Помоги проекту - поделись книгой:
Таков был царский приказ, но не желал подчиниться ему юный охотник. Медленно вел он красавицу, не привыкшую к дальней ходьбе по степи, а потом, осмелев, заговорил:
— Шамхат, что тебе Гильгамеш! Или в другом месте, в другой стране не будет степи? Или переведутся там звери? Стань моей женою, мы покинем земли Урука, поставим шатер в другой стороне, я буду бить зверя и приносить тебе шкуры. Я молодой, сильный и смелый охотник и со мной тебе будет хорошо.
Но Шамхат в ответ улыбнулась и покачала головой.
— Сам подумай, я выросла в городе и ничего не умею из того, что знают ваши женщины. Тебе нужна хорошая девушка, добрая хозяйка, а не такая, как я. Моя мать похоронена в городе и там — моя родина. А приказ Гильгамеша — это воля богов. Разве ты не знаешь, что ему привиделся странный сон. Об этом сне он спрашивал у своей матери, всеведущей Нинсун. И она заранее предупредила Гильгамеша о твоем приходе и о том, к кому мы идем. Она даже имя его назвала — Энкиду. Давай же, посидим немного в тени, юный охотник, от этой жары я едва переставляю ноги, но отдых наш будет не долог, и ты поведешь меня дальше к месту встречи с Энкиду.
Охотник печально взглянул на красавицу и после короткого отдыха повел ее дальше.
Наконец, они подошли к месту звериного водопоя.
Наконец, они подошли к месту звериного водопоя.
Вокруг небольшого озера с глинистыми берегами росли кусты, в них и устраивал засаду охотник.
— Мы спрячемся здесь, — сказал он, — я приготовил даже постель из травы. Место открытой воды заметно издалека — к нему летят птицы со всей степи, птице вода нужна чаще, чем зверю. У зверей же есть уговор — каждый пьет в свое время, шептал охотник Шамхат, — скоро придет и тот, кого ты зовешь Энкиду. Ты не бойся, я не позволю ему тебя обидеть.
— Милый, смешной охотник, — засмеялась Шамхат, — я не боюсь. Если он — человек, как ты говоришь, и мужчина — он мне не страшен.
— Смотри же, вдали показались газели. И видишь, среди них — он. С тех пор, как газели приняли его в свое стадо, они заметно осмелели.
— Ты оставайся здесь, я же выйду к нему, — сказала Шамхат в тот миг, когда большой сильный и волосатый вместе с газелями приблизился к водопою. — Я не стану его торопить, пусть он сначала напьется.
И Шамхат медленно вышла на открытое место.
Прежде газели немедленно бы встрепенулись при виде нового существа, бросились бы бежать. Теперь они спокойно продолжали пить воду, а те, что напились, бродили поблизости.
Лишь большой, сильный и волосатый удивленно смотрел на Шамхат.
Но чем ближе подходила она к нему, тем меньше оставалось удивления в его взгляде, зато восхищения становилось все больше.
— Ты совсем не большой, не сильный и не волосатый, проговорила Шамхат, смеясь, — ты — красивый и смелый и ты человек. Имя твое — Энкиду. Подойди же ко мне.
Шамхат продолжала медленно приближаться, и Энкиду пошел ей навстречу. Он смотрел только на нее и видел только ее. Прекрасней ее голоса он ничего прежде не знал и теперь испугался, что она замолчит, или еще того хуже, исчезнет так же внезапно, как и возникла. А ему хотелось смотреть на ее лицо и ничего больше не видеть. Всегда смотреть, всегда видеть только ее улыбку.
— Какой же ты робкий! — засмеялась снова Шамхат, — а мне говорили, что и львы послушны тебе.
Удивительное дело — ей, горожанке, в легких одеждах, в дорогих украшениях, этот дикий, такой же могучий, как Гильгамеш, богатырь был тоже приятен.
Они подошли близко друг к другу, и Энкиду, словно умел это делать всегда, осторожно обнял городскую красавицу.
— Ты — Энкиду, а я — Шамхат, — прошептала красавица, — и теперь мы будем вместе, — добавила она вдруг неожиданные для себя слова, потому что похожее произносят лишь перед тем, как стать мужем и женой.
Охотник же, наблюдавший за ними из кустов, понял, что стал лишним и, стараясь не шуметь, тихо побрел в сторону своего шатра. Туда, где среди стада овец жила его семья.
— Сходил ли ты в город? — спросил отец, когда охотник вошел в шатер. — Что сказал тебе Гильгамеш? Почему не послал отряд, чтобы изловить того, кто нарушил порядок в степи?
— В городе я побывал, и царь Гильгамеш подарил мне новую одежду, а вместо отряда с копьями и мечами он послал безоружную женщину, и она уже победила. Теперь он стал ее пленником.
Теперь он стал ее пленником, и несколько дней они знали только друг друга. Солнце на небе сменялось звездами, проходили мимо звери, налетал и стихал ветер — они не замечали этого. Шамхат стала для Энкиду солнцем, небом, землей, звездами, ветром. И стал для Шамхат Энкиду всей жизнью.
В те несколько дней она научила его первым словам человеческой речи.
Но однажды, очнувшись, Энкиду увидел своих друзей — стадо газелей. Он пошел к ним, чтобы рассказать о том, как прекрасна Шамхат и как он любит ее, но газели не узнали Энкиду и бросились от него врассыпную.
Он увидел кузнечика и нагнулся, желая поговорить хотя бы с ним, но и кузнечик в испуге отпрыгнул в сторону.
И тогда Энкиду вернулся к Шамхат, сел у ее ног, глянул ей в лицо и заплакал.
Тихо утешала его городская красавица.
— Энкиду, теперь ты стал человеком.
— Энкиду, теперь ты стал человеком, — утешала его Шамхат. — Нагнись над водой, ты увидишь свое отражение и поймешь, что прекрасен как бог. Лишь один Гильгамеш достоин сравниться с тобой. И тебе не надо больше бегать со зверьем по степи, вместе с газелями есть траву. Ведь ты — не газель и не кузнечик. Ты — мужчина и таких, как ты, я прежде не знала.
— Как же мне жить? Теперь в степи никто не считает меня своим братом и другом!
— Ты пойдешь со мной. Я отведу тебя в Урук, и там для каждого человека ты станешь и братом и другом.
Шамхат поднялась с земли, разорвала пополам ткань, в которой пришла из города, в одну половину одела Энкиду, в другую — себя.
Взяв за руку, она повела его, словно сына, к шатрам, туда, где жили пастухи.
Она повела его, словно сына, к шатрам, туда, где жили пастухи.
— Куда ты ведешь меня по степи? — удивлялся Энкиду. Разве здесь, у воды, было нам плохо? Останемся тут навсегда.
— Ты — человек, Энкиду, и должен узнать людей, — снова повторила красавица Шамхат. — Она чувствовала себя мудрой и взрослой и ей это нравилось. — Я отведу тебя в Урук, ты увидишь Эану — место жизни богов, ты встанешь перед нашим царем Гильгамешем. Умнее и сильнее его нет другого царя на земле. Даже о тебе он узнал раньше, чем ты появился, ты привиделся ему во сне.
— Быть может он и умнее, этот твой царь, — ответил Энкиду, — я жил вместе с газелями, а он управляет людьми, но сильнее он быть не может, сильнее меня в степи нет никого.
— То — в степи, — засмеялась Шамхат. — Знай же, что степь — это лишь частичка земли. Еще есть реки, море, леса.
— Если так, веди меня, Шамхат, в твой город, там и проверю, кто сильнее из нас.
— Сильней Гильгамеша могут быть только боги, — вновь засмеялась Шамхат.
Но смеялась она не обидно, и Энкиду радостно было слушать музыку ее смеха.
Скоро они подошли к жилищам пастухов.
Скоро они подошли к жилищам пастухов.
— Это Энкиду, он спустился к нам с гор и прежде не знал людей, — сказала Шамхат пастухам, их детям и женам, обступившим ее и большого сильного человека.
— Тот самый, которого слушаются львы, — проговорил молодой охотник.
— Что ж, будьте гостями. В наших шатрах всегда есть место для гостя, — прибавил старый пастух, его отец.
Мать охотника, шлепая старческими босыми ногами по утоптанной земле, принесла в корзине лепешки, в самодельных грубых кувшинах из глины — сикеру.
Энкиду с удивлением смотрел на человечье питье и еду. Прежде, в степной своей жизни, он питался лишь травами.
Шамхат засмеялась и, разломив пополам лепешку, протянула Энкиду. Остальное съела сама.
Лепешка Энкиду понравилась. Понравилась ему и сикера. Он выпил полный кувшин, развеселился и попросил второй. Он выпил и его, еще больше развеселился и попросил третий.
— Уж не самого ли Гильгамеша ты привела к нам, веселая женщина? — спросил один из пожилых пастухов. — Я видел в городе Гильгамеша — он богатырь такой же, как этот.
— Нет, Гильгамеш — ростом повыше, зато этот Энкиду шире в плечах, — ответил отец юного охотника. И этот, взгляни, весь оброс волосом.
— Однако, темнеет и пора разжигать огни, чтобы звери не подобрались к овцам. Вы же — наши гости и ложитесь в шатре, сказала старуха-хозяйка.
— Костры вы, конечно, зажгите. Заодно и Энкиду покажите, как разводят огонь, но и вы можете спать в шатрах, — объявила Шамхат. — Доверьтесь Энкиду, он один сохранит ночью стадо.
Пастухи недоверчиво покивали головами, но, разведя огни, разбрелись по шатрам.
Многие из них впервые за долгие времена заснули не под небом и звездами, а в уютных постелях. Энкиду, вооружившись палицей и мечом, один всю ночь сторожил стадо, отогнал львов, разбросал стаю волков.
— Остался бы с нами навек, — предложил утром старый отец, пересчитав свое стадо, — такого сторожа у нас не было. Войдешь в нашу семью, выберешь в жены одну из наших дочерей.
— Нет, старик, путь у Энкиду другой, его ждет Гильгамеш, — проговорила Шамхат. — Боги приказали Энкиду поселиться в Уруке.
— Боги приказали Энкиду поселиться в Уруке, — такие слова сказала Шамхат, и она говорила правду.
Каждый знает, что Гильгамеш — сын престарелого царя Лугальбанды, который в молодости сам совершил великие подвиги и потому стал теперь богом. И лишь злые глупые люди распускают молву, что в столь древнем возрасте Лугальбанда уже не был способен породить ребенка и, значит, Гильгамеш — сын демона. А быть может не глупые языки распускали эту молву, а те, кто надеялись захватить власть над Уруком. Ведь у Лугальбанды было немало братьев и когда-то больного в военном походе они бросили его в горах одного.
Каково же было их удивление, когда спустя недолгое время Лугальбанда, здоровый и крепкий, появился в шатре у отца среди войска. Но Лугальбанда был добр, как и его сын Гильгамеш, он не знал чувства мести. Только это уже другая история.
Кое-кто, постарев, пережил Лугальбанду и надеялся, что власть над городом перейдет к нему. Несколько лет городом не правил никто из людей, им управляли лишь боги, Иштар утренняя звезда и ее божественный муж, пастух Думузи. Пастух был ввергнут неверной супругой в подземное царство, и люди города, молодые жрецы сделали царем Гильгамеша. А те, что зовут себя родственниками, продолжают носить высокие жреческие звания и, возможно, от них исходит эта глупая сплетня о демоне.
Гильгамеш знает ее и только смеется. А и в самом деле нет лучше оружия против злобного слова, чем смех.
Нинсун всеведущая полубогиня, мать Гильгамеша, затворилась в покоях, едва лишь похоронила царя и мужа. С тех пор на улицах ее не видел никто. В покоях ее всегда тихо и сумеречно. Немногие из жриц имеют доступ к ней, поддерживают огонь в светильниках, приносят воду и скудную пищу.
Единственный из мужчин, ее сын Гильгамеш приходит к ней, и то, не за пустяком, а когда требуется ему важный совет.
Гильгамеш и вошел к ней в покои однажды, после того, как всю ночь, раз за разом, виделся ему один и тот же пугающий сон.
Ему казалось, он идет в открытом пространстве — не в городе, а скорей, по степи, и с неба падает на него кто-то могучий и ловкий. С тем незнакомым могучим мужем Гильгамеш начинает бороться, но никто — ни муж, свалившийся с неба, ни он сам, не могут никак победить и оба, обнявшись, как братья, лежат на земле без сил.
— Матушка, этот сон замучил меня, — сказал Гильгамеш, робко войдя в сумеречные покои полубогини Нинсун. — Раз за разом он повторялся, и я понял, что это важный знак от богов.
Печально улыбнувшись, всеведущая Нинсун согласно кивнула.
— Ты правильно сделал, сын мой, что пришел за советом. Смотри, не натвори же беды. Где-то в степи, созданный богами, появился могучий муж. Он спустился с высоких гор и зверье считает его своим братом. Скоро ты услышишь о нем. А услышав, позови его в город. Знаю, прежде ты страдал в одиночестве без друзей и без братьев. В этом муже ты обретешь и друга и брата. Его имя — Энкиду и он равен тебе по силам.
Так объяснила всеведущая Нинсун странный сон Гильгамешу, а на следующий день в город пришел юный пастух.
«Это о нем», — понял царь, едва услышал рассказ пастуха. И тогда он призвал Шамхат.
— Ты должна исполнить веление богов, веселая женщина, сказал он ей на прощание. — Приведи того мужа в город.
— Приведи того мужа в город, — велел Гильгамеш, и прекрасная Шамхат теперь исполняла царский приказ.
По дороге она учила Энкиду правилам жизни, которые были известны каждому с детства.
— Увидишь Гильгамеша, склони перед ним голову — он поставлен богами над нами править. Будь послушен и другим служителям храмов.
— А если я поборю их в честной схватке, тогда они склонят голову передо мной?
— И не думай об этом. Если бы люди решали в драке, кто из них главный, они не смогли бы в городе жить. Каждый бы бродил по степи одинокий, как зверь. В городе — главные правила жизни, данные людям богами.
— Но ты не покинешь меня? — беспокоился Энкиду. — Я хочу, чтобы ты была со мною везде.
— Конечно, я постараюсь быть с тобою почаще, только это зависит от служителей храма Иштар. Они спросят у богини, и если богиня согласится, они даже могут позволить мне стать твоею женою. Вот была бы потеха — Шамхат станет женой человека, равного силой самому Гильгамешу!
Ближе к вечеру они вошли в город. И входя в городские ворота Энкиду крепко ухватился за руку Шамхат. Так же он держался за нее и накануне, перед пастушьими шатрами. Лишь несколько дней прошло, как он сделался человеком.
Горожане возвращались с общественных работ и площади, улицы были полны людьми.
— Смотри, какого верзилу ведет эта Шамхат! — крикнул говорливый зевака.
— Ну, девка! Где она выкопала такого!
— Не выкопала, а отыскала в степи. Он, говорят, жил в степи со львами и тиграми. Звери его и выкормили своим молоком. А силой, говорят, сравнится с самим Гильгамешем.
— Сравнится! — засмеялся кто-то. — Он будет и посильней Гильгамеша. Наконец, и у нашего буйвола появился соперник!
Энкиду смотрел на всех с доброй улыбкой, но на всякий случай руку Шамхат не отпускал.
В степи дорогу укажет любая травинка, здесь же, в лабиринте путаных узких улиц, красных глиняных стен и многоголосой толпы было легко потеряться.
— Эй, парень! Говорят, ты будешь беседовать с самим Гильгамешем! — спросил один из зевак, сгорбленный прежде времени от тяжелых трудов. — Погляди на нас, видишь, какие мы стали тощие и замученные. Это Гильгамеш замучил нас, он каждый день гоняет нас строить свою дурацкую стену. Заступись за нас, парень, слышишь? Скажи Гильгамешу. Эта стена и так доросла до неба. У нас даже дети и жены таскают кирпич в корзинах. У мужчин нет больше сил приласкать жену и детей. Скажи ему, хватит мучить свой народ, слышишь?
Поделиться книгой: