Помоги проекту - поделись книгой:
Мне кажется, что главной причиной этого является изолированность Панги от внешнего мира. Вроде бы расположена она совсем близко от Катманду и уж тем более от Киртипура, а подступиться к ней нелегко — нет дороги, на машине не подобраться к Панге, и все грузы путешествуют на спинах носильщиков. В основном жители Панги обеспечивают себя сами. На окрестных полях, на террасированных склонах гор они выращивают овощи и рис.
Будь Панга на пересечении торговых путей, окажись в ней какая-то точка для приложения капитала, тогда, возможно, стала бы она разрастаться и приобрела бы серьезное экономическое значение... И, может быть, возник бы в долине Катманду еще один город.
Но пока в Панге нет динамизма, присущего городу. И она остается деревней. Деревней, похожей на город. Но лишь только внешне.
Патан и Бхадгаон
Собственно «трипуру» — «три града» составляют столица Катманду, Лалитпур (теперешнее название Патан) и Бхактапур (ныне Бхадгаон). С тех пор как в XV веке король Якша Малла разделил свои владения между сыновьями, и вплоть до того времени, как завоевал Большую долину Притхви Нараян Шах, все три города были городами-государствами. Патан гордится двумя прекрасными памятниками средневековой архитектуры — индуистским храмом бога Кришны и буддийским Махабодха. Первый поражает своим изяществом и пропорциями. Стены второго сложены из тысяч терракотовых пластинок, и на каждой из них изображен Будда.
Патан — в нем живет более сорока тысяч жителей — второй по численности населения после двухсоттысячного Катманду. Оба города разделяет река Багмати. Официально расстояние между обоими городами четыре километра, но практически они сливаются предместьями. Поэтому можно сказать, что Патан начинается там, где кончается Катманду.
Самый молодой город триады — Бхадгаон. Он был основан в IX веке, на полтораста лет позже Катманду и на тысячу двести лет позднее Патана. Второе название города — Бхактапур. В переводе с санскрита «город верующих». Почему жители назвали свой город «городом верующих»? Непальцы глубоко религиозны и сейчас, а в средние века неверующих, очевидно, не было вовсе. Их просто не могло быть. Неужели же в других городах Непала были безбожники? Конечно, нет. По-видимому, жители города выразили в названии и свою приверженность именно к индуизму. (Слово «бхакта» в санскрите означало не просто верующего, а адепта индуистских божеств, особенно Вишну.) Так что непальцы той далекой эпохи в названии города выразили тот смысл, который тогда был явным, но с течением времени потерялся: «Бхактапур — город бхактов», то есть приверженцев индуизма.
И потому, очевидно, ревностные почитатели бога Вишну построили свой город таким образом, что в плане он напоминает гигантскую морскую раковину — один из атрибутов Вишну.
В отличие от Патана, который сливается с Катманду, Бхадгаон-Бхактапур значительно удален от столицы: он лежит примерно в одиннадцати километрах к востоку от нее.
Город виден издалека: он кажется многоярусным, потому что дома его построены на холмах. Над рядом домов с крутыми крышами, стоящих у подножия холмов, поднимается новый ряд, затем еще один, и так до последнего яруса, расположившегося на самом гребне холмов.
Прежде чем въехать в Бхадгаон, минуешь большой пруд Сидхи-покхари, в котором, по поверью, живут две волшебные змеи. Не знаю, как насчет волшебных змей, но обычных змей в долине полно. И встреча с ними, как правило, не сулит ничего хорошего. Тем не менее змеям в долине Катманду поклоняются. Изображения змей в любом храме, а храмов в Бхактапуре очень много.
На Дворцовой площади теснятся пагоды и храмы, слева от въезда в главные ворота стоит Дворец Пятидесяти Пяти Окон. К нему примыкают Золотые Ворота. Один западный исследователь сказал когда-то: не будь в Непале ничего достойного внимания, все равно ради одной только Дворцовой площади Бхактапура стоило бы претерпеть все тяготы путешествия и увидеть это чудо...
Чудеса в Бхактапуре не ограничиваются одной Дворцовой площадью. Чудесна пятиярусная пагода Ньятапола, удивительно пропорциональное сооружение с высокой лестницей, которую охраняют парные изваяния великанов, слонов, львов, грифонов и богов.
Окна одного дома выточены из дерева и представляют собой распущенный во всей своей красе хвост павлина. Филигранной работы, словно из кружева сплетенный хвост, который веером расходится от изящной выпуклой фигурки царь-птицы, помещенной в центре. И Дворцовая площадь, и пагода Ньятапола, и павлиньи окна — все это, так сказать, традиционные достопримечательности. Но каждый находит здесь свое чудо, не обязательно входящее в список непременных записных туристских объектов.
Как-то с группой студентов-непальцев я приехала в Бхадгаон. После обязательной программы нас отпустили прогуляться по городу. Мы долго шли вдвоем с одним из студентов по извилистым улочкам Бхактапура и никак не могли выбраться из их лабиринта к месту сбора.
Заглядевшись на резные ворота, над которыми нависла голова страшного демона с разинутой клыкастой пастью, мы неожиданно потеряли из виду своих спутников и в некоторой растерянности пытались сообразить, куда же нам идти.
Дело осложнялось тем, что даже местные жители не могли нам помочь. Те редкие старики, что сидели у порогов своих домов, как выяснилось, не говорили по-непальски. А мы не понимали по-неварски.
Вообще-то многие жители Непала владеют по меньшей мере двумя языками — родным и непали, государственным языком, который в этнически пестрой стране стал средством межнационального общения.
Но оказалось, что здесь, в Бхактапуре, четвертом по величине городе Непала, который расположен в каком-нибудь десятке километров от столицы, есть кварталы, где время словно остановилось...
Здесь, в этих старых кварталах, невары живут в замкнутом мире, погрузившись в свой быт, в свои хозяйственные заботы, выработав особый жизненный ритм, неторопливый, размеренный...
У них свой круг общения, ограниченный деловыми отношениями и семьей. Благо семья большая. Ведь у неваров дети, обзаведясь собственной семьей, остаются в доме с родителями. Таким образом под одной крышей живут три, а то и четыре поколения одновременно.
В объединенной семье муж и жена — как бы простейшая клетка организма, его основа. В то же время такая супружеская пара — это ветвь дерева. Рядом живет брат мужа со своей женой. Рядом еще один брат с семьей и еще один. Сыновья их приводят в тот же дом своих жен и получают в свое пользование какую-то часть жилища. Здесь же живут незамужние дочери.
Все эти родные братья, их дети, которые приходятся друг другу двоюродными, дети их детей, как ветви и веточки, упираются в ствол дерева — в здравствующих стариков родителей. Дерево это бурно разрастается, охватывая своими ветвями не только родовой дом, но и прилегающие к нему пристройки, порой занимая целый квартал. Правда, в наше время некоторые молодые семьи пытаются селиться отдельно от «дерева».
Итак, мы шли по закоулкам Бхактапура и не могли из них выбраться. Стал накрапывать дождь.
Мы уже начисто потеряли всякую надежду выбраться из лабиринта и поспеть к сроку. И вдруг за каким-то бесчисленным поворотом увидели автобус.
Сверкающий стеклом и никелем, он казался чужеродным на Дворцовой площади, куда стекались кривые каменные улицы Бхактапура-Бхадгаона, самого молодого и самого древнего, самого неварского из городов Большой долины...
Дуэль на Дунае
Борьбу России за освобождение Болгарии начали, по существу, моряки, поскольку переброска армии на территорию порабощенной Болгарии была неизбежно связана с форсированием Дуная. Поэтому «скачок» через него и был, собственно, началом самой войны.
Широкая многоводная река и в обычных условиях представляла собой серьезную преграду. А из-за сильного половодья в тот год Дунай разлился во многих местах более чем на четыре километра. Мостов же через реку тогда не существовало, к тому же против самых удобных для переправы мест находились вражеские крепости с сильными гарнизонами и мощной артиллерией. По всему Дунаю турецкие полевые караулы с ближайшими резервами круглосуточно сторожили каждый метр берега.
Главной опасностью для переправы была мощная флотилия турок, насчитывающая до сорока паровых военных кораблей, имевших в общей сложности около 100 орудий. Среди них находилось 14 бронированных мониторов и канонерок, вооруженных семи- девятидюймовыми пушками.
У русских не было кораблей. А между тем бороться, сковать, если не уничтожить, вражескую флотилию было необходимо. Без этого не могла состояться переправа. Поэтому штабом главкома были подготовлены две роты гвардейских моряков из Петербурга и до двухсот человек черноморского отряда. Они прошли практический минный курс школы молодого лейтенанта С. О. Макарова — будущего знаменитого адмирала — и были горячими сторонниками минной войны, ибо другого реального средства борьбы с вражескими мониторами не было. И поэтому предложение лейтенанта Балтийского флотского экипажа Шестакова вооружить минами паровые шлюпки, как это сделал Макаров в Севастополе, получило «добро» главкома. С помощью отпущенных на это дело средств были оборудованы шесть катеров из имеющихся тринадцати.
Моряки одними из первых были двинуты к Дунаю, в район Браилова. Вслед за ними сюда прибыла осадная артиллерия большого калибра. И по береговым кручам реки стали оборудоваться огневые позиции батарей полевой и осадной артиллерии, положивших конец свободному плаванию вражеских броненосцев по Дунаю.
Почему именно Браилов был избран основным пунктом этих сосредоточений? Это будет понятно, если взглянуть на карту низовьев Дуная. Именно здесь между Галацем и Браиловом река несет свои воды по единственному основному руслу без протоков и рукавов. Фарватер здесь один, и всякий корабль, следующий по Дунаю, был доступен огню с румынского берега. Вторым, не менее важным обстоятельством явилось то, что вся турецкая флотилия располагалась по Дунаю выше Браилова. Тем самым она сразу была отрезана от баз снабжения, лишена связи со своим Черноморским флотом и потеряла возможность ведения всяких операций в устье Дуная.
Кроме того, на участке Галац — Браилов вблизи берега Дуная проходила единственная железная дорога, по которой шли основные перевозки русских войск и грузов в район сосредоточения. И она была уже вне досягаемости мощных орудий мониторов врага, не рисковавших теперь появиться здесь.
Так без выстрелов с обеих сторон прошло восемь дней, наступила ночь на девятый. На рассвете молочно-белый туман над Дунаем начал подниматься. Из пелены появилось огромное темное пятно, заметно увеличивающееся в размерах.
В медленно рассеивающемся тумане стали видны два турецких монитора — один стоял на фарватере против Браилова, другой ниже по течению. Разыгралась первая в кампании артиллерийская дуэль. В результате поле боя осталось за русскими артиллеристами. Ближайший вражеский броненосец со сбитой трубой и поврежденным рулем потерял ход и был отбуксирован своим напарником в глубь Мачинского рукава для ремонта, а также похорон капитана и двух турецких моряков.
11 мая 1877 года русские артиллеристы удачным залпом из шестидюймового осадного орудия батареи поручика Самойло и мортиры такого же калибра поручика Романова с не полностью еще оборудованной позиции отправили на дно Дуная новейший, самый мощный бронированный монитор врага «Лютфи-Джелиль». В результате прямого попадания в пороховую камеру монитор буквально в считанные мгновения оказался под водой — над поверхностью торчала лишь мачта с адмиральским флагом.
Флаг был снят русскими моряками на шлюпке во главе с полковником Струковым и отправлен на вечное хранение в Морской корпус (ныне Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе в Ленинграде). Они же спасли единственного уцелевшего матроса, выброшенного на берег взрывом.
Блестящая победа артиллеристов вдохновила моряков на новые подвиги. Морские офицеры во главе с лейтенантом Балтийского экипажа Александром Петровичем Шестаковым решили втайне от своего командования, на свой страх и риск подорвать вражеский броненосец шестовыми минами по примеру лейтенанта С. О. Макарова.
В ненастную, дождливую, темную ночь на 26 мая Шестаков во главе отряда из четырех катеров отправился на поиски вражеских мониторов. В кромешной тьме отряд обнаружил вражескую флотилию и атаковал стоявший в середине самый большой броненосец. Взрыв мины с главного катера был неудачным и преждевременно всполошил турок, открывших ураганную стрельбу из ружей и пушек. Но, несмотря на огонь, Шестаков на катере «Ксения» быстро и точно подвел мину под левый борт монитора. Раздался громоподобный взрыв. Так был потоплен второй самый мощный броненосец турок «Хивзи-Рахман».
Это была первая победа слабых катеров над мощными броненосцами врага. Вместе с тем это был первый опыт торпедирования броненосцев в боевой истории не только российского, но и мирового военного флота, вызвавший к жизни новый вид грозного оружия морского боя — торпедные катера. Все доблестные моряки получили за свой геройский подвиг боевые награды.
За тысячелетия до Синдбада
За тысячелетия до Синдбада
Каждый год из Аравии и Индии, из Персидского залива и Красного моря сюда, на африканское побережье, приходят сотни доу — небольших крепких суденышек. Капитанов этого «москитного флота» иногда называют восточными викингами: их корабли, подобно ладьям северных мореходов, не имеют укрытия для экипажа. С норманнами роднит их еще и мужество — плавать в огромном океане очень непросто...
На судах — маленькие плетеные треугольные паруса. Эти бывалые, испытавшие множество приключений корабли пропахли сотнями запахов: ладана и кожи, тканей и риса, ковров и фиников, слоновой кости и губок. Плавание на доу переносит нас к заре истории освоения Индийского океана. Истории сложной и подчас неожиданной...
Мадагаскар. Общеизвестно, что в древности этот остров был необитаем. Когда и откуда пришли на остров первопоселенцы? В некоторых мальгашских диалектах лингвисты обнаружили элементы санскрита. Значит, из Индии? На лапке ископаемой птицы эпиорниса обнаружено бронзовое кольцо с печатью из древнеиндийского города Мохенджо-Даро пятитысячелетней давности. Опять Индия?
Теперь восточноафриканское побережье. Среди лодок местных жителей обнаружены точные аналоги индонезийских. И там и тут абсолютно схожие каноэ с двойным балансиром. Самостоятельное возникновение? Большинство ученых придерживается иного мнения... Значит, Индонезия — Восточная Африка, еще один маршрут?
Археологи нашли средневековый китайский фарфор в развалинах на территории. Машоналенда в Юго-Восточной Африке. Фрагмент древнекитайской керамики обнаружен в Северном Трансваале, а китайские монеты — в одной из старых шахт Зимбабве и на Нижнем Конго. Профессор Дарт утверждал, что странные головные уборы, изображаемые древними бушменами, явно дальневосточного происхождения, и это пока никем не оспаривается. Вот и новый маршрут: Дальний Восток — Зимбабве.
Вышеперечисленное — лишь малая и даже не самая впечатляющая часть тех загадок, которые хранит пока многотысячелетняя история Индийского океана. Попытаемся хоть немного проникнуть в некоторые из этих тайн.
Уже в древнейших книгах, написанных на санскрите, есть упоминания о качестве и размерах морских судов. Во «Врикш-Аюрведе», или «Науке о жизни растений», говорится о сортах дерева для различных кораблей. Там сообщается даже, что железо не должно использоваться в сцеплении и скреплении досок для морских судов, так как металл подвергается воздействию магнитных скал в море. Неплохой багаж знаний для трехтысячелетней древности... Другие книги говорят об украшениях и снабжении судов, которые делают их удобными для пассажиров. В качестве украшений рекомендуется золото, серебро, медь, а также сплав всех трех металлов. Упоминается и число пассажиров — до 800...
Вавилонские клинописи говорят о странах Маган и Мелухха. Есть упоминание о них и в более древних, шумерских текстах. Из Магана привозились ценные породы дерева, а из Мелуххи — золотой песок, жемчуг, ляпис-лазурь. Мелухху называют еще и Черной страной. Значит, она находилась в Африке? На этот счет есть одно интересное предположение археологов. Руины Зимбабве — и это не представляет сомнения — являются делом рук народов банту. Однако некоторые ученые утверждают, что отдельные черты комплекса имеют иноземное происхождение. «Думаю, что здесь не обошлось без индийского влияния, правда, заморские новшества прошли через африканские руки», — пишет известный исследователь Дж. Хорнелл. А руины Нататали в Машоналенде имеют несколько пунктов сходства со знаменитым индонезийским храмом Боробудур. Все это может служить доказательством того, что Юго-Восточная Африка была известна Древнему Востоку и Индии и могла быть шумерской Мелуххой.
Так мы вновь сталкиваемся с вопросом об индонезийских плаваниях в Африку — интереснейшей и полной неясностей проблемой, вставшей перед учеными совсем недавно.
«Будучи на озере Ньяса, я имел возможность детально ознакомиться с большими каноэ, на которых плавали племена банту по озеру», — писал Дж. Хорнелл. Ученого давно привлекли странные параллели в строительстве лодок в Индонезии и Восточной Африке. И детальное обследование ньясских судов выявило поразительный факт — этот тип лодок встречается только в трех местах: в Индонезии, Восточной Африке и на Мадагаскаре. И Хорнелл выдвигает предположение: одна волна индонезийцев пересекла Индийский океан и достигла восточного берега Африки, а вторая пошла на Мадагаскар. Но насколько мощной была первая волна? Может быть, она лишь единожды коснулась африканского побережья и отхлынула, не оставив, кроме лодок с Ньясы, никаких следов?
Однако остались и иные следы. И настолько убедительные, что можно говорить не только о налаженных морских путях от Индонезии до восточного побережья Африки, но и до западного.
...Установлено, что каноэ с балансиром в той или иной форме имеет распространение на восток до острова Пасхи, захватывая Полинезию, Меланезию и Микронезию, а на запад — до Цейлона, Индии, Восточной Африки и Мадагаскара. А место рождения каноэ с балансиром — Индонезия. Именно отсюда оно в очень ранние эпохи пошло на восток с мигрантами, нашедшими новую родину на гористых островах, именуемых сейчас Полинезией, и на запад — до Африки.
...Английская путешественница конца прошлого века Мери Кингсли сообщала об обычае добывать огонь у женщин бакеле в Западной Африке при помощи черенка пальмовой ветки, который нужио быстро вертеть в углублении из дерева той же пальмы. Этим способом, кроме бакеле, пользуются лишь в Индонезии, Индокитае и Новой Гвинее.
...Производство материалов из растительных волокон для обшивки парусников известно только в Нигерии, в Южной Африке у народа ксоса и в Индонезии.
...Четырехугольные хижины, крытые сплетенными листьями кокосовой пальмы, имеют очень ограниченное распространение в Африке и совпадают с расселением народа суахили. На восточноафриканском берегу их распространение полностью схоже с ареалом применения индонезийского балансира. По внешнему виду эти хижины очень похожи на индонезийские, и, как полагают некоторые ученые, искусство их постройки было принесено в Африку «пассажирами» малайских суденышек.
...Путешественники давно уже обратили внимание на бушменских и готтентотских собак — риджбеков. Эти животные появились в Африке задолго до появления первых европейцев. А в мире есть всего одна порода собак, сходная с риджбеками. Она именуется «фукуок» по названию маленького острова в Сиамском заливе (Юго-Восточная Азия). Ошибиться зоологи не могли — у этих собак есть одна отличительная черта: с середины спины шерсть у риджбеков растет вперед, так что спутать породы практически невозможно.
Перечисление это можно продолжить.
Но и без этого набирается достаточно много различных свидетельств, позволяющих выдвинуть обобщающую гипотезу: в то время как корабли Европы только-только выходили на просторы «своих» морей, поверхность Индийского океана уже давно была «вспахана» килями океанских судов мореходов древности. Причем движение по «голубым дорогам» Индийского океана началось в каменном веке и не прекращалось на протяжении тысячелетий.
Ашьхацан
«Ашьхацан» — по-абхазски — перегон скота в горы. Но нет, не только перегон, больше. Здешние пастухи, казалось бы, вполне оседлые люди, не могут скрыть радости, когда наконец-то приходит время покинуть дом. «Не сидеть же все время в четырех стенах?.. Дом становится дороже, когда он временная остановка, место отдыха и покоя...» — так приблизительно думает каждый из них.
Большая часть абхазских деревень на побережье и в близких к берегу предгорьях. И когда на месте трава уже сильно побита, пастухи уходят в горы, в страну прохлады, наклонных лугов, выше которых рождаются ручьи. Это и есть «ашьхацан» — трудная работа и праздник одновременно.
К нам, в Псху (1 Псху — маленькое горное село в северо-западной Абхазии. Также общее ходовое название разветвленной горной долины в среднем и верхнем течении реки Бзыбь и ее притоков.), пастухи приходят с юга.
Еще зимой пастух, устроившийся было у домашнего очага, полусонный от тепла и уюта, вдруг начинает чувствовать беспокойство: он неожиданно встает и выбегает из дома. Идет по дорожке вокруг двора или к кукурузному полю, останавливается, оглядывается: что это, мол, я потерял? Чего хочу? Что это со мной? Его домашние ничего не замечают. И только жена все понимает и чувствует, отворачивается от двери и смотрит на огонь.
Она родила ему сына, который с ними почти не живет. Сын приезжает изредка, с красивым кожаным портфелем, в котором лежат глаженые рубашки и журналы с цветными фотографиями. Он приезжает каждый раз на такси, хоть это недешево, но он хорошо зарабатывает и может себе позволить такую роскошь. Сын приезжает всего на несколько дней. Иногда помочь, если его заранее попросят, а обычно, чтобы поесть домашней абысты
Но сейчас сына нет. А отец его вышел из дома и давно стоит посередине двора в глубоких калошах на босу ногу и уже вытоптал ровное место на свежем снегу. И смотрит на горы. Он похож на стрелку компаса, вращающуюся по кругу и наконец успокоившуюся в положении «север — юг».
Пройдет совсем немного времени, что-то изменится в мире, и тогда пастух начнет тщательнее чистить скребницей лошадь, водить ее к роднику, будет разбирать и развешивать для просушки мешки, брезент, чинить вьючные седла и сбрую.
Самое главное во время большого перегона — не спешить и поменьше нервничать. Пастух не гонит, он пасет стадо. А стадо «течет», у него своя сущность, свой инстинкт. И свой ритм. Посмотрите, как оно идет: задние тянутся за передними, а те отступают от них. И пастуху остается только направлять это движение, так же, как земледельцу должно лишь направлять воду куда нужно, а не останавливать ее.
Недаром пастухи многих племен и народов играли на свирели, рожках и разных других дудах. Или били в барабан. Они ловили ритм движения, сами подчиняясь ему.
«Эй-гей, гей, гей, гей!» — слышится на той стороне Бзыби. Значит, погнали стадо через широкий деревянный мост. Река еще большая, и через высокую воду боятся идти.
Вода — по-абхазски «адзы». В этом слове есть что-то звенящее. Вода бегущая, падающая, с каплями и брызгами. Такая вода в Бзыби. Она течет от самых ледников до первых домов хутора Решевей, прыгает через валуны, растекается по нескольким руслам у намытых островов близ Битаги, второго хутора, и, принимая в себя силу притоков, кидается в каньон. Тут уже не звон, а пушечный залп.
«А-яу-яу-яу-яу!» — нарочно «страшно» кричит кто-то из молодых, торопя скотину. Изредка доносится глухое бряцание — это звенит выдолбленный из самшита колокольчик на рогах у вожака. Вожак идет совершенно независимый и непонукаемый, как белобородый мудрец в круговерти уличной толпы, гордый старый козел с бубном на рогах.
Вот прошли, почти не смешиваясь, стада коров и коз. Козы остались на поляне. Коровы потянулись по склону, к зарослям колючек. Два бычка сцепились в драке в самом «горле» тропы над водопадом, загородили дорогу, и грязь летит в стороны, по кругу. И пастух бежит им навстречу, вверх по скользкому склону. Часть стада тем временем перешла уже на нижнюю террасу, и мальчики-подпаски уходят за ней. Вот она, пастушья школа, в пути...
Тропа идет зигзагами поперек склона, кое-где по хребту, упорно перерезая склон по диагонали. И только в самом конце выходит на непривычно широкую дорогу, изрезанную лавинами и ручьями. Эту дорогу называют «старой». Местами она непроходима — завалена камнями, упавшими деревьями, снесена лавинами. Ее строили больше ста лет назад. Последний раз она послужила в 1942—1943 годах, когда по ней доставляли снаряжение для наших передовых отрядов, остановивших немецких егерей.
...Девятикилометровый подъем прошли только к вечеру. Уже начинались быстрые горные сумерки, когда остановились у большого ручья.
Сегодня поработали хорошо, особенно мальчики. Леонтий с самого начала погнал вперед малое стадо — то, что привыкло пастись неподалеку от хутора. А за этим стадом тянулись с мычанием остальные. Стадо не хочет распадаться. Потом, уже летом, это единство нарушится, и снова животные будут пастись кучками, видя друг друга, но не соединяясь. А пока, на перегоне, стадо идет длинной пульсирующей волной.
Пастухи Бат, Алцук и Гудим движутся по соседним тропам, не давая скоту разойтись по склону, время от времени направляя его. Вьючные лошади идут среди стада, возвышаясь над потоком, изредка чиркая подковами по камням. Телята пугаются их и отпрыгивают в сторону. Лошади знают эту дорогу хорошо, и лишь одна молодая серая кобылка, первый раз с вьюком, забывает про свою ношу и часто цепляется за камни и деревья в узких проходах, звеня подвешенным сбоку подойником, и всех это смешит и злит немного, и все на нее кричат, и тогда, уткнувшись в хвост другой лошади, кобыла идет некоторое время хорошо, пока снова не проявит свой норов, желая вырваться вперед.
Но вот уже и Башта, ровное болотистое плоскогорье. Стадо разбредается. Травы пока маловато. Влажное тепло еще не дошло сюда, но весна свое возьмет.
Раньше, в старину, каждый переход сопровождался жертвоприношениями духу перевала. В особом месте клали пулю, иглу, шило, иногда кинжал, ножны или даже затвор — в общем что-нибудь из металла. Говорят, что и теперь на заброшенных тропах у перевалов, чуть в стороне, можно найти эти «клады», разъеденные окисью и ржой.
Сейчас так не делают. Но сердце какого путника, а пастуха в особенности, не порадуется удачному началу перехода?
...Горит огонь. Почти совсем темно. Стреноженные кони под седлами, чтобы не остыли после перехода, еще пасутся, глухо позвякивая путами и подвязанной уздечкой, а уставшие козы и коровы лежа жуют жвачку.
Уже воткнуты в землю комлем гибкие длинные ветки орешника, переплетены сверху и накрыты брезентом. Внутрь шалаша, пока наспех, брошены мягкие вьюки, провизия, бурки. Там же, прикрытый сверху мешком, лежит, подрагивая и повизгивая, родившийся в пути щенок.
Мальчики натаскали дров для ночного костра, Гудим и Леонтий развьючили лошадей. Самый старший, Базала, достал посуду, еду, из крепкой ветки дереша сделал чхвиндж (1 Чхвиндж — особое приспособление, чтобы вешать котел над костром.), затесал его нижний толстый конец узким маленьким топориком и косо забил в землю рядом с огнем. Теперь стоит повернуть его, и можно вешать на свежие зарубки котел.
Поделиться книгой: