ОБХСС. Экономическая преступность в СССР

В начале 1950-х годов в стране резко возрос спрос на патефоны, грампластинки, баяны и другие музыкальные инструменты. Особенно большим спросом у населения пользовались грампластинки с популярными в то время песнями «Мишка, где твоя улыбка?» и «Пять минут». Промышленность не могла обеспечить пластинками всех желающих. И как следствие, тут же стали плодиться теневые дельцы, которые в полукустарных условиях выпускали дефицитные пластинки и сбывали их в торговую сеть.

Расследованием этих махинаций поручили заняться лучшим сотрудникам столичного управления БХСС Федору Невзорову и Александру Данилову. Изучив ситуацию, оперативники выяснили, что сырье для кустарных пластинок похищается с Апрелевского завода в Подмосковье. А за матрицами, с которых затем штампуются пластинки, подпольные дельцы регулярно наведывались в Московский дом звукозаписи. Поскольку в махинациях принимали участие десятки человек по всей стране, оперативникам столичного БХСС пришлось налаживать контакты с коллегами из других регионов и совместно разрабатывать операцию по задержанию дельцов. На жаргоне сотрудников БХСС операция получила название «Музыканты».

Для начала столичные сыщики выехали в те города Советского Союза, где, по оперативным данным, орудовали дельцы. Особенно часто в оперативных донесениях фигурировали Одесса, Львов, Чернигов, Харьков и Ростов-на-Дону. В каждом из этих городов Невзоров лично устанавливал тесные деловые контакты с коллегами, организовывал круглосуточное наблюдение за потенциальными преступниками, по крупицам собирал интересующую сыщиков информацию. В Ленинграде аналогичную работу проводил Данилин. А когда выяснилось, что в аферах участвуют дельцы из Белоруссии и Прибалтики, Данилину пришлось совершить несколько служебных поездок и в эти республики.

Суть этой напряженной оперативной работы сводилась к следующему: доказать, что сырье, которое отгружалось с Апрелевского завода грампластинок в адрес тех или иных предприятий и организаций, не соответствовало тому, о чем было указано в накладных документах. С этой целью оперативники отслеживали вагоны, в которых перевозилось сырье, и тщательно взвешивали контейнеры с пресс-порошком и таблетками. Иногда в пути следования поезда останавливали, вскрывали вагоны, после чего специально приглашенные для этого эксперты определяли качество перевозимого сырья. Если определить на месте не получалось, пробы сырья отправлялись на исследование в Москву, в лабораторию научно-исследовательского института пластмасс.

В результате, как и ожидали оперативники БХСС, оказалось, что содержимое многих вагонов не соответствовало бумагам. По документам следовало, что с Апрелевского завода куда-нибудь в Одессу или Харьков отправлено сырье низкого качества или отходы, а в действительности это были высококачественные таблетки или пресс-порошок, пригодный для производства грампластинок.

Итогом операции «Музыканты» стал арест девяти работников Апрелевского завода грампластинок во главе с заведующим производством Дорошенко и начальником отдела сбыта Мироновым. В ходе следствия арестованные граждане признались, что за взятки отгружали своим подельникам из других регионов высококачественное сырье в виде порошка или таблеток, из которых, собственно, и делают пластинки. По документам же это сырье оформлялось как отходы или сырье низкого качества.

Постепенно, друг за другом были ликвидированы все преступные группы, принимавшие участие в «музыкальных» аферах. В результате дело разрослось до масштабов общесоюзного, и заканчивать его пришлось следователям Прокуратуры Союза ССР.

В общей сложности по делу о грампластинках было арестовано и привлечено к уголовной ответственности более двадцати человек. У преступников было изъято денег и ценностей на общую сумму пять миллионов рублей.

Зайцев плюс…

Во второй половине 1950-х в обиход советских людей вернулось порядком подзабытое к тому времени словечко: совнархозы. Именно так сокращенно в первые годы советской власти называли органы управления социалистической промышленностью. В каждой области, крае и республике создавался совет народного хозяйства, которому подчинялись все предприятия региона. А региональные совнархозы, в свою очередь, замыкались на Высший совет народного хозяйства (ВСНХ).

Такая система продержалась чуть более десяти лет и была ликвидирована в годы первой пятилетки. И вот в 1957 году Никита Сергеевич Хрущев, став единовластным правителем страны, решил воскресить региональный принцип управления экономикой и возродить совнархозы. Очевидно, затевая свой эксперимент, Хрущев полагал, что отказ от отраслевого принципа управления повысит эффективность советской экономики, а также сведет к минимуму, как любят сейчас говорить, коррупционные риски. Дескать, люди, работающие в одной системе (например, в Министерстве пищевой промышленности), имеют больше возможностей сколотить преступную группу и начать расхищать социалистическую собственность. А вот сотрудникам совнархозов это будет сделать сложнее.

На деле все получилось с точностью до наоборот. Именно в период хрущевской «оттепели» в Советском Союзе теневая экономика, основанная на коррупции и личных связях, стала расти, словно грибы после дождя. А значит, прибавилось работы сотрудникам БХСС.

…В конце 1961 года из Министерства охраны общественного порядка РСФСР (так при Хрущеве стали именовать МВД) в Управление БХСС поступили данные о том, что в системе Московского областного совнархоза завелась группа аферистов. Сведения были весьма скудные. Дескать, работает в совнархозе некто Зайцев, с которыми поддерживают тесные деловые отношения братья Авербухи, хорошо известные милиции по старым делишкам. Руководство потребовало от сотрудников БХСС тщательно проверить сигнал и доложить о результатах.

Оперативники проверили всех сотрудников областного совнархоза. Действительно, должность старшего инженера по технике безопасности Управления шерстяной и шелковой промышленности Московского областного совета народного хозяйства занимал некто Зайцев. Получая сравнительно скромную зарплату, Зайцев, однако, вел разгульный образ жизни и регулярно покупал дорогостоящие вещи. Особенно часто его видели в московских ресторанах в компании так называемых толкачей, среди которых оказались и братья Авербухи. Толкачами в те годы называли людей, умевших пробивать в органах власти нужные решения. Например, выбивать из плановых и снабженческих организаций дополнительное оборудование или сырье. Делать это без хорошо отработанных связей было в принципе невозможно, поэтому люди, имевшие такие связи, ценились на вес золота.

И вот толкачи, специально приезжавшие в Москву из закавказских и среднеазиатских республик, регулярно встречались со скромным служащим совнархоза Зайцевым. Обычно встречи проходили в ресторанах. Иногда гости останавливались и на квартире у Зайцева. Сыщики БХСС быстро навели справки. Оказалось, что гости из южных республик СССР работали на предприятиях местной промышленности, занимавшихся изготовлением одежды и белья. А предмет их интересов в Москве – ткацкие станки. Судя по всему, южане планировали наращивать производство, оборудования требовалось больше, а станков не хватало. Конечно, ткацкое и прядильное оборудование отпускалось предприятиям местной промышленности в соответствии с планом. Однако дельцам, очевидно, хотелось большего. Они не брезговали даже списанными и демонтированными станками. Главное, чтобы было на чем изготавливать ходовой товар и сбывать его спекулянтам и перекупщикам.

Вскоре прояснилась и роль Зайцева в этой схеме. По долгу службы он лично хорошо знал многих работников текстильных фабрик и машиностроительных заводов, выпускавших ткацкое оборудование. За крупные взятки старший инженер по технике безопасности договаривался с руководством фабрик, чтобы старое оборудование не утилизировали, как это полагалось по правилам, а поставляли в солнечную Грузию или в такой же солнечный Узбекистан.

Кроме того, выяснилось, что Зайцев водил дружбу и с руководством многих машиностроительных предприятий Подмосковья. Среди его хороших знакомых, например, числились заместитель директора Климовского машиностроительного завода Курбатов, начальник планово-производственного отдела Егорьевского машиностроительного завода Кочанов, инженер Управления капитального строительства Московского областного совнархоза Клеваков и многие другие полезные работники.

Чтобы вывести всю эту компанию на чистую воду, оперативникам пришлось проделать колоссальный объем работы. Сначала сыщики рассчитывали взять Зайцева с поличным при получении взяток от какого-нибудь среднеазиатского толкача. С этой целью оперативники в течение нескольких месяцев «пасли» своих подопечных по московским ресторанам, где они регулярно кутили. Однако вскоре выяснилось, что при всем своей разгульном образе жизни и неуемной страсти к деньгам Зайцев отличается крайней осторожностью и подношений в конвертике ни у кого не берет.

Стали выяснять, каким образом толкачи передают Зайцеву взятки. С этой целью один из сотрудников БХСС буквально поселился в отделе переводов Моспочтамта. Несколько дней оперативник внимательно изучал документацию за четыре года, чтобы найти переводы на имя Зайцева или его ближайших родственников. И вскоре сыщику улыбнулась удача. Оказалось, что в период с 1958 по 1962 год на имя Зайцева и его жены Михайловой десять раз переводились крупные суммы денег – из Грузии, Узбекистана и некоторых других республик СССР.

Пока одни оперативники изучали почтовую документацию, другие столь же тщательно знакомились с делопроизводством на Климовском и Егорьевском машиностроительных заводах. Цель – отыскать документацию на отгрузку ткацких станков для предприятий местной промышленности южных республик. Причем, все это приходилось делать аккуратно, не привлекая лишнего внимания.

Как потом вспоминали сотрудники БХСС, на первый взгляд заводская документация не вызывала особых подозрений. На каждую партию отпускаемого оборудования имелись все необходимые в таких случаях документы: либо соответствующая разнарядка из Госплана, либо ходатайства хозяйственных органов и письма руководителей заводов в плановые организации. В общем, вполне нормальные документы, ни одной незаконной операции, ни одного мало-мальски грубого нарушения порядка оформления – даже зацепиться не за что. Но опытные оперативники прекрасно знали: первое впечатление часто бывает обманчивым. И действительно, более детальное изучение заводской документации, а также опросы работников самих предприятий позволили вскрыть механизм афер.

А работали мошенники виртуозно. Вот, например, накладные на партию станков, отгруженных Климовским машиностроительным заводом в четвертом квартале 1960 года в адрес ряда предприятий местпрома Грузинской ССР. Все чисто, аккуратно оформлено и совпадает с реальным количеством станков. Вот только в действительности оборудование уехало в Грузию не в четвертом квартале, а во втором, то есть на полгода раньше.

Или такой сценарий. Краснодарский совнархоз отправил руководству Егорьевского машиностроительного завода письмо-ходатайство о выделении Адлерскому районному промкомбинату пяти станков типа АТ-175-5. Дескать, комбинат наращивает производство, требуется новое оборудование в дополнение к тем станкам, которые уже были поставлены по плану. Ходатайство удовлетворяется, станки уходят по назначению. Причем, разрешение на эту операцию Госплан дает удивительно быстро – уже на следующий день. Фокус заключается в том, что никакое производство Адлерский промкомбинат наращивать не собирается и тех станков, которые у него имеются, вполне достаточно для выполнения производственных заданий. Значит, в действительности станки ушли в какой-нибудь подпольный цех, который гонит неучтенный товар. А прибыль от его продажи, минуя казну, прямиком уходит в карманы теневых дельцов.

И таких фактов было выявлено немало. За всеми вскрытыми махинациями маячила фигура Зайцева и его друзей. Это он благодаря своим обширным связям в различных инстанциях добивался принятия нужных теневикам решений, за что те регулярно переводили ему крупные денежные суммы. Как подсчитали оперативники БХСС, за четыре года преступной деятельности Зайцев заработал в виде взяток не менее 90 тысяч рублей. А теневые дельцы из братских республик получили благодаря его стараниям более 1200 новых и демонтированных ткацких станков и прядильных машин.

Осенью 1962 года операция по разоблачению дельцов вступила в финальную фазу. Зайцев, Клеваков, Курбатов и другие аферисты были арестованы. К тому времени у сыщиков накопилось достаточно фактов, чтобы предъявить вполне конкретные обвинения каждому из участников преступной группы. Были задержаны также и толкачи из южных республик и всевозможные посредники типа братьев Авербухов. Всего по делу проходило 43 человека. Судебная коллегия Верховного суда РСФСР признала всех подсудимых виновными в совершении преступлений и приговорила их к различным срокам лишения свободы.

А вскоре на самом высоком политическом уровне было принято решение о ликвидации совнархозов. Как отмечалось в официальных документах тех лет, отсутствие отраслевых принципов управления наносило ущерб делу технического прогресса и создавало питательную среду для развития местнических тенденций. Так деликатно официальная пропаганда именовала многочисленные махинации в системе совнархозов, которые повсеместно вскрывались органами БХСС.

Закон с обратной силой

Что такое черный валютный рынок по-советски? Почему молодых, полных сил, вполне благополучных граждан тянула к запретным плодам опасных спекуляций?

Вот один эпизод из жизни крупного спекулянта валютными ценностями гражданина Буклова – постоянного посетителя ресторана Внуковского аэропорта – одного из немногих круглосуточных ресторанов тогдашней Москвы и ее окрестностей. Однажды за завтраком Буклов услышал объявление по радио о наличии свободных мест в самолете, летящем в Ленинград. Тут как раз ему принесли недостаточно, как ему показалось, красиво сервированный заказ. Он встал из-за стола и пошел к билетной кассе. Купил билет и прибыл в Ленинград только для того, чтобы отобедать там в одном из лучших ресторанов на Невском проспекте. Вернувшись в тот же день в Москву и узнав, что в Воронеже выступает хор цыган, Буклов вылетел туда. И аплодировал цыганам.

Крупный спекулянт Стеклов в суде заявил: все спекулятивные действия он совершал для того, чтобы обогатиться, купить дачу под Москвой и в Крыму и вести разгульный образ жизни, при этом не работая…

В Черновцах была арестована и привлечена к уголовной ответственности в 1962 году группа матерых спекулянтов-валютчиков в количестве 17 человек. В ходе расследования дела у обвиняемых было изъято много золота в монетах, слитках и изделиях, несколько дорогостоящих бриллиантов, крупная сумма советских денег и иностранная валюта. Все они любили проводить время на курортах и в ресторанах. Обвиняемые Марголов, Штуфман, Шекман и другие скупали и перепродавали золотые монеты, иностранную валюту, бриллианты и другие ценности на многие десятки тысяч рублей. Зато отдыхали на собственных зимних дачах и в лучших апартаментах Сочи и Ялты. Такие вот, как тогда говаривали, элементы сладкой жизни. Сила соблазна – вот что затягивало молодых валютчиков.

Валютная монополия, действовавшая в СССР, была неотъемлемой частью экономической системы. Она позволяла социалистическому государству:

планомерно осуществлять международные расчёты;

концентрировать валютные ресурсы в государственных кредитных учреждениях;

рационально (с точки зрения системы) использовать валютные ценности для развития экономики, ограждая её от конъюнктурных колебаний на валютных рынках;

укреплять денежную систему страны и координировать планы развития народного хозяйства.

И государство охраняло свои активы.

Статья 88 тогдашнего уголовного кодекса РСФСР «Нарушение правил о валютных операциях» гласила: «Нарушение правил о валютных операциях, а также спекуляция валютными ценностями или ценными бумагами наказываются лишением свободы на срок от трех до восьми лет с конфискацией имущества или без конфискации, с обязательной конфискацией валютных ценностей и ценных бумаг и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки. Спекуляция валютными ценностями в виде промысла или в особо крупных размерах, а равно нарушение правил о валютных операциях лицом, ранее осужденным по части первой настоящей статьи, наказываются лишением свободы на срок от пяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки или смертной казнью с конфискацией имущества».

Назубок знал уголовный кодекс Ян Рокотов – фигура легендарная в криминальной истории ХХ века. Настоящий символ удачливого мошенничества. Удачливого, хотя в реальности он недолго куражился и, по большому счету, пребывал под колпаком спецслужб. Любовь к приключениям довела его до смертной казни. Это придает фигуре Рокотова ореол мрачной романтики. К тому же другого подпольного «миллионера» с громкой фамилией в посленэповской советской истории не было. Рокотов стал героем фельетонов, а потом и городских легенд. Не забыты и его подельники – Файбишенко и Яковлев. А историю о волюнтаризме Хрущева, который буквально приказал применить против валютчиков высшую меру социальной защиты, изучают на каждом юридическом факультете. Это классика, хрестоматия.

Криминальная профессия валютчика, забытая со времен НЭПа, снова проявилась в СССР в годы войны. Великая Отечественная приоткрыла границы, в страну хлынули марки и доллары… Вокруг них сформировалась особая школа спекуляций. Сколачивались состояния. Нет, их нельзя сравнивать с современными «олигархами» и «крестными отцами». Тогда все было скромнее, владельцев «заводов, домов, пароходов» в СССР быть не могло. Но два – три профессорских оклада отчаянные валютчики в месяц зарабатывали. И кутили на славу. По меркам сурового послевоенного времени – неплохо.

В начале 1959 года один из руководителей страны Анастас Микоян на встрече с иностранной делегацией услышал неожиданные жалобы – гостям Советского Союза не дают прохода некие молодые люди, предлагающие продать им валюту, а также иностранные вещи. Деятельность «валютчиков» и «фарцовщиков» обрела широкий размах в 1957 году, во время Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Всего за два года это явление достигло таких размеров, что борьбу с ним обсуждали на уровне Президиума ЦК КПСС. пришли к выводу, что МВД борьбу с «валютчиками» проиграло вчистую, и передало решение вопроса самой мощной силовой структуре – Комитету государственной безопасности. В КГБ был создан специальный отдел, под контроль которого перешли дело о контрабанде и валютных операциях.

В конце 1960 года Никита Хрущев отправился с визитом в Берлин. В городе, разделенном на Восточную и Западную часть, контролируемую двумя противоборствующими военными блоками, процветала нелегальная торговля, и советский лидер патетически воскликнул: «Берлин превратился в грязное болото спекуляции!». Один из берлинских чиновников, уязвленный такой оценкой, огрызнулся: «Такой черной биржи, как ваша московская, нигде в мире нет!». Хрущев возмутился до глубины души – и понял, что пришло время наводить порядок…

Итак, жили-были в Москве 33-летний Ян Рокотов (кличка «Ян Косой»), человек без определенных занятий, его ровесник, аспирант Плехановского института Дмитрий Яковлев («Дим Димыч») и 24-летний студент Владислав Файбишенко («Червончик»). Рокотов начал свою коммерческую деятельность, ещё будучи подростком. Сначала спекулировал фотопринадлежностями. Затем переключился на мелкую фарцовку. Во дни фестиваля молодежи и студентов (1957) понял, что нет более эффективного способа разбогатеть, чем спекуляция валютой.

Тайный валютный рынок располагался на «плешке» – так на блатном жаргоне называлось пространство от Пушкинской площади до гостиниц «Националь» и «Москва». Там сновали «бегунки» и «рысаки», скупавшие – в основном у иностранцев – валюту, золотые монеты и другие ценности. Потом все это добро шло по цепочке – к «шефам», далее – к «купцам». Среди последних было упомянутое трио. Рокотов, Яковлев, Файбишенко перепродавали валюту и ценности и получали фантастическую прибыль.

Валюту в Советском Союзе невозможно было просто так, в открытую купить и продать. Существовала целая система перекупки. «Бегунки» или «рысаки» являли собой «первые руки», они скупали валюту на «плешке», на центральных площадях, в универмагах, гостиницах и на выставках. Собранный улов продавали своим «шефам». Те, в свою очередь, продавали валюту «купцам». «Купцы» были тщательно законспирированы. Знало их очень небольшое число людей, да и то под кличками. Сами они, боясь засветиться, в контакты с иностранцами старались не вступать. Правда, иногда все же «купцы» и иностранные контрабандисты отыскивали друг друга и заключали своего рода соглашения о сотрудничестве. Такое бывало и с Рокотовым. В дальнейшем они поддерживали связь через посредников.

Это был разветвленный бизнес. Из 2570 задержанных в 1959-м и в начале 1960 года контрабандистов, которые пытались тайно провезти товары через границу, 1680 (65 %) были гражданами других стран. Несмотря на категорический запрет такого рода деятельности в Советском Союзе, жажда наживы была сильнее. Под видом туристов и коммерсантов в СССР проникали профессиональные контрабандисты, поддерживавшие тесные контакты с московскими и ленинградскими «купцами». Большими партиями они сбывали им валюту, золотые часы, драгоценности. Из Польши поступали золотые монеты царской чеканки, которые высоко ценились на «рынке». Золото считалось едва ли не самым ходовым товаром. Цеховики, завмаги и прочие советские «теневики» считали, что вкладывать средства в золото – надежнее всего. Московские «купцы» изобретали всевозможные способы доставки «золотых» в Союз. Большое распространение получило использование в этих целях арабских офицеров, которые учились в СССР. Два раза в год им предоставляли отпуск. Арабы по дешевке покупали в Швейцарии червонцы и нелегально доставляли их в Союз. Через границу они провозили их в специальных потайных поясах, в каждом из которых можно было спрятать до 500 монет. На них вышел и Рокотов.

Не менее распространенным видом контрабанды были посылки и ценные бандероли. В тюбики зубной пасты, например, закладывались золотые монеты, валюта. В 1959 году было перехвачено 209 таких посылок. Дальше – больше.

Из лихого трио выделялся неформальный лидер – Ян Рокотов. Его отец, а точнее – отчим и воспитатель, главный редактор журнала «Интернациональная литература» Тимофей Рокотов, был репрессирован. От рождения будущий валютный магнат носил фамилию Орликов, и происходил из семьи большевиков с дореволюционным стажем. Это, однако, не уберегло молодого человека от обвинений в контрреволюционной деятельности по статье 58, на основании которых в 1947 году он был осужден к восьми годам лишения свободы. Считается, что уже тогда он стал информатором органов. В 1954-м Рокотова освободили с полной реабилитацией. Из лагерей он вернулся несломленным, хотя и ослабленным. И вскоре нашел себя в теневом бизнесе.

Он был великим комбинатором – придумал причудливые схемы, лабиринты, из которых находил дорогу к большим деньгам.

За короткое время он изрядно разбогател. Но куда девать свои сокровища, не знал. Болтали, что Ян разбрасывает деньги на застолья, женщин и прочие мирские радости, но это далеко от истины. Жил он скромно: в тесной комнатушке в коммуналке на Божедомке с теткой-инвалидом. Мог, конечно, и кооператив себе построить, да не один, но – боялся. Позволял себе только дорогие рестораны и поездки на такси. Вероятно, снимал время от времени и «конспиративные квартиры» для деловых и не слишком деловых свиданий. Есть в биографии Рокотова пикантный штрих – реальный или выдуманный. Вроде была у него любимая женщина, известная тем, что прежде была близка с самим Лаврентием Берией. Впрочем, подобных легенд вокруг громких дел всегда рождается с избытком. Большого доверия они не вызывают.

Писатель Эдуард Хруцкий так вспоминал о нем: «К тому времени мне уже было многое о нем известно. Что он купил аттестат за десять классов и пытался поступить в юридический институт. Но потом выбрал более легкий путь к вершинам науки – купил за бутылку университетский значок. Еще в школе он спекулировал марками, потом был «чернокнижником»: продавал абонементы на подписные издания у магазина на Кузнецком мосту…». Хруцкий скептически относился к слухам о безумных кутежах Рокотова, десятках женщин, которых содержал, несметных богатствах: «Могу сразу сказать – все это туфта. Его арестовали в том же самом сером костюме, и на суде он был в нем».

Однажды за ужином в ресторане гостиницы «Националь» Ян предложил банкиру воочию убедиться, что все гениальное просто, и доложил «акуле империализма» разработанную им схему обмена валюты в обход Госбанка СССР. После зачисления на счет RNT-23 энной суммы марок приезжающие в Москву иностранцы получали бы от Рокотова советские деньги по выгодному для них курсу, а выезжающие за границу советские граждане, выдав ему же рубли, получали бы за границей причитающуюся им сумму в твердой валюте. Координацию и контроль сделок по обмену марок на рубли и наоборот мог бы проводить либо менеджер банка, специально командированный в СССР, либо торговый атташе посольства ФРГ в Москве. Выгода от проводимых операций настолько возбудила банкира, что ему от избытка чувств приспичило опорожниться. Вернувшись из туалета, он заявил, что предложенная собеседником схема «даже не подлежит обсуждению, и того вскоре ждет слава лауреата Нобелевской премии». «Славы не нужно, лучше деньгами», – ответил Рокотов с улыбкой.

Рокотов был агентом начальника валютного отдела БХСС майора Исупова. В своих донесениях Ян Косой подробно рассказывал о том, что «видел» на «черном рынке». При этом главными преступниками он выставлял людей, замешанных в незначительных сделках. «Сдавал» он милиции и своих «бегунков». Все были довольны – милиция регулярно отчитывалась об очередных поимках спекулянтов, валютчик же был спокоен за свой бизнес. Случалось, что он приплачивал друзьям из милиции.

В чем состояло особое мастерство Рокотова? Вряд ли можно считать, что он создал огромную теневую сеть. Скорее – умело пользовался ситуацией. А сеть, созданная им, была относительно небольшой. Да и действовал он недолго, за несколько месяцев сколотил миллионное состояние – и подпал в поле зрения КГБ. Поражала его изворотливость, готовность подстраиваться под ситуацию, жертвуя подельниками. Наёмные помощники давали Рокотову неплохой доход, но и сам «купец» не сидел без дела. Он периодически получал посылки с тюбиками зубной пасты, нашпигованными валютой, встречался с иностранными студентами и арабскими лётчиками, проходившими стажировку в СССР. Придет день, и Рокотову предъявят фотографии 84 арабских офицеров – тогда и окажется, что только с десятью из них он не вступал в тайные сделки.

Рокотов оказался довольно внимательным человеком. Однажды, решив проверить, не слушают ли его домашний телефон, он поздней ночью позвонил одному из приятелей и сказал, что хочет передать ему на хранение чемодан, которым «очень дорожит». К тому моменту агенты КГБ уже знали, что свой капитал он хранит в кейсе. Напасть же на его след никак не могли.

Агенты испытывали адовы мучения. С одной стороны, существовала опасность, что это всего лишь трюк, пустышка. Но с другой – соблазн завладеть чемоданом был огромен. Времени на раздумья у них не оставалось. Ночью Рокотов встретился с приятелем, передал кейс. Вскоре под благовидным предлогом его приятель был задержан. В чемодане лежали… мочалка и кусок банного мыла. Рокотов мгновенно затаился. Даже одного из арабских офицеров, сделка с которым сулила ему полумиллионную прибыль, он переадресовал своей коллеге-валютчице. И ее задержали с поличным.

Разумеется, Ян Косой временно прекратил валютные махинации. Но его деятельная натура требовала работы. И вскоре группа наружного наблюдения зафиксировала появление Яна Косого с объемистым чемоданом в руке в ресторане Ленинградского вокзала. Пока Рокотов сидел в ресторане, бригаду «наружки» полностью обновили. Теперь за ним присматривали две молодые женщины. Позже на допросе он показал, что именно это сбило его с толку. Поужинав, Рокотов, стремясь раствориться в потоке пассажиров, нырнул в камеру хранения. Пользуясь рецептом своего литературного прототипа (подпольного миллионера Корейко), он сдал чемодан и пошел домой, петляя по улицам. Всё тот же замечательный американский чемодан с надежным замком… Яну надо было где-то хранить свое добро, и поскольку государственным облигациям доверять он не мог, в банк деньги положить – тем более, необходимо было найти для золота какое-то хранилище. Но таскать деньги по квартирам в чемодане? Доверять государственной камере хранения, где его моментально изъяли, не предъявив даже санкции прокурора? Тем более – только что едва не попавшись на операции с пустым чемоданом? Прошло несколько дней. Ян Рокотов успокоился и вновь приехал на Комсомольскую площадь. Жадность взяла верх над благоразумием. На этот раз он разработал «хитроумный» план изъятия собственных капиталов. Возможно, если бы Косой знал, что ему противостоит не ОБХСС, а мощнейший технический и человеческий потенциал Лубянки, он просто явился бы с повинной в ближайшее отделение милиции.

Ян скромно пообедал в привокзальном ресторане, стараясь определить, нет ли за ним «хвоста». Затем на электричке отправился в сторону Загорска. Но на станции Пушкино перед самым отправлением поезда раздвинул локтями закрывающиеся двери и выскочил на платформу. С величайшими предосторожностями, кружным путем, через Мытищи и ВДНХ, Ян вернулся на вокзал и убедился, что слежки за ним нет. Ее и в самом деле сняли, опасаясь, что Рокотов не придет за чемоданом. Он вошел в камеру хранения и огляделся. Там было несколько человек, которые не вызвали у него подозрений.

Именно там, на Ярославском вокзале, его и взяли. Финал операции описал тогдашний начальник «контрабандно-валютного» отдела КГБ полковник Сергей Федосеев: «Старик-приёмщик в массивных очках взял у Рокотова квитанцию и направился искать багаж. Неожиданно у стойки возник мужчина с двумя парами новых лыж. «Можно у вас лыжи оставить до вечера?» – спросил он у приёмщика. «Подождите, я занят», – ответил старик и протянул Рокотову чемодан».

Как только тот взял поклажу, «лыжник» мгновенно заломил ему левую руку, а с правой стороны подскочил молодой человек, стоявший невдалеке с девушкой. Рокотов мгновенно оценил ситуацию и, по словам Федосеева, закричал: «Это не мой чемодан! У меня чёрный был!». Конечно, это не помогло. Когда «миллионера» уводили, он со стоном произнёс: «Боже, какой я кретин…», а на первом допросе заявил: «Хочу, чтоб вы знали. Сегодня ночью у меня должна состояться встреча с видным иностранным дипломатом. Мы сговаривались совершить крупную валютную сделку. Готов помочь вам изобличить его. В сущности, какая вам польза, что меня закатают в тюрьму? Вам куда выгоднее воспользоваться моими связями в дипкорпусе». Начался длительный торг со следствием.

Только у одного Яна Рокотова было изъято различных ценностей на сумму в 1,5 миллиона долларов США. Вскоре с поличным был задержан Файбишенко. При нем оказалось 148 золотых английских фунтов и большая сумма рублей. А на обыске в его квартире сотрудникам КГБ удалось найти тайник в ножке платяного шкафа, где было спрятано валюты почти на полмиллиона рублей. А потом при получении контрабандной посылки из Финляндии со спрятанной в резиновых сапогах партией женских золотых часов был задержан и «Дим Димыч» – Дмитрий Яковлев. В отличие от Рокотова и Файбишенко, Яковлев на сотрудничество со следствием пошел сразу, охотно раскрывал все схемы и историю «черного рынка».

33-летний аспирант Института народного хозяйства, выходец из обеспеченной интеллигентной семьи, Яковлев тратил все свои доходы на свою главную страсть – приобретение антиквариата. Валютные операции и контрабанда были для него средством пополнения коллекции предметов искусства. В ходе расследования дела валютчиков были вскрыты незаконные операции, оборот которых оценивался в несколько десятков миллионов советских рублей. Историк Фильштинский добавляет: «По доходившим до меня слухам, Ян сумел войти в контакт с каким-то западногерманским банком. Внося в этот банк марки, приезжавшие в СССР иностранцы получали от Яна советские деньги по выгодному курсу, и, напротив, выезжавшие за границу советские люди, выдав Яну советские деньги, получали за границей соответствующую сумму в валюте. Одна моя бывшая солагерница шёпотом рассказывала мне, что обороты Яна достигали многих десятков тысяч рублей».

В прессе появилось сообщение:

«КГБ СССР арестованы за нарушение правил о валютных операциях и спекуляцию Рокотов Я.Т., Файбышенко В.П., Эдлис Н.И., Попов С.К., Лагун И.И., Паписмедов Я.О., Паписмедов Ш.О., Паписмедов И.М. и Ризванова М.Л. (…) Указанные лица скупали в крупных размерах у иностранцев валюту и золотые монеты, а затем перепродавали их по спекулятивным ценам (…), не занимались общественно-полезным трудом, разлагающе влияли на неустойчивых граждан и, вступая в преступные связи с иностранцами, унижали достоинство советских людей…». Вслед за этим официальным заявлением стали появляться фельетоны, статьи, даже лекции о борьбе с валютчиками. Журналисты упражнялись в патетической риторике: «обезьянье стадо валютчиков жалеет лишь об одном – в нашей честной Москве нельзя так, как в Лондоне, Париже или Нью-Йорке, открыто потрясать своими барышами и мчаться по столичным улицам, скупая все и вся на своем пути». А читатели, в большинстве, были довольны, что наконец-то государство взялось за наведение порядка.

Обратим внимание: подчеркивалось, что за дело (которое, в принципе, относится к епархии ОБХСС) взялся именно КГБ! Александру Шелепину после разоблачений «сталинизма» приходилось восстанавливать репутацию Лубянки. И дело Рокотова отлично легко лыком в строку.

Появилось в прессе и такое сообщение: «Как установлено следствием, по иронии судьбы основную часть ценностей главаря преступной шайки Яна Рокотова оберегало… наше государство. Он взял на вооружение прием, описанный в романе Ильфа и Петрова «Золотой теленок». Подобно подпольному миллионеру Корейко, зарвавшийся валютчик держал чемодан с драгоценностями в камере хранения какого-нибудь вокзала, еженедельно перемещая свой «золотой запас» с одного места на другое, благо в столице недостатка в вокзалах не ощущается».

Всем задержанным за валютные махинации грозил максимальный срок в восемь лет лишения свободы. Но оказалось, прописанный в УК постулат, что закон не имеет обратной силы, в СССР действует не всегда.

Дело валютчиков надолго запомнилось всем, кто был к нему причастен. Следователь Николай Чистяков вспоминал:

«Разных я видел за свою следственную практику преступников, прошли передо мной люди, в которых почти ничего не оставалось человеческого. Но эти меня поражали своей полной опустошенностью. Они были активны, но активность их не выходила за круг порочных и преступных занятий. Они были порочны во всем, во всех своих помыслах и проявлениях.

Вот что говорил на следствии Рокотов о своем друге Файбишенко:

– Вся его «кипучая» деятельность была направлена только на то, чтобы путем совершения противозаконных валютных операций сделать крупный бизнес, стать обладателем большой суммы денег. Файбишенко был неутомим: сутками бегал по улице Горького и по Красной площади, скупал у стиляг, фарцовщиков и иностранцев валюту, золотые монеты, а также другие предметы, ценности и даже безделушки с иноземной маркой, а затем все это перепродавал по спекулятивным ценам. Его энергии можно было позавидовать: работал он за десятерых, откуда брались только сила и энергия.

Рокотов, рассказывая о своем дружке Лагуткине, признавался:

– Мы частенько устраивали на квартире у Лагуткина оргии с участием женщин легкого поведения. Они удовлетворяли наши извращенные мужские потребности.

Лагуткин придерживался правила: поменьше издержек, почаще меняй женщин.

– За кого бы они потом не выскочили, – говорил Лагуткин в пору расцвета своего бизнеса, – пусть знают: я их имел и я их бросил.

В свою очередь Лагуткин не щадил своего патрона – Яна Рокотова:

– Я наблюдал Рокотова в жизни и делах. Как человек он ничего не стоит. Тунеядец до мозга костей. Он стремился к одной лишь цели – наживе. Работа его не интересовала. Деньги и женщины – в этом заключался для него смысл жизни. Когда бы я с ним ни встретился, в какой бы обстановке ни находился, других вопросов, кроме как вопросы о женщинах, деньгах, ресторанах и иностранных вещах, у Рокотова не возникало.

Эти показания Лагуткина перекликаются и с откровениями самого Рокотова.

Вот что он рассказал однажды на допросе следователю:

– Устав от валютных сделок и почувствовав, что начинают сдавать нервы, я решил отдохнуть. Достав в санаторий путевку на 24 дня, я отправился в Крым, к Черному морю. Пробыв там неделю, я сбежал. Не выдержал. Лежишь на пляже, а в голове сверлит мысль: там, в Москве, мои конкуренты делают бизнес, зарабатывают большие деньги, а ты здесь валяешься на песке, загораешь. И как начнешь об этом думать, так голубое крымское небо становится серым. Через неделю я прибыл в Москву и занялся своим делом.

Дух стяжательства и наживы заполнял все их жизненные интересы.

Случалось, что тунеядцы и валютчики неоднократно обворовывали друг друга, устраивали по их выражению «динамо».

В июле 1960 года в Москву из Вильнюса приехал некий Любезников – один из клиентов Рокотова и Гудлис, неоднократно покупавший у них валюту и золото. Прибыв на квартиру Гудлис, он заявил:

– Нужны «лошадки».

«Лошадками» валютчики называли золотые английские фунты стерлингов.

– Очень хорошо, – ответила Гудлис. – Скоро придет Ян, и «лошадки» будут.

Через некоторое время прибыл Рокотов. После короткого разговора он взял у Любезникова сумку – в ней было девять тысяч рублей – и ушел, сказав, что скоро вернется с «лошадками». Когда Рокотов вышел на улицу, к нему подошли двое неизвестных и усадили в машину. Гудлис и Любезников все это видели из окна квартиры. Гудлис сказала, что Яна арестовали. Она стала куда-то звонить, хваталась руками за голову, кричала, что скоро придет милиция и их арестуют. Любезников поверил в арест Рокотова, не стал задерживаться и покинул квартиру Гудлис. Вечером того же дня Рокотов и Гудлис, потирая от удовольствия руки, делили добычу и отмечали удачно сделанное динамо».

Вот такие игры на лужайке. Был и такой случай. Рокотовцы устроили «динамо» валютчику Шницерову. Он был стар, плохо видел, но был жаден до золота, дышал страстью наживы. Это все и учитывали Рокотов и Гудлис. Плотников заказал где-то болванки из свинца, которые по форме и весу соответствовали золотым английским фунтам – «лошадкам». После этого Шницерову было сообщено, что один иностранец по имени Мохомед Собхи хочет продать четыреста золотых монет, и продать дешево, так как уезжает из страны. Шницеров тут же изъявил желание купить золото.

– Мы договорились, – рассказывает Рокотов, – что в качестве араба будет выступать Плотников, которого Шницеров не знал. Загримировавшись под араба, Плотников пришел к старику на квартиру и предложил купить золотые монеты. Шницеров позвонил мне, и я порекомендовал ему купить. Наличных денег у него не хватало, он занял их у своих знакомых и попросил меня дать ему еще четыре тысячи. Чтобы снять с себя подозрение, я дал ему эту сумму. Затем в машине состоялась сделка, во время которой Плотников передал Шницерову «золото» на крупную сумму денег.

Рокотовцы охотно спекулировали и иконами. В конце пятидесятых раздобыть иконы (в том числе – старинные) было сравнительно несложно – в особенности в сельской местности, среди запустения и бедности. А иностранцев произведения русских богомазов интересовали чрезвычайно. Свидетель Юрий Сычев поведал следствию:

– Иконы я скупал у служителей культа, которые получали их у верующих как пожертвования церкви. Я получал иконы у отца Леонида, у отца Степана, служивших в церкви, находящейся в Теплом переулке, у старообрядцев в Покровском соборе, у церковных старост в Брюсовском переулке, в церкви на Шаболовке, в церкви Скорбящей божьей матери. Покупая иконы, я говорил, что я верующий. Старостам платил по 25 рублей за икону, священникам – по 100 рублей. Всего мною куплено 200 икон. В июле 1960 года я продал одну икону сотруднику мексиканского посольства, получив за нее 200 долларов, которые затем я продал Файбишенко. Проданная мною икона была похищена из церкви на Рогожском кладбище. Это икона XVI века, написана каким-то известным мастером.

На процессе Рокотов держался спокойно, шутливо цитировал «Золотого телёнка» Ильфа и Петрова. Этот роман явно был его настольной книгой – во многом он словно напрямую копировал облик и повадки подпольного миллионера Корейко.

После первого суда над преступниками, когда им, в соответствии с УК, дали по восемь лет, за «мягкость» приговора с подачи Хрущева главу Мосгорсуда Леонида Громова сняли с должности, а Генпрокурору СССР, Роману Руденко, генсек и вовсе заявил: «Не думайте, что ваша должность пожизненна!». Чтобы все-таки приговорить валютчиков к расстрелу, советским законодателям пришлось дважды придать законам обратную силу. Когда шел суд над группой Рокотова, писатель и бывший заключенный Варлам Шаламов записал в дневнике:

«Московские валютчики держались с большим достоинством, чем троцкисты в тридцатые годы». Незадолго до этого Указом Президиума Верховного Совета СССР срок наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Но поскольку Указ приняли уже после ареста «королей», такая мера могла быть применена к ним лишь при условии, что закону будет придана «обратная сила». Несмотря на то, что Хрущеву пытались объяснить, что это противоречит общепринятой юридической практике, он ничего не желал слушать «Обожглись на молоке, теперь на воду дуете, – раздраженно кричал генсек. – Высокая кара за содеянное должна образумить, устрашить других. Иначе это зло приобретет угрожающие государственные размеры».

Никита Сергеевич со смаком цитировал письма трудящихся с требованиями ужесточить наказание для молодых подонков: «Уважаемый суд! Мы, простые советские люди, сотрудники Московского завода приборов, убедительно просим вас быть беспощадными к этим отбросам, жалким подонкам и негодяям, гадкие души которых пусты, а они набрались наглости и перестали уважать советский строй. Они хуже предателей, они давно уже трупы, и мы просим вас, чтобы таким же другим неповадно было, приговорить всю эту преступную шайку к высшей мере наказания – расстрелу… Подписи: Ю.С. Майорова, В.А. Князева, И.И. Макарова и другие». Это – представители рабочего класса, хозяева державы!

На митинге в Алма-Ате без видимого повода Хрущев снова завел разговор о «деле Рокотова». «Вы читали, какую банду изловили в Москве? И за все ее главарям дали по 15 лет (теперь уже 15! – прим.). Да за такие приговоры самих судей судить надо!». В Президиум ЦК КПСС было внесено предложение о новом изменении наказания за незаконные валютные операции. 1 июля 1961 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР Брежнев подписал указ «Об усилении уголовной ответственности за нарушение правил о валютных операциях», согласно которому статья 88 УК РСФСР «Нарушение правил о валютных операциях» стала предусматривать применение исключительной меры наказания – смертной казни. Апелляции и прошения о помиловании были отклонены. Дмитрию Яковлеву не помогло даже личное заступничество председателя КГБ СССР Шелепина – учитывая сотрудничество «Дим Димыча» со следствием, чистосердечное признание и тяжелую болезнь, главный чекист просил помиловать осужденного.

В июле 1961 года Рокотов, чувствуя свою обреченность, написал главе СССР покаянное письмо:

«Я приговорен к расстрелу. Преступление мое заключается в том, что я спекулировал иностранной валютой и золотыми монетами. Ко мне два раза применяли обратную силу закона… Во многом я заблуждался. Сейчас я переродился и совершенно другой человек… Мне 33 года, я буду полезным человеком для советского государства… Ведь я не убийца, не шпион, не бандит. Сейчас прояснился ум у меня, я хочу жить и вместе с советскими людьми строить коммунизм… Очень прошу помиловать меня».

Отыскался и настоящий отец Рокотова. Он тоже обратился к первому секретарю ЦК:

«Глубокоуважаемый Никита Сергеевич!