Помоги проекту - поделись книгой:
Так или иначе, история московских Кадашей точно начиналась с дворцовых бондарей, которых потом сменили государевы ткачи, поселившиеся на их месте, ибо Замоскворечье, близкое к Кремлю, издревле было усеяно дворцовыми слободами, названия которых остались в московской топонимике: Садовники, Монетчики, Кожевники, Толмачи, Кузнецы.
На территории Кадашевской слободы находилось несколько храмов.
Центром Замоскворечья ещё до образования Кадашевской слободы считался храм Воскресения Христова.
Первое упоминание о деревянной церкви Воскресения относится к 1493 году, ко времени правления великого князя Ивана III Васильевича. Летописцы называли его «собирателем земли Русской».
В грамоте московского воеводы – князя Ивана Юрьевича Патрикеева своим сыновьям, составленной в том самом 1493 году, она именуется церковью Воскресения, что на Грязех. Это наименование было связано с весенними разливами Москвы-реки и близким расположением храма к болотистому берегу.
По мнению ученых, церковь Воскресения служила главной вертикалью, композиционной доминантой и была «соборным» храмом Замоскворечья.
Местоположение храма – напротив Кремлевского Успенского собора, между двух основных дорог на юг – Полянкой и Ордынкой, определяло его важное стратегическое положение и духовную значимость.
Первое каменное здание было построено в 1657 году, во время правления царя Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим. Храм просуществовал тридцать лет, и в 1687 году, при царевне-правительнице Софье Алексеевне Романовой, было начато строительство нового двухэтажного пятиглавого храма. Того самого, который дошёл до наших дней.
Новый храм Воскресения Христова был заложен на средства богатых купцов Кондрата Марковича Добрынина и сына его Лонгина. А вот имя архитектора до нас, к сожалению, не дошло. Правда, многие исследователи предполагают, что это был зодчий и «колокольных дел мастер» иеромонах Сергий Турчанинов.
В основание храма Воскресения в Кадашах вошли и остатки стен предыдущей каменной церкви.
При строительстве храма были применены некоторые архитектурные новшества и приёмы стиля барокко. Поверх нижнего яруса храма была проведена галерея-гульбище. Галерея обхватывала не только боковые фасады трапезной и основного объёма, но и алтарную часть. У апсиды верхнего яруса была несколько иная форма – более продолговатая. Вместо привычных для церковного зодчества XVII века кокошников фронтоны храма архитектор украсил кружевными «гребешками». Богатый и разнообразный узор каменных кружев отчасти повторяется в декоре наличников на окнах и в убранстве порталов.
Барабаны главок были тесно посажены. Их сделали гранёными, с колонками, подчеркивающими грани. Центральный барабан – световой, двухъярусный. А мелкие узкие окошки в нём добавляли ажурности верху храма, как и тонкие парные колонки, обрамляющие углы четверика.
До 1695 года, то есть до времени царя Петра I, в храме не было колокольни, зато с юга, запада и севера к изукрашенным резьбой порталам вели широкие лестницы.
Вскоре после освящения первоначальный вид храма стал меняться. В том же году к трапезной пристроили семиярусную шатровую колокольню со стройными ажурными очертаниями, которую в Москве и стали именовать Кадашевской свечой. Колокольня была построена в виде сужающихся восьмигранников с пролётами в форме шатра.
Вместо одной широкой западной лестницы в верхний храм появились две, одновременно служившие своего рода опорами-контрфорсами для столпа колокольни.
В XIX веке в храме было сделано ещё немало изменений. С 1801 по 1802 год были переложены и расширены нижние апсиды и разобраны широкие лестницы по бокам колокольни. В 1840 году на месте лестниц возвели две симметричные крытые паперти в стиле ампир, с грубоватым простым декором стен и сферическими куполами.
Ещё через двадцать лет были расширены галереи-гульбища по бокам храма. Были снесены стены нижнего яруса и поставлены новые. Тогда же были расширены апсиды верхнего храма. Наличники окон старых апсид были перенесены на новые. Считается, что перестройка 60‑х годов XIX века заметно исказила пропорции здания.
Интерьер храма отличался такой же пышностью, как его внешнее убранство. Великолепный шестиярусный барочный иконостас высотой двенадцать метров по праву считался шедевром деревянной резьбы XVII века. Все пятьдесят две позолоченные колонны иконостаса были украшены сквозной резьбой в виде виноградных листьев и кистей. Роспись стен была выполнена царскими изографами.
Во время войны 1812 года церковь была занята французами, в нижнем храме устроили конюшню, а перед отступлением подожгли.
Точной даты закрытия храма в годы советской власти не сохранилось. Но, видимо, в 1934 году, так как именно тогда в собрание Третьяковской галереи поступили изъятые из него иконы. После закрытия в стенах храма размещались различные государственные организации. В 1956 году уже было принято решение о начале реставрации внешнего и внутреннего убранства храма. Реставрация так и не была окончена, когда в 1964 году здание храма было передано в ведение Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени И.Э. Грабаря.
В 1990 году было решено возвратить храм верующим. Но это произошло только в декабре 2006 года.
Со времён возведения при храме Воскресения Христова в Кадашах колокольни на ней был замечательный подбор колоколов. Но много лет колокольня, прозванная за стройность и красоту Кадашевской свечой, была нема.
Но есть в Москве то, что неподвластно времени или существует наперекор суетному времени. И поэтому над Москвой снова разнесётся неповторимый голос кадашевских колоколов.Государственный центральный театральный музей им. А.А. Бахрушина
Его называли русским Версалем на Зацепе или Театральным Версалем на Зацепе. Так окрестили современники одно из интереснейших архитектурных строений конца XIX века и то, что находилось в самом здании – Литературно-театральный музей Императорской академии наук. Сегодня – это Государственный центральный театральный музей им. А.А. Бахрушина. Это старейший театральный музей России и один из крупнейших театральных музеев мира.
А Зацепой, где стоял русский Версаль, москвичи называли Зацепский Вал.
Музей основал крупный предприниматель и промышленник Алексей Александрович Бахрушин. Алексей Александрович принадлежал к одной из самых уважаемых в Москве купеческих семей. Бахрушины были не только успешными предпринимателями, но и известными благотворителями. В отличие от многих купцов-миллионеров к роскоши Бахрушины не стремились. В семье был обычай: по окончании каждого года, благоприятного в финансовом отношении, выделять суммы на помощь бедным, больным, престарелым, учащимся. Делалось это не напоказ, без какой бы то ни было рекламы. Так на их средства в Сокольничьей роще был построен городской сиротский приют, на Болотной площади «дом бесплатных квартир» для нуждающихся вдов с детьми и учащихся девушек, два «бесплатных дома» на Софийской набережной. С именем Бахрушиных связана история строительства в Москве популярного на рубеже веков театра Корша. Конечно, были ещё и другие постройки.
Алексей Александрович с юных лет увлекался театром и музыкой. Вскоре любовь к театру превратилась в настоящую страсть.
И эта страсть, увлечение отечественным театром вылилась в создание уникальной коллекции. Она пополнялась программками спектаклей, юбилейными адресами, фотографиями с автографами, тетрадками с текстами ролей, балетными туфельками, перчатками актрис.
Он разыскивал эти вещи сам и при помощи друзей, стал завсегдатаем букинистических и антикварных лавок. Он словно знал, даже, точнее, был уверен, что «театральная чепуха», усердно собираемая им, станет ценнейшим подспорьем для изучения истории отечественного и зарубежного театра.
Алексей Александрович всё больше и больше сближался с театральным миром.
Впервые Алексей Александрович показал свою коллекцию друзьям 11 июня 1894 года. 30 октября того же года Бахрушин организовал в родительском доме в Кожевниках выставку для всех желающих. Этот день он считал официальной датой основания своего музея.
На следующий год Алексей Александрович женился на Вере Васильевне Носовой, и в качестве свадебного подарка Бахрушин-отец подарил сыну участок земли в Замоскворечье, на углу Лужнецкой улицы (теперь ул. Бахрушина) и Зацепского Вала.
В 1896 году по проекту архитектора Карла Карловича Гиппиуса на этом участке был построен особняк в стиле ранней английской готики. Этот особняк с того времени и по сегодняшний день является главным зданием музея.
Молодые Бахрушины решили, что три комнаты в полуподвальном этаже нового здания отойдут под коллекцию, а остальные будут использованы для хозяйственных нужд. Но собрание театральных реликвий разрасталось как на дрожжах. Алексей Александрович разыскивал реликвии сам и с помощью приятелей, приобретал и получал в подарок от многочисленных друзей-актеров.
Алексей Александрович ни от чего не отказывался. По преданию, всегда в шутку приговаривал, мол, доброму вору всё впору.
Так, вместе со старинными музыкальными инструментами и нотами, автографами и рукописями актеров, писателей, драматургов появились портреты, картины и театральные эскизы художников и сценографов. В бахрушинской коллекции особое место заняли работы Ореста Адамовича Кипренского, Василия Андреевича Тропинина, Александра Яковлевича Головина, братьев Васнецовых – Виктора Михайловича и Аполлинария Михайловича, Ильи Ефимовича Репина, Михаила Александровича Врубеля, Мстислава Валериановича Добужинского, Константина Алексеевича Коровина, Боpиса Михайловича Кустодиева.
Бахрушин собирал не только личные вещи деятелей театра, но и предметы, отражающие его историю. Например, он долго мечтал приобрести в свою коллекцию принадлежности старинных кукольных театров «Вертеп» и «Петрушка», распространенных на Руси до организации театров с актерами-людьми. И его поиски увенчались успехом.
С завидной регулярностью пополнялись собрания театральных биноклей, дамских вееров, личных вещей актеров, предметов театрального быта. И понятно, что коллекция требовала все новых помещений. Полуподвальный этаж дома был занят целиком, потом часть жилого верха – детская, буфетная и коридор наверху, наконец, конюшня и каретный сарай во дворе.
К счастью Алексея Александровича, его жена так же страстно увлекалась театром и стала его единомышленницей и верной помощницей. За короткое время она научилась машинописи, освоила все тонкости переплетного дела, тиснения по коже, резьбе по дереву. Она стала профессиональным фотографом. Все эти свои знания и умения Вера Васильевна использовала для оформления коллекции. Она занималась сбором афиш премьерных спектаклей, материалов прессы, посвященных театральным событиям.
Дом Бахрушиных был очень гостеприимен. Среди гостей можно было встретить композитора Цезаря Антоновича Кюи, художника Василия Ивановича Сурикова, актёра, режиссёра и владельца театра «Эрмитаж» Михаила Валентиновича Лентовского, директора императорских театров Владимира Аркадьевича Теляковского, легендарную цыганскую певицу Варю Панину, знаменитую исполнительницу русских романсов Анастасию Дмитриевну Вяльцеву, многих актеров Малого театра, выдающегося лирического тенора Леонида Витальевича Собинова и многих других интересных людей. С радостью принимали и ведущую актрису Александринского театра, одну из организаторов и председателя Русского (ныне Всероссийского) театрального общества, основательницу убежища для престарелых актёров (Дом ветеранов сцены) Марию Гавриловну Савину. При первой возможности посещал дом Бахрушина и самый известный московский журналист Владимир Алексеевич Гиляровский.
В 1897 году Алексей Александрович Бахрушин был избран членом совета Российского театрального общества и возглавил Московское театральное бюро. Многие годы он вёл большую полезную работу в ВТО. Тогда же, в 1897 году, стал членом Московской городской думы и бессменным докладчиком по всем вопросам, связанным с театром.
В 1913 году отец отдал в распоряжение Алексея Александровича ещё один особняк, и он также вскоре доверху был забит. И тогда Алексей Александрович Бахрушин решил передать свою коллекцию Российской академии наук. В торжественной речи по случаю этого события он сказал: «Когда во мне утвердилось убеждение, что собрание моё достигло тех пределов, при которых распоряжаться его материалами я уже не счёл себя вправе, я задумался над вопросом, не обязан ли я, сын великого русского народа, предоставить это собрание на пользу этого народа».
После роковых событий октября 1917 года Алексей Александрович не покинул родину. Бахрушин стал одним из очень немногих московских меценатов, чья деятельность продолжалась и при советской власти. Он был назначен «заведующим Театральным музеем Театрального отдела Народного комиссариата по просвещению имени А. Бахрушина». И на этом посту оставался до конца дней. Сохранив и даже пополнив удивительную коллекцию русского Версаля.Марфо-Мариинская обитель
Их называют Марфины сёстры. И считают примером бескорыстия и любви к людям. Точнее, само выражение «Марфины сёстры» давно уже стало у москвичей синонимом любви к людям.
Впервые сестры милосердия Марфо-Мариинской обители появились в Москве в 1909 году.
Основательницей этой общины милосердия стала вдова убитого террористами московского генерал-губернатора Сергея Александровича Елизавета Фёдоровна.
Великий князь Сергей Александрович, бывший генерал-губернатор Москвы (отставлен 1 января 1905 года), дядя царя был в феврале того же года убит взрывом бомбы, брошенной террористом-эсером Иваном Каляевым. Убийство великого князя Сергея Александровича потрясло русское общества. Это убийство осудили даже вожди зарубежных радикалов-террористов. Российские же радикалы цинично шутили, что великому князю пришлось «пораскинуть мозгами».
Елизавета Фёдоровна, узнав о трагедии, исполнила всё так, как, она знала, желал бы её муж. Одно из подтверждений тому – попытка спасти гибнущую душу убийцы Каляева. Елизавета пошла к нему в тюрьму на третий день после злодеяния. Она подарила ему Евангелие и маленькую иконку, призвав его к покаянию.»…Дело 4‑го февраля, – писал Каляев, – я исполнил с истинно религиозной преданностью… религия моя – социализм и свобода». В мае И.П. Каляев был повешен в Шлиссельбургской крепости по приговору суда, невзирая на то, что о его помиловании просила вдова убитого, которая по-христиански простила убийцу.
После трагической кончины мужа Елизавета Фёдоровна полностью меняет образ жизни. В 1907 году Елизавета Фёдоровна учредила общину сестер милосердия под названием Марфа-Мариинская обитель. Община начала работать в феврале 1909 года.
В основу Марфо-Мариинской обители милосердия был положен устав почти что монастырской общежительной жизни. Святейший Синод утвердил чин посвящения сестёр обители как чин посвящения в диаконисы. При посвящении диаконисам вручались чётки, наперсный крест и белое диаконисское покрывало – мафорий. О предназначении обители Елизавета Фёдоровна писала: «Обитель Милосердия хочет принять на себя диаконисское служение женщины, как оно выразилось в древней Церкви и как освящено Апостолами, святыми женами-мироносицами и подвигами сонма подвижниц». После утверждения этого устава в обительской церкви святых Марфы и Марии по разработанному Святейшим Синодом чину епископом Трифоном были посвящены в звание крестовых сестер любви и милосердия 17 сестёр обители во главе с великой княгиней Елизаветой. Великая княгиня постриглась в монахини под именем Варвары.
В тот день великая княгиня Елизавета впервые со дня гибели Сергея Александровича сняла с себя траур и облачилась вместе с сестрами в белое сестринское одеяние. А на другой день за Божественной литургией митрополит Московский Владимир возложил на сестер нагрудные кипарисовые кресты на белых лентах и знаки их иноческого достоинства, а великую княгиню Елизавету Фёдоровну возвёл в сан настоятельницы обители.
Великая княгиня одевалась, как все сестры, только свой крест носила на резной цепочке. Она не любила чёрный цвет. И будучи настоятельницей, в будничные дни одевалась в хлопчатобумажное белое или серое одеяние, приличное её сану, а в праздники носила монашеские одежды из белой шерсти.
Главный большой храм Марфо-Мариинской обители – во имя Покрова Пресвятой Богородицы строил архитектор Алексей Викторович Щусев. Вместе с ним работали архитекторы Борис Викторович Фрейденберг и Леонид Васильевич Стеженский. Закладка храма состоялась в мае 1908 года.
Белые стены храма словно овеяны поэзией зодчества древнего Пскова, мотивы которого использовал архитектор, проектируя главный храм. Позже под храмом Покрова была построена церковь-усыпальница во имя Сил Небесных и Всех Святых.
Расписывал храм Покрова близкий Елизавете Фёдоровне по духу художник Михаил Васильевич Нестеров. В начале своего творческого пути Михаил Васильевич написал картину «Отрок Варфоломей», а в конец – «Душа народа». В церкви-усыпальнице трудился ученик Нестерова художник Павел Дмитриевич Корин. Впоследствии Павел Дмитриевич женился на воспитаннице из Марфо-Мариинской обители.
Елизавета Фёдоровна обладала удивительными талантами. И первым среди них – её несомненный талант медика, поистине неженская хирургическая хватка. Она была хирургической сестрой высокого класса. Лучше её не было. Её хвалили и приглашали, призывали ассистенткой тогдашние светила русской медицины. Особенно её просили в сложных случаях при трудных операциях.
Кроме того, она любила сады и садоводство. Даже в Алапаевске, в заточении, она умела и не уставала радоваться своему последнему земному саду – цветнику, за которым ей разрешили ухаживать.
Елизавета Фёдоровна обладала художественными способностями и даром понимать и ценить классическую музыку. Кисти, краски, карандаши, альбомы, мольберт, палитра – с детства и в течение всей жизни это чудесное имущество художника было частью её бытового уклада, сопутствовало ей, как и цветы, увлечение садоводством. Даже и перед концом, когда сознавала, что уже сочтён каждый оставшийся ей день на милой земле, она регулярно и с увлечением часть своего времени посвящала рисованию. У неё ещё был дар выполнять изысканные рисунки для вышивания.
В составе Марфо-Мариинской обители действовала больница, амбулатория, аптека, приют для девочек-сирот, столовая для бедных. В амбулатории обители безвозмездно работали 34 врача. Бедным больным лекарство выдавали бесплатно. Была также воскресная школа и библиотека на две тысячи томов. Сестер обители знали по всей Москве. Они ходили по домам городских окраин, дежурили на Хитровке, отправлялись на фронт во время Первой мировой войны.
Авторитет матери Варвары был столь велик, что сразу после революции большевики её не тронули. Но новая власть, конечно, не могла долго мириться с тем, что эта кроткая женщина, посвятившая себя служению людям, принадлежала к царской семье. Весной 1918 года Елизавета Федоровна была арестована, сослана, а затем казнена.
Обитель продолжила свою деятельность до 1926 года. Затем в её помещениях два года действовала поликлиника, в которой работали сёстры.
В 1928 году, после закрытия обители, в её соборном храме (Покровский собор) был организован кинотеатр, позднее – дом санитарного просвещения. После Великой Отечественной войны здание Покровского храма передали Государственным реставрационным мастерским.
В 1992 году, когда Елизавета Фёдоровна была причислена к лику святых новомучениц Российских, комплекс Марфо-Мариинской обители был передан Московской Патриархии.
В настоящее время в обители работает приют для девочек-сирот, благотворительная столовая и патронажная служба. И даже сегодня Марфиных сестёр, которых, как и прежде, считают примером бескорыстия и любви к людям, можно увидеть в военных госпиталях и больницах.Церковь Св. мученика Иоанна Воина на Якиманке
У каждого здания в столице есть свои предания. Известные и забытые, связанные с реальными историческими персонажами и с легендарными. Одно из преданий храма Иоанна Воина на Якиманке неотрывно от имени царя Петра I.
Самое первое упоминание о церкви Иоанна Воина относится к временам правления первого русского царя из династии Романовых – Михаила Фёдоровича. Тогда, в 1625 году, церковь располагалась на берегу Москвы-реки и называлась церковью Иоанна Войнственника
Появление храма в честь Иоанна Воина, или, как раньше говорили, Войнственника, в Замоскворечье не случайно. Он считался покровителем стрельцов. Стрелецкое войско было учреждено при Иване Грозном. Создание стрельцов являлось частью крупной военной реформы Ивана IV Васильевича. Стрельцы отличались от поместного ополчения прежде всего тем, что жили в особой слободе и обеспечивались постоянным денежным жалованьем. О расселения стрельцов по повелению Ивана IV Васильевича Грозного летописец отмечает: «…учинил у себя царь… выборных стрельцов и с пищалей 3000 человек, а велел им жити в Воробьевской слободе, а головы у них учинил детей боярских…»
В Замоскворечье находилось немало стрелецких слобод. Сами стрельцы были до того заметны на улицах этой части Москвы, что иностранцы в XVII веке окончательно закрепили за всем Замоскворечьем название Стрелецкой слободы.
Церковь находилась «под горою», и часто разливы реки подтапливали её. Вообще, вся эта местность сильно затапливалась вплоть до строительства в 1786 году, во времена Екатерины II, водоотводного канала.
Стараниями стрельцов началось строительство новой каменной церкви во времена правления Алексея Михайловича. В 1671 году храм был отстроен и освящён. Но недолго под сводами храма проходили службы, а мелодичный перезвон его колоколов разносился над Замоскворечьем. После стрелецкого восстания 1698 года оставшиеся в живых стрельцы с семьями были выселены из Москвы. Храм, где молились стрельцы, запустел, стал разрушаться. В 1708 году, во время наводнения, он оказался затопленным. Очевидец писал: «…вода была великая на Москве, под каменной мост, под окошки подходила, и с берегов дворы сносила и с хоромами и с людьми, и многих людей потопила, также и церкви многие и у Иоанна Войнственника за Москвою-рекою церковь Божию потопило».
Осенью 1709 года, после Полтавской битвы, царь Пётр приехал в Москву. Согласно преданию, оказавшись на Якиманке, Пётр I увидел, что церковь стоит в воде и прихожане добираются к ней на лодках. Узнав, что это церковь Иоанна Войнственника, царь был возмущен, что храм, посвящённый покровителю воинства, был в таком состоянии. Якобы царь просил передать священнику, что хотел бы видеть каменный храм стоящим на возвышении. И, кроме того, пообещал выделить средства на строительство и даже прислать план храма.
Через два месяца царь и в самом деле приехал с планом. Увидев привезённый для строительства материал, похвалил священника и выдал на продолжение работа триста рублей.
В 1712 году из стрелецких оброчных земель для церковного кладбища были отведены пустырь и несколько дворов. Московский губернатор князь Михаил Григорьевич Ромодановский отменил уплату оброчных денег с этих земель.
К освящению храма в 1717 году Пётр I прислал золотые сосуды, картину и пудовую гирю на массивной цепи. Гирю подвесили при входе для напоминания людям о соблюдении порядка во время службы.
Однако есть все основания полагать, что строительство храма на новом месте планировалось раньше. Ведь земля для постройки новой церкви была куплена ещё в 1702 году. Но, видимо, начало строительства храма Иоанна Воина в самом деле простимулировал Пётр I, в том числе и финансово.
Автором проекта был архитектор Иван Петрович Зарудный.
Освящение храма в 1717 году совершил патриарший местоблюститель Стефан (Яворский).
В 1721 году рядом с храмом началось строительство богадельни. Сохранился документ, согласно которому за пять рублей вдова сторожа Мундирной канцелярии уступила землю и строения «к церкви Иоанна Войнственника для строения на ней богадельни».
В 1760 году храм Св. мученика Иоанна Воина стал трёхпрестольным. Третий престол был освящён в честь Дмитрия Ростовского. В 1752 году были обретены мощи святителя Дмитрия Ростовского. Год смерти святителя совпал со временем закладки храма Иоанна Воина. Переплетение дат и стало поводом освятить новый престол во имя этого святого.
В 1812 году при нашествии Наполеона храм был осквернен французами. Очевидец вспоминал: «Привлечённые золотом, серебром, жемчугами и драгоценными камнями, французы не смогли отворить западные двери церковные, отломали южные, потом отворили северные, запертые, подобно южным, изнутри, и в храм Божий ввели своих коней. Ища сокровищ, они взламывали пол, рубили стены, а сокровища им не давались. Заметили под самым алтарем подвал, но вместо того, чтобы спуститься в него ходом с северной стороны храма или окнами (нижними), они проламывали нижний свод среди алтаря, не подозревая, что южная часть подвала, вблизи которой находились драгоценности, отделена каменною стеною».
Бушевавшее на Якиманке пламя остановилось, дойдя до церковной ограды. Храм и вся правая сторона улицы до Калужских ворот (где ныне Калужская площадь) остались вне пожара.
Те дни, когда храм был разграблен, остались единственными днями за всю историю, когда в нём не совершались богослужения.
По счастливой случайности в годы советской власти храм оставался действующим. Правда, в 1922 году в храме были конфискованы церковная утварь и другие ценности. Но вскоре туда стали переносить святыни из закрываемых московских церквей. Среди таких святынь икона праведных Иоакима и Анны из храма, давшего имя улице Якиманке, и икона св. Василия Блаженного из храма его имени на Красной площади, и мощи и икона св. великомученицы Варвары из храма её имени, что на Варварке. Были принесены в храм и иконы Спаса Смоленского и святителя Николая Чудотворца, которые находились раньше над воротами Московского Кремля, получившими от них свои наименования.
До сегодняшнего дня здесь хранится уникальный резной золоченый иконостас. Он был сооружен в 1708 году для церкви Трёх Святителей у Красных Ворот и перенесён оттуда в храм Св. мученика Иоанна Воина в 1928 году, когда церковь Трёх Святителей была снесена.Палаты думного дьяка Аверкия Кириллова
Именно это строение на Берсеневской набережной, наверное, больше всех других в Москве окружено ореолом тайны. Ведь до сих пор считается, что палаты Аверкия Кириллова связаны секретными подземными ходами с Кремлём. И предположение о существовании таких секретных связей вполне закономерно.
Набережная, на которую обращен главный, северный, фасад палат Аверкия Кириллова, сохранила одно из древних названий Замоскворечья. Исследователи связывают его с древнерусским словом «берсень» – крыжовник. Благоустройство набережной началось в конце 1730‑х годов, во времена правления Анны Иоанновны.
Историческое название этой части Москвы – Сады или Верхние Садовники. По одной версии, его возникновение связывают с последствиями страшного пожара в самом конце XV века. Пожар 1493 года, начавшийся в Замоскворечье, перекинулся затем на Кремль. После этого Иван III повелел снести все постройки, находившиеся напротив Кремля на правом берегу Москвы-реки. А после снесения построек на их месте разбить сады. Считается, что особенно много в садах было крыжовника, который тогда называли берсень.
По другой версии название связано с прозвищем думного дворянина Ивана Никитича Беклемишева – Берсень, или Берсеня. Известно, что с XV по начало XVIII века у Большого Каменного моста, который соединял улицу Ленивку с правым берегом Москвы-реки, находилась «Берсенева решётка», или решётчатые ворота. Такие ворота по приказанию великого князя Ивана III были установлены по всей Москве для охраны «от огня и всякого воровства». Воровством тогда называли разбой. Предполагается, что в начале XVI века Иван Никитич был назначен наблюдать за этим участком города. И, мол, тогда «решётка» и стала называться по его прозвищу.
Старые московские предания называют Ивана Никитича Берсень-Беклемишева одним из первых владельцев участка, на котором позднее были сооружены палаты. Но документального подтверждения этому нет. Достоверно известно лишь то, что в середине XVI века земля эта уже входила в состав Стрелецкой слободы.
Кстати, именно с XVI веком те же самые московские предания связывают историю возникновения подземного хода.
Легенда приписывала строительство подземного хода на другой берег Москвы-реки и даже в Кремль знаменитому опричнику Малюте Скуратову, которого называли владельцем усадьбы. Другим возможным хозяином усадьбы и автором строительства подземных коммуникаций называли думного дворянина Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского, известного во времена правления Ивана Грозного.
Подлинным же фактом остаётся только то, что в XV–XVI веках на этой территории находился жилой дом, который, предположительно, был деревянным на каменном подклете.
Первыми документально засвидетельствованными владельцами усадьбы были три сына Степана Кириллова. Один из сыновей, Аверкий Степанович, стал, по-видимому, её полновластным хозяином в 1650‑е годы. Он был очень состоятельным купцом, или, как тогда говорили, гостем. Аверкий Степанович владел многочисленными лавками в Москве и других городах, соляными варницами в Соли Камской, а также землями с крестьянами.
Палаты Аверкия Кириллова перестраивались в 1656–1657 годах: над кирпичным подклетом возвели два кирпичных этажа. Помещения верхнего уровня были частично деревянными, а все каменные помещения были сводчатыми. В северо-западном углу дома находилась внутристенная каменная лестница, соединившая подклет с верхними этажами. В результате этих строительных работ сформировались основные объёмы существующего сегодня здания.
Дом получил богатое декоративное оформление: фасады украсили белокаменные наличники разных типов, лопатки, сложный венчающий карниз.
В самом здании, на втором этаже, в центре свода парадного зала был установлен резной белокаменный «замок», или, как его часто называют, «закладной камень». Это плита круглой формы с изображением голгофского креста, расположенного в центре круговой надписи. По этому кресту помещение и получило название Крестовой палаты. Кроме того, Крестовая палата обращена в сторону находящегося поблизости приходского храма. Так называемый голгофский крест получил широкое распространение в России со второй половины XVII века, в связи с реформой патриарха Никона.
Царь Алексей Михайлович привлёк Аверкия Степановича Кириллова к государственной службе и пожаловал высоким чином думного дьяка. С 1677 года Кириллов возглавлял приказы Большой казны, Большого прихода, Казённый приказ и приказ Большого дворца. Это он, по сути, во многом определял финансовую, торговую и промышленную политику государства.
Аверкий Кириллов был близок Нарышкиным – родственникам царицы Натальи Кирилловны, матери будущего Петра I. Во время стрелецкого бунта 1682 года в поддержку царевны Софьи против Нарышкиных Аверкий Кириллов был жестоко убит в Кремле.
Сын Аверкия Кириллова Яков, как и отец, стал думным дьяком. При нём с восточной стороны к палатам было пристроено сохранившееся и сегодня «красное крыльцо» с кувшинообразными столбами и гульбищем. Гульбище являло собой короткую крытую галерею, которая вела ко входу в дом, непосредственно в Крестовую палату. Так восточный фасад дома, обращенный к церкви, стал ещё более нарядным.
В 1692 году Яков Аверкиевич принял постриг в Донском монастыре. В 1693 году он скончался, а дом перешёл к его жене Ирине. Вскоре Ирина вышла замуж за Петра Васильевича Курбатова. Курбатов относился к числу известных дипломатов эпохи Петра I и был непосредственно знаком с европейской культурой своего времени. Возможно, поэтому в Москве именно палаты Аверкия Кириллова стали одной из первых гражданских построек, переделанных в европейском стиле. Был преображён северный фасад здания, выходящий на Москву-реку. По центру фасада был возведён крупный входной ризалит с эффектной надстройкой четвёртого этажа. С запада также появился ризалит, который вместе с выступающим объемом «красного крыльца» образовал симметричную композицию фасада, характерную для европейского барокко.
Новый вход в дом был оформлен массивной, но изящной аркой с кронштейнами; входной и западный ризалиты украшены белокаменным декором уже в европейском стиле.
Резные гирлянды из цветов и фруктов, барочные наличники из белого камня с раковинами во фронтонах, картуш, сложный, богатый декор четвертого этажа придали палатам необыкновенное изящество. В результате возникло уникальное здание, аналогов которому в отечественной светской архитектуре не существует. Однако история этого преображения загадочна: ни архитектор, ни дата этого строительства неизвестны.
Во второй половине XVIII века усадьба отошла в казну. В начале XIX века здание было отремонтировано, после чего в палатах разместилась курьерская команда, и дом стал известен в Москве как «Курьерский».
К 60‑м годам XIX века здание палат пришло в аварийное состояние. От слома по ветхости палаты спасло Московское археологическое общество, которому по его просьбе здание и было передано в 1868 году.
В 1923 году по распоряжению народного комиссариата внутренних дел Московское археологическое общество было закрыто. В годы советской власти в здании находились разные учреждения.
Сегодня в здании палат Аверкия Кириллова, объявленном памятником истории и культуры федерального значения, располагается Российский институт культурологии. Его сотрудники продолжают исследовать памятник в поисках новых тайн этого удивительного здания.Странноприимный дом, Институт скорой помощи им. Н.В. Склифосовского
Именно с этим домом связано рождение московского выражения – «жить на шереметевский счёт». И это значит не просто жить за чужой счёт, а жить и быть уверенным в том, что есть место, где тебе всегда помогут.
Странноприимный дом графа Николая Петровича Шереметева – один из лучших московских памятников эпохи классицизма. Его необычная планировка в виде подковы, белокаменная колоннада и оригинальная ограда запоминаются с первого взгляда.
Граф Николай Петрович Шереметев вошёл в русскую историю не просто как великий театральный деятель, но и создатель Странноприимного дома. И увлечение театром, и возведение Странноприимного дома объединяло имя любимой графом женщины – Прасковьи Ивановны Жемчуговой (Ковалёвой). Она была крепостной актрисой его театра.
В 1798 году он дал Жемчуговой вольную, а в ноябре 1801 года они тайно обвенчались в Москве. Но молодая, разносторонне образованная женщина, талантливая певица и актриса была неизлечимо больна туберкулёзом. 23 февраля 1803 года она скончалась, оставив трёхнедельного сына на руках мужа.
Ещё до смерти жены Николай Петрович Шереметев решил основать Странноприимный дом. Он хотел создать совершенно уникальное – на пёстром фоне российских благотворительных заведений и обществ – учреждение.
Комплекс был задуман Николаем Петровичем Шереметевым как бесплатная богадельня и больница на сто человек. Проектировал заведение архитектор Елизвой Семёнович Назаров. Елизвой Семёнович применил обычный план городской усадьбы того времени – отстоящий от улицы главный корпус с крыльями, за домом – парк и сад. Его замысел отличался простотой и практичностью: два крыла, два этажа для больных и подвальные помещения для обслуживающего персонала.
В 1803 году, после смерти жены, граф решил посвятить здание её памяти. Для переработки проекта полупостроенного дома он пригласил блистательного столичного архитектора, выдающегося представителя русского классицизма Джакомо Кваренги. Кваренги хорошо знал Прасковью Жемчугову и был поклонником её таланта.
Под его гениальным карандашом родилось дивное творение – высокая белая колоннада, уверенный размах дворцовых крыльев.
Вместо скромного портика со спаренными колоннами у входа Кваренги выдвинул вперед на треть двора двойной полукруг великолепной открытой колоннады – полуротонды. Она носила сугубо декоративное назначение.
Кваренги также спроектировал четыре флигеля: Сухаревский, Спасский, Главного смотрителя и Докторский.
Завершенный к 1807 году ансамбль Странноприимного дома был признан произведением двух архитекторов – русского Елизвоя Семёновича Назарова и итальянца Джакомо Антонио Доменико Кваренги. Они явили здесь пример творческого и плодотворного сотрудничества.
По проекту Кваренги интерьер церкви получил обходную галерею. Живопись в интерьере храма была выполнена художником Доменико Скотти.
Считается, что помещенная в куполе композиция «Триипостасное Божество во Славе» обладает особой выразительностью. В нижней части композиции сохранилась и сегодня надпись на латинском языке: «Домеником Скотти придумано и изображено красками в 1805 году». По преданию, лик одного из херувимов (с пальмовой ветвью) был написан Скотти с малолетнего графа Дмитрия Николаевича Шереметева. А в чертах ангела с бубном читается портретное изображение Прасковьи Ивановны Шереметевой.
Два величественных горельефа на боковых стенах храма «Воскрешение Лазаря» и «Избиение царем Иродом младенцев» выполнены академиком скульптуры Гавриилом Тихоновичем Замараевым.
Торжественное открытие Странноприимного дома состоялось полтора года спустя после смерти основателя – 28 июня 1810 года. Торжество было приурочено ко дню рождения Николая Петровича Шереметева.
Странноприимный дом был рассчитан на сто пятьдесят человек: богадельня (левое крыло здания) на сто призреваемых (по пятьдесят мужчин и женщин) и больница в правом крыле на пятьдесят больных. Богаделенное крыло Дома заканчивалось величественной двусветной столовой залой.
Москвичи сразу прозвали этот дом Шереметевским. И не зря. Николай Петрович положил на содержание богадельни огромный капитал – 500 тысяч рублей. Кроме того, завещал ей «в вечность» село Молодой Туд с деревнями в Тверской губернии – восемь тысяч душ. Из тех средств следовало кормить и обихаживать призреваемых, помогать семьям, попавшим в беду, давать приданое бедным невестам – «неимущим и осиротевшим девицам». Приданое присуждалось ежегодно 23 февраля, в годовщину смерти графини Прасковьи Ивановны.
Благотворения Дома не ограничивались стенами богадельни и больницы. Ежегодные суммы отпускались на «на вспоможение семействам всякого состояния, претерпевающим скудость», на помощь обедневшим ремесленникам, на вклады в храмы, на создание библиотеки с читальней, на захоронение неимущих и другие нужды. Более двухсот тысяч человек получили здесь помощь. Тогда-то и родилось выражение – «жить на шереметевский счёт».
Больница Странноприимного дома, позднее названная Шереметевской, сыграла заметную роль не только в оказании медицинской помощи беднейшим жителям Москвы, но и в организации системы высшего медицинского образования. С Шереметевской больницей была связана деятельность видных отечественных медиков. Многое пережил этот удивительный Дом – войны и революции, страшные эпидемии. В Шереметевской больнице лечились раненые – герои 1812 года, сражений на Шипке и у Плевны, защитники Порт-Артура и Первой мировой войны.
Московский путеводитель 1896 года обозначал этот дом как «Странноприимный дом графа Шереметева на Сухаревской Садовой».
В 1918 году было ликвидировано название Странноприимного дома. Церковь была закрыта, а благотворительное заведение превратилось в обычную больницу. В 1919 году здесь была организована Московская городская станция скорой помощи.
В 1923 году Шереметевская больница была преобразована в НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского и ей было отдано всё здание Дома. Интересно, что сам Николай Васильевич Склифосовский ни разу не был в Странноприимном доме. Но считается, что имя великого хирурга появилось на вывеске больницы не случайно. Ведь большую часть своей жизни он посвятил благотворительности и людям, прошёл несколько войн, написал множество научных работ. В его кабинете висела надпись: «Сгорая сам, свети другим».
Комплексная реставрация ансамбля Странноприимного дома началась в 1986 году. И с того времени в здании открылся Центральный музей медицины, преобразованный в 1991 году в Научно-исследовательский центр «Медицинский музей». Здесь разместился и Российский дом милосердия.
А сам НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского сегодня превратился в самый крупный многопрофильный научно-практический центр экстренной медицинской помощи в России.
Девиз дворянского рода Шереметевых гласил «Бог сохраняет всё». Два с лишним века существования удивительного дома на Сухаревской площади точное тому подтверждение.Церковь Рождества Богородицы в Путинках
Это великолепная, словно свитая из белоснежного кружева шатровая церковь, – последняя подобная церковь, возведённая в Москве. После её освящения в 1652 году патриарх Никон запретил строительство шатровых храмов на Руси.
Сегодня церковь Рождества Богородицы в Путинках – древнейшая церковь из тех, что сохранились в Москве, освящённых в честь этого праздника.
Она преисполнена необычной, поэтической гармонии, свойственной, как правило, духу деревянного зодчества Севера. И это неудивительно. Ведь шатровый стиль в каменном строительстве заимствован из деревянного зодчества. Шатровые храмы не имели внутри столбов, а вся масса здания держалась на фундаменте. Шатровые каменные храмы на Руси появились на рубеже XV–XVI веков. Шатровая форма церквей оказалась наиболее подходящей для строительства храмов-памятников – они должны были быть высокими, видными издалека, а вот небольшая площадь храма роли не играла, так как они создавались не для огромного скопления народа. Распространившийся и полюбившийся всего за одно столетие стиль был запрещён после церковной реформы патриарха Никона в 1653 году как не соответствующий чину.
Патриарх Никон (в миру Никита Минин, выходец из мордовской семьи), шестой московский патриарх, имел такой официальный титул: Божиею милостию великий господин и государь, архиепископ царствующаго града Москвы и всеа великия и малыя и белыя Росии и всеа северныя страны и помориа и многих государств Патриарх. Никон был торжественно возведён на престол патриархов Московских и Всероссийских в 1652 году. Его реформы, в том числе замена двуперстного знамения на трёхперстное, раскололи Церковь на сторонников Никона (никониан) и его противников (старообрядцев, староверов), одним из лидеров которых стал Аввакум.
Первая деревянная трёхшатровая церковь Рождества Пресвятой Богородицы, стоявшая на этом месте, появилась намного раньше Никона. Она известна с 1625 года, то есть со времени правления Михаила Фёдоровича. Прихожане знали её как Богородицкая или Богородицерождественская церковь на Старом посольском дворе, за Тверскими воротами в Новой слободе, в Путинках.
Слобода получила своё название от расходящихся отсюда, от Тверских ворот Москвы, старинных путей на Тверь и Дмитров. Ещё есть предположение, что слово «Путинки» образовалось от «Паутинки» – тесного и причудливого переплетения узеньких переулков у Тверских ворот.
За храмом располагался путевой Посольский двор, а вокруг – дворы выходцев из Дмитровской слободы (нынешней Большой Дмитровской улицы), от которой получила название быстро разросшаяся Малая Дмитровская слобода.
Богородицкая церковь сгорела в результате сильного пожара в 1648 году.
Прихожане решили возвести новый, уже каменный, храм. В ответ на просьбу о помощи, обращённую к царю Алексею Михайловичу, они получили из казны огромные по тем временам деньги – 800 рублей и кирпич для строительства храма. Остальные средства собирались прихожанами.
Малая Дмитровка – дорога на Дмитров – является продолжением Большой Дмитровки, которая начиналась в центре города, недалеко от Кремля. Стены Белого города стали утрачивать свою значимость, когда строительство домов вышло за его границы. А это случилось с появлением в этом районе Дмитровской слободы, которая протянулась от современной Пушкинской площади до Садового кольца. Шатровый храм Рождества Богородицы в Путинках был первым в этом районе каменным строением за воротами Белого города.
Но первым был не только сам храм, но и один из его приделов. Память о страшном пожаре заставила создателей храма впервые на Руси освятить один придел в честь иконы Божией Матери «Неопалимая Купина», оберегающей от пожаров. Придел «Неопалимой Купины» находится с северной стороны храма и построен одновременно с церковью и шатровой колокольней.
С 1649 по 1652 год возводился этот выдающийся памятник древнерусского зодчества, выполненный в стиле «русского узорочья» – церковь Рождества Богородицы в Путинках.
В архитектурном плане эта церковь представляла собой узкий четверик, украшенный тремя шатрами. К четверику был пристроен придел иконы Божией Матери «Неопалимая Купина». Восьмигранная шатровая звонница поставлена прямо на сводах трапезной, соединяющей церковь с приделом.
Маленькие декоративные шатры, венчающие всю композицию храмовых построек, являются самой замечательной деталью этого храма. Они не похожи друг на друга, установлены на стройных барабанах, украшенных великолепной декоративной резьбой. Шатры венчаются луковичными главками, прикреплёнными к меньшим по размеру барабанам, тоже богато декорированным. Световой барабан на приделе значительно у́же самого шатра, а его основание вынесено за границы барабана. А сам барабан прорезан узкими высокими оконцами.
В конце XVII века к храму пристроили широкую трапезную с приделом во имя Фёдора Тирона и сторожку при входе на колокольню. Третий придел, основанный в церкви, традиционно был освящён во имя святого Николая Чудотворца.
В 1864 году сделали вход в храм с западной стороны. Было построено новое крыльцо, которое покрыли шатром на узком барабане. В ходе реставрационных работ 1957 года это крыльцо разобрали и заменили новым, которое стилизовали под XVII век.
До нашего времени сохранились стрельчатые кокошники, колончатые килевидные наличники и сложные раскрепованные карнизы, характерные для XVI века. Они использованы в оформлении фасадов храма, как и фрагменты старинных росписей XVII века – внутри его.
Этот храм избежал разрушения после революции 1917 года. Но не избежал закрытия. Лишь до 1938 года в нём ещё проходили службы. Их проводили монахи Высоко-Петровского монастыря.
После закрытия церкви в её помещении располагались различные конторы.
В 1959–1960 годах в храме, пришедшем в критическое состояние, был проведён комплекс реставрационных работ. Благодаря кропотливой работе реставраторов удалось восстановить здание храма с его удивительной архитектурой, вернуть ему первоначальный вид, полученный во время строительных работ XVII–XVIII веков. А потом здание было передано под репетиционный зал московской дирекции «Цирк на сцене». Вплоть до 1990 года под сводами храма рычали тигры и львы, лаяли собаки и ржали скакуны: здесь занимались дрессировкой цирковых животных.
В 1990 году храм возвращен верующим, а уже в 1991 году церковь была вновь освящена. В ней возобновлены все престолы, кроме Никольского, при нём открыли воскресную школу.
От самого начала Малой Дмитровки виден изящный силуэт церкви Рождества Пресвятой Богородицы, что в Путинках. И прекрасное белоснежное кружево, словно окутывающее всё здание храма, кажется самым прекрасным украшением этой старинной улицы в историческом центре Москвы.Особняк Степана Павловича Рябушинского (Мемориальный музей Горького)
Этот архитектурный шедевр на Малой Никитской подтверждает тот факт, что лучшие особняки русского модерна в России находятся в Москве.
Особняк Степана Павловича Рябушинского, возведённый Фёдором Осиповичем Шехтелем, – уникальное творение в стиле модерн.
Степан Павлович Рябушинский был представителем знаменитой в России династии промышленников и банкиров. В 1882 году Рябушинские получили право изображать на своих товарах государственный герб – знак высокого качества изделий. Большое внимание в семье уделялось и благотворительной деятельности: во время голода 1891 года Рябушинские построили на свои деньги ночлежный дом и бесплатную народную столовую, которая могла принять до тысячи человек в день.
Летом 1900 года на Малой Никитской начались строительные работы. Вдоль улицы в те годы стояли невысокие деревянные или каменные дома. Улица выглядела весьма провинциально: разнокалиберная пернатая живность, гулявшая по разбитой булыжной мостовой, заросли сирени и уютный аромат самоварного дымка. И вот здесь архитектору было необходимо разместить уникальную городскую усадьбу (дом, внутренний двор и службы – прачечную, дворницкую, кладовую, гараж и конюшню). Заказ на строительство получил Фёдор Осипович Шехтель, работы которого особенно нравились заказчику.
Заказчиком особняка был один из представителей третьего поколения династии Рябушинских – Степан Павлович.
Архитектор Фёдор Осипович Шехтель был самым ярким и плодовитым мастером стиля модерн в России. А ещё он был фантазёром и большим экспериментатором. Московские знаменитости с удовольствием давали ему заказы, и построенные им здания стали определять внешний вид ансамблей Москвы. В начале ХХ века главными заказчиками профессиональных мастеров были русские капиталисты, промышленники и банкиры. Оно стремились показать себя не только хозяевами жизни, но и высокообразованными людьми, шагающими в ногу со временем. Модерн пришёлся ко двору.
Уже к 1902 году работы по строительству были завершены, и роскошный особняк сразу же стал достопримечательностью. Ведь сразу три издательские фирмы начали издавать открытки с изображением усадьбы Рябушинского.
Дом на Малой Никитской стал образцом классического особняка раннего модерна. В противовес «фасадной» архитектуре здесь торжествовал кубический объём. Его подчеркивали горизонтали сильно вынесенных вперёд плит карниза и прихотливо асимметричные выступы стен. Индивидуально неповторимые пластика балконов и массивы крылец утверждали равноценность всех фасадов.
Облицовка светлым глазурованным кирпичом и широкий мозаичный фриз с изображением ирисов, охватывающий поверху здание, выявляют эстетическую выразительность глади стен, прорезанных квадратами больших окон. Украшением особняка является проходящий по периметру верхней части широкий мозаичный фриз с изображением ирисов.
Рационализм планировки внутренних помещений группируется вокруг парадной лестницы. Он сочетается с иррациональностью изощренных и изысканных форм декора. Парадная лестница холла, выполненная в форме волны, – главное, что завораживает в интерьере. Каскад мраморных волн, выкидывающий высоко вверх люстру-медузу, зеленоватые стены, имитирующие морскую стихию, приглушённое освещение, ручки дверей в форме морского конька создают картину подводного мира.
Шехтель продолжил эту игру и в оформлении остальных комнат – растительные мотивы, морская тематика, причудливые улитки и бабочки, замаскированные в деталях интерьера. Уникальна каждая деталь интерьера: ручки дверей, паркет, выложенный под рыбью чешую или с волнообразной каймой, колонна с лилиями и саламандрами в капители или колонна, основание которой обвито клубками змей, обои с наскальными рисунками. При уникальности и индивидуальности каждой детали все вместе они создают чувство единения с миром природы. Кажется, что в этом доме кипит особенная жизнь.
Каждая комната, благодаря отказу архитектора от анфиладного принципа расположения помещений, обрела самостоятельность и обособленность. И вместе с тем зодчему удалось отчетливо выразить стремление к объединению внутреннего пространства, его свободной текучести. Все детали отделки интерьера, вплоть до осветительной арматуры, мебели, тщательно продуманы и наделены эстетической ценностью, красотой и комфортом. Это и рельеф, украшающий камин, и металлическая решётка в тимпане арки дверного проема столовой, и его деревянное обрамление, и железный каркас люстр, и многое, многое другое.
Степан Павлович Рябушинский вошёл в историю не только как предприниматель и меценат, но и как учёный и коллекционер, собиравший иконы. Одним из первых он начал реставрировать иконы и доказал их художественно-историческую значимость. Рябушинский даже собирался открыть в своём особняке музей иконы. Вероятно, для этой цели предназначались комнаты на втором этаже, стены которых были обтянуты кожей.
Были в особняке и свои секреты – тайная старообрядческая молельня, расположенная в мансарде северо-западной части дома. Посторонние и не догадывались, что в доме есть такое помещение. С улицы его не разглядеть, да и, войдя в дом, вряд ли можно легко обнаружить. Чтобы пройти в тайную комнату, нужно было подняться на второй этаж, пройти по узкой галерее и – вновь подняться по чёрной лестнице. Стены и купол в молельне покрывает уникальная абстрактная храмовая роспись. Она максимально стилизует небольшую комнату под древнюю церковь.
После революции 1917 года особняк опустел. Вынужденная эмиграция стала для Степана Павловича Рябушинского единственным спасением от обвинений нового режима. Ведь все Рябушинские были объявлены символом отечественной буржуазии и синонимом антинародной сущности российского предпринимательства.
Особняк принадлежал попеременно наркомату по иностранным делам, государственному издательству, психоаналитическому институту, детскому саду. В 1931 году в особняке поселился Максим Горький. Поселился на первом этаже, так как подниматься по двенадцатиметровой лестнице больному писателю было сложно. А наверху устроилась его семья – сын с женой и внучки. В помещении бывшей молельни невестка Горького устроила мастерскую живописи. Вкусы самого Горького отразились в обустройстве кабинета. Рабочий стол, большой, выше обычного и без ящиков, был сделан по просьбе Горького – за таким столом он привык работать. Вдоль стен – шкафы, где разместилась внушительных размеров коллекция – пролетарский писатель собирал резные работы из кости мастеров XVIII–XX веков. При Горьком особняк стал центром культурной и литературной жизни Москвы, здесь за столом у самовара собирались известные люди. Именно в этом доме Иосиф Сталин назвал писателей «инженерами человеческих душ». Здесь в 1936 году Максим Горький (Алексей Максимович Пешков) скончался.
Известно, что необычный особняк вызывал непохожие чувства у людей, проживавших здесь в разное время, – от восторга у молодого Рябушинского до раздражения у Горького, считавшего дом нелепым.
В 1965 году здесь был открыт мемориальный музей Горького. Ну, а сам особняк остается памятником его создателям – Степану Павловичу Рябушинскому и Фёдору Осиповичу Шехтелю.Храм священномученика Климента, папы Римского
Замоскворецкое чудо – так называли и называют храм в честь священномученика Климента папы Римского.
Считается, что первая церковь была построена здесь на рубеже XV–XVI веков у так называемого замосковского Ленивого торжка. Отсюда Ордынская дорога вела в Золотую Орду. Сюда, преодолев моря и реки, привозили свои товары иноземные купцы – «гости». Священномученник Климент очень почитался на Руси, ему молились и о здравии детей, и о воссоединении семей, и о возвращении близких. Он же считался покровителя всех путешествующих по водам.
Возможно, что в возведении храма участвовали и проживавшие здесь «толмачи» – переводчики и «ордынцы» – исполнители воли великого московского князя в Орде.
Есть версия, что первая церковь, посвященная святому Клименту, автору «Первого послания» к Коринфской церкви, была построена в XIV веке. Ведь она хороша видна из расположенного напротив Кремля, который в 1339 году начал перестраиваться после страшного пожара и наводнения, случившихся при Иване Калите. Закладка дубовых стен Московского Кремля началась как раз «месяца ноября в 25 день, на память святого мученика Климента».
Во время царствования Ивана IV Васильевича Грозного, после середины XVI века, по линии нынешнего Климентовского переулка стали селиться стрельцы. Видимо, Свято-Климентовский храм располагался в центре их зареченской слободы. Подтверждение тому в названии этого места обитания стрельцов – Климентовский городок, или острожец, осторожок.
Деревянная Климентовская церковь обозначена на первой карте Москвы, так называемом «Годунове чертеже» 1597 года.
Она занимает особое место в событиях Смутного времени и освобождении Москвы от интервентов. Здесь, у Климентовского острожка, в августе 1612 года казаки из ополчения нанесли первый удар польско-литовским войскам. Интересно, что посланный Дмитрием Михайловичем Пожарским для воодушевления воинов отец Авраамий нашёл уже ликующих казаков по случаю уничтожения неприятеля. Позднее историки отмечали, что «сражение при Климентовском острожке было, как бы, зерном спасения Москвы и России», а сам храм, как свидетель этого важного события, приобрёл «особое историческое значение для Отечества».
После опустошительного «лихолетья» началось постепенное восстановление мирной жизни. Стрельцы вернулись в свои слободы и по православной традиции первым делом взялись за восстановление своего приходского Свято-Климентовского храма с погостом.
В книгах Патриаршего Казённого приказа храм упоминается под 1625 годом. Главный его престол был посвящен священномученикам Клименту, папе Римскому, и Петру Александрийскому. Однако церковь традиционно называли Климентовской.
Замоскворечье стало купеческим, то есть изменило свой облик после того, как Пётр подавил в 1698 году стрелецкий бунт и стрельцов с семьями выселили из слобод Замоскворечья.
Деревянный храм, к тому времени получивший официальное название Знаменский, то есть Знамения Пресвятой Богородицы, простоял до 1756 года и пришёл в полную ветхость. К этому времени Замоскворечье представляло собой тихую «гавань» московского купечества. Основная торговля велась в «большом городе». А здесь, за рекой, текла домашняя жизнь.
Новый каменный храм возводился на средства предпринимателя, коллежского асессора Козьмы Матвеевича Матвеева. В приходе Свято-Климентовского храма этот именитый московский купец имел огромную усадьбу.
Церковь возводилась как храм Знамения Пресвятой Богородицы с двумя приделами: южным – «Климента, папы римского», северным – во имя иконы «Неопалимая Купина». В феврале 1758 года был освящен Свято-Климентовский придел Знаменской церкви.
Но через четыре года «доброхотный и боголюбивый вкладчик» Козьма Матвеевич Матвеев обратился к Московскому митрополиту с просьбой разрешить вместо «настоящей каменной церкви во имя Знамения Пресвятой Богородицы» построить на том же месте «обширную каменную». Московская Духовная консистория перестройку разрешила.
Строительство продолжалось восемь лет. В 1770 году был освящен новый обширный престол во имя Преображения Господня. Так по главному престолу новый храм стал именоваться Преображенским. Но даже в официальных документах гораздо чаще встречалось его древнее, исконное название – Климентовский.
Он стал украшением не только Замоскворечья, но и всей древней столицы. По описи, проведённой в 1770–1771 годы, уникальное творение неизвестного зодчего оказалось в числе пяти «наилучших во всей Москве» храмов.
Удивительно, но авторство этого шедевра барокко до сих остаётся невыясненным. Исследователи приписывали проект храма Варфоломею Варфолоемеевичу Растрелли, Алексею Петровичу Евлашеву, Савве Ивановичу Чевакинскому, Ивану Фёдоровичу Мичурину, Ивану Петровичу Жеребцову и другим. Многие историки считают, что наиболее убедительным кажется предположение об участии в разработке проекта замоскворецкой святыни, воплощенного позднее московскими мастерами, итальянского архитектора Пьетро Антонио Трезини (однофамильца знаменитого зодчего Доменико Трезини).
В 1770 году Козьма Матвеевич Матвеев пожертвовал храму большой колокол. Вдоль южной границы участка Свято-Климентовского храма на средства того же Матвеева были возведены богадельня, дома для духовенства и церковнослужителей.
После пожара 1812 года в Свято-Климентовской церкви оказалась «крыша повреждена, а внутри цела. Иконостасы и святыя иконы невредимы во всех приделах».
Об оригинальном по композиции и великолепно изготовленном иконостасе в описи церковного имущества говорилось: «Иконостас весь резной с колоннами самого лучшаго художества весь позлащен червонным золотом. Нижний ярус: местные иконы писаны самыми лучшими художниками на кипарисе, вообще, и весь иконостас писан при Императорской Академии Художеств».
В церковной ризнице хранились уникальной работы хоругви, напрестольные кресты, высокохудожественные предметы церковной утвари, а также книги в драгоценных переплетах. Самая ранняя – изданное в Москве в 1654 году Евангелие. Но подлинным шедевром являлась напрестольная резная сень в виде балдахина на восьми витых колонках – редчайший образец барочного декоративно-прикладного искусства. В архивных источниках особо отмечались иконы старого письма, относящиеся к XVI веку и бывшие, вероятно, ещё в древнем разобранном храме.
В 1934–1935 годах церковь закрыли, священники были арестованы. Здание храма было передано Публичной библиотеке для фондового хранения.
Община храма была вновь образована в 1991 году.
В начале ХХ века в путеводителе «По Москве» о Свято-Климентском храме говорилось: «Издали, на фоне Замоскворечья, и вблизи храм с пятью его куполами производит одинаково сильное впечатление своей спокойной красивой громадой». Конечно, сегодня, в XXI веке, окружённый современным зданиями, он уже не кажется громадой, но остается единственным в столице барочным пятиглавым соборным храмом. Время сохранило в нём не только неповторимый облик фасадов, но даже неповторимый интерьер.Усадьба Лопухиных
Этот памятник городской усадебной культуры Москвы уникален не только своей архитектурой и своей историей. За более чем три века существования он был связан с именами выдающихся деятелей Российского государства, среди которых Петр I и Екатерина II, род Лопухиных и знаменитый зодчий Матвей Фёдорович Казаков, графы Протасовы, князья Бахметьевы и другие люди, игравшие в жизни России значительную роль.
Усадьба Лопухиных, памятник архитектуры XVII–XIX веков, находится на территории одного из старейших урочищ Белого города Москвы – Чертолье.
С XVI века в этой местности располагалась Ржевская чёрная сотня, населённая торговцами и ремесленниками. Наиболее интенсивным изменениям эта часть города подверглась в конце XVII – первой половине XVIII века, когда в хорошо защищённом каменной стеной Белого города районе старой Москвы стало селиться дворянство, выдвинувшееся при Петре I. Здесь образовались крупные барские городские усадьбы, застроенные жилыми каменными палатами и службами.
За три с лишним века своего существования усадьба многократно перестраивалась, меняя свой облик и назначение.
В основе существующего здания лежит постройка, возведенная около 1689 года Фёдором Авраамовичем Лопухиным. Фёдор Авраамович был отцом первой жены царя Петра I, Евдокии Федоровны. Земля в Чертолье была подарена Лопухиным царем.
Когда его дочь Евдокия в 1688 году стала царской невестой, она получила боярство. В это же время, очевидно, был выстроен боярский дом или перестроен из более раннего. Археологические раскопки ХХвека свидетельствуют о том, что в XVII веке на территории, где был возведён дом Лопухиных, работала мастерская, занимавшаяся плавкой цветных металлов, а неподалеку находилась богатая постройка.
Сразу после постройки дома Фёдором Авраамовичем Лопухиным за строением и закрепилось название Усадьба Лопухиных.
После казни в декабре 1718 года брата Евдокии Лопухиной, Авраама Фёдоровича, осужденного по розыскному делу царевича Алексея, усадьба была конфискована в казну. В усадьбе содержали пленных шведских офицеров и генералов. Затем Пётр I передал усадьбу голландскому коммерсанту Ивану Тамесу. Предприимчивый голландец разместил здесь один из филиалов своей полотняной фабрики.
В 1727 году новый российский император Петр II освободил из заключения первую жену Петра I и свою бабушку Евдокию Фёдоровну Лопухину. Пётр I в своё время сослал её в Суздаль, а в 1698 году она была пострижена в монахини. После процесса царевича Алексея, состоявшего в тайной переписке со своей матерью, Евдокию Фёдоровну в 1718 году направили в Ладожский Успенский монастырь, а в 1725 году заточили в Шлиссельбургской крепости.
По указу её внука, Петра II, Евдокию перевели из Шлиссельбургской крепости в московский Новодевичий монастырь, где ей оказывали царские почести. На её содержание было определено 4500 рублей в год.
В январе 1728 года император Пётр II со своим двором выехал из Петербурга в первопрестольную, которая вновь стала столицей Российского государства. Вслед за царским двором переехали в Москву и все высшие государственные учреждения. Под страхом «нещадного» наказания кнутом запрещено поднимать разговор о возвращении столицы в Петербург. По приезде Петра II в Москву сумма содержания Евдокии Лопухиной была увеличена до 60 тысяч рублей ежегодно, и император проявлял к ней знаки уважения. Усадьба Лопухиных была возвращена оставшимся в живых родственникам.
Изменения в жизни усадьбы вновь произошли во времена правления императрицы Екатерины II. В 1774 году усадьба Лопухиных вошла в состав Пречистенского дворца.
Он был построен в сентябре – декабре 1774 года на Волхонке по приказу Екатерины II в честь празднования Кючук-Кайнарджийского мира, заключенного с Турцией. Возведение дворца, вместившего в себя Тронный зал и другие парадные помещения, было поручено Матвею Фёдоровичу Казакову. В усадьбе Лопухиных, связанной переходами с другими частями дворца, размещались высшие придворные лица. К этому времени относится самый ранний из известных планов усадьбы.
В 1775 году Екатерина поселилась в этом дворце, являвшемся, по её словам, «торжеством путаницы». Она возмущалась: «Прошло часа два, прежде чем я узнала дорогу к себе в кабинет». А в кабинете ей приходилось сидеть «между тремя дверями и тремя окнами», потому что весь дворец состоял из дверей: «Я в жизнь мою столько не видала их», – восклицала Екатерина. Весь 1775 год Екатерина II провела в Москве. И почти все время, за исключением летних месяцев в Коломенском, жила в Пречистенском дворце.
Когда последний из Лопухиных покинул усадьбу, неизвестно. Но в 1792 году среди списков домовладельцев Лопухины в этом квартале уже не упоминаются.
В 1802 году дом-усадьба принадлежал вдовствующей действительной тайной советнице графине Протасовой Варваре Алексеевне. В то время к восточному фасаду Главного дома был пристроен портик с колоннами на фронтоне, который украсил фамильный герб Протасовых.
В 1830‑х годах дом у Протасовых снимал генерал-майор Дмитрий Николаевич Бологовский, участник войны 1812 года, побывавший в сражениях при Бородине и Лейпциге. Он был давним знакомым отца и дяди Александра Сергеевича Пушкина. Не исключено, что сам поэт, также знавший Бологовского, бывал здесь. Затем Бологовский был назначен членом комиссии по построению в Москве храма Христа Спасителя, принимал деятельное участие в борьбе с появившейся в Москве холерой.
В 1850 году усадьба перешла к Анне Петровне Бахметьевой, урождённой графине Толстой.
Следующим хозяином усадьбы был князь Александр Дмитриевич Оболенский. Он получил её в наследство от своей тетушки Анны Петровны Бахметьевой, не имевшей детей.
С 1891 года хозяйкой усадьбы была фрейлина государыни императрицы Мария Михайловна Петрово-Соловово. Мария Михайловна была племянницей драматурга Александра Васильевича Сухово-Кобылина.
После 1917 года усадьба Лопухиных использовалась под жилые и административные нужды. В 1920‑х годах в ней располагался филиал музея Маркса – Энгельса, а затем жилые коммунальные квартиры. С 1965 года здесь размещался один из трестов Министерства тяжёлого машиностроения.
В конце 1989 года здание старинной усадьбы Лопухиных было предоставлено для создания Центра-Музея имени Н.К. Рериха.
В 1995–1997 годах была проведена полная реставрация фасадов главного дома. Тогда же в соответствии с архивными чертежами возведён тамбур главного входа и юго-западное крыльцо. Тогда же усадьба вновь обрела свою ограду. К 1999 году была полностью восстановлена историческая анфиладная планировка второго этажа, сложившаяся в 70‑е годы XVIII века. В интерьерах воссозданы печи, дубовые паркетные полы, мраморный со вставками из лазурита камин с зеркалом, а в Мемориальном зале – колонны из искусственного мрамора и парадное зеркало в позолоченной раме. Мемориальный и Каминный залы украсили хрустальные люстры, выполненные по образцам XVIII века.
Четвёртый век жизни усадьбы, давно уже ставшей памятником истории и культуры Москвы, вновь наполнен событиями, которые, несомненно, пополнят историю этого удивительного дома интересными фактами.Церковь Святителя Григория Неокесарийского Чудотворца в Дербицах
За «благолепие» эту церковь всегда называли «Красной». И, конечно, это народное определение как нельзя лучше отражает подлинную красоту этого удивительного храма.
Одну из самых красивых в Москве церквей – в память Григория Неокесарийского Чудотворца в Дербицах – в стиле «русское узорочье» стали возводить в 1667 году, но история его началась намного раньше.
Земли эти весной заливались водой Москвы-реки и оттого назывались «дебрью», что означало «топкую низину». От слова «дебри» и образовалось название урочища «Дербицы». Это одна из версий, но есть и другие. Слово диалектное, имеет несколько значений: небольшая поляна в лесу, низменный берег, пойма.
Здесь в XV веке и возвели первую Григорьевскую церковь. В Московском великом княжестве праздник св. Григория Неокесарийского оказался связанным с важным историческим событием. В этот день, 17 ноября 1445 года, возвратился в столицу из ордынского плена великий князь Василий II Васильевич.
Василия II Тёмного, сына великого князя Василия I Дмитриевича и Софьи Витовтовны, считают одним из самых трагических персонажей русской истории. Но именно в годы его правления происходят многие знаковые события. Так, например, Русская православная церковь становится самостоятельной и начинает сама избирать патриарха, который отныне носит титул патриарх Московский и всея Руси. Василий II Васильевич Тёмный ликвидирует практически все уделы великого княжества Московского. Случилось так, что летом 1445 года хану Улу-Мухаммеду, потомку Тохтамыша, удалось захватить великого князя в плен. Это произошло вблизи Евфимиева монастыря на берегу Нерли. Только 17 ноября 1445 года великий князь возвратился в столицу. Вскоре он был снова пленён, но уже боровшимися с ним за власть князьями Дмитрием Юрьевичем Шемякой и Иваном Андреевичем Можайский. Они-то и ослепили Василия. За что он и получил прозвище Тёмный. В 1452 году Василий Тёмный выступил из Москвы в последний поход на Дмитрия Шемяку. Шемяка, засевший в Устюге, бежал. Так завершилась феодальная война, длившаяся четверть века.
Ещё находясь в плену в Орде, князь Василий дал обет, что построит церковь на том месте, с которого увидит стены Кремля. А назовёт в честь святого, память которого в тот день будет праздноваться. Всё произошло в день памяти святителя Григория Неокесарийского Чудотворца. В память об освобождении из плена Улу-Мухаммеда, по преданию, в Замоскворечье и возвели деревянную церковь Григория Неокесарийского. Тогда ещё не было улицы Полянки. Название улицы официально появилось лишь в XVIII столетии, но в те времена, когда была основана церковь, здесь действительно начинались большие поля. Они простирались далеко за пределы города, и среди них проходила старая дорога из Кремля на Серпухов. Эти поля и дали название старинной московской улице.
В письменных источниках Григорьевский храм впервые упоминается в 1625 году, во времена правления царя Михаила Фёдоровича Романова.
После эпидемии чумы, разразившейся в Москве, ко времени вступления на престол Алексея Михайловича храм окончательно запустел.
Случилось так, что в 1660 году священник Григорьевского храма Андрей Саввинович Постников стал духовником царя. В 1665 году царь перевёл его в кремлевский Благовещенский собор, где была домовая царская церковь.
Именно Постников в 1671 году венчал Алексея Михайловича с Натальей Кирилловной Нарышкиной, матерью Петра I. Священник сумел упросил Алексея Михайловича разрешить ему построить в Замоскворечье новый каменный храм. Царь разрешил и, мало того, взял строительство, которое началось в 1668 году, под свой контроль. Новый храм стали возводить чуть севернее его деревянного предшественника. Алексей Михайлович дважды ездил к обедне в строящуюся церковь. Есть версия, что он и финансировал возведение храма. Кстати, именно царь Алексей Михайлович, как сообщают исторические источники, приказал стены храма «прописать суриком в кирпич», «стрелки у шатра перевить» «и расписать бирюзой и белилами». Начало строительства благословил святейший патриарх Никон, а освятил построенную церковь святейший патриарх Иоаким в присутствии царя Фёдора Алексеевича.
По своей архитектуре церковь относится к московскому типу пятикупольных храмов с шатровой колокольней.
Камень для храма привозили из знаменитого подмосковного села Мячкова, из той же каменоломни, где брали камень для строительства белокаменных (и первых каменных) стен Московского Кремля при князе Дмитрии Донском. Позднее, в XIX столетии, там будут брать камень для строительства первого храма Христа Спасителя на Воробьёвых горах. В то время это село уже будет вотчинным владением отца Александра Герцена, богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева.
Архитекторами нового храма были русские царские зодчие Иван Кузнечик и крепостной из Костромы Карп Губа. Великий мастер Степан Полубес сделал девять тысяч знаменитых поливных изразцов в стиле «павлинье око». Эти дивной красоты изразцы принесли храму всемосковскую славу. А среди иконописцев, царских изографов, трудившихся над росписью храма и над его образами, был сам Симон Ушаков. Раньше во втором ярусе было устроено подобие хор, что указывало на дворцовый характер церкви.
Во второй половине XVIII столетия у храма появился придел во имя св. Григория Богослова.
После страшной для Москвы повальной холеры 1830 года в храме был устроен придел Боголюбской иконы Божией Матери, которой молились во время эпидемии. Холера бушевала в Москве с сентября 1830 года и стихла в декабре. Такого страха и такого единого воодушевления на борьбу со свирепой болезнью не было со времен Отечественной войны 1812 года, когда Москва давала отпор Наполеону. Святитель Филарет устроил общий молебен – московские священники с крестным ходом обходили свои приходы, а сам митрополит коленнопреклоненно молился в Кремле. По всей Москве объявили строжайший карантин и оцепили её военными кордонами. Кстати, из-за тех кордонов Александр Сергеевич Пушкин не мог попасть в город к невесте и дважды возвращался в Болдино.
В 1834 году у Григорьевского храма была построена ограда по линии улицы с фигурным завершением ворот.
Среди знаменитых прихожан храма была великая княгиня Елизавета Фёдоровна, которая была здесь частой гостьей в начале ХХ века.
После революции 1917 года первоначально храм не закрыли. Но в 1930 году решили снести старинную шатровую колокольню храма для расширения тротуара. Её чудом отстояли – только в самом нижнем ярусе пробили сквозной проход.
В 1935 году храм всё-таки закрыли. Иконы его передали в Третьяковскую галерею.
К 1965 году храм, отданный под различные учреждения, обветшал и был отреставрирован. В нём разместили производственно-художественный комбинат. Говорят, что там же была и некая тихая «контора» по официальной перекупке старинных икон. Иконы закупали у населения и потом перепродавали за границу любителям русского «антиквариата».
В 1990 году церковь святителя Григория Неокесарийского Чудотворца, единственную освященную во имя этого святого, вернули верующим.
Уникальный памятник русской истории и архитектуры сумел сохранить свой неповторимый облик и непреходящую красоту.Особняк Хрущёвых – Селезнёвых, Государственный музей А.С. Пушкина
К этому зданию на Пречистенке, 12 можно прийти, прогуливаясь по Волхонке из Кремля или по бульварам от Тверской, Гагаринским переулком, Сивцевым Вражком с Арбата или Остоженкой с Садового кольца. И сюда стоит прийти. Этот дом известен не только в России, но и за рубежом. Известен всем, кто знает, любит и ценит творчество великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Государственный музей А.С. Пушкина является одним из крупнейших литературных музеев и культурных центров России и Европы. В основе собрания музея – материалы, связанные с жизнью и творчеством поэта, историей литературы и пушкиноведения, художественные коллекции произведений искусства конца XVIII – начала XIX века, мемориальные вещи и бытовые предметы эпохи.
История усадьбы, где расположился музей, традиционно отсчитывают с того времени, когда разрушенная пожаром 1812 года Москва отстраивалась заново. До войны 1812 года домом владели известные семьи князей Зиновьевых, Мещерских, Васильчиковых, Барятинских.
Летом 1814 года остатки усадьбы, принадлежавшей князьям Барятинским, купил участник войны с французами, богатый тамбовский помещик Александр Петрович Хрущёв.
Новый особняк на месте недавнего пепелища возводили архитекторы Дементий Иванович (Доменико) Жилярди и Афанасий Григорьевич Григорьев. И Жилярди, и Григорьев вместе с Осипом Ивановичем Бове считаются наиболее яркими представителям московского ампира.
В то время Дементий Иванович Жилярди и Афанасий Григорьевич Григорьев работали архитекторами в Воспитательном доме. Причём Афанасий Григорьевич был помощником Дементия Ивановича. Дом Хрущёву не единственная их совместная работа. Среди созданных ими совместно творений – здание Опекунского совета Воспитательного дома, усадьба Усачевых-Найдёновых. Когда Жилярди уедет в Швейцарию, Григорьев станет архитектором в ведомстве Воспитательного дома, заняв место своего учителя и руководителя.
К дому, возведённому для Александра Петровича Хрущёва на Пречистенке, примыкали многочисленные служебные постройки и небольшой живописный сад с садовым павильоном.
Дом вскоре стал известен москвичам, они с удовольствием ездили к Хрущёвым обедать, танцевать, слушать музыку или играть в карты.
Огромный, нарядный особняк Хрущёвых в стиле русский ампир является «современником» поэта. И хотя документального исторического подтверждения того, что Александр Сергеевич Пушкин бывал среди гостей дома, пока не обнаружено, доподлинно известно, что поэт очень хорошо знал эту часть Москвы, часто бывал в домах своих московских знакомых и друзей, живших по соседству. Кроме того, при столь обширных связях Хрущёвых, принимавших у себя едва ли не «всю Москву», можно предположить, что поэт мог быть в числе приглашённых на бал или званый вечер.
Вместе с большой семьей Александр Петрович Хрущёв прожил здесь четверть века. После смерти Александра Петровича в 1842 году (он похоронен на кладбище Донского монастыря) усадьбу приобрели торговцы чаем Рудаковы. Чайный бизнес в то время в России процветал. Известно, что в середине XIX века Россия в среднем закупала 360 000 пудов чая в год. Ежедневно только в Москве открывалось более трёхсот чайных и других чаепитейных заведений. При императоре Александре II чай вводится в обязательный рацион русской армии, а затем в мирное время полностью заменяет солдатскую «винную порцию». И понятно, что торговцы чаем очень скоро становились миллионерами. Не стали исключением и Рудаковы. Вскоре чайные миллионеры Рудаковы присмотрели себе иной особняк.
Усадьбу Хрущёвых приобрела семья штабс-капитана в отставке Дмитрия Степановича Селезнёва. Штабс-капитан Селезнёв высоко ценил прекрасные интерьеры с росписью стен и потолков и сохранил некоторые из них, в том числе отделанные мрамором бальный зал и гостиную с каминами.
Дочь хозяина дома уже в начале XX столетия решила увековечить память о своих родителях, передав усадьбу московскому дворянству для устройства в ней детского приюта имени Анны Александровны и Дмитрия Степановича Селезнёвых. Так у особняка на Пречистенке появилось двойное название «Усадьба Хрущёвых – Селезнёвых».
После октября 1917 года детский приют закрыли, а его воспитанники пополнили ряды российских беспризорных.
В 1924 году дом занимал Музей игрушки. Затем, в апреле 1940 года, здание было передано Литературному музею для создания в нем постоянной экспозиции, посвященной Владимиру Маяковскому. Дата открытия выставки совпала с началом Великой Отечественной войны, и идея с экспозицией трибуна революции реализована не была.
В первые послевоенные годы особняк принадлежал Министерству иностранных дел, а потом его вновь возвратили Литературному музею. В августе 1949 года здесь открылась юбилейная выставка «А.С. Пушкин. 150 лет со дня рождения». Это была вторая в столице выставка после знаменитой экспозиции в 1937 году. Тогда, в год столетия со дня гибели Пушкина, в Государственном Историческом музее на Красной площади развернулась одна из самых больших в истории русской культуры юбилейная Пушкинская выставка. Здесь впервые были собраны воедино рукописи поэта, мемориальные вещи, издания его сочинений на всех языках, наиболее интересные и ценные предметы, характеризующие жизнь, творчество Пушкина, его эпоху. В дальнейшем значительная часть экспонатов была передана в город на Неве и стала основой для создания Всесоюзного музея А.С. Пушкина на набережной Мойки, 12.
Выставка 1949 года была намного скромнее, но не менее значимая. А главное, она инициировала следующее специальное постановление правительства об учреждении в Москве музея великого поэта, что восстанавливало историческую справедливость. Ещё близкий друг Александра Сергеевича Пушкина Пётр Андреевич Вяземский называл поэта «родовым москвичом». Пушкин родился в Москве, здесь прошли его детские годы, именно в московском журнале «Вестник Европы» за 1814 год была первая пушкинская публикация. Конечно, Москва, родной город поэта, на протяжении многих десятилетий бережно хранила память о своём великом сыне. Но настоящего музея поэта в столице не было.
К следующей годовщине со дня смерти Пушкина, в 1957 году, для будущего музея был выделен великолепный особняк Хрущёвых-Селезнёвых.
Однако усадебный дом, великолепный образец московского ампира, находился к тому времени в аварийном состоянии и требовал серьезного ремонта. Кроме того, новорожденный музей оказался в очень трудном положении ещё и потому, что у него не было экспонатов. В рекордно короткий срок, за три года, удалось собрать из других музеев, архивов и библиотек вещи, связанные с Пушкиным. Уже тогда они представляли внушительную коллекцию. 6 июля 1961 года, после трёхлетней реставрации, в музей пришли первые посетители.
Сегодня, в результате реконструкции музей, расположенный в старинной дворянской усадьбе, превратился в многофункциональный музейно-культурный центр для самой разнообразной научной, экспозиционно-выставочной, концертной и педагогической работы. Кроме экспозиций, для посетителей открыты выставочные, уютные концертный и конференц-залы, библиотека и читальный зал, детские игровые комнаты. Все это объединено в единое культурное пространство.Особняк Кекушева на Остоженке
Этот шедевр стиля модерн на Остоженке напоминает настоящий замок. Пусть и не очень большой. Но со всеми присущими замку атрибутами.
Особняк-замок принадлежал в начале ХХ века одному из главных творцов московского модерна – Льву Николаевичу Кекушеву. Точнее, его жене.
Со времени постройки, а он возводился в 1900–1903 годах, особняк стал считаться выдающимся достижением модерна в Москве.
Лев Николаевич был выпускником Института гражданских инженеров в Санкт-Петербурге. По окончании института с правом на чин 10-го класса по табели о рангах Кекушева зачислили в Техническо-строительный комитет МВД.
Вскоре молодой специалист переехал в Москву и поступил на стажировку к Семёну Семёновичу Эйбушицу (Эйбушитцу). Семён Семёнович, выходец из Австрии, был известным в Москве архитектором и художником. В качестве помощника Эйбушица в эти годы Кекушев участвует в постройке Центральных бань и Охотного Ряда.
За время совместной работы Кекушев овладел различными прикладными декоративными техниками: ковкой, гальванопластикой, травлением по стеклу и металлу.
В 1893 году, закончив стажировку, Кекушев открывает собственное архитектурное бюро. Лев Николаевич отдаёт предпочтение преимущественно частной практике и преподаванию. Преподавал он в Московском Техническом училище и в Строгановском художественно-промышленном училище. В Строгановском училище он обучает студентов серебрению, железной ковке и композиции. Затем его приглашают на работу в Московское инженерное училище путей сообщения.
В те же годы он находился на посту участкового архитектора и уже самостоятельно построил здание для богадельни имени Гера на Верхней Красносельской улице. Это был исключительный случай в его практике, так как в оформлении здания он использовал элементы мавританского стиля.
Первым зданием, построенным Львом Николаевичем Кекушевым в стиле модерн, был доходный дом в Варсонофьевском переулке. В наши дни дом был перестроен. Фасад здания при перестройке сохранили, а внутренние интерьеры были полностью утрачены.
Продемонстрированную зодчим новую манеру поддержали основные московские застройщики и меценаты. К архитектору приходит известность и финансовый успех, он становится одним из самых популярных специалистов в этой сфере.
В 1898 году Лев Николаевич строит для своей семьи дом в Глазовском переулке (дом № 8).
Растительные орнаменты, каменный цоколь и редкие ордерные фрагменты в отделке дома поражали всех, кто видел дом. Это здание так понравилось фабриканту Отто Листу, что он предложил архитектору продать ему дом за небывало большую сумму. Лев Николаевич согласился, и у здания появился новый хозяин.
