Помоги проекту - поделись книгой:
— А потом? — все же не выдержал Кулешов.
— Потом? — переспросил Найденов. — Потом задача будет выполнена.
Все повернулись к Семенову, словно бы спрашивая его: «Ну что, командир, решай...» Но Семенов молчал.
— Я пойду, — сказал Найденов.
— Да все готовы! — горячо воскликнул Звонковой.
Семенов поднялся с камня, зачем-то поправил ватник под мокрым брезентовым ремнем.
— Вопрос не в том, кто из нас самоотверженнее, а кто вернее выполнит задачу.
— Пожалуй, я, — сказал Ревякин. — Кто знает, может, «язык»-то и пригодится.
— Пожалуй, я, — как эхо отозвался Кулешов. — Мы с лейтенантом Найденовым не первый раз вместе, легче поймем друг друга.
— Хорошо, — сухо сказал Семенов и снова поправил ремень.— Пойдут Найденов и Кулешов, как самые опытные.
Когда снова потемнело небо, вся группа выдвинулась к дороге. По ней уже шли машины то колоннами, то поодиночке. В кузовах охраны не было — сопровождающие сидели рядом с шоферами. Оставив себе по две гранаты, автоматы и бутылки с горючей жидкостью, Найденов и Кулешов подобрались к самой дороге в том месте, где она делала поворот.
Вот тяжелый грузовик вынырнул из-за поворота и стал набирать скорость. Найденов метнулся к нему, уцепился за задний борт и, подтянувшись, перевалился в кузов. Ударился боком об острый угол, ощупал его и удовлетворенно причмокнул: точно, снарядные ящики.
Он лежал под брезентом, держа в одной руке гранату, в другой бутылку с горючей смесью. Думал: если машина остановится и часовой у въезда в склад полезет проверять кузов, сразу ударит бутылкой об острый угол и сунет гранату подальше между ящиками. Но часовой в кузов не заглянул. Машина только приостановилась в воротах и стала заворачивать куда-то влево. Найденов осторожно выглянул, увидел, что машина задом подъезжает к высокому штабелю снарядных ящиков. Возле них стояли солдаты, дожидаясь разгрузки. И еще он увидел другую машину, въезжавшую в ворота, и порадовался, что не один он тут среди врагов. И усмехнулся сам себе: оказывается, даже умирать, если не в одиночку, гораздо легче.
Теперь он лежал и ждал, когда машина подойдет вплотную к штабелю, когда немцы сами откинут кузов. Ждал еще и потому, что это позволяло другой машине, в которой был Кулешов, подъехать поближе. Теперь немцы разговаривали почти над самым ухом, спорили о чем-то, переругивались. Но вот загромыхал борт, и, прежде чем он отвалился, Найденов быстро поднялся, одну за другой швырнул бутылки в глубину штабеля снарядных ящиков и, перехватив автомат, ударил по бегущим к нему немцам. Выскочил, длинной очередью провел по машине, которая сразу вспыхнула ярким бездымным пламенем. Найденов увидел, как загорелась вторая машина, стоявшая у другого штабеля, и засверкали вспышки автоматных очередей из-под ее колес...
Когда машины скрылись в темноте, Семенов постоял молча и вдруг резко повернулся.
— Уходим, — глухо сказал он. И пошел в глубь леса, ничего больше не говоря, не объясняя. Да и что было объяснять? Все знали, что после взрыва, даже если взорвется только одна машина, немцы прочешут лес. А у разведчиков была карта со многими важными пометками, и ее надо было непременно донести до своих.
Долго шли они через лес, приглядываясь и прислушиваясь, чтобы ненароком не напороться на немцев. Остановившись передохнуть, молчали, не зная, о чем можно говорить в такую минуту. Тишина лежала вокруг, и казалась она еще глуше оттого, что вдалеке рокотал фронт.
— А может, их?.. — тихо проговорил Звонковой.
— Не может, — тотчас откликнулся Семенов. — В любом случае свои машины они бы взорвали...
Он не договорил. Дрогнула земля под ногами, полыхнуло зарницей по затянутому тучами небу, и тяжелый грохот шквалом прошел над лесом.
Семенов снял фуражку, и Звонковой с Ревякиным стянули свои мокрые шапки-ушанки, стояли, смотрели на широкий огонь, полыхавший над горизонтом.
— Лейтенант Найденов! Красноармеец Кулешов! — словно запоминая эти имена, произнес Семенов. И задумался, что бы такое сказать об их подвиге. — Родина вас не забудет. — И снова задумался. Но на память приходили обычные фразы, какие много раз говорились над могилами павших...
С рассветом появились самолеты, высматривая, низко закружили над лесом. Весь день разведчики лежали под кустами, а с темнотой снова отправились в путь. И хоть каждую минуту ждали встречи с врагом, все же вздрогнули, услышав короткий окрик:
— Хальт!
И сразу же над головами прошла автоматная очередь.
— Звонковой, в прикрытие! — приказал Семенов. — Ревякин, за мной!
Они метнулись в сторону, скатились в глубокий овраг, пошли прямиком по кустам, переступая через узенький ручеек. Сзади застучали автоматы, потом громыхнули гранаты — одна, другая, третья. И все стихло.
— Вася! — сказал Семенов, и Ревякин удивился такому никогда прежде не слыханному от лейтенанта обращению. — Вася, возьми планшетку, ее надо любой ценой доставить в штаб.
— А вы?
— Следующий бой — мой, ясно?
— Нет, не ясно. Вы командир, вы и доставите планшетку.
— Не спорь, помначпрод. Я опытнее тебя, я лучше прикрою.
Они попытались выбраться из оврага и отпрянули от быстрых частых автоматных вспышек. Сразу же где-то рядом громыхнула граната, осколки дождем зашумели в кустарнике.
— Уходи в кусты! — приказал Семенов.
— Товарищ лейтенант, я не могу вас оставить!
— Уходи! — с неожиданной злостью выкрикнул Семенов. — Эта карта дороже моей жизни, понял?! Уходи. Ради победы...
Прошел час, прошел другой, а Ревякин все полз через кустарник. Впереди показался бугор. Ревякин перевалился через него и упал в узкую щель. И сразу понял, что попал в траншею, вскочил, готовый защищаться. И вдруг услышал знакомый голос:
— Ты?!
Перед ним был тот самый матрос с щегольскими усиками, который провожал их на передовой перед выходом в разведку.
— Откуда ты взялся? — спросил Ревякин.
— Я-то на месте, а вот ты откуда?
— Оттуда.
Приподнявшись, матрос посмотрел в темень, мельтешащую вспышками выстрелов, словно там можно было разглядеть что-то важное.
— Понимаем, — сказал он. — Как не понять. Уходили пятеро, а вернулся один...
Трипура у подножья гор
После окончания МГУ я была направлена в Непал на стажировку в Трибхуванском университете. Я должна была изучить непали, государственный язык Непала. Но, кроме языка, я пыталась понять эту страну, о которой так много написано, но о которой мы так мало знаем. И вскоре я убедилась, что, кроме более или менее известного по книгам Непала — страны великих Гималаев и «снежного человека», — существует еще и Непал, где города и городки стоят гуще, чем в самой населенной европейской стране. (Меня прежде всего заинтересовал именно этот Непал, «трипура» — «троеградие» долины Катманду.
Я попала в Непал в июле, в пору муссонов. Сутками шли теплые проливные дожди...
Люди горной страны
Каждое утро часов в восемь за дверью моей комнаты раздавалось шлепанье босых ног, царапающий и поскрипывающий звук неумолимо приближался к моей Двери. Я знала: длинным сухим веником Кират подметает цементный пол.
Я брала печенье, шоколад или еще что-нибудь из съестного и выходила в коридор. Худенький высокий мальчик в коротких штанишках, с мускулистыми загорелыми ногами, отставлял веник в сторону, складывал у груди ладони лодочкой и тихо, даже как-то виновато говорил: «Намастэ, мэм-саб!»
— Здравствуй, Кират! Давно тебя не было. Ты болел?
— Нет, мэм-саб. Я взял отгул. Надо было помочь маме сажать рис...
Кирату десять лет. С восьми лет он работает. Сейчас служит уборщиком в университетском городке. Когда ему было шесть лет, он ходил в школу, так что читать и писать немного умеет. Когда-нибудь он, возможно, снова будет учиться, а сейчас некогда: надо помогать матери и сестрам с братьями.
Несколько раз я пыталась узнать от мальчика его имя, но он непременно отвечал, что его зовут Кират. Но «кират» — это ведь название племени, а мне хотелось выяснить, как его зовут дома: Рам, Радж или Гопал?
— Нет, — отвечал он. — Дома меня зовут Джетхо.
В простых непальских семьях к детям обращаются «по номерам»: «джетхо» — «старший», «майло» — «второй», или «средний» (если детей трое), «сайло» — «третий». Третьего, если он последний, называют еще «канчхо» — «маленький». Такие имена имеются и для других детей — восьмого, девятого и десятого, а надо, так и дальше. Но это имена семейные. А официальные состоят из трех слов, где первые два — имя, данное ребенку родителями с помощью астролога, например, Индра Бахадур или Сита Дэви. Индра — имя бога, Бахадур — «смелый»; это имя мужское. Сита — имя легендарной принцессы, а Дэви означает «богиня».
Третье слово — «тхар», родовое имя, примерно соответствует нашей фамилии. Оно указывает на принадлежность к определенной касте. По родовому имени можно определить многое, если, конечно, ориентироваться хоть немного в невероятно сложной системе непальских кастовых, этнических и религиозных отношений. Имя человека — Индра Бахадур Шрестха. Тхар Шрестха означает, что, во-первых, этот человек принадлежит к древнему роду торговцев, во-вторых, исповедует индуизм и, наконец (а может быть, в первую очередь!), тхар Шрестха говорит любому непальцу, что его владелец — невар.
...Десятилетний худенький мальчик с голыми крепкими ногами стоит в длинном холодном коридоре пустого общежития, зажав в смуглых руках жесткий веник.
— Дома меня все называют Джетхо, — повторяет он. — А вы называйте меня Кират, мэм-саб!
У него раскосые глаза, широкие скулы. Он принадлежит к древнему племени киратов, которые еще до нашей эры населяли Восточные Гималаи.
В Непале много народностей. Все они делятся антропологами на два основных типа: южноевропеоидный и монголоидный.
Южноевропеоиды — высокие, узкокостные, стройные. У них прямые носы, большие темные глаза, довольно светлая кожа; происходят они от индоариев. Они населяют южную и среднюю части Непала.
Монголоиды коренасты, у них широкая кость, лица скуластые, кожа имеет желтоватый оттенок, глаза с характерным узким разрезом и складочкой кожи на веке, которая закрывает внутренний угол глаза.
Но поскольку с древнейших времен в долинах Непала оседали и перемешивались различные племена и народности, современное население Непала антропологически нельзя разделить только на эти два типа. В результате взаимодействия различных групп образовались новые — смешанные этнические и антропологические типы. В науке их называют «контактные», или «переходные». Именно таковы невары — основное население долины Катманду, Большой долины Непала. Неваров почти полмиллиона. В их облике соединились черты индийцев и монголоидов.
Из всех многочисленных племен и народностей Непала только невары вполне сформировались в единую крепкую, экономически развитую этническую общность. Государство неваров, возникшее еще полторы тысячи лет назад в пределах Большой долины, достигло своего расцвета в средние века, в правление династии Малла. И в стоящих почти рядом городах долины Катманду — в трипуре Большой долины больше всего живет неваров.
Праздник в Киртипуре
Место, где я учусь и живу — Трибхуванский университет, — со всеми своими учебными помещениями, лабораториями, клубом, библиотекой и прочими сооружениями щедро рассыпан на обширной территории, окруженной с трех сторон крестьянскими полями.
С четвертой стороны владения университета подступают к высокому холму, на вершине которого стоит древний город Киртипур, в переводе с санскрита «город славы». Когда-то это был город-крепость, в котором жили невары. Когда правитель княжества Горкха, что находилось к западу от долины, воинственный и удачливый Притхви Нараян Шах вторгся в эти края, именно Киртипур оказал пришельцам наиболее упорное сопротивление. Его осада продолжалась несколько лет. И когда город в 1769 году был наконец взят, победитель приказал отрезать носы и губы всем жителям Киртипура. (Правда, за исключением музыкантов.) И Киртипур стали еще называть «городом людей с отрезанными носами».
Когда (выпадало свободное время, я отправлялась в Киртипур. Подниматься по крутой каменистой дороге на холм с непривычки тяжеловато. Но местным обитателям не привыкать. Из семи тысяч жителей Киртипура многие работают в столице. Каждый день рано утром спускаются они со своего холма и штурмуют автобусы, украшенные плакатами религиозного содержания и киноафишами. Некоторые же предпочитают идти в столицу пешком. На это уходит минут сорок, зато никакой толкотни. Так и шагают жители Киртипура и окрестных деревень по дороге в столицу. Подавляющее большинство в традиционной, распространенной в долине Катманду одежде, которую здесь носят независимо от этнической принадлежности.
Непальская мужская одежда называется даура-суруваль. Она состоит из белой или кремовой длинной рубахи (это и есть даура) с завязками, идущими слева и немного наискось, и такого же цвета штанов — суруваль, которые обтягивают икры как дудочки, но выше колен они непомерной ширины. Это позволяет человеку удобно сидеть на корточках. Рубаха подпоясана длинным и широким поясом «патука», обмотанным вокруг талии и бедер несколько раз. За него можно заткнуть зонтик, палку, топор, кривой нож-кхукри, а внутрь еще и деньги увязать. На голове продолговатая и немного скошенная шапочка — «непали топи».
Утверждают, что своей неправильной формой топи обязана горам Непала, которые она должна напоминать.
Так одеваются все крестьяне, а также средние слои населения долины Катманду. Официальная и парадная одежда непальских служащих — тот же даура-суруваль и черное топи, но к тому еще черный пиджак европейского покроя. Образованная часть мужского населения — высшие чиновники, преподаватели, студенты, инженеры, врачи, а также торговцы с Нью-Роуд — главной торговой улицы Катманду — предпочитают носить европейский костюм. Но, как бы ни был одет непалец, всегда при нем будет большой черный зонт — надежное укрытие и от проливного дождя, и от палящего солнца.
Киртипур — удивительный город. Снизу он выглядит как маленькая краснокаменная крепость на высоком холме. Но стоит подняться на холм и войти в ворота, как понимаешь, что город этот не так уж мал. Налезают один на другой жилые дома, храмы украшают улицы и площади. Храмов здесь, как и повсюду в долине, великое множество. Среди них есть особо почитаемые, например, храм Бхайрава — страшного демона, непальской ипостаси великого бога Шивы. В него стекаются паломники со всей страны.
Особенно много народу бывает на улицах Киртипура по праздникам.
По мощеным улицам бодрым шагом идет процессия музыкантов: профессионалы, члены касты музыкантов, и любители, которые организуют свои группы, так сказать, на общественных началах. Пронзительно звучат духовые инструменты: тонкие флейты-пхета и длинные трубы. Гулко бьют барабаны разных размеров и формы. Звенят цимбалы; то резко, то нежно поют скрипки-саранги.
Оркестров много. Каждый играет свое, и, когда на какой-нибудь площади появляются два, а то и больше оркестров, их музыка на какое-то время превращается в какофонию, которая то перекрывает шум праздничной толпы, то скрывается в нем. Длится это недолго. Оркестры либо расходятся по разным направлениям, либо каким-то образом подлаживаются друг к другу. Музыка праздничных оркестров придает особый колорит и оттенок городам Большой долины. Без нее нет праздника.
А праздник тем временем достигает кульминации. Из ворот храма выкатывают тяжелую колесницу, украшенную гирляндами флажков и Цветов. Под балдахином располагается изображение божества, столь плотно укутанного покрывалами и так густо усыпанного цветами, что его не разглядеть... А над колесницей укреплен толстенный, сужающийся кверху шестиметровый деревянный шест, увитый пестрыми лентами и цветочными гирляндами. Вокруг моментально образуется толпа. Каждый стремится протиснуться сквозь гущу людей, подойти к самой колеснице и прикоснуться к божеству. Колесницу подхватывают, в нее впрягаются, толкают сзади и сбоку.
...Возле одной из крепостных стен собралась тесным кольцом группа людей. В центре под звуки саранги танцует молоденькая девушка в старенькой порванной блузке. Ее волосы растрепались. Она самозабвенно кружится, взмахивает в такт музыки руками. И вдруг я замечаю, что она слепа.
В расстеленную на земле тряпку летят монеты.
В Непале почти не встретишь нищих. Непальцы обладают большим чувством собственного достоинства, и, несмотря на то, что в целом уровень жизни народа пока еще остается одним из самых низких в Азии, ни один бедняк никогда не унизит себя до простого попрошайничества. Выбиваясь из последних сил, он найдет себе занятие, которое хоть как-то сможет кормить и его, и его семью.
Танцовщица не была профессионалкой. Ее движения во многом были неумелыми, даже нескладными, но она честно зарабатывала свои медяки.
И окружающие, казалось, понимая это, подбадривали ее криками, восклицаниями, и монеты продолжали падать в разостланную на земле тряпку...
Почему Панга — деревня?
...Если спуститься с киртипурского холма, пересечь несколько рисовых полей (поля эти залиты водой, так что путник идет по узким земляным накатам, которые отделяют одно крестьянское поле от другого), затем обогнуть один-два холма и снова пройти через обширное рисовое поле, то попадешь в Пангу — неварское поселение, которое считается деревней. Когда мне доводилось бывать в Панге, я всякий раз ловила себя на мысли, как мало похожа эта неварская деревня на деревню в нашем понимании...
Странное дело! В Непале есть города, похожие на деревни, и деревни, похожие на города...
В самом деле Панга выглядит очень внушительно. Крепкие стены домов, длинные извилистые улицы, мощенные булыжником, площади, где стоят пагоды, а на платформах пагод на булыжной мостовой расстелены соломенные циновки, где навалены для просушки рис и коренья, кукуруза и мелкий красный перец.
Дома с крутыми двускатными крышами — такие же, как в столице и других городах долины Катманду. В основном трех-, редко пятиэтажные. Красные кирпичные стены контрастируют с различными деревянными элементами — галереями, балконами, наличниками, белыми ставнями, резными решетчатыми рамами, заменяющими стекла в окнах. Карнизы далеко выступают вперед, нависая над улицей. Их поддерживают деревянные подпорки, выходящие из стены дома под острым углом. Крутизна крыш в этих районах обеспечивает быстрый сток воды — ведь долина Катманду подвержена многомесячной осаде муссонных ливней в летнее время года. А нависающие карнизы защищают и от проливного дождя, и от слишком яркого солнца.
Обычно в непальских деревнях первый этаж отводится под склад инструментов, загон для скота. Но в Панге они заняты магазинами, лавками и лавчонками. Здесь продают ткани, металлическую и глиняную посуду, галантерею, продукты питания; и тут же керосин, лампы, японские зажигалки, книги, брошюры, тетради, линогравюры в стиле «индийский лубок».
А если семья не только занимается коммерцией, но и держит скот, под хлев отведена лишь часть помещения внизу. Дом у зажиточной семьи просторный и состоит из нескольких «корпусов», которые примыкают друг к другу под прямым углом, образуя внутренний двор. Хлев находится в одном из таких «корпусов», изолированно от остальных помещений.
Для того чтобы как можно меньше посторонних людей топталось в помещении, где приготовляется пища, и около него, кухня в неварских домах располагается на самом верхнем этаже.
Даже крыши домов в Панге из шифера, а не из дранки или соломы, как в деревнях.
И уже окончательно сходство деревни Панга с городом довершает полное отсутствие какой бы то ни было растительности возле домов — ни дерева, ни кустика, ни цветка... Мостовые, высокие кирпичные стены...
Оживляют этот строгий облик лишь некоторые яркие детали: развешенные над окнами, дверьми, (Свисающие со стен связки репчатого лука всех оттенков и переливов сиреневого цвета. Нанизанные на веревку золотые початки кукурузы... Алые стручки перца... Пучки рисовых колосьев... Разложенные для просушки охапки соломы... Выстиранные женские сари цветными узкими полотнищами свисают из окон верхних этажей...
Над притолоками многих дверей висят клетки с яркими попугаями всех мастей и размеров.
Но почему все-таки Панга, этот крупный населенный пункт, во внешнем облике которого нет ничего деревенского, не принадлежит к разряду городов?
Поделиться книгой: