Сон…
Во сне Яна видела жизнь Анны.
Не отрывками, урывками и огрызками, как раньше. Она видела всю картину, и была та печальна.
Аделина Шеллес-Альденская и Петер Воронов породили на свет пятерых дочерей.
Пятерых.
Анна – старшая, потом Мария, или Мими, Лидия – Диди, Александра – Эсси и Зинаида – Нини, для домашних.
Анна и Лидия копии отца. Мария, Александра и Зинаида – матери. Очаровашки. Было на что повестись Петеру. Белокурые волосы, с каким-то инфернальным серебристым отливом, серебристые глаза, словно ртуть… добавьте точеный профиль и хрупкую фигурку.
Мало?
Ах да, еще титул и приданое. И мужчин можно бы штабелями складывать.
Да и у Анны с Лидией внешность была не так чтобы плохой. Лично к своей Яна претензий никогда не имела, а ведь копии, господа, копии!
Каштановые волосы красивого оттенка, карие глаза, ближе к шоколадному тону, этакий горький шоколад, улыбка – и Яна неотразима. А румяные щеки не нуждаются в косметике.
Рядом с Аделиной ее фигура кажется слишком грубой?
Ну так посмотри на остальных!
Ты нормальная живая женщина, а не эльф! Толку-то в той хрупкости? У тебя все пропорционально, есть грудь, есть попа, есть талия… да-да, и искать их не приходится, все четко обозначено. Чуть больше огня в глазах, чуть больше самоуверенности – и Анна была бы неотразима. Но…
Аделина Шеллес-Альденская…
Ей бы мужиком родиться. Вот уж у кого яиц на целое гнездо хватало! Петер рядом с ней терялся, тушевался и выглядел законченным подкаблучником. Ему бы с таким талантом в лавке работать, так нет! На трон пристроили!
Жена быстро уселась на спинку трона, поставила свой каблучок на макушку мужа, и больше он оттуда так и не вылез.
А семья…
Аделины и на семью хватило! С избытком…
Постоянно повторяемое «Дочь моя, вам, конечно, не повезло с внешностью…» могло загнать в депрессию и кого поумнее Анны.
И с внешностью не повезло. И с умом, и с обаянием, и с ловкостью, и с грациозностью… Аделина не давала девчонкам спуску, умело воспитывая в них все возможные комплексы и добавляя парочку неизвестных даже психологам. Еще бы!
Она, такая очаровательная, – и рядом девушки. Мало того что три из них не хуже матери, так ведь моложе! А разве такое может быть?
Дочери – у молодой и очаровательной Аделины? Которую в юности звали «Ледяной фиалкой»? Невыносимо!
Просто невыносимо!!!
Вот и прессовала маменька дочек до такой степени, что те сами себя не помнили. Разве что строем не ходили. Но сидели тихо, лишний раз никуда не вылезали и от мужчин шарахались.
Да, тяжелый случай…
Анна помнила, как за ней попытался ухаживать кузен Мишель. Ага…
Да девчонка так растерялась (ЗА НЕЙ?! УХАЖИВАЮТ?!), что даже мяукнуть не могла в ответ. Стояла колодой, глазами хлопала, какой там слово сказать? Не упасть бы! А там и маменька почуяла неладное. И налетела бодрым крокодилом.
Кузену чуть уши не отгрызли, Анну пилили вдоль и поперек…
Яна, которая видела это во сне, только тихо шипела. Ее б туда! Мигом бы проверили, идет ли к нежному образу Аделины сломанный нос! Дура, дважды и трижды дура! У тебя девки на выданье, их еще с пяти лет сговаривать надо бы! Мужиков-то титулованных на всех не хватает! А ты что?
Занята? Эго чешешь?
Вот и чеши отсюдова!
Хотя… ладно! Не так уж много было желающих породниться. Аделина и ее семейка… сыновей-то у девчонок не будет! Или помрут в младенчестве…
Оригиналов, типа Петера, еще поискать надо – и то днем с фонарем. Вторые-третьи сыновья, а какие они бывают? Ох, не всегда умные…
Русские сказки слышали?
Старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак. Это ж не просто так! Первенцу всегда больше внимания и заботы достается, а к младшему ребенку отношение больше утилитарное. Спокойное даже…
По-разному бывает, но часто такое случается.
На лето Анну вообще сослали в деревню. Ну, это так называлось… миленький дворец на взморье, в глуши, в Эрляндии, вдали от света и балов… там как раз жила мать Петера, вдовствующая императрица Мария. Жила очень скромно и уединенно, потому как впала в глубокий старческий маразм. Поэтому двора при ней не имелось, только несколько придворных дам и лекари. До Анны никому дела не было.
Тишина, тоска, скука…
Оттого Аделина дочь в Эрляндию и отправила. Не умеешь себя в строгости держать? Сиди, пока не научишься! Маменька так и приговорила.
И – зря.
Там-то Анна свою любовь и встретила.
Молодой поручик, высокий блондин, голубые глаза, умение говорить комплименты и великолепно танцевать – что еще нужно для счастья?
Тор Алексеев. Илья Иванович.
Илюшенька…
Дальше – по классике о поручике Ржевском и Наташе Ростовой.
Мадам, разрешите поцеловать вашу ручку… ах, это уже не ручка? Пардон, промахнулся. Исправлюсь.
Так душевно исправился, что к концу лета Анна поняла – она в тягости. И едва не взвыла.
А что делать-то?
Рожать, вестимо…
И тут у поручика поперла карьера. С помощью Анны, конечно, там слово, здесь письмо – и вот он уже не поручик, а штабс-капитан. И капитана вскорости обещали.
Алексеев резко пошел в рост. И беременная великая княжна…
М-да.
Рост?
Разве что под землю. И расти будет трава. Из него.
Молодые люди крепко задумались. Отказываться от княжны Илья не хотел, но… что с ним сделает Петер? Да и Аделина не останется в стороне…
Сожрут!
Они-то хотели сначала дорастить Илью хотя бы до штабс-офицеров, хотя бы до майора, лучше до подполковника, а как тут? Ребенка обратно не запихнешь. Он наружу вылезет.
А еще Анну могли со дня на день призвать обратно во дворец. И вскорости раскрыть. Ладно – первая пара месяцев. Там могут и не заметить ничего. А месяца с третьего становится уже опасно.
Срочно надо было выкинуть что-то, чтобы Анну оставили в Эрляндии. И влюбленные придумали элементарную схему.
Анна написала трогательное письмо отцу, умоляя забрать ее из Эрляндии. Дескать, надоело, умирает от тоски, погибает во цвете лет, вся в слезах, вся в печали…
Петер снизошел и разрешил дочери приехать.
И на первом же балу та произвела фурор.
Ради себя Анна не дернулась бы. Так дальше мать бы ее и топтала. Но ради ребенка? С которым неизвестно что сделают?
Могли и отнять, и отдать на воспитание, и… да, и удавить в том числе. Разные слухи ходили. Младенцы – существа хрупкие, вот так недосмотрят за малышком, а тот и задохнется в колыбельке. И позора нет, ребенка-то нет…
ЕЕ ребенка!
И Анна блистала. Она была великолепна, она сделала все, чтобы затмить Аделину, и ей это удалось. Илюшка во многом поспособствовал. Подговорил своих друзей, знакомых – и Анна ни единого танца не стояла на месте, к ней постоянно подходили, ей говорили комплименты, ей улыбались, ей льстили – и Анна отвечала там же. Светилась от счастья…
Результат?
Гнев матери.
«Вы не умеете вести себя в обществе, дочь моя. До лета вы останетесь в Эрляндии, а дальше будет видно!»
Отец впервые попробовал отстоять дочь – к немалому ужасу последней. Еще бы! Она беременна, и останься при дворе…
Девушка бросилась в ноги Петеру.
Хотела рассказать все – Илья отговорил. Пришлось отцу преподнести другую версию событий. О своей симпатии Анна рассказала, не скрывая. Умолчала о ее последствиях.
Петер задумался. Дочку он любил, но спорить с женой? Страшновато…
Анна предложила сама альтернативный вариант. Она уедет в Эрляндию, а любимый папенька поможет Илюше с карьерой. Может, тогда маменька посмотрит на него более благосклонно?
Отец подумал и согласился.
Анне было восемнадцать лет.
Туда, в Эрляндию, приехала сестра Ильи. Вдовая и бездетная. Старшая сестра.
Лебедева Ирина Ивановна.
Она быстро стала любимой компаньонкой великой княжны, благо штат слуг был невелик, всего восемь человек, не считая приходящих, она принимала роды, и ей же отдали ребенка.
Правда, записали его на Анну.
Воронова Анна Петровна – мать.
Кто догадается, что это
Обошлось это в несколько украшений, которые Анна украла (будем называть вещи своими словами) у матери. И не жалела. Все равно мать, дорвавшись до короны, обвешивалась побрякушками как сорока-маньяк. Она и не помнила всего, что у нее есть, просто ей нравилось, что в гардеробной стоят несколько шкатулок с драгоценностями, ее это радовало. Анна улучила момент и взяла пару колец и заколок попроще.
Малыш, получивший имя Георгий Ильич Воронов, отправился с любящей тетушкой в столицу. Вскоре туда приехала и сама Анна.
Видеться почти не получалось. Разве что мельком, мимоходом, Ирина Ивановна узнавала, куда отправлялась императорская семья, и держалась на пути следования. Пару раз Анне удалось подержать на руках своего сыночка, всего пару раз.
Карьера Ильи шла вверх, он был уже майором, еще немного, и влюбленные могли бы разговаривать с родителями Анны.
Или – не могли?
Яна видела память Анны. Да, для нее Илья был и оставался благородным героем. А для Яны?
Было у девушки подозрение, что предприимчивый тор воспользовался случаем. Понятно, что хлопот с императорской дочкой не оберешься, но он сделал выбор. И получил свой выигрыш.
Ребенок?
Ребенок пристроен, да и не болит у мужчин так душа, как у женщин. Сколько раз бабы на этом попадались? Ах, я беременна, ах, я положу ему на колени дитятко, ах, его сердце обязательно растает… Ага, надейся и жди.
При виде красного орущего червячка в пеленках (еще и гадящего с завидной регулярностью) у мужчины обычно просыпается не любовь, а желание сбежать куда подальше.
К примеру – охотиться на мамонта на крайнем Севере. Или на носорога на крайнем Юге. Это уж потом, когда с ребенком можно будет разговаривать, играть, когда он начнет выдавать что-то осмысленное… Там возможно пробуждение инстинкта. А пока это личинка человека.
Вот и у Ильи никаких восторгов не возникало. Видели-то девушки одними и теми же глазами, а вот истолковывали все по-разному. И Яна в воспоминаниях не заметила у Ильи дикого счастья от отцовства. Скорее, радость, что все так разрешилось.
Да и письма…
Много не напишешь, поэтому Илья писал их на адрес сестры. Ей же Анна отдавала и свои письма. Страстные, горячие, искренние. А вот его…
«Душа моя тоскует в разлуке, как цветок без солнца…»
Сравнения затасканные, фразы избитые… так не пишут любимой. Так пишут лишь бы отписаться. Хотя Яна, может быть, и несправедлива. Может, там действительно любовь.