Помоги проекту - поделись книгой:
Мы не знаем всей закулисной стороны деятельности Ватикана, но о таком писали. И это в его стиле, судя по тому, что он сам пишет. Преступление «теологии освобождения» заключалось в том, что ее сторонники слишком серьезно восприняли Евангелия
Не могу согласиться с вами.
Ну, а чем вызвано это противодействие?
А чего бы они хотели? Успешной оккупации? Знаете, похожие взгляды высказывались в России во время оккупации Афганистана. В канадской газете Toronto Globe and Mail недавно вышла очень интересная статья. Ее автор – бывший советский солдат, а теперь гражданин Канады – пишет о том, что чувствовали солдаты в Афганистане. Мы стараемся, мол, помочь народу Афганистана. Мы, мол, спасаем местных жителей от террористов, которые на них напали. Мы рискуем собой, чтобы доставить им медицинскую помощь. Но они почему-то не ценят это. Мы пытаемся защитить права женщин и помочь им построить цивилизованное общество… И он добавляет, что точно такие же высказывания, чуть ли не слово в слово, он слышит от канадских солдат, воевавших в Ираке. Я разговаривал с ним по телефону. Его статья – это часть большого проекта, в котором сравнивается отношение в России к афганской войне, к чеченской войне и другим подобным событиям и тем, как это представлено в прессе, с отношением в американской прессе к войнам, которые ведут США. Меня ничуть не удивляет, что картина очень похожа.
Это правда. Афганскую войну считают «хорошей» войной. Моя точка зрения очень непопулярна, и, тем не менее, я ее повторю: война в Афганистане сама по себе является тяжким военным преступлением.
Начнем с того, что мы даже не знаем точно, было ли это нападение осуществлено Афганистаном. Через восемь месяцев после начала бомбардировок Афганистана глава ФБР Роберт Мюллер дал интервью газете Washington Post. Его спросили о теракте 11 сентября. Он сказал, что идея, возможно, вынашивалась в Афганистане, но практически акция готовилась, скорее всего, в странах Персидского залива и в Германии. И мы это слышим через восемь месяцев после начала бомбардировок Афганистана! Как видите, мы ничего толком не знали, когда стали бомбить афганцев. И вовсе не для того, чтобы избавиться от «Талибана». Эта запоздалая мысль явилась лишь через три недели после начала бомбардировок. На самом деле, целью была недвусмысленная угроза: если вы не сдадите Усаму бен Ладена, то мы разбомбим вас. Ни оснований, ни запроса об экстрадиции. «Талибан» сделал какие-то предложения (мы не знаем, насколько серьезные, потому что они были отвергнуты) о возможной передаче бен Ладена каким-либо удобным способом – возможно, третьей стороне – если будут предоставлены доказательства его вины. Эти предложения были попросту проигнорированы, а бомбардировки продолжались. Могло ли такое понравиться афганцам? Даже многие из тех, кто настроен против талибов, гневно протестовали против бомбардировок, включая любимца США Абдула Хака [43] . Через пару недель после начала бомбардировок он дал пространное интервью, в котором резко осудил их. Он сказал: вы бомбите и убиваете афганцев, вы сводите на нет наши усилия сбросить «Талибан» изнутри, – и все лишь для того, чтобы продемонстрировать свою силу. Неделю спустя около тысячи афганцев собрались на митинге в пакистанском Пешаваре. Одни из них перешли границу, другие были из самого Пакистана. Об этом сообщалось в прессе. У них не было единодушия по многим вопросам; единственное, что их объединяло, – это протест против американских бомбардировок. То, что теперь происходит с Афганистаном, – ужас кромешный. Он снова оказался в руках военных диктаторов, которые настолько запугали людей террором, что те стали приветствовать «Талибан». Это самое страшное. Страна вернулась к тому, чтобы жить за счет производства опиума. Как ни плох был «Талибан», этого он не допускал. Никто не хочет возвращения «Талибана», но то, что происходит там сейчас, – это мрак.
Положим, не столько критикую, сколько констатирую, что его выводы – это плод его воображения. В его книге «Споры о войне», слова из которой вы только что процитировали, есть два недостатка. Во-первых, там нет никаких аргументов – ни одного. Все его доводы сводятся лишь к «я полагаю», «я думаю», «мне кажется». Но это не аргументы. А во-вторых, у него нет оппонентов. Непонятно, с кем он спорит. С «радикальными пацифистами», с «тем, что говорят в университетских кампусах» или еще с кем-то в том же духе? Увы, все это крайне малоубедительно. Фактически он полемизирует с двумя оппонентами. Один из них – это его главный противник Эдвард Саид. Говоря о людях, поддерживающих террор, он оскорбительно причисляет к таковым и Саида. А затем то же самое, но помягче, говорит о Ричарде Фальке. Поскольку Фальк более почтенный человек, с ним нужно быть повежливей.
Знаменитая книга Уолцера «Справедливые и несправедливые войны» – из той же серии. В ней тоже очень трудно найти доказательства. Одни лишь мнения автора. Он повторяет избитые истины, и в этой части к нему трудно придраться. Но на каком основании Афганистан следует считать триумфом теории справедливой войны?
Одна из коллег Уолцера, Джин Бетке Эльштайн, написала не менее скверную книгу [45] , возмутившую меня и своей научной несостоятельностью, и аморальностью. Она тоже утверждает, что Афганистан – это триумф теории справедливой войны, и приводит ряд доводов в пользу этого тезиса. Беда в том, что все эти доводы основаны на безусловной лжи. Я подверг разбору ее аргументы в книге «Гегемония, или Борьба за выживание», и поэтому не буду повторяться. Она извращает факты, а ее аргументы ничего не доказывают. Некоторые из них прямо противоречат фактам, но для нее это не имеет значения. Теория войны у нее легко трансформируется в поддержку любых злодеяний, если их совершает родная страна.Эта кампания в рамках антивоенного движения была направлена на поддержку солдат, и она оказалась весьма эффективной. Кофейни размещали возле военных баз. Солдаты могли приходить туда, отдыхать, беседовать и заниматься чем угодно. Никто не пытался вести среди них пропаганду. Организовывались семинары, в которых солдаты могли участвовать. Некоторые из них вели активисты антивоенного движения – инициаторы создания солдатских кофеен, но решали в любом случае сами солдаты. Деятельность этих кофеен переросла в очень заметное движение. Там устраивали общественное разбирательство военных преступлений: солдаты и офицеры рассказывали собравшимся о том, что они делали и что они видели во время боевых действий во Вьетнаме. Сеть солдатских кофеен распространилась по всей стране и принесла много пользы. Думаю, сейчас самое время возродить эту практику.
Я убежден: государства, обладающие ядерным оружием – это государства-преступники. Международный суд подтвердил их юридическое обязательство соблюдать статью 6 «Договора о нераспространении ядерного оружия», которая призывает к проведению добросовестных переговоров о полном уничтожении ядерного оружия. Ни одна из ядерных держав не действует в соответствии с этим принципом. США нарушают его сильнее, чем прочие страны. Нынешняя администрация вообще заявила, что действие статьи 6 на нас не распространяется, и начала разрабатывать новые системы ядерного оружия. «Договор о нераспространении» – это лишь один из договоров. Правительство Буша свернуло и заблокировало и выполнение других. Заключенное недавно между США и Индией соглашение, ратифицированное Конгрессом, превращает ключевую часть «Договора о нераспространении» в клочок бумаги.
Все верно, Индия не подписала этот договор и разработала ядерное оружие самостоятельно, и это настоящее преступление.
Как и они, да. Разработка ядерного оружия вопреки «Договору о нераспространении» – это хуже того, что делает сейчас Иран. Администрация Буша полностью поддержала сделку с Индией, а эта сделка, как правильно заметил один из главных специалистов по ядерному оружию Гэри Милхоллин в статье в журнале Current History , противоречит самой сути «Договора о нераспространении». И если США могут заключать подобные сделки, почему этого не могут другие? Как и следовало ожидать, Китай предложил Индии и Пакистану аналогичное соглашение. Если самая могущественная страна в мире создала прецедент, другие последуют за ней. И тут уже не до шуток. Угроза ядерной войны очень серьезна и продолжает нарастать. И одна из причин – то, что ядерные державы во главе с Соединенными Штатами отказываются соблюдать свои обязательства или же серьезно нарушают их.
Глава 5 Основа иррационального мышления
В наши дни оказывать такое противодействие намного легче, чем в начале 1960-х. В то время было вообще очень трудно что-либо предпринять, даже слегка покритиковать государственную власть. Вы могли протестовать против шерифов-расистов в Алабаме, но ничего подобного вы не могли себе позволить на севере, и, конечно, никаких протестов против войны во Вьетнаме. Антивоенные протесты в тот период не идут ни в какое сравнение с нынешними выступлениями против вторжения США в Ирак. Так что в этом смысле многое изменилось.
В то время многие темы считались почти запретными, а теперь можно их обсуждать вполне свободно и открыто, без всяких препон. Например, если после 1967 года поднималась тема об Израиле, то это приравнивалось к посягательству на Священное Писание.
Вы не могли сказать ни слова против. Фактически так продолжалось довольно долго. Но в последние годы эта тема также стала более доступной для обсуждения. Теперь вы можете говорить об Израиле довольно свободно и без истерии – без разогнанных митингов, полицейских кордонов и тому подобного. То же самое касается вопросов экологии, прав женщин и других ранее не обсуждавшихся тем, которые теперь можно свободно обсуждать. Движения солидарности тогда не существовало.
Теперь практически нет вопросов, которые нельзя включить в повестку дня для обсуждения, в том числе и вопрос о природе государственного капитализма. Например, в 1960-е годы невозможно было даже представить себе, что может возникнуть общественное движение против транснациональных корпораций. Теперь люди понимают, о чем идет речь.
Существует множество общественных движений, люди осознанно пытаются лишить легитимности негосударственные тирании.Скажу то же самое – теперь эта тема открыта. Хотите поговорить об империализме, милости просим. Только в связи с этой темой возникает один вопрос: какую концепцию при обсуждении этой темы было бы правильней использовать? В 1960-е годы вы просто не могли поставить под сомнение фундаментальную доброжелательность политики США. Не будем, прежде всего, забывать, что тогда в США существовал культ Джона Ф. Кеннеди. Возьмем, к примеру, Юджина Маккарти [46] , который считался героем в 1960-е годы. По теперешним меркам его бы приняли за шарлатана. Это пример деятеля, который абсолютно ничего путного не сделал. В 1968 году, когда казалось, что у него появился шанс добиться выдвижения кандидатом в президенты, он без лишнего шума сумел привлечь на свою сторону молодежь, которая хотела реальных перемен. Группа преданных ему молодых людей отправилась агитировать за него в Чикаго. Они ходили по улицам, громко выкрикивая «Дорогу Юджину!». Этих молодых людей в Чикаго избили до крови, а Маккарти просто посмотрел на это сквозь пальцы. Как только он потерял шанс добиться власти, он, по сути дела, самоустранился из политической жизни. Вместо того чтобы воспользоваться своим авторитетом, пусть и дутым, который у него все еще оставался, он начал сочинять статьи о бейсболе, раздавал умные комментарии и писал стихи. Не думаю, что сегодня такое поведение сошло бы с рук какому-нибудь политическому деятелю.
Главным таким недостатком сегодня является значительный разрыв между общественностью и сферами реальной власти. Как политические партии, так и деловые круги по большинству вопросов занимают позиции значительно правее, чем настроения большинства американцев. Это очень показательно. Вы можете наблюдать этот разрыв повсюду.
Сейчас ведется много разговоров о расколе в американском обществе. Мы должны сплотить общество и объединить прореспубликанские «красные штаты» и продемократические «голубые штаты». На самом деле речь идет не о том расколе, который у всех на слуху, а о разрыве между интересами общества и интересами центров власти, правительства и корпоративной системы. Мы сталкиваемся с этим ежедневно. Возьмем другой важный вопрос – об Иране. Подавляющее большинство населения склоняется в пользу дипломатических инициатив, а не конфронтации. Но общественное мнение в стране по этому вопросу не принимается во внимание, также как и общественное мнение в Ираке.
Или возьмем отчет «Исследовательской группы по Ираку». Его довольно интересно читать, но еще интереснее замечать то, о чем он не упоминает. В нем, например, ни слова не говорится о том, чего хотят граждане Ирака. Этот отчет фактически цитирует официальные данные правительства США и других западных источников о результатах опроса общественного мнения в Ираке, правильно указывая, что 61 процент иракцев считает законным нападение на солдат США, но не приводя других данных из этих же источников – например, о проценте иракцев, которые хотят ухода американских войск из их страны.
Вывод авторов отчета сводится к тому, что нам следует изменить нашу тактику таким образом, чтобы на нас не смотрели как на оккупантов. Те же самые опросы общественного мнения показывают, что две трети жителей Багдада хотят немедленного вывода войск США, а подавляющее большинство населения Ирака хочет видеть твердый график вывода войск через год или в более короткий период – возможно, от полугода до года. Это именно то, чего, согласно западным источникам, хотят иракцы. Но в отчете об этом ни слова.То, что Вы говорите, абсолютно верно. Действительно, охват профсоюзами рабочих государственного сектора остается на довольно стабильном уровне, что подтверждается данными из других источников. Это означает, что рабочие обычно объединяются в профсоюзы, если у них есть такая возможность. В государственном секторе существуют правила, не позволяющие применять незаконные средства противодействия желанию рабочих объединиться в профсоюзы. Однако в частном секторе после прихода к власти Рональда Рейгана правительство однозначно дало понять, что работодатели могут использовать незаконные способы для подрыва попыток объединения рабочих в профсоюзы, и такие способы практикуются постоянно. Кроме того, в мировой экономике произошел ряд изменений, которые влияют на спад профсоюзного движения. Можно ли эту ситуацию повернуть вспять? Конечно, можно. Но для этого придется преодолеть массу препятствий. И здесь нет ничего нового. Методы организации рабочих известны. Их лишь следует применить. И это не должно быть делом только трудящихся. Объединение рабочих в профсоюзы подразумевает изменения в культурном фоне и другие организационные формы – поддержку, солидарность и тому подобное.
Не думаю, что кто-то сможет точно ответить на этот вопрос. Это такой тип экономики, который не существовал прежде. Возьмем для примера автомобильную промышленность. Если под «Соединенными Штатами» вы подразумеваете территорию США, то производственная база действительно приходит в упадок. Но если вы имеете в виду людей, которые
Да, мы можем называть их собственниками нашего общества, и кроме того они достаточно во многом контролируют правительство. Они преуспевают. Я не видел последних статистических данных, но их доля в глобальном производстве остается довольно высокой уже в течение длительного времени. Если бы вы подсчитали весь импорт, поступающий в США из филиалов или подконтрольных компаний американских корпораций за границей как продукцию отечественного производства, то дефицит торгового баланса США резко сократился бы. И это логично. Эта продукция является импортом только в том смысле, в каком некое перемещение товаров через границы в рамках командной экономики является торговлей. Но все же это тяжелая ситуация. Страна по уши в долгах, торговый дефицит колоссален, домашние хозяйства тоже погрязли в долгах, корпоративная задолженность огромна.
Отрицательные сбережения появились совсем недавно, в последние годы. Огромную часть личного имущества составляет домовладение, которое является довольно неустойчивой формой собственности. Есть все основания предполагать, что существующий мыльный пузырь на рынке недвижимости каким-то образом помог преодолеть коллапс, вызванный мыльным пузырем на рынке ценных бумаг. Если этот пузырь на рынке недвижимости лопнет, ситуация может оказаться очень серьезной. Фактически рынок жилья уже приходит в упадок. Еще один риск состоит в том, что солидные держатели долга США – в первую очередь Китай, но также и Япония, – могут вдруг решиться на диверсификацию своих валютных резервов.
Думаю, что это маловероятно. Китай много средств вложил, например, в государственные облигации США, хотя это не очень прибыльная инвестиция. Они бы могли более выгодно вложить средства во что-то другое. Держать долларовые активы также не особенно выгодно, потому что доллар падает по отношению к евро. Китайцы сознательно поддерживают экономику США. Соединенные Штаты для них – основной рынок сбыта, и они хотят сохранить этот рынок для своего экспорта. А для этого им приходится себе в убыток удерживать валютные резервы и вкладывать капиталы в экономику США. В какой-то момент они могут передумать, но это было бы сильным потрясением для мировой экономики. Я не думаю, что кто-нибудь решится предсказать, какими последствиями это может обернуться.
Если наша валюта фактически является международной, то мы имеем от этого целый ряд преимуществ. Например, нам не нужно покупать международную валюту, поскольку она у нас и так есть. Если Министерство финансов США захочет подкорректировать уровень доллара относительно других валют, оно может сделать это, исходя из выгодности такой корректировки для держателей долларов, то есть для себя. При этом другим придется компенсировать разницу в уровнях валют.
Исходя из того, что я узнал, читая литературу по мировой экономике, я не думаю, что кто-то четко себе представляет, насколько значительными были бы последствия перевода валютных резервов в евро или японскую иену, или в другие валюты. Насколько я понимаю, это довольно сложно предсказать. Вполне вероятно, что это отрицательно скажется на экономике США, но трудно сказать, в какой степени. Не следует забывать, что США – это очень сильное общество.
Пока что это самая богатая страна в мире, имеющая огромные преимущества. Если сравнивать США, например, с целым Европейским Союзом, то их экономики более или менее на одном уровне. Но США – это единая страна, степень внутренней интеграции в ней гораздо выше, чем в Евросоюзе.Статья 2 объявляет незаконным как применение силы, так и угрозу применения силы в международных отношениях. Но США – это государство, которое считает себя выше закона, а наши интеллектуальные круги считают, что так и должно быть – следовательно, США не должны подчиняться международным законам и нормам. Любая критика по этому поводу не приемлема. Допускается лишь критика в том смысле, что теми или иными шагами мы можем нажить себе неприятности, а не в связи с тем, что мы преступаем закон.
То же самое можно сказать и о вторжении в Ирак. Идет много споров по этому вопросу, но никто не спросил, имеем ли мы какое-то оправдание для вторжения. Ну, конечно, у нас есть автоматическое оправдание – ведь это мы, а нам позволено все. И действительно, если вы посмотрите на так называемые дебаты по иракскому вопросу, то увидите, что они проходят примерно на уровне школьной стенгазеты, комментирующей игру местной бейсбольной команды.
Вы не спрашиваете, имеет ли право эта команда выиграть, а только задаетесь вопросом, каким образом она может это сделать. Нужен ли нам новый тренер? Нужно ли нам сменить тактику? Но никто не спрашивает, имеем ли мы вообще право выигрывать. Вопрос о том, имеют ли США право выиграть войну в Ираке, звучит нелепо. Разумеется, имеют. Все выступают за победу. Единственный вопрос, который всех волнует, – какую стратегию следует применить, чтобы победа была за нами.
Некоторые проходящие в прессе дискуссии почти сюрреалистичны. Например, пару дней назад появилось сообщение о том, что Иран открывает банк в Ираке. Поднялся большой шум по поводу иранского вмешательства во внутренние дела Ирака. Даже не знаешь, плакать тут или смеяться.
Допустим, что СССР в 1980-е годы стала бы протестовать против открытия банка США в Афганистане, заявляя: «Вы мешаете нашему освобождению Афганистана».
В этом случае все бы разразились истерическим хохотом. Но когда мы предъявляем аналогичные обвинения Ирану, считается, что это в порядке вещей. Мы близко подошли к утверждению своего права напасть на Иран, если он осуществляет вмешательство в дела Ирака.
Это сравнение не очень корректно в отношении России, но данная ситуация выглядит так, как если бы русские в 1980-е годы заявили о своем праве бомбить США на том основании, что мы вмешивались в дела Афганистана – а в действительности мы ведь так и поступали. В то время мы поддерживали главные террористические группировки в Афганистане.Прежде всего, следует сказать, что распространение войны на Лаос и Камбоджу было довольно возмутительной акцией, но она почти ничего не стоила Соединенным Штатам. Вы нападаете на страны, которые совершенно беззащитны. Единственной проблемой была внутренняя оппозиция и международные протесты. Если же вы нападете на Иран, то взорвется весь регион. Поэтому я не думаю, что сравнение с Никсоном корректно по отношению к самому Никсону. И многие другие сравнения с Никсоном несправедливы даже внутри страны, поскольку он был последним более или менее либеральным президентом.
Когда США вторглись в Камбоджу в 1970 году, люди протестовали, потому что не хотели расширения войны. Более того, этих протестов оказалось достаточно, чтобы Конгресс, наконец, наложил запрет на официальные бомбардировки Камбоджи. Неофициально бомбардировки все же продолжались, хотя о них поступали очень скудные сообщения. Это не было делом первоочередной важности. Когда же речь зашла о возможном импичменте Никсона, вопрос о бомбардировках в Камбодже – которые были незаконными и проводились в нарушение постановлений Конгресса – снова был поднят, но затем его изъяли из проекта обвинительного заключения. Его сочли не слишком важным. Всего лишь два года назад администрация Клинтона обнародовала документы о бомбардировках в Камбодже. И выяснилось, что тоннаж сброшенных бомб почти в пять раз превышал самые высокие цифры, о которых раньше официально сообщались. Некоторые люди лишь предполагали, что бомбардировки Камбоджи должны были стать катализатором появления «красных кхмеров» [48] , но теперь на основании обнародованных документов это стало вполне очевидным.
Документы показывают, что Камбоджа подверглась самым мощным в истории бомбардировкам. Эта информация широко доступна. В прессе появилась статья Бена Кирнана, одного из ведущих специалистов по Камбодже. Он возглавляет в Йельском университете исследования геноцида в Камбодже – в основном геноцида, организованного Пол Потом [49] , но не только. Его статья появилась в небольшом канадском журнале. В США ее опубликовали по меньшей мере один раз – на сайте ZNet. Насколько я знаю, это была ее первая публикация в США.
За период бомбардировок численность «красных кхмеров» увеличилась, возможно, с десяти тысяч до двухсот тысяч человек. Для мобилизации населения они, без сомнения, воспользовались бомбардировками, доводившими крестьян до бешенства. Итак, появилась очень важная информация о бомбардировках в Камбодже, но интереса к ней не проявляют. Таким образом, иногда появляется крайне шокирующая информация, которая не удостаивается комментариев.
Например, распоряжение Никсона и Киссинджера в декабре 1970 года о проведении «массированных бомбардировок Камбоджи… с использованием всего, что летает, для поражения всего, что движется». Если бы мы нашли подобную формулировку в сербских архивах о Милошевиче, то она была бы напечатана в газетах аршинными заголовками. В указанном распоряжении Никсона и Киссинджера звучит прямой призыв к геноциду, но в New York Times по этому поводу – никаких комментариев. Вся история войн в Индокитае настолько извращена, что иногда становится просто неузнаваемой.
На данный момент люди понятия не имеют о том, что там происходило на самом деле. Вы можете убедиться в этом по тем сравнениям, которые проводятся между Вьетнамом и Ираком. Почти отсутствуют какие-либо осмысленные сравнения как относительно мотивов и характера войны, так и относительно способа ее окончания. Сходства здесь почти не наблюдается.
Да, но это поверхностный взгляд на вещи. Вьетнам сражался совсем по другой причине. И к 1970 году США фактически добились своих главных военных целей – разрушения страны и недопущения распространения «заразы» на весь регион, если использовать правительственную терминологию. Но вы не можете разрушить Ирак и сделать прививку региону от угрозы успешного развития. Это совершенно неуместно в Ираке. Чтобы понять это, вам придется взглянуть в лицо фактам и увидеть причины вторжения США в Южный Вьетнам и в Ирак, а также причину, по которой для США почти немыслимо покинуть Ирак.
Я думаю, что на это, прежде всего, клюют люди, которые занимаются подобной риторикой. Не вижу особых оснований считать их неискренними, но вся эта риторика настолько нелепа, что ее даже трудно комментировать. Начнем с того, что мюнхенское соглашение было с одобрением встречено администрацией Рузвельта. Сэмнер Уэллес [51] , главный советник Рузвельта, вернулся из Европы, сияя от гордости за достигнутое соглашение. Они навсегда установили мир в Европе. Деловые круги в США и даже в Англии оказывали Гитлеру довольно существенную помощь. После прихода Гитлера к власти иностранные инвестиции в Германии резко выросли. Теперь все это стало достоянием истории. И все же одна часть этой аналогии соответствует истине. Если бы США и Англия хотели остановить Гитлера в 1938 году, они, скорее всего, могли бы это сделать. Тогда бы не разразилась война, но они не особенно желали останавливать Гитлера.
Да, в более ранние годы это было возможно почти наверняка. Но даже в 1938 году все еще было можно предотвратить угрозу войны. К 1939 году Германия сделалась главной военной силой на континенте и близко подошла к рубежу, за которым начиналось завоевание Европы.
В разительном контрасте с нацистской Германией, Иран даже не смог одолеть Ирак в войне, которая велась в 1980-е годы. В настоящее время его вооруженные силы почти не существуют. Он едва сохраняет целостность страны. Угрожал ли Иран кому-нибудь? Нападал ли он на кого-нибудь? У него не хватило бы для этого военной мощи. Вы можете говорить все что угодно об Иране: его правительство ужасно. Мы, безусловно, не хотим, чтобы к ним в руки попало ядерное оружие. Но сравнение их с Гитлером напоминает мне эпизод, когда Рональд Рейган надел свои ковбойские сапоги и заявил, что нужно объявить чрезвычайное положение в стране, потому что никарагуанская армия находится на расстоянии «всего лишь двухдневного перехода» до Харлингена в Техасе».
Никто не хочет, чтобы Иран обладал ядерным оружием. И все же, если вы серьезно относитесь к этой проблеме, необходимо подойти к ее решению благоразумно. Рассматривать Иран как серьезную угрозу, не говоря уже о его сравнении с нацистской Германией – то же самое, что перебраться на место жительства в открытый космос. Это не подлежит рациональному обсуждению. Это равноценно дискуссии с религиозным фанатиком.У него есть на это причины. Израиль признает, что существует угроза, а именно, угроза его доминирующему положению в регионе. Израиль хочет полностью доминировать в регионе и не иметь конкурентов, а Иран мог бы стать некоторым противовесом. Но он не представляет серьезной угрозы для Израиля. С военной точки зрения – почти наверняка не представляет. Допустим, у Ирана есть ядерное оружие. Мог бы он воспользоваться этим оружием? Появись хотя бы намек на то, что Иран собирается снабдить свои ракеты ядерными боеголовками, эта страна была бы испепелена. Они могли бы использовать ядерное оружие только как средство сдерживания. Они ни на кого не смогут напасть с применением ядерного оружия, если только не решатся на массовое самоубийство. Вы можете возразить, что они могут передать ядерное оружие террористам. Это возможно. Но тогда следует признать, что существует гораздо более серьезная угроза такой возможности со стороны Пакистана, который уже допустил утечку технологии разработки ядерного оружия. Вы хотите обеспокоиться этой проблемой? Прекрасно. Давайте бомбить Пакистан.
Не нужно обладать большой военной мощью, чтобы настроить шиитов против суннитов в Ираке и этим спровоцировать интервенцию со стороны Саудовской Аравии для поддержки суннитов. Для подобных действий не требуется военная сила.
Это безусловно так. Вспомним, что произошло с реактором «Осирак», когда Израиль разбомбил иракскую ядерную установку в 1981 году. Это не остановило разработку ядерного оружия. И даже не замедлило ее. Это
Итак, из того, что нам известно, следует, что израильская бомбардировка положила начало иракской программе разработки ядерного оружия. Что-то подобное могло бы произойти и в Иране. Я бы сильно удивился, если бы в Пентагоне не нашлось отдела, который составляет планы действий в непредвиденных обстоятельствах и обдумывает, каким образом прибрать к рукам Хузестан, арабский район Ирана, прилегающий к Персидскому заливу, где сосредоточены основные нефтяные месторождения, а затем с помощью бомбардировок стереть остальную территорию страны в порошок. Кто знает, какие последствия для мира это принесет в будущем? Ненависть и страх по отношению к США и Израилю возрастут до небывалой степени. Эти чувства и без того огромны. Итак, в некотором смысле любое применение военной силы было бы сумасшествием. Из опросов общественного мнения в регионе нам известно, что население соседних стран, испытывающее сильное недоверие к Ирану – Турция, Саудовская Аравия, Пакистан – тем не менее, в своем большинстве предпочитает ядерный Иран любой форме военных действий. Они совсем не хотят иметь своим соседом вооруженный ядерным оружием Иран, но еще меньше они хотят военных акций.
К чему все это может привести? Это вопрос о той степени, в какой вы можете контролировать народонаселение с помощью силы, принуждения и угроз. Не исключено, что вы сможете это сделать. Такое случалось в прошлом. Но это страшная и рискованная игра.Да, это стандартная реакция. Например, во время войны во Вьетнаме, когда США бомбили Северный Вьетнам, случилось так, что бомбы упали на участок внутренней китайской железной дороги. В свое время французы прокладывали железные дороги таким образом, что внутренние китайские железные дороги проходили с юго-запада на юго-восток Китая через территорию Северного Вьетнама. Когда китайцы послали рабочих для восстановления разрушенного участка дороги, их обвинили во вмешательстве во внутренние дела Вьетнама. Для нас бомбардировки считаются законными и допустимыми. Если же они ремонтируют свои железные дороги, которые мы разбомбили, они считаются агрессорами, и в этом случае нам следует серьезно обдумать возможность нанесения бомбовых ударов по Китаю, и так далее в том же духе. Такая постановка вопроса имеет очень большое значение. Если вам удастся добиться того, чтобы люди на полном серьезе повторяли, что Иран вмешивается в дела Ирака, а Китай – в дела Вьетнама, то этим вы укрепите наш фундаментальный принцип, согласно которому мы имеем право прибегать к насилию везде, где считаем нужным, и никто не имеет права воспрепятствовать этому. Никто. Вот что самое важное.
Именно так. И эти постулаты настолько глубоко внедряются в сознание, что их невозможно разглядеть. Поэтому даже когда вы задаете вопрос о том, имеют ли США право выиграть войну в Ираке, этот вопрос звучит так, как будто вы его произнесли на суахили. Но сформулированный на суахили вопрос в английском языке не будет иметь никакого смысла. Такие уловки, как обвинение Китая во вмешательстве во Вьетнаме или Ирана во вмешательстве в Ираке, помогают вообще избавиться от смысловой функции. Но эти уловки выполняют и другие важные функции. В результате постоянных незаконных угроз в адрес Ирана его руководство становится менее склонным к компромиссам и усиливает репрессии. По мнению США, это очень хорошо, поскольку это может спровоцировать протесты, раздоры и разлад внутри страны.
Я уверен, что США пытаются активизировать сепаратистские движения. Иран – сложная страна. Во многих ее районах проживают национальные меньшинства. Это многоязычная, многонациональная страна. Большой процент населения составляют азербайджанцы, которые подвергаются репрессиям; их, как я уже говорил, возможно, подстрекают к мятежу. Вполне вероятно, что США занимаются такого рода подстрекательством в Хузестане и в других районах Ирана.
Если режим становится более жестким и репрессивным, это может стимулировать другие формы дестабилизации и сопротивления, способствуя подрыву страны изнутри. К этой цели, скорее всего, и стремятся США и Израиль. Им не нужен независимый, стабильный и сильный Иран или любая другая неподконтрольная им страна. Но это совсем другой разговор, не имеющий отношения к утверждениям, что Иран представляет собой угрозу.
И это относится не только к Ирану. То же самое можно сказать и о других политических силах ближневосточного региона. Говоря о «Хезболле», вы не можете не добавить: «поддерживаемая Ираном». Точно так же вы говорите: «поддерживаемый Ираном ХАМАС». Но вы не говорите о «силах, поддерживаемых США». Эти силы считаются «умеренными», поэтому вам не приходит в голову называть их «силами, поддерживаемыми США». Все это – способы демонизации, служащие для оправдания насилия и террора. И как во всякой пропаганде, даже самой безумной, здесь присутствуют элементы правды. Вы не можете высосать пропаганду из пальца. Она должна иметь хоть какую-то достоверность. И тогда, если люди начнут сомневаться в истинности пропаганды, их могут резко обвинить в отрицании правды.
Поэтому, если вы ставите под сомнение способы демонизации Ирана, интеллектуалы незамедлительно обвинят вас в том, что «вы поддерживаете Ахмадинежада, вы отрицаете Холокост». Подобный прием очень эффективен. Он крайне важен для сохранения права лгать. Для интеллектуалов этот прием особенно ценен. Очень удобно отстаивать право лгать, чтобы оправдать свою поддержку власти. И один из способов такой поддержки заключается в демонизации противника. Это стандартный прием.Это показывает, как далеко мы зашли в искажении фактов. Аннексия Израилем Голанских высот в декабре 1981 года вызвала в то время резкое осуждение. Совет Безопасности единогласно принял резолюцию с осуждением этого шага. Однако теперь тема Голанских высот всего лишь «обсуждается». Происходит постоянная медленная эрозия понятий, когда те, кто стремится услужить власти, снова и снова повторяют ложь и фальсификации. Раз США в основном поддержали эту аннексию – значит, она легитимна. То же самое можно сказать об оккупированных Израилем территориях. Вопрос о них тоже теперь «обсуждается». Что сделало эти вопросы «обсуждаемыми»? Это совершенно незаконная оккупация, и все, что там происходит, делается в нарушение международного права, но, тем не менее, «обсуждается». Стена, проходящая через оккупированные территории, теперь обычно именуется «барьером безопасности».
Но это не барьер безопасности. Это защитный барьер для поселенцев. Если бы они хотели иметь барьер безопасности для Израиля, они бы построили его на своей территории. И тогда бы они имели такую безопасность, какую хотели. Они бы могли построить стену высотой хоть в милю и патрулировать ее по обе стороны на танках так, чтобы никто не проник внутрь. На самом деле, это стена аннексии. Она никогда не была барьером безопасности, разве только для поселенцев, которые находятся там незаконно.
Более того, во всем мире по этому вопросу единодушное мнение. По крайней мере, в судебных инстанциях. В консультативном заключении Международного суда ООН эта стена осуждается как незаконная. Судья от США Томас Бюргенталь выразил особое мнение, не согласившись с большинством членов коллегии по техническим причинам, но признал, что Женевские Конвенции применимы к оккупированным Израилем территориям, а это означает, что любое перемещение населения, проживающего на этих территориях, является нарушением международного права. И он добавил, что любой участок этой стены, защищающий поселенцев, – имеется в виду стена на территории Западного берега, а большая ее часть действительно там проходит – является «в силу самого факта своего существования нарушением международного гуманитарного права». В настоящее время это откровенно стена аннексии. Но постепенно люди поддаются официальной пропаганде, которая трансформируется в их внутреннее убеждение, и стена становится очередным предметом обсуждения.В нашей стране не может быть представлена точка зрения палестинцев или народов других стран, где США поддерживают репрессии, оккупацию и разрушения.
Я не использую слово «колонизация» потому, что оно преуменьшает значение этого понятия. Мы не говорим о том, что США колонизируют Юго-запад. Они просто аннексировали этот регион, отхватив половину Мексики. А теперь США пользуются его ресурсами. У мексиканцев отобраны многие материальные ценности. Это не колонизация. Это завоевание. На оккупированных Израилем территориях происходит медленное завоевание, поглощение и аннексия. Поэтому я не думаю, что «колонизация» правильный термин для этого случая.
Палестинцы будут помнить Тедди Коллека как выдающегося лидера, который дал ясно понять, что не собирается совершенно ничего делать для палестинцев, разве что этого потребуют интересы евреев. Он сказал, что он «ничего не планировал и ничего не построил» в Иерусалиме для палестинцев, кроме системы канализации и то лишь потому, что в случае вспышки холеры среди палестинцев она могла бы распространиться на еврейские кварталы. Но он дал очень четко понять, что ничего не намерен делать для палестинцев, у которых незаконно отобрали контроль над городом, а затем этот город незаконно аннексировали и незаконно расширили. Еще в 1968 году Совет Безопасности осудил Израиль в связи с его действиями, направленными на изменение статуса Иерусалима. Шаг за шагом Израиль не только изменил статус города, но, в частности, под руководством Коллека сократил до минимума возможности для проживания там палестинского населения. Палестинцы не получали разрешения на строительство, у них отбирали землю, их вытесняли на окраины, подрывали их экономическую жизнеспособность. Прилегающая территория была отрезана от города. И Коллек с гордостью реализовывал эту политику. Вот почему его называют великим объединителем.
Такую интонацию можно было бы ожидать от очень преданного комиссара в сталинской России. Мы хотим поддерживать Вас, великий товарищ Сталин. Пожалуйста, помогите нам поддерживать Вас. Я бы не хотел проводить эту параллель слишком буквально, это было бы несправедливо по отношению к сталинским комиссарам – они могли бы, по крайней мере, сослаться на страх, как смягчающее обстоятельство. Но в свободной стране вы не можете ссылаться на страх, как на смягчающее обстоятельство. Это всего лишь проявление трусости и раболепия перед властью. Зачем нам поддерживать президента, который совершает кровавые злодеяния и насильственные действия противоправного характера? Зачем нам поддерживать президента, когда он делает то, что в корне противоречит интересам подавляющего большинства населения, правами которого он пренебрег?
А это уже интересно. В отчете Исследовательской группы по Ираку есть строчка о том, что президенту следует сообщить иракцам, что мы не собираемся строить у них постоянные военные базы. Но есть ли в этом отчете хоть одна строчка о том, что нам следует прекратить строительство постоянных военных баз? Нет. В отчете только говорится, что мы должны информировать иракский народ о том, что мы не собираемся строить базы, а тем временем продолжаем это делать. В отчете упоминается, что США строят огромное посольство в Багдаде, и это действительно так. Фактически внутри Багдада строится целый город, который будет полностью автономным, со своими источниками электроэнергии, своим водоснабжением и другими системами жизнеобеспечения.
Да, но это обманчивое впечатление, поскольку данное посольство качественно отличается от любого посольства в мире. Говорится ли в отчете Исследовательской группы по Ираку, что строительство автономного города внутри Багдада – и, судя по всему, постоянных военных баз – является показателем наших намерений уйти из Ирака? Нет. Это не обсуждается. Разве они обсуждают причины нежелания США, включая оппозицию, уйти из Ирака? Вы не можете услышать объяснения этих причин, потому что эти объяснения не сформулированы на английском языке. В хорошо внушаемом обществе вы и подумать не можете о том, о чем думать не принято.
Совершенно верно. Если вы не испытываете желания угодить президенту, если вы не говорите: «Мы молимся за вас, г-н Президент» или «Мы хотим поддерживать Вас», то президенты не выглядят такими великими. Многие средства массовой информации не собираются угождать Бушу. Они довольно жестко критикуют его, даже очень жестко – по меркам обычного отношения к президентам. Такая критика появилась именно в годы правления Буша. Он подвергается беспрецедентным нападкам со стороны влиятельных кругов, потому что его администрация занимает настолько крайнюю позицию в политическом спектре, что, по их мнению, это угрожает их основным интересам. Перед вторжением в Ирак, когда в сентябре 2002 года Буш объявил о своей «стратегии национальной безопасности», которая фактически подразумевала возможность такого вторжения, влиятельные политические круги в стране выражали очень сильное недовольство этой стратегией. Недели две назад в Foreign Affairs появилась большая статья авторитетного историка Джона Айкенберри, в которой осуждалось то, что он назвал «новой великой империалистической стратегией» администрации Буша, и утверждалось, что эта стратегия принесет вред Соединенным Штатам. В Foreign Policy, другом ведущем издании по вопросам внешней политики, также появляются статьи с критикой Буша.
Это действительно так в отношении войны в Ираке, но зато там звучит беспрецедентная критика американских правящих кругов. Такого не было раньше. Приходят изменения. Я не говорю, что это удивительно или замечательно. Когда от средств массовой информации требовали поддержать официальную политику, они ее поддерживали. Так, если вы посмотрите на передачи BBC или CNN в начале войны, то заметите, что они напоминали телодвижения группы поддержки на спортивных соревнованиях. Эти передачи долго продолжались в том же духе. Но сейчас они уже не такие. Изменения происходят медленно, но они есть.
Глава 6 Вторжения и вымышленные предлоги
Между ними действительно есть разница, но я не вижу здесь противоречия. Нам следует уделять внимание и той, и другой формам усовершенствования. Иногда мелкие усовершенствования политической системы могут оказаться очень полезными. Например, некоторых явных положительных сдвигов – вы их можете назвать мелким ремонтом – можно было бы добиться в системе здравоохранения, что принесло бы огромную пользу людям.
То же самое можно сказать и о реформировании средств массовой информации. Если вы сможете посредством давления или же с помощью конкуренции со стороны альтернативных СМИ и так далее, заставить их более беспристрастно освещать важные для страны проблемы, то это принесет пользу людям. Это не приведет к коренным переменам, но существенно поможет делу.
Возьмем, например, ситуацию здесь, в Бостоне, к которому я привязан уже много лет. Ведущая газета здесь – это Boston Globe
В конце 1960-х в ней произошли существенные изменения – частично, как полагаю, под влиянием его сына, который активно участвовал в движении протеста против войны во Вьетнаме и через которого я познакомился с Томом. Думаю, что Boston Globe стала первой в стране газетой, которая стала призывать к выводу войск США из Вьетнама. И на протяжении 1980-х годов она была одной из немногих газет, серьезно освещавших события в Центральной Америке и представлявшей правдивую картину происходящего.
Когда Том Уиншип вышел на пенсию, его влияние в газете пошло на убыль. Последним редактором, который придерживался линии Уиншипа, был Кирк Шарфенберг, умерший в 1992 году. С тех пор газета стала во многом придерживаться своего прежнего направления 1960-х годов. У них и сейчас есть очень хорошие журналисты, публикующие интересные статьи, но общий тон газеты заметно изменился.
Это пример изменений, которые произошли в данном случае благодаря широкомасштабному и активному народному движению, а также позиции отдельных редакторов. Я думаю, что перемены в Boston Globe были очень важны. Хотя, если хотите, это был всего лишь косметический ремонт. Ведь они не изменили корпоративную структуру газеты, хотя как раз ее-то и следовало менять.
Косметический ремонт, как Вы выражаетесь, – это первый шаг к существенным изменениям. Широкомасштабные структурные изменения невозможны, пока значительная часть населения не будет готова поддержать их. Таких изменений можно добиться только организованными усилиями заинтересованных групп населения. Они не произойдут и не могут произойти, пока люди не осознают, что реформы или попытки косметического ремонта обязательно натолкнутся на барьеры, которые невозможно преодолеть без изменений в самой системе. Вот тогда и будет дан толчок таким серьезным, коренным переменам. Но пока мы далеки от осознания этой необходимости – люди не видят, по каким причинам им надо рисковать, терять почву под ногами, терпеть какие-то лишения ради существенных изменений системы. Вот почему каждый серьезный революционер является, прежде всего, реформатором. Если вы серьезный революционер, вы не будете устраивать государственный переворот. Вы будете подталкивать изменения, идущие снизу от организованного населения. Но никто не станет бороться за коренные изменения политической системы, пока не поймет, что она, эта система, мешает нам добиваться справедливых и разумных целей.Во-первых, его комментарий несколько ограничен. Завоевание территории самих США было по сути тем же империализмом. Обратимся к серьезным историкам империализма, например к Бернарду Портеру [54] , который подчеркивал, что мы не должны становиться жертвой «концепции соленой воды», то есть идеи о том, что империалистическое завоевание обязательно означает пересечение океанов. Эта концепция может также подразумевать территориальную экспансию.
По его мнению, территориальное расширение колоний до пространства, которое считается территорией государства, представляет собой поселенческий колониализм. Однако, такое расширение территории не что иное, как форма империализма – крайняя его форма, при которой вы фактически избавляетесь от туземного населения и завладеваете его землями.
Эра, о которой говорит Липпман, представляет собой период, начавшийся в 1898 году, когда США перешли к практике империализма с пересечением океанов.
Могут спросить, насколько важным был такой переход. Конечно, он важен, но в какой степени? С точки зрения туземного населения Соединенных Штатов, не имело значения, пересекли ли мы океан или нет.
То же самое можно сказать и о Мексике, когда мы отхватили половину этой страны во время захватнической войны полтораста лет назад. Но здесь есть некоторое различие. Я не думаю, что следует придавать большое значение точности термина, которым мы хотим обозначить этот процесс. «Империя» – это термин, допускающий слишком широкие толкования, как и большинство терминов политического характера.
Скорее, это завоевание, и доминирование, и гегемония. Комментарий Липпмана следует снабдить еще одной оговоркой. То, что он описывает, пусть и несколько иронично, – нашу цивилизаторскую миссию и так далее – есть не что иное, как используемое в научной и популярной литературе понятие «американской исключительности». Единственная проблема с этим понятием заключается в том, что оно отнюдь не исключительно. Более того – оно почти универсально. Не могу представить себе какую-либо доминирующую экспансионистскую державу, которая не применила бы подобное определение и к себе.В этом есть большая доля правды. Современный расизм в значительной степени является следствием империалистических завоеваний. Если, например, вы вспомните, о чем спорили лучшие умы Англии и Франции в восемнадцатом столетии, в эпоху Просвещения, то они живо дебатировали вот какие вопросы:
Да, многое из этого явилось следствием завоеваний. Когда вы кого-то завоевываете и угнетаете, вы должны как-то обосновать свои действия. Вы не можете просто сказать: «Я сукин сын, и хочу их ограбить». Вам придется сказать, что это делается для их же блага, что они заслужили это или что они на самом деле много от этого выиграют. «Мы же им помогаем». Именно так говорили рабовладельцы. Большинство из них не говорило, что они обращают людей в рабство, чтобы иметь дешевую и легко управляемую рабочую силу ради собственной выгоды.
Обычно они говорили: «Мы делаем им одолжение. Они нуждаются в этом». Антропологи девятнадцатого столетия доказывали, что у чернокожих выгнутые спины потому, что они генетически предрасположены к сбору хлопка. Следовательно, мы помогаем им выполнять ту работу, к которой они лучше всего приспособлены. Подобные идеи проходят красной нитью через всю историю империалистических завоеваний. Но эти идеи приняли особенно извращенную и злобную форму при европейском империализме, развившемся в семнадцатом и восемнадцатом столетиях.Фактически этот вопрос поднимался в целом ряде опросов общественного мнения. Опросы, проведенные Институтом Харриса, позволили получить адекватную информацию, но не дали исчерпывающего объяснения причин полученных результатов. Более подробную информацию по этому вопросу можно найти в отчетах по Программе исследований массового восприятия внешней политики (PIPA) при Университете штата Мэриленд. Стивен Кэлл, руководитель этой программы, отметил, что процент опрошенных, которые продолжали верить, что Ирак обладает оружием массового поражения, оставался довольно стабильным даже после того, как правительство стало открыто в этом сомневаться. У меня такое чувство, что причина очень тесно связана с темой нашего разговора об империализме. Мы вторглись в Ирак. Поскольку мы не хотим считать себя монстрами, мы должны как-то оправдать это вторжение. Таким оправданием должно было стать утверждение, что у Ирака действительно имеется оружие массового поражения. Да, кто-то в правительстве что-то говорил о каких-то сомнениях, но я скорей поверю Дику Чейни [56] .
Поделиться книгой: