Помоги проекту - поделись книгой:
Его могли убить только по одной-единственной причине – он оказался случайным свидетелем преступления. Кто-то побоялся, что Мишка, возможно, что-то увидел или услышал, и убил его. Как жалко парня! Совсем молодой. Что же теперь будет с Машей?
С мыслью о том, что ей надо бы позвонить Марии и выразить ей свои соболезнования, Рита вернулась и постучала в дверь своей мастерской. Еще подумалось ей тогда, что как-то это странно – она стучит перед тем, как войти к себе же в мастерскую, в свою святая святых! А вдруг эта Наташа на самом деле, пока ее там не было, украла что-нибудь? Мастерская просто забита работами. Пухлые папки с эскизами, пачки пастельных набросков, полки с коробками, в которых хранятся работы маслом, ожидающие своих рамок. Все это стоит немалых денег.
Однако, войдя в мастерскую, Рита подумала, что Наташа за это время даже с места не сдвинулась. Да и взгляд у нее был какой-то потухший, усталый.
– Я позвонила подруге, она дождется меня возле моего дома и переночует у меня, чтобы мне не было так страшно… Так что можете вызывать такси. А деньги я вам потом верну. И одежду тоже.
– Хорошо, Наташа. Я приготовлю твое платье, уложу его в пакет.
Рита чувствовала себя ужасно. Обстоятельства ее жизни складывались таким образом, что, вместо того чтобы вести себя естественно, идти по жизни с распахнутым сердцем и открытой улыбкой на лице, ей приходилось постоянно чего-то опасаться и быть грубой с людьми, которым, кстати говоря, возможно, требуется ее помощь. С одной стороны, Марк прав, конечно, но с другой…
Она вздохнула. На что Наташа моментально отреагировала:
– Не берите в голову, Рита! Я понимаю вас. Вы – увлекающаяся натура. И на самом деле – все это выглядело более чем странно. Это мое появление перед вашими окнами… И то, что я каким-то невообразимым образом, случайно, запомнила историю этой древней римлянки, носящей такое же имя, как и у вашей дочери… Цепь случайностей. Я не обижаюсь. Больше того, я вам очень благодарна за то, что вы приютили меня, когда я находилась на грани. Может, это только благодаря вам я не сошла с ума. Ладно, давайте уже, вызывайте такси. Тем более что подруга меня ждет.
Рита, вконец расстроенная, позвонила и вызвала машину. И, как ей показалось, незаметно для Наташи, которая тем временем приводила в порядок свои волосы перед зеркалом, сфотографировала ее телефоном, причем несколько раз. Звук щелчка она заглушала покашливаниями.
– Да вы не бойтесь, щелкайте… – вдруг, обернувшись, с насмешливой улыбкой проговорила Наташа. – Говорю же, возьмите хороший фотоаппарат!
– Вы серьезно?
– Вполне.
– Хорошо. Вы уж извините, что так все по-дурацки получается… Но я надеюсь, что мы еще увидимся. У вас очень необычное лицо, оно так и просится на портрет. Подождите минуточку, я сейчас принесу свою «лейку».
«Чтобы подняться в спальню за фотоаппаратом, мне понадобится еще несколько минут», – подумала, сгорая от стыда за собственные мысли, Рита. Но все равно пошла, потом побежала, взяла фотоаппарат, схватила по пути свою дубленку, сапоги, вернулась, запыхавшаяся. С какой-то мертвой улыбкой на губах она принялась щелкать фотоаппаратом, представляя себе, как позже будет делать зарисовки для портрета. Кружилась вокруг своей несостоявшейся натурщицы, испытывая нестерпимый душевный дискомфорт, с одной стороны, и тихий эстетический восторг – с другой.
В дверь мастерской постучали.
– Рита, там такси… Уже минут пять, – сказала смущенно Ксения Илларионовна, глядя на дочь с виноватым видом. В том факте, что за «гостьей» приехало такси, была и ее вина. Ведь это она позвонила Марку и рассказала обо всем, что происходит в доме.
Сказала и исчезла.
– Вот, Наташа, надевайте дубленку, сапоги. На улице мороз.
– Спасибо, Рита. Вещи я верну.
– Вот моя визитка, звони, если что, и возьми немного денег, – Рита вложила ей в руку несколько тысячных купюр. – Мало ли… И не забудь пакет со своим роскошным платьем.
– Спасибо, – поблагодарила Риту Наташа и даже прослезилась. – Я все верну… Потом.
Она уехала. Рита с Ксенией Илларионовной постояли какое-то время на пороге. Потом они вернулись в дом.
– Прости меня, Рита, за то, что я позвонила Марку. Но мне действительно было как-то не по себе… Скажи, ты ведь не сердишься на меня? Поверь, мы с тобой одинаковые, доверчивые, относимся к людям так, как хотели бы, чтобы они относились к нам. Но я замечаю, что меняюсь. Вот как я начала понемногу вникать в то, чем занимается твой муж, так во мне словно стало что-то переворачиваться. Поняла я вдруг, как много вокруг зла! Ты же знаешь меня, Ритуля, мой дом всегда был открыт для людей. Но сейчас я не могу вести себя как прежде. Я боюсь за тебя, за свою внучку, которая, между прочим, вырастет такой же доверчивой, как и мы с тобой.
– Мам, я все понимаю, но почему у меня так скверно на душе? Я же сначала так хорошо отнеслась к ней – отогрела, вошла в ее положение…
– Да я все это знаю. Но опасно это, понимаешь? Другое дело, если бы, к примеру, дело касалось человека, которого мы хорошо знаем. А так – совершенно незнакомая девушка! У меня, между прочим, тоже скверно на душе. Ну да ладно, дело сделано. Она уехала. Если богу будет угодно, ты когда-нибудь с ней встретишься. Попроси Марка выяснить, кто она такая, проверь все то, что она рассказывала о себе… Если уж тебе так хочется написать ее портрет, то прежде чем снова пригласить ее к себе в дом, проверь ее. Кстати говоря, ты одела ее в свою дубленку, дала ей свои сапоги. Красивые, новые, дорогие вещи.
– Мам, а ты хотела бы, чтобы я отпустила ее зимой в летнем платье?
Говорить дальше на эту тему ни у кого уже не было желания. Рита вернулась в мастерскую, осмотрела расставленные повсюду работы, убедилась, что все на месте, и собралась уже было выйти, как заметила лежавший на полке телефон. Свой телефон. Тот самый, по которому недавно звонила Наташа. Она сказала, что звонила подруге. Вот и хорошо! Есть возможность выяснить, что у нее за подруга. Номер телефона – это не так уж и мало…
Рита включила телефон – и ее бросило в пот, когда она увидела последний номер, звонок, по времени совпадающий с тем временем, когда Наташа звонила якобы подруге… Это был номер телефона Марка!!! И продолжался их разговор целых пять минут!
8
«
На самом деле Саша лежала на собственной кровати у себя дома, и на ее ночном столике стояла чашка с остывшим молоком. На коленях у нее примостился толстый блокнот, куда она записывала свои мысли. Сейчас ей казалось, что она – известная писательница, которая не может ни часа прожить без строчки. Когда она представляла себя ею, то и жизнь ее казалась Саше не такой уж пресной и благопристойной. Каждая мысль ее, каждое движение тогда наполнялись особым смыслом.
Она бы могла на самом деле сейчас находиться в гостиничном номере с Ванечкой, если бы у жены Ванечки не развилась ее болезнь, если бы ее снова не пришлось укладывать в больницу, если бы ему не пришлось раскошелиться на очередную операцию для нее…
Алекс не хотела вникать в семейную жизнь своего любовника, где все было пропитано запахами больницы и лекарств, где все было уныло и беспросветно. Ей хотелось абстрагироваться и воспринимать Ивана лишь как мужчину. Не хотелось думать о том, что у него огромное количество проблем, которые отвлекают его от нее, которые отравляют жизнь не только ему, но и ей. Она злилась на его жену. Алекс, естественно, никогда ее не видела (и не хотела видеть), а та своими болячками превратила жизнь своего мужа в настоящий ад. Кроме того, она, как и всякий больной человек, тянула из Вани деньги, заставляла его работать, добывать эти деньги, занимать все те же деньги, влезать в долги, унижаться…
Саша-Алекс не хотела думать о том, что все люди время от времени болеют и что жена Ванечки не виновата в том, что она больна, что на ее месте могла бы оказаться она сама, Алекс. Она все понимала, но не хотела думать, что это имеет отношение лично к ней. Понимала так же она и то, что она, Алекс, эгоистична, но ей не было стыдно за свой эгоизм: она считала, что, как и всякий человек, заслуживает право на счастье. А счастье для нее заключалось в том, чтобы почаще встречаться с Ванечкой, чтобы его одежда не пахла лекарствами, чтобы в его квартире не было и духа больной жены! Чтобы в его голове не было ни одной мысли о жене, а в сердце не было места для чувств по отношению к ней. Чтобы его жена исчезла из его жизни так же, как исчез бы из ее жизни Гарашин. Еще ей казалось, что, раз она готова пойти на убийство мужа ради того, чтобы жить с Ванечкой, значит, она его любит, а любовь – это благородное и сильное чувство, и все, что связано с любовью, не может быть постыдным…
Она зажмурилась и замотала головой. Мысли и чувства переполняли ее. Она вдруг почувствовала в себе такую силу, ей так захотелось что-то сделать, чтобы приблизить это счастье, что она вскочила с постели, отбросила в сторону блокнот, быстро застелила постель и вымыла чашку из-под молока (сказывались привычки и воспитание Саши), после чего принялась искать в Интернете способы убийства мужа. Она искала такой способ, чтобы с наименьшим риском и минимальными усилиями отправить его на тот свет. Яд. Конечно, это будет яд! Не станет же она его резать, как поросенка. Да у нее и силы не хватит. Если она возьмет в руки острый нож и всадит его в грудь Гарашина, где гарантия, что нож не наткнется на ребро? И что тогда? Гарашин выхватит нож – и сам всадит ей его… в живот, к примеру…
К тому же от такого способа убийства бывает много крови. А в Гарашине точно много крови. Он и румяный оттого, что в нем много крови. Он здоров как бык! Нож… Нет, об этом и думать не стоит. Яд, и только яд. Крысиный, который можно купить в хозяйственном магазине и напоить Гарашина. А труп? Куда девать его труп? Вот с трупом-то все и горят! Он будет тяжелый, его надо будет заворачивать в ковер (почему-то все трупы убийцы заворачивают в ковер), укладывать в багажник машины… Но сделать это одна она не сможет, ей придется просить помощи у Ванечки. И тогда они станут соучастниками. И это будет прекрасно, потому что тогда Ванечка-то уж точно от нее никуда не денется!
Так. Предположим, яд она купила. Что дальше?
Алекс так разнервничалась, что достала сигарету и устроилась в кухне, возле окна. Закурила, открыла форточку и принялась размышлять, что же будет дальше, после того, как она достанет яд. Как говорится – пошагово. Вот она наливает Гарашину кофе утром. В квартире тихо. Гарашин воспринимает Алекс, как свою жену, Сашку, к которой он привык, как к любимой подушке или домашним тапочкам. Она спрашивает его, с чем он будет бутерброд – с сыром или колбасой? Он отвечает: с колбасой, предположим. Она делает ему как ни в чем не бывало бутерброд. Словно и не знает, что до бутерброда дело не дойдет. Что после нескольких глотков приторного кофе Гарашин свалится под стол и будет так корчиться в предсмертных судорогах, что мало не покажется! Как она, Алекс, переживет эти несколько минут? Не случится ли с ней нервного припадка или сердечного приступа? И снова вопрос: что делать с трупом? Хотя нет… Пока нет. Для начала она должна будет определить, мертв ли он. Это главное. А для этого ей понадобится все ее мужество, чтобы подойти вплотную к притихшему Гарашину, взять его руку в свою и попытаться пощупать его пульс. Потом надо будет поднести зеркальце к губам – если оно не запотеет, значит, он мертв. Значит, можно звонить Ванечке и звать его на помощь. В сущности, после того как Гарашина не станет, она окажется богатой вдовой, и можно будет с барского плеча отстегнуть Ванечке немного – за работу, так сказать. За риск. Ведь это ему придется везти труп Гарашина в багажнике. Но – вопрос: согласится ли он? И не выдаст ли он ее потом? Хотя какая глупость! Как же он может ее выдать, если он сам будет по уши в этом убийстве?.. Нет, он будет молчать. Другое дело, не разладятся ли у них отношения после того, как она убьет мужа? Захочет ли Ванечка, увидевший в ее лице убийцу, продолжать с ней отношения?
Мысли ее вдруг стали ленивыми и неторопливыми. Она представила себе, что не звонит Ванечке и не просит его о помощи, что все делает сама, собственными руками. Сначала убивает мужа, потом отвозит куда-нибудь труп и прячет. И, собственно, все! Да, конечно, ей придется поработать: один труп тащить на себе до машины – чего это будет стоить! Но потом-то она будет свободной женщиной! А раз так, то стоит еще призадуматься, нужен ли ей будет после этого Ванечка – с ворохом проблем и больной женой, с которой он, в силу своего характера, никогда не разведется? Неужели она не найдет себе другого, совершенно свободного, но не менее сексуального и ласкового мужчину?
Алекс загасила сигарету, проветрила кухню, вернулась в спальню, открыла шкаф и достала свою новую шубу. Надела ее, взбила волосы, подкрасила губы, брызнула на себя духами, взгромоздилась на шпильки и, затянув пояс, уставилась на свое отражение в зеркале. Да, вот сейчас она чувствовала себя сильной, как никогда, и уверенной в себе. Ей даже показалось, что она стала выше ростом. Высокая, красивая молодая женщина, которая способна сама распорядиться своей судьбой, а также и судьбой Гарашина.
Часы пробили восемь часов. Через полчаса должен вернуться Гарашин, он звонил, обещал не опаздывать к ужину.
Алекс быстро разделась, убрала в шкаф шубу, стерла салфеткой помаду с губ, заколола волосы, надела халатик и пошла в кухню – разогревать ужин, на ходу превращаясь в Сашу. «Ничего, Сашенька, потерпи еще немного, и все образуется… Алекс все за тебя решит, она поможет тебе, она сильная, не то что ты…»
В ванной комнате она принялась разбирать грязное белье, достала брюки мужа и принялась перед стиркой проверять карманы. Снова презерватив. Новый. Очередная любовница. Сучка!
Сама взяла в руки его рубашку и принюхалась. Духи. Сладкие, нежные. У нее хороший вкус.
Неплохо устроился Гарашин! В доме полный порядок плюс жена, с завтраками, обедами и ужинами. Хорошая и не пыльная работа, приносящая постоянный доход. Возможность иметь любую женщину. Полная свобода и вседозволенность. И при этом – репутация приличного человека, завидного семьянина.
Она услышала, как вернулся муж. Как он зазвенел ключами.
– Сашенька? Добрый вечер, дорогая. Как дела?
Он был свеж, румян, и по его виду можно было определить, что он совершенно счастлив.
– Привет, дорогой.
Она подходит к нему и подставляет щеку для поцелуя. Принюхивается к нему. Улавливает все тот же цветочный запах. Интересно, сколько лет его любовнице? Как она выглядит? Возможно, она, эта сучка, появится на похоронах. Закутанная во все черное. И от нее будет пахнуть так же, как сейчас пахнет от Гарашина. Интересно, эти духи куплены на его деньги? Вернее, на их семейные деньги?
– Что у нас сегодня на ужин?
Она старается не смотреть на него.
– Баранина.
– Запах! Ммм… Просто божественный! – Он обнимает ее за талию. Целует в щеку еще раз. – Что я буду делать без тебя?
– Что? Как это? – не сразу сообразила она.
– Я оговорился, хотел сказать… – быстро поправился он, – что бы я делал без тебя…
– А я без тебя? – Она улыбнулась одними губами.
На какой-то момент ей снова начинает казаться, что Гарашин – хороший, что она любит его, а он ее, что все-то у них замечательно, что они просто несколько устали друг от друга, что им надо бы куда-нибудь уехать, сменить обстановку. И с чего она решила, что его надо убивать? Он же ее муж, с которым она прожила столько лет! Они уже привыкли друг к другу… Пусть будет Ванечка, пусть у него будет еще кто-то, но пусть будет и Гарашин, пусть он руководит своими мебельными фабриками, пусть приносит ей деньги, пусть сидит напротив нее за столом и ест баранину, пусть шепчет ей на ухо ночью нежные слова… Почему она хочет его убить? За что?
«Дура ты, Сашка, – слышит она прозрачный голос Алекс, – и ничего не понимаешь в жизни! Гарашин – это камень, который тянет тебя вниз. Гарашин не любит тебя, а лишь использует, как домработницу. Он живет другой жизнью, где тебе нет места…»
Звучало это все равно как-то неубедительно.
«Вспомни, как тебе было хорошо с Ванечкой… Разве ты испытывала что-нибудь подобное с Гарашиным?»
Алекс выстрелила Саше прямо в сердце. Но боль пронзила почему-то низ живота. Такие же странные ощущения – боль и наслаждение – она испытывала после свидания с Ванечкой, после долгих сексуальных утех – иначе это не назовешь. Во всяком случае, это не любовь. Нет. Но это вносило в ее жизнь неслыханные по силе ощущения, которые ей хотелось испытывать все больше и больше и из-за которых ей хотелось, чтобы Ванечка присутствовал в ее жизни дольше, больше, чтобы он жил, наконец, с ней! Чтобы он построил из подушек и простыней дом на их псевдоитальянской кровати, свил гнездо, вырыл нору… Чтобы он никогда не покидал постель! Получалось, подумала она с ужасом, что из-за этих сомнительных, но таких драгоценных для нее удовольствий она хотела и уже могла (могла!!!) сыпануть в чашку с кофе Гарашину смертельный яд!
«Какая пошлость, Алекс, – робко произнесла Саша. – Я могу спокойно прожить и без любовника».
«Ты дура, Сашка», – процедила сквозь зубы Алекс и поставила на стол воображаемую банку с крысиным ядом.
9
Разговор с друзьями-знакомыми семьи не дал никаких результатов. Локотков приехал в офис Гарашина, расположился в приемной, усадил перед собой запуганную секретаршу Лену, предварительно попросив ее приготовить кофе, и начал допрос.
– Я не видела Юрия Львовича со вчерашнего дня, – заявила она сразу, машинально промокая платочком влажные глаза с потекшей тушью.
– Как прошел его вчерашний день? – устало спросил Лева, рассматривая поставленную перед ним чашку с кофе. – Может, вы заметили что-нибудь необычное в его поведении? Может, он все-таки предупредил вас, что не появится сегодня на работе, а вы забыли?
– Вы что? Как я могу забыть?! Я ведь его секретарь, и у него сегодня назначены две важные встречи с московскими покупателями. Он так ждал этого дня, так готовился и волновался… – Секретарша была молоденькая, свежая, весьма энергичная. Серый костюм с юбкой до середины колена, туфельки мышиного цвета, белая блузка с кружевами, все прилично, сдержанно. Лицо бледное, глаза горят. Когда она ставила сахарницу на стол, Лева Локотков заметил, что руки ее дрожат. Может, она предчувствует что-то? Женщины – они такие, у них интуиция сильно развита. К тому же она сказала, что Гарашин ждал встречи с этими бизнесменами, готовился, и вот сегодня как раз его нет.
– Значит, говорите, волновался… Однако не пришел. Когда он должен был встретиться с ними?
– С Потаповым – в десять утра, а с братьями Конобеевыми – в два. Но вот… уже четыре часа. Его телефон не отвечает, длинные гудки…
– Это я и сам знаю. – Локотков отпил несколько глотков кофе. Захотелось курить. – У вас тут курят?
– Вообще-то мы боремся с курением, с курильщиками, но вам-то все можно… К тому же Юрия Львовича нет. А уж когда он появится, не думаю, что ему будет дело до таких мелочей. Но где он? Что с ним случилось?
– Вообще-то случилось. Но пока что только с его женой.
– С Александрой? – Секретарша замерла, и в эту минуту ее лицо напомнило Леве зайца, он даже представил себе, как она прижала ушки и стала такая смешная.
– Да. Она умерла. Поэтому мы и ищем вашего шефа.
– Не может быть! – запричитала она. – Александра, она же такая молодая! Что с ней случилось? Вроде бы она ничем не болела… Во всяком случае, мы ничего такого не слышали, не знаем. Но как странно… Она умерла, а Юрий Львович пропал… Может, и с ним что-нибудь случилось?
– Вот. Ищем. Только где его искать? Где он может быть? Может, у него есть еще квартира?
– Не знаю.
– Хорошо. Тогда ответьте мне, пожалуйста, на такой вопрос: когда вы видели Юрия Львовича в последний раз?
– Говорю же – вчера вечером. Был обычный день, обычный вечер, ничем не примечательный. И Юрий Львович был в хорошем настроении.
– А его жену когда вы видели в последний раз?
– Знаете, тоже вчера… После обеда.
– Она часто заходила к нему?
– Нет, не часто, но иногда заходила. Думаю, это происходило в основном когда они собирались куда-нибудь пойти. В гости там или в театр. Его жена – очень красивая женщина, следит за собой. Они вообще – чудесная пара. Жаль только, что у них нет детей. Господи, за разговором я как-то даже забыла, что она умерла…
– Значит, она заходила к нему после обеда. Но вряд ли они так рано отправились в гости. Был будний день…
– Да-да, верно. Она просто зашла к нему, пробыла какое-то время… Чувствовалось, что она спешит. А потом так же быстро вышла.
– Значит, она ушла, а Гарашин остался.
– Да, он остался… попросил меня приготовить чай, сказал, что ему надо поработать с бумагами. Постойте… – Она вдруг побледнела. – Знаете, а ведь я сказала вам неправду. Я перепутала! Я не видела его вчера вечером. И в хорошем настроении он был позавчера. Не знаю, как я могла такое сказать! Я приготовила ему чай, а потом отпросилась к зубному. Вот почему у меня в памяти остался не вчерашний вечер (потому что меня в офисе просто не было), а позавчерашний.
– Значит, вы приготовили ему чай и ушли. А он остался. И больше вы его не видели. Так?
– Да.
– А сегодня утром? Вы пришли, его еще не было, так? Обычно он появляется раньше вас или все приходят в одно и то же время?
Поделиться книгой: