Как в страшной сказке

– Вам… Вам известно, чем занималась ваша клиентка? – спросил он.

Я кивнула в знак согласия.

– Вот на эту тему мы и поругались, – просто сказал Александр. – Если хотите, могу рассказать подробнее…

* * *

Они познакомились с Гелей на дискотеке. Саша, флегматичный и спокойный студент, был олицетворением образа приличного мальчика. Он был строен, симпатичен и слегка женствен. Это не мешало ему, однако, слыть уверенным в себе молодым человеком. Он был, что называется, смазливым и поэтому нравился многим девушкам, и немудрено, что Геля обратила на него внимание. Вернее, он сам подошел к ней познакомиться, и она с воодушевлением восприняла возможность нового знакомства и с удовольствием его продолжила в более тесной форме. В этот же вечер, после дискотеки.

Злотникова это абсолютно не смутило, даже обрадовало. Собственно говоря, он не любил особо рассусоливать и стремился сократить путь от знакомства до близких отношений. Он рассуждал так же, как и большинство его сверстников. Геля произвела на него хорошее впечатление. Да и вообще была довольно веселой и, как ему казалось, забавной девушкой.

Отношения между ними были легкими и в основном сводились к совместному отдыху – на дискотеке, в кафе или в компании молодых людей. Для интимных встреч друг Александра предоставлял им свою пустующую квартиру. Собственно, этим отношения парочки и ограничивались.

Но с определенного момента Злотников почувствовал у своей подруги какую-то перемену в настроении. Она стала более раздражительной, взрывалась по пустякам, обвиняла Сашу то в том, то в этом, совершенно, по его мнению, необоснованно. Как будто напрашивалась на то, чтобы поругаться. Ко всему прочему, она начала требовать у Злотникова деньги, склонять его к дорогим подаркам, а когда тот отказывался – называла его «недостойным мужчиной». Александр в силу своего характера относился к этим выходкам спокойно. Однако в душу его начало закрадываться подозрение.

Это подозрение в основном сводилось у него к тому, что Геля завела себе другого парня, а с ним, Александром, продолжает отношения по инерции. И готова вот-вот их разорвать. Не то чтобы Злотников запаниковал. У него просто взыграло мужское самолюбие.

Он начал с анализа ситуации. Геля довольно часто, по ее словам, посещала дискотеки и другие увеселительные мероприятия. Но в большинстве случаев проводила она там время без Саши, ссылаясь на множество причин. То подруга против, то еще чего. И вообще их встречи нельзя было назвать частыми – раз в неделю. Причем Александр заметил, что они, как правило, происходили в выходные дни, как будто по расписанию. Жизнь Гели в будничные дни оставалась для ее друга закрытой.

Более того, когда предоставилась возможность поехать на два дня на дачу среди недели и провести там время вдвоем, Геля отказалась. Сослалась на то, что ей необходимо заниматься. Александр расстроился, но виду особого не показал. Но буквально на следующий день один из его друзей как бы невзначай передал ему, что видел в городе Гелю. Дело было вечером, она, накрашенная и нарядная, куда-то спешила, ловила машину.

Этих фактов было достаточно для того, чтобы Злотников начал действовать. Занятия в политехническом были не столь напряженными, чтобы Александр не мог себе позволить поиграть в шпионов.

Он начал слежку, одолжив у одного из своих приятелей старый «жигуленок». Пост номер один был занят Злотниковым во дворе, где жила подруга. Он выбрал тот день, когда Геля, в очередной раз сославшись на занятость в училище, отказалась с ним встречаться.

Около восьми часов вечера Злотников испытал чувство азарта и легкий холодок в груди. Геля, одетая как на дискотеку, вышла из своего подъезда, не обратив никакого внимания на стоявший поодаль «жигуленок». Злотников, нацепивший по такому случаю себе на нос темные очки, осторожно выехал вслед за Гелей на «жигуленке» на улицу. Вскоре Синицына поймала машину и поехала в сторону Парка Победы. Естественно, «хвост» в виде Злотникова сопровождал ее непосредственно до места назначения.

Ангелина доехала до улицы Ракетной. Александр педантично записал номер дома, куда зашла Геля, в свой блокнот и стал ждать. Естественно, он думал, что именно здесь живет его таинственный соперник, и очень нервничал, представляя себе всякие откровенные сцены и растравляя ревность. Каково же было его удивление, когда некоторое время спустя Синицына вышла из дома в сопровождении незнакомой женщины средних лет. Удивление Александра усилилось, когда к тротуару подъехала иномарка, за рулем которой находился представительный господин. В эту машину и погрузились женщина и Ангелина.

Наступил второй этап слежки. Естественно, будь за рулем того «БМВ» более внимательный человек, он заметил бы «хвост». Но ни водитель, ни его пассажиры не подозревали, что находятся под колпаком молодого шпиона-любителя.

Некоторое время спустя преследуемый притормозил около какого-то дома. Злотников сильно бы удивился, если бы знал, что именно к бывшему сотруднику компетентных органов, переводчику Шумилину, приехала его подруга вместе с представительным господином.

Саша недоумевал по поводу всех этих перемещений своей подруги, пытаясь понять, что это значит. Когда женщина, которой приехавший на «БМВ» мужчина почему-то отсчитал несколько купюр, удалилась, а он вместе с Гелей зашел в дом, Злотников задумался еще больше. И наконец понял. Предположение, конечно, для молодого человека было чудовищно – все же Геля Синицына была для него не чужим человеком. Но сопоставив факты, он понял, что самое чудовищное в данном случае является самым правдоподобным. Он влип, он познакомился со шлюхой. И не просто со шлюхой, а с продажной шлюхой. Теперь стали понятны ее бесконечные отговорки, нежелание брать с собой Александра. И, наконец, понятны меркантильные претензии – все это отсюда, из мира продажного секса.

Все сошлось. И, дождавшись вышедших из дома Гелю и довольного собой господина, Злотников поехал к друзьям, для того чтобы напиться и эмоционально еще раз пережить ситуацию, еще раз прокрутить в голове увиденное…

«Как все-таки это противно, – думал Злотников, едучи на следующий день уже в троллейбусе в медучилище на встречу с Гелей. – Как ей самой не противно, в конце концов! Спать с этим хлыщом, получать за это деньги, улыбаться ему на прощание, когда он игриво хлопает ее по попке!» Мысль о том, что это была его девушка, ранила сердце впечатлительного парня.

Но он взял себя в руки и не стал устраивать скандала. Просто четко и сурово высказал Геле все, что он о ней думает. И ушел.

Потом он явился еще только раз, когда через несколько дней узнал о несчастье, случившемся с Гелей. Пришел в больницу. Пришел, чтобы проститься, отдать последний долг. Большего он для Гели сделать ничего не мог.

* * *

– А что ты сам думаешь по этому поводу? – спросила я после того, как Злотников замолчал. – Кто мог сделать с ней такое?

– Понятия не имею, – пожал плечами Александр. – Я же говорю, что жизнь Гели была как бы для меня закрыта во многом. Я не удивлюсь, если окажется, что она вела даже не двойную, а тройную жизнь. Я практически никого не знал из ее окружения, кроме матери и подруги Лены. Да и ту я видел мельком, несколько раз в училище и один раз у Гели дома. Других своих подруг она скрывала. Не знаю, абсолютно ничего не могу сказать. Может быть, это вообще случайность? В смысле, что произошло это именно с Гелей. Просто попался какой-нибудь… маньяк, которому, в принципе, все равно было кого… Или же она скрывала еще что-то более мерзкое. Но я вам рассказал все, что знал.

– Да, я поняла, спасибо, Саша, – попрощалась я со Злотниковым, после чего тот, с грустью взглянув на часы, с неохотой отправился на продолжение беседы с руководителем практики.

«Итак, разговор со Злотниковым, можно сказать, закончился ничем. Алиби парень не предоставил, но достаточно аргументированно и спокойно объяснил, что он непричастен к этому делу», – думала я по дороге домой.

По крайней мере, так мне показалось. Внешне этот человек производил впечатление нормального парня, который вряд ли бы пошел на преступление. Конечно, это всего лишь ощущения. Но я решила не разрабатывать дальше эту версию. Тем более, что новую пищу для размышлений подкинул очередной телефонный разговор с Мельниковым.

– Отравили мамочку-то, – с места в карьер начал Андрей Александрович. – Вместе с алкоголем в крови обнаружен яд. Незатейливый такой, крысомор. И находился он как раз в той бутылке, из которой она, как я понял, пила на твоих глазах. Она не говорила тебе, кстати, откуда у нее эта бутылка?

– Бутылка стояла у нее в серванте и была принесена не мной. Надеюсь, ты не подозреваешь, что я в свою бутылку подсыпала яд?

– Нет, не подозреваю. Но ты стоишь на грани между свидетелем и подозреваемым. Кстати, ты толком не ответила на мой вопрос.

– Нет, она не говорила мне, откуда у нее эта бутылка. Вы отпечатки сняли?

– Да, конечно. Кроме Тамариных, были там еще пальчики, но в нашей базе данных их нет.

Мельников шумно вздохнул.

– Это все, что ты мне хотел сообщить? – спросила я.

– Нет, не все. Есть еще Суслов… – Мельников еще раз вздохнул. – Этот губошлеп достал даже Арсентьева. Он постоянно лепечет что-то невинное, ссылаясь на плохую память и презумпцию невиновности. Даже хочет жалобу писать. На Арсентьева.

– Пускай пишет, – великодушно разрешила я. – Это же на Арсентьева, не на тебя.

– А я и не волнуюсь. Просто заявляю тебе, что прекращаю его проверку.

– Значит, мне самой придется заняться им, – тоже вздохнула я.

– Этого-то я и хотел от тебя добиться, – повеселел Мельников. – Сдается мне, что-то там нечисто.

– Ну что ж, направление понятно, – констатировала я. – Будем прощаться?

– Подожди. Есть еще кое-что. Как раз по твоей части. Опять же человек весомый, хотя и с туманным прошлым. Последнее обстоятельство, кстати, и заставило меня сообщить тебе о нем.

– Что за человек? – заинтересовалась я.

– Владелец «Ланчии» красного цвета. Директор ночного клуба «Айсберг».

– Это что, Дворец культуры гоблинов Ленинского района? – сморщилась я.

– Совершенно верно. Хозяина зовут Горобец Сергей Станиславович, тридцать девять лет…

– А что за туманное прошлое и при чем тут оно? – перебила его я.

– Вот это-то и интересно. Ходили слухи, да и не только слухи, что это один из главарей так называемой мафии начала девяностых. Он всегда был осторожен, да и папа у него был влиятельный. Поэтому привлечь его не удалось. А сейчас все у него легально, и он среди своих клиентов-гоблинов, как ты правильно заметила, процветает.

– Ну и что? Что здесь по моей части? – не поняла я. – Только красная «Ланчия»?

– Не только. Сообщу тебе интересный факт. Примерно год назад написала на него заявление некая гражданка Романцова Ольга Геннадьевна, шестнадцати лет, по обвинению в изнасиловании. Заявление, правда, потом забрала. Более того, этот Горобец на ней женился, поэтому, собственно, дело и прекратилось. Вот такие сведения, гражданка Иванова, – довольный собой, закончил свой рассказ Мельников.

– Да, последнее обстоятельство действительно интересно для меня, – протянула я. – Спасибо за информацию… Правда, пока не знаю, как я стану разрабатывать такого человека.

– Ну, тут ты на нашу помощь не рассчитывай. Действуй сама. Желаю успеха.

И Мельников положил трубку, чтобы избежать возможных просьб с моей стороны.

После этого разговора я проанализировала то, что услышала от подполковника, и связала с тем, что у меня уже было. И откровенно говоря, мало что связывалось. Куча подозреваемых, масса потенциально причастных к делу по разным параметрам, никакой связи… Умершая Тамара, Суслов, внезапно всплывший Горобец… А что, если это он и был тем самым клиентом Гели! Тогда хоть что-то начинает сходиться… Тогда получается, что он мог отравить Тамару. Но откуда он узнал, что я направлюсь к ней? Что вообще это дело расследуется, теперь уже в частном порядке? Откуда утечка информации? Увы, слишком много вопросов. И просто не знаешь, за что хвататься в первую очередь.

Не забыть еще про «бывшего разведчика» Шумилкина. Ведь это после моего разговора с ним отравили Тамару…

Неожиданно мне вспомнился Пивоваров. Еще одна версия… Смешная, правда. А может быть, и нет. И не звонит ведь, подлец! А сотовый отключен. Может, с роумингом что-то не в порядке. Но Пивоваров ладно, Пивоваров потом… Сейчас Горобец. Или Суслов? Кто-то из них двоих.

Подумав, я решила действовать последовательно и все же разобраться до конца с Сусловым. И придется теперь направиться к нему домой.

ГЛАВА 5

После настойчивого звонка в дверь квартиры Александра Филипповича Суслова я услышала женский голос:

– Кто?

– Я к Александру Филипповичу, по срочному делу, – официальным тоном проговорила я.

– Господи! – сокрушенно сказала женщина, принимаясь ожесточенно крутить замок.

Когда дверь открылась, я увидела миниатюрную блондинку с короткой стрижкой. Она была в свободном свитере с красно-черными полосками и черных домашних брюках. Настроена женщина была совсем нелюбезно и смотрела на меня с каким-то вызовом, уперев маленькие кулачки в бока. На лице ее была решимость защищать свой очаг намертво.

– Сколько можно трепать нервы работающему человеку, врачу! – начала она сыпать обвинениями. – Он вынужден был сам взять больничный! А у него, между прочим, куча больных! И должность, знаете ли, обязывает…

– Кто там, Мариночка? – слабо прокряхтел откуда-то из спальни знакомый мне голос с характерными сюсюкающими интонациями.

– Да лежи, лежи, это не к тебе, – тут же повернулась на зов Мариночка, после чего, понизив голос, обратилась ко мне: – Проходите на кухню. Мне, в конце концов, все это надоело, и я намерена положить конец этому. Проходите.

Я не заставила себя долго ждать и, разувшись в прихожей, проследовала на кухню. Марина проскользнула следом и плотно закрыла за собой дверь.

– Садитесь вот сюда, – кинула она взгляд на табуретку у стола, сама устраиваясь рядом со мной. – Извините, что не предлагаю чаю, разговор, надеюсь, будет коротким.

– Ничего, чаю я не хочу, – успокоила ее я. – Мне действительно важен разговор. Скажите, вы в курсе, по какому поводу вашему мужу так… надоедают в последнее время?

– Я не знаю, по какой причине это происходит, – раздраженно отмахнулась Марина, – этого как раз никто не объясняет. Но я знаю, что от него требуют сказать, где он был в конце мая. А я вас заверяю, что он находился в изолированном месте и не мог свободно раъезжать по городу. Я заверяю вас! – подчеркнула она. – Надеюсь, вы удовлетворены?

– Боюсь, что нет, – покачала головой я. – Мне бы все же хотелось узнать от вас конкретное место пребывания вашего мужа.

Марина всплеснула руками.

– Ну хорошо, он находился на лечении. В одной клинике.

– Что за клиника? – не отставала я.

Марина вздохнула и как-то безвольно опустила руки. Она задумчиво смотрела в окно, и выражение лица ее становилось все более хмурым.

– Ну хорошо, – проговорила она, поднимаясь со своего места. – Короткого разговора, наверное, все-таки не получится, поэтому я поставлю кофе. Мне многое придется вам объяснить, хотя я по-прежнему не понимаю, почему моим мужем так заинтересовались правоохранительные органы…

Мне на руку было то обстоятельство, что проверкой Александра Филипповича Суслова занимался бравый капитан Арсентьев, обладавший соответствующими документами, которые он наверняка показывал семье Сусловых. По этой причине Марина, видимо, и не сомневалась, что я являюсь его коллегой, поэтому была избавлена от необходимости объяснять, кто я такая.

Пока Марина варила кофе, она даже не смотрела в мою сторону и молчала, сосредоточенно что-то обдумывая. Наконец она поставила на стол две чашки с кофе и банку сгущенного молока и, сделав пару глотков, принялась рассказывать.

– Начну сразу с главного, – закуривая сигарету, сказала она. – Мой муж лечился в частной клинике от одного заболевания… весьма щекотливого характера. Проще говоря, от алкоголизма, – усмехнувшись, посмотрела она мне прямо в глаза. – По нему, наверное, не скажешь, что он склонен к пьянству… Так оно и было поначалу. Но, сами понимаете, медицинская среда… Потом, он человек очень мягкий, слабовольный. Он не может отказать в резкой и твердой форме, постоянно боится кого-то обидеть, даже если этот человек и не является его другом. У него много знакомых врачей, большинство из них работают в стационаре… Он, кстати, и сам работал там до недавнего времени. Нервная, напряженная обстановка, ночные дежурства, когда хочется расслабиться… Вот все эти обстоятельства и привели к тому, что он стал хроническим алкоголиком. Нет, он всегда вел себя прилично, никогда не буянил, не дрался, но все равно – он стал полностью зависим от бутылки. И даже после того, как по моему настоянию бросил стационар и перевелся в поликлинику…

– Как же он мог стать главным врачом, будучи алкоголиком? – перебила я женщину.

Марина усмехнулась:

– Ну, у него же на лице не написано, что он алкоголик. К тому же он всегда вел себя прилично и тихо. Как врач он оставался на должном уровне, навыков своих не терял. И о том, что он лечился, практически никто не знает. Ну, так вот… Я надеялась, что в поликлинике у него не будет привычной обстановки и он сам остановится. Но было уже поздно, привычка стойко укоренилась, и он ни дня не мог прожить без спиртного. На работу, правда, ходил трезвым, зато уж после работы… – Марина горестно махнула рукой. – Он очень страдал от этого сам, хотел избавиться. Я устала смотреть на это и решила обратиться в частную клинику, там, кстати, работает его бывший однокурсник. Поначалу Саша и слышать не хотел, боялся, что кто-нибудь узнает о его заболевании. Как будто лучше, если его будут каждый день видеть пьяным! – воскликнула Марина.

Она затушила сигарету и снова закурила. Я внимательно слушала.

– Но в конце концов мне удалось его убедить, – продолжала тем временем Суслова. – Он сходил на прием, ему была обещана полная конфиденциальность, и он согласился. В поликлинике взял отпуск за свой счет, сказав, что хочет отдохнуть. В середине июня вышел и благополучно приступил к работе. Вот и все…

Марина закончила свой рассказ, но выпроваживать меня не спешила. Она посмотрела на меня и продолжила:

– Я могу дать вам адрес той клиники. Там вам могут подтвердить, что он никуда не выходил за весь период лечения. Таково непременное условие – полная изоляция. Там есть все: и душ, и телевизор, и пресса, и столовая… Так что он ни в чем не нуждался. Там все задокументировано. Они вообще-то соблюдают конфиденциальность, но милиции, наверное, обязаны будут сказать? Или нет? Если нет, то я могу сама позвонить и сказать, что не возражаю, чтобы вам показали его медицинскую карту. Но вот о чем, самом главном, я хочу вам сказать… С тех пор мой муж ни разу не пил. Я даже не говорю о тех деньгах, которые мы потратили на лечение – а сумма, поверьте мне, немаленькая. Но гораздо важнее нервы, а также душевный покой и семейное благополучие. Так вот, мне бы очень не хотелось, чтобы после этой нервотрепки мой муж запил. Я уже говорила, что он человек слабовольный. Он уже на грани срыва. Сегодня он слег в постель, у него депрессивное состояние, лежит обложенный подушками и компрессами, пьет какие-то пилюльки, стонет и охает. Мне бы не хотелось, чтобы завтра он пошел и напился.

– Не волнуйтесь, – серьезно ответила я, понимая состояние Марины и ее тревогу за будущее семьи. – Я вас уверяю, что, во-первых, наш с вами разговор не станет предметом ничьего обсуждения, так что тайна лечения вашего мужа будет сохранена. Это я гарантирую. И во-вторых, больше ему никто не станет трепать нервы. Пускай успокаивается, берет себя в руки и выходит на работу. Все нормально.

Я поднялась с табуретки и пошла к двери.

– Вы меня извините за резкость в начале встречи, – заговорила Марина, поднимаясь следом, но тут дверь на кухню открылась, и на пороге появился сам Александр Филиппович Суслов.

Вид у главы семейства был весьма плачевным, жалким и одновременно смешным. На голове главного врача колыхался большой ночной колпак, сам он был облачен в мягкую полосатую пижаму, на ногах меховые тапочки с загнутыми носами. В эту минуту он был похож на доброго сказочника, обиженного книжным злодеем. Кроме того, на лбу Александра Филипповича красовалась белая повязка, которую он придерживал обеими пухлыми руками, так как она постоянно сползала ему на очки.

– Боже мой, Мариночка, если бы ты знала, как мне плохо, – чмокающе проговорил он. – Сделай мне, пожалуйста, кофе…

Тут взгляд его упал на меня, и бедный Суслов медленно и бессильно опустился на табуретку, уронил повязку и, хлопая глазками, обреченно проговорил:

– Я этого не вынесу…

– Сашенька, успокойся, – тут же метнулась к нему Марина. – Я тебе сейчас все объясню. Все хорошо, все закончилось, тебя больше никто не побеспокоит и никто ничего не узнает. Ну, успокойся, пупсик, пойдем, я тебя уложу и принесу тебе кофе в постель. Пойдем, пойдем…

Эта маленькая женщина легко подняла огромную тушу своего супруга со стула и, обняв его, повела в спальню. Суслов всхлипывал и что-то жалобно причитал, обращаясь к жене. Заботливая Марина гладила его по голове и успокаивала, как маленького ребенка.

Я, выйдя в прихожую, обулась и покинула квартиру Сусловых.

* * *

Сев в машину, я обнаружила, что мне очень хочется есть. Подумав, я решила не ехать к себе домой, а направиться в кафе к Галине – чем подогревать полуфабрикаты в микроволновке, лучше съесть полноценный обед. Все-таки здорово бесплатно питаться в хорошем кафе, пусть даже и временно, только на период расследования!

Когда я подъехала к «Венеции», меня словно током ударило. Около подъезда стояла «Ланчия». Красного цвета. С помятым крылом. Та самая, про которую, видимо, говорил Костров. Та самая, которую Пивоваров одолжил неизвестно у кого и на которой уехал в командировку.

Из этого можно было сделать только один положительный вывод: Анатолий вернулся из командировки, и представилась отличная возможность поговорить с ним.