Пустотность, или полное отсутствие невозможного «я»

whether are we talking about “me” that “I don’t exist in an impossible way” or the table.

говорим ли мы обо мне как о несуществующем какими-то невозможными путями, или о столе, лишённом этих невозможных способов существования.

In the next phase, I have to recognize the impossible way that I think exists,

Следующий шаг – это распознавание.

the impossible way, in which I believe that it exists, that is being projected onto it.

Распознавание того, каким образом я воспринимаю его существующим в омрачённом ключе.

The third step is that then I have to decisively cut that off. This is the negation phenomenon, “This is garbage; this is not referring to anything real,” and very actively cut it off.

И третий шаг – это решительное устранение этого невозможного, выявленного невозможного способа существования, полное его отбрасывание: это мусор, это не так, это абсурд.

And then focus on “there is no such thing.” That is the understanding of voidness.

И затем фокусировка на отсутствии такого способа существования и есть медитация на пустоте.

It’s a very active state of mind that is built in phases;

Это весьма активное, весьма энергичное состояние ума, которое выстраивается посредством прохождения через определённые фазы медитации.

it’s not something that one would have in sort of a spaced-out trance that just comes from some karmic reason or something like that.

Мне не кажется, что возможно получить именно это постижение реальности, чётко логически выстроенное, посредством принятия какого-то препарата или посредством какого-то кармического импульса. Это довольно тонко настраиваемый процесс.

That’s always a big danger that people think that they have gained an understanding of voidness, whereas in fact what they have gained an understanding of is “nothing.”

На мой взгляд, большая опасность, когда люди начинают думать, что посредством какого-то такого переживания, спонтанного переживания они постигли пустотность. Как правило, это скорее переживание «ничего», нежели пустоты.

Voidness is not nothing.

А пустота – это не есть ничто.

Часть вторая: утончающиеся слои невозможного «я»

We were speaking about voidness and we saw that voidness is a negatingly known phenomenon, it’s a negation. We know it by negating something.

Итак, мы говорили о пустоте, или о пустотности, и мы обсуждали то, что пустотность является отрицанием. Пустотность является феноменом, который познаётся посредством устранения чего-то или отрицания чего-то.

If we put the word voidness into different terms, then we could say that it is an absence of something.

Различным образом склоняя, или переиначивая, термин «пустотность», или «пустота», мы можем сказать, что это отсутствие чего-то.

There are many different types of absences.

Мы можем иметь дело с различными видами отсутствия.

We could talk about the temporary absence of the dog from the room, in which case the dog could come back; it’s just not present here now.

Мы можем иметь дело с таким явлением, как временное отсутствие чего-либо где-то. Например, временное отсутствие собаки в этой комнате – это познаваемый феномен, но оно временно, поскольку собака может зайти в эту комнату.

But voidness is not talking about that type of absence.

Итак, говоря о пустотности – шуньяте, мы не имеем в виду такое отсутствие, такого рода.

We could talk about the absence of a monster in the room, in which case the monster is something that never existed and never was in the room and didn’t go outside and is waiting to come back in. There was never a monster in the room and there never will be a monster in the room. So there is that type of absence.

И это скорее тот тип отсутствия [Мы можем сказать ещё об одном типе отсутствия], который метафорически можно передать как отсутствие монстра в комнате. В первую очередь надо сказать, что монстра никогда не существовало. Физического монстра – его никогда в действительности не существовало, а отсутствие его в этой комнате верно. Но изначально, в отличие от собаки, монстра никогда не было. Поэтому присутствие монстра в этой комнате – это также невозможный феномен. Это скорее отсутствие такого рода [Это ещё один вид отсутствия].

Voidness isn’t speaking about that either.

Пустота также не такое отсутствие.

But rather, what is absent is an impossible way of existing.

Итак, что же такое отсутствие в контексте пустоты? В контексте пустоты, или шуньяты, отсутствие – это отсутствие невозможного способа существования.

When we speak in terms of an absence of an impossible way of existing, then there is a basis for that. In other words, this is the object that is devoid of existing in an impossible way.

И говоря о пустотности, мы говорим, что она базируется, или как бы находится, в каком-то объекте – мы говорим о пустотности какого-то объекта. Итак, существует объект – некий феномен, явление, которое пусто от (но это не по-русски, это по-английски) и лишено, или свободно от некоего невозможного, нереального способа существования.

There are many different ways of existing that are impossible.

И существует масса всевозможных способов существования, которые нереальны, которые неестественны, которые невозможны.

When we look at the Indian schools of Buddhist tenet systems, philosophical systems, they can be studied in a graded way, in which, going from one to the next, we refute more and more subtle impossible ways of existing.

Рассматривая учения буддийских философских школ Древний Индии, мы рассматриваем их как некую цепь философских учений, философских доктрин и проводим это деление по тому, насколько глубоко каждая из этих школ проникает в выявление и в отрицание того или иного невозможного способа существования, то есть мы идём от низшей школы к наивысшей, углубляя всё больше, и больше, и больше тот объект, то невозможное существование, которое устраняется в понимании пустотности.

Although it’s not clear that people in India studied these schools of philosophical positions in this way, the Tibetans do. They study them in a graded way. You start with the grosser descriptions of how things exist and you work your way to the more and more subtle and the more and more sophisticated versions.

Не факт, что изучение этих школ в Индии происходило подобным же образом, то есть делался общий обзор этих школ на то, как наиболее из них примитивная рассматривает невозможный способ существования как наиболее грубый, и затем он утончается и доходит до самого абсолютного, самого тонкого уровня невозможного существования, который устраняется в наивысшей школе. Не факт. Но тибетцы изучают эти школы именно так: в качестве общего обзора и этого прогресса от наиболее грубого объекта отрицания к наиболее тонкому.

This is a very helpful way of studying, because what we are doing is basically narrowing in on a more and more precise understanding.

И этот тип действительно является очень полезным, очень благотворным подходом для нас, полезным для нас в изучении этой темы, поскольку, изучая таким образом и сужая фокус своего исследования с наиболее грубого, очевидного и общего невозможного способа существования в наиболее тонкий и неявный, скрытый, мы прогрессируем (как зум у нас получается), мы сужаемся на нём и верно выявляем наиболее тонкий невозможный способ существования.

We discover a certain way that we imagine things to exist in, and we realize through logic and so on that this is impossible, and then we see what is left over when we exclude this projection of this impossible way of existing, what’s left over.

Итак, мы выявляем, обнаруживаем все эти невозможные способы существования, которые мы себе фантазируем относительно себя самих и внешних феноменов: мы их все определяем, выявляем, идентифицируем, затем устраняем путём логического исследования, выявляя их несостоятельность, их нереальность, и смотрим, что же у нас осталось: как же тогда всё существует, если не так, не так и не так.

What is important is to see is that although a certain impossible way of existing is absent, never was there, nevertheless, with what is left over, things still function.

И здесь очень важно, и это очень интересно, сделать открытие, что, хотя мы не обнаруживаем тех невозможных способов существования, в которые мы изначально верили, и путём логического верного анализа мы их устранили, вещи от этого не исчезают, и остаётся нечто, что продолжает действительно функционировать, работать.

Then, with what is left over, we see there is still another more subtle level of impossible way of existing that I am projecting onto this. Then we have to refute that and see what is left over next.

Итак, устранив более грубый уровень, мы видим всё равно, что что-то ещё мы проецируем на объект, объект функционирует, мы исследуем дальше, обнаруживаем под ним более тонкий слой иллюзий, более тонкий слой проекций нашего омрачённого ума, идентифицируем его и устраняем его путём такого отсечения.

Like this, we get deeper and deeper, and more and more subtle in our understanding of voidness.

Мы углубляемся, слой за слоем снимая покров своего омрачения, своего неведения и углубляясь в природу явления.

It is a very big mistake to just jump, at the beginning, to the very most sophisticated explanation of voidness without working through these steps.

И было бы ошибкой с нашей стороны сразу же погружаться в самую глубину философского понимания пустотности, не проходя этих предварительных стадий – стадий более грубых заблуждений, более грубых и очевидных невозможных способов существования, которые проецирует наш ум.

Because then, if we do that, we look at the most subtle and profound assertion, and without having the context within which we would understand it, it seems trivial.

Если мы поступаем противоположным образом, иным образом, и сразу же пускаемся в исследование наиболее тонкого, наиболее неочевидного, скрытого аспекта нашего заблуждения – объекта отрицания, в то, каков он, как он излагается и каков контекст этого объяснения, – всё это кажется нам слишком тривиальным, слишком обычным, слишком доступным. И в этом подвох.

“Where is the self? Can you find the self?” “It’s not in my head. It’s not in my foot. It’s not up my nose. Where is the self? I can’t find the self.” So what! There is no context to it and it seems trivial. It seems obvious and it seems trivial. That certainly is not the understanding of voidness.

Мы сразу же пускаемся в элементарный анализ так называемый, когда мы ищем своё «я», своё эго. Мы спрашиваем себя: «Оно в руке, оно в носу, оно в глазу, в ноге, в голове – где оно?» Мы его не находим: эго нет. «О, всё как просто, это пустота, это понимание пустоты». Всё не так просто, и действительно всё гораздо сложнее.

We have this step-by-step study and progression into the understanding of voidness to get to the most profound understanding.

Для того чтобы достичь наиболее глубокого, наиболее полного понимания пустотности, мы и проходим через эти постепенные этапы, поэтапно изучая от наиболее грубого объекта отрицания к наиболее тонкому.

The great Indian master, Shantideva, in his text Engaging in Bodhisattva Behavior, makes the very large point that the deepest understanding -- what is known as the Prasangika Madhyamaka school of Indian Buddhist thought -- that its explanation of voidness is the most profound and the most necessary. In fact, without that understanding, there is no way to gain even liberation, let alone enlightenment.

И наиболее глубоким, наиболее полным, доскональным пониманием и верным пониманием пустотности является то понимание и устранение того объекта отрицания, который утверждается, или который излагается, в концепции, в доктрине наиболее высокой, наиболее продвинутой философской школы буддизма, индийского буддизма и тибетского буддизма, – это школа мадхьямака-прасангика. И на это прямо указывает, обширно, детально излагая это в своём труде «Бодхисаттва-чарья-аватара» («Вхождение на путь бодхисаттвы»), индийский буддийский мастер и учёный Шантидева.

We have four schools of Indian Buddhist philosophy and one of them is divided into two: Madhyamaka has two divisions.

Итак, мы имеем дело, в общем и целом, с четырьмя философскими школами индийской буддийской мысли, при том что одна из них далее подразделяется на две подшколы – это мадхьямака.

There is no opportunity now, no time to go into a detailed discussion of all these different schools, the positions of these schools. That’s quite a complex and deep study.

И временной формат нашего семинара не позволяет нам в полной мере углубиться в изучение всех воззрений, всех тонких различий между этими четырьмя философскими школами.

But one point that I think is important for us to realize is that if we look at the four Tibetan traditions of Buddhism, we find that they have, each of them, different explanations of these four Indian positions. It’s not that there is only one understanding of what the Indians were saying. So that makes it even more complex.

Важно также иметь в виду то, что если вы взглянете на понимание этих четырёх философских школ, пришедших из Индии, буддийских философских доктрин, на то, как их понимают четыре различные духовные традиции тибетского буддизма: ньингма, кагью, сакья и гелуг – то вы увидите, что в понимании каждой из этих школ тибетского буддизма четыре философские школы древней индийской мысли понимаются по-разному. Поэтому не считайте, что есть какое-то унифицированное, общее понимание каждой из них, свойственное всем тибетским буддистам.

If we look at these positions in general, what we can say is that the older schools within Tibetan Buddhism: Kagyu, Sakya and Nyingma, have one general explanation, although they have slight variations within that. And then Tsongkhapa was a radical, radical, revolutionary thinker. He understood these positions in the Indian schools in quite a different way.

Итак, взглянув на это в общем, мы можем сказать, что более старые, более ранние школы, или традиции, тибетского буддизма, а именно ньингма, кагью и сакья, имеют определённое общее, более-менее схожее видение различий между четырьмя философскими школами буддийской мысли Древней Индии. У них есть какие-то свои локальные вариации, но в целом они могут согласиться по основным позициям. В то время как четвёртая школа, а именно гелуг, в лице своего основателя ламы Цонкапы, взгляд их совершенно революционен, взгляд их совершенно радикален и во многом, во многом отличен от трёх прежде упомянутых школ.

So, when we read books in our own language of the different authors, and different modern lamas as well, explaining these positions, it is very important to identify which Tibetan tradition this is coming from, in order to not get confused, because a Kagyu or a Sakya explanation of Prasangika would be very different from a Gelugpa explanation.

И практический вывод для нас должен быть следующим: читая различные изложения, читая различные книги, трактаты на родном языке – на русском, переводные книги, учения, мы должны понимать и мы должны верно идентифицировать автора, из какой традиции он происходит, соответственно, понимать, что его изложение философского воззрения будет розниться, будет отличаться в зависимости от того, к какой школе, к какой традиции мысли он принадлежит. Например, изложения воззрения мадхьямаки-прасангики, наивысшего воззрения буддизма, как принято считать в тибетской буддийской традиции, кагьюпинского ламы или гелугпинского ламы-учителя будут весьма и весьма различны.

One of the things that His Holiness the Dalai Lama likes to do very much is to get an overview of all the different positions of all the different schools. When you have this larger knowledge of all the different traditions, then you can see how actually they fit together and that they are not really contradictory. They are looking at things from different points of view with slightly different definitions, and so on.

И что очень любит делать Его Святейшество Далай-лама в своих учениях – это давать такой обзор, удалённый, поверхностный обзор различных традиций мысли внутри тибетского буддизма, школ тибетского буддизма: то, как они смотрят на одни и те же моменты в индийских школах философской мысли. Тогда у нас появляется такая более общая, более понятная для нас картина: как всё это укладывается вместе, как они смотрят на одни и те же вещи несколько с разных углов, используют несколько отличные вокабулярий, терминологическую базу и дефиниции, то есть определения.

Just as the scientists are trying to look for the grand unified theory to explain everything, His Holiness is always looking to develop the grand unified theory to be able to fit all the different Buddhist explanations together.

Подобно тому как современные ученые: физики, астрофизики и так далее – ищут всё время каких-то общих подходов для того, чтобы создать какую-то объединённую теорию всего, как бы теорию всего, которая объясняла бы гармонично все явления во вселенной, так и Его Святейшество пытается, отстранившись и взглянув сверху, свести воедино, объяснить гармонично все позиции школ мысли различных традиций философских внутри тибетского буддизма.

Conversely, when we face this situation of so many different explanations and so many different systems, it is important not to get discouraged,

Для нас, для начинающих, для новичков, не вполне знакомых с этим вопросом, когда мы сталкиваемся с таким разнообразием формулировок, с таким разнообразием изложений, объяснений, толкований, для нас это довольно затруднительно, мы можем запутаться, и надо быть в этом весьма осторожными.

but just to work step-by-step, trying to understand one system at a time. And, depending on our capacity, we can learn many systems or not so many systems.

Необходимо продвигаться постепенно, шаг за шагом, изучая в отдельности различные философские системы, разбираться с каждой из них по отдельности, и, в зависимости от наших интеллектуальных способностей, от нашего уровня понимания, мы сможем охватить их все, охватить их часть, одну из них.

What also is important is to avoid arrogance when we study these systems.

Также очень важно избежать гордыни или какого-то высокомерия, когда мы изучаем эти системы.

Arrogance manifests itself in the attitude that: “This is a lower explanation; this is childish; this is stupid; only Prasangika is really correct.”

Гордыня может выражаться в изучении таких моментов в каком-то таком подходе, что мы считаем низшей школой, мы считаем более ранние школы индийской философской мысли чем-то низшим, чем-то, не заслуживающим внимания. Мы от них отказываемся: «Это всё для детей, это всё детский лепет». Вот мадхьямака-прасангика – это единственно верное учение, это действительно, а остальное всё не имеет значения.

After all, Buddha taught all of these systems,

Необходимо помнить, что Будда с какой-то целью преподал все эти доктрины, все эти философские системы,

and the various Indian commentaries that were written that explain the systems were written by great masters, who, as my teacher Serkong Rinpoche said, were not idiots. These were not stupid people.

и те толкования, те шастры, которые были написаны для объяснения всех этих доктрин великими индийскими мастерами прошлого – они также были написаны весьма и весьма умными и логичными людьми, они не были написаны какими-то глупцами. Серконг Ринпоче, учитель Александра, всегда говорил ему об этом: если они тратили своё время на толкование этих воззрений, значит, наверное, в этом был какой-то глубокий смысл.

Each of these systems is useful for lessening our suffering, our problems, our confusion. That’s why Buddha taught them.

Каждая из этих систем вносит свою лепту в избавление нас от наших проблем, от наших заблуждений, от наших страданий, и поэтому они полезны, поэтому они необходимы.

The “less sophisticated” systems might not be able to rid us of everything, of all the deepest level of the confusion, but they are able to help us to eliminate certain levels, which will lessen our suffering and be helpful. Don’t be arrogant about this and say, “Oh, who needs to think like this? Why should I bother?”

И такие более базовые, более основные и доступные системы, они, может быть, не способны с их воззрением, с их объектом отрицания устранить все причины наших страданий и освободить нас от сансары в полной мере. Но, безусловно, они способны в некой мере уменьшить наши страдания, ослабить наши какие-то цепляния и так далее, и этим самым, безусловно, полезны и достойны того, чтобы мы их изучали.

Shantideva pointed out the method for going deeper and deeper with these systems.

Шантидева учил нас методу такого постепенного изучения посредством углубления, проходя от более простых к более сложным системам.

If we can understand a certain example within a system that gives a very simple explanation, if we can understand that example there, then we can understand that same example in a more sophisticated system. I will explain that giving you an example.

Я поясню это на примере: если мы способны понять какую-то метафору, какой-то пример, используемый для изложения более доступного, более простого, более грубого воззрения и объекта отрицания, и это нам стало доступным, мы постигли это, тогда нам будет легче разобраться с использованием этого же примера в более глубоких, в более сложных системах, распространяющих более тонкие объекты отрицания.

The example Shantideva used is the example “everything is like an illusion,” which all the different Buddhist systems accept.

И пример, который приводил Шантидева в своём труде, – это утверждение, что всё иллюзорно, или всё подобно иллюзии. Каждая из школ использует этот пример, излагая свою доктрину.

Now, Buddha is not saying that everything is an illusion, not everything is the same as an illusion. He is saying “everything is like an illusion.”