– Мы приходим к восьми. Почти одновременно. Бывает, конечно, что он иногда задержится или я. Но он никогда не отчитывал меня за опоздания. Понимал, что все мы – живые люди…
Локотков отметил про себя, что девушка говорит почему-то о Гарашине в прошедшем времени.
– …Я то в пробке застряну, то еще что… Разные ситуации случаются. Он умел входить в положение.
– Лена, как обычно проходит день вашего начальника? Где он может быть, в принципе? Дома, в офисе, еще?
– Значит, так. – Лена раскраснелась, разволновалась и стала даже немного заикаться. – Правильно: дома, в офисе, в каком-нибудь из наших магазинов, на складах… Знаете, он сам все контролировал – если шла отгрузка большой партии мебели, он лично присутствовал… Не то чтобы он никому не доверял…
– Лена, почему вы говорите о Гарашине в прошедшем времени?
– Не знаю, – вдруг заплакала она. – Его же нигде нет, понимаете?! А это – неестественно! Он не мог, не мог пропустить эти переговоры! А тут еще и его жену убили!
– Постойте. А откуда вы взяли, что ее убили?
Лена вытаращила на него глаза и несколько секунд смотрела, явно ничего не соображая. Совершенно тупое выражение лица.
– Я? Я сказала, что ее убили? Но я не знаю, как она умерла. Честное слово… Просто я подумала, что вы – следователь прокуратуры, а там, где прокуратура, не может не быть смерти… ну, скажем, от перитонита… Я сказала это машинально. Я испугалась, что и с Юрием Львовичем тоже могло произойти несчастье, что его тоже могли убить.
– Но почему вы так решили? Есть основания?
– Он богат. Он выглядит довольно скромно, но он очень богат. Кто-то мог просто ограбить его или заставить, скажем, перевести деньги… Ох, – она закатила глаза, – что я такое говорю?! Нет, ничего такого не было! Это просто мои фантазии! И про Александру я тоже ничего не знала, честное слово!
– Подождите, успокойтесь немного. Итак! Вы назвали несколько мест, где мог бы находиться Гарашин. А еще где? У него есть дача?
– Да, есть загородный дом.
– Вы знаете, где он находится?
– Нет, откуда?!
– Хорошо, где еще? Может, у него есть любовница, и он был с ней?
– Любовница… – Секретарша посмотрела на Локоткова растерянно, словно соображая, говорить или нет. – Понимаете, сейчас, когда вы сказали, что его жена умерла, я могу сказать… Да, у него есть любовница. У него всегда кто-нибудь был. Но об этом знала, пожалуй, только я. Потому что у меня работа такая – знать, где находится мой шеф. И он взял с меня слово, что я буду молчать.
– Где они встречались? – заорал на нее разъяренный Локотков. – Столько времени прошло, а ты молчишь!!! Называй адрес! Может, есть телефон?!
– Не кричите на меня… – взмолилась она и закрыла лицо руками. – Когда на меня кричат, я вообще ничего не понимаю… Я схожу с ума!
– Адрес, – сухо произнес Локотков и достал еще одну сигарету. – Пытать мне тебя, что ли?!
– Московская, тридцать пять, дробь двенадцать. Он снимал там квартиру, кажется. Они… встречались там. Я даже привозила туда минеральную воду и цветы. Но потом он купил ей квартиру рядом с парком, на улице Рахова, точный адрес я не запомнила – дом там, номер квартиры, это произошло всего несколько дней тому назад… я этого не знаю…
– Что ты знаешь об этой покупке?
– Понимаете, – захныкала она. – Я просто иногда невольно подслушиваю… вернее, слышу… Правда, невольно, не хочу, но слышу! Знаю, я точно знаю, что он купил ей квартиру, что документы находятся где-то у него. Но на столе их нет. Возможно, они лежат в его сейфе в комнате отдыха.
– У тебя есть ключи от этого сейфа?
– Конечно, нет!
– Где эта комната?
– За кабинетом, пойдемте, я покажу.
Локотков, с трудом сдерживаясь, чтобы не нагрубить секретарше, пошел за ней в кабинет Гарашина. Двойная дверь, огромный кабинет, обшитый деревянными панелями, толстый ковер под ногами, бронзовые статуэтки на полках, застекленные шкафы, за одним из шкафов – еще одна дверь, ведущая в комнату отдыха.
– Ты заходила сюда сегодня?
– Нет… Я редко там бываю. Это же место отдыха Юрия Львовича. Он там иногда спит, иногда работает. А иногда, как это ни странно, прячется, когда ему нужно побыть одному.
Локотков подошел и хотел открыть дверь, но она не поддалась.
– Ключ у меня есть… да… Понимаете, эта комната не тайная, нет, и в ней ничего особенного, кроме сейфа, но в кабинете, как вы заметили, тоже есть сейф. Вы извините, я так быстро говорю, я нервничаю… Сейчас, минутку, я принесу ключ.
Она дала ему ключ, Локотков открыл дверь, и еще перед тем, как сделать несколько шагов внутрь небольшой и удивительно уютной комнаты, заставленной растениями, он уже откуда-то знал, что обнаружит здесь труп Гарашина. Поэтому, вероятно, он и не удивился, увидев скорчившееся на полу и давно застывшее тело.
Секретарша, к счастью, не закричала. Она лишь крепко закусила зубами палец и всхлипнула.
– Господи… Так я и знала! Чувствовала… – Она достала носовой платок и тихонько завыла. – Вы не поверите, но у меня с тех пор, как вы его ищете, было такое чувство, что с ним случилось что-то страшное… Я еще тогда сказала себе: Лена, только смерть могла помешать ему сегодня прийти на работу. Я знаю, что говорю.
Она вдруг схватила Локоткова за рукав и буквально повисла на нем.
– Я боюсь… – прошептала она. – Слышите? Я боюсь! Он же мертвый! Что с ним? Его убили?! Или это сердечный приступ?
Он вздохнул и, отставив ее, как куклу, в сторону, наклонился, чтобы осмотреть труп.
– Я не эксперт, конечно, но, по-моему, это отравление. Только прошу тебя, Лена, пока нет официального заключения о причине смерти, держи рот на замке. И еще: повтори-ка мне то, что ты уже сказала… При каких обстоятельствах ты видела его в последний раз и когда?
– Вчера, – она судорожно вздохнула. – Вчера, приблизительно часа в четыре. Я была записана к зубному на пять часов.
– А до того как ты покинула свое рабочее место, кто еще заходил в кабинет к Гарашину?
– День был очень спокойный. Даже звонков было мало. Юрий Львович был в хорошем расположении духа, шутил, я несколько раз видела, как он говорит по телефону… воркует… Думаю, он говорил со своей подругой. Потому что с женами так не разговаривают.
– Разговаривают, – неожиданно для себя сказал Локотков, вспомнив, как Марк говорит по телефону с Ритой. Разве что он трубку не целует. – Извини, что перебил. Что дальше? Кто у него был? Ты помнишь посетителей?
– Говорю же, была его жена, Александра.
– Как она выглядела? О чем они говорили?
– Я не слышала. Все двери были закрыты.
– Как долго она пробыла в кабинете своего мужа?
– Приблизительно полчаса.
– Как она выглядела?
– Как всегда – хорошо. На ней была длинная шуба, берет…
– Ты уверена, что это была именно она?
– Ну… да… Я и раньше видела ее в этой шубе. Длинные светлые волосы, завиты в локоны. Господи, да что же это за день сегодня такой? Ее, вы говорите, тоже нет?! Умерла? Может, ее тоже… все-таки убили? Получается, что она пришла сюда, поговорила о чем-то со своим мужем, после чего их обоих… убили?!
– Как вел себя Гарашин после ее ухода?
– Нормально. Я бы даже сказала, что настроение у него не ухудшилось…
– А почему оно должно было ухудшиться? – насторожился Локотков.
– Так жена же пришла, а не любовница! – Лена захлопала ресницами.
– Еще один вопрос. Она пришла и оставалась в кабинете Гарашина, как ты сказала, примерно полчаса. И все это время она была в шубе?
– Да!
– Как она себя вела? Может, ты заметила какие-то странности?
– Да. Уже возле двери в кабинет Юрия Львовича она попросила меня принести ей воды.
– И что в этом странного?
– Да то, что у Юрия Львовича в кабинете всегда стоит графин со свежей водой!
– И что? Ты принесла ей воду?
– Я вернулась с водой, подошла к двери, постучала, но мне не ответили, тогда я пошла на свое рабочее место – подумала, что меня просто выпроводили из приемной.
– Что было потом?
– Потом выглянул Юрий Львович и попросил меня приготовить чай и купить в соседнем магазине черничный джем, какой он любит. Вы думаете, что у них был серьезный разговор? Что они ругались в комнате отдыха?
– И вы пошли в магазин?
– Да. Это совсем близко, на соседней улице. Я купила еще сахару и чаю, у нас все как-то разом закончилось. Правда, джем купила другой, того, что он любит, не было.
– Ладно, Лена. Сиди и никуда не выходи из приемной. Я вызову милицию, а ты сиди и жди! На звонки пока не отвечай. И, главное, без истерик!
Лева позвонил в милицию и прокуратуру и сообщил о трупе. Потом он набрал номер Марка.
– Я нашел Гарашина, – сказал он и вздохнул.
10
Марк и прежде, находясь в квартире Миши, чувствовал себя не совсем комфортно. Сейчас же, когда в доме запахло трагедией и он видел перед собой заплаканную, с опухшими глазами Машу, ему было и вовсе не по себе. И в том, что произошло с Мишей, он винил не только своего друга, но и себя. Это он, он, Марк, спровоцировал ту трагедию, это он, молодой, горячий и принципиальный, все сделал для того, чтобы это произошло!
Только ему до сих пор не верилось, что такое вообще могло случиться, что фотография, которую он получил сегодня утром, окажется напрямую связанной с убийством Миши. Но факты говорили сами за себя, и Миши уже не было в живых.
Если разобраться, то так уж ли он был виновен в том, что произошло тогда, много лет назад? Так поступают многие мужчины. Хотя кто знает, если бы Марк тогда не настоял на своем, все могло обернуться иначе, и в жизни Миши никогда не возникла бы Маша, и он тянул бы этот хомут до конца своих дней. Ведь Миша был человеком мягким, уступчивым, он редко кому говорил «нет». Быть может, со временем он и научился бы этому, да только Марк об этом ничего так и не узнал – и не узнает больше никогда. Они не говорили об этом, не вспоминали, и Марк по-прежнему знал Мишу таким же, каким он был еще в студенческие времена.
Еще ему подумалось, что если Маша что-нибудь узнает (а ей могут позвонить и доложить, что к чему), то она проклянет его, Марка, – ей тогда просто необходим будет объект для проклятий, ей понадобится виновный, чтобы выплеснуть на него всю свою боль, все свое отчаяние… Она, захлебываясь в своем горе и слезах, тем не менее хочет ясности. Ей надо знать, кто и за что убил ее горячо любимого мужа. И после того как она узнает о косвенном виновнике – то есть что им был Марк, – то даже сам убийца покажется ей жертвой. Вот такие дела…
– Марк, я даже не знаю, что еще сказать… Таких, как Миша, не убивают! Даже если предположить, что он оказался случайным свидетелем какого-то преступления, то с ним можно было всегда договориться, то есть пригрозить ему, чтобы он молчал.
– Маша… Я понимаю, конечно, твое горе, но ты недооцениваешь своего мужа. Мишка был человеком принципиальным, а вовсе не тряпкой, и одними угрозами дело бы не закончилось. Я знаю его гражданскую позицию, мы с ним о многом говорили на протяжении всей нашей жизни. Он не трус, не надо так о нем.
– Значит, ты тоже считаешь, что он просто оказался замешан в чужую криминальную историю и его убили просто как свидетеля? Что он, по сути, ни в чем не виновен? Что ему никто ни за что не мстил? Никому он не перешел дорогу? Ни у кого не отбил жену? Не украл бизнес? Что за ним не водятся большие долги?
– Долги? Я как-то об этом не подумал. А что, такое могло быть?
Марку было стыдно, что он уводил убитую горем вдову от истинной причины убийства, выгораживая тем самым себя.
– Не знаю… У нас не было долгов. Во всяком случае, я ничего такого не знаю. У Миши было два магазина с запчастями, не такой уж и большой бизнес, но нам вполне хватало. Мы даже отложили несколько тысяч евро, чтобы отправиться летом в Испанию.
Марк подумал о том, что из-за него Мишка не поедет летом в Испанию. Вообще никуда не поедет. Что его земной путь оборвался. Хорошо, если его душа перенесется в другое человеческое существо, которое – с удаленной памятью – начнет свой жизненный путь с чистого листа. Так хочется в это верить!
– Марк, может, выпьешь кофе?
– Если тебе нетрудно… Когда приедет Ильин?
– С минуты на минуту. А я не знаю, что ему и сказать…
– Тебе не нужно сейчас об этом думать. Он будет задавать тебе вопросы, а ты – отвечать. Все просто.
– В том-то и дело, что все просто. И я примерно представляю, о чем он будет спрашивать. Наш с тобой разговор, Марк, был репетицией допроса…
– Допрос – это слишком грубо. Думаю, он просто поговорит с тобой…
– …и спросит, не подозреваю ли я кого-нибудь? Не было ли у Миши врагов и так далее? Но как вам всем объяснить, что убили ангела?! Он был ангелом, понимаешь, Марк? Хотя ты, конечно, понимаешь… Ты знал его, хотя вы в последнее время виделись не так часто. И что мне теперь делать? Как жить дальше? У нас, к сожалению, детей нет. Мы не проверялись, не хотели причинить друг другу боль. Но надежда всегда оставалась. Если бог на свете есть, то он подарит мне малыша, такого же ангелочка, каким был Миша!
Маша посмотрела на Марка как-то странно, покраснела. И Марк вдруг подумал, что Маша, произнося эту последнюю фразу, подумала не о том, что может уже оказаться беременной от Миши, а о том, что единственным мужчиной, кроме Миши, отцом ее ребенка может стать Марк. Если он согласится. Если они сделают это сейчас. Марк даже не понял, откуда у него вдруг появилась сама мысль об этом. Неужели сработала телепатия и мысль, отправленная ему Машей, дошла до него и прижилась, пустила корни?
Он спросил ее, молча, глядя ей прямо в глаза: неужели такое возможно? И она ответила ему: да.
– Но до прихода Ивана Ильина, следователя, может, осталось всего лишь несколько минут! – Эти слова Марк произнес уже вслух. Странное дело, но он воспринимал Машу сейчас не как вдову своего лучшего и уже погибшего друга и даже не как женщину, а как человека, остро нуждавшегося в его, Марка, помощи.
– Ты действительно этого хочешь? – спросил он уже напрямую, чтобы проверить свои предположения.
Даже если, подумал он, я ошибаюсь, она воспримет мой вопрос как риторический. Она же сказала: «
Он уже предугадывал ее ответ, только не знал, правильно ли они поняли друг друга. И тогда он, словно ныряя в ледяную реку, спросил, задыхаясь от волнения: