Помоги проекту - поделись книгой:
Петропавловский лютеранский храм просуществовал до времени правления императора Александра I. Он погиб, как и многие здания города, во время большого московского пожара 1812 года.
И вот в 1818 году близ Покровки, в Старосадском переулке, началась постройка нового храма. Финансировал строительство король Пруссии Фридрих Вильгельм III. И его участие было не случайным. Дело в том, что дочь прусского короля Вильгельма III из династии Гогенцоллернов, принцесса Фpедеpика-Луиза-Шаpлотта-Вильгельмина, вышла замуж на царевича и великого князя Николая Павловича, младшего брата императора Александра I. Лоттхен, как её звали в семье, после замужества в 1817 году стала именоваться великой княгиней Александрой Фёдоровной.
Любезная, веселая, красивая и очень грациозная Александра Фёдоровна стала украшением русского двора. В отличие от супруги Александра I. Император Александр Павлович любил именно с невесткой открывать балы. Брак царевича Николая и принцессы Шарлотты преследовал в первую очередь политические цели: укрепление политического союза России и Пруссии, однако оказался счастливым и многодетным. Юные Николай и Шарлотта считались едва ли не самой красивой парой в Европе и влюбились друг в друга с первого взгляда. Конечно, этот союз «укрепил русско-германскую дружбу», но был со стороны «молодых» совершенно лишён даже намека на прагматизм. Восхищённый красотой и обаянием Александры Фёдоровны, юный Александр Пушкин пленился великой княгиней и оставался почитателем «А.Ф.» всю жизнь.
Когда в 1818 году Александра Фёдоровна рожала своего первенца, свекровь направила её в Москву. Это рассматривалось как знак того, что ожидается появление на свет не просто члена императорской семьи, но, возможно, будущего государя. С немецкой аккуратностью Александра Фёдоровна «не подвела» и родила сына Александра, будущего Александра II. Николай I окружал Александру Фёдоровну вниманием и любовью, создав настоящий культ «белой дамы» (символом императрицы была белая роза). Ей посвящена строка Василия Андреевича Жуковского «Гений чистой красоты», повторенная затем Александром Сергеевичем Пушкиным.
Фридрих Вильгельм III был добрым и искренне верующим человеком. И церковь в Москве была своего рода подарком новой родине любимой дочери и внуку. Правда, в подарке финансово участвовал и российский император.
18 августа 1819 года церковь Петра и Павла в Старосадском переулке освятили.
Приход Петра и Павла был крупнейшим среди протестантских приходов Москвы.
В 1837 году в кирхе впервые зазвучал орган немецкой фирмы «Э.Ф. Валькер». В мае 1848 года здесь дал органный концерт приехавший на гастроли в Россию Ференц Лист.
В середине XIX века было принято решение о реконструкции храма. Проект в неоготическом стиле разработал архитектор Александр Адольфович Мейнгард. Работы завершились в 1862 году. На следующий год на башню был поднят колокол. Колокол был подарен кирхе императором Германии, кайзером Вильгельмом I, сыном Фридриха Вильгельма III и братом скончавшейся вдовствующей императрицы Александры Фёдоровны.
К концу XIX века община значительно увеличилась. В неё входили немцы, латыши, эстонцы, финны и шведы. Богослужения теперь совершались не только на немецком, но также на латышском и эстонском языках. Тогда и встал вопрос о перестройке церкви с целью её расширения.
В 1903 году началось строительстве церкви, рассчитанной на 1700 мест. Проект был разработан архитектором Виктором Александровичем Коссовым. Виктор Александрович был одним из проектировщиков храма Христа Спасителя. Строительством храма руководил инженер Артур Фердинандович Лолейт. Артур Фердинандович был одним из пионеров внедрения железобетона в строительстве.
Освящение церкви как кафедрального собора Московского Консисториального округа состоялось в декабре 1905 года.
Особенно славился своей акустикой зал новой кирхи. В нём выступали известные московские и иностранные исполнители.
После переноса столицы из Петрограда в Москву кафедральный собор стал главным лютеранским собором всей России, а затем Советского Союза. В ноябре 1936 года все члены церковного совета были арестованы и расстреляны, а службы прекращены. На этом существование общины прекратилось.
Здание было переоборудовано под кинотеатр «Арктика», а затем передано студии «Диафильм». В 1992 году в ещё не покинутой студией кирхе начались богослужения. Окончательно студия освободила храм в 1997 году. Затем началась реставрация колокольни и часовни собора, которые построил знаменитый архитектор эпохи модерна Фёдор Осипович Шехтель.
После закрытия кирхи в 1936 году знаменитый церковный орган, лучший концертный инструмент Москвы, был вывезен в Новосибирск, где был частично пущен на металлолом, частично – на декорации в оперный театр города.
Орган, установленный сегодня напротив алтарной части собора, построен предприятием Вильгельма Зауэра – одной из крупнейших органостроительных фирм Германии. Но изначально инструмент был установлен в московской лютеранской кирхе Святого Михаила. После её закрытия в 1928 году орган был перенесён в Первый московский крематорий. В 1996 году постановлением правительства Москвы этот старейший в Москве орган и был передан приходу лютеранской кирхи Петра и Павла.
И «король инструментов», равный по звуковому объёму симфоническому оркестру, вновь зазвучал во всю мощь своих регистров в одном из старейших лютеранских приходов в России.Усадьба Салтыкова – Черткова
Его считают истинным аристократом в ряду московских особняков. И прежде всего потому, что это единственное сохранившееся в городе светское здание в стиле классического барокко. Конечно, в столице есть и другие барочные строения, но все они – образцы так называемого нарышкинского барокко. В нарышкинском барокко пышные декоративные элементы, присущие дворцовой архитектуре, своеобразно сочетаются с традиционными русскими формами. Но он достаточно далеко отошёл от европейского прочтения барокко. Таким образом, дом Салтыкова – Черткова на Мясницкой улице, по сути, является уникальным примером западноевропейской постройки.
Первоначально на месте дома Салтыкова – Черткова стояли деревянные палаты, где в XVII веке поселились касимовские царевичи, потомки ханов Золотой Орды, перешедшие на службу к великому князю московскому. В конце XVII века, при последнем из ордынских наследников, здесь были отстроены уже каменные палаты.
После царевича домом завладел потомок Рюриковичей – князь Алексей Григорьевич Долгорукий. Воспитатель великого князя Петра Алексеевича, будущего Петра II, он сумел сосватать свою дочь Екатерину за своего воспитанника, за что был назначен членом Верховного тайного совета. Планы Петра Алексеевича разрушила внезапная смерть Петра II от оспы. А казнь сына Алексея Григорьевича разрушила и жизнь всей семьи. Дом на Мясницкой опустел.
В 1742 году в доме появляется новый хозяин – московский губернатор Николай Петрович Салтыков. До 1831 года в доме, только благодаря случаю не пострадавшем в пожаре 1812 года, жили его потомки.
В 1831 году дом приобретает вышедший в отставку полковник Александр Дмитриевич Чертков.
Александр Дмитриевич получил прекрасное домашнее образование и, пользуясь хорошо подобранной библиотекой деда и отца, с детства интересовался историей России. Участник Отечественной войны 1812 года, он даже в военных походах не расставался с книгами по русской истории. В 1829 году Александр Дмитриевич вышел в отставку и приехал в Москву. И с 1831 года поселился в собственном доме на Мясницкой. Здесь он полностью посвятил себя изучению русской истории.
Ещё во время заграничных поездок он постоянно покупал книги. Библиотека росла быстро, и вскоре появилась необходимость составить каталог, чтобы знать, что есть и что необходимо приобрести. Чертков сам составил и издал описание своей библиотеки – «Всеобщая библиотека России, или Каталог книг для изучения нашего отечества во всех отношениях и подробностях». Кроме рукописей и книг, библиотека пополнялась атласами, планами и видами городов, портретами, эстампами – всем, что имело отношение к русской истории.
Создание уникального книжного собрания стало делом его жизни. Ящики с книгами приходили из Европы до последних дней жизни Александра Дмитриевича. Его библиотеку посещали Александр Сергеевич Пушкин, Василий Андреевич Жуковский, Николай Васильевич Гоголь, актёр Михаил Семёнович Щепкин и многие другие деятели искусства. Пушкину Чертков подарил свою книгу «Воспоминания о Сицилии».
Чертков также принимал у себя композитора Роберта Шумана и его жену, замечательную пианистку Клару Шуман. Кстати, весной 1844 года москвичи впервые приобщились к музыке великого композитора в доме Александра Дмитриевича.
По мнению многих специалистов, из трудов Черткова, посвященных русской истории и археологии, первое место принадлежит, бесспорно, «Описанию древних русских монет». Ведь этот труд положил начало точному, систематическому описанию древних русских монет, дал возможность правильно их систематизировать. До появления этого сочинения в России не было полноценной работы по нумизматике. Как, впрочем, до Черткова в России не существовало и науки нумизматики. Как первый систематический труд по русской нумизматике, «Описание» было удостоено Академий наук полной Демидовской премии. От премии Чертков отказался, передав её в распоряжение академии. Академия напечатала на эти средства Остромирово Евангелие 1056–1057 годов.
Занимаясь исследовательской работой и составлением библиотеки, Александр Дмитриевич успевал уделять внимание и общественной деятельности. Он был председателем Императорского общества истории и древностей Российских, членом Русского археологического общества, действительным членом Императорского московского общества сельского хозяйства, членом попечительного совета заведений общественного призрения в Москве и попечителем работного дома, попечителем временного заведения для праздношатающихся и просящих милостыню в Москве.
Смерть Александра Дмитриевича в 1858 году оставила незавершенными многие труды. Не было выполнено и главное, давнишнее желание Черткова открыть в Москве доступную библиотеку для общественного пользования. Исполняя волю отца, его сын, Григорий Александрович Чертков, в 1859 году пристроил со стороны Фуркасовского переулка новое трёхэтажное здание. Оно было оборудовано всем необходимым для предотвращения гибели библиотеки от пожара.
С 1 января 1863 года первая московская публичная библиотека открыла свои двери на Мясницкой улице. Известно, что один из читателей, граф Лев Николаевич Толстой, в феврале 1864 года подбирал в ней исторические материалы для своего романа «Война и мир».
С 1863 по 1873 год при Чертковской библиотеке издавался журнал «Русский Архив». В 1873 году Григорий Александрович Чертков передает всю библиотеку в ведение города, а городские власти отправляют её в Румянцевский музей. Из Румянцевского музея книги попали в Историческую библиотеку, став её основой.
В 1873 году особняк перешёл к родственнице Черткова – Наталье Алексеевне Гагариной. По проекту архитектора В.И. Соколова дом был частично перестроен.
Тогда же пристройки главного дома стали сдаваться в аренду. В крыле главного здания со стороны Милютинского переулка разместился популярный в Москве магазин семян. Здесь же помещались «Семенное депо» и правление Российского общества любителей садоводства, редакция журнала «Сад и огород».
В 1880 году дом с торгов приобрела московская купчиха, известная благотворительница Клавдия Никоновна Обидина. Книжные и семенные магазины продолжали торговать, а главный корпус сдавался в аренду. Он стал известен не меньше, чем существовавшая здесь Чертковская библиотека. В залах этого особняка в середине 1890‑х годов проходили заседания Московского архитектурного общества. Здесь в январе 1897 года открылась первая архитектурная выставка. В 1899 году в залах особняка разместились Литературно-артистический клуб и Литературно-артистический кружок.
После 1918 года дом Салтыкова – Черткова приспособили под «Клуб красных директоров», затем переименованный последовательно в «Деловой клуб» и в «Московский дом научно-технической пропаганды».
До сего дня в доме, который является незаурядным образцом московской дворянской усадьбы XVII века, сохранились уникальные интерьеры. Залы оформлены в разных стилях. Во всех интерьерах дома отделка строится на сочетании дерева с разнообразной штукатурной декорацией (плафонов, стенных панно). Дух классического барокко продолжает жить в стенах особняка.Дом Петра Петровича Смирнова на Тверском бульваре
Это здание цвета «кофе с молоком» на Тверском бульваре считают самым загадочным творением в стиле модерн. И не зря считают. За его довольно сдержанным фасадом с выносными эркерами, арочными проёмами окон, кованой решёткой балкона скрываются одни из лучших интерьеров Москвы.
Историю этого здания называют типичной для большинства московских особняков. Все они по многу раз передавались из рук в руки, перестраивались и достраивались. Впервые дом на этом участке упоминается в архивах в 1759 году. В квартирной книге Тверской части за 1818 год написано, что главный корпус в целости, двухэтажный флигель выстроен в 1815 году. Среди его владельцев числились конной гвардии ротмистр, камергер, генерал-поручик, коллежский советник, камер-юнкерша, камергер и коллежский советник, потомственный почётный гражданин.
Но всё это продолжалось до 1900 года. Тогда особняк на Тверском приобрёл Пётр Петрович Смирнов. Он был старшим сыном знаменитого «водочного короля» Петра Арсеньевича Смирнова, основателя и директора Высочайше утверждённого «Товарищества Петра Арсеньевича Смирнова», поставщика дворов Его Императорского Величества и Его Императорского Высочества Великого князя Сергея Александровича. Ещё при жизни его имя стало нарицательным, как «ампер» или «вольт».
После смерти Петра Арсеньевича его старший сын Пётр выкупил все доли у своих братьев, учредил Торговый дом «П.А. Смирнов» и стал его директором. Пётр Петрович, помимо руководства производством, был членом Московского совета детских приютов, попечителем Долгоруковского детского приюта, старостой Благовещенского и Верхоспасского соборов Московского Кремля.
Приобрести дом на Тверском бульваре его сподвигла любовь. По сути, это был подарок возлюбленной, затем ставшей женой.
Вскоре Пётр Петрович решает перестроить дом и приглашает одного из самых модных и востребованных зодчих в Москве Фёдора Осиповича Шехтеля. И этот выбор оказался удачным. Ведь разрозненные строения под одним фасадом были собраны в единый ансамбль.
Архитектор не уничтожал то, что было в доме до него, а старался всё переосмыслить. Шехтель удалил ограды, прежде соединявшие правый и левый флигели с главным домом. За счёт этого существенно увеличился объём жилых помещений. Предложенная Шехтелем планировка объединила все помещения в новое пространство, отвечавшее потребностям хозяина. Шехтель не только готовил проект, но и контролировал строительство, сам сдавал объект заказчику.
За два года здание обрело совершенно неузнаваемый внешний вид и волшебное внутреннее убранство.
Шехтель, помимо прочего, предусмотрел в доме автономное паровое отопление, электрические светильники, принудительную вентиляцию танцевального зала, зимний сад, двойное остекление окон и многое другое.
В доме четыре этажа, а не два, как кажется на первый взгляд. Правда, сегодня первый этаж из-за повышения культурного слоя Тверского бульвара на 70 см стал полуподвалом, а четвёртый этаж – мансарда, так искусно надстроена, что на фасаде она не видна и не ухудшила вид дома с улицы.
В 1906 году Пётр Петрович Смирнов сдал свой во многом необыкновенный дом в аренду московскому Дворянскому собранию. Московским дворянам хватало места и для торжественных заседаний, приемов, церемоний, организации роскошных балов, маскарадов. Здесь были открыты уютный ресторан, славившийся разнообразной кухней, и казино.
Пётр Петрович вместе с женой Евгенией Ильиничной переехали в другой особняк.
После того как Петра Петровича не стало, его вдова Евгения Ильинична Смирнова отказалась продлевать аренду Дворянскому собранию. Она решила устроить в особняке на Тверском бульваре общедоступный московский синематограф. Кинематограф, или, как тогда говорили, синематограф, набирал популярность год от года.
Однако проект организации кинотеатра не состоялся. С началом Первой мировой войны вступил в силу «сухой закон», производство алкогольной продукции остановилось. Завод Смирнова перестал выпускать крепкие напитки и стал производить уксус из запасов прокисшего вина и разные морсы. Так что фирма «П.А. Смирнов» реально прекратила своё существование не при большевиках, а гораздо раньше, с первым указом Николая II о запрете крепких напитков.
В начале 1917 года Смирнова выгодно продала привлекательную недвижимость на Тверской в городскую казну. В итоге власти поселили в великолепных залах чиновников Судебного управления.
С приходом к власти большевиков особняк Смирнова (иначе его никогда не называли) не пустовал. Здесь заседал Революционный военный трибунал, а затем сюда перебралась столичная городская прокуратура. Заседания главный прокурор Москвы проводил на втором этаже дома в самом роскошном витражном зале, обшитом морёным дубом, – так называемой Романовской гостиной. Созданный Фёдором Шехтелем полумрак подчеркивает здесь атмосферу эпохи Средневековья. Гостиная до сих пор наполнена многими до конца не разгаданными символическими «штрихами». Например, колонны белого декоративного камина, выложенного изнутри зеленым «кабанчиком», установлены на двух львах, олицетворяющих грозную власть. На фризе над входом в зал аллегорический символ – изображение дракона и собаки, хорошо известное членам масонских лож. В нём зашифровано противостояние двух миров – мистического (дракон) и реального (собака) в вечной битве за душу человека. За время пребывания здесь главного прокурора интерьер пополнился тяжёлой люстрой на золотистых цепях. Она была привезена из Германии в качестве трофея после 1945 года.
В 2006 году в особняке была завершена крупномасштабная реставрация.
Теперь в бывшем особняке Петра Петровича Смирнова можно любоваться анфиладой восьми восстановленных залов на втором этаже. Каждое помещение абсолютно не похоже на предыдущее. Ведь каждое решено в определённом историческом стиле. В каждом сохранилась своя скрытая символика. То есть в доме на Тверском бульваре, 18 легко совершить необыкновенное путешествие не только в пространстве, но и во времени.
Северный парадный вестибюль и лестница сохранены в том виде, какими они были во время постройки этой городской усадьбы в XVIII веке. Парадная лестница расходится на две малые; правая ведет во внутренние помещения, а левая в Готический кабинет. Оригинальные двери, причудливые люстры, портьеры, паркет и дубовые балки на потолке, кажется, хранят суровый дух строгости европейской готики.
После Средневековья Романовской гостиной поражает особый свет Розовой гостиной. Потолок этой комнаты – один из лучших примеров новаторского освещения, которое использовал Шехтель в своих интерьерах. В наше время подобное освещение называется «точечным».
Потолок по краям украшен лепниной с растительными мотивами. Пасторальная тема звучит в интерьере Малой гостиной.
Коварные сирены, нереиды и нимфы и другие многочисленные мифологические морские образы наполняют Большую гостиную времен позднего Ренессанса. Конечно же, ярко и сочно выражена стилистика и в Греческой, и в Египетской гостиных.
Так особняк Петра Смирнова получил новую жизнь. И остался благодаря таланту архитектора одним из самых притягательных и загадочных творений в стиле модерна.Садовое кольцо
Оно разительно отличается от всех предыдущих колец, опоясывающих столицу. И не только своей историей и размерами. Оно впервые включило в свою территорию «страну неведомую». Именно так, «страной неведомой», назвал Замоскворечье великий русский драматург Александр Николаевич Островский в своих «Записках замоскворецкого жителя».
Садовое кольцо, официально именуемое кольцом «Б», – третье по счёту кольцо Москвы. Первоначально это деревянный город, известный в истории Москвы также под названием Скородом. Эта фортификационная система длиной более пятнадцати километров и высотой около пяти метров была выстроена с 1591 по 1592 год, во время правления Фёдора I Ивановича, сына Ивана Грозного. Руководил строительством Борис Фёдорович Годунов, брат жены Фёдора I Ивановича.
Новым кольцом Москва хотела защититься от опустошительных набегов крымско-ногайских орд. Набег стотысячных орд крымского хана Казы II Гирея в 1591 году, который москвичи всё-таки сумели отразить, заставил власть срочно решать вопрос безопасности. Вал, построенный удивительно быстро, всего за год, москвичи называли «Скородомом», хотя его официальное название – Деревянный.
Деревянным вал был назван потому, что поверх земляной насыпи была выстроена дубовая стена высотой около пяти метров. Вдоль стены были сооружены тридцать четыре выездные башни и примерно сто глухих. Снаружи вдоль вала прорыли ров и заполнили его водой. Скородом сыграл-таки свою роль в 1594 году, когда Казы II Гирей предпринял очередной поход под Москву.
В 1611 году деревянные укрепления Скородома были полностью уничтожены пожаром. В это время в Москве было правительство Седьмочисленных бояр, или Семибоярщина. Заниматься восстановлением укреплений у бояр просто не было возможности. А формально правивший в это время царь и великий князь московский Владислав I Сигизмундович (Жигимонтович) за годы своего правления так и не побывал не только в Москве, но и в самой России.
Впервые некоторые укрепления решили восстановить уже при первом Романове, царе Михаиле Фёдоровиче, в 1618 году. Тогда в основном была осуществлена подсыпка вала.
Значительные работы по укреплению были проведены в 1638–1641 годах. Тогда между Яузой и современной Крымской площадью, впереди вала, возвели земляные бастионы. А вместо деревянных Серпуховских и Калужских ворот были построены каменные башни-ворота.
При царе Алексее Михайловиче Романове (Тишайшем) в 1659 году на Земляном валу были построены «острог» и деревянные башни. Острогом тогда называлась деревянная стена из ряда толстых заострённых бревен. Но главным укреплением остался земляной вал. Поэтому и всё кольцо укреплений со второй четверти XVII века стало называться Земляным валом, или Земляным городом, то есть крепостью. Это название было присвоено и части города между современными Бульварным и Садовым кольцами.
Со времени правления Софьи, то есть с 1683 года, у ворот на Земляном валу стали взимать пошлину с привозимых в город на продажу дров, сена и других товаров.
Пётр I в 1722 году устроил по большим дорогам заставы, на которых и стали собирать пошлинный сбор. Но после его смерти взимание пошлин опять стали производить у ворот на Земляном валу.
Только в июле 1727 года Верховный тайный совет издал указ об отмене сбора у городских ворот «для пресечения со стороны сборщиков воровства и притеснения», а сумму, которая получалась от сбора, велел разложить на «питейные кабацкие продажи».
В XVIII веке Москва расширилась до бывших застав, и Земляной вал перестал играть роль укрепления.
В 1775 году, во времена правления Екатерины II, было вдруг решено восстановить земляной вал в прежнем виде. С 1782 по 1784 год часть его была восстановлена, но вскоре была занята строениями.
Точку в существовании Земляного города поставил пожар 1812 года. Именно тогда было решено вал снести, ров засыпать и на всём их протяжении образовать вокруг Москвы улицу.
Интересно, что в 1816 году план улицы был прислан в Москву из Петербурга. После сноса вала и засыпки рва освобождалось пространство шириной более 60 м. Но в Москве посчитали, что при тогдашнем состоянии транспорта такая ширина улицы была излишней. После войны ни городские власти, ни сами домовладельцы не могли позволить себе траты на замощение, освещение и очистку всей территории. Поэтому под мостовую и тротуары отвели лишь двадцать-двадцать пять метров. Остальную часть улицы, то есть по сути, около сорока метров, отдали местным жителям. Но с условием, что напротив каждого двора будет устроен сад с деревьями и цветами. И будет поставлена «приличная» ограда. Все условия были выполнены уже через несколько лет.
Зелень садов с ранней весны до поздней осени скрывала дома. Так что наименование этой кольцевой магистрали Садовой было вполне закономерно.
Но тут возникала проблема. Более чем 15‑километровая длина улицы. Нахождение в разных районах и полицейских частях вызывало естественную путаницу. Тогда было принято решение разделить улицу на двадцать отдельных улиц и площадей. Но, чтобы принадлежность к Садовой «читалась», прибавлять к основному названию Садовая местные названия. Так появилась Садово-Кудринская, Садово-Триумфальная, Садово-Спасская, Садово-Сухаревская улицы.
В восточной и южной половине кольца, где сады с деревьями были устроены позже, улица долго сохраняла, а частью сохраняет и ныне названия валов: Земляной, Коровий, Зацепский, Крымский.
В западной же части кольца в 1820 году посреди улицы были устроены Зубовский и Смоленский бульвары.
Севернее бульваров для торговли были оставлены площади Смоленско-Сенная и Смоленский рынок и плац для Подновинского гулянья. Новинский бульвар на месте плаца появился только в 70‑х годах XIX века.
В других местах Садовую улицу прерывали такие торговые площади, как Угольная, Дровяная Серпуховская, Калужская, Крымская, Зубовская.
В 1870‑х по кольцу Садовой были проложены пути для конки – трамваев на конной тяге. В 1912 году конку сменил электрический трамвай. Маршрут назывался «Б», который в народе именовали «букашкой».
В 1930‑е годы, в соответствии с планом перепланировки Москвы, Садовое кольцо было соединено и заасфальтировано. В 1937 году для расширения проезжей части были снесены все сады. Через Москву-реку были переброшены новые мосты – Крымский и Краснохолмский. Тогда же трамваи линии «Б» сменили троллейбусы. К 1963 году было полностью организовано кольцевое движение.
С 1960‑х годов улицы постепенно превратились в проспекты. На них строились тоннели, развязки, эстакады и подземные переходы.
И с тех пор по ним бесконечным потоком днём и ночью несутся машины. И, кажется, что уже ничто не напоминает о былых временах. Разве что название кольца – Садовое. Но порой в несмолкаемом шелесте колёс можно услышать и шелестящий трепет листвы неповторимых московских садов.Дом Апраксиных – Трубецких («дом-комод»)
Этот дом называют жемчужиной елизаветинского барокко. И, как у всякой драгоценности, у него есть свои легенды, тайны и загадки.
История началась в 1764 году, когда землю на Покровке купил подпоручик лейб-гвардии Измайловского полка граф Матвей Фёдорович Апраксин. Новый покровский землевладелец происходил из очень древнего и именитого рода, давшего России многих замечательных людей. Его отец Фёдор Матвеевич – стольник Петра, легендарный адмирал, глава Адмиралтейского приказа, строивший Азовский флот. После смерти адмирала его сыну Матвею достался большой участок в Петербурге на Фонтанке. Это знаменитый Апраксин двор.
В 1764 году Матвей Апраксин женился на фрейлине Екатерине Ивановне Гендриковой. Тогда-то и купил он просторный земельный участок на Покровке, где решил построить дом. Тот самый, который стоит и поныне.
С возведением этого дома и связана первая загадка. Дело в том, что к этому времени в моду уже вошёл классицизм. Он пришёл на смену барокко, модному во времена императрицы Елизаветы Петровны. А ко времени строительства дома и в Москве, и в Петербурге предпочтение отдавалось классицизму, столь любимому новой императрицей Екатериной II Алексеевной.
Причины столь неожиданного решения вернуться назад, к елизаветинскому барокко, называют разные. Но скорей всего Матвей Апраксин мог просто поступить своевольно, как барин, как и было принято среди многих богатых московских вельмож.
Но, как бы там ни было, а в Москве появилась архитектурная жемчужина – редчайший образец гражданского елизаветинского барокко. Лепнина, раковины, коринфские колонны, богатый декор не мог никого оставить равнодушным. Дом сразу назвали московским Зимним дворцом. Правда, в миниатюре. А затем за причудливую архитектуру и форму он получил и другое прозвище – «дом-комод».
Имя архитектора – вторая загадка дома. Легенды приписывали дом самому Варфоломею Варфоломеевичу Растрелли. Исследователи выражались более осторожно: неизвестный мастер круга Растрелли. Некоторые предлагали имя крепостного графа П.Б. Шереметева Ивана Петровича Аргунова. Ведь Иван Петрович был не только талантливым художником, но и архитектором, принимал участие в строительстве знаменитого дворца-театра в Останкино.
Затем с определенной долей уверенности стали называть Дмитрия Васильевича Ухтомского. Он был главным архитектором Москвы в период правления императрицы Елизаветы Петровны и считается одним из создателей московской архитектурной школы. И что важно – учеником Варфоломея Варфоломеевича Растрелли. Это он, главный мастер московского елизаветинского барокко, построил великолепную колокольню в Троице-Сергиевой лавре, а в Москве – церковь Никиты Мученика в Старой Басманной.
И если принять версию, что архитектором дома Апраксина был Дмитрий Васильевич Ухтомский, то понятно, что это его главное гражданское творение. Он был выстроен в соответствии с законом петровского времени – по «красной линии» улицы, с парадным фасадом, обращённым на Покровку. Возможно, и уже с овальным залом в центре. Позднее там была устроена домовая Благовещенская церковь.
При Апраксине домового храма не было. Матвей Федорович приписался к соседней Воскресенской церкви. С 1769 года имена его и домочадцев появляются в исповедной книге храма.
В 1772 году Апраксины по каким-то неясным обстоятельствам расстались с домом на Покровке. Строение приобрёл лейб-гвардии капитан-поручик князь Дмитрий Юрьевич Трубецкой.
Роскошную усадьбу Апраксиных на Покровке Дмитрий Юрьевич Трубецкой приобрёл на средства, вырученные от продажи кремлевского владения. Это владение Трубецких в центре Кремля существовало с 1612 года. Дмитрий Тимофеевич Трубецкой прославился в Смутное время. В 1611 году вместе с Прокопием Ляпуновым и Иваном Заруцким он собрал первое народное ополчение и участвовал в боях за Москву. В 1612 году вместе со вторым ополчением освобождал столицу от наёмников, за что получил титул «Спаситель Отечества». Трубецкой ратовал за созыв Земского собора и даже был претендентом на царский престол. Заняв в октябре 1612 года Московский Кремль, Дмитрий Тимофеевич Трубецкой облюбовал себе бывшие палаты Бориса Годунова и поселился в них. В своём новом владении он устроил небольшую домовую Благовещенскую церковь. Только в 1771 году по указу императрицы Екатерины II казна выкупила это последнее частное владение в Московском Кремле. На этом месте должно было возводиться здания Сената.
Дмитрий Юрьевич Трубецкой перевёз на Покровку и домовую Благовещенскую церковь. Так в особняке появился собственный храм.
Городская усадьба на 89 лет перешла к новым владельцам. Домом владели четыре поколения князей Трубецких.
С начала XIX века с домом на Покровке связаны имена многих выдающихся писателей и деятелей культуры. Александр Сергеевич Пушкин знал этот дом с раннего детства. У Трубецких бывал и маленький Фёдор Тютчев. Будущий известный историк Михаил Петрович Погодин преподавал дочерям Трубецкого. Дом на Покровке был связан с судьбой Льва Николаевича Толстого. Князь Дмитрий Юрьевич, первый владелец из рода Трубецких, был прадедом писателя по материнской линии.
В 1861 году юнкер лейб-гвардии конного полка князь Иван Юрьевич Трубецкой и его мать Ольга Фёдоровна продали дом на Покровке Московскому университету. В доме была открыта 4‑я мужская гимназия. Эта гимназия выделялась среди казенных гимназий и даже соперничала со знаменитой 1‑й мужской гимназией на Волхонке – старейшей в Москве, основанной в 1804 году. 4‑я гимназия была классической гимназией высшего разряда – с двумя древними языками, латынью и греческим, что давало право после её окончания поступать в Московский университет. Она славилась великолепным преподавательским составом. Среди выпускников гимназии – Николай Жуковский, «отец русской авиации», и академик Алексей Шахматов. В этих стенах гимназист Константин Станиславский, тогда еще Алексеев, познакомился с Саввой Морозовым, будущим меценатом его театра. В гимназии на Покровке учились братья Ремизовы, в их числе будущий писатель Алексей Ремизов, чье творчество Марина Цветаева назвала «живой сокровищницей русской души и речи».
После революции гимназия была закрыта, закрыта была и домовая церковь. Дом заняли обычные коммуналки. С коммуналками соседствовали разные учреждения. С 1924 года здесь находилось общежитие студентов Московского института инженеров транспорта. Коммуналки же стали постепенно расселяться только после войны, и на втором этаже расположился Дом пионеров.
В 1960‑х годах жильцы коммуналок были окончательно выселены. У дворца появился новый хозяин, Всесоюзный научно-исследовательский институт геофизики. Тогда была проведена первая реставрация памятника: его фасадам вернули первоначальный облик середины XVIII столетия. Начали восстанавливаться и интерьеры.
И удивительный дом, получивший когда-то ироническое прозвище комод, вновь стал восприниматься как подлинная жемчужина елизаветинского барокко. Ведь известно, что настоящий жемчуг погибает без человеческого тепла.Арбат
Москва в Москве – так нередко называют Арбат. Для москвичей Арбат не просто улица, это как бы особый «кусочек» столицы, самобытный, с собственной историей и традициями.
Не зря бытует выражение «История мира: Арбат». Арбат вобрал в себя всё лучшее. Его можно познавать всю жизнь, как большой мир. А то, что история мира – это Арбат, первым сформулировал писатель Андрей Белый (настоящие имя и фамилия Борис Николаевич Бугаев). В написанных уже на склоне лет воспоминаниях Андрей Белый рассказывал: «Помнится прежний Арбат: Арбат прошлого – он от Смоленской аптеки вставал полосой двухэтажных домов, то высоких, то низких; у Денежного – дом Рахманова, белый, балконный, украшенный лепкой карнизов, приподнятый круглым подобием башенки: три этажа. В нём родился; в нём двадцать шесть лет проживал».
Дом, в котором родился Андрей Белый, и сейчас стоит на Арбате, он только надстроен четвёртым этажом.
Первое документальное упоминание слова «Арбат» датируется 1493 годом. По легенде, от оставленной в церкви Николы на Песках свечи начался пожар, от которого выгорела почти вся Москва. Именно с тех пор и стали говорить: «От копеечной свечи Москва сгорела». В связи с пожаром был упомянут и Арбат.
Точное происхождение слова «Арбат» неизвестно – исследователи до сих пор так и не пришли к единому мнению. Многие склоняются к версии, которая связывает его с арабским словом «арбад» (форма множественного числа от «рабад»), что означает «пригород». Ведь городом в XV веке был только Кремль, а неподалеку от его стен нередко стояли торговые караваны восточных купцов, которые и могли подарить улице экзотическое название. Но какое отношение арабы могли иметь к столице Руси?
Хотя есть и другие версии. Например, от русского слова «горбат». Мол, улица имеет несколько изгибов, обусловленных скорее всего неровностями местности. Есть мнение, что название произошло от тюркского «арба», то есть телега. Такое средство передвижения до сих пор чрезвычайно популярно. Арбы не одно столетие колесят по пыльным просторам Средней Азии, но их массового приезда в Москву не зафиксировано.
Арбатом называлась не только улица, но и вся местность от стен Кремля до современного Садового кольца.
С XVI века на Арбате и в его переулках жили и трудились ремесленники, о чём свидетельствуют «говорящие» названия переулков. Плотников переулок заселяли плотники, Серебряный – мастера серебряных дел, Денежный – работники Государева денежного двора.
Вообще, Арбатские переулки неотрывны от понятия «Арбат». Такие переулки, например, как Сивцев Вражек. Один из многочисленных и в то же время уникальных. Это необычное название произошло от бурной речушки под названием Сивец. Он впадал в протекавший вдоль стен Белого города ручей Черторый. Потом этот приток Москвы-реки заключили в трубу, и Сивец закончил своё существование. Самый длинный переулок, Сивцев Вражек (859 метров), протянулся от Арбата до Гоголевского бульвара.
В XIII–XVI веках по Арбату проходила Смоленская дорога, сначала от Новодевичьего монастыря по Плющихе, потом из Дорогомилова. В то время на Арбате располагалось множество дворов, церквей и лавок.
Улица часто видела русские войска, отправлявшиеся на защиту западных рубежей страны. Была свидетелем нашествия на Москву восточных, южных и западных соседей. Так, в 1439 году здесь были разгромлены и обращены в бегство войска казанского хана Улу Мухаммеда, а в 1611 году – отряд польско-литовских интервентов под командованием пана Бартоломея Новодворского. В августе 1612 года у Арбатских ворот на защиту Москвы встал с войском князь Дмитрий Михайлович Пожарский.
Для защиты от врагов на Арбате и к северу от него в XVI веке были поселены два стрелецких полка, а в XVII веке в конце улицы, по южной её стороне, расположился третий стрелецкий полк. Кроме стрельцов, район Арбата населял еще и ремесленный люд, живший слободами.
Кроме слободских дворов, в XVII веке здесь стояли дворы «иных чинов людей». Так, например, в Плотничьей слободе в 1638 году кроме 48 дворов плотников стояло три двора церковного причта и пять других.
Извечная беда Москвы – пожары меняли не только облик улицы, но её ширину. Если до пожара 1736 года ширина Арбата составляла около десяти метров и лишь местами достигала девятнадцати метров, то после буйства огня её всю подравняли до девятнадцати.
В XVIII веке район кардинально изменил свой облик. После упразднения стрелецкого войска в конце XVII века земля досталась дворянам. Примерно со второй половины XVIII века Арбат становится одной из самых аристократических частей города. Он превращается в так называемое дворянское гнездо. В 1793 году на Арбате три четверти домов принадлежали родовой и чиновной знати, дворянам и чиновникам, церквям и их причту, купцам и лишь несколько домов – другим лицам и учреждениям.
В пожаре 1812 года Арбат, застроенный почти исключительно деревянными домами, полностью выгорел. Новые, уже каменные, дома возводятся в популярном тогда стиле ампир.
Во второй половине XIX века на Арбате вместо послепожарных ампирных особняков строились доходные дома, появлялись модные магазины и дорогие рестораны.
Жителями Арбата теперь становились преуспевающие коммерсанты, чиновники, представители интеллигенции. Особенно многочисленным было сословие врачей. Именно тут во второй половине XIX века возникло Общество русских врачей, а в 1870 году открылась общедоступная лечебница, где днём принимали больных, а вечером делали научные доклады.
К извечному шуму, производимому тысячами прохожих, конкой, извозчичьими подводами, в 1904 году прибавился звон трамвая. Но, несмотря на колоссальную загруженность улицы, район Арбата оставался престижным районом центра, оплотом московской интеллигенции.
После революции Арбатом вплотную занялись уже архитекторы Страны Советов. Дома стали надстраиваться, подводиться под единый карниз, перекрашиваться. Превалировала тусклая серая гамма. Вскоре Арбат стал неузнаваем. Расширены границы улицы, по правой стороне появились новые здания, ничем не напоминающие старые. С Арбата был снят трамвай и заменен троллейбусом, мостовая и тротуары заасфальтированы.
Но изменился не только архитектурный ансамбль Арбата, но и атмосфера. Исчез неповторимый дух. От арбатского веселья не осталось и следа, как ничего не осталось от церквей, снесённых во времена воинствующего атеизма. Улицу москвичи стали называть «военно-грузинской дорогой», так как именно по ней проносилась машина, в которой Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили) ездил из Кремля на свою ближнюю дачу в Кунцево.
В середине 1970‑х годов Арбат стал пешеходной зоной. Тогда здесь, впервые в Москве, установили вдоль улицы развесистые круглые фонари, и Арбат немедленно получил прозвище – «офонаревший».
В 1990‑е годы Арбат, казалось, задохнётся от гигантского наплыва туристов и просто гуляющих москвичей, желающих отдохнуть именно здесь, на одной из старейших и красивейших улиц Москвы.
Но Арбат выдержал. И сегодня, в XXI веке, несмотря на свою нарочитую эклектичность, стремится сохранить свою идентичность, остаться Москвой в Москве.Особняк Хитрово, мемориальный музей-квартира А.С. Пушкина на Арбате
На самой старой московской улице, в самом её конце, находится самый старый особняк, где великий русский поэт провёл самые счастливые дни своей жизни.
Всё-таки не зря Арбат порой называют самым сказочным местом! Это если не самая романтическая, то уж точно самая романтизированная улица Москвы.
Двухэтажный особняк на Арбате, 37 – единственный в Москве дом, где Александр Сергеевич Пушкин жил, хотя и недолго, но как хозяин и семьянин.
Автором проекта дома на Арбате был архитектор Семён Антонович Карин. Семён Антонович – выпускник Артиллерийской школы в Петербурге, затем занимался «архитектурной наукой». В 1761 году, после экзамена в комиссии архитекторов, был признан достойным звания архитектора. Он служил в Комиссии о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы. Первоначально ему приходилось заканчивать постройки, начатые архитектором Алексеем Васильевичем Квасовым. Затем работал самостоятельно. Позднее Семён Антонович был московским полицейским архитектором, служил при московской Управе Благочиния. Дом на Арбате по проекту Семёна Антоновича Карина был построен в 1777 году.
В 1830 году, когда поэт решил снять свою первую квартиру в Москве, дом принадлежал Никанору Никаноровичу и Екатерине Николаевне Хитрово, урождённой Лопухиной. Никанор Никанорович принимал участие в Аустерлицком сражении, во время войны 1812 года был адъютантом генерала Николая Ардалионовича Лопухина, на дочери которого, Екатерине Николаевне, «известной по своей замечательной красоте», он женился и вышел в отставку. Был губернским секретарём и занимал должность карачаевского предводителя дворянства.
В зиму с 1830 на 1831 год хозяев в Москве не было. Они находились в своём Орловском имении. Для временного найма присутствия хозяина не требовалось. От имени Никанора Никаноровича Хитрово переговоры с Александром Сергеевичем Пушкиным вёл поверенный Семён Петрович Семёнов.
К моменту женитьбы у поэта были большие финансовые проблемы. Для того чтобы добиться руки любимой Натали, обзавестись хозяйством и обеспечить сносную жизнь для семьи, Пушкин был вынужден заложить 200 душ крепостных, за которых выручил 38 тысяч рублей. На обустройство семейного гнездышка в доме Хитрово из этой суммы он потратил 17 тысяч.
За день до того, как порог арбатской квартиры переступила восемнадцатилетняя Наталья Николаевна Гончарова, 17 февраля 1831 года, здесь состоялся прощальный мальчишник, на котором, по свидетельству очевидцев, Пушкин был необыкновенно печален.
На следующий день, 18 февраля 1831 года, в церкви Большого Вознесения на Никитской состоялось венчание. В доме на Арбате, в комнатах с обоями «под лиловый бархат с набивными цветочками», друзья встречали молодоженов после венчания. На свадьбе «все любовались веселостью и радостью поэта и его молодой супруги, которая была удивительно хороша».
У себя на квартире Пушкины устроили свадебный ужин, а через несколько дней – бал, на котором было шумно и весело. По воспоминаниям, хозяева «прекрасно угощали гостей своих… Много все танцевали… Ужин был славный; всем казалось странно, что у Пушкина, который жил все по трактирам, такое вдруг завелось хозяйство».
Первые свои медовые месяцы молодая чета провела на Арбате. За весь тот период Пушкин практически ничего не написал, зато, по его собственному признанию, был «женат и счастлив». Он говорил: «…одно желание моё, чтоб ничего в жизни моей не изменилось, – лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился».
Пушкин заплатил за квартиру на полгода вперёд, но прожил в ней неполных четыре месяца.
Называют несколько причин, которые заставили молодую семью срочно покинуть Москву. Среди этих причин, конечно, непомерные траты, которые Пушкин был вынужден делать, следуя законам великосветской московской жизни. Оставшихся денег за заложенное имение ему хватило лишь на три месяца, а затем он отдал ростовщику бриллианты жены, которые, кстати, так и остались невыкупленными. И ещё, возможно, самая главная и в то же время самая житейская и прозаическая причина бегства Пушкина из родного города. У него резко обострились отношения с тещей, Натальей Ивановной Гончаровой, которая бесцеремонно вторгалась в семейную жизнь молодых. Однажды, после крупного разговора с ней, Александр Сергеевич в ярости выгнал тёщу из своей арбатской квартиры.
А вскоре, 15 мая, он и сам вместе с женой оставил квартиру и уехал в Петербург. Из Северной столицы молодые отправились в Царское Село, на дачу.
Дом на Арбате после смерти хозяйки особняка Екатерины Николаевны Хитрово был продан. С 70‑х годов XIX века и до революции им владели купцы Патрикеевы. Новые хозяева превратили особняк в доходный дом, в этом качестве он и встретил революцию.
После 1917 года здание перешло в муниципальный фонд и превратилось в обычную арбатскую коммуналку, где проживали около десятка семей. В революционном угаре никому не было дела до пушкинской главы в биографии здания. О ней просто никто не знал. Лишь в 1930 году в печати впервые появились первые публикации о проживании Александра Сергеевича Пушкина на Арбате.
В феврале 1937 года, к столетию со дня гибели поэта, которое очень широко отмечалось по всей стране, на доме № 53 установили мемориальную доску. Однако коммуналки в нём оставили. И лишь в 1972 году было принято решение о создании здесь филиала Пушкинского музея. В 1974 году специальным постановлением Совета министров РСФСР дом получил статус памятника культуры государственного значения. Только после этого началось расселение жильцов и создание музея.
Первых посетителей «Квартира Пушкина на Арбате» – мемориальный отдел Государственного музея А.С. Пушкина (Арбат, 53) – приняла в феврале 1986 года.
Экспозиция занимает весь старый арбатский дом, два его этажа. Залы первого этажа посвящены теме «Пушкин и Москва». Ведь в Москве поэт родился, здесь прошли его детские годы. Отсюда он уехал в Царскосельский лицей на учёбу, а вернулся в первопрестольную только в 1826 году, после ссылки в Михайловское. С Москвой у Пушкина были связаны самые тёплые воспоминания.
На втором этаже расположены мемориальные комнаты семьи Пушкиных.
Сразу после открытия «Квартиры Пушкина на Арбате» дом стал одним из самых ярких культурных центров столицы. В большой пушкинской гостиной выступают замечательные музыканты, певцы, актеры.
История любви Александра Сергеевича Пушкина и Натальи Николаевны Гончаровой – одна из красивейших легенд Москвы. И в этой легенде особое место отведено Арбату и арбатским переулкам. Именно здесь проходил медовый месяц, здесь влюбленные и счастливые молодожёны прогуливались. Прогуливались и возвращались в дом на Арбате. Дом, который, к счастью, сохранился до наших дней и стал не только самым старым строением на Арбате, но и местом, связанным с самыми дорогими именами в истории Отечества.Церковь Симеона Столпника на Поварской
Она белеет на фоне посеревших от времени высоток Нового Арбата. И кажется, что шум и суета этой перегруженной городской магистрали обходят её стороной. Маленькая, побелённая церковь стоит как напоминание о существовании совсем других, непреходящих ценностей.
Впервые храм на этом месте упоминается в документах в 1625 году, во времена правления Михаила Фёдоровича Романова. Тогда храм был деревянным и в некоторых документах он значился также как церковь на Дехтярном огороде, что у Арбатских ворот.
Здесь была дворцовая Поварская слобода. Это была одна из так называемых кормовых слобод, обслуживавших царскую семью. Их обитатели дали название Поварской улице. Здесь жили люди из штата Сытного дворца. Кстати, по данным 1573 года, их было почти 500 человек: повара, хлебники, скатертники, подключники и другие. Отсюда и пошли названия переулков между нынешним Новым Арбатом и Большой Никитской: Хлебный, Скатертный, Столовый, Ножовый переулки. Кстати, считается, что именно служители Поварской слободы подарили Москве ещё одно замечательное название местечка в том же районе – Курьи Ножки. Якобы царские повара выбрасывали в отходы множество куриных лапок, которыми засорили местность. Хотя, конечно, Курьи Ножки к курицам никакого отношения не имеют. По иной версии, дать «на курьи ножки» означало «дать на чай».
На самом деле слобода царских поваров не бедствовала – к XVII веку в ней значится два храма. Начиная с XII века Поварская улица была древней Волоцкой дорогой, которая вела в Волоколамск и Великий Новгород. Она служила не только торговой, но и государевой дорогой, своего рода «правительственной трассой». По ней отправлялся в Новгород и возвращался в Москву в 1471 году Иван III Васильевич, а в 1572 году тот же путь проделал Иван IV Васильевич Грозный.
Есть версия, что первоначальный деревянный храм был возведён ещё во времена Бориса Фёдоровича Годунова. Первый избранный русский царь венчался на царство 1 сентября 1598 года, в день Нового года, который отмечался на Руси и как день Симеона Столпника, или Семёнов день, день Семёна-Летопроводца.
И понятно, что в честь этого святого и в память о столь важном событии новый царь повелел поставить храмы. В том числе, возможно, и в дворцовой Поварской слободе у Арбатских ворот.
В 1679 году, во время правления царя Фёдора III Алексеевича, сына царя Алексея Михайловича, на месте деревянного храма построили новый из большемерного кирпича. Этот храм и сохранился до наших дней.
Небольшая церковь Симеона Столпника на Поварской улице была выполнена в стиле русского узорочья, с пятью главами, трапезной, колокольней и двумя приделами, каждый с отдельной апсидой и главкой. Главный престол храма – Введенский, а приделы – во имя Симеона Столпника и Николая Чудотворца.
Приделы примыкают к изначально более низкой трапезной, которая позднее была поднята в сводах и вытянута в длину с запада.
Внешнее убранство церкви просто и в то же время позволяет ей выглядеть очень нарядной. Во многом это достигается благодаря верхней части основного объёма с рядами кокошников и узорчатыми барабанами под небольшими луковками куполов. С рядами кокошников и барабанами перекликается ажурный шатёр колокольни с арочными проёмами и двумя рядами окошек-«слухов», обрамленных наличниками.
Под рядами кокошников проведён широкий резной фриз. Пышно украшены и барабаны приделов.
Перезвоны колоколов Симеоновской церкви были особенными. Ведь на колокольне были установлены колокола, отлитые Фёдором Дмитриевичем Моториным. Знаменитый мастер литья XVII века был ведущим литейщиком Пушечного двора и основателем целой династии литейщиков. На Пушечном дворе он не только руководил работами, но и сам лил колокола для церквей и монастырей. Сохранившиеся колокола, как, например, отлитые для Новодевичьего монастыря, исправно звонят и сейчас. А вот колокола Симеоновской церкви были утрачены в 30‑е годы ХХ века.
Интересно, что этот храм был популярен среди москвичей, и особенно среди московской интеллигенции, как место венчания. Возможно, что всё началось в 1801 году. Здесь состоялось одно из самых тайных и в то же время самых известных и нашумевших в высшем свете венчаний. Один из богатейших людей своего времени, граф Николай Петрович Шереметев, венчался с актрисой своего театра Прасковьей Ивановной Жемчуговой-Ковалёвой. Таинство совершалось в строжайшем секрете, на него были приглашены только четверо самых близких и верных друзей молодой пары. Но об этом событии всё равно стало известно, как и стало известно об удивительной истории любви графа и крепостной.
Есть научная версия, что таинство сего брака совершалось в храме Николы Чудотворца, стоявшего когда-то на Сапожковской площади близ Троицких ворот Кремля. Но в народной памяти именно храм на Поварской навсегда будет связан с именами Николая Петровича и Прасковьи Ивановны.
Спустя пятнадцать лет здесь, в церкви на Поварской, венчались писатель Сергей Тимофеевич Аксаков и Ольга Семёновна Заплатина. Ольга Семёновна была дочерью суворовского генерала и пленной турчанки Игель-Сюм. Их сын, Константин Сергеевич Аксаков, пошёл по стопам отца и посвятил свою жизнь литературе, истории, филологии. И стал одним из идеологов славянофильства.
А из прихожан, конечно, вспоминают Николая Васильевича Гоголя. Писатель жил тогда в доме Толстых на Никитском бульваре. Священник церкви причащал умирающего писателя в феврале 1852 года.
После революции церковь была закрыта. В 1930 году фактически отдана на слом. Снесли красивую ограду, разобрали часть деталей самой церкви. Полуразрушенная, она достояла до решения о строительстве новой московской магистрали – проспекта Калинина (Нового Арбата). С 1962 по 1967 год часть Арбата была снесена. На чётной стороне Нового Арбата возвели пять 24‑этажных сдвоенных каркасно-панельных жилых домов-башен, похожих друг на друга. На нечётной стороне Нового Арбата были выстроены административные здания, похожие на раскрытые книги. В народе новые высотки прозвали «вставные челюсти Москвы».
В 1990 году из проспекта была выделена его начальная часть – улица Воздвиженка. Остальная его часть в 1993 году была названа улицей Новый Арбат.
Строительство привело к нарушению планировки и уничтожению ряда памятников архитектуры XVIII–XIX веков. Но, к счастью, церковь Симеона Столпника удалось сохранить. В 1966 году её даже стали реставрировать как памятник архитектуры. Правда, затем разместили в ней выставочный зал Всероссийского общества охраны природы. То есть живой уголок с животными и птицами.
В 1990 году на главы храма снова водрузили кресты. В 1992 году церковь была передана верующим. И тогда оказалось, что от прежнего убранства уцелела храмовая икона преподобного Симеона Столпника. Она хранилась у прихожан. И в храме вновь стали проходить некогда популярные таинства венчания.Государственная Третьяковская галерея
Третьяковка. Именно так тепло и по-домашнему называют москвичи Государственную Третьяковскую галерею – одну из самых крупных в мире коллекций русского изобразительного искусства.
Галерея названа по имени московского купца и промышленника Павла Михайловича Третьякова. Павел Михайлович начал коллекционировать произведения современных ему художников с 1856 года. Он ставил своей целью «собрать русскую школу как она есть в последовательном своём ходе». От 1856 года, когда Третьяков приобрёл первые картины, и принято отсчитывать историю музея.
Павел Михайлович пользовался особым доверием художников и получил право осматривать их новые работы ещё в мастерских, либо уже на выставках накануне вернисажа. Собиратель покупал заинтересовавшие его картины нередко вопреки мнению критики, запрету цензуры, давлению признанных авторитетов. Но что самое удивительное, порой даже наперекор собственным художественным пристрастиям. Поэтому почти всё лучшее, что было создано членами Товарищества передвижных художественных выставок, вошло в собрание галереи ещё при жизни Павла Михайловича Третьякова.
Уже в начале 1860‑х годов в коллекции стали появляться работы живописцев XVIII – первой половины XIX века. А позднее – и памятники древнерусского искусства.
К концу 1860‑х годов Третьяков задумывает привлечь художников к работе над портретной галереей лучших людей нации – «писателей, композиторов и, вообще, деятелей по художественной части». Это была попытка создать настоящую национальную портретную галерею.
Считается, что стимулом к созданию подобной портретной галереи стало открытие Национальной портретной галереи в Лондоне. Третьяков посетил её во время поездок в Великобританию.
Павел Михайлович привлёк к реализации этой идеи ведущих русских живописцев 1870–1880‑х годов. Многие портреты Василия Григорьевича Перова, Ивана Николаевича Крамского, Ильи Ефимовича Репина, Николая Александровича Ярошенко исполнялись если не по прямому заказу Третьякова, то с заведомой ориентацией на его портретное собрание. Идея создания национальной галереи, безусловно, стимулировала развитие русской портретной живописи в последней трети XIX века.
Внимание Третьякова привлекали и значительные работы мастеров вне круга передвижников. Так, в 1874 году им была куплена Туркестанская серия выдающегося русского живописца и одного из наиболее известных художников-баталистов Василия Васильевича Верещагина.
Значительно меньше интересовали Третьякова работы художников-академистов, не разделял он и увлечения современников творчеством Ивана Константиновича Айвазовского.
Галерея была изначально задумана Павлом Михайловичем как национальный музей русского искусства, доступный широкому зрителю. Известно, что намерение передать собрание картин городу впервые было высказано Третьяковым ещё в 1860 году. Поэтому вполне закономерно, что в 1892 году Павел Михайлович Третьяков решил сделать дар Москве. Он передал городу своё собрание, а также коллекцию своего брата Сергея Михайловича, перешедшую к нему по завещанию. В коллекции Сергея Михайловича были картины и скульптуры, выполненные по преимуществу западноевропейскими мастерами.
Коллекция насчитывала 1287 живописных и 518 графических произведений, 9 скульптур русских мастеров, 75 картин и 8 рисунков европейских художников второй половины XIX века, главным образом французских и немецких.
В августе 1893 года музей открылся для всеобщего бесплатного обозрения. С этого момента и до 1918 года музей именовался Московской городской художественной галереей Павла и Сергея Третьяковых.
Павел Михайлович Третьяков был удостоен звания почётного гражданина Москвы.
Он оставался попечителем галереи до конца жизни. При этом продолжал приобретать произведения на деньги, ассигнованные для этих целей Московской городской думой и завещанные братом, Сергеем Михайловичем Третьяковым. Картины, купленные на собственные деньги, Павел Михайлович передавал в галерею уже в качестве дара.
Каталог собрания, составленный выдающимся коллекционером незадолго до смерти, содержал уже 1635 живописных произведений.
Изначально галерею работ русских художников Павел Михайлович организовал в здании, которое семья Третьяковых купила в Лаврушинском переулке Замоскворечья в 1851 году.
Вместе с ростом коллекции к жилой части особняка постепенно пристраивались новые помещения, необходимые для хранения и демонстрации произведений искусств.
Наконец, в 1904 году по проекту Виктора Михайловича Васнецова был сделан знаменитый фасад, который стал эмблемой Третьяковской галереи. И остаётся таковой по сей день.
В том же 1904 году Московская дума приняла «Положение о Третьяковской галерее». В документе закреплялась её роль музея русского искусства, отражающего все этапы его развития. Вскоре был приобретен ряд значительных полотен художников XVIII и первой половины XIX века, а также произведений рубежа столетий.
В июне 1918 года Третьяковская галерея была национализирована. В связи с общей перестройкой музейной системы Третьяковская галерея окончательно определилась как ведущий музей русского искусства.
В первое послереволюционное десятилетие собрание галереи пополнялось через Государственный музейный фонд, в который стекались национализированные частные коллекции. Уже в 1919 году из-за значительного притока работ музейные площади были разделены на экспозицию и запасник.
В 1925 году в её собрание вошли экспонаты Музея иконописи и живописи (бывшее собрание Ильи Семёновича Остроухова), Цветковской галереи, которая славилась коллекцией рисунков и акварелей русских художников XVII–XIX веков, картины и рисунки русских художников из Румянцевского музея. Из того же Румянцевского музея поступила большая часть наследия художника Александра Андреевича Иванова, в том числе знаменитое полотно «Явление Христа народу». Поступили в галерею и две значительные частные коллекции – Фёдора Ивановича Прянишникова и Козьмы Терентьевича Солдатенкова. Коллекции были сформированы во второй половине XIX века.
После закрытия Музея живописной культуры галерея получила произведения мастеров русского авангарда.
Собрание музея не только выросло количественно, но и претерпело качественные изменения. Оформились самостоятельные коллекции графики и скульптуры, были созданы новые разделы – советского искусства, древнерусского искусства.
В настоящее время собрание Третьяковской галереи насчитывает более 130 тысяч экспонатов, в том числе свыше 50 тысяч произведений искусства ХХ века.
В 1985 году было принято решение об объединении Третьяковской галереи и Государственной картинной галереи, располагавшейся в здании на Крымском валу, с сохранением исторического названия – Государственная Третьяковская галерея. Но, как и прежде, Государственная Третьяковская галерея в Лаврушинском переулке, один из ведущих научно-художественных и культурно-просветительских центров России, остаётся для всех москвичей старой, доброй и уютной Третьяковкой.Церковь Вознесения Господня в Сторожах, у Никитских ворот
Большое Вознесение – так, начиная с XIX века, в московском обиходе называют церковь Вознесения Господня в Сторожах у Никитских ворот. Конечно, одна из причин такого названия – это размеры храма, они действительно внушительные. А кроме того, неподалеку отсюда, на Большой Никитской, 18, находится ещё одна церковь Вознесения, поменьше. Чтобы их различать, одну стали именовать Большим, а вторую соответственно Малым Вознесением.
Нынешний храм построен на месте, где издавна совершались православные богослужения. Деревянная церковь Вознесения Господня, что в Сторожах, впервые упоминается в летописях XV века. Возможно, название «в Сторожах» связано с острогом, деревянным укреплением на опасном западном направлении.
Острогом на Руси называли ограду из острых кольев и плетня вокруг городов. Появились остроги на Руси на рубеже XI–XII веков для защиты от набегов кочевников.
Начиная с XIII века острог состоял из бревенчатого тына (ряда кольев) и так называемых тарас, то есть бревенчатых венцов. Бревенчатая ограда острога помещалась на плоской местности или на вершине небольшого земляного вала и была окружена с наружной стороны рвом. Острог чаще всего имел четырёхугольную форму. По углам четырёхугольника размещались башни.
Для сообщения с внешним миром в остроге были проезжие башни.
Остроги различались по способу постройки. Стоячий острог – это острог с отвесно вкопанным тыном (брёвнами). Косо́й острог – тот, у которого брёвна (тын) вкопаны с наклоном внутрь.
Какой острог был рядом с будущими Никитскими воротами, неизвестно.
Деревянный храм Вознесения сгорел во времена правления царя Михаила Фёдоровича Романова, по одним сведениям в 1619 году, по другим – в 1629 году.
В 1685 году, во время правления царевны Софьи Алексеевны, началось строительство каменного храма, как тогда говорили, «на Царицынской улице». Средства для строительства выделила Наталья Кирилловна Нарышкина, мать будущего царя Петра I. Царица приказала построить новую каменную церковь «о пяти главах» напротив её двора. Двор царицы был расположен на том самом месте, где сейчас находится Столовый переулок.
Завершено было строительство «нарышкинской» Вознесенской церкви в 1689 году. В тот год правительница Софья была свергнута, а семнадцатилетний Пётр I провозглашён единоличным царем и правителем России.
Храм простоял почти столетие. Затем было решено его расширить, так как он стал считаться полковым храмом Преображенского полка. Шефом преображенцев был любимец императрицы Екатерины II, светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин-Таврический. Но, когда стало ясно, что фундамент старой церкви Вознесения недостаточно крепок, Потёмкин отдал для строительства задуманного большого собора свой двор, находившийся рядом с церковью. А возведенная ещё в XVII столетии церковь осталась нетронутой.
Однако работы по возведению собора начались только в 1798 году, через несколько лет после смерти Григория Александровича Потёмкина-Таврического. Со времени начала строительства для того, чтобы отличать новый собор и церковь Вознесения на Большой Никитской, полковой храм преображенцев и стали называть Большое Вознесение.
Строился храм очень медленно. Считается, что проект собора был сделан Василием Ивановичем Баженовым, знаменитым архитектором, который возводил дом Пашкова на улице Моховой. Но вскоре Баженов скончался, и продолжить работу над проектом поручили Матвею Фёдоровичу Казакову. Но в 1812 году началась Отечественная война. Недостроенное здание пострадало от огня. В тот же год скончался и Матвей Фёдорович Казаков.
Лишь через несколько лет работы по восстановлению и возведению собора продолжили. Теперь под началом мастера московского ампира, архитектора Фёдора Михайловича Шестакова.
Главный архитектор Москвы по «фасадической части» Осип Иванович Бове дополнил проект Фёдора Михайловича Шестакова двумя четырёхколонными портиками на северном и южном фасадах. Эти портики делали церковь похожей на Преображенский собор в Петербурге.
В 1831 году наконец разобрали старую «нарышкинскую» церковь, но оставили колокольню. В том же 1831 году в ещё недостроенном соборе венчались Александр Сергеевич Пушкин и Наталья Николаевна Гончарова. Большое Вознесение было выбрано потому, что дом Гончаровых находился в приходе храма, на Большой Никитской, ныне на углу Скарятинского переулка.
Во время бракосочетания первого поэта России и первой красавицы Москвы внезапный сильный порыв ветра, сквозившего из всех щелей недостроенного здания, задул у жениха венчальную свечу. Потом Александр Сергеевич Пушкин, случайно задев крест, уронил его с аналоя. А когда молодожены обменивались кольцами, одно из них упало на пол. Александр Сергеевич был смертельно бледен – во всем этом он, как и многие другие свидетели происшедшего, видел определённое предзнаменование.
Через полвека после начала работ, в 1848 году, строительство церкви Вознесения Господня в Сторожах, у Никитских ворот было завершено. На заключительном этапе – под надзором архитекторов Николая Ильича Козловского и Афанасия Григорьевича Григорьева. Иконостас создавался по проекту архитектора Михаила Доримедонтовича (Дормидонтовича) Быковского. Михаил Доримедонтович, архитектор и реставратор, считался идеологом раннего этапа эклектики (историзма).
Очень крупный масштаб собора, подчёркнуто лаконичные объемы, отсутствие декора создавали образ огромной монументальной силы. Собор стал любимым местом москвичей. Главной отличительной особенностью храма была великолепная акустика. Не случайно здесь на свадьбе своей дочери пел великий русский бас Фёдор Иванович Шаляпин.
В 1917 году, после октябрьских боев, в церкви Вознесения Господня в Сторожах, у Никитских ворот, отпевали сто восемьдесят юнкеров, погибших в боях с большевиками. В этом храме святейший патриарх Тихон за два дня до своей кончины совершил последнюю службу.
В 1931 году церковь была закрыта, колокольня разрушена. Иконостас разобрали и сожгли прямо в храме, росписи были расцарапаны, а затем закрашены. Здание храма использовалось под склад тары, затем – для нужд Академии наук. В 50‑х годах ХХ века его занимала высоковольтная лаборатория Института им. Г.М. Кржижановского АН СССР.
Внутри храма была вырыта одиннадцатиметровая яма и установлен металлический шар, ещё один шар был подвешен под куполом здания, между шарами пропускался электрический ток. На месте алтаря был устроен гараж. Пологие треугольные фронтоны над портиками уничтожили для устройства окон в здании. В 1987 году лаборатория была выведена из здания храма, так как здесь планировалось устроить концертный зал.
В 1990 году храм возвратили верующим. 23 сентября 1990 года был совершён первый крестный ход к церкви Вознесения Господня в Сторожах из Успенского собора Кремля во главе со святейшим патриархом Алексием II.
Колокольня была восстановлена позднее и освящена в 2004 году. А в храме вновь восстановлена великолепная акустика.Дом Игумнова на Якиманке
Всё-таки не зря говорится, что лицом к лицу лица не увидать и большое видится на расстоянии. Особенно когда расстояние измеряется многими годами. И если то самое большое касается красоты рукотворной. История дома Игумнова на Якиманке яркое тому подтверждение.
Якиманка – один из старейших районов Москвы – получила название от главной магистрали Замоскворечья.
Замоскворечьем, то есть то, что «за Москвой-рекой», называли пойменные земли, занятые огородами царского двора. Это южное направление от Кремля не было защищено и поэтому постоянно подвергалось набегам и разорению.
Постоянные поселения, правда военные, за Москвой-рекой появились при Василии III. Великий князь московский построил для своих телохранителей городок Наливки (Спасоналивковские переулки).
Иван Васильевич Грозный в 1550‑х годах основал полосу слобод стрельцов и пищальников вдоль нынешнего Климентовского переулка.
При Фёдоре Ивановиче появилось четвёртое оборонительное кольцо Москвы, Скородом – 15‑километровый земляной вал со стеной из вертикальных заостренных бревен. Под защитой Скородома в Замоскворечье и стали возводиться постоянные дома.
К XIX веку тихое Замоскворечье превратилось в излюбленное место обитания патриархального московского купечества. Их особый образ жизни был излюбленной темой произведений драматурга Александра Николаевича Островского, который и сам был родом из Замоскворечья.
Улица Якиманка, давшая название историческому району Замоскворечья, ведёт своё начало от древнего храма Иоакима и Анны, разрушенного в 1969 году. Впервые церковь была упомянута в летописи под 1493 годом. Храм возник на старинном пути в Калугу. Главный престол церкви Благовещения имел придел Иоакима и Анны. Они чтятся как отец и мать Марии, долгожданной дочери, дарованной старикам в глубокой старости. И это их дочь Мария родила Спасителя. В русском произношении Иоаким стал Якимом, Акимом. Анна так и осталась Анной. Над Якимом и Анной красовалось семь куполов и колокольня.
Семейство Игумновых приобрёло дом на Якиманке в 1851 году. Это был небольшой деревянный дом, возведенный после большого московского пожара 1812 года купцом второй гильдии Николаем Лукьяновым. В традициях того времени было для подстраховки записывать недвижимое имущество на жен, и строение было продано купчихе Вере Игумновой. В 1888 году участок унаследовал Николай Васильевич Игумнов и сразу подал прошение о строительстве нового каменного дома.
Николай Васильевич нуждался в представительном доме в Москве, промышленном и торговом сердце России. Он был одним из директоров и владельцев основанной ещё в начале XVIII века Ярославской Большой мануфактуры. И, конечно, ему был необходим дом, отвечающий его положению в обществе.
Для разработки проекта и строительства особняка Игумнов пригласил молодого и талантливого ярославского архитектора Николая Ивановича Поздеева. Николай Иванович, выпускник Московского училища живописи, ваяния и зодчества и Императорской академии художеств в Петербурге, занимал в то время должность городского архитектора Ярославля. Когда Николай Игумнов предложил Поздееву построить особняк на Якиманке, архитектору было всего тридцать три года.
Архитектор привлёк к себе внимание промышленника своей приверженностью к двум стилям: «русскому» (одному из направлений в господствовавшей тогда эклектике) и разновидности классицизма, так называемому стилю Людовика XV. Оба стиля импонировали Игумнову.
Русский стиль архитектуры черпал вдохновение из образа русских деревянных теремов, самый знаменитый из которых – дворец царя Алексея Михайловича в Коломенском.
Зодчий разработал проект, который очень понравился «текстильному королю». Большое количество декоративных деталей в древнерусском стиле: арки с «гирьками», «пузатые» колонны, керамические вставки, сочетание кирпича и камня, высокие шатры кровли – подчеркивали многосоставность здания, как бы намекая на многогранность натуры его владельца.
Игумнов хотел, чтобы дом отражал его богатство, и пообещал не жалеть денег на строительство.
В 1893 году особняк был закончен. Это был не просто особняк, а настоящий русский терем. Талант зодчего сумел соединить в единое целое различные объёмы, увенчанные живописными шатрами, и многочисленные декоративные детали разных жанров. Результат получился гармоничным, хотя и немного массивным.
На высокой кровле особняка давленый металл под черепицу, керамические вставки. Над «красным крыльцом» изящная двойная арка под старину. Стены из привозного голландского кирпича. Окантовка окон из белого подмосковного камня. Живописные колоколенки, луковичные маковки шатров, дутые колонны. Многоцветная мозаика специально расписанных редчайших изразцов, изготовленных на знаменитом заводе Кузнецова.
В элементах декора архитектуры виделись мотивы собора Василия Блаженного (храма Покрова-на-Рву) и старинных церквей Ярославля.
Талант зодчего позволил создать атмосферу русских былин и одновременно предвосхитить более поздние решения художников московского модерна.
Высокие двустворчатые двери «красного крыльца» открывались прямо в зал с парадной лестницей, поражающий многоцветным «сказочным» орнаментом, продолжающим идею фасада.
Но сразу же за массивными дверями, ведущими в гостиную, стиль полностью меняется. Архитектор погружает посетителя в обстановку европейской классики. Мебель в стиле Людовика XV и великолепные гобелены XVII века подчеркивают французский дух этого помещения.
Примыкающий к гостиной малый салон меблирован в стиле Людовика XVI, а малая столовая декорирована мебелью и тканями эпохи ампир.
Низкий сводчатый потолок парадной столовой усиливал эффект аскетического Средневековья.
Однако московские архитекторы и критика ополчилась на работу ярославского зодчего. Особняк подвергался яростной, прямо-таки уничтожающей критике и со стороны демократической общественности. Художественный критик и публицист Владимир Васильевич Стасов язвил насчёт мешанины стилей и безвкусицы. Стасов считал, что критик является истолкователем общественного мнения и должен выражать вкусы и запросы публики. И он выражал.
Заказчик особняка Игумнов, поддавшийся этим настроениям, быстро разочаровался в своем ярославском зодчем и отказался оплатить все расходы.
Разорённый архитектор Николай Иванович Поздеев не видел другого выхода, как покончить жизнь самоубийством.
После 1917 года дом использовался под различные цели – он был медицинским центром, затем рабочим клубом.
В 1938 году здание было передано в распоряжение французского правительства для размещения посольства. Дом вызвал изумление у архитекторов, прибывших из Парижа. Французы очень деликатно провели реставрацию, с большим тщанием подобрали предметы интерьера, мебель, и в результате получилось то, о чём и мечтал архитектор: дом в русском стиле с «французским шиком».Храм Воскресения Христова в Кадашах
Всё-таки это прекрасно, когда в городе есть то, что, казалось бы, и существовать не может. Как, например, негаснущие свечи. Но именно так, негаснущей свечой, точнее Кадашевской свечой, называют одну из прекраснейших шатровых колоколен Москвы. Эта колокольня храма Воскресения Христова в Кадашах.
Кадаши – бывшая дворцовая Кадашевская слобода в Замоскворечье. Исторические границы слободы проходят по современным Кадашевской набережной, улицам Большой Ордынке и Якиманке. С запада Кадашевская слобода граничила с Голутвинской слободой, с востока с ней соседствовали Стрелецкие слободы, а с юга – Всполье и Казачьи слободы.
Название слободы произошло от села Кадашева. Но название самого села Кадашева до сих пор остается загадкой для историков.
Согласно одной версии, кадашами назывались бондари – мастера, изготовлявшие деревянные кади (бочки и кадушки) для нужд великокняжеского двора. В кадях солили капусту, огурцы, грибы, мочили яблоки, настаивали квас, мёд и прочую снедь, столь любимую в старой Москве.
Другая версия предполагает, что слово «кадаши» происходит от глагола «катать». Мол, в селе жили государевы ткачи, которые катали ткань.
Третья считает, что кадаши произошли от татарского слова «кади» – судья. Якобы здесь жили чиновники из Золотой Орды, которые творили суд над своими подданными. Иногда считают, что «кадаш» в переводе с древнетюркского означает сосед, житель слободы.
Поделиться книгой: