Помоги проекту - поделись книгой:
О наших проблемах я разговаривал с одним из самых выдающихся духовных лидеров Индии, уважаемым во всем мире, святым Бабу Вирса Сингхом. Он дважды посещал Россию, и вот его слова:
"Русские - прекрасный, любящий народ. Но страна ваша погрязла в нищете, страхе и давлении извне, так как вы бездействуете. Это жалкое состояние. Надобно пожалеть самих себя, поверить в свои способности. Приободритесь! Беритесь за дело смелей, и трудитесь, не покладая рук. Вы - народ великой религиозной страны, ваша страна - страна великих писателей и музыкантов. Она дала жизнь величайшим героям, исследователям, ученым, мудрецам. Их гены живут в вашей крови. Их души вглядываются в вас с небес: "Что случилось с русским народом?" Я слышу их голоса, голоса ваших предков. Откуда в вас это уныние? Воспряньте! Души ваших великих предков взывают к вам: "Пробудитесь! Превозмогите свое духовное обнищание!"
В России будет лучше, чем сейчас. Самое плохое уже позади. И теперь хорошему предстоит расти, распускаться, как молодому цветку. Да, Россия будет процветать. Вы прошли уже большой путь. Многие страны и народы не достигли того, чем обладаете вы. Возможно, Господь уже услышал ваши просьбы. Радуйтесь! Если будет новая буря, она не сломит вас, ибо, когда проносится ураган, не все деревья падают. И ваше дерево не упадет. Вас спасут любовь и все то, чем вы уже обладаете.
Радуйтесь! В вашей стране утвердится религия, восторжествуют мир и покой".
Кому-то может показаться, что слова Бабаджи слишком оптимистичны, а советы абстрактны. Как приободриться преподавателю вуза, врачу, работнику культуры, который ощущает на своей шкуре все прелести вопиющей социальной несправедливости? Восстать в прямом смысле этого слова? Вряд ли Бабу Вирса Сингх имел в виду подобный поворот событий. Скорее, речь шла о нахождении русского варианта "ахимсы" - ненасильственного сопротивления, которая помогла когда-то Индии освободиться от колониализма, о повышении социальной активности народа в отстаивании своих прав. В Индии люди, с одной стороны, молятся о приходе истинного правительства на выборах, а с другой стороны, довольно активно борются за свои права через профсоюзы и забастовки. А власти там более, чем у нас, прислушиваются к мнению своих духовных лидеров, поддерживающих справедливые требования народа: градус веры в индийском обществе намного выше нашего. Может быть, нам поучиться у индусов именно этому качеству и подумать о том, чтобы использовать индийскую идею ахимсы в народных социальных целях, раз ее сегодня пытаются брать на вооружение даже идеологи оранжевых революций, разумеется, извращая до основания?
Битва за историю
Владимир Карпец
23 января 2014 0
Политика Общество
В "харизматическом противостоянии" (по выражению проф. М.А.Бабкина) Царства и Священства в Русской истории важное место заняло так называемое "Дело Митяя". Речь идет о попавшем почти во все летописные своды, но и бытовавшем отдельно, небольшом рассказе о том, как в XIV в. великий князь Димитрий Донской пытался поставить во главе Великорусской Церкви, выделив ее из митрополии "всея Руси", близкого себе человека. История эта часто замалчивается или просто сводится к историческому анекдоту. Тем не менее, автор уже старого по современным меркам фундаментального исследования "Повести о Митяе" Г.М. Прохоров говорит о ее значении как о по достоинству не оцененном и в истории России, и в истории Европы (см. Г.М.Прохоров, "Повесть о Митяе", Л., "Наука", 1978) .
Известно, что попа Михаила, он же Митяй (родовое имя или просто прозвание), великий князь привез из Коломны в Москву, определил своим духовником и печатником. Сей убо поп Митяй бысть <>; грамоте добре горазд: течение велие имея по книгам и силу книжную толкуя,<>; и древними повестьми и книгами и притчами духовными и житейскими никтоже таков обреташеся глаголати. Однако будто бы при этом "епискупи и архимандриты и игумены и иноцы и священницы воздыхаху от него, многих бо и в вериги железные сажаше и наказываше и смиряше и наказываше их со властию. Надеясь на недовольство Михаилом среди монашества, митрополит св. Киприян, представитель константинопольского патриарха Филофея ( о котором Г.М.Прохоров - в годы советской цензуры! - на стр. 14 своего труда неожиданно напоминает, что "матерью его была еврейка", т.е сам Филофей был евреем по галахическому закону) после смерти св. митрополита Киевского (Московского). Алексия в 1378 г. приехал в Москву, чтобы сесть на митрополию самому и "не пустить" туда Митяя. Князь приказал арестовать Киприяна и выдворить его из Москвы, Михаил-Митяй стал, в свою очередь, внушать князю, что русские епископы, по Кормчей, собравшись в числе пяти или шести, могли бы поставить его не только епископом, но и митрополитом. Димитрий согласился, речь шла о полной автокефалии Русской Церкви, независимости от Константинополя. В Москву были вызваны русские архиереи. Но святой Дионисий Суздальский настоял на том, что должно Митяю принять благословение от патриарха по древнему чину, и летом 1379 г. нареченный митрополит двинулся в путь с большой свитой. На корабле он скоропостижно скончался. А Русское посольство, не сносясь с Москвой, представило патриарху, уже не Филофею, а Макарию, для посвящения бывшего в свите архимандрита Переяславского Горицкого монастыря Пимена.
Еще один исследователь "дела Митяя", Н. И. Прокофьев, основываясь прежде всего на Никоновской летописи, утверждает следующее: "Современники писали, например, что Митяй был отравлен его противниками" (Н. И. Прокофьев. Русские хождения XII-XV вв. - Ученые записки МГПИ, № 363. Литература Древней Руси и XVIII в. 1970, с. 128-134.). О такого рода слухах ("инии глаголаху") действительно говорится только там. Но Н.И.Прокофьев явно снижает историческую значимость собственно противостояния, сводя его к чисто личным взаимоотношениям. Он отмечает, что "личность самого Митяя в одних частях повести освещается прямо-таки восторженно, в других - он осуждается за тщеславие и карьеризм". И примерно так же поступали и другие исследователи. Г.М.Прохоров, безусловно, ближе других подошел к сути дела, однако не смог (или не захотел) называть ее прямо, сводя вопрос к проблеме "вся Русь", или же "только Великороссия" (в союзе с Ордой). Сторонниками второго варианта политического выбора был будто бы не только Михаил-Митяй, но и сам великий князь Димитрий. Иную политическую версию отстаивал еще в Советской исторической энциклопедии А.Г.Кузьмин, писавший, что "Образованный и энергичный, Митяй стремился к обособлению русской церкви от Константинополя и подчинению ее княжеской власти. Не желая допустить в Москву ставленника Литвы Киприана, Дмитрий решил возвести Митяя на митрополичий стол" (http://dic.academic.ru/dic.nsf/sie/11088/МИТЯЙ). Позже А.Г.Кузьмин в своем учебнике "История России с древнейших времен до 1618 г, кн. вторая ( М., 2003) даже сделает вывод о политическом союзе Литвы, Константинополя и Орды против Руси, жертвой которого стал Михаил-Митяй. Понятно, что Прохоров и Кузьмин, оба большие ученые, представляли еще в советские годы две разные "академические партии". Однако до сих пор никто почему-то не рассматривал и не рассматривает этот вопрос с точки зрения "преломления" на Руси проблемы "Священства и Царства"..
Есть и еще одно обстоятельство этой загадки. Многие исследователи, прежде всего Г.М.Прохоров, утверждают, что противником Михаила-Митяя был преподобный Сергий Радонежский, и именно он предсказал нареченному князем митрополиту, что тот "не увидит Царьграда". С этим надо считаться в оценке дела в целом, но, строго говоря, прямых доказательств здесь нет. Достоверно известно, в том числе из Жития самого преподобного, лишь то, что он сам настрого отказывался от московской митрополичьей кафедры.
Как бы ни относиться к "Делу Митяя", очень многие, до сих пор не развязанные исторические узлы были завязаны именно тогда.
Десять книг года
Владимир Бондаренко
23 января 2014 0
Культура Общество
Заметки с литературно-идеологического фронта
1. Сергей Алексеев. "Сорок уроков русского". Издательство "Страга Севера". М., 2013. Роман-эссе о русском языке.
Я считаю эту книгу не только лучшей в творчестве самого Алексеева, но и наиболее значимой для всей русской современной литературы. Можно соглашаться или не соглашаться с той или иной трактовкой конкретного слова, но сама попытка создать образную систему русского языка дорогого стоит. Слова, как герои книг, они раскрывают нам мир всей древней Руси. Слова, как учебник истории. Всмотритесь внимательно в русские слова, и вы увидите всё прошлое своего народа. Не случайно же и Валентин Распутин в то же самое время пишет свои "Уроки русского", а у Владимира Личутина выходит книга очерков "Уроки русского". Пора всерьёз задуматься народу нашему о своём родном языке, а через язык и о нашей истории, о нашем прошлом. Прекрасная книга замечательного русского писателя.
2. Евгений Водолазкин. "Лавр". Издательство "Астрель". Роман. М., 2012.
На "Большой книге" я, как член жюри, дал роману наивысшую оценку - 10 баллов. Рад, что книга получила премию, и даже немного удивлён этим. Православный роман, житие русского святого. Пусть в нём можно найти параллели и с Умберто Эко, и с Патриком Зюскиндом. А можно ведь найти параллели и с протопопом Аввакумом. Кто чего ищет
Евгений Водолазкин - филолог, специалист по древнерусской литературе, автор романа "Соловьёв и Ларионов", сборника эссе "Инструмент языка" и других книг. Герой романа "Лавр" - русский юродивый, знахарь, лекарь. Он выхаживает чумных и раненых, убогих и немощных, и чем больше жертвует собой, тем очевиднее крепнет его дар. Пусть однажды его постигла неудача, погибла его возлюбленная при родах, и молодой знахарь не смог ей помочь. Эта неудача и определила его дальнейшую жизнь - спасителя и защитника. "Лавр" Водолазкина идёт как бы в параллель с романом-эссе Сергея Алексеева, намечается какое-то новое направление в русской прозе. Не просто историческое, а проповедническое, промыслительное. Что важно, народ покупает такие книги.
3. Евгений Евтушенко. "Поэт в России больше, чем поэт". Антология русской поэзии за 10 столетий. Издательство "Русский мир". М., 2013.
Как только мне ни приходилось полемизировать с поэтом Евтушенко, в каких грехах его ни обвинять. И часто по делу. Но вышедшие первые два тома из пяти антологии русской поэзии даже у любого, самого лютого евтушенковского оппонента, ничего, кроме уважения не вызовут. Тем более, составлены они не за один год, не в спешке - видно, что поэт и впрямь любил и собирал всю жизнь лучшие русские стихи. И к каждому поэту написана статья, о многих написаны стихотворения. Может быть, это и было главное дело его жизни? Я уверен, этот пятитомник будут переиздавать до тех пор, пока жива Россия. Да и вообще рад, что поэт почувствовал себя наконец-то русским национальным поэтом. Рад и тому, что поэт отдал свою Антологию не в какой-нибудь коммерческий "ЭКСМО", а в патриотическое издательство "Русский мир". Думаю, этот пятитомник должен быть в каждой библиотеке, в каждой школе.
4. Виктор Калугин. "Молитвы русских поэтов" (в двух томах). ХI-ХХI в. Антология. Издательство "Вече". 2012-2013 годы.
Тысячелетие русской молитвенной поэзии - это соединение и нашей молитвенной культуры и высочайшей русской поэзии. В антологии В.И. Калугина "Молитвы русских поэтов" впервые представлены молитвы и молитвенные стихи всех лучших русских поэтов от Феодосия Печерского и Владимира Мономаха до Ломоносова, Державина, Пушкина, Лермонтова, Блока и Есенина, Бродского и Кузнецова. Думаю, что и этот двухтомник обречен на долгожительство и будущие переиздания. Мы и на самих поэтов по прочтении их молитв по-другому смотреть будем.
Когда мне надо взять в дорогу всего лишь одно истинно христианское слово русского писателя, я беру лермонтовскую "Молитву", чистота и прозрачность которой воистину имеют неземную силу:
Не случайно Константин Леонтьев писал в своих письмах о христианских мотивах в русской поэзии: "У Кольцова, у Пушкина их много, но у Лермонтова больше всех".
5. Юрий Поляков. "Гипсовый трубач". Издательство АСТ. М., 2013 г.
Наконец-то вышел целиком толстенный и увлекательный роман Юрия Полякова "Гипсовый трубач". Увлечённые читатели готовы были автора разорвать на части: когда же будет конец? Сюжет прост: писатель Кокотов и скандально известный режиссёр Жарынин отправляются за город писать киносценарий. Они рассказывают друг другу множество реальных и придуманных историй, вспоминают любимых женщин и случайных знакомых. Но в их беззаботное, почти советское существование неожиданно вторгается большая игра, ставка в которой, как и положено при диком капитализме - собственность на землю в заповеднике Как признаётся Поляков: "Роман неполиткорректный. Мои герои говорят о том, о чём говорят современные люди. Я считаю, что писатель обязан быть неполиткорректным". Роман Юрия Полякова "Гипсовый трубач" соединяет в себе черты детектива, социальной сатиры и любовной истории. Можно вспомнить и "Декамерон", и Ильфа с Петровым, и Апулея Впрочем, Юрий Поляков со своей искромётной иронией и изящной сатирой сам способен покорить любого требовательного читателя. В новой авторской редакции 2013 года собраны все части романа, а также рассказ писателя о его создании. Остаётся читать роман и восхищаться. И не заниматься ненужными спорами.
6. Станислав Куняев. "Любовь, исполненная зла". Издательство "Голос-пресс". М., 2013.
Обратившись к сложнейшей проблеме гибели Николая Рубцова и его взаимоотношений с Людмилой Дербиной, через откровенно агрессивную поэзию Дербиной Куняев приходит к переосмыслению всего Серебряного века. Его версию можно принимать или не принимать, но равнодушной она не оставит никого. Так же, как и предыдущие книги публицистики "Шляхта и мы" и "Жрецы и жертвы Холокоста". Допускаю, что его поздняя публицистика, начиная с воспоминаний "Поэзия. Судьба. Россия", станет вершиной творчества Станислава Куняева. Прежде всего - это поэтическая, яростная публицистика, никакого объективизма, взгляд на мир и на русскую поэзию чисто куняевский. Он прочёл всю поэзию русских декадентов как разрушительную, антипушкинскую и антирусскую. Впрочем, не он первым стал критиковать наш Серебряный век, в котором на самом деле хватало разрушительных мотивов.
Он же попытался восстановить всю историю русско-польских отношений в полном объёме. По крайней мере, в Польше эта книга вызвала большой скандал. Но опровержений не последовало. Если первая половина ХХ века была прочитана многими под знаком Ильи Эренбурга "Люди, годы, жизнь", то конец ХХ века вышел явно куняевским, и противопоставить его книгам нечего.
7. Сергей Беляков. "Гумилёв, сын Гумилёва". Издательство "Астрель". М., 2012.
Меня эта книга приятно поразила тем, как один из самых яростных молодых либеральных критиков превратился в достойного консерватора и талантливого гумилёведа. Оказывается, он около двадцати лет занимался изучением созданной Львом Гумилёвым пассионарной теории этногенеза.
Сын Анны Ахматовой и Николая Гумилёва, узник Норильска и Камышлага, переживший четыре ареста и два лагерных срока, солдат Великой Отечественной, участник штурма Берлина, гениальный учёный Лев Николаевич Гумилев - историк с уникальной судьбой и странной, полной тайн и загадок личной жизнью. Им можно и впрямь увлечься. Пусть и недолюбливают его иные академики, пусть и приравнивают его чуть ли не к фашистам. От гения не убудет. И то, что именно молодой либерал написал такую книгу, полезно для реабилитации памяти учёного. Жаль, Беляков не сослался на последнее прижизненное интервью Льва Гумилёва, взятое у него моим сыном, тоже молодым историком Григорием Бондаренко, и напечатанное в газете "Завтра". Ну да ладно, решил обойтись без нас. А книга и на самом деле замечательная. "Я только узнал, что люди разные, и хотел рассказать, почему между народами были и будут кровавые скандалы", - говорил Лев Гумилев.
8. Александр Проханов. "Время золотое". Роман. Издательство "Центрполиграф". М., 2013.
Все мои недоброжелатели уже негодуют, что же он так долго своего Проханова не вытаскивает? Вот и получайте, вытащил, да ещё какого, самого золотого. Который всю вашу болотную оппозицию так измордовал, что и без Путина на неё уже смотреть никто не станет. Хотя, по сути, роман "Время золотое", посвящённый всем недавним схваткам и междоусобицам, всем Болотным и Поклонным площадям и улицам, на самом деле вытаскивает наверх вроде бы запрещённую самим Путиным идеологию, спасительную для нашего государства. Идеология и является главным героем романа - так же, как у Сергея Алексеева главным героем является русский язык. Впрочем, идеологии тоже никак без языка не обойтись, но такого красочного метафорического языка, как у Проханова, нынче ни у кого не найти. Может быть, этот роман и поможет нашему лидеру Владимиру Путину, всё-таки обзавестись государственной идеологией, столь необходимой для победного рывка?
9. Дмитрий Новиков. "В сетях твоих". Карелия, Петрозаводск, 2013.
Читатель может отнести этот выбор к моему северному патриотизму. Но что поделать, Север всегда поставляет России самых лучших писателей, от Белова до Балашова, от Личутина до относительно молодого Дмитрия Новикова. Писатель Дмитрий Новиков отнёс себя к новому направлению - наряду с Яной Жемойтелите, Александром Бушковским и Ириной Мамаевой. Молодым так и положено заявлять о себе. Да, мы - новая северная проза. И прекрасно. И нечего давить нас Москвой.
"Эти тексты отличаются от того, что пишут и издают сейчас в столицах. Многие мои приятели говорят, что заходить в книжный магазин стало страшно, потому что со всех полок на тебя кидаются демоны. То есть какое-то развлекательно-демоническое направление. А эти книги о серьёзном, это настоящая литература, в ней вдохновением никто не торгует", - заявил Новиков. Новиков сравнил новую северную прозу с карельской сосной: растёт медленно, зато какая ценная древесина!
"Так же и северная проза: медленно, мучительно прирастает она новыми словами, ещё труднее - законченными произведениями. Мороз и снег, нехватка солнца, тяжёлый авитаминоз - где брать ей силы, как не в упорстве и труде, в терпении? Но в результате этого процесса могут появиться такие яркие, светлые пронзительные книги, что порой захватывает дух, и слёзы выступают на глазах", - это уже почти манифест, в котором содержатся принципы нового литературного направления.
Ещё одну характерную черту новой северной прозы назвала Яна Жемойтелите: "Она обнажает главную черту северного менталитета - с одной стороны, большая душевная хрупкость, а с другой, замкнутость человека в себе ".
Книга Дмитрия Новикова состоит из 13 повестей, очерков и рассказов, объединённых любовью к Северу. "Почему Новиков? Всё очень просто - он умеет писать", - так отозвался о его творчестве известный писатель Андрей Битов. Дмитрий Новиков учился на медицинском факультете Петрозаводского университета, откуда его призвали служить на Северный флот. После демобилизации двенадцать лет занимался бизнесом. Затем резко ушёл в непрестижную серьёзную литературу. Пока он пишет только о Севере и северных людях, молчаливых и честных. Провинцией и спасётся Россия.
10. Сергей Шаргунов. "1993". Роман. Издательство АСТ. М., 2013.
"1993" - книга о сложных семейных отношениях мужа и жены, работников "аварийки", и взрослении их дочери. Но автор блестяще вывел эти драматические семейные разлады на фоне большой трагедии октября 1993 года, когда муж и жена оказались, как часто в России бывает, на разных баррикадах.
Муж гибнет, и семейная драма превращается в трагедию всей страны, так и не вышедшей из того исторического кризиса. Был шанс у Путина поставить точку в октябре 2013 года и воспеть защитников Дома Советов, примирить обе стороны, к сожалению, этим шансом не воспользовались. "1993" год будет кровоточить и дальше. А Сергей молодец, что поднял эту мучительную тему.
Такова моя десятка. Много хороших книг упустил - и слева, и справа: и Лимонова, и Сегеня, и Сенчина, и Беликова, и Кудимову, и Дорошенко Но жизнь продолжается, русская литература живёт. Будем жить и мы!
Апелляция к прелюдии
Андрей Рудалев
23 января 2014 0
Культура Общество
О нерыночной литературе и задачах критики
Излагая свой взгляд на задачи современной критики на "Кожиновских чтениях" в Армавире, филолог и литкритик Алексей Татаринов отметил чрезвычайно важный тезис: "критик - тот, кто способен остановить быструю смерть современного произведения". Скоропостижную смерть
Действительно, сейчас в литературе, как и во многих других областях культуры и искусства, действует культ новинки. Издательский бизнес и зависимый от него календарный цикл премиальных сезонов превращает художественное произведение в скоропортящийся продукт. Мы его прочитываем практически по диагонали, на осмысление не остаётся времени. В эту зависимость впали и авторы. Некоторые из них, повязанные контрактами и личностным желанием оставаться на плаву в актуальном литпроцессе, выдают по тексту в год. Хочешь не хочешь, но начинаешь жить с вала. Если ты замешкался, взял паузу в несколько лет, что естественно для написания книги, то уже автоматически даёшь пищу рассуждений о твоей писательской смерти. Так подобные высказывания звучали относительно Захара Прилепина перед выходом его романа "Чёрная обезьяна".
Логика понятна: книга, другая, даже оказавшаяся замеченной, прозвучавшей, может восприниматься в качестве случайности, продолжительное авторское молчание - "момент истины", выявляющий эту случайность. В ситуации нивелирования ценности экспертных оценок делается ставка на другой критерий оценки: время покажет. Причём, это "время" чрезвычайно сжато. Это даже не десятилетие, а максимум несколько лет, которые будто бы должны дать объективную оценку тексту, проверить его временем.
За эти несколько лет автор, если он не хочет быть списанным в литературный запас, выдаёт новый текст, к которому переадресовывается всё внимание, и апелляции к предыдущему будут делаться в лучшем случае, как к его прелюдии.
Вся проблема обостряется ещё и тем, что постепенно уходит жанр полновесной развёрнутой литературно-критической статьи, созданной на грани литературоведения и критики. Уходит не потому, что больше некому писать подобные статьи, а в силу того, что всё меньше людей готовых их воспринимать. Вместо неё наиболее востребованы рецензии, обзоры, причём, многие из которых сейчас пишут профессиональные журналисты, профессионально подходящие к прочтению произведения, то есть, в лучшем случае, по диагонали.
Происходит забывание произведений в силу нанизывания литературного процесса на премиально-издательский цикл, которому не предлагается никаких иных альтернатив. Современная литература превращается в очередь к своей минуте славы и только. После неё ты пакуешь чемоданы, и есть большой шанс, что дальше выпадешь из вида, если снова не встанешь в очередь к своей минуте.
Тому же потоку, конвейеру, который воздействует на писателя, поддаётся и критик. Сейчас он уже не может себе позволить писать пространные статьи о современной литературе. Во-первых, интерес к сугубо литературным и внутрицеховым темам сейчас минимален. А во-вторых, такое высказывание рискует потерять свою актуальность. Критик поддаётся журналистским соблазнам: быть первым и замечать текст, когда разговоры о нём являются актуальными, когда он представляет из себя информационный повод. Поэтому критик уходит в сетевую журналистику, газетные жанры, всё для того, чтобы как можно оперативнее актуализировать своё высказывание о художественном произведении. Погоня за новизной глушит основательность, вживание в текст, развёртывание его смыслов.
Задача критика - создавать информационный повод вокруг текста. Работать не только в потоке актуальности и злободневности, но и возвращать внимание читателя к тому или иному произведению. Работать не только на выявление новинок, не только на отслеживание календарного литературного годового цикла, но и на замедление этого процесса. Критику следует работать на подтормаживание этого процесса, стараться блокировать его безудержный поток.
Его задача в обращении к пройденному материалу. В этом как раз и будет реализовываться его первейшая миссия - отделение зёрен от плевел и развёртывание диалогического поля вокруг текста, в котором ему даётся жизнь.
В этом диалогическом поле кипит жизнь не только текста, по и самой современной литературы. Если этого нет, если произведение литературы проводят непрочитанным, не осмысленным, не поднявшим дискуссию, то создаётся иллюзия, что и его - как значительного явления - нет. Да и сам современный литпроцесс воспринимается как весьма сомнительное явление. В силу этой иллюзии в общественном сознании время жизни литературного произведения всё больше приближается к журналистскому тексту. Основное и принципиальное различие только в объёме.
Журналист Михаил Бударагин выразил общее умонастроение человека, интересующегося литературой, но находящегося вне литсообщества, а потому его читательское мнение может вполне рассматриваться за объективное и типичное: "Текст сегодня живёт от дня до недели. Хороший роман Сорокина "Теллурия" вызвал всплеск интереса, но через два месяца о книге никто не вспомнит. А ведь Сорокин один из лучших писателей в России. Я погружён в литературный процесс как читатель. Я не понимаю, какой смысл власти заниматься писателями, которых всё равно никто не читает, и читать не будет уже никогда" (http://tass-analytics. com/opinions/1134).
Собственно, Бударагин говорит именно о той скоропостижной смерти современного произведения, что и приведённый выше Алексей Татаринов. Получается, что жизнь книги сейчас воспринимается лишь в промежутке отрезка чтения. В то время как традиционно развертывание художественного произведения происходит в читательской реакции на его, в каждом акте прочтения, осмысления и истолкования. Вместо этого мы имеем образ скоропортящегося и одноразового продукта.
Едва ли бы кто-то отважился сказать о жизни "от дня до недели" применительно к другим видам искусства: изобразительного, кинематографа, музыки. Купил, к примеру, диск с новым альбомом той или иной группы, прослушал, проявил к нему свой интерес и выкинул на помойку. Дичь какая-то Этот диск может крутиться месяцами в проигрывателе и не надоесть, а наоборот, всё больше раскрываться. Никто не будет помышлять о его быстрой смерти. Однако относительно современной литературы мы рассуждаем, как о комплекте одноразовой посуды.
Конечно, здесь сказывается то, что чтение книги - это, помимо всего прочего, большой труд, на который сейчас лишний раз мало кто будет решаться. Но всё-таки надо говорить о том, что ушла традиция отношения к книге, как к чему-то крайне важному. Рыночные механизмы отформатировали не только её, но и отношение к ней, вплоть до переживания её полной ненужности: "какой смысл власти заниматься писателями, которых всё равно никто не читает, и читать не будет уже никогда"
В писатели у нас сейчас назначает рынок, литературу у нас формирует издательская политика, "шапки" раздают премии - всё это понятно. "Хороший" роман - это тот, который на слуху, - Сорокин, "Теллурия". Назвать как-то другой - малоизвестный - нужна смелость, да к тому же тебя попросту не поймут.
Всё это объективные вещи. Нашей современной литературе необходим такт реальности. Чёткий взгляд на своё реальное положение в обществе. Она должна осознать свой нерыночный характер и перестать подстраиваться под эту логику. С бега ей необходимо перейти на размеренный шаг, на подтормаживание процесса для его осмысления, выходить на стимулирование общественной дискуссии.
Иначе, на самом деле, "какой смысл"?..
Кое-что о Памеле
Анастасия Белокурова
23 января 2014 0
Культура Общество
Поделиться книгой: