторого размышления Пэннок принял предложение.
Марк поручил ему вербовку добровольных переселенцев для сформирования экипажа, а сам занялся закупкой всего необходимого и приготовлениями к скорейшему отплытию в обратный путь. Двое братьев Марка — Чарльс и Абрам Вульстон — также выразили желание переселиться на остров; кроме того, к ним присоединились еще пятьдесят других эмигрантов. Все это делалось под величайшим секретом, с целью не привлекать общественного внимания на новую колонию, потому что это могло пагубно отозваться на ее процветании и благосостоянии.
По прошествии некоторого времени «Ранкокус» снова ушел в море с полным грузом разнообразного товара. Между прочим, он вез немалое количество всякого рода орудий и инструментов, множество различных семян, штук шесть коров и несколько пар улучшенной породы свиней, двух кобылиц и запряжку волов; всевозможные тележки, тачки и т. п. также имелись здесь в значительном количестве. Кроме того, он вез большой запас железных прутьев, брусьев, гвоздей всякого сорта и других металлических изделий и, наконец, несколько тысяч долларов, преимущественно мелкой медной монетой. Кроме того, и все переселенцы везли с собою в большем или меньшем количестве звонкую монету. В трюме был сложен значительный запас строевого леса, а магазин был полон вооружения для «Ранкокуса». Марк приобрел еще четыре полевых орудия небольшого калибра, две трехфунтовых пушки, две гаубицы двенадцатифунтового калибра, с лафетами, и несколько дальнобойных орудий.
Помимо артиллерии, Марк вез с собою еще двести штук мушкетов и пятьдесят пар пистолетов. Однако, наибольшее значение Марк придавал не столько предметам, сколько людям, которых он увозил с собою на Риф. Все до единого переселенцы принимались им с большим разбором; при этом особое внимание было обращаемо на нравственные качества каждого человека. Кроме того, Марк позаботился и о том, чтобы в числе переселенцев были представители различных профессий, и, главным образом, разный ремесленный и мастеровой народ: плотники, каменщики, слесари, сапожники, портные и тому подобное. Почти все они были люди семейные, за исключением нескольких молодых людей и девушек, братьев или сестер кого-либо из эмигрантов. Все пространство между деками было предоставлено в распоряжение переселенцев, число которых достигало двухсот семи человек, не считая детей.
Судно находилось уже сто шестьдесят дней в море, считая в том числе два дня стоянки в Рио-де-Жанейро, и все с нетерпением ожидали окончания плавания; некоторые даже опасались, что капитан не достаточно хорошо знаком с этими морями, чтобы отыскать острова, о которых он говорил им; однако, в существовании этих островов никто не сомневался. Но вот находившиеся на судне краснокожие стали вдруг уверять, что они чуют близость земли; это уверение подействовало успокоительно на всех.
Вскоре после того, около полудня, Марк взошел на палубу с своим квадрантом и немного спустя объявил о результатах своих наблюдений; по его мнению, их судно должно было вскоре войти уже в воды Кратера. Одно из многочисленных морских течений отнесло их немного дальше к северу, чем он предполагал; по его вычислениям выходило, что они теперь находятся всего в тридцати милях на север от желанных островов. Это известие было встречено всеобщими криками радости и восторга. Но часа три спустя матрос, стоявший на вахте, объявил, что земли еще не видно. Страшное подозрение проснулось на минуту в душе Марка: неужели новое конвульсивное движение недр земли поглотило опять все то, что оно так недавно вызвало к жизни? Но вот сверху кто-то крикнул: — Парус! — а уже час спустя оба судна были настолько близко друг от друга, что с помощью зрительной трубы прекрасно можно было различать предметы.
— Это «Сирена»! — воскликнул Марк. — Но что она здесь делает, на ветре у островов?
— Быть может, это готовится для нас торжественная встреча, — заметил Боб. — Теперь как-раз то время, когда они должны нас ожидать, и я готов побиться об заклад, что ваша супруга и Марта пожелали выехать навстречу своим мужьям.
Слова эти вызвали невольную улыбку на устах Марка, продолжавшего между тем свои наблюдения.
