— Где твоя сеть? — гневно крикнул мне Гильгамеш через мгновение.
Что мне было ответить моему царю, когда на нас, со всех сторон, размахивая оружием, мчались враги? Да, я упустил сеть, но остался жив. Иначе — не было бы ни меня, ни сети. И еще, мне было жаль ее, сплетенную ночью руками Алайи. И все же я нашел ответ.
Рядом со мною пал молодой красивый парень, я знал его лишь в лицо. Теперь же это лицо было расплющено ударом врага, и он повалился на спину, глядя удивленными раскрытыми глазами в небо. Его же боевая сеть валялась рядом.
Я быстро нагнулся и подхватил ее.
— Вот моя сеть! — крикнул я Гильгамешу.
— Следуй за мной! — ответил он также криком.
В этой ревущей многими голосами битве можно было расслышать лишь крик.
Агга был уже рядом.
Поблизости лежал истерзанный богатырь Бирхуртур. Он протягивал связанные свои руки навстречу нам и что-то кричал, быть может, торопил нас, умоляя освободить его скорей, чтобы он сразу мог встать рядом с нами.
Агга, в роскошных царских одеждах тоже что-то кричал. Рядом остались лишь двое его охранников, остальные валялись вокруг, но большой отряд уже приближался к нам.
— Кидай! — крикнул Гильгамеш мне, набросившись на последних охранников.
Рука моя не дрогнула. Агга попробовал увернуться, заметался, но я сумел точно накинуть свою сеть на вражеского царя, и он забарахтался в ней, заверещал, словно недорезанная свинья.
— Ты этого хотел, Агга? — воскликнул радостно Гильгамеш и повел наш отряд к городским воротам.
Нас, вышедших вместе с царем из города, осталось немного. Кое-кто пал на пути к кораблям, других поразило вражеское оружие, когда мы пробивались к Агге. Несколько наших воинов помогли мне подхватить сеть с визжащим царем Киша и мы бегом потащили его к воротам.
Те, что были впереди, помогали пробивать нам дорогу. Мы втащили вражеского царя в город на радость всем, кто укрывался внутри, и Гильгамеш приказал поднять его на стену.
Сам, своим кинжалом он распорол сеть, а все, кто сражался на наших полях и огородах, бросив битву, следили за его действиями.
Гильгамеш освободил чужого царя и поставил на стене над равниной рядом с собой, и все увидели, какой этот Агга невзрачный, толстый коротышка рядом с могучим красавцем нашим царем.
— Эй вы! — крикнул Гильгамеш так, что голос его услышали далеко, свои и чужие воины. — Боги не хотят помогать нашим врагам! Ваши корабли сожжены, а царь стал моим пленником. Но я сохраню жизнь и царю и вам, если вы бросите оружие и встанете все на колени. Я прощу каждого, кто мне подчинится и отправлю вас домой на моих кораблях.
На мгновение все замерли, как бы раздумывая. А потом Агга, могущественный повелитель городов, что построили на Евфрате черноголовые, первым склонил голову перед Гильгамешем и опустился на колени.
За ним на всем пространстве стали опускаться на колени его воины. Лишь некоторые из диких, волосатых, те, что были приведены с гор, побежали через наши поля, куда глаза глядят. Кое-кто из них той же ночью стали пищей для львов и тигров, других еще несколько дней отлавливали пастухи.
Мы, черноголовые, отходчивы, а жители Урука — и вовсе самые добрые люди на земле.
Мы, черноголовые, отходчивы, а жители Урука и вовсе самые добрые люди на земле.
Когда враги опустились на колени и склонили головы, мы не стали лишать их жизни.
Лишь несколько жителей, те, что ворчат даже на собственной свадьбе, недовольно роптали:
— Накажи их, Гильгамеш, сильных мужчин — истреби, слабых — сделай рабами.
Но Гильгамеш поступил иначе.
Наши воины трижды прошли мимо побежденных униженных врагов и отобрали всех пожилых, чья жизнь клонится к закату. Их Гильгамеш отпустил сразу — пусть плетут себе лодки из тростника, что растет у Евфрата и отправляются по домам.
Молодых же он оставил работать на наших полях до тех дней, когда колос нальется силой. Он так и объявил им: восстановите посадки, чтобы не обидеть богов урожаем, и я отпущу вас немедленно. Если же урожай будет скудным, скудной станет и ваша жизнь, вы долго не увидите своего Киша.
Главным над ними Гильгамеш поставил Аггу. И нам весело было смотреть, как Агга управляется со своим войском, как старательно работают они на полях, ухаживают за каждым стеблем.
В первый же день после битвы решилась и моя жизнь.
— Отправляйся немедленно в храм, Аннабидуг, — сказал Гильгамеш, едва мы спустились с городской стены. — Служение богам не менее важно, чем дело воина. Скажешь в храме старшим жрецам, что я приказал тебе участвовать в битве. Кстати, в храме бога небес освободилось место умастителя священного сосуда. Думаю, ты достоин его, ты хорошо проявил себя в этом сражении. Только… ведь ты не женат, а столь высокое жреческое место требует человека зрелого. Пожалуй, надо подыскать тебе невесту. Или у тебя уже есть? Я знаю, у вашей семьи случилось несчастье, твой отец из-за потери руки не мог исполнять обязанности писца, и быть может поэтому ты медлил с женитьбой?
Что я мог сказать своему царю? В который уж раз он оказывал мне свое расположение! Я же от волнения не мог выговорить и звука. Умаститель священного сосуда! О такой высокой должности в своем храме я не смел и мечтать. Подобные мне так и умирают младшими жрецами, если нет у них важного покровителя. Уже за одно то, что из простых писцов я был посвящен в жрецы, я был благодарен царю. Теперь же он заботился о моей невесте.
— Есть у меня невеста, мой царь, есть! — наконец, выкрикнул я. — Сестра Шамхат, Алайя, та, что при свете луны ночами плела мне боевую сеть, это с нею я вышел на битву.
— Сестра Шамхат? — переспросил Гильгамеш и в голосе его я почувствовал изумление. — Так у нее есть сестра? Что ж, она должна быть тоже красавицей.
— У нее старая слепая мать.
— Я позабочусь, Аннабидуг, чтобы твою семейную жизнь не омрачала бедность… Иди же немедленно в храм.
Так неожиданно повернулась моя жизнь по воле царя Гильгамеша, ближе всех из нас, смертных, стоящего к богам.
А когда созрел урожай, многие из бывших врагов стали друзьями. Некоторые даже вошли в наши семьи. А у Гильгамеша не было лучше помощника, чем бывший правитель Киша Агга. Мы отправили их по домам как добрых гостей. От них скоро пришел в наш город корабль, груженый зерном, теперь они посылали часть своего урожая в наш храм. И мы еще раз возблагодарили богов, потому что не было на земле царя мудрей и добрее, чем наш Гильгамеш.
Часть вторая
Не было на земле царя мудрей и добрее, чем Гильгамеш, но и ему случалось упорствовать в заблуждениях. Ведь даже боги порой бывают неправы.
Та стена, которой обнес он город Урук, показалась ему недостаточной.
Рано утром в городе бил барабан, барабанщик подходил то ближе, то дальше, но слышно его было отовсюду.
— Чтоб ему провалиться в загробный мир! — проклинали тот барабан горожане, но вставали, наскоро ели лепешки и шли на работы.
Жрецы и писцы расписали каждый дом, каждого жителя. Работы исполняли даже старики, калеки и малые дети.
Безрукий месил глину ногами. Рядом тем же занимался слепой. Здоровым нагружали в корзины кирпичи и, упираясь лбом в широкий ремень, поддерживающий груз, они поднимались по лестницам на городскую стену. И так до заката.
Усталые от общественных работ люди возвращались домой и не было у них сил, чтобы омыть ноги.
— Или он собирается выстроить эту стену выше небес? — спрашивают друг у друга горожане, которых молодой царь переделал в строителей.
Но чаще они молчат. Нет у них сил на разговоры. Еле плетутся они по своим улицам.
Старики давно уже не могут разогнуть спины, а молодым стало не до улыбок, не до любви.
— Стоило воевать с Аггой, чтобы превратиться в рабов у собственного царя! Зачем нам эта стена, если и так мы сильнее всех! — с таким вопросом то один, то другой житель обращался к богам.
Лишь на богов была их надежда, или они не видят, что жители живут из последних сил ради этой стены!
И боги услышали мольбы жителей.
И боги услышали мольбы жителей.
Боги собрались на совет.
— Этот Гильгамеш, он должен быть пастырем своему народу, — сказали они богу небес великому Ану. — Ты владычествуешь над Уруком вместе с ветреницей Иштар. Ты и сделай так, чтобы жители его не страдали.
— Я и сам то и дело слышу стоны жителей, — смутился великий бог небес, — но что мне сделать с Гильгамешем? Ведь старается он для нас! Наши храмы он огородил своей неприступной стеной. До него никто во всем Шумере не догадался такого сделать. Теперь к храмам не подберется ни один враг. Да и сам Гильгамеш, этот юный царь работает день и ночь — стоит ли наказывать его, если он чересчур увлекается? Даже я, бог, удивляюсь, откуда у него столько сил.
— Эти его силы ты и должен слегка приуменьшить. Пусть он перестанет мучить своих горожан, мы уже устали от их жалоб. Обратись к богине Аруру, она давно не лепила никого из глины, пусть слепит другого, подобного Гильгамешу, и этот другой отвлечет молодого царя, уменьшит его старательность. Или забыл, что любое достоинство в человеке, когда его слишком много, причиняет близким лишь боль и страдания. Не жди же, зови Аруру!
И великий Ан призвал старую богиню.
И великий Ан призвал старую богиню Аруру. Согбенная, скрюченными пальцами она слепила когда-то из глины немало людей. Люди ведь для того и появились по воле богов, чтобы стать им помощниками на земле и кормильцами. И напрасно то один, то другой человек придумывает себе особенное назначение. Продолжать человеческий род, радовать близких и дальних своими словами и своею работой — что может быть выше этого назначения?
В тот день, когда боги надумали лепить первых людей, их руки еще не привыкли к подобному занятию. Они поручили делать людей старой Аруру, а у той выходили из глины урод за уродом. Это потом она научилась лепить богатырей и красавиц. И теперь, когда множество поколений людей, рожденных теми, кого она вылепила, отжило свой век на земле, она не боялась за свое умение — старая богиня лепила того, кого представляла в своем сердце — и не ошибалась.
— Создать подобного Гильгамешу не трудно, — сказала старуха, — пусть они состязаются, а Урук отдыхает.
И появился Энкиду.
И появился Энкиду.
Кто-то большой, волосатый, сильный спустился с гори стоял среди трав в долине. Он смотрел на небо, вдыхал ароматы земли, и сердце его наполнялось радостью жизни.
— Ты кто? — подскочил кузнечик. — Раньше тебя тут не было. Как твое имя?
— Я не знаю, кто я, — ответил большой волосатый и сильный. — У меня нет имени.
— Так не бывает! — удивился кузнечик. — Каждый предмет на земле: цветок, зверь, туча и камень, лежащий среди дороги, знает, кто он. Вот я, например, кузнечик.
— Значит, и я — кузнечик! — обрадовался большой волосатый и сильный.
— Нет, ты не кузнечик, ты кто-то другой. Но ты не печалься, живи среди нас, если хочешь. А хочешь, узнай про себя у газелей.
— Кто ты? — спросили газели, такой большой волосатый и сильный. Как твое имя?
— Я не знаю, но может быть я — газель?
— Нет, ты не газель, но живи среди нас, если хочешь. Вместе пойдем к водопою.
Юный охотник, сын пастуха, ловец диких животных, увидел дивное чудо: кто-то большой, волосатый и сильный бежал по степи вместе с газелями и скрылся вдали среди трав.
Охотник устроил засаду у водопоя. Звери округи приходили сюда — без воды никто не прожил бы и нескольких дней.
Скоро юный охотник разглядел и друга газелей. Муж, такой же могучий, как доблестный царь Гильгамеш, пришел со зверьем и был им как друг или брат. Вместе со всеми теснился он у воды и пил по-звериному.
И видел охотник еще: едва стадо газелей, напившись, ушло от оазиса, как появилось семейство львов. Газели, обычно пугливые, не бросились вбег, их могучий защитник подошел ко львам в одиночку, и львы, исполняя приказ грозного предводителя, послушно ушли, пропустили стадо газелей.
И еще увидел юный охотник, как тот муж обнаружил ловчую яму, вырытую накануне и прикрытую ветками, и сразу засыпал ее. И понял охотник, кто ломает в последние дни все его ловушки, рвет силки, засыпает другие ямы. Почему не ловятся больше звери.
Пришел охотник к отцу-пастуху, и на лице его был испуг, словно боги позвали уже его в последний путь.
— Отец, я боюсь теперь выходить в открытую степь. Боюсь встретить лицом к лицу этого странного мужа, приказу которого подчиняются даже львы.
— Сын мой, не надо бояться чудесных явлений. Ведь то, что кажется чудом тебе — для другого обычное дело. Если же в нашем мире нарушен порядок, для того существует царь, Гильгамеш. Расскажи обо всем ему. Он наш повелитель и поставлен богами, чтобы травы росли, овцы плодились, а дичь попадалась в капканы.
Юный охотник взял сотканный матерью кусок серой ткани, набросил его на тело, чтобы в городе никто не возжелал над ним посмеяться или спутать его с рабом, прихватил несколько свежих лепешек и отправился в путь. Он вышел еще до рассвета, в прохладных сумерках при бледнеющих звездах, и ко времени, когда солнце зашло за Евфрат, переступил городскую черту.
Всюду сновали люди, они месили глину, делали кирпичи, грузили их на спину и поднимали на стену. Охотник уже слышал об этом новом чуде Урука, и, задрав голову, на мгновение встал, удивившись, сколь много людей занято столь бесполезным делом, и какими же малыми они кажутся там в высоте на стене.
Городская жизнь, кучки зевак на площади у базара, были ему непривычны, но он не растерялся, а подошел к молодому жрецу.
Жрец, несмотря на молодость, судя по одеянию был в важном звании. Охотник в степи редко беседовал со жрецами. Но этот был добр и улыбчив. Он сказал, что служит в храме бога небес умастителем священного сосуда — ведь любой вещи, принадлежащей богу, должны быть оказаны почести — и проводил его наверх к жилищу самого Гильгамеша.
И скоро охотник рассказывал обо всем царю.
И скоро охотник рассказывал обо всем царю.
Охотник думал, что царь пошлет вместе с ним отряд опытных воинов, чтобы они изловили в степи того полузверя-получеловека.
Но не зря пелись песни о царской мудрости!
— Что толку с отряда воинов, если все звери степи послушны тому, о ком ты рассказал! — проговорил Гильгамеш. Он натравит зверей на людей, и еще неизвестно, кто тогда победит. Нужен же мне твой полузверь живым, а не мертвым. Потому не стану я посылать сильных воинов, а пошлю с тобою одну лишь красавицу, веселую женщину Шамхат. Эта Шамхат в одиночку победит любого богатыря, потому что нет силы, более могучей, чем ее красота и добрый характер. Я скажу, — добавил Гильгамеш, — чтобы тебе сегодня дали достойный приют и сытно накормили, а завтра рано утром отправишься в степь вместе с Шамхат.
Так охотник, прежде и не мечтавший увидеть царя, получил от него доброе слово, а также и новое одеяние в награду. Вечером он посетил Эану, великий храм, принес жертвы богам, потом сытно поужинал городской едой, ночь провел в уютной постели, а поутру вместе с красавицей отправился в путь.
Красавицу до ворот проводила сестра и ее муж, тот самый молодой жрец, что день назад подвел его ко дверям Гильгамеша.
Охотнику бы радоваться, а он чувствовал лишь печаль. Так прекрасна была Шамхат, веселая женщина, идущая с ним по степи среди трав, что с первого взгляда юный охотник возмечтал сделать ее своею женой. Он бы пел ей песни любви при свете яркой звезды — богини Иштар, оберегал бы ее от любого врага, а быть может, перестал бы бродяжничать, сделался, как отец, пастухом, поселился бы вместе с Шамхат в шатре, а кругом по степи бродили бы овцы, и он приносил бы своей красавице нежный сыр и густые мягкие сливки. Скоро у них родились бы красивые дети, которые, громко смеясь, бегали бы вокруг шатра.
Однако, все это было для него невозможно. Шамхат предназначалась не ему, а другому. Таков был царский приказ.