Цена железа

«Для формирования первых регулярных авиационных частей в 1922 — 1923 годах было закуплено небольшое количество самолетов — истребителей «Фоккер–Д7» в Голландии (куда перекочевала немецкая фирма «Фоккер» после поражения кайзеровской Германии), английских истребителей «Мартинсайд», итальянских разведчиков «Ансальдо» и немецких пассажирских самолетов Ю-13».

«По трофейным образцам заводы «Дукс» и «Авиаработник» в Москве начали выпускать английские самолеты «Де Хэвиленд-4», «Де Хэвиленд-9», «Де Хэвиленд-9А». «Красный летчик» в Петрограде — английские самолеты «Аро-504».

«Одновременно приобретались лицензии на постройку самолетов иностранных марок. На «Авиаработнике» строились истребители «Фоккер–Д11». На концессионном заводе «Юнкерс» в Москве, в Филях, строился самолет Ю-21 и производилась сборка пассажирских самолетов Ю-13».

Вроде бы, все благополучно? Пусть и относительно, пусть и выпускались только импортные образцы, но хоть что‑то началось производиться.

Ан, нет.

Любой самолет строится под определенный двигатель. Самолет, сконструированный под абстрактный двигатель, сам является абстракцией.

Обратите внимание на замечание о том, как обстояло в России дело с авиадвигателями, магнето, авиационными свечами (последние две позиции вообще в России не производились), другим оборудованием (авиационными приборами).

Кстати, до самого последнего времени не знал, какие моторы стояли на «Илье Муромце». Сколько не искал, где ни смотрел — везде гордость за российскую конструкторскую мысль, а о моторах — только лошадиные силы. Оказалось, да, действительно, моторы стояли импортные. Сначала немецкие «Аргус», потом, с началом войны, поставка их, естественно прекратилась. Взамен пытались ставить другие моторы, но те не давали необходимой мощности. Наконец остановились на французских моторах «Райт-220».

Так вот. Говорить об авиационной промышленности, в которой отсутствуют такие важные составляющие, как моторостроение, приборостроение, это все равно, что всерьез похваляться тем, что мы впереди планеты всей по производству, скажем, телег. Умалчивая, при этом, что все изготовленные нами телеги имеют небольшую особенность. Все они без колес.

Таким образом, после Гражданской войны, как и с производством автомобилей, проявилось именно то обстоятельство, что в России не было своей авиационной промышленности, а были производство (на стадии зарождения) и сборка из импортных деталей.

Главное, не было своего производства двигателей и приборов. Вот что по–настоящему сдерживало создание авиационной промышленности.

Конструкторская же мысль была на очень высоком уровне.

Опять А. Яковлев:

«… Это были первые робкие шаги наших конструкторов. Более уверенно и энергично взялись они за работу, когда Осовиахим выписал из‑за границы несколько моторов «Блекберн», «Бристоль–Черуб» и «Циррус» с мощностями, соответственно, 18, 30 и 60 лошадиных сил».

Туполев построил свой первый самолет АНТ-1 под двигатель «Анзани».

Сам Яковлев начинал конструирование своих первых самолетов под двигатели «Анзани», «Циррус», «Сименс», «Вальтер», «Райт». Первые, не значит, неудачные. Некоторые были признаны весьма удачными. Но.

Серийное производство самолетов под небольшие партии моторов, закупаемых за границей, было невозможно. Количество произведенных машин лимитировалось, естественно, количеством закупленных за границей двигателей. А последние закупались единицами. Упомянутый выше двигатель «Райт» (220 лошадиных сил) был закуплен в США вообще в единственном экземпляре. Под этот двигатель Яковлев построил прекрасный самолет, понравившийся всем. Его показывали даже членам правительства. И что дальше? Двигатель‑то в количестве 1 (одна) штука. На всю страну.

И самолёт, соответственно, тоже один на всю страну. При всех его замечательных лётных качествах.

Это — промышленность?

Но шаг (я имею в виду закупку небольших партий импортных двигателей) был мудрый. На этих единичных экземплярах оттачивалось мастерство отечественных конструкторов, которые в полном блеске показали себя, как только советская промышленность начала осваивать первые образцы отечественных двигателей.

Первый же самолет Яковлева (АИР-6), сконструированный под серийный отечественный двигатель М-11, пошел в серию. Их было произведено около тысячи штук.

Дальше — больше. И, естественно, у других конструкторов — тоже. Но это уже совсем другая история.

Вот это — промышленность.

Когда некоторые наивные люди уверяют окружающих в том, что Россия накануне 1917 года чуть ли не выбилась уже в лидеры мировой экономики, это говорит о том лишь, что путают они два рядом стоящих, взаимосвязанных между собой, но всё же неизмеримо разных понятия. Темпы развития и уровень развития.

Об этом, кстати, предельно доходчиво излагал ещё в 1930 году И. В. Сталин. Он, правда, говорил о развитии советской экономики. Но, поскольку речь идёт о базовых экономических понятиях и о путанице в них некоторых странно мыслящих людей, то применить его слова вполне возможно и к экономике досоветской.

Из доклада Сталина на Шестнадцатом съезде ВКП (б).

«…д) Это не значит, конечно, что мы уже догнали их в смысле размеров производства, что наша промышленность уже достигла уровня развития промышленности передовых капиталистических стран. Нет, далеко еще не значит. Темп развития промышленности и уровень развития промышленности нельзя смешивать друг с другом. У нас многие смешивают их, полагая, что ежели мы добились небывалых темпов развития промышленности, то мы тем самым уже достигли уровня развития промышленности передовых капиталистических стран. Но это в корне неверно.

Взять, например, производство электроэнергии, где мы имеем очень высокие темпы. По производству электрической энергии мы добились увеличения с 1924 года по 1929 год почти до 600%, тогда как САСШ увеличили продукцию электроэнергии за тот же период лишь до 181%, Канада–до 218%, Германия — до 241%, Италия — до 222%. Как видите, мы имеем здесь темп прямо небывалый, превосходящий темпы всех других государств. Но если взять уровень развития производства электроэнергии в этих странах, например, в 1929 году, и сравнить его с уровнем развития в СССР, то картина получится для СССР далеко не утешительная. Несмотря на небывалый темп развития производства электроэнергии, продукция электроэнергии в СССР в 1929 году составляла лишь 6465 миллионов киловатт–часов, тогда как САСШ имели 126000 миллионов киловатт–часов, Канада имела 17 628 миллионов киловатт–часов, Германия — 33 000 миллионов киловатт–часов, Италия — 10850 миллионов киловатт–часов. Разница, как видите, колоссальная. Выходит, что по уровню развития мы стоим позади всех этих государств…

…О чём всё это говорит? О том, что:

1) нельзя смешивать темп развития промышленности с уровнем её развития;

2) мы дьявольски отстали в смысле уровня развития нашей промышленности от передовых капиталистических стран;

3) только дальнейшее ускорение темпа развития нашей промышленности даст нам возможность догнать и перегнать в технико–экономическом отношении передовые капиталистические страны;

4) люди, болтающие о необходимости снижения темпа развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших классовых врагов. (Аплодисменты.)…»

Менее года спустя, 4 февраля 1931 года И. В. Сталин в своей речи «О задачах хозяйственников» на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности сказал знаменитые свои слова.

«Мы отстали от передовых стран на 50 — 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Удивительно точное предвидение. Сталинский прогноз не совпал с будущим всего на четыре месяца.

Десять лет и четыре месяца спустя нас действительно попытались смять. И почти смяли. Ведь не было тогда ни одного зарубежного прогноза, который давал уцелеть Советскому Союзу. Разница была только в оценке количества недель, которое отпускалось нам на то, чтобы как‑то побарахтаться перед смертью. И вовсе не потому тогда все разом ошиблись, что были они поголовно глупы. На самом деле умные и опытные люди составляли тогда эти прогнозы для своих правительств. Ошибка эта (всеобщая, замечу) допущена была, потому что не был принят в расчёт тот фактор, который и невозможно было правильно спрогнозировать. Потому что нельзя было предугадать заранее и со стороны, как скажется на развитии событий новое качество новой страны.

И не смяли нас тогда только потому, что за эти десять лет запредельное усилие, о необходимости которого говорил и, главное, которое заставил совершить общество Сталин, дало всё‑таки свои плоды.

7 января 1933 года на объединённом Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) с докладом «Итоги первой пятилетки» И. В. Сталин перечислял эти самые итоги.

«У нас не было чёрной металлургии, основы индустриализации страны, у нас она есть теперь. У нас не было тракторной промышленности, У нас она есть теперь. У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было станкостроения. У нас оно есть теперь. У нас не было серьёзной и современной химической промышленности. У нас она есть теперь. У нас не было действительной и серьёзной промышленности по производству современных сельскохозяйственных машин. У нас она есть теперь. У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь. В смысле производства электрической энергии мы стояли на самом последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест. В смысле производства нефтяных продуктов и угля мы стояли на последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест…

И мы не только создали эти новые громадные отрасли промышленности, но мы их создали в таком масштабе и в таких размерах, перед которыми бледнеют масштабы и размеры европейской индустрии. Наконец, всё это привело к тому, что из страны слабой и не подготовленной к обороне Советский Союз превратился в страну могучую в смысле обороноспособности, в страну, готовую ко всяким случайностям, в страну, способную производить в массовом масштабе все современные орудия обороны и снабдить ими свою армию в случае нападения извне».

***

Впрочем, доказательства действительного положения вещей, связанного с развитием промышленности царской России уничтожаются тут же с помощью такого примерно аргумента.

«А теперь попробуйте взвесить на весах истории сотни тысяч советских тракторов против миллионов загубленных жизней и поколений загубленных душ».

Утверждение это, естественно, имеет второе дно. Как только вы простодушно откликаетесь на призыв взвесить, тут же получаете обвинение в бесчеловечности, потому что взвешивать эти вещи нельзя. Поскольку аморально и кощунственно.

Но давайте всё‑таки попробуем это сделать.

Я понимаю, что оппоненты, говоря о «тракторах», имеют в виду собирательный образ промышленной продукции СССР. Мне только не очень нравится название такого образа. Поскольку были «трактора», которые стреляли. Были «трактора», которые летали. Назовем их, для краткости, и поскольку так их презирают радетели загубленных жизней, иначе. Например, «железки».

Говоря отвлеченно, никакая «железка», конечно, человеческой жизни не стоит.

Но это только, если говорить отвлеченно. А вот если говорить предметно, то всё зависит от обстоятельств. Это опять же звучит кощунственно, но только для наших гуманистов, поскольку они себе просто не могут представить ситуации, когда цена эта может приобрести иное качество.

Когда в 1941–м, 1942–м, наши солдаты беспомощно вжимались в землю, а их безнаказанно избивала с воздуха немецкая авиация, думаю, многие из них молились, чтобы появилась хоть одна наша летающая «железка». А их не было.

Или, когда на наших солдат двигались немецкие танки, а у них были одни только трехлинейки. Вот тогда «железки» стоили для них очень дорого. Потому, что их не было.

Жизнь танка в бою исчислялась несколькими часами.

Самолет на войне, в среднем, жил всего несколько десятков боевых вылетов.

Но это вовсе не значит, что они не были важны. Наоборот, это значит, что их нужно было еще больше, чтобы покрыть их огромные потери.

«Железки» тогда были эквивалентом человеческих жизней. А значит, и стоили соответственно.

Сколько их, «наших, стриженых ребят» полегло тогда только из‑за того, что немцы их били своими «железками», а у нас таких не было? И нечем было защитить от железа обычную человеческую плоть?

И они ведь остановили немцев. И погнали. А какой ценой? Учитывают ли в своих отвлеченных рассуждениях трепетные гуманисты, сколько жизней не прервалось бы, будь у нас тогда достаточно этих самых «тракторов»?

Отсутствие «железок» стоило жизней миллионам солдат не только на фронте. Отсутствие «железок» приводили не только к огромным потерям в армии. Оно приводило к военным поражениям. Поражения приводили к потере территорий. На этих оккупированных немцами территориях жили мирные жители. Которые гибли в количествах, еще больших, чем военные.

Сухая статистика войны гласит, что на одного погибшего военнослужащего Красной Армии приходится трое погибших мирных жителей.

Вот она — цена недостатка презираемых абстрактными гуманистами «тракторов».

В конечном итоге спасло страну и народы нашей страны то, что до войны в ней было построено огромное количество еще более презираемых общечеловеками заводов, выпускающих «железки», и большое их количество удалось спасти от наступающих немцев, эвакуировав их на Восток.

Это дало возможность возместить огромные потери разнообразной техники в начале войны и в дальнейшем снабжать армию «железками» во все большем количестве.

Только тогда, когда тыл дал фронту достаточно таких «тракторов», наши солдаты перестали погибать в таких количествах. И смогли спасти мирных жителей.

Вы живы? Ваши дети живы? Ваши потомки будут жить?

А благодаря чему? Кто из гуманистов задумывался об этом?

Нацисты планировали практически поголовное истребление людей, населявших СССР (не только его, но речь сейчас идёт именно об этой стране, поскольку родители наших гуманистов жили тогда именно здесь).

Этому истреблению помешало единственное обстоятельство. Поражение Германии в войне. И, значит, победа в этой войне СССР и его союзников.

То есть, все мы живы только благодаря этой победе.

Могла ли эта победа состояться, если бы Красная Армия не имела достаточного количества презираемых гуманистами «железок»?

Безусловно, и категорически — нет.

Значит, наличие этих «железок» в достаточном количестве и достаточного качества, спасло всем нам жизнь. Нам и нашим потомкам.

Ниспровергатели живут, полагая, что ничего и никому за это не должны.

И красивыми словами клеймят то, что является причиной того, что они живы. А значит, проклинают то, что защитило жизнь их детей, внуков и правнуков.

Впрочем, это их дело. Может быть, для их жизней и жизней их потомков эта цена действительно чрезмерна. Поскольку такова, видимо, действительная стоимость жизни этой человеческой популяции.

Но не была цена эта чрезмерной для жизней ста семидесяти миллионов советских людей, спасенных в 1945 году.

***

Однако снова возникают возражения у разоблачителей и тираноборцев.

«Те самые 100,000 советских тракторов были бы выпущены и без революции. Только они не были бы советскими. Развитие России БЕЗ РЕВОЛЮЦИИ совсем бы не остановилось».

И снова приходится разъяснять очевидные вещи.

Конечно, не остановилось бы. Кто спорит? Только эту уйму «железок» надо было сделать не вообще. Её надо было сделать за 10 лет. Иначе Гитлер Россию бы уничтожил.

Темпы производства индустриальной продукции России до революции не позволяют согласиться с прекраснодушным, извините, прогнозом, что монархическая или демократическая Россия к 1941 году, каким‑то сказочным чудом, могла бы противопоставить всей Европе, вместе взятой, что‑то сопоставимое с ее индустриальной мощью.

Страна, не имевшая до революции своей авиационной или автомобильной промышленности, вдруг ни с того ни с сего через пару десятков лет стала вдруг этаким гигантом мировой экономики. С чего бы это?

Фантазировать по этому поводу можно сколько угодно. Однако такие фантазии не подкреплены фактами. Да и здравым смыслом, если уж на то пошло.

Снова возражение.

«Ведь в России происходили огромные преобразования ДО октябрьского переворота».

Происходили. Как и во всем мире. Происходила промышленная революция. Но Европа и Германия тоже не стояли на месте. И их стартовые позиции были значительно лучшими.

Попробуйте‑ка пробежать стометровку, когда ваш соперник стартует с позиции на 50 метров впереди вас. Вы можете сколь угодно бежать быстрее всех, но придёте к финишу всё равно последним.

Так откуда берётся уверенность, что промышленность не сталинской России к 1941 году превысила бы совокупный производственный потенциал Германии, Франции, Чехословакии, Австрии, Италии, Бельгии, Норвегии, Дании, Голландии, Венгрии, Югославии, Румынии, Польши, Финляндии?

Огромные преобразования произошли в России и в наших современных «демократических» условиях. Это те самые условия, которые можно с точностью приравнять к условиям той самой альтернативной реальности. К своеобразному НЭПу, перед которым так благоговеют нынешние либералы.

За изящными своими схемами, за красивыми словами не видно им самой простой и очевидной вещи.

Да оглянитесь вокруг.

Вот же он, вокруг нас, так воспеваемый вами НЭП. Да ещё и с многократно большей демократией и свободой, чем был он при большевиках.

И что в результате?

Вы что, не видите, что сегодняшняя действительность опровергает все эти слова и все эти схемы?

Какие 100 тысяч тракторов? Танков? Самолетов?

Вы посмотрите, что происходит в российской экономике вот уже двадцать лет. Просто примерьте эти двадцать современных лет и сегодняшнюю ситуацию, являющуюся их итогом, на 20–е — 30–е годы. И получите картину того, чем в действительности должна была обернуться любезная вам альтернативная история.

И всё тогда встанет на свои места.

Только вычтите тогда из 20–30–х годов газонефтедолларовую составляющую, т. к. СССР тогда газа–нефти едва хватало на удовлетворение своих собственных нужд и на внешний рынок нефть тогда шла в очень небольших количествах. Это уже после войны Сталин и Берия (курировавший нефтяную отрасль) приняли меры созданию той нефтяной промышленности, которая и сейчас кормит Россию.

Сравнивать они, конечно, не будут, потому что прекрасно понимают, что выводы им не понравятся. Ну а мы с вами сравним за них.

Первый период. 1917 — 1937 годы (тоталитаризм). Вспомним ещё раз, как Сталин нарочито буднично, монотонно перечислял его итоги: