– Которого?
– Того, который работает в Лондоне. Мы настигли О’Коннела в Ирландии. Его застрелил снайпер из мощной винтовки. Думаю – это тот же самый тип.
– Почему?
– Больше некому. То, что произошло в Лондоне недавно, и то, что происходит там сейчас, – взаимосвязано. Это – звенья одной цепи, и основным звеном был полковник.
– Кто?
– О’Коннел. Полковник – это его кличка. Он знал, что произошло тогда в Лондоне, а скорее всего сам все и организовал. Кто-то очень не хотел, чтобы полковник заговорил, и послал снайпера. Первое убийство в Лондоне произошло на третий день после убийства Полковника. Таких совпадений не бывает.
– Ты видел его?
– Нет. Не видел. Снайпера в таком случае увидеть невозможно, на то он и снайпер. Почерк – полностью совпадает.
– Этим займемся мы.
– Этим должен заняться я. Я для него приманка. Я приманка для всех британских спецслужб. Если я просто уйду на дно – они победили! Они смогут устроить скандал даже тогда, когда я буду в России.
– Хорошо… – после паузы сказал Ковач. – Что ты собираешься делать?
– Выход только один. Спросить у того, кто знает. Знают – двое, это единственные ниточки, которые остались.
– Кого ты имеешь в виду? – недоуменно произнес Ковач.
– Монтескью и невысокого. Один из них должен что-то знать – скорее всего, знают оба. Единственный способ получить информацию – расспросить одного из них. Спросить с пристрастием.
Ковач откинулся на спинку скамейки. Бросил щепотку корма на дорожку – и голуби кинулись со всех сторон.
– Этого нельзя делать, – наконец изрек он.
– Почему?
– Как вы это себе представляете, сударь? Вы понимаете, что их охраняют, каждого как минимум десять человек. Это секретоносители высшей категории. Их не взять.
– Ошибаетесь. Я как-никак разведфак оканчивал. А потом в Бейруте и Белфасте стажировался. Можно их взять, можно вообще взять любого человека. Не знаю пока, как – но можно. Убить – можно без вопросов, взять живыми – сложно, но тоже можно.
– Для этого нужно как минимум отделение.
– И снова ошибаетесь. Для этого нужны мы двое – я и Грей. Оба мы хотим задать этим людям вопросы, это наше личное дело. Отделение – его надо перебросить в Лондон, разместить, вооружить, вывести к объекту, причем в особо охраняемый район, а потом надежно вывести оттуда, вместе с добычей и разъяренными британцами на хвосте. Не справятся четверо – не справится никто. Меня учили так.
– Вас только двое.
– Пол-экипажа. У обоих специальная подготовка. Справимся. Чем больше людей – тем больше мишеней…
– Нереально. Кроме того, мы рассоримся с Секретной разведывательной службой раз и навсегда, это чревато…
– Сударь, я не являюсь сотрудником разведслужбы.
– Британцам этого не объяснить.
– Я не к тому сказал. А к тому, что я просто отсюда не уеду, пока не разберусь со всем этим дерьмом…
Ковач молча бросал корм голубям, голуби бурным курлыканьем выражали свою радость, кидались на крошки, подпрыгивали, самые смелее даже подлетали к руке…
– Я вам скажу одну вещь… – начал Ковач, – в свое время в разведку был закрыт путь людям из армии и флота. Догадываетесь, почему?
– Любят стрелять?
– Дело не в этом – хотя и в этом тоже, конечно, разведчик кончается как разведчик в тот самый момент, когда достает пистолет. Причина не в том. Просто в армии свой способ решения проблем – а у нас свой. Вы никогда не посылаете человека туда, куда можно послать пулю, мы же посылаем именно человека. И мы посылаем его туда не на день, не на неделю – он годами должен работать в чужой стране, в чужом окружении, под легендой, по крупицам собирая информацию. Если мы находим угрожающее нам лицо или объект – мы следим за ним. Вы же, армейские, очень нетерпеливые люди. Пришел, увидел, победил – вот ваш девиз. Вы слишком нетерпеливы, вы уничтожаете цель – и не задумываетесь о том, что будет после того, как вы ее уничтожите…
– Я с флота, сэр… – напомнил я, – и нашу работу тоже должен кто-то делать.
Ковач высыпал остатки корма из пакета на дорожку.
– Известное вам лицо предписало оказать вам полное содействие. Если вас интересует мое мнение – это авантюра. Смертельная. Вам надо просто эксфильтроваться. Прямо сейчас, пока вас не схватили и не стало еще хуже. Но… я заговорился… что вам потребуется для выполнения задуманного?
– Не так уж и много. Еще два комплекта документов. На меня и на Дориана Грея, он служил в САС. Фотография его у вас найдется?
– Найдется.
– Далее. Немного денег. Тысяч пять фунтов будет достаточно. Машина, чистая, подержанная. Несколько лежбищ в периметре большого Лондона в тихих местах. Два набора для грима, хороших. Если можно – удостоверение сотрудника правоохранительных органов, которое хотя бы есть в базе. И, конечно же, оружие…
Если американский народ когда-нибудь позволит частным банкирам контролировать эмиссию денег, сначала через инфляцию, а затем – дефляцию, банки и корпорации, которые расплодятся вокруг них, лишат народ собственности в такой мере, что дети окажутся бездомными на земле, завоеванной их предками.
В этом мире, стабильном и сильном, но одновременно очень жестком, крупное государство, либо государство, имеющее серьезные природные ресурсы, само по себе выжить не могло. Оно могло выжить, либо становясь империей, либо принимая на себя вассалитет, то есть, заключая договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с империей, в зоне влияния которой оно находилось. Суть договора в каждом случае была своя. В некоторых случаях от страны оставалось одно название, причем ее жители становились гражданами второго сорта по сравнению с гражданами страны-гегемона. Так поступали обычно Британия и Япония. В иных случаях империя не просто брала новую страну в свое содружество, но и предпринимала конкретные шаги по обороне и развитию данной территории, предоставляя ее гражданам такие же права и блага, как своим. Такая политика была присуща Российской империи. В некоторых случаях договор касался только вопросов совместной обороны и внешней политики, а остальное отдавалось на откуп стране-вассалу, но только в случае, если руководитель страны-вассала будет платить определенные суммы за покровительство и продаст капиталу страны-суверена крупные и рентабельные предприятия в стране. Так обычно поступали североамериканцы и германцы. Каждый вел свою колониальную политику, но суть ее всегда оставалась одной и той же – есть сильные и непоколебимые страны, достойные называться империями, – и они определяют судьбы более слабых стран и народов.
Сложно дать четкое определение термину «империя». Для того, чтобы заслужить право так называться, недостаточно одной грубой военной силы. Империя, прежде всего, отличалась от обычных государств тем, что цели и задачи в ней ставились не до очередных выборов, а на десятилетия, если не дольше. Преемственность – вот основа и суть стабильности. Преемственность политики, преемственность власти, преемственность силы. Империю невозможно построить за два президентских срока, на это нужны десятилетия труда. Вот, например, страны Южной Америки. Бразилия и Аргентина – в тридцатые и сороковые если и не Аргентина, то Бразилия уж точно обладала всеми чертами империи. И – не смогли, свалились в какие-то поиски правды жизни, в череду военных переворотов. Для решения проблемы кому-то следовало расстрелять весь генералитет, все офицерство – от подполковника включительно, – потому что армия, устраивающая государственные перевороты раз в несколько лет и решающая, кто будет править государством, это уже не армия. Так, лет за двадцать Бразилия растеряла все свое влияние и сейчас была всего лишь американским вассалом. Очень неспокойным – вторым по неспокойствию после Мексики.
Из всех стран, бесспорно являвшихся империями и активно осуществлявших свои имперские права, выделялись Североамериканские соединенные штаты. Эта страна в своем роде была уникальной. Единственная страна, которая имела колониальные владения (то, что это не было оформлено вассальным договором, ничего не значило, по факту это были именно колониальные владения) и при этом – демократическую систему правления – регулярно, раз в четыре года, выбирала Президента. Причем, хоть срок президентства юридически не был ничем ограничен, по традиции Президент САСШ не имел права занимать свой пост больше двух сроков подряд.
Многие историки и политологи считали Североамериканские соединенные штаты феноменом. В условиях постоянной политической борьбы, в условиях возможности нахождения у власти людей с самыми разными политическими взглядами, подчас диаметрально противоположными, страна не может стать островом стабильности, не говоря уж о том, чтобы быть опорой для других стран. Для достижения стабильности нужна долговременная несменяемая власть, возможно, с какими-то ограничениями, но ни в коем случае не становящаяся переходящим кубком, который получает на время то одна политическая группировка, то другая. При демократическом строе построение властной вертикали, обеспечивающей стабильность, невозможно, годилась только монархия. Однако САСШ, даже без монархии и со свободными выборами каждые четыре года, умудрялись не только не развалиться, но и развиваться, обгоняя в этом подчас все монархические империи мира. Этот феномен приводил политологов в изумление.
Все дело заключалось в том, что помимо публичной власти, в Североамериканских соединенных штатах была и вторая власть – тайная. Вот эта власть и обеспечивала преемственность политики страны, умело манипулируя обеими основными политическими партиями.
Чтобы понять, откуда взялась эта невидимая тайная и недобрая сила, надо обратиться в далекие, очень далекие времена. В 1215 году король Великобритании Иоанн Безземельный, под нажимом крупных феодалов, подписал так называемую Магна Карта[84], или Великую Хартию вольностей. Это был довольно обширный по размерам и необычный для своего времени документ, где король предоставлял неотъемлемые привилегии баронско-феодальному сословию. В этой Хартии был пункт, на который обычно не обращают внимания, – но при этом он очень важен. Один из пунктов Магна Карта запрещал начислять процент на долг под страхом смерти. Пункт этот для феодалов стал инструментом давления на ростовщиков. Феодалы были людьми воинственными и нехозяйственными, часто брали деньги в долг и «забывали» долг отдавать. Этот пункт весомо предупреждал: если не простишь долг, я дам присягу в суде, что ты ссудил мне деньги под проценты, и тебя казнят. И так продолжалось несколько веков – то была эпоха рыцарства. Но любая эпоха когда-нибудь заканчивается.
В 1694 году король Англии Вильгельм Оранский, находясь в весьма стесненных обстоятельствах – шла война с Францией, знаменитая Столетняя война, продолжавшаяся на деле сто четырнадцать лет и приведшая британское хозяйство в совершенный упадок, – занял у британских ростовщиков и банкиров ни мало, ни много – одну целую две десятых миллиона фунтов стерлингов (тогда это было больше, чем весь годовой бюджет страны), под высокие даже сейчас, а тогда и подавно, восемь процентов годовых. Дополнительным условием, на котором настояли банкиры, было подписанное королем письмо, отменяющее смертную казнь за ростовщичество. В те же годы возник Банк Англии. Эпоха рыцарей прошла, настала эпоха тайных обществ. Тогда же начали образовываться две крупные, борющиеся за власть группировки – группировка банкиров и группировка аристократов.
Противоборство аристократов и банкиров постепенно приняло более скрытные, но и более жестокие формы. Оно перекинулось из колоний в метрополии – так, во время Гражданской войны в САСШ аристократы в основном поддерживали Юг, где у них были деловые интересы (хлопок, зерно), а банкиры поддерживали бурно растущий промышленный Север. Кто победил – думаю, не стоит напоминать…
Отделение САСШ от Великобритании и провозглашение Декларации независимости для банкиров было сущим подарком. Наконец-то появилась страна, которая свободна от родового порока – аристократии и аристократического правления. Эта страна могла в потенциале стать той площадкой, тем сверкающим градом на холме, откуда можно было бы контролировать весь мир, все человечество. Но для этого следовало еще много чего сделать…
Мало кто помнит сейчас имя Фредерика Хайнце и его трастовую компанию «Никербокер» – между тем именно так зародился финансовый спрут, опутавший своими щупальцами весь Североамериканский континент.
Фредерик Хайнце родился в одна тысяча восемьсот шестьдесят девятом году в Бруклине, в добродетельной семье. Получил диплом горного инженера, начал работать в Монтане, на медных приисках. Там же, купив крошечный участок земли, он атаковал судебными исками компанию «Amalgamated Copper Mining Company», за которой стояли Херсты, одна из богатейших семей Северной Америки. Своими исками он привел их в такое отчаяние, что в качестве отступных ему дали десять миллионов долларов – огромные деньги по тем временам, – и он отправился покорять с ними Нью-Йорк.
В Нью-Йорке он нашел компаньона по спекуляциям – некоего Чарльза Морзе, который непонятно каким образом заполучил в свои руки контрольный пакет банка «Bank of North America». С накопленными активами оба компаньона принимаются за дело – приобретают контрольный пакет сначала Торгового национального банка, а потом и трастовой компании «Никербокер» – одного из крупнейших банков того времени с восемнадцатью тысячами вкладчиков и шестьюдесятью пятью миллионами долларов активов. Дальше начались новые махинации, любой разумный человек скажет, что в одиночку, без мощной финансовой поддержки, их невозможно было совершить.
Кончилось все плохо. Паника 1907 года, массовое изъятие денег вкладчиками, надвигающийся крах экономики, и вот тут-то вышли на сцену те, кто это все и организовывал. Банкиры, за которыми стояли накопленные веками деньги, полученные еще от ростовщичества в Европе. Скупив на корню подкошенную паникой 1907 года банковскую систему Америки, они создали то, чего еще не было в истории человечества. Федеральная резервная система – частное финансовое учреждение, получившее возможность печатать деньги! Всегда и везде печатание денег было неотъемлемой привилегией государства – в САСШ же отныне деньги печатали частные лица. А кто держит в руках деньги – тот держит в руках все.
Особенно политиков. Политиков при необходимости купить проще всего. Если политик выборный – это порождает две проблемы. Первая проблема – политик понимает, что рано или поздно его на посту сменит другой точно такой же политик, а поскольку все хотят кушать – то он старается извлечь из своей должности как можно больше, пока ее не отняли. А тот, кто хранит деньги этого политика – то есть банкир, – знает обо всех его проделках, подпадающих под ту или иную статью уголовного законодательства. Вторая – политику нужны деньги на перевыборы. Перевыборы с каждым годом обходятся все дороже и дороже, политиков продают, как товар, с обильной рекламой на телевидении, со всеми прочими пиар-ходами. А кто на это на все даст деньги как не банкир?
Вот поэтому-то Североамериканские соединенные штаты – страна финансового капитала – оставалась и империей, и великой державой с колониальными владениями. И какой бы президент ни занимал свой пост – к каждому находился подход. А вся чушь насчет имперского президентства, задуманная еще Адамсом, – так красивых слов можно сказать много, суть же остается одна. У кого деньги – тот и прав.
Совет национальной безопасности, как и многие другие инструменты президентской власти в САСШ, был инструментом достаточно гибким, его влияние от президента к президенту то возрастало, то падало почти до нуля. Максимального расцвета он достиг при Фолсоме, актере-президенте, объявившем крестовый поход против империи зла – России и ничего этим не добившийся, только надорвавший бюджет и влезший в долги. Президент Фолсом сам по себе был личностью интересной – пустой, недалекий, фанатично верящий человек, имеющий очень тесные связи с калифорнийским лобби военных промышленников, он сделал Совет национальной безопасности едва ли не главным центром принятия решений. Любой, кто смог бы побывать на заседании СНБ в те времена, ужаснулся бы и сделал вывод, что Русская православная церковь, объявившая Фолсома пособником сатаны, не так уж и не права. На заседания СНБ допускались христианские фундаменталисты, они выступали там с проповедями, метали громы и молнии, заводили и себя, и всех присутствующих. Некоторые открыто молили о скорой ядерной войне, как о Судном дне, предсказанном Библией. В СНБ того времени почти не было здравомыслящих людей, способных понизить градус этих собраний, верховодили «ястребы» – Айнбергер, Низ, Мейси. Активно во все вмешивалась и нередко присутствовала на заседаниях СНБ Нэнси Фолсом. Почти весь второй президентский срок Фолсом был настолько тяжело болен, что страной от его имени управлял триумвират Айнбергер – Мейси – Нэнси Фолсом. За время правления Фолсома начался бурный экономический рост, но держался он на военных заказах и долгах, которые надо отдавать. Государственный же долг за время его правления возрос в три раза.
В восемьдесят восьмом на пост президента был избран наиболее умеренный и здравомыслящий человек команды Фолсома (так, по крайней мере, казалось). При нем политика Фолсома продолжалась, правда, в более смягченной форме, влияние СНБ пошло на спад, потому что в нем сидело много представителей калифорнийского лобби, а новый президент был техасцем. При нем же Североамериканские соединенные штаты открыто вторглись в одну из стран своего влияния – в Мексику, вознамерившуюся проводить собственную политику. Относительно быстро разгромив мексиканскую армию и поставив на правление своего человека, североамериканцы столкнулись с вялотекущей войной в городах и с резким усилением влияния наркомафии в стране. Разбежавшихся солдат и полицейских собрали под свое крыло наркомафиози – и война продолжилась, но уже в форме восстания. Не стабилизировалась обстановка и до сих пор…
Президент Джон Джейкоб Платтен к СНБ относился двойственно. С одной стороны – у него не было особого опыта в управлении государством, он вынужден был полагаться на мнение компетентных людей, и СНБ как инструмент для общения со специалистами в военной области и области безопасности его вполне устраивал. С другой стороны – то, в каком состоянии он нашел этот орган, придя в Белый дом, его ужаснуло.
В отличие от своего предшественника, совещания СНБ он проводил в довольно тесном Овальном кабинете – он был тесный, и поэтому на заседания СНБ можно было не приглашать людей, которые очень стремились на них попасть и которым делать на них было совершенно нечего. Поскольку на носу были выборы и большая часть команды президента работала на его переизбрание, в суть дела он посвятил только двоих – госсекретаря Кристофера Уоррена, который оставался в Вашингтоне «на хозяйстве», пока Президент и вице-президент разъезжали по стране и агитировали избирателей, и министра обороны Уильяма Берри, бывшего бизнесмена из Калифорнии. Каждый из них должен был обсудить русское предложение о строительстве стратегического моста на Аляску в узком кругу своего ведомства и дать ответ. К сегодняшнему дню ответ следовало представить Президенту.
Совещание началось примерно в восемь – примерно, потому что из-за предвыборных поездок графики летели ко всем чертям. Президент появился в своем кабинете, когда на горизонте только брезжил рассвет и дороги, ведущие к Вашингтону, были почти пусты – он сам видел это с борта вертолета. В Овальном кабинете он первым делом выпил одну за другой две чашки кофе, помассировал виски. Господи, в тринадцать ноль-ноль он уже должен выступать в Индиане, в одном из университетов. Проклятые мужланы[85]…
Министр обороны появился вовремя, как и подобает бизнесмену – до своего назначения он занимался бизнесом и умел ценить свое и чужое время. К президентской команде он не принадлежал, был подобран партией – поэтому с Президентом он поздоровался холодно, сугубо протокольно…
Госсекретарь, отношения с президентом у которого были намного теплее, старый испытанный боец, юрист, как и сам президент, но адвокат, а не прокурор, немного опоздал – впрочем, глядя на него, этому не стоило удивляться. Мешки под глазами, сами глаза красные от недосыпа, серый, нездоровый цвет кожи.
– Это тебе не Верховный суд, да, Крис? – не упустил возможности подколоть госсекретаря президент.
– Ни за что не поменяюсь с вами местами, сэр… – устало проговорил Кристофер Уоррен, – тем более за ваше жалованье…
Это тоже была тонкая подколка. Все знали, что адвокатом и партнером фирмы «О’Мелвини и Майерс» Уоррен зарабатывал куда больше, чем зарабатывает президент, а сам президент особым богатством не отличается. Что даже странно – в САСШ, за редким исключением, на высший государственный пост не избирались люди, не заработавшие несколько миллионов долларов.
– Итак? – Президент испытующе посмотрел на своих подчиненных. – Времени мало, а вопрос серьезный. Может, изложите то, до чего додумались ваши высоколобые аналитики?
Государственные мужи переглянулись.
– Сэр, это ловушка, – начал Берри, – русские готовят нам ловушку. Нельзя попадаться в нее ни в коем случае.
– Почему же? Мне это предложение кажется очень здравым. Тем более что русские берут на себя справедливую долю финансирования. Русские строят подобные дороги десятилетиями, на них уходят огромные ресурсы – но они не строили бы их, если бы это не окупалось. Такая дорога даст работу сотням тысяч людей.
– И лишит работы сотни тысяч людей, – мрачно заметил Кристофер.
– Вы о чем?
– Я о портовых рабочих и о моряках, сэр. О профсоюзах. Совсем бы не хотелось попадать в такую же ситуацию, как Фолсом попал с авиадиспетчерами. Тем более что дорога появится в будущем, а профсоюзы взовьются уже сейчас.
– С каких пор ты стал лоббировать докеров и моряков, Крис? – спросил Президент.
– С тех самых, как вы объявили о намерении идти на второй срок, господин Президент, – ответил госсекретарь. – Эти профсоюзы сильны в Калифорнии и в Нью-Йорке, а сколько там выборщиков[86], вы, наверное, помните. И там, и там могут возникнуть проблемы, если мы примем этот план. Калифорния и так под вопросом после сокращения военных заказов. Если же мы ввяжемся еще и в это – Калифорнию мы потеряем.
Президент улыбнулся.
– Возможно. А возможно, и нет. Калифорнию мы, скорее всего, в любом случае потеряем – или не потеряем. Но дело ведь не в этом – не так ли, господа?
– Так, – подхватил Берри, – действительно так, господин Президент. Есть еще одно соображение, почему мы решительно выступаем против этой стройки. Мы считаем, что русские могут использовать стратегический мост для внезапного вторжения на территорию САСШ с целью отторжения Аляски. Это может произойти в любой момент. Если сейчас нас с обеих сторон защищают океаны – то после ввода в строй стратегического моста океан перестанет нас защищать, и мы будем так же уязвимы, как европейские государства.
– Разве Российская империя предъявляла когда-либо права на Аляску? – иронично поднял бровь Президент.
– Официально нет, сэр. Но у них есть поговорка – если русский флаг где-то один раз поднят, он не может быть спущен. Русские контролируют значительные нефтяные запасы, вместе со своими сателлитами они доминируют на нефтяном рынке. Немногие нефтяные бассейны, которые они контролировать не могут, – это Аляска, где запасы нефти не меньше, чем в Техасе. Кроме того – присоединив к себе Аляску, они полностью будут контролировать Арктику, мы же выхода к Арктике лишаемся. В Арктике, по мнению ученых, находятся огромные запасы нефти и газа, если русские захватят Аляску, то смогут претендовать на них единолично. И тогда русские не оставят шанса на самостоятельную политику ни нам, ни кому-либо другому. В их руках будут находиться наша жизнь и смерть…
– Но разве русские не могут атаковать нас без использования этого моста? Разве он столь стратегически важен?
– Он важен, сэр. И даже не столько в военном, сколько в геостратегическом плане. Захватив Аляску, они смогут использовать этот мост для связи с ней, для вывоза ее богатств. Построив этот мост, мы привязываемся к Евроазиатскому континенту, а этого нельзя допустить.
– Господа… – Президент взглянул на часы, демонстративно взглянул, – я благодарю вас за проделанную работу. Думаю, к этому разговору следует вернуться после выборов. Я во многом не разделяю ваши опасения и считаю, что в этом мире должно быть нечто такое, что когда-нибудь с полным правом назовут моим именем. Прошу сохранять все сказанное здесь в полной и абсолютной тайне. На этом – все. Штат невежливых мужланов ждет меня…