ОБХСС. Экономическая преступность в СССР

Незадолго до начала войны были упразднены экономические отделы НКВД, и на ОБХСС возложили новые обязанности. В сферу ответственности службы отныне входили валютчики и контрабандисты. Штаты увеличились почти на треть. Но война смешала карты. Сотни сотрудников ушли на фронт. Агентурную сеть, которой в ОБХСС по праву гордились, в годы войны приходилось создавать почти с нуля. Многие ушли на фронт, погибли, выбыли из активной жизни по ранению, наконец, эвакуировались вместе с предприятиями…

22 июня 1941 года жизнь в Советском Союзе на четыре года разделилась на два измерения: фронт и тыл. И фронт, и тыл отдавали все силы для Победы. Одной из главных задач тыла было сохранение правопорядка. Каждое хозяйственное преступление воспринималось как удар по сражающейся армии. Борьба с валютными спекуляциями стала одним из важных направлений работы тоже именно в годы войны: в тридцатые «валютчик» в СССР был фигурой сравнительно редкой, почти экзотической. А в годы войны расклад изменился…

Всю войну Москва оставалась самым надежным тылом Красной Армии. Даже в положении прифронтового города, в ноябре и декабре 1941-го столица трудилась, давала продукцию, необходимую для армии и флота. Преступность в столь экстремальных условиях создавала серьезную угрозу для работы… «Экономическая милиция» делала всё для того, чтобы предприятия давали продукцию армии и тылу честно бесперебойно.

Суть всенародного подвига выражена в известной формуле: «Всё для фронта, всё для Победы». И от работы ОБХСС, без преувеличений, зависело многое. Прежде всего – доверие общества к государству. В военные годы, когда паника смерти подобна, это особенно важно. Особенно трудной была первая военная осень: враг рвался к Москве, продуктов – в обрез, а трудиться приходилось без передышки. Мало сказать, что в те дни на счету была каждая копейка, каждая буханка хлеба, каждая бутылка масла… От всего этого в те дни во многом зависела судьба миллионов людей и судьба великой державы. И к расхитителям в те дни относились без снисхождения. Законы военного времени суровы. Постановлением ГКО от 3 марта 1942 года за хищение (воровство) в военное время оружия, боеприпасов, продовольствия, обмундирования и снаряжения устанавливалась высшая мера наказания – расстрел с конфискацией имущества преступника. Строже стала и внутренняя дисциплина в Отделе. О размеренном стиле работы пришлось забыть. По приказу наркома органы ОБХСС были обязаны проводить оперативно-розыскные мероприятия в течение десяти суток после получения первой информации о хищении. Десять суток на всё, про всё. На войне как на войне… А ведь операции на «экономическом фронте», как правило, требуют долгой подготовки и длительных маневров. При этом остро не хватало людей. Не только осведомителей, но и кадровых сотрудников. Скольких забрала война… С 1939 года московский отдел БХСС возглавлял Эммануил Семёнович Вейсман. В 1942-м ему на смену пришёл Дмитрий Кириллович Каверзнев. Именно им вы во многом обязаны тем, что в годы войны Служба выстояла и прошла проверку на прочность.

Каждому приходилось работать за пятерых. И рисковать, и недосыпать, и мыслить – тоже за пятерых. На первый взгляд, борьба с расхитителями, взяточниками и мошенниками на фоне великих сражений выглядит как нечто малозначительное. В учебниках истории мы читаем о боевых операциях Красной Армии, а не об оперативных разработках «экономической милиции». И награды в ОБХСС в те годы были, конечно, скромнее, чем на фронте… Но без тыла нет боеспособной армии. А тыл – это, прежде всего, экономика. И с экономической преступностью нужно было бороться сверхпрофессионально. С одной стороны – малыми силами, с другой – в условиях разгула преступности. Тут действовала неумолимая логика: товарный голод подпитывал хозяйственную преступность…

Новыми расхожими местами массовых хищений стали больницы и госпиталя, даже самые скромные. Ценность продовольствия возрастала, а там было, чем поживиться. По той же причине особо важными объектами для ОБХСС стали хлебозаводы. На всех предприятиях открывались так называемые ОРСы – отделы рабочего снабжения. Там тоже не обходилось без хищений. Государство старалось помочь дополнительным питанием и медикаментами тем, кто особо в этом нуждался: раненым, изможденным. У станков в те годы работали и дети, и старики. Их нужно было подкармливать через ОРСы. А тех, кто превращал фонды ОРСов в средство личного обогащения, ожидало суровое наказание. Но сперва их следовало разоблачить, уличить… Для сотрудников московского отдела БХСС проверки больниц и ОРСов вошли в постоянную повестку дня.

Война резко обесценила деньги. Мошенники, сумевшие обогатиться, стремились превратить их в золото и драгоценные изделия. Поэтому в самом начале войны заметно активизировалась деятельность спекулянтов-валютчиков. Спекуляция золотом принимала опасные размеры. Рубль девальвировался, а золото и валюта дорожали. Стоимость десятирублевой монеты царской чеканки на «черной бирже» с 300–500 рублей довоенного времени возросла годы войны до 2500–3000 рублей. Постоянный поток валюты шёл из Ирана, где стояли части Красной Армии…

Другой «фронт работ» был связан с самыми элементарными товарами. Cоль, спички, горючее (особенно – незаменимый в тогдашних условиях керосин) – это необходимо в любые времена. Но в годы войны их ценность неимоверно возрастает. Ведь это стратегически важные продукты для армии. И – вопрос жизни и смерти для тружеников тыла. Неимоверно выросла ценность продуктов – а, значит, повысились соблазны для потенциальных мошенников. Если бы им удалось почувствовать себя хозяевами положения – тыл мог бы рухнуть. Нужно было с особой бдительностью отслеживать работу складов, магазинов, вокзалов, сберкасс, рынков… Не только расследовать преступления, но и предотвращать преступления регулярными внезапными проверками. Обычная практика – проверка продовольственного склада. Но в военных условиях всё острее. Нет ли растраты или подмены товара? Армия должна была получить всё, что положено, вплоть до грамма крупы. И москвичи не должны были остаться без пайка. Продукты по талонам – вынужденная мера, но и её реализацию непросто обеспечить, чтобы сходились концы с концами, чтобы никто не остался обделённым.

Особой заботой оперативников ОБХСС стали в годы войны злоупотребления с карточками. Мошенники пытались повторно отоваривать талоны, торговали поддельными карточками, придумывали схемы по отовариванию «своих» людей… Приходилось каждый месяц вводить новую цветовую гамму карточек. Эта мера затрудняла жизнь изготовителям фальшивок, но теневые дельцы научились приспосабливаться к маневрам государства. Так, сотрудники ОБХСС уже к весне 1942 года выявили несколько подпольных типографий, изготовляющих фальшивые карточки на хлеб и другие продукты.

Но самое громкое дело 1941 года связано не с хлебом насущным и даже не с изготовлением фальшивых купюр или продовольственных талонов. Это – «банковское дело». Коммерческих банков в современном понимании в те годы в СССР не водилось. Но к началу сороковых в быт советского человека прочно вошли сберкассы – социалистический аналог банковской системы. Их сеть охватила всю страну, а в особенности – крупные промышленные города и в первую очередь – разросшуюся Москву. В первые дни Великой Отечественной были введены ограничения на выдачу вкладов. Цены росли – в особенности, на черном рынке, а граждане не могли в полной мере воспользоваться своими трудовыми сбережениями. И все-таки люди приходили в сберкассы, открывали новые вклады… Многие видели в этом патриотический гражданский долг. Армия и военная промышленность нуждались в средствах, в наркоматах – без преувеличений! – каждая копейка была не карандаше.

Осенью 1941-го каждый день тысячи героев отдавали жизни на фронте, защищая Родину… Но граждане с криминальными наклонностями использовать военную неразбериху в своих интересах. Задача милиции проста и сложна – оперативно пресекать те махинации, которые наносят самый сильный ущерб государству и обществу.

И вот то в одной, то в другой московской сберкассе стали исчезать заметные денежные суммы… Расхитители по подложным документам снимали деньги со вкладов. Сумма хищений вырисовывалась по тем временам весьма впечатляющая – 3 с половиной миллиона рублей. В преступной цепочке были задействованы сотрудники сберкасс на уровне «руководства среднего звена». По существу, воровали у вкладчиков.

В системе Наркомфина до войны существовал собственный отлаженный контрольно-ревизионный аппарат, призванный следить за порядком во всех финансовых службах. Наркомом финансов был в годы войны Арсений Зверев – цепкий управленец. Но ревизорам из финансового ведомства осенью 1941-го не удалось ни предотвратить, ни пресечь хищения в сберкассах. Дело в том, что в первые месяцы войны и Наркомфину, и сберкассам пришлось заметно сократить штаты. Некем было взять… Потому и активизировались мошенники в надежде на безнаказанность. О кризисе в финансовой системе свидетельствует и статистика: к январю 1942 года по Союзу действовали 21 406 сберегательных касс – в два раза меньше, чем накануне войны. И в каждом отделении ощущался кадровый дефицит. Именно там, в условиях военной неразберихи, совершались экономические преступления… Вся ответственность легла на ОБХСС.

Красная Армия отступала, враг приближался к столице. А тут ещё и подрывалось доверие к банковской системе страны. По Москве пошли панические слухи… В таком деле промедление смерти подобно, а ошибки стоят дорого. Сотрудники БХСС под руководством Эммануила Вейсмана как по нотам разыграли продуманную операцию. Оперативники встречали мошенников практически везде, где те могли появиться. В каждой московской сберкассе в засаде дежурил человек в штатском. Людей не хватало, но ради столь важного дела пришлось мобилизовать все силы, включая необстрелянных новичков. Первую цепочку хищений в сберкассах удалось пресечь оперативно – до наступления нового 1941 года. Но внимание сотрудников отдела БХСС было направлено в первую очередь все-таки на стратегически важные склады, на регулярную скрупулезную проверку сберкасс не хватало времени и людей.

С первых недель войны советские люди помогали фронту, выплачивая военный налог. Кроме того, тысячи людей в обязательном порядке подписывались на военные займы и билеты денежно-вещевой лотереи. В каждом тираже четырех выпусков лотереи военного времени разыгрывались денежные призы и ценные вещи – например, серебряные часы или отрезы шерстяных тканей. Но еще в 1943 году выяснилось, что не все счастливцы получают свои выигрыши. Бывало так: кассир, проверяя билеты лотереи, менял счастливый билет на «несчастливый», а выигрыш присваивал.

На остром дефиците военного времени особо ретивые дельцы быстро сколачивали головокружительные состояния. Но мало кто ушел безнаказанным. Соблазн быстрой наживы заставлял спекулянтов идти на риск. Несмотря на строгий режим военного времени, в Москву наведывались «гастролёры» из восточных (не захваченных военной разрухой) областей с дефицитным продовольствием «на продажу». Нередко им удавалось подкупать работников складов и магазинов, они скупали «на корню» дефицитные товар и выбрасывали его на рынок по удвоенной цене. Риск, но и доход немалый! ОБХСС ответил жёстко: на крупных железнодорожных узлах были созданы оперативные заслоны, группы и посты, которые задерживали мошенников и спекулянтов.

Громилов говорил о военном времени: «Методы прямого расхищения товаров в основном сменились методами разбазаривания товаров». Что это означает? Преступления становились изощрённее. Люди, имевшие доступ к дефицитным продуктам, присваивали их косвенными путями. В первую очередь – через снабжение родственников и сообщников «по блату».

За годы войны у преступников были конфискованы ценности на сумму около 180 миллиардов рублей. Несмотря на девальвацию рубля в те годы, это грандиозная сумма. Всё шло в фонд обороны. Это – самолёты и танки, это – сапоги и полушубки для армии. Трудно переоценить эту деятельность: ведь в годы Великой Отечественной Советский Союза потерял примерно треть национального достояния.

Особая специфика была у «предпринимателей» блокадного Ленинграда. Трагедией, роковой трагедией города в первую военную зиму была острая нехватка продовольствия. Этим вовсю пользовались те, кто по долгу службы был связан с продажей, хранением и распределением продуктов питания, а также продовольственных карточек. Нередко эти люди выказывали чудеса изворотливости. Но в любом случае их деятельность была юридически противозаконна, а в моральном отношении – просто отвратительна. Ведь блокадный бизнес делался на величайшей в отечественной истории гуманитарной катастрофе.

Основной способ обогащения блокадных дельцов состоял в спекуляции продуктами, достававшимися через работников магазинов, столовых и продовольственных складов. Иногда в нелегальной схеме задействовалась подпольная типография, в которой благодаря нелегально добытым литерам и бумаге печатались «левые» карточки. Затем продукты сбывались на стихийно возникших многочисленных толкучих рынках. Характерно, что деньги в блокадном Ленинграде потеряли ценность, какие уж тут деньги. На толкучках обмен шел напрямую – продукты на драгоценности, антиквариат и меха. Наживавшиеся на незаконном обороте продовольствия дельцы, похоже, не верили в то, что город устоит, и готовились к смене власти, запасаясь «вечными» ценностями в виде золотых монет, картин и бронзовых безделушек.

Но были среди дельцов и такие, которые вместо того, чтобы наживаться на горе горожан, воруя дефицитное продовольствие, во многом содействовали снабжению Ленинграда. Так, некто Каждан, являвшийся агентом по снабжению восстановительного поезда № 301, по роду деятельности часто выезжал в Ташкент. Там он наладил связи с сотрудником внешнеторговой фирмы, закупавшей продовольствие в Афганистане. Каждан организовал закупку высококачественного риса, который нелегально отправлял в Ленинград. На Мальцевском рынке он распределялся между перекупщиками, работавшими на толкучках, и расходился среди горожан. По сути, предприимчивый Каждан и его сообщники содействовали снабжению Ленинграда, привозя в город дополнительное продовольствие. Однако их постигла та же судьба, что и самых бессовестных спекулянтов, – высшая мера наказания.

…Те, кто выжил в эти годы, получили бесценный опыт, стали профессионалами высочайшей пробы. Они станут лучшими начальниками и наставниками для послевоенных кадров милиции. В то же время, после войны в органы пришло немало бывших фронтовиков – людей особой хватки, особой чести. Они быстро учились, вникая в тонкости бухгалтерского учёта или производственных технологий и были готовы к новым вызовам времени. Послевоенного. Но военный опыт получили и преступники, в том числе – потенциальные. С ними чекистам и милиционерам предстояло сразиться.

ФАКТ!

В 1946-м году в Москве были арестованы три спекулянта-валютчика. Обычное дело. Но масштаб наворованного впечатлял даже опытных сотрудников ОБХСС. При аресте у них изъяли 2 656 000 рублей наличными, а также бриллиантов и золотых изделий на сумму 454 000 рублей и 1200 рублей «царским» золотом. На простых спекуляциях такой капитал не соберёшь… Расследование показало, что эти граждане во время войны оказались в эвакуации, в солнечном Ташкенте. Про столицу Узбекистана в те годы говорили: «Ташкент – город хлебный». Но средства гигиены в годы войны там были острейшим дефицитом. И предприимчивые подельники организовали подпольную артель по изготовлению хозяйственного мыла. Мыло улетало по завышенным ценам как горячие пирожки… Вырученные деньги артельщики вкладывали в золото, бриллианты и валюту. Иногда приторговывали и тем, и другим, и третьим, преумножая капиталы. Переезд в Москву потребовал от них особой ловкости. Ценности преступники отправили по железной дороге багажом. В двух чемоданах из Ташкента в Москву направился миллион рублей – разумеется, под вымышленные фамилии отправителя и получателя. В третьем чемодане на другую фамилию – ещё почти полтора миллиона. В четвёртом – золото и инвалюта. По золотым и валютным делах они были тесно связаны со спекулянтским подпольем. По их показаниям удалось арестовать целый выводок спекулянтов-валютчиков – 32 человека! У них было изъято 9 831 000 рублей наличными, 22 000 рублей золотом, 5 килограммов золота в слитках, а также ювелирных изделий и иностранной валюты на четыре миллиона рублей. Вот такие состояния удавалось сколотить в голодные военные годы отдельным предприимчивым гражданам с преступными наклонностями. В народе говорили: «На беде наживаются». Но есть и другая поговорка: «Сколько верёвочке ни виться, а конец будет!».

«Хлебная мафия»

Весной 1943 года оперуполномоченному ОБХСС Главного управления милиции НКВД СССР лейтенанту Федору Невзорову поручили плотно заняться центральным аппаратом и организациями Наркомата пищевой промышленности СССР. Направляя Невзорова на этот участок «фронта», начальство сразу предупредило: работы впереди непочатый край. В годы войны даже самый заурядный хлебокомбинат становился объектом стратегической важности. А таких комбинатов и предприятий в системе Наркомата пищевой промышленности были сотни. В условиях голодного военного времени продукция этих предприятий тут же становилась предметом повышенного интереса воров и спекулянтов. Поэтому руководство ОБХСС предупредило Невзорова, что ему придется иметь дело с матерыми преступниками, изрядно поднаторевшими в криминальном ремесле. Так оно и получилось.

Алгоритм хозяйственной преступности тех лет достаточно прост. Отдельные несознательные граждане, используя доступ к кормушке, совершали хищения дефицитных товаров или сырья, а затем через знакомых торгашей продавали все это на черном рынке. В годы войны у спекулянтов можно было купить абсолютно все: начиная от буханки хлеба и заканчивая золотом и антиквариатом. Предприимчивые граждане во время всеобщей нищеты и тотального дефицита умудрялись делать гигантские состояния. Вот уж воистину кому война, а кому мать родна, как гласит известная поговорка.

Одно из первых серьезных дел военной поры, которое довелось распутывать молодому оперативнику Невзорову – хищения на московской табачной фабрике «Дукат». Табак в годы войны относился к разряду супердефицитных товаров. На черном рынке за пачку папирос спекулянты просили бешеные деньги. Неудивительно, что примерно в 1942 году группа работников фабрики организовали масштабные хищения табака, который тут же уходил на черный рынок. А чтобы скрыть хищения, аферисты придумали простой, но вполне эффективный способ: оформлять хороший табак как не пригодный для употребления. Поскольку при производстве папирос часть табачного сырья уходит в отходы, мошенники искусственно завышали процент отходов и аккуратно фиксировали это в бумагах. В результате за один только 1943 год с фабрики «Дукат» было похищено табака на общую сумму в сто тысяч рублей.

В начале 1944 года сотрудники БХСС арестовали несколько работников фабрики, причастных к хищениям, а также их подельников, продававших похищенный товар на черном рынке. Заправлял торгашами некто Мирзоев, крупный делец, имевший обширные связи в Москве и считавший себя неуязвимым для правоохранительных органов. Впрочем, оказавшись в кабинете на Петровке, 38, Мирзоев понял, что все его могучие связи не помогут, и начал активно сотрудничать со следствием. В результате с помощью Мирзоева удалось вычислить всех участников табачной аферы. По делу тогда проходили в общей сложности 12 человек.

Не успели Невзоров и его коллеги завершить «табачное» дело, как пришлось подключаться к другому – «бельевому». Суть его заключалась в следующем. По существующим санитарным нормам, все работники пищевой промышленности обязаны носить специальные халаты и костюмы. Шили эти халаты предприятия Московской межобластной конторы, а также артели промышленной кооперации, заключавшие с конторой соответствующие договора. И вот начальник отдела сбыта Московской межобластной конторы некто Тавшунский придумал, как подзаработать на халатиках. Он договорился с руководителями артелей, чтобы те изготавливали одежду малых размеров. Таким образом, получались отнюдь немалые излишки бельевой ткани, которые прямиком уходили в руки спекулянтов.

Несколько месяцев кряду Федор Невзоров и его коллеги тщательно собирали улики. Чтобы доказать факт обмана, пришлось даже проводить специальные лабораторные исследования, которые установили серьезные нарушения ГОСТа при производстве спецодежды. И когда Тавшунский был арестован, оперативники представили вполне убедительные доказательства его преступной деятельности. Под давлением улик Тавшунский не только сознался в содеянном, но и назвал своих подельников. Выяснились также и масштабы хищений. Почти за два года аферы преступники умыкнули бельевой ткани на общую сумму 180 тысяч рублей. Из них 40 тысяч Тавшунский получил от руководителей артелей в виде взяток. Ровно половину этих денег он передал своему непосредственному начальнику – управляющему Московской межобластной конторой – за молчание.

Но, пожалуй, самой масштабной аферой 1940-х годов стали хищения в системе «Росглавхлеба».

Первые сигналы о том, что на предприятиях «Росглавхлеба» действует преступная группа, в органы БХСС стали поступать еще в конце 1944 года. А уже в январе 1945-го Федор Невзоров с коллегами активно занимался этим делом. С самого начала стало понятно, что одной головной конторой «Росглавхлеба» дело не ограничивается и что в махинациях задействованы работники хлебокомбинатов из многих регионов страны. А вскоре удалось выяснить и схему афер.

В систему «Росглавхлеба» входили десятки региональных трестов хлебопекарной промышленности. Некоторые из них получали сырье для производства хлебобулочных изделий – сахар, муку, масло, мясные и молочные консервы – из Москвы. Распределением этих супердефицитных продуктов занимались товарищи из отдела снабжения и сбыта «Росглавхлеба». И вот ушлые столичные снабженцы договорились с директорами трестов о том, что часть отгруженного им сырья те не будут задействовать при производстве хлебобулочной продукции. А чтобы у контролирующих органов не возникали ненужные вопросы, была придумана целая система бумажных махинаций, самой распространенной из которых были коммерческие акты об утрате груза в пути. К сожалению, в военные годы такие случаи действительно имели место: эшелоны могли угодить под бомбежку, содержимое вагонов иногда похищали во время длительного стояния на станциях, а бывало, что продукты просто-напросто портились в пути.

В ходе следствия было установлено, что таким образом за два года жулики из «Росглавхлеба» умудрились похитить продуктов на общую сумму один миллион 139 тысяч рублей. Одного только сахара преступники умыкнули свыше полутора тонн, а кроме того – почти тонну первосортной муки, 670 килограммов сахарина, три центнера изюма, полторы тысячи банок сгущенного молока и много других дефицитных продуктов.

Для сравнения отметим, что производство одного пистолета-пулемета системы Шпагина (ППШ) обходилось казне примерно в 500 рублей по ценам 1941 года. Винтовка Мосина стоила 163 рубля, а ручной пулемет Дегтярева – 787 рублей. Таким образом, на денежки, похищенные аферистами из «Росглавхлеба», можно было вооружить целую стрелковую дивизию!

Но больше всего оперативников БХСС удивил размах, с которым действовали преступники. Оказалось, что в махинациях так или иначе принимали участие сотни человек по всей стране. В их числе оказались управляющие трестами, руководители хлебобулочных комбинатов, простые экспедиторы и водители. Естественно, «мозг» преступного синдиката находился в Москве. Это – директор Московской базы «Росглавхлеба» некто Бухман, главный бухгалтер Розенбаум и, конечно же, начальник отдела снабжения и сбыта «Росглавхлеба» Исаев. Именно Исаев придумывал преступные схемы, он же контролировал поставки и договаривался с коллегами из регионов. Так, например, по личной договоренности Исаева и представителя Ростовского областного треста хлебопекарной промышленности Лейдермана в конце 1944 года в Ростов ушло продовольственных товаров на общую сумму 123 тысячи рублей. Однако до ростовских пекарей эти товары так и не дошли. Значительная их часть была продана на черном рынке, а вырученные деньги осели в карманах Исаева, Лейдермана и главбуха Розенбаума.

Аналогичные контакты Исаев наладил и с другими региональными предприятиями отрасли. На Исаева работали представители хлебобулочной промышленности в Архангельской, Оренбургской, Брянской областях, а также в Алтайском крае и Татарской АССР. Чтобы выявить преступные связи, сотрудникам БХСС пришлось неоднократно выезжать в служебные командировки и вместе с коллегами на местах проводить оперативно-розыскные мероприятия. Впервые оперативники столкнулись с разветвленным и хорошо организованным преступным сообществом. И хотя такого термина в лексиконе советских блюстителей порядка не существовало, между собой оперативники, распутывавшие это дело, называли его фигурантов «хлебной мафией».

Как и подобает «крестному отцу» мафии, Исаев жил на широкую ногу и буквально купался в роскоши. На своей даче в Подмосковье он устроил настоящий склад продовольственных товаров. Сотрудникам БХСС потребовалось немало времени, чтобы описать сотни бутылок дорогого вина, банок с консервами, мешки с сахарным песком на общую сумму в сто тысяч рублей. И все это в голодное военное время, когда, по меткому выражению Глеба Жеглова, «страна последнюю краюху фронту отдавала»! Еще сто тысяч рублей значилось на счетах Исаева в сберегательном банке.

Не отставали и подельники. Представитель Оренбургского треста некто Спевак похитил продуктов на общую сумму 96 тысяч рублей, управляющий Архангельским трестом Фролов – на 66 тысяч. Татарские коллеги обманули государство на 183 тысячи. На этом фоне нетрудовые доходы главного инженера Алтайского треста Далевского оказались более чем скромными: его вклад в дело расхищения социалистической собственности составил всего 10 тысяч рублей.

Каждую удачно проведенную сделку Исаев с подельниками отмечали кутежами, в которых принимали участие лучшие московские проститутки того времени. Причем, все эти оргии происходили на даче Исаева в присутствии его жены. В конце концов, она не выдержала и повесилась. Чтобы скрыть этот факт, Исаев не без помощи взяток оформил самоубийство жены как смерть от сердечного приступа.

Следствие по делу Исаева и его компаньонов продолжалось четыре года, и было окончено уже после войны, в 1949 году. По всем статьям главным фигурантам «хлебного дела» светила высшая мера наказания, но к тому времени смертная казнь в СССР была отменена. В итоге Московский городской суд приговорил Исаева к 25 годам лагерей. Бухман, Розенбаум, Лейдерман и другие участники афер отделались десятилетними сроками лишения свободы.

Конкуренты Гознака

29 декабря 1944-го. Москва. Один из стихийных рынков в центре города. Шла бойкая торговля всякой всячиной. К продавщице бубликов подошел немолодой мужчина. Приценился, взял сразу десять штук. Получил сдачу со 100-рублевой банкноты и быстро пошел прочь. Торговка машинально сунула купюру в карман, а когда через секунду посмотрела на свои руки, сильно удивилась: пальцы стали черными. Вытащила банкноту обратно и удивилась еще больше: портрет Ленина расплывался на глазах! Банкнота оказалась фальшивкой.

Продавщица стала громко кричать и бросилась за мошенником. Далеко уйти он не успел, да и прохожие, услышав истеричный крик женщины, бросились ей на подмогу. Вскоре незадачливый покупатель оказался в отделении милиции. А еще через полчаса с ним плотно работали сотрудники отдела БХСС.

Задержанный оказался бухгалтером одного из столичных учреждений Борисом Петровым. А в кармане у него обнаружились сразу несколько фальшивок. Все они были выполнены весьма примитивно: сначала при помощи копировальной бумаги нарисованы контуры, а затем раскрашены акварельными красками. Надписи на банкнотах и овал ленинского лица вообще были обведены обычной тушью. Естественно, все это расплылось при первом же соприкосновении с влажными руками торговки.

Задержанный Петров отпираться не стал и поведал оперативникам свою историю. По его словам, он взял в свою семью приемного сына, родители мальчика, очевидно, погибли на фронте. Скромного жалованья простого клерка мужчине с трудом хватало на пропитание своей семьи, а тут еще один ребенок. Вот и пришлось пойти на обман…

Таких жалостливых историй оперативники БХСС в 1940-ые годы наслушались немало. С началом войны количество преступлений, связанных с подделкой денег, резко возросло. Впрочем, большинство фальшивомонетчиков военной поры – это случайные люди, и если б не крайняя нужда, никто из них не отважился бы на преступный промысел. Однако встречались и исключения.

Самыми искусными фальшивомонетчиками военной поры считаются братья Лопуховы. У себя дома они наладили производство поддельных купюр очень высокого качества. Чтобы вычислить подделку, оперативникам БХСС пришлось обращаться за консультациями к специалистам Гознака. Только после всестороннего изучения фальшивых банкнот в лабораторных условиях эксперты смогли документально доказать факт подделки: настолько тщательно и на высоком профессиональном уровне Лопуховы, не имевшие даже среднего образования, копировали советские червонцы. По законам военного времени братья Лопуховы получили вполне заслуженную «вышку».

Всего же за годы войны органами БХСС было изобличено около ста фальшивомонетчиков.

Впрочем, в военные годы подделывали не только деньги. Большой популярностью у преступников пользовались разнообразные документы, которые давали освобождение от трудовой и воинской повинности, а также продовольственные карточки. К началу 1942 года липовых продуктовых карточек по стране гуляло столько, что правительству пришлось прибегать к чрезвычайным мерам. Именно поэтому каждые две недели в продовольственных карточках что-то меняли: размер шрифта, рисунок, дизайн сеточки. Это помогало быстрее вычислять подделки.

Деньги и ценные бумаги в годы войны подделывали не только преступники – их активно печатали и немцы, а затем запускали в обращение на территории СССР. Цель вполне понятна: подорвать финансово-экономическую мощь Советского Союза. И отчасти фрицам это удалось: несмотря на все усилия власти и самоотверженную работу оперативников БХСС, к концу войны по стране гуляло большое количество фальшивых денег и ценных бумаг.

Так что к девальвации советского рубля приложили руку не только доморощенные фальшивомонетчики, но и нацистская Германия. Неудивительно, что уже вскоре после войны, в 1947 году, в Советском Союзе пришлось проводить денежную реформу. Помимо всего прочего, целью реформы стало изъятие из оборота многочисленных фальшивок, расплодившихся за годы войны.

К слову сказать, пальма первенства в этом вопросе принадлежит отнюдь не нацистам. Задолго до зарождения фашизма в Европе точно такой же трюк с фальшивыми банкнотами проделал французский император Наполеон Бонапарт. Накануне вторжения в Россию Наполеон распорядился напечатать фальшивые русские деньги и ввести их в обращение на территории Российской империи. В короткие сроки в обстановке повышенной секретности в предместье Парижа было налажено изготовление фальшивок, причем в огромных масштабах. В общей сложности было напечатано несколько миллионов русских рублей, что по тем временам считалось суммой почти астрономической. Часть этих денег французы через свою агентуру нелегально провозили в Россию и запускали в оборот. Помогали им в этом еврейские банкиры и ростовщики, проживавшие в Гродненской и Виленской губерниях. Одновременно с распространением фальшивых банкнот на территории Российской империи евреи активно переправляли за кордон – преимущественно в Германию – настоящие золотые рубли. В короткие сроки через границу контрабандно ушли несколько десятков тысяч полновесных российских рублей, что, разумеется, усилило и без того колоссальную военно-экономическую мощь наполеоновской Франции, подмявшей под себя к тому времени почти всю континентальную Европу.

Но и этого Наполеону показалось мало. В обозе наступающей наполеоновской армии ехали экипажи, груженные под завязку фальшивыми российскими купюрами. По некоторым сведениям, таких «спецэкипажей» насчитывалось более тридцати, а общая сумма ввозимых в Россию поддельных денег достигала пяти миллионов рублей. Всю эту денежную массу французы намеревались пустить в обращение на территории России.

И пустили! В течение нескольких лет после Отечественной войны 1812 года в различных уголках России всплывали наполеоновские фальшивки. Их аккуратно изымали из обращения, а чтобы не страдали подданные Империи, Александр I распорядился совершенно бесплатно обменивать фальшивые банкноты на настоящие.

Но вернемся к основной теме нашего повествования.

В годы Великой Отечественной войны по ряду объективных причин резко обесценился рубль. Многие стремились вложить обесценивающиеся деньги в более устойчивые в цене товары. Неудивительно, что большой популярностью в военные годы снова стало пользоваться золото и изделия из него. Так, цена царского золотого червонца за годы войны выросла на черном рынке в десять раз. Скупщики и спекулянты всех мастей устроили настоящую охоту за драгоценными металлами и ювелирными изделиями. В Москву и Ленинград, а также в портовые города Архангельск и Мурманск, куда заходили иностранные суда, устремились жулики со всей страны. Особенно славно поживились дельцы в блокадном Ленинграде, когда умиравшие от голода люди готовы были отдать все что угодно за простую краюху хлеба. За одну только блокадную зиму 1941–1942 годов в городе на Неве аферисты умудрялись делать целые состояния.

В течение 1941–1944 годов сотрудниками БХСС Москвы, Ленинграда и Ташкента было арестовано несколько опасных групп спекулянтов-валютчиков. У них было изъято в общей сложности 40 миллионов рублей, огромное количество золотых царских монет и ювелирных украшений, свыше 80 кг золота в слитках, 384 кг серебра и 1209 золотых часов, а также 32 тысячи долларов США. Все эти деньги и ценности пошли в фонд обороны. Можно себе представить, сколько оружия и амуниции для действующей армии было изготовлено на средства, изъятые у валютных спекулянтов, если учесть, что одна гаубица, например, стоила примерно 30 тысяч рублей. А всего в фонд обороны и в фонд Красной армии за годы войны поступило, в том числе и благодаря стараниям милиции, более 16 миллиардов рублей наличных денег и большое количество драгоценностей. Это примерно пять процентов всех военных расходов СССР в период с 1941 по 1945 год.

Неслучайно все сотрудники БХСС, участвовавшие в раскрытии валютных махинаций, были награждены ценными подарками и денежными премиями. Их вклад в Великую Победу невозможно переоценить.

Стекольный бой

В тяжелое военное и послевоенное время власть, несмотря на объективные трудности, старалась хоть как-то облегчить жизнь простым гражданам страны. Еще в годы войны была разрешена коммерческая торговля, власти закрывали глаза на существование черного рынка, в крупных городах открывались специализированные магазины, где можно было купить продукты без карточек. Так, например, в Москве уже в феврале 1942 года на всех девяти железнодорожных вокзалах открылись рестораны первого класса. В любое время дня там кормили завтраками, обедами и ужинами по коммерческим ценам. Наличие карточек при этом не требовалось. Цены на еду в московских кафе и ресторанах устанавливались Наркоматом торговли СССР.

В январе 1944 года открылись «Астория», «Аврора» и еще несколько коммерческих ресторанов. Цены в коммерческих ресторанах Москвы были заоблачными. В среднем обед стоил пятьсот-шестьсот рублей, что равнялось месячному окладу простого рабочего. Поэтому рабочих в коммерческих кабаках не наблюдалось. Основной контингент – это офицеры Красной армии, приезжавшие в Москву на побывку с фронта, творческая интеллигенция, иностранные дипломаты и журналисты, а также столичные барыги и воры, сколотившие в годы войны немалые состояния.

В апреле того же года в городе появились двадцать ночных ресторанов. Они работали до пяти часов утра, всю ночь там играл оркестр, и выступали артисты.

Кроме того, весной 1944 года в Москве были открыты восемь гастрономов, а также два мясных, два рыбных, один кондитерский, чайный, табачный и винный магазины. Торговали в них без карточек. Цены были выше, чем в обычной розничной торговле. Но для некоторых категорий граждан были установлены скидки.

А в 1947 году правительство разрешило Министерству пищевой промышленности открывать в крупных городах Союза ССР фирменные магазины. В короткие сроки территория страны покрылась сетью фирменных торговых точек, где можно было приобрести любой дефицитный товар, произведенный предприятиями Минпищепрома СССР. По замыслу организаторов этого проекта, фирменные магазины должны стать пионерами в деле цивилизованного обслуживания населения. Предполагалось, что постепенно до уровня фирменных магазинов удастся подтянуть и всю отечественную торговлю.

И действительно, в первые магазины фирменной торговли народ приходил, как в музей. Красивый интерьер, изящно разложенный на прилавках товар, вежливые продавцы – все это казалось для наших не шибко избалованных граждан каким-то заморским чудом. А самое главное – изобилие продуктов. Люди, привыкшие за годы войны к строжайшему лимиту, теперь могли свободно приобретать столько продуктов, сколько позволяли их кошельки.

Однако нововведение понравилось не всем. Теневые дельцы и спекулянты, вольготно чувствовавшие себя в голодные военные годы, восприняли появление фирменной торговли как покушение на их личное благополучие. Если раньше люди, имевшие доступ к дефицитным товарам, могли распоряжаться ими по своему усмотрению, то теперь эти продукты предписывалось отправлять в фирменную торговую сеть и продавать по государственным ценам. Таким образом, барыги лишились монополии на дефицитные товары, которые раньше прямиком уходили на черный рынок и приносили спекулянтам огромные деньги. Впрочем, выход из создавшегося положения вскоре был найден: бой стеклянной тары.

Говорят, первопроходцем в этом деле стал директор центральной базы «Росглавплодконсерва» некто Еськов. Именно он первым начал составлять фиктивные документы на бой стеклянных банок, в которых продавались плодоовощные консервы, соки и джемы. В каждой партии товара, отгруженного с предприятий «Росглавплодконсерва», непременно обнаруживалась недостача, которая списывалась на порчу груза в пути. На самом деле все эти якобы разбитые банки в целости и сохранности поступали в фирменную торговую сеть, только выручка от этого неучтенного товара оседала в карманах Еськова и его подельников.

Когда оперативники БХСС начали плотно заниматься этим делом, они сразу поняли: поймать жуликов за руку будет весьма проблематично – настолько грамотно с точки зрения бумажной бухгалтерии были организованы масштабные хищения. И действительно, по документам выходило, что вся плодоовощная продукция, произведенная где-нибудь в Молдавии или Грузии, целиком поступает в фирменную торговую сеть – за исключением той ее части, которая была испорчена в пути. Формально уцепиться сыщикам было не за что.

Тогда оперативники решили проверить, сколько товара выставляется непосредственно для продажи в магазинах, и сравнить с теми данными, которые указаны в накладных и прочих документах. Сделать это, не привлекая внимания торгашей, оказалось непросто. Помогли добровольцы из числа простых советских служащих. Именно они сутками напролет наблюдали за тем, как идет торговля, фиксировали количество товара и его ассортимент. В результате этой кропотливой работы удалось вычислить несколько фактов завоза и продажи товара без соответствующей документации. Это и были те самые якобы битые банки с консервами, которые числились по бумагам как безвозвратно утерянные в процессе транспортировки.

На основании полученных фактов сыщики, работавшие по «консервному делу», запросили у руководства УБХСС санкцию на задержание всех причастных к махинациям торгашей. Вместе с Еськовым их набралось 17 человек. За хищения в особо крупном размере (более 50 тысяч рублей по ценам 1947 года) Еськов и его подельники получили длительные сроки лишения свободы.

Аналогичным методом орудовали и дельцы, имевшие доступ к парфюмерной продукции. В те годы производство парфюмерии и косметики относилось к ведению Министерства пищевой промышленности СССР. В послевоенное время спрос на эти товары был огромен, купить приличные духи можно было исключительно на черном рынке за бешеные деньги. И вот в конце 1940-х в Москве, Ленинграде, Одессе, Кишиневе и ряде других городов страны появились фирменные магазины «Главпарфюмерии». Это стало настоящим подарком для миллионов женщин, да и мужчин тоже. Но одновременно – и дополнительной головной болью для сотрудников БХСС.

Первые сигналы о том, что в фирменные магазины завозят неучтенную парфюмерию, стали поступать уже в том же 1949 году. Причем, одновременно в поле зрения правоохранительных органов попали сразу несколько магазинов, находившихся в разных городах страны. Изучив ситуацию, оперативники БХСС сделали вывод: преступники действуют не сами по себе, их действия координируются из единого центра. Путем нехитрых логических умозаключений сыщики вышли на начальника отдела сбыта «Главпарфюмерии» с красноречивой фамилией Раздобудько.

Этот Раздобудько действительно мог раздобыть все что угодно. Его квартира в Москве напоминала склад готовой продукции, где можно было найти любой даже самый дефицитный товар. Но самое главное – именно Раздобудько поставил на поток битье стеклянной тары, в которой продавались духи и одеколоны. Битье, разумеется, исключительно на бумаге.

Так, в июне 1949 года Раздобудько вместе с подельником списал как бой флаконов пять ящиков одеколона. Прибыль аферистов составила 3500 рублей.

В октябре 1950 года Раздобудько составил фиктивный акт о том, что часть продукции одного из предприятий «Главпарфюмерии» бракованная и подлежит уничтожению. На самом деле несколько тысяч флакончиков с духами ушли в фирменную торговую сеть. А Раздобудько с коллегами заработали на этой операции 10 тысяч целковых.

В том же году во время служебной командировки в Кишинев Раздобудько по просьбе работника треста «Молдавэфирмасло» Глантмахера завысил сумму продукции, подлежавшей списанию как брак, на 16 тысяч рублей. За эту услугу Глантмахер лично передал Раздобудько 6 тысяч рублей в виде взятки. Впрочем, и сам не остался в убытке, присвоив на этой сделке, по меньшей мере, 9 тысяч целковых.

Таких эпизодов оперативники БХСС «нарыли» не один десяток. Все они были аккуратно зафиксированы и предстали в качестве доказательной базы на суде. Весной 1951 года Московский городской суд приговорил бывшего начальника отдела сбыта «Главпарфюмерии» Раздобудько к 20 годам лишения свободы с конфискацией имущества, нажитого преступным путем. В доход государства тогда ушло свыше 40 тысяч рублей.

Дело виноделов

Весной 1951 года в столичных ресторанах стали замечать шумную компанию гостей из южных республик СССР. Несколько человек в течение месяца регулярно наведывались в самые крутые московские кабаки, подолгу сидели, заказывали дорогие блюда и напитки – в общем, сорили деньгами. Как выяснилось, гости приехали в Москву из солнечной Грузии и проживали в одной из столичных гостиниц. Многие были ранее судимы, и абсолютно все имели самое непосредственное отношение к виноделию.

Появление южан в Белокаменной совпало по времени с оперативной информацией, поступившей в органы БХСС, о злоупотреблениях в системе винодельческой промышленности. Проверить информацию руководство поручило Федору Невзорову, опытному оперативнику, за плечами которого к тому времени уже было несколько серьезных дел о хищениях в хлебобулочной и табачной отраслях. Как вспоминал впоследствии сам Невзоров, он с азартом окунулся в эту новую для себя тему, несколько дней не вылезал из Ленинской библиотеки, изучал специальную литературу по виноделию, подолгу беседовал с экспертами, лично познакомился с процессом производства вина на московских винзаводах.

Довольно быстро оперативник выяснил, где и как злоумышленники могли создавать неучтенные излишки продукции, чтобы затем продавать их через знакомых торгашей. Самый простой способ – разбавить уже готовое вино водой. Можно было также добавить в более дорогие крепленые вина дешевое вино или банально переклеить этикетки на бутылках. Но были и более изощренные способы обмана, и с одним из них вскоре Невзоров столкнется лично.

А пока, поднаторев в постижении винодельческих технологий, оперативник решил внимательнее приглядеться к компании южан, кутивших в московских ресторанах. Что это? Банальные пьянки? Людям некуда деньги девать? Интуиция подсказывала: гости не просто так проводят время, они явно чего-то ждут. И действительно, как раз в это время, весной 1951-го, Министерство пищевой промышленности Союза ССР намеревалось открыть в различных регионах страны винодельческие предприятия. Спрос на вино в те годы был огромный, винодельческая отрасль, еще не успевшая оправиться после войны, явно не успевала за спросом. На черном рынке стоимость бутылки хорошего вина порой равнялась месячному окладу простого советского служащего. И если в военные и первые послевоенные годы власть закрывала на это глаза, то к началу 1950-х спекулянтам был объявлен беспощадный и решительный бой. А чтобы выбить у них экономическую почву, было решено значительно увеличить объемы производства вина. С этой целью и открывались винзаводы во многих городах Центральной России, Урала и Сибири. Планировалось, что сырье для производства вина будут поставлять совхозы Грузии, Армении и Молдавии.

У каждого завода, в том числе и винного, должен быть директор. Кто займет эту выгодную должность – решал заместитель начальника Главного управления винной промышленности («Главвино») некто Мирзоянц. Именно этого товарища иногда видели в компании шумных гостей столицы. Очевидно, за взятки Мирзоянц назначал на должности директора и главного винодела своих людей. В ожидании выгодного назначения кандидаты и болтались по московским кабакам.

Это предположение вскоре подтвердилось. Через несколько дней один из гостей по фамилии Алабидзе получил назначение в Куйбышев на должность директора вновь открывшегося винного завода. В Куйбышев Алабидзе отправился не один, а в сопровождении группы товарищей грузинской национальности. Все они были прекрасно знакомы между собой, кое-кто еще до войны был замешан в различных махинациях.

В Куйбышев отправился и Федор Невзоров. Быстро наладил взаимодействие с местными оперативниками и специалистами санэпиднадзора. Выяснил, что действительно почти все ключевые должности на винзаводе занимают приезжие граждане. Проживали они на съемных квартирах, в городе многие из них прописаны не были. Зато в лучших ресторанах Куйбышева их видели регулярно: пришельцы всегда были при деньгах и почти ежедневно спускали во время гулянок кругленькие суммы.

Однако каких-либо серьезных улик против Алабидзе и его подельников у оперативников не было. Более того, тщательная проверка документации самого винзавода показала, что все чисто. Санэпиднадзор, как ни старался, тоже не выявил существенных нарушений. Парадоксальная ситуация: все понимали, что на заводе воруют, но как это происходит – внятного ответа не было. Несколько дней и ночей кряду оперативники БХСС ломали голову над этой загадкой. По воспоминаниям Федора Невзорова, соберутся, бывало, вечером в тесном кабинете начальника Куйбышевского отдела БХСС и спорят до утра, выдвигая версии одна фантастичнее другой. Помог, как это часто бывает в оперативно-следственной работе, случай.

Как-то раз Невзоров разговорился с рабочим винзавода. На вопрос оперативника о качестве сырья, поставляемого из Грузии, рабочий рассказал о том, что однажды поднес к стакану, где был виноматериал, зажженную спичку – и содержимое стакана полыхнуло, как спирт.

– Сколько лет работаю в винодельческой отрасли, но такое вижу в первый раз, – изумлялся старый винодел. – Такое впечатление, что в бочках не сырье для вина, а чистый спирт.

Бочки немедленно проверили. Во всех деревянных бочках емкостью 500 литров экспертиза выявила значительное превышение спирта и сахара. Крепость виноматериала вместо положенных 18 градусов достигала 36, а содержание сахара более чем вдвое превышало норму. Стало ясно, что из Грузии приходит полуфабрикат двойной концентрации, хотя в документах, разумеется, это никак не отражалось. А уже в Куйбышеве на винзаводе дельцы разбавляют виноматериал водой, получая с каждого литра сто процентов прибыли.

Если это так, то на сельскохозяйственном предприятии, поставлявшем сырье, должна быть выявлена существенная недостача спирта и сахара. Федор Невзоров срочно вылетел в Грузию. Уже на следующий день вместе с работниками БХСС республики столичный оперативник нагрянул с проверкой в тот совхоз, который поставлял сырье для куйбышевского винзавода. Каково же было удивление Невзорова и его коллег, когда выяснилось: директор совхоза исчез буквально за день до проверки. В неизвестном направлении уехал и главный винодел, прихватив с собой всю документацию и крупную сумму денег из совхозной кассы. Сбежавших граждан немедленно объявили во всесоюзный розыск. А тем временем Невзоров начал инвентаризацию. В ходе проверки специалисты быстро установили недостачу спирта и виноматериалов на сумму свыше миллиона рублей.

Пока Невзоров разбирался с грузинским совхозом, его коллеги в Куйбышеве проводили аналогичную проверку винзавода. Расследование показало: мошенники умудрились изготовить 25 тонн «лишнего» вина. Это примерно 35 тысяч бутылок. Часть из них преступники уже продали.

Алабидзе и компания были немедленно взяты под стражу. На допросах бывший директор признался, что действительно получил свою должность за взятку Мирзоянцу. С этой целью и болтался больше месяца в Москве. По словам Алабидзе, точно так же получили свои должности и другие директора и главные виноделы. В их числе Алабидзе назвал главного винодела Московского винного завода. Так в поле зрения оперативников БХСС попало это крупнейшее предприятие винодельческой отрасли.

И здесь схема махинаций была такой же, как в Куйбышеве. Сырье на завод поступало из Молдавии. Поставляло его винодельческое предприятие, расположенное в Каларашском районе республики. Туда в служебную командировку и вылетел Федор Невзоров. Опыт расследования таких афер у него уже был. Исследовав при помощи экспертов сырье, оперативник установил повышенную концентрацию спирта и сахара…

Главного винодела Московского завода вин арестовали. В тот же день был арестован и Мирзоянц. Его участие в преступлениях было доказано многочисленными свидетельскими показаниями. Из полумиллиона рублей, похищенных жуликами на Московском заводе вин, примерно треть досталась Мирзоянцу в виде взяток – чтобы молчал и покрывал аферистов.

В течение двух последующих лет аналогичные проверки были проведены на всех недавно открытых винзаводах страны. Как выяснилось в ходе проверок, везде орудовали жулики, которых лично назначал на высокие должности Мирзоянц. У преступников было изъято свыше 10 миллионов рублей и большое количество золота и ювелирных украшений.

Дело о масштабных хищениях в системе «Главвино» дошло до высшего руководства страны. По этому поводу в 1952 году Совет министров СССР даже принял специальное постановление. А главный герой дела виноделов – сотрудник БХСС Федор Невзоров – получил за раскрытие этих махинаций нагрудный знак «Заслуженный работник МВД». Награду оперативнику вручал лично министр внутренних дел Союза ССР генерал-полковник Сергей Круглов.

Миллион за «пять минут»