Наследство дядюшки Питера

— Вот и сотрапезник! — обрадовался полковник. — Инженерия! Это вам не сухари-медики, понимают толк в жизни.

Представший перед Ильей Григорьевичем белолицый подтянутый, как и все офицеры подполковника Позднышева, инженер-капитан произвел на хозяина самое лучшее впечатление.

— Прибыл из инженерной бригады на предварительную рекогносцировку, — доложил офицер, предъявляя удостоверение. — Будем сооружать дополнительный мост через реку. Существующий понтонный не обеспечит грузопотока во время предстоящего наступления.

— Позвольте, позвольте, капитан, — задумался Панченко, припоминая один из докладов на вчерашнем совещании. — На нашем направлении сооружение моста предусмотрено в районе Кельце, километров на тридцать выше…

— Так точно, товарищ гвардии полковник, — подхватил инженер-капитан. — И я только что оттуда. К сожалению, обследование показало, что болотистые берега чрезвычайно затруднят там ведение работ. Ночью я связывался с командованием, доложил свои соображения и получил приказ срочно выехать сюда. Думаю, это будет окончательный вариант.

— Тем лучше! — снова повеселел полковник. — Буду рад с вашим комбригом встретиться. Чудеснейший человек Виктор Васильевич — хлебосол и весельчак. Мы с ним большие друзья.

— Подполковник так и сказал. И велел мне обратиться прямо к вам.

— Правильно сделали! Сейчас мы подзакусим, а потом я покажу вам, где можно будет разместить штаб бригады. Есть у меня на примете и особнячок для самого Виктора Васильевича. Здесь, неподалеку, на самом берегу.

— Виноват, товарищ гвардии полковник, — вежливо улыбнулся инженер. — Квартирьеры прибудут несколько позднее, ведь окончательное решение еще не принято. Моя задача — предварительная рекогносцировка. И, если вы позволите, я немедленно…

— Никаких разговоров, капитан! — с шутливой строгостью прервал его Илья Григорьевич. — Без завтрака не отпущу. И прошу вас не перечить старшим.

— Слушаюсь, товарищ гвардии полковник! — в тон ему весело отчеканил инженер. — Прошу только об одном. Со мной наш сержант — он мог бы пока заняться подготовкой… Для изучения берегов нам потребуется моторка, еще лучше — катер.

— Узнаю позднышевскую выучку, — рассмеялся Илья Григорьевич и снял с крючка над столом солидную связку ключей. — Как это у него? «Темпы»?..

— «Темпы, темпы, товарищи саперы!» — быстро подсказал капитан.

— Вот именно — темпы, темпы… Ну, что с вами делать. — Полковник протянул ключи инженеру. — Внизу, у причала, болтается несколько посудин. Выбирайте по вкусу.

* * *

Нельзя, конечно, сказать, чтобы эта миссия особенно угнетала Васю Кругликова. Не было ничего противоестественного в том, что американский журналист, получивший разрешение посетить прифронтовые районы, путешествует в сопровождении советского офицера. Какое государство допустило бы бесконтрольное передвижение в прифронтовой полосе иностранных корреспондентов?

Прекрасно понимал Вася и то, что не будь большинство его старших товарищей по горло загружены работой, связанной с подготовкой нового большого наступления, в спутники американцу был бы выделен гораздо более опытный офицер, а не молоденький лейтенант, все достоинства которого ограничивались умением сносно изъясняться по-английски и по-немецки.

Словом, поручение, данное ему, было достаточно ответственно, пожалуй, даже почетно, и все же…

Трудно, очень трудно сказать, откуда рождалось это неприятное чувство. Американец ни взглядом, ни движением не давал почувствовать Васе, что постоянное присутствие советского офицера сколько-нибудь его стесняет. Наоборот, все поведение его красноречиво свидетельствовало о том, что общество лейтенанта Кругликова доставляет ему подлинное удовольствие.

Немало слышавший о бесцеремонности буржуазных корреспондентов, Вася не мог не поражаться щепетильности своего спутника. Во время бесчисленных дорожных встреч американец, с готовностью вступая в беседы, с интересом выслушивал воспоминания о боевых эпизодах, но стоило случайному рассказчику коснуться вопроса нынешней дислокации войск, оснащения или предстоящих действий, как он корректно, но твердо прерывал собеседника, умело возвращая разговор в прежнее русло. Как знать, быть может, эта самая щепетильность больше всего и смущала Васю, заставляла и его, в свою очередь, проявлять крайнюю деликатность в отношениях с «подшефным».

Вот и сейчас, когда этот старик-немец, тяжело дыша от быстрой ходьбы, ворвался к ним, Вася сделал безразличное лицо и даже из вежливости отошел в сторонку. Впрочем, американец, верный своему правилу, тут же подозвал Кругликова.

— Хорошие вести, лейтенант! — по-русски воскликнул он. — Наконец-то мы нащупали след бедняги пастора.

Радость американца была понятна Васе. Ведь они специально задержались в этом городке, поселились в пасторском домике, чтобы собрать сведения о священнике-антифашисте, приютившем бежавшего из концлагеря американского офицера и замученном в гестапо. Целый блокнот был уже исписан рассказами местных жителей-прихожан, но никто из них не мог поведать о последних днях жизни пастора. Кроме того, журналисту необходимо было найти наследников погибшего, чтобы вручить им крупную сумму, собранную по подписке в Америке.

— Понимаете, — продолжал американец, — в поселке Райнике объявился человек, встречавшийся с нашим пастором в концлагере. К тому же, по слухам, он родственник покойного… Вы заслуживаете награды, мой друг, — по-немецки обратился он к благодушно осклабившемуся старику. — О да, вы заслуживаете хорошей награды. Конечно, если сведения ваши подтвердятся.

— Райнике? — Вася развернул карту-двухверстку. — Райнике… Да вот оно, вверх по реке, километров двадцать, не больше. Мы можем хоть сейчас отправиться туда.

— Прекрасно! — с энтузиазмом подхватил американец. — Не будем терять времени. Едем.

Он быстро накинул желтый, военного покроя, кожаный реглан, затянул пояс, шагнул к двери и вдруг в нерешительности остановился.

— А как же разведчики?

— Заедем после, — отозвался Вася, прилаживая снаряжение поверх шинели.

— После? — с негодованием посмотрел на Кругликова американец. — Но мы обещали с утра!

— Верно, — смутился лейтенант. — Нас уже ждут. Что ж, тогда отправимся в Райнике прямо от разведчиков.

— А обед у полковника Панченко? Вы забыли?

— Придется чем-то пожертвовать, — обозлился Вася. Можно подумать, что это ему, а не американцу нужна поездка в Райнике!

Но журналист, видимо, и сам почувствовал себя неправым.

— Скажите, лейтенант, — голос его звучал миролюбиво, — был ли хоть один случай за нашу поездку, чтобы мы не явились вовремя на свидание?

Вася задумался. Случаев таких действительно не было.

— И не будет, — торжественно заверил его американец. — Слово джентльмена — это очень серьезное дело, лейтенант. Поездку в Райнике придется отложить.

Он уже двинулся было к двери, когда новая идея осенила его.

— Стоп. Ведь можно повидать родственника пастора и не выезжая к нему!

Обернувшись к старику, с безучастным видом прислушивавшемуся к их разговору, американец справился по-немецки, не возьмется ли он за приличное вознаграждение доставить в Райнике записку.

Немец поспешно объяснил, что у него имеется легонькая моторка, на которой он смог бы сгонять туда, и если будет пропуск…

— Пропуск получить можно, — вмешался Вася, весьма довольный тем, что все так удачно разрешалось. — Я поговорю в штабе.

— Вот и хорошо! — обрадовался американец. — А я черкну еще от себя несколько словечек.

Он вытащил блокнот и, быстренько настрочив записку, прочитал ее вслух:

— «Прошу прибыть по вопросу наследства дядюшки Питера». Дата и подпись. Лаконично, не правда ли?

— Еще бы! — усмехнулся Вася. «До чего же эксцентричный народ эти американцы», — подумал он про себя.

Как выяснилось, в Райнике располагалось одно из подразделений кавдивизии. Пропуск был оформлен без труда. Случившийся при разговоре в штабе сотрудник корпусной многотиражки заинтересовался историей пастора-антифашиста, и американец охотно поделился с «советским коллегой» собранными материалами.

Отпустив старика-немца, Вася Кругликов повез своего «подшефного» в разведэскадрон.

Дивизионные разведчики тепло встретили американского журналиста. Забыты уже были горьковатые солдатские шутки насчет затяжки второго фронта и нерешительности союзников. Сейчас они видели перед собой представителя армии, сражавшейся с общим врагом, приближавшей день окончательной победы. Немало способствовал созданию непринужденной, дружеской обстановки и сам американец. Веселый и остроумный, добродушно посмеиваясь, он отвечал на сыпавшиеся градом вопросы, рассказывал забавные истории из быта американских войск, щелкал затвором «лейки», раздавал сигареты и фотографии, расспрашивал в свою очередь.

Примостившись в сторонке, Вася с восхищением наблюдал за журналистом. Вот так же было и в бригаде подполковника Позднышева. Непринужденная беседа, шутки, смех, а в результате — великолепный очерк! Особенно тогда удался американцу образ самого комбрига. Можно было подумать, что автор лично участвовал в героической переправе через Неман, когда подполковник Позднышев, раненный в руку и плечо, с обнаженной головой — шапку сбило осколком снаряда — под ураганным огнем подбадривал своих бойцов: «Темпы, темпы, товарищи саперы!..»

Беседа с разведчиком прервалась неожиданно. Подошедший на цыпочках дежурный отозвал командира эскадрона, и американец остановился на полуслове.

— Извините, пожалуйста, — переговорив по телефону, обратился к журналисту комэска. — Предстоит операция, нам надо подготовиться. Придется, к сожалению, прервать беседу.

— Надолго? — осведомился американец.

— Нет, не думаю. Всего только небольшая облава. Если желаете, можете подождать здесь.

— Нет-нет, — поспешно возразил американец. — Не в моих правилах путаться под ногами у занятых людей…

От разведчиков они возвращались молча. Решив, что его «подшефный» расстроен неудачей встречи, Вася напомнил, что впереди у них еще целый день.

— Мы сможем побывать в разведэскадроне вечером, — сказал он.

Озабоченность на лице американца сменилась грустной улыбкой.

— Не в этом дело. Сегодняшняя встреча напомнила мне одного моего молодого друга. Он тоже был разведчиком. Разведчиком, киноактером и классным парашютистом.

— И он погиб?

— Полгода назад, — со вздохом опустил голову американец. — Золотой был парень, настоящий патриот.

Они поравнялись с кирхой — темным, старинной кладки, кирпичным зданием. Высокие, украшенные резьбой двери были распахнуты настежь.

— А не заснять ли нам несколько пейзажей? — вдруг предложил американец.

— В такую-то погоду? — с сомнением проговорил Вася, глядя на низкое пасмурное небо.

— Только при этом освещении и можно получить настоящий снимок — теплый, лирический, без этаких контрастных пятен. С колокольни должна открываться чудеснейшая панорама.

— Что ж, я подожду вас внизу. Мне как раз надо написать пару писем.

— Нет-нет, лейтенант. — Американец дружеским жестом подхватил Васю под руку. — Прошу вас. У меня сейчас такое состояние…

На паперти они столкнулись со своим стариком-посланцем, неожиданно выскользнувшим из церкви.

— Вот как! — поразился Вася и добавил по-немецки: — Я думал, вы уже в Райнике.

— Возмутительно! — подхватил американец. — Если вы сейчас же не отправитесь…

— Яволь, яволь, — пробормотал старик, рысью устремляясь в ведущий к реке переулок.

— Может, мы съездим сами, на машине, — глядя ему вслед, предложил Вася. — Время у нас появилось.

— Пусть уж он доведет дело до конца, — флегматично возразил журналист. — Я думаю, так будет лучше.

На колокольне американец сразу оживился:

— Какие прелестные пейзажи, лейтенант! Посмотрите на бурную реку, на этот лесок, темнеющий вдали. Нет, что там ни говори — природа великий утешитель! В минуту грусти я всегда обращаюсь к ней.

Вася покорно кивает головой. Быть может, зрелище и не ахти как великолепно, — темная, лишенная растительности равнина, оголенные деревья, мутные воды вышедшей из берегов реки, — но коль скоро это может утешить его «подшефного», тем лучше! Вот только зря тот расстегивает кожанку: на таком ветру в два счета можно прихватить воспаление легких…

— Вот уж это зря! — говорит он, видя, как американец сбрасывает пальто. — Совсем напрасно. На таком ветру…

— Ничего, ничего, — бормочет американец, склоняясь над фотоаппаратом. Желтое щегольское пальто его уже висит, переброшенное через перильца. — Ничего. Мы, газетчики, — народ закаленный…

— Осторожно, люк! — восклицает Вася, видя, что журналист, целиком поглощенный выбором диспозиции, приближается к лестничному проему.

Но предупреждение запаздывает. Американец оступается, теряет равновесие и на мгновение повисает над раскрытым люком…

— Бум-м-м… — раскатистый звонкий гул оглушает Васю. Это американец в последний момент успевает схватиться за свисающую из-под колокола веревку.

— Разве ж так можно! — испуганно бормочет Вася, помогая журналисту утвердиться на ногах. — Что было бы, не подвернись эта веревка? Форменное чудо, что вы не разбились вдребезги.

— А вы, коммунисты, еще отрицаете божий промысел! — смеется американец и, глянув вниз через перила, добавляет: — Наконец-то наш курьер двинулся в путь-дорогу.

— И все же, по-моему, лучше съездить самим, — повторяет Вася, наблюдая за крохотной верткой моторкой, лавирующей среди полузатопленных деревьев. — Неужели вы надеетесь, что незнакомец из Райнике откликнется на ваше странное приглашение?

— В моем послании есть одно волшебное словечко. Услышав о наследстве, он прилетит на крыльях. «Человек всегда остается человеком», — как говорит наш друг полковник Панченко.

И американец снова смеется своим приятным рокочущим смехом, как смеются только очень добродушные люди.

«ЧАЙНЫЙ ДОМИК, СЛОВНО БОНБОНЬЕРКА…»

Городок, нарядный и разукрашенный, как игрушка, внезапно вынырнул из-за обступивших дорогу дюн и стремительно полетел навстречу. Еще минута-другая бешеной езды — и сержант резко сбавил скорость перед шлагбаумом.

Замелькали разноцветные, увитые глициниями двухэтажные домишки. Узенькие по фасаду, в три-четыре окна, с крохотными палисадничками, они действительно производили какое-то странное, почти игрушечное впечатление.

— Курорт, — заметил капитан Цапля.

Курорт? Сергей с удивлением огляделся. В его представлении с этим словом были связаны величественные парки, громады беломраморных дворцов. Здесь же все мелко, тесно, скучено до предела…

— Да-да, Сергей, — подтвердил Павел, видимо, наблюдавший за ним в установленное перед водителем зеркальце. — Самый обычный западноевропейский курорт, посещаемый людьми так называемого «среднего достатка».

Через несколько минут машина остановилась в узеньком проулке, возле углового домика — зеленого, под красной черепичной крышей. Павел убрал в планшетку карту, от которой не отрывал глаз всю дорогу, и, сделав Сергею знак остаться, быстро поднялся на невысокое крылечко. В распахнутой двери на мгновение мелькнул дежуривший в подъезде автоматчик.

Проводив взглядом Павла, Сергей осмотрелся по сторонам. Его внимание сразу же привлекла странная сутуловатая фигура, маячившая метрах в пятидесяти от машины.

Это был совершенно седой высокий старик в черной видавшей виды кожаной куртке и черных брюках, заправленных в высокие сапоги. На голове его плотно сидела надвинутая на самые глаза маленькая черная фуражечка из тех, которые так любят моряки и жители балтийского побережья. Больше всего поражала борода — тоже седая, ровным полукругом выпирающая откуда-то из-под подбородка. На красноватом безусом лице она выглядела удивительно забавно. Сергей невольно вспомнил яркие картинки из подаренных ему в детстве сказок братьев Гримм.

«А что ж особенного? — подумал он. — В этом игрушечном городке как раз и должны обитать сказочные персонажи».

Сергей еще разглядывал удивительного старца, когда дверь зеленого домика отворилась и на крыльце появился Павел в сопровождении офицера-кавалериста с огромным пистолетом в деревянной кобуре.

Увидев их, человек в черном поспешно выбил о фонарный столб свою трубочку, которую до этого старательно раскуривал, и решительно направился к машине.