— Там, на «Сирене», творится что-то странное. Взгляни же, Боб, ведь она рыскает из одной стороны в другую, шатается и кренится, как хмельной матрос! Как видно, там никого нет у руля!..
— Да, да, смотрите, как парус-то полощет!
— Да что же это такое?!
Марк с озабоченным лицом расхаживал теперь взад и вперед по палубе, приостанавливаясь лишь по временам, чтобы взглянуть на постепенно приближавшееся судно.
Оно теперь было уже на расстоянии не более одной мили от «Ранкокуса».
Вдруг Марк позвал к себе Боба, чтобы отдать приказ снять койки. Это сигнал ужасной, решительной минуты перед сражением.
— Все наверх и по местам! — вдруг крикнул Марк.
Все бывшие на судне всполошились, забегали, готовясь к сражению; откатывали орудия, заготовляли снаряды, ядра. Тем временем «Ранкокус» подошел к «Сирене» на расстояние пушечного выстрела; теперь уже можно было ясно видеть, что творилось на «Сирене». Никто из присутствовавших не мог понять столь странных эволюции брига. Очевидно, там имели намерение уменьшить ход, но вместо того бриг ежеминутно рыскал то в одну сторону, то в другую, а некоторые менее тяжелые паруса почти все время бились о стеньги [35]. Марк внимательно следил за всем, происходившим на бриге, а также приглядывался и к людям экипажа, которые суетились у парусов.
— Готовь одну из пушек! Случилось какое-то несчастье; наш бриг в руках индейцев, но они не могут с ним справиться.
Можно себе представить впечатление, какое произвели эти слова на всех присутствующих; если индейцы овладели бригом, то, следовательно, они овладели и Рифом, и Пиком; что же, в таком случае, ожидало переселенцев? Прошло еще около четверти часа страшного ожидания для экипажа и беспредельной муки для Марка. Боб также был встревожен. Случись теперь Ваальди подвернуться ему под руку, индейцу бы не сдобровать. Неужели Урууни мог изменить им, нарушить свои обещания? Нет, этого ни Боб, ни Марк не могли допустить.
— Орудие в порядке? Готово оно к бою? — спросил вдруг Марк.
— Да, капитан, совсем готово, по первому сигналу будем палить.
— Ну, так открой огонь! Да целься выше! Попробуем сперва только пугнуть их. И горе им, если они не сдадутся!
Раздался выстрел, но, к немалому удивлению всего экипажа, бриг отвечал тотчас же залпом с целого борта; но эта энергичная демонстрация оказалась единственною попыткой сопротивления со стороны судна. Несмотря на то, что бриг открыл огонь из всех пяти орудий борта, ни один снаряд не причинил вреда «Ранкокусу», потому что индейцы стреляли, не наводя орудий, а просто наугад, и сами же пострадали при этом: три-четыре человека из их экипажа были опрокинуты и зашиблены откатом орудий. Приняв этот неизбежный факт за проявление гнева своих богов, весь экипаж и все присутствующие пришли в какой-то дикий ужас и смятение; они сбились в кучу, кричали, воздевали руки вверх, совершенно забыв о судне; никем не управляемое, оно вышло из ветра, но и этого никто не заметил.
«Ранкокус» между тем приближался с очевидным намерением итти на абордаж. Марк, в сущности, вовсе не желал, чтобы дело дошло до рукопашной, и приказал стрелять в неприятеля картечью. Этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы решить битву. Двенадцать краснокожих были убиты или ранены, многие поспешили спрятаться в трюм, другие взобрались на мачты, но большинство, нимало не задумываясь, прыгнули за борт и бросились спасаться вплавь. К немалому удивлению зрителей, эти пловцы направились в сторону ветра; это, без сомнения, означало, что в этом направлении они надеялись встретить землю или лодки. Марк, придерживаясь кормы брига, закинул абордажные крюки и во главе двадцати человек из своих людей вскочил на палубу «Сирены» и беспрепятственно овладел судном.
Отдав матросам необходимые приказания как командир судна и восстановив надлежащий порядок в снастях и парусах, Марк тотчас же спустился во внутренние помещения брига. В каюте он нашел мистера Саундерса (или, как его называли все переселенцы, капитана Саундерса), связанного по рукам и ногам, комиссара и Биглоу постигла та же участь; они были найдены в помещении матросов также связанными. За исключением этих трех человек, весь экипаж «Сирены» состоял еще из двух человек в тот момент, когда она была захвачена индейцами. Саундерс положительно не мог сообщить Марку никаких подробностей о всем случившемся.
Марк узнал от него, что «Ранкокус» теперь находится не на ветре у кратера, а под ветром, и если бы он продолжал итти в том направлении, в каком шел, когда встретился с «Сиреной», то он к восходу солнца пристал бы к острову своего имени. Кроме того, Саундерс успокоил Марка относительно участи женщин и детей; все они находились на Пике, и ни одна из них не отлучалась из Эдема уже более шести месяцев, то есть с тех пор, как смерть Урууни развязала руки Ваальди. Тотчас же после смерти отца сын Урууни, наследовавший от него власть, был свергнут Ваальди, который, нимало не стесняясь заклятиями и торжественным воспрещением своих жрецов, стал убеждать своих единоплеменников пойти против белых. Наобещав им полный разгром всего имущества переселенцев и груды столь драгоценного для них железа и меди, якобы, имевшихся на судне, Ваальди собрал вокруг себя немалое число соратников. Однако, как хитрый и предусмотрительный политик, он не сразу двинулся войной на белых. После того, как ему удалось захватить верховную власть, Ваальди стал преднамеренно осыпать переселенцев всевозможными доказательствами своего благорасположения и внимания к ним. Он заготовил громадные запасы сандального дерева, которые обещал перевезти на Риф, и первый большой транспорт был действительно им доставлен; одним словом, не было такой дружественной услуги, которую бы он не постарался оказать переселенцам с целью ослабить их бдительность и осторожность. Никто на кратере не ожидал нападения; все готовились к встрече Марка, и возвращение «Ранкокуса» ожидалось со дня на день.
«Сирена», забрав громадный груз сандала на островах Бэтто, выгрузила его на кратере и затем вышла в море навстречу «Ранкокусу» с тем, чтобы поскорее доставить Марку сведения о делах колонии. Это было как раз поутру того дня, когда произошла встреча «Сирены» и «Ранкокуса». Экипаж «Сирены» состоял на этот раз из капитана Саундерса, Биглоу, комиссара, повара и еще двух людей, нанявшихся в Кантоне. Двое последних стояли, как на беду, на вахте, когда, пользуясь предрассветною мглою, к судну подкрались индейцы. Будучи пьяны, матросы даже не заметили приближения неприятельской флотилии и поплатились жизнью за свое небрежное отношение к долгу службы. Остальные находившиеся на бриге люди были обязаны своей жизни только тому счастливому обстоятельству, что все они спали крепчайшим сном в момент нападения индейцев на их судно. Не видя в них помехи своему разбою, индейцы не нашли нужным их убивать. Завладев бригом, они решили отвезти свою спавшую добычу на острова Бэтто, и бог весть, что сталось бы с злополучным экипажем «Сирены», не повстречай ее «Ранкокус».
Саундерсу ничего не было известно относительно численности неприятельского флота или дальнейших намерений врага. Он полагал, что судно его было атаковано весьма незначительною частью войск Ваальди, с их грозным вождем во главе. По некоторым словам и жестам, подмеченным Саундерсом в то время, когда его вязали, он полагал, что остальная, более многочисленная часть войск Ваальди проникла в каналы, ведущие к Рифу, понятно, с целью разграбления острова. В настоящее время на кратере пребывали Сократ, Ункус и Уаттельс с их женами и семьями; других защитников там не было. На вершине кратера еще перед отъездом Марка был построен довольно просторный и красивый дом, и хотя он еще не был вполне докончен, но все же имел громадную цену в глазах переселенцев; на луговине повсюду разбрелись стада свиней, число которых достигало в настоящее время двухсот голов; тут же было и несколько штук рогатого скота и большие запасы железа, привезенного из Кантона и сваленного в груду на кратере.
Выслушав рассказ Саундерса, Марк тотчас же составил план действий. Прежде всего он приказал держать как можно ближе к ветру, с тем, чтобы подойти к индейцам, спасавшимся вплавь. Марку не хотелось бросить их на произвол судьбы в открытом океане. Врезавшись в самую середину пловцов, Марк приказал спустить несколько шлюпок, к которым индейцы, несмотря на внушаемый им судном и его экипажем ужас, все же с радостью поплыли со всех сторон, ища спасения. Затем Марк стал раздумывать уже о дальнейшем. Три различных канала вели на Риф; Марк избрал из них северный, так как то был ближайший путь, а также и потому, что тут не было надобности постоянно лавировать. Оставив на «Сирене» двенадцать человек экипажа, Марк послал ее к западному рейду, чтобы запереть всякое отступление флоту Ваальди, если он успел проникнуть к кратеру и вздумает бежать с захваченной добычей. Что же касается «Ранкокуса», то он час спустя был уже в виду берега, а перед закатом солнца вошел в северный рейд и бросил якорь на достаточной глубине в месте, прекрасно защищенном от ветра; здесь Марк провел всю ночь, не желая рисковать, забираясь темною ночью в узкие, извилистые рукава и проливы.
Глава XXI
Бросив якорь на ночь, Марк не пренебрег сделать маленькую рекогносцировку. Это поручение было возложено на Боба. Согласно инструкциям, данным ему, он должен был проникнуть как можно ближе к Рифу, и если возможно, то даже постараться переговорить с Сократом.
Имея в своем распоряжении двухпарусную шлюпку, Боб до полуночи очутился в виду Рифа, но, к немалому удивлению, он увидел, что все здесь спало спокойным сном. Боб не удовольствовался рекогносцировкой, сделанной издали, а продолжал свой путь до тех пор, пока не достиг скалистой набережной Рифа; здесь он сошел на берег и пешком, не торопясь, направился в кратер. Вход в него оставался открытым; войдя туда, Боб и его товарищи повсюду застали полнейшую тишину, без всяких признаков недавнего разгрома. Зная, что жители Рифа предпочитали для ночлега вершину, Боб поднялся туда и, зайдя в один из построенных там домов, он, к немалой радости, застал там весь маленький гарнизон кратера спящим сном праведных, не чующим над головою никакой беды. Боб понял, что индейцы еще не появлялись здесь, и что Сократ не знает ничего о том несчастьи, которое постигло бриг.
Негр несказанно обрадовался возвращению Боба и Марка; даже весть о близости индейцев не смутила его, когда он услышал, что великан «Ранкокус» со столь многочисленным подкреплением находится так близко. Впрочем, Марк дал Бобу двадцать вооруженных человек для сопровождения его во время рекогносцировки, а с таким войском можно было рассчитывать, что кратер будет в безопасности. Боб отослал шлюпку обратно к Марку и поручил четверым человекам, возвращавшимся на судно, подробно сообщить самому капитану обо всем, что им пришлось увидеть и услышать на Рифе.
У деревянного мостика Боб распорядился поставить несколько вооруженных человек для охраны этого прохода; все имевшиеся здесь коронады были заряжены, и всюду расставлены часовые. Приняв все эти необходимые меры предосторожности, Боб разрешил своим людям заснуть, и сам первый подал им пример.
Вдруг совершенно неожиданно раздались крики индейцев.
Прежде всего Ваальди атаковал маленький мост, рассчитывая завладеть им без сопротивления. Зная, что судно находится в отсутствии, он полагал, что теперь нечего уже опасаться его страшного огня.
Но Ваальди знал также, что на вершине кратера имеются орудия, и ими-то он и рассчитывал овладеть с самого же начала сражения. Эти смертоносные машины пугали всех индейцев, и Ваальди отлично сознавал важность обладания хотя бы только одним из таких орудий. Для этого надо было лишь действовать с большой быстротой. Собрав предварительно подробные сведения о положении дел на Рифе, он думал, что не встретит никакого сопротивления. К тому же, после захвата брига, по его расчетам, на Рифе должно было оставаться всего-на-всего шесть защитников.
Крики индейцев раздались как раз в этот момент, когда они увидали, что мост был снят. Люди, охранявшие мост, дали тотчас же залп из нескольких ружей. Таково было начало этого сражения, сопровождавшегося бешеными криками и возгласами. Несколько сот человек бросились вплавь и, переплыв пролив, устремились на кратер. Ожидавший этого Боб приказал своим людям отступить и не препятствовать врагу вступить на почву Рифа. Индейцы толпами взбирались на берег и бежали, перегоняя друг друга, с разных сторон ко входу кратера. В этот момент Боб со своими товарищами вошел в ворота, ведущие во внутрь кратера, и, захлопнув их за собою, решил во что бы то ни стало воспрепятствовать вторжению краснокожих.
Боб отлично знал, что другого пути в кратер, кроме ворот, не было. Ему не трудно было организовать их защиту, поскольку помещавшаяся на вершине коронада была наведена так, чтобы преградить доступ ко входу. Разочарование Ваальди при виде столь неприступной цитадели было весьма сильно, но при всем том он понял, что для того, чтобы достигнуть вершины, нужно было прибегнуть к помощи каких-либо искусственных мер. Тем не менее у наго хватило благоразумия отозвать своих воинов, запрятавшихся среди скал, где они действительно были хорошо укрыты от неприятельского огня, но вместе с тем были обречены и на полное бездействие.
Жажда наживы не давала покоя Ваальди, и он решился сделать попытку достигнуть вершины снаружи; с этою целью он приказал кучке своих воинов взобраться туда, подсаживая друг друга на плечи. Этот план, казалось, должен был бы удасться, но едва только голова первого индейца показалась над скалами, как меткий выстрел раздробил ему череп, и он, падая, увлек за собою, еще нескольких человек, ломавших себе ребра, руки и ноги во время падения.
Однако, утомленный продолжительным бездействием, смышленый и находчивый Ваальди решился испытать еще одно отчаянное средство. На верфи, где по временам производились разные починки, оставалось немного разного строевого леса, балок, досок и тому подобное. Ваальди, отобрав сотню решительных и предприимчивых людей, послал их туда с приказанием собрать как можно больше досок, брусьев и всякого другого леса и перетащить все это к подножию кратера.
Боб только этого и ожидал; он тотчас же навел одну из коронад на самую значительную кучу лесного материала, и как только индейцы собрались вокруг нее, хватил по ним картечью; человек десять или двенадцать были убиты и ранены, остальные же, точно пыль, развеянная ветром, разбежались в разные стороны. Вдруг кто-то крикнул:- Парус! — и вслед за тем этот же возглас повторили и часовые на вершине. То был «Ранкокус». Очевидно, выстрел, данный с кратера, был услышан Марком. Он тотчас же отвечал на него, желая ободрить осажденных и давая им знать о своем присутствии. Минуту спустя раздался третий выстрел из орудия с западной стороны, и, оглянувшись в ту сторону, Боб увидал верхушки мачт «Сирены», видневшиеся над вершинами скал.
Надо ли говорить, что раздавшаяся со всех сторон пушечная пальба и появление двух вооруженных судов разрушили все планы предприимчивого Ваальди, который, с трудом подавляя свою ярость, стал отступать. Отступление Ваальди могло быть названо счастливым. По данному им знаку индейцы бросились в воду и благополучно переплыли пролив. Боб, конечно, мог бы беспрепятственно стрелять в них картечью и перебить большую половину неприятелей, но ему было противно бесполезное кровопролитие, и потому индейцам удалось убраться с Рифа, унося с собою своих убитых и раненых.
Добраться до своих лодок Ваальди и его людям было легко, но теперь являлся вопрос, как выйти из вод кратера? Всякая возможность отступления и с севера и с запада была отрезана; чтобы выйти с южной или восточной стороны, необходимо было пройти под огнем Рифа и затем еще пройти сквозь строй между цитаделью кратера и грозным «Ранкокусом».
Однако, Ваальди сообразил, что если они сделают некоторое усилие и быстро промчатся под скалами Рифа, то в узких и тесных проливчиках его флоту удастся выбраться в открытое море, а большие суда врагов не будут в состоянии преследовать их в этих тесных, извилистых рукавах. Боб предоставил им и здесь пройти беспрепятственно, не дав ни одного выстрела.
Как только «Ранкокус» подошел ближе, Боб отправился навстречу Марку и доложил ему о всех своих действиях. Теперь уже опасность совсем миновала. «Ранкокус» стал на якорь у набережной Рифа, и пассажиры толпою устремились на берега, едва только успели перебросить две-три доски, чтобы облегчить переход с корабля на сушу.
Менее чем в час времени все имевшиеся на судне животные были сведены на берег и пущены на пастбище кратера, и вскоре на «Ранкокусе» не осталось ни одного животного, кроме крыс и мышей, без которых немыслимо ни одно судно.
Об индейцах никто не думал. Они бежали и в данный момент были уже очень далеко. Конечно, «Ранкокус» и бриг с успехом могли бы преследовать их, но переселенцы не имели желания пускаться за ними в погоню.
Таким образом, после долгого отсутствия Марк вновь вернулся к себе на Риф. Все тут дышало довольством и изобилием; тут стояло и его судно, нагруженное всем, что только могло способствовать удобству и благосостоянию его и всей его колонии. Если бы здесь была его жена и дети, то, кажется, в этот момент счастью его не было бы границ. Однако, Бриджит не забыли. Не прошло и получаса с минуты прибытия судна на Риф, как Боб уже успел вскочить на «Нэшамони» и поспешил на Пик с радостной вестью о прибытии «Ранкокуса». Но ему не пришлось даже совершить столь дальнего плавания; едва успел он обогнуть южный мыс, как повстречался с «Авраамом», шедшим к Рифу. На Пике были замечены враждебные намерения Ваальди и потому решено было отправить на Риф «Друга Авраама» с надлежащим экипажем для того, чтобы предупредить тамошних жителей о грозившей опасности и подать им в случае надобности помощь. Бриджит вздумала также ехать на Риф вместе с детьми и Мартой.
Легко представить радость Бриджит, Марты и других пассажиров и экипажа «Друга Авраама» при получении вести о прибытии «Ранкокуса». После первого обмена приветствий и сбивчивых вопросов и ответов решено было, что «Друг Авраам» со своим экипажем, под начальством Билля Броуна, выйдет в море и будет наблюдать за неприятелем. Надо было заставить Ваальди итти на север и воспрепятствовать ему вернуться еще раз на Риф. «Авраам» как раз подходил для такого плавания, так как не требовал большого количества рук и к тому же был прекрасно вооружен, а Билль Броун отлично умел с ним управляться. Между тем Боб, пересадив к себе на «Нэшамони» обеих женщин и детей, отплыл обратно к Рифу.
Так как день этот начался для наших переселенцев очень рано, то к полудню «Нэшамони» уже успела притти обратно. Заметив ее издали, Марк сильно встревожился. Он знал, что за это время невозможно было дойти до Пика, и потому у него явилось предположение, что Ваальди со своим флотом преградил ей путь, и Боб вернулся просить подкрепления. Но когда судно подошло ближе, Марк заметил развевающиеся по ветру женские одежды и затем с помощью подзорной трубы ясно различил знакомый облик своей Бриджит.
Суда, подходившие к Рифу с юга, должны были пройти через тот узкий пролив, который отделял Риф от луговины, и вот в тот момент, когда «Нэшамони» проходила вблизи берега, Марк вскочил на палубу и заключил в свои объятия жену.
Было уже почти темно, когда Марк снова появился среди вновь прибывших переселенцев. Люди эти уже успели немного оглядеться на Рифе; они уже побывали на ближайших островах, и все, даже и наиболее требовательные из них, оказались вполне довольны тем, что здесь нашли; особенно их очаровало обилие плодов и зелени: роскошная апельсиновая роща, где все деревья были разубраны золотистыми плодами; имбиря, смокв, дынь, тыкв, кокосовых орехов здесь было такое множество, что казалось положительно невозможным съесть все это.
К ночи большая часть переселенцев вернулась ночевать в последний раз на «Ранкокус». Около десяти часов утра на другой день прибыл и «Друг Авраам Уайт». Билль Броун доложил Марку, что Ваальди ушел, не сделав даже попытки хоть раз оглянуться назад. Выслушав отчет Билля Броуна, Марк решил, что нет более никаких оснований опасаться вторичного нападения индейцев, а также нет и надобности в дальнейшем преследовании неприятельского флота.
Весь этот, а также и следующий день переселенцы употребили на перетаскивание своих пожитков и большей части груза с судна на берег и вновь на «Друга Авраама», так как сорок семейств должны были поселиться на Пике. Мужчины, женщины и даже дети весело исполняли каждый свою посильную работу, и в данный момент этот кусочек набережной Рифа напоминал своей картиной оживленной работы деятельный муравейник в теплый день. Тем временем Билль Броун, присутствовавший при нагрузке судна, которым он командовал, воспользовался минутой перерыва в работе и, подойдя к Марку, сказал:
— А славных товарищей вы нам привезли, мистер Вульстон, выбор неплохой, уж что и говорить! Ну, а меня-то вы там не забыли, если смею спросить?
— Нет, Билль, я вас не забыл и, мне кажется, исправно исполнил ваше поручение; Фебе здесь и готова к вашим услугам.
— Так что же, за мной остановки не выйдет! — засмеялся Билль. — Но только, пожалуйста, укажите вы мне эту молодую женщину. Я уже начинаю ее любить всем сердцем.
— Ого! Молодую женщину? Да ведь у нас такого уговора не было, Билль! О возрасте у нас ничего не было говорено; вы лишь желали иметь жену добрую и хорошую, и подумайте сами: ведь чем предмет этот моложе, тем на него больше и спроса.
— Ну, ну, не бойтесь, мистер Вульстон, я не оставлю ее у вас на руках, будь она хоть настолько стара, что годилась бы мне в матери; но все же я уверен, что вы по доброте сердечной хоть немножко пожалели вашего бедного товарища и выбрали ему супругу, соответствующую возрасту парня, которому всего тридцать два года отроду.
— Об этом судите сами, Билль! Вон она, ваша Фебе; смотрите, она несет большое зеркало и сама любуется в нем своей рожицей. И если нрав ее столь же привлекателен, как и ее наружность, то вы, наверное, будете довольны ею. К тому же будущая ваша жена приехала сюда не с пустыми руками, а привезла с собою много кое-чего, что вам очень и очень пригодится в вашем новом хозяйстве.
Билль Броун был в восторге от выбора Марка, но что особенно порадовало последнего, так это то, что и хорошенькая Фебе осталась чрезвычайно довольна своим будущим мужем, несмотря на его красный шрам. Счастливая парочка в тот же день сочеталась браком в большой каюте «Друга Авраама».
Три дня спустя после прибытия «Ранкокуса» на Риф «Друг Авраам Уайт» вышел в море и направился к Пику, увозя без малого сто человек пассажиров, считая в том числе женщин и детей.
«Нэшамони» вышла несколькими часами раньше вместе с Марком и его семьею. Марк, а в особенности его меньшие братья сгорали от нетерпения увидеть скорее свою сестру Анну. Встреча всех членов семьи Вульстон была поистине трогательная. Молодые братья Вульстоны были приятно поражены благоустройством и удобствами обстановки, в какой жила теперь их сестра. Хитон построил для себя несколько поодаль от других прелестный домик среди фруктовой рощицы и в двух шагах от ручья.
Около полуночи «Друг Авраам Уайт» вошел в Миниатюрную бухту. Так как было уже слишком поздно, то каждый из переселенцев, захватив с собою какую-нибудь не особенно тяжелую ношу, поднялся с нею вдоль оврага в долину Эдема; ночь была ясная и лунная, и большинство из вновь прибывших переселенцев провели эту ночь под открытым небом, в палатках или даже просто под зеленым навесом, где они вскоре и заснули сладким сном, обвеваемые теплым дыханием тихой ароматной ночи.