Дом в Глазовском переулке отчётливо показал, что архитектор придерживается традиции нового стиля – модерна. Стиль модерна зародился в Европе в конце XIX века. Заявив о себе, он отбросил существовавшие до него каноны пространственного построения зданий и их декоративного оформления. Новые идеи в разных странах мира дали свои национальные особенности и направления этого стиля: франко-бельгийский ар-нуво, немецкий югенд-стиль, австрийский сецессион, русский модерн и так далее. Первую в мире постройку в стиле модерн осуществил бельгиец Виктор Орта. Виктор Орта был знаменит тем, что первым перенёс графику художников модерна в пластику камня. Считается, что бельгийский модерн был очень чувственным, каким стал затем и русский модерн. Стиль Кекушева наиболее близок к раннему бельгийскому модерну Виктора Орта. В России этот стиль модерна окрестили франко-бельгийским.
Кекушев не остановился на создании особняков, напротив, он старался проектировать сооружения различного функционального назначения. При этом не отступая от варианта бельгийского модерна, а развивая его.
Так, в 1898 году Кекушев занимался строительством железнодорожной станции Одинцово, строил здание вокзала в Царицыно, в 1899–1900 годах совместно с Сергеем Сергеевичем Шуцманом построил Никольские (Иверские) торговые ряды. Также вместе с Шуцманом Кекушев перестраивал другие особняки.
В 1898 году Льва Николаевича Кекушева назначили на пост главного архитектора Московского домостроительного общества, занимавшегося строительством гостиницы «Метрополь». Новые владельцы наняли Кекушева управлять строительством после ареста Саввы Мамонтова. Считается, что участие Льва Николаевича Кекушева, вероятно, было главным фактором успеха этого проекта. В то же время он был выбран главным архитектором Санкт-Петербургского общества страхования, планировавшего начать в Москве строительство фешенебельных особняков в новом стиле модерн.
В 1900 году он приступил к постройке особняка на Остоженке.
При взгляде на здание кажется, что его облик в целом заимствован из средневековой европейской архитектуры. Но Средневековье причудливо преломляется архитектором. Становится некой игрой. Автор лишь берёт средневековые сюжеты за основу, преобразуя их в соответствии с принципами стиля модерн. В результате изменяются пропорции здания, подчеркивается глубина ниш и оконных проемов, а толща стен превращается в своего рода скульптурную массу.
Особняк увенчан романтической многоярусной гранёной островерхой башенкой с высоким шатром, что придаёт ему ещё большую схожесть со средневековым замком. Башенка втиснута между сильно расчленёнными основными объёмами здания, узкие вертикальные фасады которых обращены в разные стороны.
Проектируя особняк, архитектор искусно сгруппировал объёмы разной высоты, живописно украсив их лепниной. Придав асимметричность композиции, он выгнул контуры проёмов, использовал обилие растительных мотивов в орнаменте.
Особую эффектность здание приобретает благодаря красно-белой обработке его стен. Гладкая поверхность стен сочетается с кирпичной кладкой и декоративными щипцами, украшающими здание.
Ярким приёмом стиля модерн стала внутренняя группировка помещений обоих этажей, в основном парадных, вокруг лестницы. Над этими парадными комнатами располагались жилые мансарды.
Однако через несколько лет после постройки здания супруги развелись, и дом был продан, поэтому в литературе особняк известен также как Дом Смитского.
Авторским знаком Кекушева, своеобразным автографом, были статуя или барельеф льва в своде здания. Так Лев Николаевич обыгрывал своё имя. Был такой автограф и на здании на Остоженке. В своём особняке архитектор установил скульптуру льва на высоком фронтоне главного уличного фасада. Скульптурная фигура была выполнена архитектором Отто Вагнером по образцу львов с плотины и шлюза в Нюссдорфе, в Вене.
Но судьба этого знака неизвестна. Как, впрочем, оказалась неизвестной судьба самого выдающегося архитектора после 1917 года. Все исследователи сходятся во мнении, что Лев Николаевич трагически погиб в пожаре Гражданской войны, как и миллионы других ни в чём не повинных русских людей.
А вот уникальное творение зодчего сохранилось и не потеряло того чистого обаяния, которое так свойственно раннему модерну.Особняк Фёдора Осиповича Шехтеля на Большой Садовой
Вот уже второе столетие этот особняк на Большой Садовой улице поражает гармонией единого целого: ничего лишнего и при этом очень стильно.
Этот небольшой двухэтажный особняк – этап работы зрелого мастера, каким в 1909 году уже был архитектор Фёдор Осипович Шехтель.
Именно в 1909 году Фёдор Осипович решает построить дом на участке, который он купил ещё в 1900 году. Построить не по заказу, которых он уже к этому времени выполнил немало, чем, конечно, и снискал себе заслуженную славу, а – для себя.
К этому времени за плечами у самого модного архитектора Москвы множество удивительных построек. Он уже проявил себя первоклассным зодчим, сценографом, художником книги и графики, мастером прикладного искусства, педагогом. Свой творческий путь Фёдор начал в Москве, где волею судьбы он оказался в доме легендарного Павла Михайловича Третьякова.
На выбор Шехтелем профессии повлиял Александр Степанович Каминский. Крупный архитектор второй половины XIX века, он был женат на сестре Павла Третьякова Софье Михайловне. Каминский – талантливый проектировщик, одарённый акварелист, знаток русского и западных средневековых стилей, был преподавателем в училище живописи, ваяния и зодчества. Сегодня его не знают по имени, но хорошо знают его здания, определившие облик старой Москвы. Как архитектор Московского купеческого общества, Александр Степанович Каминский строил много и хорошо. В его работах можно найти и готику, и русские мотивы, и помпезные башенки, в общем то, что назовут эклектикой. Он же автор первого этапа постройки здания Третьяковской галереи.
Ученик Константина Тона и учитель Фёдора Шехтеля, Александр Степанович связал две эпохи в русской архитектуре в её переходный, пореформенный период второй половины XIX века. Ведь именно тогда появились прообразы деловых центров, доходных домов, выставки-ярмарки и прочие атрибуты бурного капиталистического развития.
Ещё до поступления в Московское училище живописи, ваяния и зодчества молодой Шехтель работал в мастерской Каминского. С конца 1870‑х годов Шехтель начинает трудиться самостоятельно. Но в первое время занятия архитектурой занимают в его творчестве сравнительно скромное место. Шехтель иллюстрирует и оформляет книги, журналы, рисует виньетки, адреса, театральные афиши, обложки для нот, меню торжественных обедов. В училище Шехтель познакомился и подружился с братом Антона Павловича Чехова художником Николаем Чеховым. Вместе с ним после училища Шехтель пишет иконы и создает монументальные росписи.
В середине 1880‑х годов по настоянию А.С. Каминского Фёдор Шехтель работает у архитектора Константина Викторовича Терского. Так в мастерских Каминского и Терского Шехтель прошёл прекрасную школу. Его учителя находились тогда в расцвете творческих сил и были в числе тех мастеров, творческими усилиями которых происходило превращение облика Москвы дворянской в капиталистическую.
Большое место в деятельности молодого Шехтеля до начала 1890‑х годов занимает работа театрального художника. Выступая в роли художника, создателя эскизов костюмов, декораций, афиш и программ, он в то же время являлся архитектором-проектировщиком. По проектам Шехтеля в парках сооружались театры и открытые эстрады, павильоны, киоски, галереи. В таком же духе сооружались постройки по его проектам для народных гуляний и праздников на открытом воздухе и в закрытых помещениях типа Манежа и залов Благородного собрания. И эта деятельность позднее найдет продолжение в проектировании театров и народных домов.
Всё это предопределило его творческие интересы, особенности. Именно в ранний период творчества Фёдора Осиповича сформировался его индивидуальный стиль, благодаря которому он оставил яркий след в истории архитектуры.
Строительство дач, особняков и отделка интерьеров московских домов разветвленной фамилии Морозовых, сопутствовавшие этим работам творческий успех и признание определили дальнейшую судьбу молодого Шехтеля.
Одним из первых наиболее зрелых творений Шехтеля по праву можно назвать особняк, построенный по его проекту на улице Спиридоновка. В 1902 году Шехтель, отложив все заказы, безвозмездно взялся за перестройку Художественного театра в Камергерском переулке (ныне МХТ). В 1906–1907 годах по проекту Шехтеля было построено новое здание Ярославского вокзала.
Каждое новое крупное произведение Шехтеля было открытием, развивало стилистику русского модерна. Он виртуозно владел не только формой, но и пространством. Например, владение пространством позволило Шехтелю с блеском реализовать в особняке Рябушинского принцип организации помещений по спирали, вокруг спиралевидного завитка его великолепной мраморной лестницы-волны.
Творческая энергия и неповторимый талант Шехтеля неустанно развивались. Каждое его новое творение представляло собой новые неповторимые замыслы, новые идеи.
Как все постройки Фёдора Осиповича Шехтеля, особняк на Большой Садовой стал воплощением уникального стиля.
Торжественный фасад украшен портиком из четырёх колонн. Кажется, что в нём есть большое сходство с особняками начала XIX века. Но это сходство обманчиво. Стилистика классических усадеб стала отправной точкой для творческого осмысления и создания по-настоящему оригинального здания. Ведь особняк построен почти сто лет спустя после постройки тех зданий, которые послужили его прототипом.
Это здание очень оригинально во многих архитектурных решениях.
Никогда Шехтель не достигал такой прозрачности во взаимодействии плана и объёмов, как в особняке на Большой Садовой, никогда так естественно и гармонично малейшие нюансы планировки не находили отражения в композиции фасада.
Пространственным ядром здания является двухсветный холл, выходящий на уличный фасад гигантским окном.
Каждой детали здания придана особенная значительность. Особняк на первый взгляд может показаться простым, но, если к нему присмотреться, то для зрителя откроется удивительная элегантность и изысканность постройки. В этом и состоит оригинальность этого здания.
Во дворе находился палисадник и флигель-мастерская, в которой работал знаменитый архитектор.
Революция, а затем Гражданская война свернули всё строительство. Работы у архитектора не стало. В 1918 году особняк был национализирован, а зодчий с семьёй выселен. У Фёдора Осиповича Шехтеля с Натальей Тимофеевной было трое детей. Сын Лев стал живописцем и теоретиком искусств, дочь Вера художником-оформителем, а Екатерина занималась воспитанием племянников и их детей.
Автор более пятидесяти московских домов и особняков, Фёдор Осипович Шехтель скитался по разным квартирам столицы. При этом занимал высокие посты, был председателем Архитектурно-технического совета Главного комитета государственных сооружений, председателем художественно-технической комиссии при НТО ВСНХ, преподавал во ВХУТЕМАСе. В конце концов его приютила дочь Вера Фёдоровна Шехтель (Тонкова). Там, в коммуналке, в доме на Малой Дмитровке (д. 25), у своей дочери, в 1926 году он и скончался.
Говорят, что порой один из самых выдающихся архитекторов России любил прогуливаться по улицам Москвы. Но ходить по Большой Садовой, где стоял его дом, не любил. Дом Фёдора Осиповича Шехтеля стоит и радует глаз и по сей день.Ансамбль старообрядческих храмов у Рогожской заставы (в Рогожской слободе)
Все проезжающие по внешней стороне высокой эстакады Третьего транспортного кольца на подъезде к пересечению с шоссе Энтузиастов видят взметнувшуюся ввысь ослепительно белую колокольню. Это храм-колокольня Успения Богоматери. Она стала своего рода высотным ориентиром удивительного места, существующего в Москве. Город в городе. Мир в мире. Отдельный, но неотрывный от истории страны, от истории русского народа. Это так называемая бывшая Рогожская старообрядческая слобода. А храм-колокольня – одно из строений целого ансамбля храмов Рогожского старообрядческого кладбища.
Поделиться книгой: