Дорогие гости,
Аукционный Дом приглашает вас на ежегодный Аукцион душ!
Торги пройдут по установленному Аукционным Домом порядку.
Дресс-код официальный: вечерние платья, смокинг, наличие перчаток (шелковых, замшевых) обязательно для всех участников.
Сбор гостей: 18:00
Старт торгов: 20:00
Вход осуществляется по официальным приглашениям на официальном носителе – заламинированные бумажные приглашения. Личные планшеты сдаются на стойке администрации.
Перед началом торгов гостей ждут фуршет и живая музыка. По окончании торгов все покупатели получат уведомления о времени операции. Для бронирования определенного времени процедуры необходимо предварительное согласование с главой Банка Душ. Гости с особым допуском следуют на операцию сразу по окончании официальной части.
Принимая участие в Аукционе, вы даете согласие на обработку ваших персональных данных, проведение операции, а также подтверждаете, что ознакомлены со следующими положениями:
• особенности проведения процедуры;
• возможные побочные эффекты процедуры и аллергические реакции;
• регламент проведения Аукциона.
Напоминаем: Аукционный Дом и Банк Душ не несут ответственность за смерть реципиента в случае возникновения стремительного поглощения или иной формы аллергической реакции.
Приятного Аукциона.
Адриан не спал какой день, его штормило, возможно, из-за передоза «Кома-Тозой», возможно, просто так, из-за того, что уже завтра все изменится. Оставалось провести всего вечер и ночь, на шажочек приближаясь к смерти, потом – всё. Он читал о побочных эффектах операции. Пускай Адриан уверял себя и всех вокруг, что способен выдержать любые недомогания, на деле его тошнило при малейшей качке – физической или эмоциональной, а если нездоровилось, Адриан и вовсе превращался в крысиное отродье, вредное и визгливое. Но вдруг проблема не только в слабости? Когда тебе пересаживают чужую душу, чувствуется ли она по-настоящему? Шевелятся ли чужие чувства? Это так работает, или от донора ничего не остается – только годы, которые еще не прожиты?
Огромное зеркало в деревянной раме стояло у стены, и Адриан видел себя в полный рост. Он ковырнул ногтем яремную ямку, редкое нетронутое пятнышко кожи. Скоро к Адриану присосется кристаллик, который сделает его почти бессмертным. Данте скрывал собирающий кристалл – надевал шарфы, застегивал рубашки на все пуговицы. Адриан не знал, будет ли прятать кристалл или ходить с голой шеей, крича: выкусите, ублюдки! Адриан стянул футболку. В последнее время он без разбору жрал все, что видел, но все равно худел, и в собственном теле ему становилось тесно, оно село на пару размеров. Казалось, ребра возьмут и сомкнутся, разломят его пополам. Стало боязно. Еще немного, и новая душа в нем не поместится. Адриан большими ладонями обхватил запястья, пальцы легко соединились, даже забрались друг на друга. Темно-зеленым змеям тем не менее жилось вполне сносно: они ловко обвивали обе руки Адриана, ползли вверх и висли на ключицах, разевая беззубые пасти, корона прямо на солнечном сплетении, терновый венок, черепа, ключи, животные, которых Адриан никогда не видел по-настоящему, две скрещенные кости на ребрах. Он потер лицо, и кожа послушно растянулась под пальцами, и черные круги под глазами то расплывались, то скукоживались до размеров сероватой лужи. В комнате, как обычно, было душно, Адриан не любил проветривать, предпочитая медленно обвариваться в духоте, но сейчас морозило.
– Какого хера, Адриан?
Адриан обернулся, растерянно хлопнув себя по поясу. Кобуру на своем этаже во Дворце он снимал, а до спрятанного в берцах ножа еще нужно было дотянуться. Влад стоял перед ним – весь в черном, даже волосы тщательно зализаны под шапку (как в тот самый раз). Адриан не мог разглядеть его белые брови, но Влад морщился, и Адриан знал, что они собрались грозной кучей где-то на переносице. Адриан не выдержал, улыбнулся.
– Ты как сюда попал? – Настырная улыбка мешала недовольному тону, радость, неконтролируемая, перла наружу.
– Он пустил. – Влад по-прежнему не называл Данте по имени.
И вот еще странно: во Дворец, а тем более на этаж Короля, никого не пускали без разрешения Короля или Данте. Но даже Данте должен был сначала спросить у Адриана. Он не спрашивал. Влад сделал несколько шагов навстречу и остановился.
– Да здравствует Король.
– Заткнись.
Влад замолчал, по нему было видно: издевается. Адриан моментально выбесился, и радость перестала сочиться. У него каждый раз бежали мурашки, когда он входил в комнату и все пространство вокруг взрывалось этой фразой:
Но не отзывалось, не щелкало. Слышать эти слова от Влада было непонятно и мерзко. Адриан запутался в эмоциях, сердце билось чересчур активно.
– Что ты здесь забыл?
– Это ты скажи, какого хера с тобой происходит?
Влад не выдерживал и тоже злился, поэтому все-таки приблизился, и у Адриана время – кисель, он тонет и барахтается, а еще тянется – вперед-вперед-вперед. От Влада пахло Владом и домом. Адриан не замечал ничего – только сваленные в кучу брови, и внутри все колошматилось еще сильнее. Ребра точно вот-вот сомкнутся. Пускай.
– В смысле? – Адриан не понимал, зачем Влад приперся, опять с ноги выбил дверь в его жизнь. Его раздражало, что Владу дозволено вот так шататься туда-сюда, как ему вздумается, особенно накануне больших перемен.
– Выглядишь ты отвратительно.
– Не твое собачье дело, – огрызнулся по привычке, а у самого внутри все трепещет.
Они же всё стерли, вычеркнули то, что говорили друг другу, и то, что сказать не успели. А все равно внутри что-то требует бросить всех и заколотить дверь в комнату, чтобы больше никто не вошел и не вышел. Адриан похоронил бы их заживо. Но тело сдавалось, не слушалось. И они стояли – и дверь нараспашку.
– Ты себя довел, Адриаш.
– Не зови меня так.
Теперь Влад улыбнулся, Адриан все закипал. Подумаешь, слегка схуднул, слегка недоспал, недели выдались непростые, пришлось убить парочку человек и захватить власть в Кварталах. Влад вечно тыкал Адриана: за то, что не расстается с «Кома-Тозой», за то, что спит и редко, и урывками и его мозг постепенно размокает до состояния клейстерной каши из школьной столовки.
Влад порой не выдерживал: «Ведешь себя как ребенок, меня заебало с тобой нянчиться!» Через несколько дней он заново прятал бутылки с «Кома-Тозой» и вытаскивал Адриана из баров – трезвого, но наверняка подранного или подравшегося.
– Ты не справишься с короной, за которой всю жизнь бегал, если так плохо себя чувствуешь.
– Я нормально себя чувствую.
Отец рассказывал: мать Адриана так же кудахтала над всеми подряд, особенно над бесконечным умирательным отрядом своих братьев и сестер. Над Адрианом наверняка бы тоже кудахтала, жаль (или к счастью?), не пришлось. Разговор не клеился и напоминал баранье препирательство, но Адриан не знал, как им еще разговаривать. Внутри жгло, голову пошатывало. Нет, штормило полностью. Адриана замутило, и холод продолжал грызть, хотя в комнате наверняка несло потной затхлостью.
– Я вижу. Тебя всего колоебит.
Влад покачал головой и пошел к выходу. Он снова повернулся к Адриану спиной. Стройка. Пыль забивалась в нос. Ничем не пахло – пустотой. Открыл глаза, и Влада не было.
– Возвращайся, – обронил Адриан случайно.
Влад не ответил, и возвращаться было некуда.
Машину за Адрианом прислали из Города. Такое было условие. Отобрали оружие. Это было заранее ясно, пускай, в Кварталах местные привыкли убивать и подручными средствами, поэтому не страшно, справятся. Адриан равнодушно зацепил глазами хромированные двери северного поста, голограммы, все эти городские приблуды для высокопоставленных персон. Рев Города слабо просачивался сквозь бронированные окна в салон, у Адриана гудело в ушах, он ничего не слышал.
– Поел бы. – Данте сунул Адриану на колени горячий сверток со свежими пышками.
Пахло припудренным сахаром тестом, мама Влада напекла этим утром. Родителей – два с половиной.
Остаток вчерашнего вечера Адриан провел в позе лицом в кровать, жопой к миру. Ночь прошла так же. Все мысли о душе, которые до этого скакали в голове по кругу, вдруг схлопнулись и рассыпались. Вместо этого Адриана без конца штырило. Он почти отвык от Влада. Так же глупо думал о нем часто (очень часто), постоянно, но почти без боли, просто тоскливо и безнадежно. Его вчерашний визит казался нарочитым. Влад приперся, отчитал за внешний вид и свалил так спокойно, будто это был их ежедневный ритуал (как крысиная возня), но ведь не был. Влада тоже не было. Совсем.
Адриана накрыло, как в первый раз. Руки, глаза, запах (Влада и дома, дома и Влада) – Адриан весь им пропитался. Влад до сих пор сидел на соседнем сиденье и смотрел на него недовольный, – но пахли только пышки.
– У Лисы все схвачено? – отозвался Адриан, скорее просто чтобы заполнить салон разговорами.
Город продолжал снаружи беситься, переливаться стекляшками-людьми-огнями-проспектами.
– Думаю, да. Она молодец.
– Где ты ее откопал…
– Судьба, Адриан, не поверишь.
– Ага, – Адриан плюнул в Данте насмешкой, – весь этот любовный бред ей в уши лей. Не она тебе нужна, а что-то от нее. Чуешь разницу?
Данте прищурился, Адриан больше его не шугался.
– Что бы ты понимал, ребенок.
– Нахуй ты его вчера пустил?
– Он очень просил. – Данте выдавил эти слова с нажимом, как выдавливают остатки зубной пасты из тюбика.
Влад очень просил.
– Если сегодня все получится, – Адриан подался чуть вперед и понизил голос, – я не хочу, чтобы ты лез в мои дела. Я Король. Ты же не думал, что я всю жизнь буду твоей овчаркой в будке? Кончилось, Данте. Вякнешь против – городская нестандартная казнь покажется приятной щекоткой.
– Я понял, Адриан, не переживай. Да здравствует Король.
Адриан сдержанно кивнул в ответ.
Их привезли не к главному входу, как в прошлый раз. Адриан успел заметить, что к центральным колоннам тянулась красная дорожка и люди, куча людей, плыли по ней внутрь.
– Лиса уже где-то там? – Адриан пробежался по лицам, но Лису не увидел.
Гости Аукционного Дома выглядели нарядно. В любой другой день Адриан бы с удовольствием разобрал на запчасти все модные привычки городских, но сегодня машина свернула за угол, Адриан не обернулся, ему было все равно. Раздражение перескакивало с Влада на Данте и обратно.
– Мы должны пересечься на торгах.
– Не план, а сплошная случайность.
– Про эту особенность плана мы и так знали, – усмехнулся Данте.
Их встретила Рада. Данте рассказывал, Рада плотно сидела на душах, поэтому ее лицо оставалось ровным, белозубым, туго натянутым на череп. У Рады глаза поблескивали излишками здоровья. Разница была удивительная. У обычных людей с годами на теле появляются отпечатки болезней, травм, простого увядания. Белые шрамы, синяки и потяжелевшие веки, зарубцевавшиеся следы от мозолей на пятках и ожогов на руках, заломы морщин – целая карта прожитых лет. Души всё сглаживали, у Адриана заныло внутри – он бы и рад избавиться от волочащегося за ним прошлого.
– От имени главы Аукционного Дома благода’ю вас, Ад’иан Г’адовский, за то, что п’имете участие в этих то’гах. Это, безусловно, новый шаг на пути к более тесному сот’удничеству между Го’одом и Ква’талами.
– Отъебись с этими дифирамбами, – процедил Данте.
Адриан повернулся к нему, от удивления выпучив глаза. Чем ближе они были к цели, тем меньше в нем оставалось самообладания.
– Что ты за гадость! – рявкнула Рада.
Развернувшись на каблуках, она зацокала ко входу, ее затянутый в кожу зад забавно скрипел в такт походке.
– Чё она сказала?
– Понятия не имею.
Как выяснилось, их пригласили пройти через служебный вход: несмотря на любезное предложение посетить официальную часть торгов, на их настоящее место в Городе гостям из Кварталов все же поторопились указать. Неприметная дверь сливалась со стеной здания и открывалась по отпечаткам пальцев и сетчатки. Если система безопасности блокировала дверь изнутри, то, чтобы выйти, нужны были чужие палец и глаз – как минимум. В служебных коридорах – едкий запах чистоты. Все так же скрипел обтянутый кожей зад Рады, но в остальном было тихо. Данте не дал Адриану протиснуться вперед, перед Королем всегда должен идти кто-то из Свиты или охраны. Коридор был облеплен дверьми, каждая из которых наверняка не открывалась без пальца и глаза сотрудника. Интересно, если взять палец одного человека и глаз другого, откроется ли дверь? Адриан в этом сильно сомневался.
Коридор наконец выпустил их в фойе. Здесь лежали ковры, стены не напоминали больницу, а из-за дальней стены доносился слабый шум Аукциона.
– Гости уже соби’аются. – Рада улыбнулась и пригласила их в стеклянную комнату. На больших экранах – разные кадры из основного зала. – На в’емя фу’шета и моего выхода вы побудете в этой комнате. Вам п’едложат напитки и закуски. Настоятельно п’осим не покидать комнату до п’иглашения.
Рада махнула официанту, который по стойке смирно стоял в углу стеклянной комнаты, и откланялась. Адриан разглядел у официанта спрятанную пушку и хмыкнул. Вот вам еще жалкая демонстрация страха. Кварталы были честнее, Кварталы не прятались за броней, а еще не прятали стволы под одеждой.
Адриан опять поскреб яремную ямку. Совсем скоро к нему присосется кристалл с душой, он ждал этого, но ожидание превращалось в упрямые перепихи с самим собой. Адриан болтался на стуле. Туда-сюда. На экранах гости рассаживались по своим местам.
– Ириску ты зря приплел.
– А? – Адриан проваливался в мысли и с трудом поспевал за редкой беседой.
– Ириска, говорю, и тебе бы сгодилась. – Данте ткнул в зажаренную на вертеле королевскую мышу. – И вся эта идея с тематикой Кварталов – дичь.
– Это мелочи, все ерунда. – Адриан пожал плечами.
Закос под Кварталы, королевская мыша Буча, которую Адриан любезно предоставил в дар Аукциону, – такие несущественности, когда они так близко к цели. Зверюге вообще повезло, что Адриан отдал ее на съедение городским, учитывая ее роль в смерти Бульдога. Могло случиться что похуже, но мыша не виновата, мыше не хватало мозгов быть виноватой.
Гости-точки на экране напоминали конфетти. Здесь не было слышно, но зал наверняка гудел. Данте стучал по столу, смотрел на экран не отрываясь, лицо и глаза – каменные.
По Аукционному Дому прополз протяжный театральный звонок. Новый Аукцион объявляется открытым.
Помню
Я не разговаривал с тобой семьдесят пять лет. С тех пор как ты умерла, я делал вид, что тебя никогда не было. Мне кажется, пора объясниться. Даниил пришел за мной, представляешь? Он думает провернуть свою диверсию – тугодум и солдафон, ты сама его так называла, ты – любя, я – любя по-своему. Я наблюдал за ним все эти годы, ждал, и вот – притащил своего Короля-мальчишку, затеял скверное. Но таковы были условия его пересадки, он дает мне еще один шанс, нет, право на эксперимент, а я ему – дополнительное время, чтобы отомстить.
Он ведь до сих пор считает, что это я убил тебя. Я с самого начала говорил, ты сама согласилась, но он не хотел слушать. Он любил тебя по-псиному, до скуки самозабвенно. Конечно, ты знаешь, мы оба сходили с ума, я так и не понял до конца, кто больше. Это соревнование доканывало нас всю жизнь, совсем недолгую на самом деле жизнь, что мы провели все вместе; она, правда, заслонила собой все остальное. Ты была как отрава, и твоя смерть ничего не изменила. Ты стала воплощением моей идеи и победы над смертью, а он что? Все так же тоскует. Брошенный пес. Так поверхностно.