Помоги проекту - поделись книгой:
– Вы когда-нибудь слышали о том, что все звонки в милицию записываются на магнитофон? Вы, конечно, изо всех сил пытались исказить свой голос, но фонографическая экспертиза это с легкостью преодолеет, сами понимаете.
– Да я разве что плохое сделала? — сдалась Катя. — Сообщила, так, мол, и так, мертвая женщина на крылечке… или лучше было бы, чтобы она там сгнила? Может, ее еще через неделю бы нашли.
– Стоп, — уставился на нее Панкратов. — Что значит — она сказала? Кто что сказал?
– Ну я же русским языком говорю, — дернула плечами Катя, — она! Та женщина, которая меня попросила позвонить.
– Вас попросили позвонить и сообщить о том, что на крыльце по такому-то адресу лежит труп?
– Ну да! — закивала Катя. — Сама-то я в тот район и не езжу никогда, далеко. Да и некогда мне, и незачем! А в тот день я вообще как белка в колесе с утра бегала, то к золовке, то к дочке, то памятник заказать, скоро мужу година, а у нас такие на Бычихе не делают, я хотела черный, как у людей… Примчалась на автовокзал, язык на плечо. А тут она подходит и говорит…
– Да кто она? — перебил Панкратов.
– Ну вот такая, — Катя показала руками, — большая, толстая китаянка. Размалеванная, ну прям чума!
– Ну и что теперь будет? — спросил Венька Москвитин, с интересом глядя на приятеля.
В интересе присутствовала некая доля зависти. Силен Герка! Главное, шифровался как! Сто пудов, никому в редакции и в голову не приходило, что у него с Александриной Богдановной роман. Конечно, она, как говорится, взрослая дама, но — еще очень даже ничего. Очень! И вообще, поддержка замши, которая решает всякой насущной вопросни побольше, чем мягкотелый главный, — это супер что такое для молодого репортера.
С другой стороны, положа руку на сердце, никто не мог бы кинуть в Герку помидором, потому что никто не мог припомнить случая, чтобы Александрина Богдановна его как-то там особенно поддерживала. И иголки раскаленные в него на летучках втыкала, как и во всех прочих, если было за что. При этом она умудрялась как-то так эти самые иголки втыкать, что никто не обижался, ведь втыкала она их исключительно по делу. И публично орала на Герку ничуть не менее громко, чем, к примеру, на Веньку, или на Люсю Иванову, или на Матрену, как она почему-то прозвала ответсекра Мирру Терентьевну, или даже на самого главного. А когда редакция тусовалась по поводу какого-нибудь междусобойчика, никто не посмел бы сказать, что Александрина танцует с Геркой чаще, чем с другими, или поет с ним дуэтом «По деревне с шумным интересом». Исполнение этой песни дуэтом, по признанию самой Александрины Богдановны, сделанному по пьяной лавочке, для нее многое значило: «Запела — значит, плохо дело, сердце дало трещину». Ну так вот — с Геркой она дуэтом не пела, однако роман все же завязался. Значит, сердце замши дало-таки пресловутую трещину…
Веньке было очень интересно, как обстоит дело с сердцем Геркиным. Самому ему не приходилось иметь дела со «взрослыми дамами», и, если честно, он слабо верил в байки о взаимной любви «женщины-зимы» и «мужчины-весны». Это все равно как со стареющим мэном, который влюбляется в юные сиськи-письки. То есть он голову теряет, а сиськам-писькам нужны одни только его денежки. «Женщина-зима» теряет голову от молодого любовника, а он… Нет, Герка голову не потерял, сердце его совсем даже не треснуло, и Венька считал это очень разумным. Возбуждаешься ты при виде зрелых или даже малость перезрелых прелестей — ну и на здоровье, возбуждайся, пока не надоест. Главное — потом, когда это «пока» иссякнет, суметь без ущерба для здоровья вырваться из объятий дамы. В этом смысле связь с начальницей — палка о двух концах. А вдруг она не захочет тебя из своих объятий выпустить?.. А, судя по словам Герки, дело шло именно к тому.
– Что будет, что будет, — пробурчал он. — Не знаю. Она говорит, чтобы я к ней переезжал. Но там сынуля примерно моих лет… Пока мы с ним как-то умудрялись не встречаться, Александрина нас разруливала, но если я перееду… Не представляю, как он это воспримет. Да и не только в сынуле дело. Конечно, мне в лом квартиру снимать, но это хотя бы иллюзия независимости. Несмотря ни на что! А если к ней перееду… Неохота себя совсем уж альфонсом ощущать.
Интерес в Венькиных глазах стал еще более явным. Насчет альфонса — Герка в самую точку попал. Наверняка Александрина его поддерживает материально. Подарочки там… все такое… Когда Герка не строит из себя упертого байкера, одет он на зависть. То есть Венька цивильную одежду довольно-таки презирает, для него главное — неформальный стиль и оригинальность, но, если объективно взглянуть на проблему, рубахи у Герки и штаны исключительно из магазинчика недешевого, который называется «Хьюго Босс»… Учитывая, что он платит за съемную квартиру в «сталинке» на углу Льва Толстого и Муравьева-Амурского, учитывая, что его «Королла» все же в какие-то деньги обходится, учитывая, что он помогает родителям, живущим в Сите, ну, в общем, где-то там, у черта на куличках, на Оборской ветке, и подкидывает гонорарчики немалому штату осведомителей в милициях, «скорых помощах» и разных прочих подобных местечках, где репортер кормится скандальной информацией… Не всем же так повезло в жизни, как Веньке, который заимел настоящего карманного следователя в семействе, да и того на кривой козе не объедешь! — учитывая все это, понятно, что на репортерские заработки в «ГМГ» шибко не разживешься. Нужны побочные доходы…
Ну и чем плохой источник дохода — зам главного этой самой «ГМГ»? Герка же ее не доит, факт, Венька убежден, что тут все происходит по инициативе самой Александрины: она дает, Герка отказывается, она настаивает, он сопротивляется, она прижимает его к стенке, и, наконец, ворча и пряча глазки, он берет… ну а потом, ночью, трахает замшу почем зря, к обоюдному удовольствию, вне всякого сомнения, что к обоюдному, ибо, как уже было сказано, женщина она — что надо, вполне… весьма!
– Ну и об чем задумался, служивый, об чем тоскуешь, удалой, иль служба-матка надоела, иль захромал твой конь лихой? — витиевато вопросил Венька, глядя в смурное, со сдвинутыми к переносице бровями, лицо закадычного друга. — Боишься независимость потерять — не переезжай, какие проблемы? Думаешь, Александрина обидится? Да ни хрена подобного. Любящая женщина многое может простить, уж ты мне поверь как знатоку, поверь моему опыту!
Между нами, мальчиками… а также между нами, девочками… опыт у Веньки был пока что отнюдь не собственный, а основывался на наблюдениях за жизнью молодого семейства — сестры и ее мужа. Поскольку Анютка беспрестанно прощала своего Панкратова за постоянные «срывы» запланированных походов в кино, театры и ночные клубы, равно как и за работу по выходным и вообще с утра до ночи, и поскольку Анютка мужа своего, без сомнения, любила, Венька и сделал столь смелые выводы насчет всепрощающей сущности всех без исключения женщин.
– Эх, Венька, у меня и своего опыта выше крыши, только я точно знаю: обобщения тут не работают, даже и не мечтай. Все они, блин, разные, эти женщины… и никогда не знаешь, как каждая себя поведет, если ты, к примеру, начнешь не только на нее пялиться, а под настроение косяка в сторону даванешь, мужики ведь полигамны по сути, это надо понимать, такова наша петушиная природа, — с горечью вздохнул Герка, и Венька подумал, что ослышался.
– Что, серьезно? — чуть не вскрикнул он, но немедленно понизил голос, потому что китайский ресторанчик «Сяо», где они отводили душу за крабовыми пельмешками, был местом вполне респектабельным, и никакого эпатажа в нем не потерпели бы. Это у европейцев, понимаешь, клиент всегда прав. А в китайских ресторанах перед тобой вроде бы половичком стелиться будут, а в то же время милицию вызовут за самую малость, поди потом, докажи, что не ты разбил витрину, вылил на метрдотеля раскаленный соус «Тысяча трав» и пытался изнасиловать официантку, которая на самом деле мужик с косой. Китаезы — они хитрые, как все азиаты, именно поэтому Венька практически прошептал, хотя так и рвался крик: — Ты Александрине изменил, что ли?!
– Да какое там! — махнул рукой Герка. — Только вильнул мыслями… так она меня чуть не съела. И себя заодно.
– Это как? — задыхаясь от любопытства, спросил Венька, жизненный опыт которого (в смысле опыт семейной жизни его сестры) таких изысков пока еще не демонстрировал.
– Да как, как? — дернул плечищами Герка. — И меня матом кроет почем зря, и себя — за то, что со мной связалась, а главное, что поверила, мол, для нее еще возможна любовь, и все прочее, и в слезы… Вот это самое поганое было. И жалко ее, и себя жалко, потому что влип «нипадецки». Она меня на одном только косеньком взгляде и засекла, а уже чего устроила. То есть Отелло и рядом не стоял, прокис бы от зависти и отбыл с позором в свою Венецию. А если я что посерьезней себе позволю? Это ж какая ж жизнь меня ждет?!
Пролонгированное «ж» несколько ослабило трагедийный накал Геркиного голоса, и Венька решился спросить о главном:
– А в чью сторону ты косил? Какую-нибудь байкершу начал кадрить, что ли?
– Да ну, видел я этих давалок с мозолистыми попами, знаешь где? — хмыкнул Герка. — Да и не завелась бы Александрина из-за тех дур, похохмила бы на эту тему, да и все. Тут все посложней… потоньше вышло…
Он похмурился немножко, а потом лицо его выразило отчаянную решимость, и Венька понял, что сейчас грянет нечто вроде второй сенсации (первой было само известие о Геркиной связи с замшей), и навострил было локаторы, как вдруг…
Вот так всегда, ждешь чего-то, а жизнь обязательно обломает кайф! Ну и кто вынес «на арену» узкопленочного придурка, который схватил микрофон и начал что-то мяукать по-своему, по-китайски?
Разумеется, в зале, где из жителей Поднебесной были только официанты, воцарилась недоуменная тишина. Один Герка расхохотался, после чего на лице конферансье выразилось некое облегчение.
– В чем дело-то? — спросил Венька, да и не он один, все вокруг с любопытством таращились на Герку.
– Он говорит, что у них в ресторане проходит конкурс анекдотов. И кто победит, тот сможет обедать бесплатно целый месяц, — сообщил Герка во всеуслышанье.
– Что ты говоришь! — обрадовался Венька. — Тогда я начинаю. Приходят русский, американец и еврей…
– Не катит, — перебил Герка.
– Почему?! Да знал бы ты, какой это классный анек!
– Тогда тебе его придется начать так: приходят русский, американец, еврей и китаец… Потому что это должны быть анекдоты про китайцев.
– Ешкин кот! — испуганно сказал Венька. — Да я ни одного не знаю. А ты знаешь?
– Киу ба рен хонг, — кивнул Герка.
– Чего?!
– Что означает — в натуре, — усмехнулся его приятель. — Ну чего ты так вытаращился? Я ж во Владике на факультете восточных языков учился. Типа переводчик. А насчет анекдотов — ты поднапряги память. Жить в Ха и не знать ни одного анека про желтолицых братьев наших — противоестественно. Посмотри, народ оживился.
Да и впрямь: за соседним столиком вскочил какой-то рыжий парень и заорал:
– Армянскому радио задали вопрос: «Когда наступит всемирный голод?» Армянское радио отвечает: «Когда китайцы начнут есть вилками».
Зал дружно заржал.
– Холосо, — с резиновой улыбкой кивнул конферансье, который, оказывается, разумел по-русски. — Кто следусий?
– Я! — завопил тот же рыжий. — Армянскому радио задали вопрос: «Можно ли, построив всех китайцев в очередь, перестрелять их из автомата?» Армянское радио отвечает: «Можно, только если в это время задние не будут размножаться».
Зал покатился со смеху.
– Неосторожно они поступили, — пробурчал опасливо Венька. — Администрация ресторана, в смысле. Анеки про китайцев! Да ведь нашим только дай! Наслушаются сейчас про себя узкопленочные по самое нельзя…
– Ну, наверное, они знали, что делали, — пожал плечами Герка. — Целый месяц акция будет проходить. Народ в харчевню повалит! Наслушаться-то они наслушаются, но прибыль какая будет, прикинь! Нормальная акция. Надо будет подковаться насчет анекдотов, в Инете полазить. Мне нравится, как здесь готовят. Рад буду обедать целый месяц.
– Да ведь если ты восточные языки заканчивал, ты должен был там разного набраться, — подковырнул Венька. — Неужели ничего сейчас не изречешь?
– Сначала послушаю, — сказал Герка с загадочной улыбкой. — А потом, может, и изреку.
Публика тем временем разошлась. Анекдоты так и сыпались со всех сторон. Качеством они, может, и не блистали, зато зал веселился во все глотки:
– К фотографу пришли китайцы (много китайцев) фотографироваться для временной регистрации. Китайце на десятом он подумал: «А зачем их всех фотографировать, если они все на одно лицо? Одну фотку всем и отдам потом». Пришло время получать снимки. Какой-то китаец берет фото, долго смотрит на него и говорит: «Не моя фотография». — «Как не твоя? — спрашивает фотограф. — Но ведь лицо твое?» — «Лицо-то мое, да рубашка не моя…»
Зал — в покатуху!
– В Китае проходил конкурс двойников… ПОБЕДИЛИ ВСЕ!!!
Зал — ну просто в лежку!
Наверное, конферансье это надоело. Похоже, он решил повернуть бесконтрольное веселье в несколько более интеллектуальное русло. Черт его китайский знает, почему он избрал для этой цели байкера-репортера?!
– Малядой силавек, — обратился он к Герке, — неузели вы не будете усяствовать?
– А почему? — ухмыльнулся Герка. — Запросто! Причем могу даже в стихотворной форме.
Он встал и рубанул в полный голос:
Мы сообщаем вам о вопиющем факте:
На берегах Амура, средь родных полей,
Подвергся мирный наш, простой советский трактор
Обстрелу шестерых китайских батарей.
Услышав дикий рев китайского десанта,
Наш мирный тракторист (по званию старлей)
Ответил на огонь таким могучим залпом,
Что уничтожил шесть китайских батарей.
А после, слив бензин и запустив реактор,
Он быстро допахал гречиху и овес.
Поднялся в небо наш простой советский трактор
И улетел обратно в свой родной колхоз.
А в интервью со спецсотpyдником редакции
Наш бригадир сказал, как будто невзначай,
Мол, в случае другой подобной провокации
На поле вместо трактора мы выпустим комбайн.
Мгновение в зале царила тишина, потом ка-ак грянуло изо всех углов: — Даешь Даманский! Даманский — русский остров! Родной земли ни пяди! Уссурийский остров — России! Катитесь на хрен, узкоглазые-желтопузые!
Незабытые времена пограничных заслонов у Гродекова, бесконечных провокаций и самой кровавой — на острове Даманский, обиды на правительство, которое щедрой рукой откроило кусман русской территории вместе с Уссурийским островом ненасытному соседу, мигом воскресли в памяти присутствующих, и выражение лиц немедленно изменилось. Хмельная жажда дальневосточного реванша заиграла во взорах, обращенных к конферансье и официантам. И уже кто-то за столиком в углу реванул во весь голос, несколько видоизменив исторические реалии, но все их глубоко имея в виду:
– На траву легла роса густая,
Поплыли туманы широки.
В эту ночь решили
Перейти границу у реки.
И зал дружно подхватил — ну вот как будто репетировали по меньшей мере неделю:
– Мчались танки, ветер поднимая,
Громыхала грозная броня.
И летели наземь
Под напором стали и огня.
– Ох, Герка, — с радостным ужасом пробормотал Венька, — а ведь ты, кажись, спровоцировал международный скандал! Герка и сам уже спохватился, что дело очень даже может кончиться если не международным скандалом, то международным мордобоем — факт. И в это время…
В это время бамбуковые шторки разлетелись с деревянным стуком, и в зале появилась высоченная полная китаянка, набеленная и нарумяненная, с высокой прической, утыканной нефритовыми шпильками. Одета она была роскошно… впрочем, мы уже описывали это пальто, и этого горностая, и сумку и сапоги из, очень может быть, кожи баснословной белой змеи.
– Вань бадань, — пропела она на высоких нотах, с презрением глядя на конферансье. — Бэнь дань! Ни цюй ба!
И властно махнула рукой. Конферансье из желтого сделался белым.
– Смотри! — прошипел Венька. — Да ведь это же наша Сунь-куда-то-что-то! Что она ему сказала, отчего он так стушевался?
– Она сказала, что он мудак и сумасшедший, и предложила отправиться погулять, — перевел Герка, давясь смехом. — Для китайцев это то же самое, что на три буквы послать. Слушай, интересно, что она задумала?
Между тем Сунь Банань — а то была она, кто же еще? — пробралась на эстраду и взяла микрофон. А потом на своем очень чистом и правильном русском (приятели сразу вспомнили, как еще во время скандала в редакции поразились тому, что столь одиозная фигура говорит по-русски вообще без акцента) поведала собравшимся такой анекдот:
– Одной женщине подруга рассказала, как она была в Китае и какие китайцы неутомимые в любви. Ну, и та загорелась, взяла путевку, приехала в Китай. Познакомилась там в первый же вечер с китайцем, он ее привел в свою квартиру, легли в койку… Только китаец кончил, как вдруг прыгнул на пол, издал звериный вопль, кинулся под кровать, выскочил с другой стороны и опять на женщину. И по новой… Кончает, прыгает на пол, вопль, под кровать, оттуда — и снова… Три раза, четыре, пять, шесть! На восьмой раз и женщина завелась — тоже прыгнула на пол, завопила, кинулась под кровать… А там девять китайцев.
Ну, что тут содеялось в ресторане! Даже Герка со своим летающим трактором не имел такого сокрушительного успеха.
– Браво! — орали со всех сторон и били не только в ладоши, но и кулаками — в стол. — Бис! Мадаме китаезе — первый приз!
– Согласен, согласен, тисе, тисе! — выставил вперед ладони конферансье. — Цзунцзиндэ победиля! Она мозет целый месяц обедать в заведении бесплатно. Как ваша имя и фамилия, цзунцзиндэ?
– Да пошел ты на х… — ухмыльнулась победительница. — Фамилия моя Сяо. Начальство надо знать в лицо, как говорят русские. Забыли, кому эта харчевня принадлежит? Мне! Когда захочу, тогда и буду тут есть, и сколько захочу, понятно?
И под хохот зала вышла вон.
Поделиться книгой: